За три дня Гермиона успела примириться и с кроватью, на которой она теперь сидела почти все время, и с безвкусной едой, и даже, немного, с неизвестностью. В ней не было отчаяния, ее не сломили, ей дали время на передышку, и она им умело воспользовалась. Гарри ещё жив, Рон будет ее искать. Все, что требуется от самой Гермионы, — держаться и, если появится возможность, бежать. Бегает она неплохо. Дверь открылась. Гермиона вжалась в подушки. Сердце в груди замерло, она забыла, как дышать.

— Я, конечно, не знаю, как принято у Гриффиндорцев, но у нормальных людей, если девушка с порога залезает тебе на колени, а через пару минут садится на лицо, то в конце она хотя бы поблагодарит за вечер или узнает планы на завтра. — Малфой сложил руки на груди и смотрел на неё немного свысока. — А я даже не успел спросить тебя, как прошёл день, Грейнджер.

— Иногда ты напоминаешь мне моего однокурсника, — сказала Гермиона ровным спокойным голосом. Малфой задержал дыхание. Она заговорила первой. Кого Грейнджер имела в виду? — Скажи, что он красавчик, — выдавил Драко из себя. — Это так, он действительно красавчик, как ты говоришь. Это он впервые назвал меня грязнокровкой.

— Если тебе хотелось этого так сильно, что ты стащила у Поттера мантию и пробралась в вагон, так поцелуй меня, — сказал он и на выдохе прошептал: — Грейнджер. Если бы Гермионе было куда падать, она бы упала. Но падать было некуда.

Он сам был этим змеем. Он пытался взлететь, но ветер был сильнее его, и что-то в нем самом не давало удержаться в воздухе. Но целуя ее, весь ощущая это — новое, знакомое и незнакомое, доступное и ускользающее, ложное и настоящее, Драко чувствовал, он знал, что может все.

— Говорят, что в большинстве историй люди тонут в своих иллюзиях. Но ведь с нами такого не случится? — она посмотрела ему в глаза, и Драко провел по ее волосам ладонью, приглаживая пряди, которые в солнечном свете казались золотыми. — Никогда.

Каждую минуту кто-то умирает, а им был дан еще один день.

— Так что бы хотела изменить в своей жизни самая умная ведьма столетия? — спрашивает Драко. И Гермиона не может найти ответ, хотя знает прекрасно: все, что она хочет, — это остаться с ним.

Именно зелье похоти решила подлить ему Гермиона. Оно безопасно. Просто Малфой, вместо того чтобы думать о снитче, будет думать о сексе чуть больше, чем обычно.

Он выглядит так расслабленно, как будто ему не холодно в его тонкой водолазке ранним утром, как будто он все еще там, в Выручай-комнате, с друзьями, сейчас достанет сигарету. И скажет вслух, какое его желание она должна исполнить.

Драко Малфой находится под проклятием дракона. Чтобы снова стать человеком, ему нужно жениться на юной девственнице. Кому как не Гермионе Грейнджер прийти ему на помощь?

У них есть только один запрет, который придумала она сама, — никогда не целоваться.

В комнате, где они стоят обнявшись, все окутано вечностью, за окном еще идет дождь и одновременно выходит из-за облаков солнце, и все это уже было однажды, и повторится не раз — и это просто невыносимо. Невыносимо хорошо.

Малфой засунул руки в карманы, отчего полы его пальто распахнулись. Темно-синяя рубашка выглядела так инородно на нем, будто перед ней был не прежний Малфой, который носил исключительно черное и белое, а другой. Взрослый. Статный. Красивый. Ее муж любил синие рубашки, но никогда не пользовался парфюмом.