Время шло. Бежало, летело, мчалось, но не останавливалось и никогда не поворачивало назад. А Иккингу очень хотелось, чтоб повернуло.

Жаль, оно никому не было подвластно. Невзирая на события, время с завидной скоростью и упорством отсчитывало один за другим сезоны, превращало воду в лёд, лёд — в воду, сменяло снег грязью, а грязь — короткой колючей травой, и так по сотому кругу.

На первый взгляд, ничего не поменялось. Ну, почти. Разве что забот прибавилось, ведь всё теперь на нём, Иккинге, отныне он — новый вождь.

Другой на его месте, пожалуй, был бы рад. Только «другого» не оказалось.

Вот и снова пришла весна — редкая и желанная гостья на Олухе. Свирепые бури остались позади, солнце, ослепительно-золотое, сияло ярче, выше, теплее. Ледяной дух крепкого морозца был уже не тот, что зимой — не так бодрил, не вынуждал вздрагивать от холода и двигаться поживее в попытках согреться. Беззубик довольно жмурился, мол, подошли к концу скучные посиделки в наглухо запертом Большом Зале, можно будет размять сладко ноющие в предвкушении головокружительного полёта крылья. Астрид тоже украдкой радовалась: приближался знаменательный и в её жизни, и в жизни её мужа день. Год после свадьбы. Иккинг лишь украдкой вздыхал и всеми силами пытался забыть об иной, но не менее важной для него дате.

Юный вождь часто устраивал гонки на драконах, так полюбившиеся что наездникам, что неизменным зрителям; ему приходилось участвовать в спорах, прекращать назревающие между викингами конфликты и — правда, немного реже — разнимать дерущихся. Последнее особенно не нравилось Иккингу, однако выбора у него не оставалось. Будучи подростком, он понимал, пусть и не настолько чётко: когда-нибудь его посвящение в вожди свершится, но и предположить не мог, что это произойдёт гораздо раньше, чем Иккинг рассчитывал. Пожалуй, стоило сознаться самому себе: всю свою молодость — да что там молодость, целую 

 — ему теперь суждено провести в полуосвещённом Большом Зале, на многочисленных собраниях и торговых встречах, выслушивая чужие жалобы и решая горы повседневных проблем, выдерживая на себе пристальные взгляды людей, ожидающих его и только его слова — всех тех, за чьё благополучие Иккинг отныне нёс ответственность…

Занимаясь чем угодно, но только не тем, что ему действительно было по душе. За право возглавлять остров Иккинг пожертвовал занятиями в Школе драконов и дальними путешествиями по неизведанным землям, от чего в первую очередь страдал Беззубик, которого обременяли и свои, личные, обязанности. Он, на правах альфы, поддерживал порядок на всём острове и внимательно следил за поведением сородичей. С одной стороны, это была непростая задача, но за пять лет Беззубик сумел зарекомендовать себя как сильную, настойчивую и одновременно с тем довольно мирную личность, так что проблем практически не возникало. Убедившись, что вокруг всё идёт своим чередом, Ночная Фурия, не летающая самостоятельно, либо хвостом ходила за хозяином, либо дремала на крыше их старого двухэтажного дома. Более однообразной жизни, должно быть, Беззубик и не представлял. Иккинг, всякий раз вступая в контакт с названным братом, мысленно возвращался в не слишком далёкую пору, когда проводил свободное время, коего у них с Беззубиком было полно, в небе, и от воспоминаний сердце вождя сжималось как от острейшей боли.

Что и говорить, всем им, удалой молодёжи Олуха, пришлось повзрослеть за столь короткий отрезок времени. Эрет неожиданно вызвался быть ближайшим помощником Иккинга; вождя приятно удивил решительный настрой наездника Крушиголова, и он ни капельки не сомневался в том, что на этого парня можно положиться в трудную минуту. Сморкала на пару с Рыбьеногом всерьёз занялись ухаживаниями за общей возлюбленной, из-за чего вечно друг с другом конкурировали. Правда, Забияку вполне устраивало повышенное внимание к своей персоне, и что-либо кому-либо обещать она не торопилась, зато не упускала случая хорошенько врезать неугомонному братцу за очередную едкую подколку. Иккинг усмехался, наблюдая за этой идиллией и не вмешиваясь. Как ни крути, а некоторые вещи остаются прежними.

Астрид же поумерила боевой пыл, став терпеливее и мягче, однако всё ещё была воительницей; секира бессменно висела у неё на поясе, на всякий случай. В отношении Иккинга она, наконец, прекратила использовать излюбленный жест под названием «мой кулак против твоего плеча» и заменила его на заведомо более действенный — к лёгкому быстрому поцелую вождь относился гораздо положительнее. Астрид ждала мужа то с собрания, то из редких полётов, осуществляемых в основном по делам, то из патрулирования Олуха, или составляла ему компанию верхом на Громгильде. К слову, их драконы после женитьбы хозяев делили общую крышу над головой, и поначалу Беззубика не слишком устраивало тесное соседство обоих, пусть давних, знакомых, но он привык — подобно Иккингу, с трудом привыкшему распоряжаться не пятью всадниками-ровесниками, а суровыми вояками, многие из которых в разы превосходили его и по возрасту, и по комплекции.

Но всё равно это выглядело… 

 Не он должен править Олухом, не его это дело. Иккинг родился, чтобы стать вождём, и его никто не спросил: а нужно ли ему такое обязательство?

Время шло, отнимая у Валки былую весёлость и бодрость, что так же не радовало её сына. Иккинг часто замечал дымку печали в глазах матери — о, натянутой улыбкой и поддельной непринуждённостью его было не обмануть, — чётко различал в её голосе тщательно скрываемую грусть, пока она общалась с Грозокрылом, другими драконами или олуховцами. В светлое время суток Валка принимала вид относительно беззаботной и жизнерадостной защитницы крылатых ящеров, а вечером, пока, как она считала, никто не замечает, нередко давала волю слезам. И юный вождь прекрасно, лучше, чем кто-либо ещё на этом острове, понимал её душевное состояние.

Он равным образом не мог свыкнуться со смертью Стоика.

Жизнь Иккинга — не сказать чтоб размеренная, но всё же сносная, — пошла наперекосяк с тех злополучных происшествий полуторалетней давности. Они врезались в память юного вождя до мельчайших подробностей, словно он проживал один день тысячу раз подряд. За минувшие годы Иккинга не забыл ни торжествующей ухмылки Драго Блудвиста, безумца, тирана, задавившего авторитетом такое неслыханной мощи существо, как Смутьян, ни вмиг опустевших зелёных глаз Беззубика, от которых бросало в дрожь, ни безвольно раскинувшегося на земле Стоика Обширного…

Того, кого забрала ожесточённая борьба с человеком в плаще из драконьей шкуры.

Прошло почти полтора года, как Стоика не стало. 

 Но Иккинг до сих пор не знал себе покоя. В своих до жути реалистичных снах юный вождь заново переживал тот страх, смятение, отчаяние и непримиримую боль утраты; ощущения, преследовавшие его по ночам, были чересчур реальными, и, проснувшись, Иккинг не сразу осознавал, где он и что с ним. По окончании ужасного сна он чувствовал себя так, будто несколько минут или даже часов побывал 

 Словно кошмар и не видение вовсе, а проход назад, в прошлое.

Каждую ночь, сравнимую с целой вечностью, Иккинг становился свидетелем смерти отца, и это сводило его с ума, растравляло душевные раны, еле-еле успевающие подживать, пока вождь отвлекался на ежедневные дела. В чём заключался огромный плюс его новой должности, так в том, что она помогала хотя бы ненадолго вернуться к миру, выбросить из головы то, о чём думать не хотелось, но не думать не получалось.

Астрид и Беззубик всегда были рядом с ним. У любого жителя деревни могло сложиться впечатление, что воительница единственная из их семьи не опускала руки, но её внешняя невозмутимость давала трещину всякий раз, едва они с мужем оставались наедине, без посторонних. Астрид искренне переживала о здоровье мрачного, будто грозовая туча, Иккинга, и её забота, наравне с участием Беззубика, была ему дороже, пожалуй, всего на свете. Жена безуспешно пыталась приободрить Иккинга, а он из последних сил делал вид, словно ему не так уж и плохо, как ей кажется. Увы, от друга утаить тревоги оказывалось вообще невозможно. Беззубик не хуже хозяина знал, что значит жить с грузом вины на плечах: Иккинг готов был поклясться, что, когда он с трудом выныривал из вихря собственных мыслей, эмоций и воспоминаний, на мордочке его друга застывало жгучее, искреннее сожаление, не передаваемое ни единым существующим словом.

«Ты не виноват, брат, — говорил вождь чёрному дракону, надеясь на то, что и ему от своих же слов станет легче, — ты ни при чём».

Иккинг не смирился с произошедшим, не смирился и Беззубик. Вот почему Валка выглядела потерянной, вот почему плакала — она тоже не справлялась с этой бурей противоречивых эмоций, от неверия до ядовитого 

. Унять чувства не мог даже Плевака, что со слезами на глазах предавался воспоминаниям о Стоике — пожалуй, слишком уж часто и отчаянно для того, кто 

 считать друга мёртвым.

Какое было бы облегчение для семьи и знакомых Иккинга, если бы жутким кошмаром оказалась реальность. 

Реальность без Стоика Обширного.

В любом взгляде, обращённом на него, в любом слове и жесте, ему адресованном, Иккингу чудилась затаённая скорбь по его отцу. Хотя нет, не чудилась. Бывший глава племени Лохматых Хулиганов от рождения обладал качествами истинного лидера: твёрдостью, мудростью, храбростью. Он был… непобедимым. Жители Олуха знали: Стоик 

, однако где-то в глубине души они, как и их новый вождь, отказывались это признавать. Отец умер у Иккинга на руках; тем не менее, и он не верил в случившееся полностью.

Наверное, поэтому иногда, забывшись, Иккинг забегал в дом к Валке и окликал того, кто больше не отзовётся на привычное «пап». Наверное, поэтому он мог оговориться, упомянув о Стоике в настоящем времени. И именно из-за этого в первые секунды пробуждения от беспокойного сна Иккинг постоянно удивлялся, почему отец ещё не поднялся наверх выяснить, что же снится сыну, раз тот так душераздирающе кричит…

Перематывая в уме сцены разговоров с отцом, он приходил к неутешительному выводу, который вроде бы был ему известен, но никогда не казался таким горько-правдивым: их с отцом отношения оставляли желать лучшего, они оба нечасто друг друга слушали и, главное — слышали, а общий язык нашли лишь незадолго до гибели бывшего вождя. Получается, тогда Иккинг многое сделал неверно: не то сказал, отмахнулся, заупрямился или даже обидел словом. Хотя Стоик внешне и не подавал виду, но наверняка всё переживал в себе…

Иккинг чувствовал свою вину перед отцом, и это мешало ему нормально жить.

Он, сам того не подозревая, начал дольше задерживаться на праздничных торжествах, перечитывать без особой надобности важные документы, беспрерывно следить за работой подопечных, чаще проверять состояние складов. Нет, Иккинг не изменил отношения к шумным застольям, да и работа частенько утомляла до гула в висках — он всего лишь выполнял дела, так или иначе заставляющие отмести прочь все посторонние размышления.

С наступлением темноты ситуация обстояла по-другому. Во мраке комнаты то, что юный вождь с неимоверным усердием отгонял от себя днём, обязательно возвращалось. Здесь он был один, несмотря на присутствие Астрид и чуткое бдение Беззубика. Тяжкие думы лихорадочно метались в его голове, гудели, как потревоженные пчёлы; стоило сомкнуть веки, и мрачные образы проникали в сознание, вырастали перед внутренним взором…

Слишком правдоподобно.

В детстве Иккинг до смерти боялся драконов. Теперь он боялся засыпать.

Беззубик, раскатисто урча, приблизился к двуногому другу сзади — в темноте сверкнули зелёным огоньком, как у огромной кошки, его глаза. Рукой Иккинг нащупал сухой чешуйчатый нос рептилии; тусклый лунный свет, просачиваясь сквозь оконце под потолком, отбрасывал причудливые тени на стены, протягивался серебристой дорожкой по их постели. Астрид, видимо, устав прислушиваться к супругу, спала, и сон её вот уже как несколько часов подряд ничто не прерывало. Но юному вождю было не сна: его обуревали абсолютно незнакомые, неведомые ранее чувства. У него появилось желание в кои-то веки улыбнуться — не вымученно или наигранно, а 

, с ощущением трепещущего в груди счастья.

Жена Иккинга ждала рождения малыша. 

 малыша. Его наследника.

Новость Астрид оказалась такой внезапной и приятной, что заставляла не закрывать глаза вплоть до первых лучиков лениво-сонного солнца. И плевать, что Иккингу нужно вставать ни свет ни заря. Лучше уж не спать так, чем мучиться от превратившихся в ночной обычай кошмаров.

Вождь Олуха перебирал пальцами одеяло, нервно возился, но спохватывался и затихал, вовремя вспоминая о том, что может потревожить Астрид. Его одолевали и волнение, и смутные опасения, и какой-то детский, чистый восторг. Иккинг не понимал до конца, что конкретно чувствовал, и, судя по красноречивому выражению мордочки Беззубика, дракона тоже интересовал этот вопрос. Одно Иккингу было известно точно: его жизни опять предстоит круто измениться.

Вероятно, трудностей впереди не избежать, мелких ссор и недопонимания — тоже. Как-никак, все семейные пары испытывают так называемую проверку на прочность, все родители проходят этапы появления на свет, роста, взросления детей. Интересно, сомневался ли в завтрашнем дне Стоик после того, как ему стало известно о положении Валки? Беспокоило ли его, сколько новых, ни на что не похожих забот и ответственности сулила ему эта весть?

Юный вождь горько усмехнулся, глядя в окно, туда, где лучистые точки-звёздочки горстками рассыпались по чернильному покрывалу на редкость ясных небес. Иккингу уже не спросить того, чья поддержка и помощь были бы для него ценнее всех вместе взятых сокровищ Мидгарда. О, если бы только у него появился хоть крохотный шанс вернуться назад, когда всё ещё можно было исправить, Иккинг сделал бы что угодно, лишь бы его сын или дочь увидели деда вживую, а не на их совместном портрете, давным-давно нарисованном Ведроном…

Тяжёлый вздох сам собой сорвался с уст Иккинга, и без умолку шепчущийся над крышей деревянной хижины ветерок подхватил этот негромкий печальный звук.

Годы идут, а его тоска до сих пор настолько свежая, что кажется осязаемой. Будто Стоик умер только вчера. Будто некая часть его, Иккинга, отправилась в светлую Вальхаллу следом за отцом. По всей видимости, так оно и было, иначе почему у него на душе вдруг становилось странно-пусто, как в заброшенном колодце, едва его голову посещала даже самая мимолётная мысль о Стоике Обширном?

Аккуратно — не дай Один, разбудит — обняв Астрид, Иккинг устроился к ней поближе, так, чтобы слышать размеренное сердцебиение жены; монотонный стук умиротворял его не хуже гортанного ворчания Ночной Фурии.

Очень скоро в их доме, в семье появится кто-то третий. Может, и не один — пока предсказать непросто. Отец обрадовался бы внукам и точно закатил бы в их честь воистину незабываемый пир, от которого викинги отходили бы минимум неделю. Что ж, Иккинг собирался поступить так же. А ещё юный вождь планировал рассказать своему чаду как можно больше о Стоике Обширном — его ребёнок должен знать, каким великим человеком был дедушка.

К сожалению, сам он не больно ценил то, что имел, 

Той ночью Иккинг дал себе обещание, что в жизни не повторит собственной чудовищной ошибки.

Время шло. Небо на востоке наливалось румянцем, словно спеющее яблоко; звёзды меркли, темнота медленно таяла, уползала прочь, гонимая набирающим силу утром. До рассвета оставалось чуть-чуть.

Совершенно неожиданно для него самого, Иккинг Кровожадный Карасик III, вождь острова Олуха, основатель Школы драконов, один из лучших всадников, муж и будущий отец, провалился в кратковременную и впервые за последние месяцы безмятежную дремоту.

Источник: [https://ficbook.net/readfic/3187361]*
*Запрещенная на территории РФ организация

Часть 1

Как приручить дракона

Фанфики

Гет

Драма

Супруги

Раскаяние

Горе / утрата

Беременность

Чувство вины

Ангст

Альтернативная реальность

Повседневность

Психология

Депрессия

Астрид Хофферсон

Беззубик

Стоик Обширный

Иккинг / Астрид Хофферсон

Иккинг

...а его тоска до сих пор настолько свежая, что кажется осязаемой.

ru-gody-idut-ledyanaya-yarost-beta-tihaya-zvezda

Годы идут

Содержание

Часть 1

Комментарии (0)