И вот гильотина сомкнула железную пасть.

Она лишь окидывает придирчивым взглядом площадь, на которой с ужасом наблюдали за происходящим остальные граждане этого королевства. Да, сегодня народу меньше, чем на прошлой казни, по меньшей мере, вдвое и это хорошо заметно с высокого балкона. Толпа взволнованно отодвигается назад, при виде грозного стража, держащего за волосы голову с уродливым, от исказившей его боли, лицом. Она тут же отправляется в пылающий неподалеку костер, а вместе с ней и обезглавленное тело человека, имени которого, наблюдавшая за этим воистину зрелищем, королева, не знала, но она сама же уже клеймила его как «вора».

Это была уже третья казнь за эту неделю. Краем глаза правительница замечает захлебывавшуюся слезами семью убитого и затем лишь брезгливо отворачивается. Она не знала таких выражений как «пожизненная каторга», «ссылка» и уж тем более «помилование», считая, что лишь лишение головы наставит на путь истинный еще живых людей. Она знала – ее ненавидят, но в этой ненависти она видела и трепетное повиновение ее Величеству.

Еще с самого детства в ее характере прослеживались черты деспотичного и властолюбивого отца. Его она отравила, будучи семнадцатилетней принцессой, а мать она никогда не знала. Что это – помешательство, ненависть или благородные порывы – никто не знал, но то, что казнили любого, кто совершил хоть какой-либо мелкий грешок, было неопровержимым доказательством того, что рассудка и сердца она была лишена напрочь.

-Клео, погоди! – Светловолосая, почти белая девушка еле поспевала за энергичным и широким шагом своей старшей сестры. – Да погоди же ты!

-Для тебя я – Клеопатра. Ты так и не научилась тому, чему я тебя учила, Хелен.

-Не в этом дело, сестра. Вот уже, которая казнь, уже который неповинный человек из-за тебя лишается головы! Неужели ты не понимаешь, что так твои подданные поднимут бунт?!

-Не говори ерунды, я держу свой народ в рамках, хоть и строгих до преступников, но в остальном совершенно гуманных для мирных жителей.

-Да своими рамками ты истребляешь своих же людей, половина которых, ни в чем не виновны! Возьми хотя бы того бедного мальчика! Ему было не больше двенадцати, а ты приказала обрубить ему руки, лишь за то, что он украл три яблока на базаре! Пойми, не все кто совершили одну ошибку, станут повторять ее в будущем!

-Ты глубоко ошибаешься. Преступные пороки нужно искоренять еще в раннем детстве, а их защита лишь усугубит положение вещей! – Она, наконец, обернулась и увидела красивое, но в данный момент строгое лицо и печальные глаза, пытающиеся разглядеть что-то во взгляде Клеопатры.

-Неужели ты на самом деле такая жестокая и бесчувственная, как говорят люди? – Хелен тяжело вздохнула и, развернувшись, пошла в противоположном направлении.

Клео ненавидела и презирала свою младшую сестрицу, как слабую и беспомощную, и не хотела ее коронации. Ей казалось, что она сама может править мудро и ей еще долго не будет нужна замена. Она совсем не понимала людей, воспротивившихся ее приказам и законам – неужели так много тех, кто не хочет жить? Королева уже давно думала о том, как бы ей избавиться от соперницы Хелен, но народ может не поверить в ее «собственную» смерть, а это уже действительно могло привести к бунту, и того хуже, восстанию. И как ее народ не может понять, что такое мягкосердечие, которого он от нее ждет, ему вовсе не нужно?

Она не решилась продолжить свои размышления, боясь, как бы у нее не случился припадок, в котором она могла принести столько ущерба себе и прислуге, поэтому Клео переключила довольно бурную реку мыслей в другое русло.

Она поглядела в огромное окно, выходящее на место недавней и многих других казней, на еще многочисленный копошащийся люд, обсуждающий ужасную смерть «невиновного» человека. Царица вглядывалась в кучки людей немигающим взглядом, пока перед глазами не начали копошиться черные «мушки». Она вздохнула и направилась в свои покои, а по приходу села за огромный круглый дубовый стол и спросила себя: «А как он там?», но тут же тряхнула головой, попытавшись отогнать неприятные размышления, хотя на подсознательном уровне пыталась понять его предательство.

Он был великолепным стратегом, не проигрывал ни одной войны и всегда держался достойно в глазах окружающих. И вроде бы, все было идеально, но через несколько лет счастливая жизнь превратилась для нее в ад: ее не переставало покидать чувство того, что он пытается ей манипулировать, а в скором времени и того, что он хочет занять ее место. Почему-то, казалось, что ее домыслы абсолютно верны и что она не может ему доверять. Она считала, что никогда не ошибется. И вскоре случай это и доказал, по крайней мере, так показалось Клеопатре.

-Ты слишком жестока и несправедлива к просто провинившимся жителям.  Я считаю, что такое отношение к народу осложнит твое правление в ближайшем будущем.

Разговор происходил после одной из казней, во время богатого ужина, и оба, король и королева, были уже не в настроении.

-Перестань. Ослабив хватку, народ слишком распустится и перестанет мне повиноваться, а это-то точно приведет к краху нашей династии!

Он, словно не обращая на слова своей спутницы, ровным счетом, никакого внимания, повертел в руке бокал с темно-бордовым вином и, вздохнув, сказал фразу, совершенно сейчас не уместную:

-Зачем? Когда? – голос предательски дрожал от волнения, хотя она знала, что из ее затеи уже ничего не выйдет. Он не станет пить.

-Сегодня. Я слишком устал, да и ты начала во мне сомневаться, – вино было действительно отставлено в сторону. - Нам нужно разойтись. На некоторое время. Понимаешь? – Уже словно зная ответ, обреченно-решительно встал и бросил ненавистный взгляд на ее по-детски наивно сжавшиеся в кулаки руки, и ушел, бросив на прощание короткую фразу, - Я буду помогать им. Тем, кого ты так нещадно убиваешь. Они – достойны жить, в отличие от тебя.

Он ушел, а бокал, что только-только был в его руках, упал на пол и со звоном разбился. Он знал – она уже не верит в него, и считает его помехой. Он знал, что помехи ею устранялись всегда и быстро. И он знал – отхлебнув из этого бокала, он не встанет.

А она еще долго корила себя за такое неразумное решение, как подсыпать яд в вино, ведь можно было сразу избавиться от него, просто зарезав или задушив. Она считала, что он слишком много говорит и мало делает, а он считал полностью наоборот. Он понимал, что ее вспыльчивость и его хладнокровие вряд ли уживутся вместе долгое время, и был прав, уйдя к простым людям.

И вот перед глазами девушки всплывает его непоколебимая тревогой или раздумьями фраза, которая только упрочнила веру в его предательство. Она и не заметила, как потянула белоснежную скатерть вниз, вместе с рукой, крепко сжимавшей ее край. Ненависть и жажда мести накрыли последнюю надежду на просветление, темным пятном расплываясь в душе и затуманивая скорбный взгляд. Она видела, как собственноручно закопает его могилу. Все эти мелкие бунты, что было и так нелегко подавить, были его рук делом.

-Боже мой, Мари, что это за звон и грохот в покоях нашей королевы?  - Прачка с огромной корзиной белья подошла к молодой девушке, которая уже прильнула к замочной скважине. – Уж не разбойники ли, из селенья, забрались к ней?

-Нет, маменька, у нее опять припадок. Наверное, день выдался тяжелым.

-Я уверен, скоро эти припадки прекратятся, - старый сторож, с длинным копьем, которое делало его фигуру еще более высокой и хилой, чуть отгородил рукой любопытных дочь и мать.

-А тебе почём знать? Неужели, старик Джон, ты считаешь, что …

-Успокойся, дочь. И вправду, Джон, если ты это точно знаешь, то скажи: надолго ли прекратятся эти вспышки гнева?

-Я, думаю, что навсегда… Уже очень скоро. – задумчиво глядя куда-то в даль, проговорил он.

Эта ночь была самой длинной в жизни каждого жителя города и каждого обитателя замка. Звезды нещадно сияли, словно догорая в свой последний час, а скрежет орудий и нарастающий гул огромной толпы дали понять – никто сегодня не уснет.

Это было воистину страшно – горящие факела и людские сердца, в надежде на лучшее будущее для себя, сметали все на своем пути. Многие погибли за свободу.

Замок стоял, пытался выстоять. Все кто там был, все кто были слепо верны своей королеве все это время, пытались просто выжить под неожиданным напором этой ударной волны. Клеопатра не могла понять, где могла схорониться ее сестренка во время этого серьезного боя. Трусиха! Она всегда знала, что от Хелен нельзя ждать помощи.

Люд уже ревел, улицы были переполнены, каждый уже побывал под ногами своих сородичей, но даже не замечая боли, снова вставал и шел вперед.

Девушка была не из трусих, но такого организованного штурма ей еще видеть не приходилось. Хорошо, все-таки, что никто из ее подданных не знает о секретном проходе в винном погребе. Вот она уже петляет длинными сырым коридорами, вот уже и тот самый поворот, но… Не может этого быть! Топот и выкрики разъяренной толпы слышались уже не глухо, а отчетливо и гулко. Они не могли знать! Еще не веря в происходившее, разворачивается и бежит назад, в тронный зал, скорее! Но вот она поскальзывается на сыром полу и наскоро, чуть не рвя, поднимает подолы платья и снова бежит. Страх уже обуял ее, а жаркое дыхание обжигало спину, так они были близко. Легкие сжимаются, дышать становится невозможно, и, делая последний рывок, она падает, ударяясь головой о бочку с вином.

Глаза предательски болят, а внутри все гудит. Она чувствует, как что-то холодное и острое упирается ей в спину и заставляет ее идти вперед. Но вот, взгляд фокусируется в одной точке, и она делает попытку сорваться, но тут же лодыжки и щиколотки охватывает нестерпимая боль и раскаленный металл впивается в кожу. Она кричит, ей больно, а ненависть ко всему происходящему проникает везде тысячами и тысячами игл, заставляя повиноваться уже не разуму, а чисто звериным инстинктам и ощущениям. Она еще не знает, куда ее ведут.

Замок окружили, селяне нещадно топят и избивают камнями стражников, прислугу и всех, кто смеет сопротивляться. Она ловит на себе взгляды, полные открытой злобы и желания разодрать ее особу в клочья. Она морщится – ее резко дергают куда-то вверх и ставят на помост.

Какой-то крестьянин начинает зачитывать приговор, но на не слышит, ее внимание привлек одинокий взгляд, что сейчас смотрит прямо в душу, от чего сердце сжимается и к горлу подкатывает огромный ком.

Куромаку. Он всегда был холодным и неприступным, может быть именно поэтому она хотела казаться в его глазах такой же. Хотела, но не смогла.

Эти серые глаза не печалятся и не тревожатся о ее дальнейшей судьбе, их обладателя не интересует то, что с ней сделает народ. В них стоял вопрос, какой-то непостижимый и высокий. Он никогда не мог полюбить ее, так зачем же она только теперь пытается это сделать? Он говорил, что в ней не осталось ничего человечного, так почему же именно сейчас он снова решает это проверить?

Неожиданно к нему подбегает девушка в длинной серой накидке. Он берет ее ладони в свои и что-то шепчет, на что та, лишь коротко кивает головой и прижимается к нему еще сильнее. Нет… На нее, так же холодно и брезгливо, как и сама Клео когда-то, поглядывает Хелен. Пытаясь отогнать последние сомнения, трясет головой, но все равно не верит.

Клео снова толкают вперед. Уже давно лил нещадный дождь, который она заметила лишь сейчас. Последние силы она потратила лишь на то, что бы крикнуть «прости», но ничего не выходит, и ее голову опускают на длинную деревянную перекладину, привязывая руки веревками. Она ждет. Может они смогут что-то изменить? Но нет. Они лишь стоят и смотрят на ее смерть, но только не на ту, которую она совсем не ждала когда-то, в таком далеком прошлом…

Ссылка на исходную публикацию - https://ficbook.net/readfic/4355334

Часть 1

Hide and Seek

Она лишь окидывает придирчивым взглядом площадь, на которой с ужасом наблюдали за происходящим остальные граждане этого королевства. Да, сегодня народу меньше, чем на прошлой казни, по меньшей мере, вдвое и это хорошо заметно с высокого балкона. Толпа взволнованно отодвигается назад, при виде грозного стража, держащего за волосы голову с уродливым, от исказившей его боли, лицом.

Гильотина.

Комментарии (0)