Грейс

Перестань притворяться мёртвым, Джеф. Ты не спишь, и мы оба это знаем.

Я весь день не могу дозвониться до твоей матери.

Тебя это совсем не волнует?

Свет в их спальне был отключён. Грейс лежала на своей стороне кровати под белоснежным одеялом и пустыми глазами смотрела в потолок.

Когда она только вышла замуж за Джефа, они всегда засыпали в обнимку.

Романтическая глупость, конечно, но Грейс нравилось.

Сейчас Джеф лежал на боку, спиной к ней.

Сначала она вроде бы ответила на звонок, но связь была, как будто её дом накрыла лавина.

Потом я позвонила ей опять, но в трубке было только шипение.

Она замолчала на секунду, в комнате повисла гробовая тишина.

Джей, я волнуюсь. Ник тоже не выходит на связь: в последний раз он ответил на СМС ещё днём.

Сказал, что познакомился с какой-то девочкой и что она показывает ему город.

И да, я понимаю, что он, скорее всего, просто загулялся, забыл зарядить телефон. Ну, и связь в доме миссис Стивенс может быть так себе.

Но всё равно у меня сердце не на месте.

До того фантазия разыгралась, что, когда я снова звонила твоей матери вечером, сквозь это шипение даже как будто различила голос Ника.

Как будто он там плачет и зовёт на помощь: «Мамочка, пожалуйста, забери меня». Сама выдумала — сама расстроилась.

Потом подумала: «Грейси, ты же сама понимаешь, что это бред, ку-ку». Положила трубку.

Но может быть, ты бы мог позвонить кому-то из соседей миссис Стивенс? Ты же наверняка их знаешь...

Сейчас поздно, я понимаю. Но утром, например?

Она привстала, взяла с тумбочки сигарету и зажигалку, прикурила и снова легла.

Первая затяжка — любимая — на этот раз отдавала жжёной резиной.

Она с усилием выдохнула дым и бросила взгляд на широкую спину супруга, покрытую белым одеялом. Он тяжело дышал.

Где-то глубоко в голове возникло неприятное ощущение — первый раскат головной боли.

Знаешь, Джей, мне кажется, срал ты с высокой колокольни на всё, что я тебе говорю. Да?

Джеф

Господи боже ты мой, Грейс! Ты не видишь, что я пытаюсь уснуть?

И всё ещё не сплю я только потому, что ты любезно не даёшь мне такой возможности.

Он старался говорить тихо — стена между их спальней и комнатой Донни была настолько тонкой, что они иногда даже слышали, как он сопит.

Бла-бла-бла-бла-бла-бла-бла-бла-бла...

В сутках бывает время, когда ты вообще не говоришь?

Я поражаюсь твоей целеустремлённости: ты как будто прямо с утра ставишь перед собой задачу — испортить день мужу тупыми вопросами и замечаниями...

Ты не понимаешь, что я весь день на работе слушаю бесконечное «бу-бу-бу» и хочу хотя бы дома хотя бы перед сном этого не слышать?

И вообще что за фигню ты городишь? Какая лавина? Какие соседи? Какой плач?

Ты сама-то себя слышишь, Грейс?

У матери ещё в прошлом году сломался телефон. Когда я тебе говорил об этом, ты, надо думать, говорила со мной одновременно.

Грейс продолжала курить: ей нравилось, делая затяжку, различать едва уловимое потрескивание табака в сигарете.

В момент, когда Джеф в своём монологе дошёл до части про «эгоистичную бабищу, в которой он не узнаёт свою жену», она поняла две вещи.

Первая: она плачет. По её спокойному лицу текла единственная слеза, которая уже соскользнула на шею и делала ей щекотно.

Вторая вещь была настолько важной, что своим открытием Грейс даже решила поделиться с мужем.

Нам пора покрасить потолок в спальне, Джей. Мы не красили его с тех пор, как переехали.

Ник

Бабушка Стивенс! Ты дома?!

Ник закрыл за собой дверь и сделал несколько небольших шагов вперёд, но тут же остановился.

На улице уже стемнело, и ему было немного не по себе: в доме царил кромешный мрак — хоть глаз коли.

Так-с, где-то тут включается свет...

Он начал исследовать рукой стену слева от двери.

После долгой прогулки с Глорией его страх перед старым бабушкиным домом почти улетучился: утренний инцидент уже казался постыдной байкой, которую он однажды расскажет друзьям, играя в «Слово или дело».

А подумать о галлюцинациях можно будет и попозже, правда?

Этот день слишком хорош, чтобы вспоминать этот дурацкий голос, который ему померещился.

«Заплачу доллар, Никки?»

Его руки исследовали каждый сантиметр стены около входной двери.

Говорят, у людей, лишённых зрения, обостряются другие чувства: слух, вкус, осязание, обоняние.

Похоже, так оно и есть, ведь Ник чувствовал кончиками пальцев каждую точку, каждую полоску и каждую впадинку на обоях.

В темноте он налетел на тумбу для ключей.

Грохот, с которым с тумбы посыпались вещи, надорвал тишину. Теперь, когда всё смолкло, она казалось ещё более глухой и шипящей.

Ник сказал это больше для того, чтобы услышать в этом чудовищном безмолвии голос живого человека. Пусть даже этот живой человек он сам.

«Пока что живой, Никки. Пока шшшто шшшивой...»

На этот раз он, конечно, ничего не слышал, но фантазия сама подсказала, как бы могли звучать слова этого...

Где здесь включается свет?

Он мог поклясться, что слышал, как скрипнула ступенька на лестнице за его спиной.

Ник обернулся. Его глаза уже немного привыкли к темноте, и он начал различать контуры предметов.

Но лестница по-прежнему была темнее самой тьмы: нижние ступени ещё можно было разглядеть, а вот дальше — чёрное-пречёрное пятно.

Кто здесь? Это опять ты?

Ник сам не понял, к кому он обратился.

«Нет, глупышшш, вщё ты понял!»

Скрип на лестнице, где-то там, в глубине этого мрака.

Нет, мне кажется. Кажется...

Он снова повернулся к тумбочке и начал судорожно ощупывать стену над ней.

Он тихо повторял это слово, как будто оно могло избавить его от ощущения, что по лестнице кто-то спускается.

Снова скрип ступеньки.

Руки начали дрожать, на спине выступил ледяной пот.

Очень захотелось убежать.

Желание бежать без оглядки усилилось.

Все мысли Ника были сосредоточены вокруг этого скрипа.

«Тебе крышка, Ник! Оно тебя убьёт...»

Внезапно его рука коснулась выключателя — зачем надо было устанавливать его так далеко от входной двери?

Свет загорелся. Ник тяжело дышал и вслушивался в тишину.

Скрип. Прямо за его спиной. На первой ступеньке.

Ник повернулся медленно. Он был уверен: повернись он быстро — умрёт на несколько секунд раньше.

Бобби

Комментарии (18)