За три дня Гермиона успела примириться и с кроватью, на которой она теперь сидела почти все время, и с безвкусной едой, и даже, немного, с неизвестностью. В ней не было отчаяния, ее не сломили, ей дали время на передышку, и она им умело воспользовалась. Гарри ещё жив, Рон будет ее искать. Все, что требуется от самой Гермионы, — держаться и, если появится возможность, бежать. Бегает она неплохо. Дверь открылась. Гермиона вжалась в подушки. Сердце в груди замерло, она забыла, как дышать.

— Я, конечно, не знаю, как принято у Гриффиндорцев, но у нормальных людей, если девушка с порога залезает тебе на колени, а через пару минут садится на лицо, то в конце она хотя бы поблагодарит за вечер или узнает планы на завтра. — Малфой сложил руки на груди и смотрел на неё немного свысока. — А я даже не успел спросить тебя, как прошёл день, Грейнджер.

— Если тебе хотелось этого так сильно, что ты стащила у Поттера мантию и пробралась в вагон, так поцелуй меня, — сказал он и на выдохе прошептал: — Грейнджер. Если бы Гермионе было куда падать, она бы упала. Но падать было некуда.

— Иногда ты напоминаешь мне моего однокурсника, — сказала Гермиона ровным спокойным голосом. Малфой задержал дыхание. Она заговорила первой. Кого Грейнджер имела в виду? — Скажи, что он красавчик, — выдавил Драко из себя. — Это так, он действительно красавчик, как ты говоришь. Это он впервые назвал меня грязнокровкой.