Что-то стучало в её мозгу. Да так, как будто Хагрид решил забить гвоздь в один из своих каменных пирогов. Гермиона застонала и схватилась за голову. Настойчивый стук всё не прекращался.

Она медленно открыла глаза, упёршись взглядом в плетёный абажур люстры. Странно, в её спальне была только прикроватная лампа.

Стук в голове повторился, и Гермиона осознала, что стучат в дверь. Повернувшись на бок, она опустила ноги на деревянный пол, шершавый и липкий, словно на нём застыл сироп. Напрягая мышцы, она поднялась и тут же рухнула обратно. Ноги её не держали, низ живота и промежность словно горели огнём и при каждом движении отдавали тупой, саднящей болью.

Стук повторился, и Гермиона раздражённо поморщилась. Она всё никак не могла очухаться и понять: почему ей так паршиво и кто так упорно долбится в дверь их номера?

— Иду! — крикнула она и не узнала свой голос. Он стал хриплым и каким то чужим. Но посетителя за дверью не волновали чужие проблемы, и стук повторился. — Гарри, Рон, откройте кто-нибудь дверь!

Ответом её зову была абсолютная тишина, нарушаемая только лишь звуками природы из приоткрытого окна. Гермиона вздохнула. Видимо, ей придётся открывать самой.

Через окно в комнату проник прохладный, свежий ветерок, приятно обдувая обнажённое тело.

Гермиона замерла. Обнажённое?!

Она попыталась было осмотреть себя, но в полумраке комнаты почти ничего не было видно. Зато Гермиона вдруг осознала, что её лицо и тело покрыты какой-то неприятно стягивающей кожу плёнкой, из-за которой даже простейшие движения приносили лёгкий дискомфорт.

Гермиона встала и, обойдя кровать, двинулась в сторону выхода. Внезапно она обо что-то запнулась, чуть не улетев из-за этого в стену, и посмотрела вниз. Там она обнаружила спящего на животе Рона. В принципе, в этом зрелище не было ничего необычного, кроме того момента, что и он тоже был абсолютно голый.

Мозаика из настойчивых вопросов и возможных ответов на них всё никак не хотела собираться в цельную картинку. Сознание упорно уводило мысли, которые и без этого были мутны и неповоротливы, в сторону. Ясному мышлению мешали головная боль, сильнейший дискомфорт в промежности и отдающийся в мозгу назойливый стук в дверь.

Гермиона обнаружила своё платье на ближайшем кресле, а затем нашла и волшебную палочку, одиноко лежавшую рядом с опустошёнными бутылками и коробочками китайской лапши.

Быстро накинув одежду, она осторожно приоткрыла дверь. За ней обнаружилась полная темнокожая женщина в униформе работницы гостиницы.

— Простите. Беспокоить, — отрывисто сказала она на ломаном английском и вдруг скривила губы, словно учуяв неприятный запах, после чего заговорила гораздо резче: — Вы платить только один день! Прошло уже два!

Да, они заплатили только за одни сутки. Остров был огромен, друзья хотели как следует изучить его и потому договорились каждый раз ночевать в новом месте. Но почему эта женщина говорит про два дня?

— Но разве мы заехали не вчера днём? — озвучила Гермиона свои мысли. — Сейчас ведь только утро.

— Вечер! — рявкнула администратор. — Вечер, а выселение полдень.

Гермиона извинилась, пообещав оплатить и вторые сутки, и закрыла дверь. Скривившись от нового приступа головной боли, она подошла к окну и с удивлением заметила за ним ночную темень. Недоумённо пожав плечами, она поковыляла в ванную комнату.

Может, они вчера перебрали и уснули? Хотя, надо сказать, за ней подобного никогда не водилось. Она всегда держала себя в рамках дозволенного, чтобы присматривать за друзьями. И почему эта женщина так морщилась? Неужели от неё так разит перегаром?

Закрыв за собой дверь, Гермиона повернулась к зеркалу и в ужасе отшатнулась. Замерев от шока, она круглыми глазами рассматривала своё отражение. Затем лихорадочно сорвала с себя платье и в беззвучном крике закрыла рот ладонями. Её руки тряслись, а ноги подкашивались.

— Что? Что? — лихорадочно шептала она, мало осознавая окружающую действительность. — Что это?

Её волосы напоминали воронье гнездо. Вроде бы ничего необычного, но пряди были насквозь пропитаны густой, клейкой массой и напоминали скомканную паклю. Тонкая белёсая корочка покрывала и её лицо, и тело. Больше всего её было в волосах и между ног, где, кроме всего прочего, виднелись ещё и засохшие, уже осыпающиеся, кровавые разводы.

Судорожный всхлип вырвался из её груди. Мгновенная мысль об изнасиловании и убийстве друзей вызвала отчаянный вскрик, и Гермиона бросилась в спальню. На пороге она замерла, оперевшись о косяк.

Вспышка осознания, внезапно настигшая её, вызвала тошноту, быстро подступающую к горлу. А мирно сопящие голые тела и бутылки медовухи, разбросанные и в спальне, и в гостиной, только подтвердили её самые худшие опасения. Вот только облечь этот кошмар в словесную форму всё не получалось. Да и стоило ли?

Сдержать острые позывы к рвоте не удалось, и Гермиона согнулась пополам. Её стошнило прямо на устилающий пол коврик.

Тем временем Гарри пошевелился и, вроде бы, даже попытался приоткрыть глаза. Гермиона вскинулась, резко наставила на него палочку и невербально накинула усыпляющее. То же самое она проделала и с Роном.

Надёжно усыпив парней, Гермиона выпустила палочку из дрожащих рук и сделала шаг назад. Потом ещё один и ещё. С размаха захлопнула дверь и кинулась в ванную, спотыкаясь и ударяясь о мебель. Даже пребольно ударившись коленкой она совсем никак не отреагировала, спеша в ванную. По её лицу непрестанно текли слёзы, но совсем не от физической боли.

Закрывшись в ванной и выкрутив краны до предела, Гермиона встала под обжигающий поток воды, схватила с полки жёсткую мочалку и принялась яростно тереть тело. Она смывала с себя засохшие подтёки спермы, и громкие рыдания вырывались из её горла. Она оттирала засохшую кровь с внутренней стороны бёдер и выла от ненависти к себе. Увидев в зеркале множество засосов по всему телу, она упала на колени, самым натуральным образом забившись в истерике. Гермиона продолжала терзать своё тело мочалкой, раз за разом намыливая и натирая грудь, руки, ноги и даже лицо. Во рту чувствовался приторно-солёный вкус, и она прополоскала рот раз, другой.

Да, она отмыла своё тело, но сможет ли так же легко отмыть и свою душу?

Гермиона замедлила движения мочалкой, вспоминая некогда забытые слова лучшего друга: «Ты же волшебница!» — и закричала, ударившись затылком о кафель. Она поняла, что втоптала в грязь всё то чистое и светлое, из чего состояла дружба их «золотого трио».

Своими пагубными желаниями она разрушила самый фундамент их отношений, выстроенный приключениями и совместным преодолением трудностей. Теперь же никогда больше не будет этого «вместе». Она своим отвратительным поступком отрезала себе все пути к дружбе с этими замечательными волшебниками. Она больше никогда не увидит их, она больше никогда не осмелится вернуться в Англию. Путь домой для неё заказан.

Самым мерзким было то, что она всё помнила. Каждую улыбку, каждый поцелуй, каждую просьбу и каждый стон. Каждое проникновение и, главное, то неземное наслаждение, которое окутывало Гермиону в их руках.

Взгляд в зеркало. Красное от трения лицо было чистым. Но вот в душе чистоты больше не было, как и на теле, которое стало всего лишь инструментом удовлетворения низменной похоти.

— Шлюха! — закричала она своему отражению и ударила его кулаком.

Зеркало разбилось, с печальным звоном посыпались осколки, символизируя полнейший крах её жизни. Без дружбы Гарри и Рона она больше никогда не будет цельной. Без них она никогда не станет собой.

Быстро собравшись, Гермиона тихонько открыла дверь спальни и осмотрелась. Парни лежали в тех же положениях. Она подняла с пола палочку и отлевитировала Рона на кровать. Потом прибралась, сметая все следы своего несмываемого позора, написала короткую записку: «Не ищите меня», — и ещё раз посмотрела на друзей.

«Последний взгляд», — решила она для себя.

Гермиона вышла из номера. На выходе заплатила администратору ещё за три дня, стараясь не вспоминать, в каком виде та её увидела. Вдохнув тёплый, влажный воздух, Гермиона осмотрелась. На улице стояла яркая от городских огней ночь. Повсюду, словно деревья в огромном лесу, возвышались дома, почти царапающие небо. Они прикрывали своей тенью дома поменьше, даруя защиту от ветра и полуденного солнца.

Гермиона подумала о родителях и понадеялась, что они примут её — падшую, разбитую, опозорившую себя в глазах одних из самых близких ей людей — и простят. От этой мысли надежды на то, что самолёт, в котором она полетит, разобьётся, уже не так сильно домогали её. Вот только общего состояния это совсем не улучшало. Ей казалось, что она самолично обезглавила всех жертв, павших во время второго противостояния с Волдемортом.

— Вы в порядке? — раздался голос водителя, когда она ехала в такси в аэропорт Джакарты.

Гермиона взглянула в зеркало заднего вида. На неё смотрели добродушные бледные глаза старика с небольшими седыми усами и бакенбардами на лице. Он явно был англичанином. Но завязывать разговор и интересоваться, как он попал сюда, в эту удивительную страну, Гермиона не собиралась и отвернулась. Она безучастно смотрела на проносившиеся мимо красоты города, который толком не увидела и, наверное, не увидит уже никогда.

— Вы будто кого-то потеряли, — мягко напомнил о себе таксист, словно она была его внучкой, заплутавшей в лесу.

А ведь так оно и было. Гермиона заблудилась. Сначала в своих чувствах, потом — в своих желаниях. И вот во что это вылилось.

— Себя. Я потеряла себя, — прошептала волшебница, и вытерла слезинку, катившуюся по щеке.

Аэропорт. Самолёт. Аэропорт.

Недолгий поиск нужной фамилии в справочнике. Тридцать фамилий Уилкинс и двое из них врачи. Не прошло и суток с позора Гермионы, как она уже нежилась в крепких объятиях матери и отца. Рыдала в их руках, захлёбываясь слезами. Извинялась и упрекала себя, за то, что стёрла память и не рассказала обо всём откровенно. За то, что в какой-то момент волшебный мир стал ей ближе любимых родителей.

Дэн и Эмма Грейнджер её простили, пусть и были очень обижены. Но они на самом деле любили свою дочь, поэтому о долгих обидах не могло быть и речи. Тем не менее, после обдумывания всего произошедшего, они попросили её всё же рассказать о том, как она жила без них.

Вновь объединившаяся семья расположилась в гостиной снятого «Уилкинсами» домика на берегу океана. Всё здесь на удивление сильно напоминало Гермионе оставленный в Англии дом. Такие же голубоватые обои, пёстрая обивка мебели. Только вместо семейных фотографий на стенах висели пасторальные пейзажи.

Гермиона сидела на мягком диване и держала мать за руку, пока отец в негодовании мерил шагами комнату.

— О чём вам рассказать? — наконец, спросила Гермиона.

— Обо всём. Ты мало что объясняла, пока училась в этой вашей закрытой школе, так, может, всё-таки пришла пора поделится с родителями?

Гермиону обуял страх. Рассказать — значит пережить всё заново. Каждое испытание, каждый удар Круциатусом, каждую увиденную смерть. И своё падение. Падение, от воспоминаний о котором хотелось убить себя. Падение, разрушившее её жизнь. Падение, разбившее то немногое, что ей было по-настоящему дорого.

— Хорошо, я всё расскажу, — согласилась Гермиона и встала, нервно оглянувшись на дверь. Родители напряглись. — Но у меня есть просьба. Большая. Давайте переедем? Прямо сегодня.

— Но зачем? — недоумевали родители.

— Я расскажу. Потом. Не спрашивайте. Пожалуйста, — шептала она, переступая с ноги на ногу, не в силах поднять стыдливый взгляд.

Родители переглянулись. Они посмотрели на дом, в котором успели хорошо обжиться, и на дочь, которой, судя по всему, очень нужна была помощь.

— Столько вещей, — пробормотала Эмма и протяжно вздохнула, приняв решение. — Дэниел?

Отец кивнул и мрачно взглянул на дочь.

— Мы сделаем как ты хочешь.

Гермиона на миг вспыхнула радостью, и её бледное, осунувшееся лицо порозовело.

— Спасибо. Спасибо большое.

— Но тебе придётся всё рассказать. И не увиливать, как ты это всегда делала, а сказать правду. Ты поняла меня?

Голосом Дэна можно было колоть лёд, а взглядом его же и топить. Гермиона была согласна на всё и не боялась отца, но сожалела, что не вспомнила этот его взгляд перед тем, как совершить самый дурной поступок в своей жизни.

— Да, папа. Я всё расскажу.

Наверное, Гермиона со временем смогла бы всё забыть. И лица мальчиков, искажённые агонией страсти, и свои крики экстаза. Возможно, она даже смогла бы забыть и нежные до щемящей тоски в душе поцелуи Гарри, и его волнующее ощущение внутри себя. Да, через полгода или год она могла бы всё это забыть, если бы не ярко-голубое зелье, которое она держала в своих руках.

Это был универсальный тест на определение беременности, цвет которого определял пол будущего младенца. Это зелье она нашла в местной магической аптеке, после того как, наконец, решилась рассказать родителям о самом постыдном событии в своей жизни. Именно тогда она услышала от напряжённой матери полувопрос-полуутверждение:

— И вы, конечно, не предохранялись?

Шок и ужас на лице Гермионы, совсем недавно ставшей студенткой местной магической академии, можно было сравнить с тем, если вновь возродившийся Волдеморт убил всех её родных. Руки затряслись, губы задрожали, не в силах произнести ни звука. Голова же оставалась холодной, Гермиона размышляла. Она тешила себя надеждой, что всё обойдётся. Высчитывала, так называемые, безопасные дни, но всё зря.

Гермиона невольно накрыла живот рукой и посмотрела на себя в зеркало. Бледное, исхудавшее лицо, тусклые волосы и ни на дюйм не изменившийся живот, хотя прошло уже почти два месяца.

Она думала о событии, которое разделило её жизнь на до и после, и остро осознавала свою вину. Раньше она была самой верной подругой, которую любили и ценили два прекрасных человека. Теперь же она презренная сука, которая своей медлительностью довела такую прекрасную дружбу до блядства. И пусть все они были одурманены алкогольными парами, это ничего не меняло. Сам факт того, что она способна на это, изводил все смягчающие обстоятельства на корню.

Но вот мысль о том, что это блядство породило новую жизнь, вызывала страшную бурю в голове и смятение в сердце. Ещё совсем недавно у неё был примерный план на жизнь, а теперь… Гермиона всхлипнула. Теперь она не знала, хочет ли вообще жить?

— Доча, — мать постучала в дверь ванной их нового дома в пригороде Сиднея, — ну что там?

В голове Гермионы стало ошеломительно пусто, будто кто-то отключил её мозг. Двигаясь заторможенно и неуклюже, словно поднятый тёмным магом инфернал, она вылила зелье в раковину, а склянку выкинула в мусорное ведро. Она повернулась к двери и даже нащупала ручку, как вдруг на неё накатило. Накатило резко и внезапно, сбив с ног водоворотом эмоций. Её тело порывисто сотрясли рыдания, и она рухнула на колени, раскачиваясь из стороны в сторону.

— Дрянь! Какая же я дрянь! — закричала она, падая на пол и сворачиваясь калачиком. — Сука! Чёртова сука!

В дверь уже колотили, но Гермиона не замечала. Она лежала на полу в позе эмбриона, осознавая, какую гадость натворила со своей жизнью и в кого, по сути, превратилась. Она не заметила, как слетел хлипкий замок, и в ванную комнату ворвался растрепанный и испуганный Дэн, а за его спиной стояла залитая слезами Эмма. Они опустились перед дочерью на колени и, взяв на руки стали убаюкивать, как маленького ребёнка, в душе питая лютую ненависть ко всему волшебному миру.

— Я беременна! — всхлипывала Гермиона, чувствуя, как боль стыда разрывает ей грудь. — Лучше бы я умерла! Я не достойна называться матерью!

— Не говори, не говори так, — шептала Эмма, поглаживая дочь по волосам. — Мы рядом с тобой, мы не оставим тебя и всегда будем любить.

— Мама, я даже не знаю, чей он, — шептала Гермиона, как будто находясь на последнем издыхании.

— Гермиона, — твёрдо сказал отец и взял её за плечи, смотря сверху вниз. — Мы рядом. Послушай. Это твой ребёнок. Не этих олухов, которые… — он тяжело вздохнул, сдерживая злость. — Это твой ребёнок. И если я понял всё правильно, он зачат в любви, пусть и неправильной. Ты просто не имеешь права от него избавляться. Будешь и дальше учится в своей академии. Мы с мамой будем счастливы растить нашего внука или внучку.

Дрожь рыданий снова прошла по её телу. Она ощущала безмерную благодарность судьбе за таких понимающих родителей. Гермиона крепко обнялась с матерью, и Дэниел накрыл их своими руками, поддерживая, помогая, даря такое забытое ощущение безопасности.

Сонный туман понемногу рассеивался, и Гарри попытался осознать, где он, кто он, и жив ли вообще? Всё тело затекло от долгого лежания, и он начал понемногу шевелить пальцами то на руках, то на ногах. Сознание медленно, но верно возвращалось к нему. Воспоминание о последних словах Гермионы: «Люблю тебя», — вызвали на заспанном лице мечтательную улыбку.

«Любит, она меня любит!» — подумал он, и открыл глаза, впитывая в себя знакомые очертания гостиничной спальни.

Гарри пошевелил всем телом, привыкая к работе мышц. Желая показать Гермионе силу своей любви, он повернулся на бок, протянув руку, и обомлел. Рядом лежало недвижимое долговязое тело Рона. Полностью голое, так же, как и тело Гарри.

Вызывающе приятные и от того весьма постыдные воспоминания словно залп режущих заклинаний вошли в его разум, оставляя новые невидимые шрамы.

Гарри резко сел и задохнулся от головной боли. Образы и картинки того сумасшествия, в которое превратилась вчерашняя пьянка, заполонили сознание. Драка с Роном. Крик Гермионы. Разговор и выпивка. Рон что-то насыпал в бокалы с медовухой.

Гарри схватился за волосы, понимая, что это «что-то для настроения» и снесло все внутренние моральные запреты, барьеры и устои, которые были вложены в них с самого детства. Чёрт!

«Да мы же изнасиловали Гермиону!» — подумал он в панике.

— Рон! — взвыл Гарри, закрывая лицо руками, а потом повернулся к другу и резко толкнул его ногой да так, что тот свалился с кровати с громким стуком. Не сломал ли чего? А, впрочем, плевать.

Гарри вскочил и на пошатывающихся ногах подошёл к другу, если его ещё так можно было назвать. Тот застонал и перевернулся на спину, моргая глазами, словно от слепящего света.

— Ой, потише! Голова трещит.

Гарри чувствовал, как становится жарко от того гнева, что пылал в нём, но тут он вспомнил о Гермионе. Где она?

— Гермиона! — позвал он, но ответа не услышал.

— Да, точно позови её, пусть что-нибудь сделает с моей головой.

— Я тебе сейчас оторву её! Вспоминай, урод, что мы натворили! — Гарри бил словами как молотом, что стучал в его голове. — Гермиона!

Гермиона и Рон вместе отправляются в Австралию, но Гарри, осознавший свои чувства к подруге, решает поехать с ними. Что на самом деле представляют собой отношения внутри золотой троицы, и как они поведут себя, окунувшись в большой мир?

Дорога домой

Глава 5. Потеря якоря

Джоан Роулинг – лучший пример непоколебимой веры в собственный талант. Если бы после многочисленных отказов издательств она сдалась, мы бы не узнали историю о мальчике, который выжил. Книга про Гарри Поттера принесла автору состояние более миллиарда долларов. А нам подарила разнообразные компьютерные игры, мерч и игрушки.
Прихватите волшебную палочку и отправляйтесь в захватывающий магический мир при помощи наших фанфиков по Гарри Поттеру. Узнайте у самой Гермионы Грейнджер, сколько раз нужно рассечь воздух палочкой, чтобы перо взлетело? А может, вас интересует не магия, а продвинутая химия? Профессор Северус Снейп готов обучить вас зельеварению – и не только. Станьте попаданцем и испытайте с персонажами все самые яркие чувства: любовь и ненависть, дружбу и вражду. Узнайте тайны самого Темного Лорда, отправившись назад во времени, в прошлое Тома Реддла. Получите карту мародеров от близнецов Уизли и исследуйте все запретные места Хогвартса. Не обходите вниманием и горячие новинки: законченные произведения в жанрах «слэш», «фем-флэш» и «омегаверс» с весьма пикантными сценами. Будьте с нашим фэндомом: у нас круто, ведь читать фанфики по Гарри Поттеру из нашего сборника можно совершенно бесплатно.

Дорога домой

Комментарии (1)