Зеленовато-белые блики от фонаря на мокром от ночного дождя асфальте. Где-то рядом. Мне нужно крыльцо. Крыльцо старого дома с облупленной на двери краской (девственная подгнившая древесина группировалась взглядом в некое подобие дракона, явно прибывавшего в ярости). Да, вот оно. Где-то здесь. Сила. Что белеет в тени. Облако тумана или ...?

Глаза закрылись. Пелена сна откинулась ресницами. Дамблдор будто вышел из транса. «Даже не заметил, как вошел в это состояние. Почему это видение меня преследует? Все в нем кажется знакомым, но несколько забытым…» В растерянности он прошелся до круглого столика и стал разглядывать стеклянные фигурки, в которых застывало пламя каждый раз, когда Фоукс сгорал. Профессор уже давно заметил, что огонек всегда разный. «Наверное, это зависит от настроения, в котором пребывал феникс в момент смерти, хотя…» Гипнотизирующе-голубые глаза решили испытать свою силу на другом предмете. Им хотелось зацепиться. Шершавый каменный алтарек их привлек. Продвигаясь чуть дальше, взгляд наткнулся на колбочки с голубоватой жидкостью. «Верно. Надо пройтись по всем воспоминаниям. Я убежден, что видел эту улицу раньше».

«Уже 65 флаконов позади. Может, этот… Зеленовато-белые блики от фонаря на мокром от дождя асфальте. Вот я иду, но я уже прошел этот дом. Ааа… Это тот день, когда я познакомился с маленьким Томом Реддлом. А ведь тогда я не чувствовал в нем тьмы. Мальчик как мальчик…». Оборвав связь с воспоминанием, Дамблдор подошел к книжному шкафу. «Мне нужна карта Лондона.»  Из узкой щелки между древними томами «Истории Хогвартса и его окрестностей» вылетел лист глянцевой бумаги.

— Вы опять разговариваете сами с собой, Профессор? — проговорил низкий ровный голос.

— Да, Северус. В моем возрасте уже пора освоить эту привычку. Старость — замечательный жизненный период. Осознаешь, что за столько лет накопилось столько тем для разговора с собой. Недавно обсудил с собой свое поведение во время учебы… Эх, Альбус, Альбус-маленький проказник…

— Вы отвлеклись. Зачем Вам в Лондон? Опять увлеклись маггловскими изобретениями?

— Спасибо, что напомнили, Профессор. Надо будет заглянуть в сувенирную лавку и в шляпный салон, пожалуй. А по дороге, в ночное время, заглянуть в одно местечко.

— Логичнее было бы спросить зачем, ведь на этот вопрос я не знаю ответ. Этим вы бы поставили меня в затруднительное положение, и я был бы вынужден перевести разговор в другое русло. Какие новости о юном мистере Поттере?

— Все неизменно. Он на побегушках этой семейки. Ненавижу эту женщину, ее ядовитый голос, которым она пыталась испачкать ее имя, Л…

На последнем слове голос оборвался, будто говорящий задохнулся от цепи собственных слов. Сипя, проговорил:

— Когда Вы отправитесь?

Дамблдор был настолько увлечен мыслями об этом то ли сне, то ли видении, что вопрос пронзил его столь же подло, как в спину воткнутый кинжал.

— До сего дня эта иллюзия была бледная и расплывчатая. Сейчас же туманом покрыта только цель этой прогулки по ночному Лондону.

God Given Scar

Начало действия приходится на 1983 год, когда Темный Лорд был уже повержен, а Альбус Дамболдор находился в поисках ответов, связанных с исчезновением Волан-де-Морта. Сны дали ему первый ключ к разгадке - девочку...

Роулинг Джоан «Гарри Поттер»

Альбус Дамблдор, Северус Снейп, Богдана

Исход

Дамблдор, сидя в кресле, слушал время полета дождевых капель, разбивающихся о карниз и стекло, которые разливались симфонией и обволакивали свежестью весь Хогвартс и его директора.

Мысли о том сне были вытеснены этой музыкой. Вдобавок, когда гром отражался от хрустальных статуэток, он создавал звуковое подобие арфы с несколькими упоительными акцентами скрипки. Но внутренний композитор Дамблдора вспыхнул, словно умирающий феникс, от искры некого чувства целенаправленности.

Профессор спешно подошел к маленькому столику и стал искать глянцевую карту, которая была поглощена другой макулатурой, в большинстве своем стопками писем и номерами «Ежедневного пророка», накопившихся за прошедший месяц. «Вот она», — проговорил он с некоторым замиранием сердца, проводя указательным пальцем по поверхности плана Лондона.

Выйдя на балкон и пытаясь вновь не поддаться музыке природы, он трансгрессировал.

Здесь уже не было дождя. Мрачно. Дома были какие-то колючие, несмотря на приятное глазу освещение. Дамблдор удивился тому, как осторожно он идет, будто так и должно быть, будто он боится спугнуть эту неведомую цель. Силу.

Вот и крыльцо. «Оно пустое. Может, я опоздал? Или, наоборот, пришел слишком рано?»

Вдруг в тени дома что-то туманно сверкнуло. Профессор направился к тому месту и, остановившись в шаге от этой формы, замер, как пораженный заклятием Петрификус Тоталус. Эпицентром энергии, которая тянула его, оказалась девочка. Маленькое бледное создание с белыми волосами, несколько острыми чертами лица, в сером заношенном платьице и с босыми грязными ногами, свернувшись кошкой, спало, прислонившись к поросшей мхом мокрой стене. Дамблдор, немного отойдя от некоторого изумления, протянул руку и положил свою ладонь ей на лоб, чтобы проверить, не больна ли малышка. «Раньше мне не встречались дети-альбиносы.  Не думал, что они столь выносливы. Почему она на улице? Ночью…и одна».

Он закрыл глаза и погрузился в ее сознание.

Перед ним предстал роддом, из которого выходила пожилая женщина с желтоватыми глазами и с ребенком на руках. В ее взгляде мигали странные огоньки. Казалось, что она была не в себе.

Изображение сменилось. Профессор увидел спальню. Ребенок заливался плачем, а женщина смотрела пустым, отрешенным взглядом на фотографию миловидной темноволосой девушки с почти желтыми глазами,  при этом поглощая уже несколько заплесневелое яблоко, которое гармонично вписывалось в интерьер этой комнаты. Клочья пыли, намертво занавешенные окна и повсюду разбитые предметы — их постигла такая участь из-за припадков хозяйки дома.

Снова изменилось место действия. На это раз это был приют, тот самый, в котором Дамблдор однажды побывал, подарив маленькому Томми новую жизнь. Белокурой девочке на этот момент было уже года три. Она играла с какими-то детьми во дворике. Вдруг один из них кинул в нее песком и прокричал со смехом: «Старуха, седовласая старуха!!!». Малышка сначала посмотрела на обидчика серыми стеклянными глазами. Молча продолжила свою игру. Но вскоре история повторилась. К ее глазам стали подступать слезы. Волосы, которые были белыми как снег, стали краснеть, как и глаза. Через мгновение двор был пронзен жалобным стоном, полным непереносимой боли. Руки мальчика были обожжены раскаленными углями песка, которые он держал, чтобы продолжить издевательство. «Богдана, что ты наделала?!» — с ужасом говорили воспитатели.

«…Бедное дитя», — прошептал Дамблдор.

Девочка явно чувствовала, что кто-то рядом. Несколько нервозно дернулись брови и резко разомкнулись веки.

— Кто Вы? Если Вы попробуете причинить мне боль, то …

Голос девочки был звонким, как колокольчик над недалеко открывшейся дверью, но при этом в нем слышался металл и раскатистое низкое эхо, как в пещере. Она попыталась скинуть с головы руку старика.

— Я – волшебник, Богдана. Я не намерен причинять тебе боль и…

— Тогда зачем Вы прикасаетесь ко мне? Таких волшебников, как Вы, на улицах в ночное время много и каждый…

Она не успела договорить. Голубоглазый старик что-то прошептал, и браслет из трав, овивавший запястье девочки, зацвел, будто он был сделан только что. Малышка завизжала от восторга.

— …и я здесь, потому что некая сила в тебе привела меня сюда. То, что я  тебе только что показал, — это лишь элементарность в перечне витиеватых магических формул, изучением которых ты займешься, если согласишься пойти со мной.

— Сила? Откуда Вам известно мое имя?

— Я извлек его из твоей памяти. Как и знание о твоем прошлом.

— Даже о том, какими были мои родители?

— Нет.  Может, ты расскажешь больше, чем сцены из твоего прошлого. Но не здесь. Обстановка не располагает к длительной беседе. Дай мне руку.

Дамблдор протянул ей свою кисть с острыми костяшками и хорошо проступающими венами, что придавало ей скульптурности, не тронутой полировкой.

Богдана, как любой ребенок, которому предлагают сладкое, взяла ее, почти не задумываясь. Пространство тут же смазалось, а у девочки появилось ощущение, что ее скатало, как снежок. Пара мгновений — и она сидит в кресле из красной кожи.

«Как же удобно. Какая красота…» — думала малышка, рассматривая комнату, в которой оказалась,  цвета которой были только из теплой гаммы. В особенности преобладал золотой, солнечный. Девочка чувствовала себя неуютно со своей холодной внешностью, контрастирующей со всей окружающей ее прелестью.

«Зачем я взяла его руку? Что произошло? Как? Он сказал, что является волшебником… Тогда, конечно, удивляться нечему, но все-таки…»

Странно, но ее настороженный обычно разум проникся этим чужим человеком. Возможно, это из-за голоса. Из-за его мягкого голоса, который, казалось, не способен на резкость, ведь за время их диалога волшебник ни разу не повысил тон.

— Тебе здесь нравится? — послышался голос незнакомца где-то за спиной.

— Да… Простите, но Вы не представились, хотя Вам известно мое имя.

— Меня зовут Альбус Дамблдор. Я – директор школы чародейства и волшебства Хогвартс, в которой мы сейчас и находимся. Это мой кабинет и, по совместительству, дом.

— У Вас такая обширная библиотека! Вы явно мудрый человек, ведь не каждому под силу прочесть и запомнить все это.

— Благодарю за комплимент, Богдана. Сколько тебе лет?

— Ты говоришь не так, как дети твоего возраста. В твоих словах прослеживается мысль, и мысль эта весьма сложная, которая иногда с трудом формируется у детей учебного возраста…

— Но ведь у меня уже почти учебный возраст. Я должна в этом году пойти в школу.

— В волшебном мире с 11 лет принято посещать учебное заведение. К этому моменту происходит так называемый баланс сил, то есть юный волшебник в состоянии концентрировать, направлять и контролировать свои магические способности. Но пока у меня складывается впечатление, что твоя сила полностью тебе подвластна.

Девочка удивленно приподняла брови, и ее глаза от спокойного цвета морской волны стали переходить в насыщенный зеленый.

— С чего Вы это взяли? — с несколько дерзкой интонацией бросила Богдана и тут же прикусила язык, не поняв откуда в ней взялись эти ядовитые нотки. Она потупила взгляд и покраснела, насколько это было возможно при ее белоснежной коже.

Дамблдор заметил смущение ребенка и не принял ее тон всерьез. Улыбнувшись, чтобы успокоить ее, он ответил:

— Из-за твоего спокойствия. Я обратил внимание на твой ровный вид. В нем не было холода, который встречается у детей, выросших в приюте. Скорее достоинство и умение держать себя. Это очень важно для волшебника. Ты — отличный алмаз, для работы и последующей огранки… А теперь расскажи мне все, что тебе известно о своем прошлом.

Старик сел напротив нее и устремил свои гипнотические голубые глаза на девочку, следящей за языками пламени в камине, пытаясь сосредоточиться и вспомнить. После недолгой паузы она начала говорить, несколько рубленными фразами, будто боясь пропустить нечто важное.

— По рассказам нянечек, я вышла из утробы, когда моя мама была уже мертва…я родилась недоношенной, вообще было мало шансов на жизнь…но все-таки… Меня забрала бабушка, которая, по их словам, была сумасбродной старухой. До этого состояния ее довела смерть дочери, моей матери, которую убил по ее словам мой отец. Но это не доказано…так как на месте убийства его никто не видел. Кстати, неизвестно из-за чего мама умерла… ни внешних, ни внутренних физических повреждений у нее не было… Я никогда не видела и не знала отца, хотя ждала, что он меня заберет… какое-то внутреннее чувство говорит, что он жив… У бабушки были постоянные припадки. Она крушила все кругом… хоть я и была маленькой, но слышала грохот и звон…она калечила себя... голодала…однажды она уснула и не проснулась. Меня забрали в приют… а вчера я сбежала оттуда. Не могла больше терпеть издевательств со стороны детей, живущих в там…они дразнили меня из-за моей внешности…они насмехались и боялись меня. Этот страх, наверное и подстегивал их фантазию на мое унижение… Пожалуй, это все…

— Но ты не рассказала мне о своих способностях. Как я понял ты метаморф, то есть умеешь менять свою внешность… Это очень редкий дар.

— У меня была бабочка… Хм. Пожалуй, это было единственное существо, которому было все равно на мою внешность… Она общалась со мной. По-своему, конечно, с помощью крыльев, но я понимала ее…и знала, как  ей ответить, используя опавшие листья… Я общалась и с другими животными, но ведь это в порядке вещей, ведь Вы тоже так можете?

— В нашем мире общение с животными является редкостью…Известны только змееусты, ведь считается, что змеи — самые мудрые животные, в отличие от всех остальных…

— А как же совы? Ведь они — символы мудрости?

— Совы не живут на этой земле столько, сколько змеи.

— Поэтому они у вас носят почту?

— Ты знаешь про эту особенность? – улыбка вновь осветило лицо Дамблдора.

— Однажды я видела, как сова принесла письмо в дом напротив приюта. Мне показалось это удивительным… А эта птица тоже используется для переноски писем? – спросила Богдана, показывая на феникса, все это время следившим за гостьей.

— Ах, это феникс, Богдана. Фоукс. О может переносить огромные тяжести, его слезы обладают целительной силой… Несомненно, его можно использовать для этого, но фениксы из тех птиц, которые имеют чувство достоинства… Он не будет помогать, если не доверяет своему человеку.

— У феникса нет хозяина. Он мой друг, а я его друг. Между фениксом и волшебником устанавливается очень прочная связь, я бы даже сказал узы, которые не разорвет ничто… даже смерть.

Дамблдор замолк, в задумчивости глядя на звездное небо. Где-то вдали уже зачиналась заря. Тонкая светло-желтая нить в ее полотне перетекала в оранжевую, затем красную, и затухая в обшире темных оттенков синего. Постепенно винтовая лестница, ведущая вниз, стала покрываться золотыми крапинками, которые, сливаясь, придавали кованному железу торжественности.

— У тебя нет пути назад. Ты сама знаешь, иначе не сбежала бы из приюта. Я…

Богдана, все это время исподлобья следившая за стариком, свела брови в несколько хмурой позе, при которой между ними образовалась тонкая темная полоска, придававшая ее лицу милую задумчивость. «Прошу, оставьте меня здесь….Мне там не место», — крутилось у нее в голове.

— …Я предлагаю тебе остаться здесь. Ты явно будешь способной ученицей и…

— Я согласна! — закричала девочка и бросилась профессору на шею, будто это был ее отец.

Шел четвертый месяц пребывания Богданы в замке Хогвартс под своеобразной опекой Альбуса Дамблдора. Она жила в небольшой комнатке, напоминающей купол, с тремя узкими окнами с разноцветной слюдой вместо стекла, что придавало обычной форме жилья весьма фантастический вид, будто это было место обитания всех радуг мира. Во всем кипела жизнь. Тело платяного шкафа из красного дерева было искусно изрезано причудливыми завитушками и стояло в дальнем углу комнаты. В этом же стиле были кровать, письменный стол и кресло с гладкими, как волна, поручнями. Золотистый бархат обнимал стены комнаты, сглаживая своим присутствием шершавый камень. Когда ноги касались пола, появлялось ощущение, что идешь по теплому морскому песку. Одним словом — грот.

А что еще нужно девочке, не имевшей своей комнаты?

Небо было излишне пасмурным для августа, но активность, проявляемая на земле, вносила в него некое яркое пятно. На поляне, вокруг Гремучей ивы ходила с серьезным лицом Богдана. Белые локоны были убраны в неумело сделанный жгут, что позволяло прядям выбиваться и лезть в глаза самым наглым образом. Но эта мелочь не могла отвлечь девочку от поиска подходящей позиции. «Где же ее слабое место… Энергия должна пройти как можно свободнее». Наконец, она остановилась: «Попробуем отсюда».

Девочка еще не знала заклинаний, поэтому пыталась пользоваться воображением, что было несколько сложнее, ибо заклинание, подкрепленное знанием его результата, напрямую проникало в предмет и изменяло его суть, а мысль слепа; ей надо действовать на ощупь, что требует больше времени, сил и мастерства.

Девочка-альбинос закрыла глаза для объединения потока мыслей. «Теперь направление».

Медленно раздвигая веки, она стала фокусировать взгляд на коре дерева. «Вроде подходящая щель». Она начала отправлять единую нить мыслей к месту, которое показалось ей слабым. Их нить продвигалась осторожно, так как даже, казалось бы неживая, Гремучая ива может почувствовать проникновение в нее чужеродных частиц разума. «Стоп. Чуть левее и выше… Внутрь». Богдана видела каждый поворот этой расщелины в коре. Сконцентрировано, не мигая, она стояла, как мраморное изваяние.

В это время от дверей замка отделилась черная фигура, похожая на летучую мышь, не вписывающаяся в мир дневного света. Она шла по направлению к Гремучей иве, держа в руках какой-то пузырек с перламутровой жидкостью. Поднявшись на холм и взглянув на древнее дерево, человек в черной изысканной мантии прибавил шаг. «Опять эта девчонка! Я же сказал ей не приближаться к Иве! Неужели она не понимает, что может причинить ей страшнейший урон. Ведь деревья не обладают навыками окклюмменции. Гремучая ива будет пытаться извлечь из себя мысли этой белобрысой девчонки, разрушая свой ствол и избивая корни. Это…»

При этих мыслях Гремучая ива начала изворачиваться и размахивать своими ветками-бичами настолько агрессивно, что тонкая острая листва, которая обычно придавала ей романтичности и несколько сглаживала ее могучий шершавый стан, превратилась в армию тонких кинжалов. Богдана продолжала стоять неподвижно, будто ничего не происходило, несмотря на порезы на скулах и расслабленных руках.

Профессор зельеварения на бегу достал волшебную палочку и стал шептать магические формулы, пытаясь усмирить дерево, но это не давало результатов, что-то мешало прохождению заклинаний. Вдруг Гремучая ива стала стремительно терять цвет и форму, проявляя больше характеристики жидкости, чем твердого тела. «Она стала похожа… на фонтан. А девчонка не так безнадежна», — пронеслось в голове Снейпа, отразившись на его лице в виде ухмылки. Действительно, грубое тело представителя растительного мира превратилось в фонтан, хотя и с непредсказуемым направлением струй и брызг. Несколько капель попали на одежду профессору. «Странно. Почему они янтарные? Какая липкая консистенция… Смола?!»

Белая фигурка, мокрая и покрытая блестками смолы, прыгала с радостными, ликующими возгласами. Но восторг не успел закрепить в ней высокую позицию, так как был небрежно сбит гневными окриками профессора Снейпа.

— Остановите это немедленно! Неужели Вам абсолютно не дорога жизнь ни в чем не повинного дерева, юная самоуверенная леди?! С Вашей жизнью Вы можете поступать, как знаете, но Ваши действия не имеют права изменять природу другого существа, если это может навлечь на предмет магии желание к самоуничтожению. Ведь Вы, Богдана, находясь во взаимосвязи с этой ивой, могли, при разрыве ею связи, лишиться разума.

Выслушивая тираду профессора, девочка была готова зарыдать. Волосы из белых превратились в помесь фиолетовых, голубых и изумрудных прядей. Капли застывшей смолы больше не доставляли удовольствия своей тяжестью, скорее раздражали и усугубляли подавленное настроение.

Гремучая ива вернулась в свое естественное состояние.

— Идите на кухню. Там Вас ждет обед, — рассек подавленную атмосферу стальной голос. Его обладатель направился к замку, кутаясь в тьму своей мантии. Поднявшись по парадной лестнице, Северус Снейп направился в кабинет директора.

Профессор зельеварения застал Дамблдора стоящим на балконе и устремившим взгляд на просвет между облаками.

— Зачем Вы оставили эту девочку у себя, Альбус? От нее одни проблемы. Я устал спасать ее от Гремучей ивы, которую она безрезультатно пытается превратить в фонтан!

— Почти безрезультатно, мой друг, — Дамблдор с иронией глядел на негодующего Северуса. – Ведь плоды ее труда все-таки оставили на Вас следы. Не могу не отметить, что янтарный цвет Вам к лицу.

Снейп с омерзением посмотрел на свою черную мантию, которая теперь выглядела, как парадное платье шестнадцатого века: строгая, роскошная изысканность и блеск.

— Вы спрашиваете: зачем? Пожалуй, она мне напомнила меня в молодости. Резвая, с воображением и прытким умом.

— Я почему-то уверен, что в Вас заиграли отцовские чувства, Альбус, — холодные глаза профессора зельеварения вдруг будто потеплели. — Вы умиляете меня, когда сидите за одним ветхим томом «Теории трансфигурации и ее практики».

— Да, где-то Вы правы, Северус. Я действительно привязался к ней за эти четыре месяца. Из-за желания проводить с ней больше времени, у меня накопилось масса дел…

Директор в рассеянности посмотрел на стопки нетронутой почты и несколько неухоженную жердочку Фоукса, который уже явно утомился полировать ее при помощи перьев и слез.

— Фоукс, прости, дружище. Сейчас я все исправлю, — один взмах палочки — и жердочка сияла от чистоты.

Встрепенувшись, феникс стал что-то напевать, одобрительно разглядывая свое отражение в полированной золотой поверхности.

— Как прекрасна молодость…

«В особенности в женском обличии», — пронеслось в голове Снейпа.

«Профессор, простите, я не осознаю, что делаю» — эти слова будто впитала каждая мелочь в кабинете директора.

Заканчивался октябрь. Хогвартс был полон жизни. Ученики поглощали свободное пространство замка, как плющ — голую стену, разветвляясь и переплетаясь. Звуковые волны их голосов постоянно натыкались друг на друга, и, находя пустоты, заполняли их материальным эхом.

Дамблдор стоял, в задумчивости склоняясь над Омутом памяти. В беспокойстве он посмотрел на мирно спящую девочку на диване. Она лежала в позе зародыша, будто ей было холодно и страшно от чего-то, несмотря на солнечный день. На щеке красовался глубокий порез, который уже начал затягиваться.

«Что с ней было? Сначала у меня была твердая уверенность, что такая реакция обусловлена обидой, но… после нескольких просмотров воспоминания я начинаю сомневаться в этом. Обида была лишь почвой, зерно было в ней. Изначально? И что можно считать началом?»

Его шаги, являющиеся побочным действием мыслительного процесса, нарушали сонную рыхлость ковра. В этом маячащем движении улавливалась некоторая тупиковость интенсивного анализа. «Еще раз». Дамблдор так резко остановился, что по ковру прошла рябь, как от интенсивных поглаживаний ветра. «Нет. Незачем. Я и так помню все до мелочей. Возможно, она не контролировала себя из-за того, что росла без родителей или родственников. Ей не на кого было опереться, довериться, что не позволяло открыть дверь в ее слабости и страхи. Когда она посмотрела на меня этим бездушным взглядом, будто исстрадавшихся по насилию красных с фиолетовым отблеском глаз, из-под таких же красных рваных перьев прямых волос, я почувствовал, как теряю связь с реальностью и самим собой. На мгновение мне показалось, что я немного совладал с руками, так как пальцы поочередно сгибались, будто разминаясь перед чем-то. Но я был излишне самоуверен. Казалось, что они — не подчиняющиеся хозяину марионетки. Сначала они стали накручивать на себя мои седые космы, что придало некоторой уверенности в успокоении Богданы; но, пройдя своеобразный барьер, пальцы, как челюсти, вонзились ногтями в шею так, что я почувствовал их кончиками кости. Будто задумкой своеобразного кукловода было снять кожу и оголить плоть. Благо настойка пустырника творит чудеса. До сих пор не могу понять… как мне удалось избавиться от этого воздействия, а если точнее, как она смогла совладать с собой? У меня сложилось впечатление, что она будто посмотрела на все другими глазами… глазами успокоения. Ее явно привело в ужас мое состояние и осознание того, что это сделала она… Как странно, стоило мне совладать с собой, я размахнулся и ударил ее, даже, пожалуй, полоснул… Неужели это была досада, что кто-то смог одержать надо мной верх? Я думал, что эта юношеская черта ушла, но похоже, что нет…»

Богдана пошевелилась. Солнечные лучи стали падать прямо на нее, что придавало ее коже сходство со свежим инеем, искрящимся от пронизывающего его света.

«А ее кровь? Кровь не красная, а какая-то неопределенная. Наверное, это ее метаморфная сущность, хотя, если не ошибаюсь, кровь подобных ей отличается от крови обычного человека лишь геном Метаморфа, который не влияет на цвет».

Дамблдор подошел к дивану и сел рядом со спящей фигуркой. По всему его телу побежало тепло. Директор давно чувствовал, что для него это дитя стало родным, что между ними появилась связь. «Девочке не хватало заботы родителей… Я могу ей дать то, что не успели дать они. Но надо скрепить Узы». Он взял руку девочки, как знак доверия и опеки, связывающие и оберегающие Узы. Из их сердец вырвались, подобные солнцу,  искры, перевоплощавшиеся в полете в лебедя и феникса, которые постепенно начали образовывать тонкую невесомую цепочку, укрепляющую связь между ними. Цепь натягивалась и накалялась. Вдруг она вновь преобразовалась в птиц, пикирующих друг на друга. При столкновении они проникли друг в друга, образовав на мгновение сияющую сферу, а затем лебедь проник в сердце Альбуса Дамблдора, а феникс погрузился в бойкое сердечко Богданы. Старый волшебник склонился и поцеловал ее в лоб – знак отцовской любви, скрепляющий Узы семьи. «Теперь ты — моя дочь», — прошептал Дамблдор, глядя на озаренное улыбкой белое, как у фарфоровой куклы, личико девочки, готовящейся вот-вот показать свету зеленые, как летняя растительность, глаза.

Снейп открыл глаза, которые тут же наткнулись на твердую тьму потолка. «Люмос». До его слуха доносилось бряканье стекла, точнее, стеклянных колб. Грубо сбросив с себя одеяло (точно таким же движением он скидывал с себя черную мантию), он резким движением встал с кровати и подошел к гардеробу из жженой древесины с серебряными вставками; извлек из него свое обыденное черное одеяние, в которое тут же облачился и без лишних сантиментов по поводу своего внешнего вида направился в хранилище ингредиентов.

Шум больше не был слышен. Но профессору зельеварения и не нужны были звуки, чтобы ориентироваться в «организме» подземелья. Он знал его так же безупречно, как и то, что в нем сейчас появилось инородное тело помимо самого профессора. «Еще два прохода…» Кисть сжимает ленивую ручку двери, которая вдруг оттолкнула Снейпа в объятия стены.

— Кто здесь? – послышался испуганный мелодичный голосок.

Свет палочки обрисовал Богдану с рыжими волнистыми волосами и широко распахнутыми изумрудными глазами, в которых читалось: «Ну все… Попалась. Теперь о зелье Чистая смерть можно только мечтать. Какая же я дура!» Ночная темно-синяя атласная сорочка придавала ей смущения.

С минуту оба стояли в молчании. Богдана искала хоть какое-то оправдание и боялась открыть рот, ибо чувствовала, что бесполезно будет отпираться и пытаться завуалировать свои действия. «Как же глупо…» Она отважилась поднять для начала взгляд. «Главное не смотреть ему в глаза, чтобы он не давил меня укором…да. Смотреть несколько сквозь него». Но выполнить запланированное у нее не получилось. Его сконцентрированная расслабленность и теплая улыбка зацепили ее внимание.

— Лили! – Северус Снейп вдруг кинулся на девочку, пал на колени и обнял ее. Она чувствовала, как его слезы падают ей на плечо и скатываются по руке. «Такие горячие. Он рад? Но чему? Почему он назвал меня Лили? Воспоминания…» Его руки исступленно зарывались в ее, все еще рыжие, кудри, будто хотели вырвать их, будто это величайшее наслаждение на земле.

— Я тебя не отпущу. Больше никогда… Нет. Никто тебя не заберет. Мы будем вместе, как и должно было быть тогда и будет теперь… — шептал Снейп, отрешенно и самозабвенно покрывая поцелуями оторопевшую Богдану. «Забавный. Хм. Не думала, что он такой пылкий…Но о чем я думаю? Надо заканчивать этот спектакль с переодеваниями…»

— Профессор, простите…

— За что, за что, Лили, ты просишь проще…?

— Что я проникла в Ваше хранилище и стащила оттуда несколько ингридиентов. Но уверяю Вас, это только лишь с целью самообразования…

— Профессор, я не та, за кого Вы меня принимаете. Вглядитесь в мои черты лица!

Снейп посмотрел на волосы, которые страстно накручивали его пальцы. Локоны были белые с нотками серебра. Кожа сияла, как Луна, отражающая солнечный свет. «Но глаза те же…» Профессор Снейп медленно, словно новорожденная лань, поднялся, едва держась за реальность остатками разума, который бы как в тумане. «Где же мое самообладание?»

— Что здесь произошло? — Северус Снейп пытался придать своему голосу повседневной надменности, но интонация была не столь убедительна, как и его растерянное выражение лица.

— Приношу извинения за предоставленные неудобства, Профессор. Вам пришлось встать с постели ночью, чтобы застать меня, ворующей в Вашем хранилище ингредиенты для снадобья. Я согласна на любое наказание, которое Вы мне назначите. Кажется, Вы случайно обмолвились о работе на кухне?

— Разве? Нет. Я думаю, что на первый раз я прощаю Вам этот поступок. Пожалуй, спишем этот инцидент на тягу к знаниям. Но хочу напомнить Вам, что если Вас интересует зельеварение, то в этой школе есть преподаватель, который может Вам помочь в удовлетворении Вашего любопытства по данному предмету. Спокойной ночи, мисс.

Профессор круто развернулся на каблуках и удалился во мрак. Оказавшись в своей спальне, он сел в обитое бархатом кресло. «Не смогу уснуть. Она была так похожа на нее. Эта девчонка решила поиграть со мной? Моими чувствами?! Но откуда ей знать? Дамблдор? Нет. Он не рассказал бы ей. Поверить, что это всего лишь совпадение? А чем еще это может являться?»

Вопреки мыслям Северус Снейп постепенно погрузился в сон, который, обглодав последнюю косточку размышления, унес его в мир красоты и изумрудных грез.

— Сегодня мы отправимся к Олливандеру, Богдана. Тебе нужна волшебная палочка, ведь скоро у тебя начнется новый жизненный период — школа. Ты все еще не решила, что надеть?

Дамблдор сонно сидел в кресле. Широкая улыбка омолаживала его лицо, которое в силу возраста не отличалось гладкостью. Он смотрел на сияющий в утренних солнечных лучах гардероб, поглотивший его дочурку.

— Я так волнуюсь, — девочка показала свою растрепанную головку из-за резной дверцы. – Это же событие, папа. У меня будет волшебная палочка!

Восторженные волны ее голоса отгоняли от Альбуса Дамблдора дрему.

— Пожалуй, это, — Богдана подбежала к зеркалу. Она приложила к себе серебристое шелковое платье в пол. – Сейчас примерю.

Оно божественно облегало ее стан. Свободные рукава грациозно ниспадали. Она была изящна, как тень журавля, парящего в небе.

Богдана закусила пару невидимок бледными губами.

— Тебе идет высокая прическа.

— Спасибо, отец. Не могу с тобой не согласиться, — игриво повернув голову, она подмигнула Дамблдору. – Я готова.

С этими словами директор взял девочку за руку, и они трансгрессировали.

— Здравствуй, старинный друг, Альбус, — послышался голос из лабиринта стеллажей. – Я думал, что ты заглянешь позже и не прикупил бутылочку медовухи…

— Прости, но мы не за этим…

— Выйди к нам, я познакомлю тебя со своей дочерью.

Справа показалась фигура невысокого голубоглазого человека с белыми волосами, похожими на клочья пыли, которыми было покрыто все вокруг.

— Не знал, что у тебя есть дочь, Альбус. Хм. Как зовут тебя, юная особа?

— Я так понимаю, что Вы пришли ко мне, чтобы купить волшебную палочку, — услышав молчание в ответ, он продолжил. – Ну что ж… Попробуем вот эту. Ива с жилой дракона 13 дюймов…

Девочка неуверенно взмахнула палочкой. Фонарь, который стоял на столе, вдруг загорелся.

— Вот и замечательно. С первой попытки мы нашли тебе твою помощни…

Он не успел договорить. Пламя резко вырвалось из плена фонаря и набросилось на окружавшие его предметы. «Аква Эрукто». Пламя потухло.

— Странно, не она. Ну что ж… пойдем дальше…

Дальше было то же самое, что и в первый раз. Ни одна палочка не хотела слушаться девочку, глотающую слезы.

— Ну, все, хватит, — Альбус Дамблдор больше не мог смотреть, как она бьется в рыданиях. – Пора остановиться.

— Да но мы так и не подобрали ей подходящую палочку.

— Мы придем в другой день. Я прошу тебя, попробуй подобрать что-нибудь на глаз. Мы заглянем через недельку. Надеюсь, что к тому времени у тебя уже будет бутылочка славной медовухи.

— Хорошо, Альбус, — отдаленно произнес Олливандер, не сводя глаз с опустившей голову девочки-альбиноса. «Я не мог так ошибиться в выборе… Палочка всегда появляется раньше хозяина, ожидая его появления. Сомневаюсь, что найду подходящую для нее… Обычно палочка «зовет» меня, когда чувствует владельца, а сейчас было тихо…. Ни одна из палочек даже не шелохнулась, не задрожала, не подала голос… »

Момент свернувшейся реальности, и вокруг них вновь камин и уютное убранство директорского кабинета.

— Богдана, не задавай мне этот вопрос, ибо я не знаю на него точного ответа. Возможно, в тебе еще нет какого-то качества, которое является основополагающим для палочки, предназначенной для тебя? Может, ее вообще надо искать у другого мастера? Ведь один создатель палочек не может изготовить их на каждого волшебника.… Некоторые из его работ так и пролежат на полках, например, в случае ранней смерти ребенка.… У палочки своя судьба, как у любого живого существа. Она может быть преданным слугой, лучшим другом, но возможно предательство или переход на сторону победителя. Если ее что-то не устраивает во владельце, она будет искать малейший повод, чтобы изменить привязанность… — Дамблдор подошел к открытому окну и в задумчивости стал гладить большим пальцем свою волшебную палочку. – Она может убить хозяина, но не самостоятельно, а через интересующего ее человека, его руками. Палочка — это дух, а не возможности, чем он сильнее и устойчивее, тем крепче связь между палочкой и волшебником. Способности ты реализовать можешь и без нее, но силу души только с ее помощью. Ты – идеолог, она – демиург, воплотитель.

Запретный лес черными кольями ветвей исцарапал небо в кровь. От его темной густой массы отделялись щепки птиц и фестралов, купающихся в небесном страдании.

— Я пойду, пройдусь перед сном?

— Да, конечно… конечно….

Богдана вышла из замка, окна которого мерцали первыми звездами. Она не знала куда идти, поэтому решила довериться ногам, которые ласкали старая жесткая трава и свежие молодые побеги.

«А если для меня волшебная палочка не создана? Если я не достойна? Что же во мне не так? Почему, почему?!…»

Этот вопрос провел с ней ночь.

В кабинете, выделенном профессором Снейпом Богдане для практики в зельеварении, царила иллюзорная тишина.

«Так. Заклятие «Оглохни» наложено. Профессор Снейп, простите, что пришлось одолжить у Вас волшебную палочку без разрешения. Надеюсь, Вы ее не хватитесь раньше, чем я закончу… Итак. У каждого мастера свой секрет создания палочек. В книгах ничего конкретного не написано. Все сходится к визуализации… Выбор составляющих уже сделан: ветвь ивы, так как это мое дерево по поверьям друидов, перо лебедя, к сожалению, Фоукс наотрез отказался отдать свое… Заклинания прочности освоила, прочность Уз упорядочу во время процесса… Зелье Создания приготовлено и ранее опробовано: был взят скелет мыши и мертвый паук. В образовавшейся сфере они слились в некий гибрид, которому, правда, прожить долго не удалось…. По словам автора, его съела почтовая сова, принесшая «Ежедневный пророк». Забавно, хоть кто-то остался доволен. Я решила добавить к формуле слезы феникса и несколько волосков единорога. Может, выйдет толк, ведь это очень мощные субстанции. Главное, чтобы зелье пока оставалось непоколебимо… Сначала сердцевина, потом тело палочки, затем Узы. Пора приступать…»

Богдана взяла ветку Гремучей ивы и стала шлифовать ее серебряным кинжалом. Рядом с ней сияло зелье Создания в фарфоровом чане.

«Ну, вроде готово… Ай! Порезалась…» Пара капель перламутровой крови упали на лоснящееся перо. Повернувшись к чану, с жидкостью, по цвету напоминавшему ртуть, она, забыв про царапину, погладила будущую волшебную палочку.

Из окна подул ветер, незаметно отделив от вьющейся белоснежной формы тонкий волос, неспешно коснувшийся глади Создания и змеёй ушедший в его недра.

«Ну что ж… Присту…» Девочка в изумлении застыла. Содержимое чана разделилось на две части, которые постепенно приобретали образ рук. «Ведь ничто не тревожило зелье! Надо быстрее действовать…». Богдана суетно стала бросать в «ладони» заготовленные составляющие палочки, но в порыве погрузила в зелье и кинжал. Руки цвета ртути стали растирать ветвь в порошок, который постепенно стал походить на плоть. «Доэкспериментировалась!» — воскликнула Богдана, гладя на то, как серебро превращается в голубо-фиолетовое пламя, как в его сердцевине извивалось перо, к которому присовокупился ее волос, по которому бежала жидкость. «Боже, это же моя кровь!» Ворсинки пера стали утончаться и удлиняться, превращаясь в сосуды. Руки цвета ртути начали заключать их в ивовую плоть, будто не замечая пламени, которое, словно лотос, закрывал свой бутон, одевая кожей нагой состав.

Сошлись последние швы на новорожденной палочке, но руки продолжали работать над ней. Верхний слой серебра становился более прозрачным, что позволяло увидеть внутреннее строение ее организма, циркуляцию крови. «У нее еще и сердце есть! Похоже на жемчужину…». Рукоятка палочки была в момент создания непредсказуема: ее форма менялась от представителей флоры к существам фауны.

Богдана была не в силах оторваться от этого зрелища. Ей казалось, что ничего вокруг нет: ни времени, ни пространства, ни жизни, ни смерти. Есть только связь, которую не нужно создавать искусственным, магическим способом. «Мы – одно. Не целое, но одно. Никто не сможет пользоваться ей, если она сама не позволит. Дело даже не в переменчивости натуры любой волшебной палочки, которая редко когда не выберет сторону победителя, а скорее в именно ее осознанном выборе. Она поможет только тому, кому доверяет. Она мне не принадлежит, как не может принадлежать дочь отцу, брат сестре…. Но сейчас Она будет со мной».

Струящиеся руки протянули Богдане палочку примерно в 10 дюймов. Когда девочка коснулась ее, то почувствовала сердцебиение и даже слабое дыхание кусочка металла. Рукоятка тут же приняла облик феникса. «Даже цвет его перьев такой же, только он более серебряный, будто эти изменения происходят под «кожей» палочки… Да. Скорее всего…»

Она не успела насладиться этим торжественным мигом. Из-за двери послышался гневный холодный голос, от которого по телу пробежала леденящая дрожь.

— Как Вы посмели взять мою палочку без разрешения, глупая девчонка! То, что я Вам позволил заниматься в своем кабинете, не дает Вам права пользоваться моими личными вещами. В особенности палочкой. Зачем она Вам понадобилась? – темные взгляд Снейпа прошел в мысли девочки, но вдруг натолкнулся на преграду.

— Профессор, я в состоянии сама Вам сказать, почему я воспользовалась Вашим имуществом. Не стоит углубляться в мое сознание. Вдобавок, это уже неважно, ведь цель достигнута. Теперь у меня есть своя волшебная палочка.

— И, тем не менее, я требую объяснений. Как Вам это удалось? Хотя я вижу, что Вы усовершенствовали зелье Создания. И как оно действует?

Снейп немного смягчился.

— Отдайте мою палочку. И если Вы не против, то я хотел бы лицезреть Вашу, — Северус Снейп удовлетворенно усмехнулся. «Такая малышка, как ты, не может создать ничего толкового.»

Богдана протянула свое серебряное творение.

— Она необычна. Будто сделана из металла. Такое ощущение, что она — живой организм…

Уже была ночь. Северус Снейп, спустившись по винтовой лестнице, скрылся за горгульей. Альбус Дамблдор сидел в кресле и неотрывно смотрел на спящего Фоукса, которого обрисовывал теплый свет камина. Его оперение выглядело как небо на закате.

«Какие еще сюрпризы преподнесет мне эта девочка…»

Рукоятка новорожденной палочки походила на спящего кота, тихонечко мурчащего во сне.

Колокольчик предательски выдал вошедшего в лавку директора Хогвартса.

— Ах, Альбус… — радостно протянул Олливандер, раскрывая объятия. — А ты сегодня без дочери?

— Она создала себе палочку, друг мой, — Дамблдор сухо обнял голубоглазого старца, что было признаком глубокой задумчивости.

— Да, сама. Причем ее палочка другая…

Олливандер в недоумении посмотрел на статную фигуру старого друга.

— Что ты имеешь в виду? Ей же всего 10 лет. Неужели ты думаешь, что ребенок ее возраста способен создать такой замысловатый инструмент? А откуда ей стала известна формула, ведь ни в одной книге нет точного описания этого процесса?

— Я взял ее с собой. Посмотри.

Дамблдор извлек из складок лиловой с золотым орнаментом мантии дрожащую палочку.

— Будь осторожен с рукояткой. Ее змеиное проявление может несколько болезненно укусить.

Олливандер надел меленькие круглые очки и взял строптивую палочку за противоположный безопасный конец.

— Сейчас она еще смирная. А первоначально, когда она приняла образ огненного краба, было достаточно проблематично даже дотронуться. При чем стреляет она метко… — директор показал подпаленный край головного убора.

Пройдя по телу палочки ощупью пальцев, Олливандер попытался проверить ее гибкость, так как она, поняв, что угрозы нет, стала покорно демонстрировать свои способности, раскидывая вокруг себя розовые лепестки с нежным ароматом, конфликтующим с затхлым запахом пыльной лавки.

— Как ей это удалось? – изумление застыло на лице мастера. Он будто начал разговаривать в слух.

— По словам Северуса, она приготовила усовершенствованное зелье Создания.

— Но зачем? Ведь я обещал, что подберу ей палочку…

— Но ведь ты сам не был до конца уверен в том, что ты ее найдешь. Богдана, вероятно, почувствовала твое сомнение, — Дамблдор повернулся к собеседнику спиной, будто старался не отвлекаться от цели своего визита. — Но меня больше интересует, почему ты был не уверен?

Голубые глаза, все это время неотрывно смотревшие на лиловую фигуру, направились в пол, будто склонившись в поклоне.

— Знаешь, Альбус, волшебная палочка это своеобразная копия хозяина. Ее сердцевина — это сущее хозяина. Похоже, что именно поэтому ни одно из моих творений не подошло ей. Ведь она – метаморф.

— Это не объяснение! Только не говори, что ты всегда был не в состоянии подобрать палочку волшебнику — метаморфу? Метаморф меняет облик, но его сущность — константа…

Дамблдор прервал речь. «Как я мог быть так слеп, ведь все лежит на поверхности: ее суть изменчива. Скорее всего, эти припадки и есть проявление второй натуры. Но какая из них истинная? Странно, стоит найти ответ на один вопрос, как на его место приходит другой, еще более неопределенный, чем первый…»

Директор Хогвартса не заметил, как очутился в глубине Косого переулка, как оставил растерянного Олливандера в его магазинчике, как семенивший рядом с его ухом серебряный колибри с изумрудно-желтым оттенком оперения, залетел в складки его мантии и принял свой естественный вид.

«А палочка Богданы?» Профессор стал в надежде ощупывать потайной карман. «Да. Она там. Все в порядке… Как неудобно получилось с Олливандером… Неделя кончается послезавтра, а значит приглашение все еще в силе…»

Исход

Содержание

I

II

III

IV

V

VI

VII

VIII

IX

X

Комментарии (0)