Когда-то, Цероба любила создавать альбомы.

Она не помнила, когда она сделала своё первое фото на старый фотоаппарат, что нашла в кладовке своего дома. Тот фотоаппарат был чем-то необычным: явно не из их краёв, и тогда ещё, в силу своего детского максимализма, она свято верила, что этот фотоаппарат точно сделан ещё на поверхности, он видел солнце, звёзды и людей. Она любила этот фотоаппарат, пусть он и был не лучшим. Фотографии получались часто не чёткими, размытыми, иногда некоторые фото даже не печатались, от чего было утеряно множество действительно хороших, милых и смешных кадров. Но столько же, сколько она любила фотографировать, она полюбила и делать альбомы.

Её первый альбом был самым неумелым: тут и там были капли чернил, зелёная обложка местами затёрлась и помялась с течением времени, а надпись на ней немного размазалась. Её подчерком, ещё не идеальным, "слишком кривым и резким", было написано огромное "СТАРЛО", ну а чуть ниже, мелким и немного дрожащим чужим почерком, было добавлено "и Цероба", что выглядело всё так же не гармонично, но вместо этого дарило этой книжке историю, ценность и атмосферу.

Она любила свои альбомчики.

Дни складывались в недели, недели в месяца, а месяца в годы. Пользоваться этой старой штукой становилось всё больше, и постепенно нервы Церобы перестали выдерживать все испорченные фотографии и утерянные кадры. Фотоаппарат сменили, и фотографии, как и сами альбомчики, стали выглядеть в разы аккуратнее.

Альбомы имели невероятную ценность. Постепенно, полка в доме Кецукане заполнялась альбомами всё больше и больше, стоя строго в хронологическом порядке. И первым в нём всегда стоял альбомчик "СТАРЛО и Цероба", который она особенно берегла. Читая названия, вы сможете найти, кроме уже упомянутого первого альбомчика, экземпляры с названиями "Выпускной", "Чуджин", "Новое начало", "Канако №1-5", "Полярная Звезда".

Ну а если вы осмелитесь заглянуть внутрь, то вы узрите так же и кучу кадров, наполненных жизнью и чувствами. Там и маленький Старло, работающий в поле жарким днём, и первые примерки ковбойской шляпы, и то, как он же сидит за швейной машинкой, видимо, не обращая внимание на громкий звук фотоаппарата. На одном снимке будет их выпускной со старшей школы, где Старло и Морэй впервые напились до довольных бредней, на другом же вы увидите свадьбу Церобы и Чуджина, во время которой Стар упал в фонтан. И Канако. Много-много Канако, буквально каждый шаг её жизни, каждый детский рисунок, пропитанный её огромной любовью. Много Чуджина и Канако: вместе читают, вместе рисуют, вместе делают уроки или отдыхают. Канако всегда была больше папиной дочкой. Нет, маму она любила так же безгранично, была такой же творческой и озорной, как и Цероба в детстве, но всё же, было в ней что-то... Что-то чисто "Чуджинское". Что-то конкретно от рода Кецукане.

Среди этих же фотографий можно найти одну, что будет выделяться. На ней, как ни странно, изображён Стар, хоть его фотографии редко можно было заметить где-то вне альбомов "СТАРЛО и Цероба" и "Полярная Звезда".

Но это фото действительно было особенным. Старло, держащий на руках маленький свёрток. Его шляпа как всегда была здесь, но даже сквозь вечную тень, если присмотреться, можно было разглядеть целый ураган эмоций. И слёзы, куда же без них. Старло на фотографии дрожаще улыбался, словно от улыбки он забыл выдохнуть, а под фотографией, теперь уже тонким и грациозным почерком Церобы было приписано: "Гордый дядя впервые увидел племянницу. Он сейчас зарыдает, LOL.".

Это была её любимая фотография в детстве.

Это была для неё самая странная фотография сейчас.

По правде говоря, Канако рассматривала эту фотографию дольше всех. Из года в год, она всматривалась в неё так, словно могла своим взглядом просверлить в ней дыру. Вновь и вновь, она выучила это фото настолько, что по памяти могла бы полностью его перерисовать, в точности до каждой мелочки, каждой крупинки песка на фоне, каждой ниточки на пончо Стара.

Но это не давало ей ответов. Не давало ответа на вопрос, кто же держал её на этом фото.

Она затруднялась сказать. Был ли Нейтрон когда-либо тем, кем она его помнила? Куда делся дядя Старло, с которым она любила сидеть в детстве? Был ли это дядя Стар, слова которого часто смешно кривлял отец вечерами после их встреч? Канако всегда смеялась с этого, и вопрошала, кривляет ли дядя Старло слова её папы точно так же в этот момент?

Тот дядя Стар, что иногда забирал её со школы, по пути покупая ей доброженное, даже если мама не разрешала. Тот дядя Стар, что смешно ругался, не так, как другие взрослые.

Она не знала, куда  делся дядя Стар за то время, что ей пришлось провести в лаборатории. Быть может, он умер. Точно так же погиб, как и её родители.

Смотря на Нейтрона, она ни разу не увидела той же лукавой искринки в глазах, той же улыбки, означающей огромный хитрый замысел. Ни разу не услышала, как он зовёт её по имени в том же тоне, в котором он звал её когда-то давно.

Иногда ей казалось, что дяди Старло не существовало. Что он был её сном, а может, воображаемым другом. Но единственным доказательством, что когда-то этот монстр действительно жил, были те самые альбомы.

Она просматривала все, лишь только почему-то избегая самого первого. Было странно видеть Нейтрона таким маленьким и невинным. Было странно видеть свою маму, что была запечатлена ещё младше, чем Канако сейчас была. Это не вязалось с тем, что Канако помнила с детства или видела сейчас. Это просто было странно.

В остальном же она предпочитала альбомы "Новое начало" и "Канако №1". Это были самые милые и сладкие времена: свадьба мамы и папы, постройка их дома, её собственное рождение и первые годы жизни. А ещё она никогда бы не подумала, что её мама действительно хранила каждый её рисунок.

Это было приятно. Приятно снова видеть отца, видеть маму, в этот же момент пытаясь вспомнить точное ощущение её рук. Когда её мама на фотографии держала руку на её макушке, Канако пыталась вспомнить, как именно её рука лежала, как именно поглаживала, насколько тёплой она была.

Иногда это заканчивалось слезами.

В эти моменты ей невероятно не хватало кого-нибудь рядом. Хотелось проговаривать свои мысли вслух, а затем слышать на них ответы. Хотелось, хоть и сквозь слёзы, но улыбаться и смеяться, показывая на ту или иную весёлую фотографию. Проблема была только в том, что делать так было не с кем.

Иногда Канако подсознательно надеялась, что сейчас, пока она смотрит альбомы, в комнату зайдёт Нейтрон. Что он, может, сядет рядом. Сядет и, ну... Может быть, он хотя бы выслушает?

Ни сегодня, ни завтра, Нейтрон никогда не заставал её за этим делом. Да и сама Канако никогда не видела, чтобы он прикасался к альбомам. Каждый раз они стояли так же ровно, как ставила их она. Она всегда старалась ставить их в той же последовательности, что расставляла их мама, и всегда убеждалась, что альбомы стоят совершенно ровно, как это делала мама. И она была уверена, что такая осторожность Нейтрону была не присущей.

Если бы он их брал, стал бы он тратить потом время на то, чтобы расставить их правильно?

Девочке хотелось верить в то, что Нейтрон тоже их просматривает, но, как бы она не всматривалась в полку, она не видела ни одной неровности, ни одного доказательства, что после неё кто-либо вообще к этому прикасался.

Почти ни одна ночь не обходилась у него без того, чтобы пролистать альбомы. Он пропускал некоторые, например "Чуджин" и "Новое начало", но почти всегда он больше всего рассматривал тот альбом, что стал его любимым с момента его появления. "СТАРЛО и Цероба".

Он отрезал это имя от себя годами ранее: Старло больше не было. Никто больше не мог называть его этим именем, он более не мог услышать его где-либо, кроме как.. В своих снах.

Снов он предпочитал не видеть. Избегать, любыми способами избегать.

Однако, просматривая фотографии ему, может быть, хотелось снова стать Старло. Тем маленьким мальчиком с фермы, фанатеющим по ковбоям и не знающим проблем больше, чем задирки брата и остальной дурной детворы. Зато рядом всегда была его лучшая подруга.

Он рассматривал фотографии одну за одной, уделяя равное внимание каждой, и не пропуская ни одной, на которой можно было разглядеть Церобу. И каждый раз он себя грыз. Винил в том, что был таким безрассудным, всю жизнь был просто идиотом, играющим с опасностью, и вот к чему это привело. В своих играх он из раза в раз повторял, что ему не страшно потерять свою жизнь в борьбе со злом, поэтому судьба и забрала не его жизнь. Проучила, показала, что он ошибался. Может, своей жизни ему и было не жалко, однако жизни Церобы это никогда не стоило.

Ненавидел себя за то, что не выполнил долг защитника города ещё в первые секунды встречи с человеком. К чёрту игры, к чёрту испытания и эти злоебучие дуэли с пневматическими пистолетами. Он должен был пристрелить его в ту же секунду, как ноги его ступили на их пески. Должен был попасть ему прямо в голову, что и было его прямой работой, раз он решился назвать себя Шериффом.

С одной стороны ему хотелось сказать, что урок усвоен, и такой ошибки он более никогда не повторит, но тут же его перебивала другая мысль: жизнь Церобы это не вернёт. То, что он больше не будет рисковать чужими жизнями не значит то, что он искупил свою вину, или что вообще искупит её когда-либо. Никакое осознание ошибок ему не поможет. Никакие раскаяния не вернут к жизни ту, по которой он скучает больше всего. Он терял её уже несколько раз в своей жизни, но никогда ничего не осознавал. Последний раз стал финальным. И всё, что у него осталось после неё - Канако, и альбомчики.

Альбомы, пропитанные не приятной настольгией и историей, а болью и сожалениями. Из раза в раз напоминающие Нейтрону его прошлое безответственное "Я".

В отличие от Канако, трепетно хранящей любовь и надежду где-то у себя в душе, Нейтрон ненавидел эти чёртовы альбомы. Ненавидел то, что они заставляют его чувствовать. Ненавидел сожалеть и болеть, ненавидел жить прошлым, но и перестать это делать он не мог. Прошлое въелось в его сущность, в его личность, выело всё содержимое его души и засело вместо него, продолжая болеть, продолжая разрывать душу изнутри.

Иногда ему, может, хотелось позвать Канако. Листать альбомы вместе с ней, быть может, даже комментируя какие-нибудь отдельные снимки, добавляя что-то от себя к уже въевшимся в бумагу описаниям Церобы.

Однако, он никогда этого не делал. Показывать слабость не хотелось, не хотелось показать, что до сих пор болит. Пусть она и знала, что болит. Пусть у неё самой болело то не меньше. Он, признаться честно, не умел воспитывать от слова совсем. Имея лишь твёрдое понимание того, что Канако должна вырасти сильной как морально, так и физически, он запрещал себе показывать любые проявления боли и сожалений. . . По крайней мере, пока был трезв.

Поэтому так они и смотрели эти альбомы: всегда по отдельности, и никогда вместе.

А он всё равно это ненавидел.

То, как эти альбомы могли вызвать у него то самое чувство, когда, кажется, щёки и глаза покалывают изнутри. Когда кажется, что всё, что тебе надо - это расплакаться, и тогда всё снова станет хорошо, тебе больше не будет так больно. И ты сможешь отпустить, простить себя сможешь, ведь ещё не поздно вернуться и начать всё с начала, не поздно снова начать жить, а не существовать!

В такие моменты он захлопывал альбом.

Никаких слёз, и никакого прощения себя. Сейчас он единственный из живых, кто не заслуживает прощения. И он будет существовать. Будет существовать до тех пор, пока не выполнит свой долг, как опекуна Канако и Шериффа Дикого Востока.

Он ставит альбом на место. Со странной плавностью и аккуратностью опускает его в нужном порядке, выравнивая чётко под линию остальных.

Он бы сжёг их, сжёг бы каждый, будь его воля и желание. Сжёг бы всё, что заставляло его чувствовать и сожалеть. Но он не может. Рука Нейтрона не поднимется уничтожить то, в чём всё ещё оставалась частичка души Церобы.

Всегда по отдельности, и никогда вместе, они оба скучают по ней, и ничего не могут с этим сделать.

Ссылка на исходную публикацию - https://ficbook.net/readfic/01927d7e-f84a-72b3-9574-2eb8d1167766

Альбомы

Содержание

СТАРЛО и Цероба

Комментарии (0)