Присутствие в квартире постороннего было уловлено ещё до того, как он в нее вошёл, до того, как открыл дверь и задолго до момента, когда приблизился к ней на расстояние пяти метров. На это указывали два обстоятельства. Во-первых, о гипотетическом приходе незваных гостей он заподозрил уже тогда, когда получил на свой телефон краткое, но от того не менее красноречивое, сообщение с неизвестного номера.

Одного слова оказалось достаточно, чтобы провести остаток дня в напряжении. 

 ему предстоит ждать сегодня — есть только очень смутные наброски подозрений.

Ну а во-вторых, он никогда не оставляет свет включенным.

— Знаешь, а я ведь могу тебя посадить.

Некоторое время тень, сидевшая в кресле и слившаяся с темнотой стены позади, никакой реакции не выдавала. Ни шороха, ни малейшего вздоха. В какой-то момент вошедший начал сомневаться, что в комнате вообще есть посторонний. Возможно, он действительно забыл выключить эту мерзкую, едва освещающую вокруг себя хоть один квадратный метр лампу, и не живой силуэт припрятался в ее тени. Это было бы наилучшим развитием событий.

Просто замечательно, тень всё-таки существо одушевлённое — от неживой не исходило б столько шума. Хотя навряд ли этот тягучий, расползающийся по комнате пятном таким же темным, как и хозяин силуэта, полушёпот, подходил под это описание.

— Мне ли тебе рассказывать, что взлом с проникновением — это уголовное дело?

Ему определенно нужно сменить лампочку. Или выбросить это подобие светила к черту, потому что единственное, что она могла осветить в данный момент — абсолютную беспомощность хозяина квартиры перед сгустившейся в кресле тьмой. Воображение сейчас явно даёт сбой, потому что объяснить иначе тот факт, что он разглядел в этой тьме улыбку, адекватного способа нет.

— Начнем с того, что я никуда не вламывался. Если ты держишь дверь открытой, но не жалуешь гостей — ни уголовной, ни моральной ответственности я за это не несу. А во-вторых, 

мне ли тебе рассказывать

, — ещё и передразнивает, сволочь, — кому и сколько раз до сих пор удавалось поместить меня за решетку?

Ему хотелось съязвить, что до пенсии с сопутствующей утратой памяти ему не ближе, чем пешком до России, и вообще, в его голове хорошо отпечаталось, как он перед уходом щелкает дверным замком, но он понимал, что спорить об этом смысла не имеет. Хотя бы потому, что тень эта точно такая же упертая, как и он сам — в этом он убедился ещё при их первой встрече. О способности же этой тени ко внушению, — о чем он узнал недавно, откапывая за прошедшие дни информацию по доступным и не очень каналам, — были сложены такие легенды, какие не приснятся ни одному греку с римскими братьями.

Наличие у тени улыбки казалось все менее воображаемым. По крайней мере, смешок, вырвавшийся из нее, явно на это намекал.

— Может, предложишь мне чего-нибудь? Я бы не отказался от кофе.

Тень, в свою очередь, времени даром не теряет и начинает наглеть. Это бесит, но заставляет расслабиться. Так есть шанс, что относительно безобидные намерения за неделю не перещелкнули на режим: «Режем все, что умеет мыслить и не желает подчиняться; ну и пару близких заодно прихватим»

— А я бы не отказался, чтобы ты проваливал из моего дома вон. Но, не все идет так, как мы хотим, не так ли?

Резкая вспышка включившегося освещения, — основного, на сей раз, — вынудила темный силуэт покинуть обитель теней и недовольно зажмурить глаза. Взгляд с тихой грустью провожал тусклое свечение торшера, ныне утонувшее в ярком освещении с потолка. Вместе с темнотой рассеялось и напряжение, вызванное ожиданием неизбежного, и теперь, смотря на обстоятельства состоявшегося спектакля 

 умом, человек, бывший хозяином данного места, понимал, что против него, по сути, применили его же излюбленный метод.

Одно дело, он — ему можно, он-то такой метод применяет исключительно против людей вне закона. Ну только в очень, очень редких случаях это могло распространяться на людей поблизости, но даже тогда издевательства не несут в себе настолько мерзостный характер. А тут, удумал же, это молодое подобие преступности.

Заставил всю неделю нервничать в ожидании весточки, так отправив ее — вынудил провести в ещё большей нервотрёпке весь день. Ввалился без спроса и разрешения в его квартиру; врубил уродливую лампу, — нет, от нее он, все таки, избавится, — уселся по-хозяйски в чужом кресле, и слился с окружающей темнотой, да так, чтоб не дай бог был виден хоть малейший кусок тела — одним словом, нагнал на атмосферу ненужной жути. Страх хозяин ныне не тёмной обители испытывал редко — если совсем честно, количество ситуаций, его вызывавших, вполне удалось бы пересчитать по пальцам одной руки. Но то, что происходило сегодня, — как и всю прошлую неделю, — можно смело записывать в счёт личных провалов, ибо дьявол, сидящий перед ним, хорошо знал, на что давить.

Ничего, он умеет признавать свое поражение. Пока что дьявол лидирует со счётом два ноль. Первое очко он заработал ещё неделю назад.

«Ну-ну, ещё посмотрим, кто кого»

— Бо-оже, ну и зачем ты это сделал? Ты, походу, и так слепой, а я вот от этой иллюминации сейчас точно ослепну.

— Предложение уйти все ещё в силе.

Ну так то оно было угрозой, а не предложением, но зачем уточнять и без того очевидное?

«Ладно, ладно, я все понял, вреднючий ты сгусток злобной энергии, я не могу тебя прогнать. По крайней мере, до тех пор, пока не выполню свою часть сделки»

Неозвученная реплика очевидна с той же ясностью, с какой видны в недовольном взгляде напротив злобные проклятия, и явно отражается в недовольно нахмуренных бровях. Теперь хозяин квартиры буравит взглядом исподлобья сгорбившуюся на кресле фигуру, смотрит на то, как незваный гость подтянул колено к лицу, в попытке сберечь слезящийся глаз в его тени, и думает, что сейчас тот больше похож на обиженного ребенка, чем на существо, способное вызывать ужас и отвращение. О том, что сам, восседающий прямо на полу, подпирающий ладонью щеку и насупленно надувший губы, выглядит абсолютно идентично, он не думает. Невыгодные мысли удобно игнорировать. Как, например ту, что сидеть на полу перед дьяволом — такая себе затея. Очень уязвимая позиция на случай, если тот захочет расчехлить травмат.

Только вот в том, что он не захочет, Эдогава Рампо уверен в той же степени, в какой уверен в каждом из своих предположений — в абсолютной. Дьяволу нужна не душа, а весьма приземленная, требующая физической оболочки услуга, так что убивать его сейчас было бы верхом глупости. В том, что человекоподобный служитель преисподней глупость отвергает так же сильно, как и он сам, он тоже уверен.

— Я могу подарить эту лампу тебе, раз так понравилась.

Дьявол отвечает, даже не утруждаясь поднять взгляд — ну да, со своими то претензиями, он скорее просидит в позе гоблина до конца вечера, чем ещё раз позволит своим глазам встретиться со светом.

— Какая бессмысленная трата собственного имущества — раздавать его направо и налево.

— Помойка это, а не имущество. Все равно выбрасывать. Так что бери, не стесняйся.

Теперь, когда фигура в кресле распрямилась во весь рост, потягивая затёкшие конечности и криво усмехаясь краем губ, было сложно не заметить, насколько она была мелкой — и сейчас описание ребенка подходило ему ещё больше. Ребенка, которого явно веселило то, с какой дерзостью с ним смеют разговаривать. То, что дерзость исходит не из желания покрасоваться собственным бесстрашием, а из исключительного нахальства собеседника, добавляло приятного азарта. Да, он действительно отвык, чтобы ему хамил кто-то, кроме противного напарника.

— Как иронично, я как раз там и живу.

— А-а, местный «король свалки»? Оно заметно. Такой стремный прикид нигде больше не найдешь.

Вот не раз говорил ему Фукудзава, что его наглость, как лопата — только вот, не в люди она ему путь пробивает и не врагов по периметру раскидывает, а вернехонько могилу себе милому роет. Роет, и с каждым сказанным словом все с большим усердием присыпает его безрассудную голову горстями перегноя. Но будет ли Эдогава Рампо собой, если оставит эту лопату без дела?

— Для начала советую заглянуть в зеркало. И это, между прочим, чистейший хлопок, попробуй отыскать такой на мусорке.

Впрочем, эту могилу он вырыл ещё неделю назад, когда решил заключить с дьяволом сделку. Решение, спихивать ли его в эту яму, или оставить висеть над ее пропастью, будет принято вне зависимости от того, что он скажет сейчас. Суждено умереть сегодня — значит, он умрет, а так хоть наговорится вволю перед смертью. В конце концов, маленький демон достаточно расчетлив, чтобы не размениваться по мелочам и не приступать к радикальным мерам из-за личных обид.

Однако учитывая, что неделю назад мистер беспечность разговаривал с дьяволом ровно так же, как сегодня, и все ещё не сыграл в ящик — не похоже, чтобы того это как то задевало. Если только, в хорошем смысле. Забавляется, гад, что нашел в этом мире существо такое же наглое и ехидное, как и он сам.

— У тебя такое недовольное лицо, — у самого, конечно, физиономия сильно отличается, — Разве это не твоя вина?

Вина — понятие очень относительное. Но Рампо приходилось признать, что он в определенной степени приложил к этому руку. Признать, конечно же, не вслух — зачем оглашать результат игры, если он и без того всем известен?

— Ха-а? Поставил меня в такое положение, ещё и в чем-то обвиняет?! По-моему, ты ведёшь себя слишком легкомысленно для человека, сидящего в квартире детектива на незаконном основании.

— А ты ведёшь себя слишком смело для человека, разговаривающего с представителем портовой мафии, — на эти слова Рампо лишь недовольно фыркает. Он знает, что эта угроза такая же пустая, как собственные обещания боссу не лезть на рожон, — Твоя проблема в том, что ты 

 поставить себя в такое положение. У тебя, насколько я могу судить, есть и было достаточно мозгов, чтобы не допустить этого. Выходит, вина всё-таки твоя.

«Ну и на кой черт ты говоришь мне об этом, бинтованное ты чучело? Можно подумать, я сам не догадался»

Причинно-следственные связи понятие такое же относительное, как и феномен вины, только гораздо более запутанное. Рампо понимал, что, в выстроенной цепи событий его участие составляет молекулярно маленькое звено, и понять, где застряло начало, и куда тянется конец, не под силу даже его проницательному уму. Но кое-что он понимал так же хорошо — без его, пусть и скудной, лепты, проклятая цепочка была бы бесповоротно оборвана. Да, он мог это предотвратить.

Должен был, по крайней мере.

Величайший детектив в мире, не признанный народом гений и самопровозглашенный обладатель лучшей в мире способности, он должен был, черт побери, узреть границы расставленной ловушки! Узреть, и не позволить себя в ней заточить.

Была лишь одна причина, по которой такому недоразумению имело место быть.

Дедукция немилосердно подводила великого Рампо, предательски погребенная под дымкой вязкого страха, стоило делам коснуться

Это здание не выделялось ничем особенным. Фасад — серая, вылинявшая до основания груда каменолома, едва сохранившая свою первоначальную структуру. Изнанка — масса такая же выцветшая и изношенная. Только свет полной луны, попадавший внутрь сквозь выбитые окна, придавал помещению ощущение жизни.

В помещении этом, сыром и темном, каждый шаг отдается гулким эхом. Любое движение, каждое шуршание одежды и даже малейший вздох — все врезается в слух усиленным в стократ шумом. Каждое произнесённое слово подобно выстрелу — рикошетит от бетонных стен и высоких потолков, концентрируется в один сгусток сверхзвуковой энергии и неизбежно поражает цель своим визжащим звоном.

Сокрушительный звон Эдогаву Рампо сейчас не волнует. Все посторонние звуки до него доносятся как сквозь толщу воды — их хорошо заглушает стук сердца, забившегося часто и гулко, стоило ему приблизиться.

— Эй, ты, мистер мафиозо, долго я буду ждать, пока ты выползешь, а?

«Выползешь» в данном контексте даже сложно назвать метафорой или попыткой к оскорблению, потому что, когда силуэт, отделившийся от тени поодаль, делает шаг вперёд, то невероятно напоминает змею, скользящую вслед за своей жертвой — так же медленно, плавно, и бесшумно.

— Говоря по правде, я не думал, что ты примешь мое приглашение так скоро.

На эту фразу «гость» выдыхает с явно просачивающимся раздражением и недовольно закатывает глаза.

— Да кому ты тут заливаешь? Не равняй меня с остальными идиотами, я то хорошо все понимаю.

Змеиный силуэт все ещё несильно выделялся на фоне тени, но блеснувшую холодом улыбку было сложно не заметить даже сквозь густой мрак заброшенных складов.

— И что же ты понимаешь?

— А то, что не ждал бы меня — не появился здесь раньше, чем я. Ты хорошо знал, 

я приду. И вообще, не пудри мне мозги, не обязан я перед тобой оправдываться.

«Но тем не менее, я это делаю»

Силуэт сделал ещё один шаг, и теперь улыбка, чье веселье никак не вязалось с пустотой во взгляде, стала заметнее — как стали заметнее угловатые очертания и резкие черты лица. Бинты, изрядно пожелтевшие, отражали падавшие из амбразуры лучи сильнее и сразу бросались в глаза, но мысли великого детектива находились где-то далеко от настоящего момента, чтобы обратить на них внимание. И только пролетела мимолётная мысль, — нет, не мысль, лишь банальное наблюдение и не менее обыкновенное предположение, что ткань на лице никакого практического назначения в себе не несёт.

Задумайся он об этом на секунду дольше, то убедился бы в своей идее, что человек, вызвавший его на встречу — личность донельзя скрытная. Впрочем, за вечер у него был ещё не один повод убедиться в этом.

— У меня нет никакого настроения с тобой разговаривать. Ты меня позвал, ты мне кое-что обещал — и я пришел это кое-что забрать. Так что, будь добр не действовать мне на нервы.

Змеиный силуэт улыбается шире — и теперь, в блеске обнажившихся зубов явно проглядывает лукавство.

— Какой ты бука, — он приближается слишком стремительно, и за несколько секунд оказывается возле Рампо вплотную. Буравит полным  пристальности взглядом, изучает совершенно неприкрыто, ни на секунду не отводя взгляд, — А я вот не прочь поболтать. Ты ведь и сам, наверное, понимаешь, как тяжело бывает найти достойного собеседника... В любом случае, ты же не думал, что я отдам тебе то, за чем ты пришел, по доброте душевной?

Маленький черт наворачивает вокруг него круги, словно у каравая, разглядывает детально, но Рампо сейчас не в том положении, чтобы воспротивиться. Конечно, он знал, что взамен от него что-то потребуют. Ему, по сути, сказали об этом прямым текстом. Если допустить, что он, будет осторожным со словами, обычная беседа может и не стать такой уж большой проблемой.

— А с чего это ты взял, что 

 достойный собеседник для 

Черт восстаёт перед его глазами снова, и теперь Эдогава отмечает заполнившую пустоту во взгляде лёгкую заинтересованность.

— Ты сюда не для отвода души пришел, а по делу. Так что, буду ли я тебе интересен, или не буду, волновать тебя не должно. Считай, небольшой разговор станет твоей платой.

Учитывая, что наглую речь демонёнок встречает без обострений, возможно, он может дать небольшую волю языку.

— Аргх, ну и черт с тобой. О чем же ты хочешь поговорить, мелочь?

шую волю, черт побери, это не значит, что он должен позволять себе...

— Мелочь? Серьезно? Посмотрел бы ты на себя, двадцатилетний недоросль.

интонацией его собеседник возмущается — его все очень даже устраивает. Интерес в глазах растет прямо пропорционально возмущению в голосе.

— Ну, я то точно повыше буду. А тебе ведь уже сколько, пятнадцать?

Вокруг него, наконец, перестают шагать кругами, и теперь окончательно застывают — буквально — в нескольких шагах. Застывает недоуменный взгляд, замирает на устах хитрая усмешка.

— Теперь понятно, почему Чую так это бесит... — слова, обращённые в никуда, растворяются в воздухе, так и не дойдя до ушей детектива, — Я, так уж и быть, пропущу мимо ушей твое хамство. Но скажи мне вот что. Неужели ты действительно не понимаешь, насколько опасно может быть разговаривать подобным образом с людьми вроде меня?

Смешок, вырвавшийся из уст того, кто находится в слишком уязвимом для себя положении, сейчас неуместен. Но сдержаться не удалось.

— Вроде тебя, это как? Может, в своем мире ты из себя что-то и представляешь, но я даже краем уха не слышал твоего имени раньше. Все, что представляет в тебе угрозу для меня сейчас — твой пистолет за поясом, а также вещь, из-за которой я сюда пришел. Но пистолетом ты не воспользуешься — хотя бы потому, что у мафии сейчас не лучшие времена, чтобы оказаться связанным с убийством детектива вооруженного агентства. Значит, единственная угроза — компромат, который я пришел забрать. Но ты не похож на человека, который меняет свои намерения в зависимости от настроения. Так что если ты и правда собираешься мне его отдать — ни одно мое злое слово этого не изменит. Если ты мне отдавать его не собирался, то тут я уже ничего не поделаю. У меня 

На несколько секунд в темном здании повисает гробовая тишина — пока собеседник пытается переварить сказанное, Рампо тщетно пытается прочитать выражение его лица. Правда, расшифровывать там особо нечего — удивление явно преобладает над чем-то ещё. Чему он удивляется — Рампо распознать не мог. Тому, что он не боится? Тому, что разглядел его пистолет? Или тому, как ловко он поставил его на место?

Удивлялся же представитель мафии одному занятному выводу. Рисковать так сильно и продолжать язвить мафии — дело беспечное. Детектив вооруженного агенства — личность не беспечная ни в коем разе. То, что он пошел на подобный риск, чтобы изъять злополучный предмет шантажа, об этом говорит достаточно ясно — в конце концов, это доказывает, что ему не плевать на репутацию своего драгоценного начальника. Дело не в беспечности. Им движет абсолютная, не допускающая сомнений самоуверенность.

      Он ведь ни на секунду не предусматривает мысль, что может ошибаться.

— Меня в определенной мере восхищает то, с какой скрупулёзностью ты подошел к этому вопросу. Что ж, не вижу смысла его более затягивать. Как насчёт того, чтобы представиться? Как истинный джентльмен, — в подтверждение «джентельмен» сделал лёгкий поклон вперёд, улыбнулся и протянул для пожатия руку, — я представлюсь первым. Осаму Дазай, и мне, между прочим, шестнадцать. А вот то, что ты обо мне не слышал — плюс к моим достоинствам, как показатель, что я хорошо умею заметать следы.

На рукопожатие Рампо не отвечает, лишь смотрит на чужую ладонь с подозрением и лёгким налетом недоумения — они что, в Американском сериале, в конце то концов?

— Эдогава Рампо. К твоему сведению, я величайший детектив в мире, так то. И то, что ты не слышал 

меня действительно удивляет, — хмыкнув, «величайший» демонстративно отворачивает голову в сторону и складывает руки на груди.

«Оскорбляет, а не удивляет, вообще то, но сейчас не до этого»

Поняв, что его грубо проигнорировали, руку Дазай убирает — впрочем, улыбка от этого менее озорной не становится.

— Ну зачем же не слышал? Доходили слушки. Только вот, не о «величайшем», а о детективе зазнайке, которого не любит полиция и с сомнением относится гражданское население. Но ты явно не из тех, кого волнует общественное мнение?

— Хах, жалкие обыватели, да они ещё просто ничего не поняли!.. Ну ничего, однажды они осознают, насколько нуждаются в гениальном детективе и его способности сверхдедукции!

В этот момент глаз, настолько темный, что едва отражал падающий на него свет луны, с сомнением прищуривается. Дазай явно хочет что-то сказать, но почему-то предпочитает не развивать эту тему дальше.

Но то, что огонек любопытства во взгляде заметно потух, от внимания детектива не ускользает. Причина этого также остаётся загадкой.

«Да тут ведь наоборот нужно, от шока падать! Разве у кого-то ещё есть такая крутая способность?!»

— Ладно, мне кажется, мы поговорили с тобой достаточно. Где они?

Дазай смотрит на него, и теперь его улыбка напоминает оскал — что-то слишком по-животному жестокое в ней проскользнуло. Рампо тщетно старается игнорировать прибежавшие по спине мурашки.

— Они? Ах да, ты говоришь о видео доказательствах, где Фукудзава Юкичи, бывший наемник, создатель вооруженного детективного агентства и, по совместительству, твой босс, убивает семью из трёх людей?

Часть 1

Jisastu no Tomodachi

Каждый в детективном агенстве догадывался, что Рампо знал все о Дазае с самого начала. Знал, но по какой-то причине умалчивал. То, что знал Эдогава Рампо все о Дазае ещё задолго до его присоединения, ввергает всех в настоящий шок. Как и обстоятельства их знакомства.

Bungou Stray Dogs

Рампо Эдогава/Осаму Дазай

Осаму Дазай

Рампо Эдогава

Компромат

«Проза бродячих псов» или «Великий из Бродячих псов» – популярнейшая детективная манга Кафки Асагири, впоследствии получившая не менее популярную аниме-экранизацию. Главная её особенность заключается в том, что прототипами многих гениальных расследователей «Бродячих псов» стали реальные известные во всём мире писатели. Причём не только японские Осаму Дазай, Рампо Эдогава или Рюноскэ Акутагава, но и известные русские авторы в лице Фёдора Достоевского и Николая Гоголя. 
В центре событий оказывается маленький сирота по имени Ацуши Накаджима. Практически всю жизнь он провёл в приюте, откуда его с позором выгнали на улицу, где он и жил, пока на него не наткнулся детектив Дазай. Детективу удалось не только дать мальчишке возможность начать новую жизнь, но ещё и раскрыть подавленную способность Ацуши под названием Зверь Лунного Света.  
Собственно, где популярный фэндом, там и множество фанфиков на любой вкус. ФФ по «Великому из Бродячих псов» на «Взахлёбе» охватывают всевозможные жанры и направления – будь то классический детектив, страстная романтика или даже подборка коротких драбблов на секс-тематику. В части из них нам дают авторский взгляд на трагическую предысторию некоторых героев. В фанфике [URL]«Ответственность»[URL]https://zahleb.me/story/otvetstvennost-AC2jGsYKEG[URL] мы можем под иным углом взглянуть на формирование взаимоотношений между Дазаем и его учеником Акутагавой. Главный вопрос в том, что же в итоге заставит их оказаться по разные стороны баррикад? Быть может, всё чего так сильно желал Рюноскэ – это лишь любовь и уважение со стороны своего беспечного, порой совсем равнодушного, сенсея Осаму? Как видите, фанфики на «Взахлёбе» не просто развлекают читателя, но и поднимают достаточно важные темы. Кто знает, может быть, работы наших авторов и вам помогут хоть на йоту приблизиться к пониманию этой жизни и её смысла.


Компромат

Комментарии (0)