Скорбь шла ее не увядшему еще лицу с едва наметившимися заломами морщин, как может идти новая кофточка с накрахмаленным хрустким воротничком. Софочка тщательно расправила складки на своей черной юбке с пюсовым подкладом, изогнулась вопросительным знаком над могилкой, хлюпнула носом, подпустив легкого дрожания на самом пике звука, и финальным аккордом часто затрепетала ресницами. Жгучие слезы заструились по бархатистым персиковым щечкам. Весь Софочкин облик являл собой воплощенное страдание, из чувства приличия лишь аккуратно задрапированное стойкостью духа. «Николенька!» — воззвала она к хладному мрамору могильного камня и тут же досадливо сморщилась сушеной изюминой. Слишком уж сипло вышло. Софочка прокашлялась в кружевной платочек, прочистила горло, настраиваясь на выступление, как оперная прима, предусмотрительно придвинула к кончику носа нюхательную соль и попытала счастья снова.

Последнее «а» пролетело над кладбищем птичьим протяжным щебетом, выгнав из кустов потревоженных воробьев. Так-то лучше. Дрожащая мелкой рябью рука несмело коснулась креста и тут же опала, бессильная под гнетом накативших чувств. «Николенька!» — молвила Софочка, на сей раз с нежным упреком, устремив лучистый, как ей думалось, взгляд на высеченные в мраморе буквы. Ответом была тишина, даже воробьи разом попрятались, оставляя окаменевшую в мерехлюндии Софочку наедине с любовно взлелеянным горем. Она набрала в грудь побольше воздуха, приподнялась над могилой для пущего эффекта, будто воспарив над земной суетностью. Настала пора для следующей реплики, и подать ее нужно было умеючи, без лишней аффектации.

— На кого ж ты меня покинул?

— Аххх! — Изломанное горечью эхо прокатилось по наивным белым цветам и юной зелени, застыв нагаром между чугунных завитушек кладбищенских калиток. — Покинул. — тихонько прозвенело в тишине. — Покинул.

Софочка разрыдалась, мешая отрывистые высокие всхлипы с низким подвыванием на зависть профессиональным плакальщицам. Наревевшись всласть, она обратила мокрое от слез лицо к небесам, неизменно беспечным и равнодушным. Горе очистило Софочку, как мыльный раствор — медный кофейник, теперь она словно сияла изнутри, и все вокруг склонялось перед этим светом души, один лишь Николенька оставался безучастным, что неудивительно: покойники — народ в целом на редкость флегматичный. Иные порой бузят после смерти, являясь домочадцам по ночам в одной сорочке или кальсонах, а то и вовсе без них, но Николенька был не из таких. Еще при жизни он отличался довольно вялым темпераментом и не проявлял сильного желания к разговору, лишь изредка подавая реплики из радикулитно скрипучего кресла в углу гостиной. Замуж Софочка вышла больше из любопытства, соблазнившись сулящими романтику книжками в мягких обложках да стыдливыми девичьими разговорами о всяких непристойностях. Будучи натурой пылкой, с богатым воображением, она нафантазировала себе волшебное, неземное чувство и всячески его пестовала, прикладывая на манер заплатки к каждому знакомому мужчине: подойдет ли? Кавалеры Софочке по первости попадались большей частью равнодушные: ни один из них не жаждал выкрасть ее из родительского дома под гиканье товарищей и звон бубенцов и увезти сквозь осеннюю хмарь на венчание в церковку с золотой маковкой. Гости, что приглашали родители, все больше говорили о погоде да пили чай, и разговоры эти не навевали ничего, кроме скуки. Софочка закрывала рот ладошкой, тщетно пытаясь подавить зевоту, и с каждым разом сильнее куксилась и досадовала: и на себя, и на домашних. Николай Петрович, а попросту Николенька, показался ей интересным хотя бы потому, что не стал заводить, подобно остальным, беседу о тучах и прочих капризах погоды, но, столкнувшись с Софочкой у чайного столика, поинтересовался, читала ли она мадам Вербицкую.

— Ах, ну как же, — Софочка вспыхнула, как сухой хворост от спички, — почти все ее произведения. Неужели и вас интересуют подобные книги?

— Моя сестра находит их занимательными, — сообщил Николенька и густо покраснел, тут же сделавшись похожим на любимый Софочкой борщ, — ежели они и вам по вкусу, то она будет счастлива с вами поделиться «Ключами счастья».

Тонкая Софочкина натура решительно капитулировала перед подобным предложением. Все свои заготовленные надежды она обрушила на плюгавенького Николеньку, приглашенного в дом исключительно благодаря тщеславию Софочкиных папеньки с маменькой: ради большего количества гостей и внушительности вечера. «Ключи счастья» были вскорости вручены Софочке, Николенька объявлен женихом, и короткий миг Софочка чувствовала себя на вершине блаженства, готовясь вкушать прелести семейной жизни.

Увы! Тем горше оказалось разочарование от мышастого быта: беседа у чайного столика являла собой вершину ораторского искусства супруга. Окольцевавшись, он разом поскучнел, забился в угол и приобрел сеточку для волос, дабы скрыть первые залысины, подснежниками проклюнувшиеся сквозь пшеничную копну. Но главное, о ужас, Николенька более не говорил ни о чем, кроме погоды и собственного самочувствия, жалуясь на ломоту в пояснице и опухшие суставы. Софочка посчитала себя жестоко обманутой: разок, всплакнув в подушку, она пустилась во все тяжкие. Первой ее жертвой пал гвардейский юнкер Оболенский: Софочка пококетничала с ним пару раз, томно взмахнув ресницами, и увела у мужниной сестры. Судьба ей улыбнулась, подарила то, чего алкала душа: страсть поцелуев и жаркие обещания увезти любимую. Куда? Не все ли равно, лишь бы подальше от опостылевшего мужа и радикулитно скрипучих кресел гостиной. В день запланированного побега Софочка напилась чаю с пряниками и, накапав себе лауданума от нервов, прикорнула на часок, а когда проснулась, то за окнами уже плескалась густая сумеречная синева. Юнкер Оболенский отбыл, ее не дождавшись, оставив после себя зияющую дыру в сердце и забыв на столе табакерку. Табакерку Софочка подарила мужу на юбилей, а сердце наскоро залатала новым увлечением, офицером Старцевым. Все кончилось предсказуемо — разрывом и изящной брошкой на память. Брошку Софочка приколола к корсажу и носила себе в удовольствие, разрывом же долго не тяготилась, справедливо рассудив, что переживания неблагоприятно сказываются на лице, прорастая морщинами, никакой пудры на них не хватит. Николенька между тем получил повышение по службе и дневал, и ночевал в своей конторке, лишь изредка появляясь к ужину, как третьестепенный актер из-за кулис. Легкое чувство вины, жучком точившее Софочку, отступило, жизнь встала в знакомую колею. Однако и на исхоженных вдоль и поперек тропинках попадаются ухабы. Судьба не преминула подставить Софочке подножку — Николай Павлович, возвращаясь ввечеру в тумане, простудился, подхватил воспаление легких и скоропостижно отдал богу душу, не оставив после себя решительно ничего: ни табакерок, ни брошек, ни разорванного напополам сердца. Последние его слова звучали на удивление прозаично и даже немного оскорбительно: приподнявшись на заботливо взбитых горничной подушках, Николенька вперил осоловевший взгляд в едва заметную трещину на потолке и прошептал: «Осетрина давеча была с душком». Бросив сей последний упрек в сторону кулинарных изысканий кухарки, Николенька кротко вздохнул и скончался, повергнув домочадцев, а в особенности кухарку, в совершенно унылое расположение духа. Не в силах сдержать чувств, разревелась горничная, а следом и остальные, все, кроме Софочки.

— У Демьяна брала рыбу, — выпалила кухарка и тут же перекрестилась, — вот ей-богу не вру, Софья Игнатьевна. Клялся, что свежайшая, ирод.

— Ну полно, полно, — машинально произнесла Софочка в совершенной растерянности. Она чувствовала себя сбитой с толку. Еще вчера она смеялась с поручиком Сухомлиным, а теперь… Что теперь? Печали она не чувствовала, равно как и раскаяния. Как себя вести, что говорить? Уехать с Сухомлиным было решительно невозможно. Софочка с изумлением обнаружила себя прикипевшей к радикулитно скрипящим креслам и редким явлениям супруга из конторы. Великодушный все же он был человек. Мимо Софочки пролетела жирная муха и уселась на проплешину на макушке Николеньки, принявшись перебирать лапками.

— Увязла, — застучало в висках у Софочки, — увязла в звенящей пошлости, как муха в варенье.

И все же как благороден был в своей слепоте Николенька, как великодушно не замечал ее адюльтеров. На улице заурчало, громыхнуло, закапало безнадежным осенним дождем. Погасли лампы, придушенно вскрикнула боящаяся грома кухарка.

— Пресвятая Богородица, спаси и сохрани…

— Глашка, свечи! — распорядилась Софочка и победно выпрямилась.

Пусть Николеньки не стало, и примерной супруги из нее не вышло, но теперь ее священный долг с достоинством нести свой вдовий крест. Софочка приготовилась скорбеть до конца жизни, и, памятуя, что темные цвета ей очень шли, споро заказала у портнихи черную юбку с пюсовым подкладом. А после… Ну что после. Минул год, следом еще один. Дни бежали спицами в колесе, Софочка исправно ходила на могилу супруга по вторникам и пятницам, за исключением праздников. Скорбь красила ее, и пока мир вокруг увядал, она возвращалась с кладбища удивительно похорошевшей и умиротворенной. Никогда еще Софочка не чувствовала себя такой счастливой, как теперь, у хладного камня с застывшими в мраморе буквами.

— Соня! Софья Игнатьевна!

Она испуганной голубицей вскинула головку: кто осмелился потревожить ее в юдоли скорби? За чугунной оградкой стоял растворившийся когда-то в сизой вечерней хмари юнкер Оболенский.

— Как я рад снова видеть вас — произнес он с нежностью, делая шаг вперед.

Софочка подала Оболенскому узкую ладонь, затянутую в перчатку, ласково улыбнулась.

— И я вам рада, — прошептала она с подчеркнутой усталостью в голосе.

— Умер, да, как видите. Но это ничего, совершенно ничего.

— Мне очень жаль. Соня, если бы тогда, в тот вечер…

Узкая ладонь выскользнула из руки Оболенского, мазнув волной по черной юбке.

— Ах, оставьте. — Софочка обратила на незадачливого поклонника лучистый взор. — Вам никогда не понять.

— Чего не понять, Соня?

Она гордо выставила вперед подбородок, произнесла со всей твердостью, на какую была способна:

— Каким великодушным человеком был мой муж. Как я его… — Софочка сделала эффектную паузу, прицелилась и ударила наотмашь — любила. Да, любила. Удивлены?

И не дав сказать Оболенскому ни слова, проплыла мимо, гордая, почти сердитая в своей скорби. Любовь к мужу, придуманная, вымученная, вдруг распустилась колючим цветком и сделалась настоящей, пусть аккомпанементом ей служили притворные по первости всхлипы и причитания, а объект любви давным-давно истлел в земле. Оставим же нашу героиню здесь, милый читатель, на вершине подлинного блаженства от запоздалой и, увы, не случившейся при жизни любви, оставим и пойдем дальше.

Источник: [https://ficbook.net/readfic/0197aa9e-b687-7073-859d-bb3b87b59178]*
*Запрещенная на территории РФ организация

Любовь земная

Содержание

Часть 1

Комментарии (0)