оскар давно знал, что ландо увлекается фотографией. еще до того, как сам стал частью «макларен», он периодически натыкался на его снимки в соцсетях команды — кадры, подписанные смм-щиками аккуратным «by LN4». в глянцевых журналах мелькали фотосеты, где ландо держал камеру так естественно, будто это не выданный ненадолго реквизит, а продолжение его рук. на дрожащих фанатских видео из аэропортов он то и дело появлялся с компактным плёночным аппаратом — то прижатым к груди, то болтающимся на шее, как диковинный амулет.

так что да, оскар знал: напарник фотографирует. просто не подозревал, насколько часто это происходит.

свет, падающий на стену паддока интересным зигзагом, кота, свернувшегося компактным бубликом на капоте мерседеса, трещину в асфальте, похожую по форме на монако. он ловил моменты с жадностью голодающего — украдкой на брифингах, в дорогих ресторанах, между глотками кофе, на ходу, едва не спотыкаясь.

оскар не любил сильные, тем более сильные негативные эмоции; он всегда предпочитал держать себя в руках, контролируя душевные порывы и переживания.

но как тут сохранять хладнокровие, когда твой напарник раз за разом пытается самоубиться ради кадра? переходит дорогу, не глядя по сторонам, потому что «оу, смотри, какое облако!»; останавливается посреди тротуара, заставляя прохожих обтекать его, как камень в ручье; наступает на собственные — небрежно развязавшиеся — шнурки, пытаясь поймать нужный ракурс.

раньше это свойство ландо было не столь очевидно.

хотя, возможно, это оскар просто ничего не замечал. в первые месяцы в «макларен» они с новым напарником редко пересекались вне трасс и пресс-конференций, да и тогда пиастри смотрел на ландо сквозь розовые очки новичка в формуле-1 и видел в нём только уверенного и харизматичного пилота.

но чем ближе они становились, чем больше норрис позволял себе расслаблиться в присутствии напарника, постепенно становящегося настоящим другом, тем лучше оскар с понимал: за широкой улыбкой чемпиона скрывался настоящий магнит для неприятностей. и это даже не в смысле ментального состояния ландо, о котором нужно было говорить отдельно.

оскар мог бы рассказывать о безрассудстве и беспечности ландо часами, поскольку список вещей, опасных для жизни и здоровья самого норриса пополнялся на постоянной основе.

выбежать из горящего паддока в одних носках и напороться на камень? легко. задеть локтем стакан, стол, человека и вообще всё в радиусе метра? без проблем. упасть со стула от чихания и воткнуться лицом в мусорку? да это же классика — по признанию самого ландо!

а уж история с разбитым носом… её знал не только их общий чат, куда ландо ввалился с ноги с очередным «прикиньте, че произошло!», но и, кажется, вся планета.

и теперь оскар мог с уверенностью добавить в этот список все происшествия, случившиеся из-за проклятой камеры.

ландо больше не пытался скрывать от напарника своё увлечение — то ли перестал стесняться, то ли просто устал притворяться, — и теперь оскару приходилось расплачиваться за эту откровенность.

он ловил ландо буквально за шиворот, когда тот ступал на проезжую часть, ничего не видя, кроме картинки в объективе; оборачивался посреди рассказа и понимал, что последние пять минут говорил в пустоту, потому что напарник отстал на двадцать шагов и теперь увлеченно ловил трепетание голубиных крыльев в чердачном окне; нетерпеливо вздыхал, когда ландо все-таки соизволял предупредить о своевольной остановке движения чем-то типа «стой, тут классный свет!», хотя и пытался делать это не слишком громко, чтобы не сбить вдохновение художника, читающееся в широко открытых карих глазах и почти незаметной улыбке…

годы жизни с сестрами научили оскара терпению, когда женская половина семьи внезапно решала «пофоткаться». в каком-то смысле с ландо всё было иначе — в его увлечении не было кокетливого суффикса «ся», не было желания просто запечатлеть себя на фоне достопримечательностей. это было что-то... более настоящее.

что, однако, не делало ситуацию менее раздражающей.

теперь оскар понимал, о чём говорил карлос в самом начале, бросая на одном из первых парадов пилотов смешливое предупреждение:

— если ландо с камерой — держи его за руку, иначе потеряешь в толпе. он как щенок: увидел какую-то интересность, и бежит за ней, не глядя по сторонам.

весь размах катастрофы оскар ощутил в одно не самое прекрасное утро, когда они вдвоем с напарником спешили — или так думал только оскар, — на очередной брифинг, поставленный каким-то гением на девять утра. после ночного перелета и трех часов сна, которых явно не хватало для адекватного функционирования организма, оскар не ожидал, что он в самом деле потеряет ландо в сплетении коридорных переходов и ему придется возвращаться, отчаянно зевая и уже даже не думая вежливо прикрывать рот ладонью.

— ландо! — в голосе оскара звучала обреченность, когда он наконец обнаружил того, застывшего у окна с поднятым телефоном. что он там снимал? восход, размазанный по грязному стеклу? размытые тени усталых людей, бродящих по паддоку? — мы же опаздываем!

— ммм, — невнятное мычание напарника заставило оскара подойти поближе и аккуратно встать за его спиной, силясь разглядеть, что именно привлекло внимание ландо. — сейчас-сейчас… ты лучше иди, а я тебя догоню, оск.

— о боже, — затуманенные недостатком сна мозги оскара не могли решить, что было бы лучше: опоздать на брифинг, в котором собирался принять участие сам зак браун, вдвоем, или бросить ландо здесь одного, а самому поспешить в конференц-зал и постараться оправдать и себя, и напарника.

он выбрал первое, прислонился к прохладной стене и устало прикрыл глаза. пальцы автоматически растёрли припухшие и быстро потяжелевшие веки. когда он взглянул на часы, голос прозвучал почти отрешённо:

— уже семнадцать минут.

— я знаю, ты не понимаешь, но… это правда того стоит.

твердость в голосе ландо заставила оскара посмотреть на того сквозь ресницы. он редко видел напарника таким — сосредоточенным, уверенным. на несколько секунд ему стало искренне любопытно, что такого мог видеть норрис, чего не видел он, но сонный туман в мозгах быстро потушил затеплившуюся искру интереса.

оскар очнулся только от легкого хлопка по спине.

— засоня, пошли, — знакомый голос звучал насмешливо. — кто-то тут что-то нудил про опоздание...

— ага, уже на полчаса, — сумрачно подтвердил оскар, потерев глаза, в которые будто насыпали песка.

ландо же лишь беспечно пожал плечами, запихивая телефон в задний карман штанов и широко зевая.

— подождут. куда они денутся без главных действующих лиц?

оскар в который раз закатил глаза, но улыбку сдержать не смог. он шагнул вперед, ухватил ландо за капюшон и потащил за собой, игнорируя нарочито возмущённое бормотание у себя за спиной — вырваться друг даже не пытался.

оскар понимает больше, когда натыкается на фотоальбомы ландо. сначала он просто машинально открывает что-то, похожее на книгу, лежащую в небрежной стопке на полу рядом с диваном, так же машинально скользит взглядом по первой странице — и застывает. пальцы сами собой перелистывают ещё пару страниц.

— это… ты снимал? — слегка бесцеремонно спрашивает он у ландо, едва тот входит в гостиную с двумя бутылками пива.

на телевизоре виднелась заставка нового фильма, который они собирались посмотреть вместе уже целую вечность, журнальный столик был уставлен стратегическими запасами вредной еды, а ландо стоял посреди комнаты с видом человека, застигнутого на месте преступления с окровавленным ножом в руках.

наконец он подошел ближе, ступая медленно и аккуратно, будто все еще решая, не будет ли сейчас наилучшим выходом всё-таки сбежать.

— ты нашел их, — неловко пробормотал он.

зимний перерыв они решили провести в монако. оскар быстро освоился в квартире у ландо, предложившего ему пожить у себя вместо привычной по прошлым зимам брони отеля, и так же быстро привык слегка — а по его скромному мнению, совсем не слегка, а очень даже чересчур — нахально прибираться в творческом хаосе ландо вместо самого ландо.

тот был не против, совершенно искренне радуясь, когда оскар каким-то невероятным образом находил потерянные несколько месяцев назад вещицы типа наушников или брелока на ключи буквально у себя под задницей.

сейчас ландо впервые не был рад.

— эм, — оскар аккуратно закрыл альбом и неловко взял протянутый алкогольный напиток. — прости, что полез в личное, но… эм, ты их не прятал. они…

— да, они просто лежали здесь, я, — норрис смущенно улыбнулся и почесал бутылкой затылок, будто позабыв, что она до сих пор у него в руке. — я их забыл убрать. но, думаю, ты можешь посмотреть их. если хочешь, конечно.

в его голосе слышалась неуверенность, слово он одновременно хотел и не хотел, чтобы оскар согласился.

— только если не против 

, — оскар сделал особый акцент на последнем слове, пристально изучая лицо напарника. его пальцы уже лежали на обложке альбома, но не открывали её — ждали окончательного разрешения.

ландо нервно провёл рукой по волосам, делая вид, что поправляет растрепавшиеся пряди.

— ну, если мы опять откладываем фильм... и тебе вдруг вздумалось разглядывать мои снимки вместо красотки скарлет йоханссон... — ландо скованно развел руками, отворачиваясь, тут же запинаясь обо что-то и почти падая на диван. — милости прошу.

оскар покачал головой, подобрал то, обо что споткнулся норрис — это оказались заклеенный скотчем микрофон — и приземлился рядом с ним.

— скарлет йоханссон никуда не денется, — нарочито коварным голосом протянул оскар. — а вот эти шедевры... кто знает, куда ты их запрячешь в следующий раз.

— не драматизируй, — пробормотал ландо, но больше ничего не сказал, и оскар насмешливо подумал, что, кажется, он недалеко ушел от истины.

между ними повисла пауза. оскар перевёл взгляд на первую страницу, потом на ландо, который упорно смотрел куда-то в угол комнаты.

— ты точно не против? — спросил он тише, чем планировал.

— давай уже, — буркнул норрис, делая вид, что ему совершенно всё равно, хотя его жесты выдавали обратное — он нервно постукивал пальцами по бутылке и смущенно кусал нижнюю губу.

оскар открыл альбом. на первой странице были фотографии, которые он уже увидел: знакомое по паддоку, только более молодое лицо — механик майлз, уставший, вытирающий пот под козырьком фирменной кепки, но с довольной улыбкой на лице; счастливо хохочущий ребенок на плечах у мужчины, видимо, отца, держащий в крохотной ручонке плакат с лицом ландо; круглые капли дождя на крыле болида, переливающиеся, словно маленькие озерца бензина.

он перевернул страницу.

чайки на крыше паддока в майами. гоночные оранжевые ботинки, а внутри — носки, вывернутые и скомканные в нетерпеливом порыве. селфи с карлосом, которому маркером дорисованы усы и рожки.

ландо рядом шевельнулся и еле слышно хмыкнул. оскар скосил на него взгляд.

— это не последнее фото, которое я слегка… доработал после ухода карлоса в феррари, — пробормотал норрис, пряча ухмылку в горлышке бутылки.

— и почему меня это не удивляет?..

локоть ландо не слишком нежно уперся в бок оскара.

на следующей странице — слегка размытый кадр мужских часов.

— это папины, — ландо ответил на невысказанный вопрос. — он тогда сказал после гонки, что гордится мной. было 15:17, так что…

солнечные зайчики на полу и кусочек случайно — а случайно ли? — попавших в кадр дешевых отельных тапочек. кот, свернувшийся клубком на чьих-то коленях, обтянутых тканью гоночного комбеза. тусклое отражение трофея в треснувшем и заляпанном пастой зеркале.

— моя первая победа в ф-3. кубок теперь стоит в родительском доме, — прокомментировал ландо. оскар заметил, что его плечи слегка расслабились.

следующая страница: карлос, снятый так близко, что его нос кажется просто гигантским; даниэль, спящий с открытым ртом; веер карт в руках, видимо, проигрывающего ландо, и чей-то голый торс на фоне; макс с гримасой отчаяния перед монитором.

оскар фыркнул. сим-рейсинг? ферстаппен ни капли не изменился.

капли мороженого на белой рубашке и пальцы, брезгливо оттягивающие ткань в сторону — по кольцам можно узнать шарля. огромная бутылка шампанского в мусорке.

— да. первая церемония.

оскар перелистнул дальше.

уличные собаки, спящие у пит-лейн… хм… в мехико? скрещенные на манер шпаг клюшки для гольфа. тень смутно знакомого кактуса на подоконнике, красная метка в углу показывает — снято в три сорок семь ночи. отражение ландо в объективе камеры, лицо наполовину занавешено волосами.

— твои мешки под глазами — это нечто, — не выдержал оскар, осуждающе постукивая ногтем по серо-синеватой даже на фотографии коже.

— бессонница, — ландо пожал плечами. — после той дисквалификации. три дня не спал.

оскар покачал головой. он знал о перфекционизме ландо, но видеть его таким — юным, измотанным — было больно.

страница за страницей, альбом за альбомом. даты, лица, моменты.

оскар листал, иногда что-то уточняя, а ландо отвечал — сначала смущенно, потом все свободнее. и где-то между снимком разбитой чашки кофе и фото пустого кресла в гримерке (— это когда карлос уходил. я потом два часа сидел там один) оскар понял: эти альбомы — не просто коллекция. это окно в душу ландо норриса, незнакомый оскару ракурс на его мечты, надежды и страхи. это история, написанная светом, формой и цветом.

это то, как ландо видит мир.

— знаешь, что мне нравится в фотографии? — внезапно спросил ландо, и тут же продолжил, не дожидаясь ответа. — то, что она ловит момент, который уже не повторится. никогда. фотография — это мой способ... чувствовать. прикасаться к жизни. любить её. то, что попало в кадр — будет существовать вечно. ты можешь спросить — а как же память? — ландо, распалившись, небрежно взмахнул рукой, едва не задев нос оскара. — она несовершенна. мы забываем, приукрашиваем, врём сами себе. а фото — оно честное. это кусочек прошлого, застрявший в настоящем. я… я всегда понимал, что ничто не вечно, поэтому записывал все на камеру.

оскар смотрел на него, широко распахнув глаза. ландо, слегка захмелевший от трёх бутылок пива, был невыразимо искренен. слова вылетали из его рта торопливо, будто он боялся не успеть договорить, а жесты становились всё более энергичными, он едва не падал с дивана, пока пытался объяснить своё видение мира оскару — человеку, который в этом плане был абсолютно слеп.

и не только в этом плане.

потому что оскар был слеп и по отношению к самому ландо. где-то в глубине души он всё ещё считал его легкомысленным, поверхностным. сейчас это осознание обожгло — было неприятно понимать, что он даже не попытался посмотреть глубже, увидеть больше, чем ландо показывал всем. а ведь он его напарник. его друг, в конце концов!

оскар, удивляясь собственным порывам (но списывая всё на те самые три бутылки пива), потянулся вперёд и обхватил за плечи внезапно замолчавшего ландо в странном подобии объятий.

— ты чего это, оск? — настороженно пробормотал ландо, но его руки уже машинально легли на спину напарника, а пальцы медленно разгладили ткань футболки.

— просто… — глухо шепнул оскар, упираясь подбородком в чужое костлявое плечо. — ты красиво видишь мир. и мне нравятся твои фотографии. очень.

— о, — ландо издал странный сдавленный звук и замолк. только его нос — холодный и слегка влажный, совсем как у щенка — прижался к шее оскара где-то возле уха.

сам оскар, ещё не до конца восстановив барьер между мозгом и ртом, что слегка разрушился от их полуночных возлияний, озвучил последнюю мысль вслух и получил сначала по спине, а потом и под ребра от ландо, который одновременно хохотал и обиженно дул губы.

тот странный момент — тёплый, немного размытый в пивных парах, наполненный чем-то неуловимо важным — растворился так же быстро, как и появился. и оскару вдруг стало жаль, что ландо не запечатлел его. не сохранил.

не для себя — для него.

после этого немного неловкого и сбивающего с толку вечера кое-что между ними изменилось. оскар больше не вздыхал преувеличенно громко, когда ландо внезапно замирал посреди тротуара, резко присаживаясь на корточки или задирая голову. он научился терпеливо ждать, скрестив руки на груди, а потом спокойно пересказывать то, что напарник пропустил, пока ловил в кадр очередного кота или интересного персонажа, спешащего по улице.

а ландо... ландо начал делать нечто совершенно неожиданное. он начал фотографировать оскара. нет, на самом деле, ничего странного в этом не было — в его альбомах оскар видел кучу снимков макса, шарля, карлоса, дэна и прочих обитателей паддока.

но раньше он сам никогда не становился объектом такого пристального внимания. теперь же камера ландо ловила его повсюду: когда он зевал на собрании, стараясь делать это как можно более незаметно, когда о чем-то разговаривал с механиками и инженерами, когда задумчиво чесал нос, пил кофе, спал или изучал данные на планшете.

самое неловкое было в том, что ландо не спрашивал разрешения. он просто ловил моменты — искренние, неотрежиссированные, те самые, которые, как он говорил, «уже не повторятся». и оскар... оскар постепенно привыкал к этому. даже начал замечать, как иногда сам непроизвольно поворачивается к свету, когда чувствует на себе взгляд ландо — и глазок его объектива.

а однажды, случайно заглянув в оставленный на столе телефон ландо, он увидел целую папку.

подписанную просто и незамысловато: «оск». рядом с папками «фэм», «чили» и «дэнни_рик».

и тогда оскар понял еще одну вещь.

теперь ландо доверяет ему, впускает его в свой мир, видит его бОльшим искусством, чем оскар является на самом деле. это невероятно лестно и мило, и немного страшно. потому что теперь оскар боится разочаровать. не команду, не боссов, не фанатов — а именно ландо с его странной верой в то, что оскар достоин быть запечатлённым среди самых важных людей его жизни.

но однажды утром, когда ландо в очередной раз поднимает камеру, оскар не отворачивается. не делает вид, что не замечает. он смотрит прямо в объектив — и улыбается. по-настоящему. не той приятно-вежливой улыбкой, что появилась у него со времён первых интервью, а той, что раньше показывал только сестрам.

палец ландо замирает над кнопкой затвора.

искусство видеть

Содержание

искусство видеть

Комментарии (0)