Мандарин первый. Из детства.

Деревянный крест – все, что осталось от мандаринового прошлого.

Зажимала уши руками, закрывала глаза, чтобы не слышать, не видеть всполохов сгоравшего в рыбьем аду дома. Прижималась тщедушным, покрытым кровоподтеками и царапинами телом к жесткой палке неживого дерева. Крест-накрест, так до боли похожий на тот, на котором умирал какой-то святой. И непонятно было, то ли палка рыдала больными алыми слезами, то ли девочка никак не могла залечить свои незаживающие раны.

И как бы она ни старалась, сколько бы ни приходила к одинокой могиле, слиться с ней не получалось. Если только сброситься вниз со скалы и сродниться с морской пеной, как когда-то сделала одна сказочная Русалочка.

Но у Русалочки были золотые кудри и самые синие в мире глаза. У нее была надежда и жизнь после смерти. Начало из конца и новое будущее.

И уж точно Русалочка не была рыжим чертенком, ворующим книги из библиотек.

А у этой девочки была просто девочка. Кровавая метка, выжженная костями умерших друзей-односельчан, рабская доля и труп самого важного в мире человека под пыльными сапогами.

Все остальное осталось в прошлом: под кривыми набросками первых карт, среди мандариновых садов и в объятиях ласковых рук.

Гнилой обмен, совершенный во имя человека, запах сигарет которого витает уже где-то не здесь.

Мандарин второй. Мимолетный.

Пять ног и один бочонок.

Бочонок разбился вдребезги, а пять ног «шагнули» на Гранд Лайн. Потом «пять ног» стали «девятью ногами» и водоворот приключений закрутил их, не оставляя времени на передышку.

Очередное приключение заканчивалось победой и праздником.

Мугивары снова были вместе.

На небе сияли самые яркие звезды, и суровый мечник глотал горькое пойло, слушая песни трех катан. Когда-то в прошлом он скрещивал мечи с девочкой-волчонком и влюблялся в нее с каждым ударом стального сердца. Он смеялся, глядя смерти прямо в глаза, и выл раненым зверем, когда его мозолистые руки обжигало рукоятью белой катаны.

А та, что принадлежала ему, – острая, ледяная и гордая – уже никогда не прильнет к Самому Сильному Мечнику в смертельном танце.

Горло драла песня, оставляя кровавые борозды на внутренней стороне человеческой плоти. Очки закрывали слезящиеся глаза. Они слезились от дыма – черного, неяркого пламени.

Храбрый Воин Моря пел о драконах, которые летают задом наперед, о миллионе последователей, о Короле Моря, побежденном щелбаном Могучего Усоппа.

Но он никогда не споет о чудесной девушке с карими глазами, которая ждет его на острове, где самые красивые хризантемы. О девушке, к которой он так и не успеет вернуться. И не споет о шрамах, что покрывали его руки, когда он стоял между Морским Дозором и людьми, имен которых он так и не узнал. Он не споет и о друзьях-великанах, могилы которым сооружал в одиночестве на разрушенном Элбафе.

Такое никому не нужно знать.

Такое пусть останется только в его сердце.

Пусть же для мира звучит лживая песня!

Шипение готовящихся блюд, ароматы, витающие по камбузу, и звон посуды. Сигаретным дымом, словно дьявольской специей, пропитано полутемное помещение. Всего лишь фонарь, один, на столе.

И не нужно больше света. Потому что он такой, он может заниматься любимым делом и в темноте. Запахи расскажут ему все, что нужно знать: прошлое, настоящее и будущее.

Кок Мугивар – маг. Но маг особенный, творящий шедевры, чтобы никто больше не умер от голода. И Великое Море он нашел. Кто, как не маг, способен был найти море, которого нет?

Ловил рыбу всех морей, курил непонятно какую пачку сигарет, давился дымом и притворялся, что соленые брызги на лице - это морская вода.

А где-то в Ист Блю носили волны сгоревший Барати, и олухи-повара уже никогда не попробуют его блюд из рыб Великого Моря.

Потому что они уснули. В одной братской могиле.

У Чоппера шляпа в заплатках, сломан один рог и череда пациентов с незаживающими ранами в глазах. Чоппер и сам болен. Неизлечимо. И сколько бы ни зацветала сакура на голых камнях, чуда не случается. Оно ведь, чудо это, случается лишь раз в жизни и не с ними.

А газета, принесшая весть с того света, утонет в пучинах безжалостных волн. Та самая газета, которая расскажет, что Докторина теперь спит вечным сном рядом с Хилулюком.

Листы книг по краям обуглены, чернила почти стерты, толстые когда-то корешки - как чья-то заношенная до дыр тряпка. Тряпка-душа – с дырами, рваными, вылезшими со всех сторон нитями, с искромсанным узором, который уже не понять.

А последний Понеглиф безобразной рожей смеялся ей в лицо. Громко. Открыто. Насмешливо. Издеваясь над всем, что было дорого, свято, любимо.

Выцветали чернила, трухой осыпались к ногам знания, прошлые смерти и потери обесценивались всего парой фраз, начерканных на Понеглифе. Мертвом камне мертвого века.

Нико Робин. Дитя Дьявола. Археолог.

Молотки и шурупы выпадают из сломанных пальцев, кровоточащее сердце почти перестает стучать – тик-так, сломанный механизм. Кола лишь поддерживает устройство движений, оставляя за порогом жизнь машины. Крик «Круто!» остался в прошлом: в Саут Блю, в Water 7, он унесся вслед за Морепоездом и словами толстого рыбочеловека: «Делай все с гордостью!».

Еще немного, совсем чуть-чуть он проведет времени с Мугиварами, со своей семьей, прежде чем механическое сердце остановится.

Ведь ржавая машина уже не сможет ехать вперед.

У Брука только афро на костяном черепе, потрепанная скрипка с измученными струнами и улыбка, никогда не сходящая со страшного лица. У Брука пятьдесят лет одиночества в месте без солнца, разбившаяся ракушка с голосами умерших друзей и обещание, которому не суждено сбыться.

Он ведь просто кости – говорящие, ходящие… мертвые. Нет мяса на них, нет сухожилий, не течет по венам кровь. Душа как-то держится – должно быть, на «тетиве» плачущей скрипки.

Они исчезали. Они исчезнут.

Луффи обещал, и Нами улыбалась.

Мандарин третий. Любимый.

У Луффи теплые, большие руки, улыбка от уха до уха и шрам под левым глазом. Луффи обожал приключения, отличался безрассудностью и не боялся смерти.

- Я не уйду без тебя! Останусь здесь! С тобой! Умру с тобой!!!

Но с ним умереть ей не позволили. Нельзя.

Это герой хотел бы «жить долго и счастливо и умереть в один день». Но Монки Д. Луффи героем не был.

Пират. От соломенной шляпы до мяса в карманах.

Пират. От сожженной Акаину души до самой свободной воли на свете.

И с таким человеком Нами было не по пути. Не в смерть.

Стояла напротив него, тонула в его глазах, чувствовала сухие, обветренные губы, глотала дыхание. И знала, что в последний раз. Что так уже не будет.

И не прутья смертной камеры отделяют их друг от друга.

Его выбор. Королевская воля.

Как мягким одеялом окружила ее теплая волна странной способности. Мягкая, нежная и непробиваемая. И Кошка-Воровка падала в ласковую тьму на руки Джимбею, слышала последний приказ резинового мальчишки.

- Увези ее! Защищай! Всегда!

Мандарин четвертый. Не живой.

Выстрелы пушек, череда салютов.

В круговерти праздника, на кровавых лужах казненного Короля Пиратов танцевал карнавал. В страстном алом танце кружил вихрь последних слов смеющегося в лицо смерти приговоренного.

Начиналась новая эра. Еще более великая, еще более страшная.

И кто-то однажды доплывет до острова с Ван Писом, чтобы стать новым Королем Пиратов.

Этот кто-то тоже захочет умереть, смотря гордо вперед с широкой улыбкой на лице и громоподобным смехом.

Этот кто-то тоже оставит позади все, что любил…

Но недостаточно, чтобы остаться. Недостаточно, чтобы жить.

Променяет на Смерть. Разлучницу.

Нами осталась, чтобы увидеть его казнь. И не пролила ни слезинки, только прижимала тонкими пальцами к своему пока еще плоскому животу соломенную шляпу. Ловила в воспоминаниях блики морских бабочек, улетающих в неизвестность и уносящих в несбывшееся память о команде Мугивар.

«Подождите, бабочки! Не улетайте без меня!»

- Нам пора, - голос Джимбея далеко.

Джимбей еще «одна нога» среди Пиратов Соломенной Шляпы.

Такая сильная, прошедшая бесчисленное число палуб, проплывшая моря и прожившая три жизни: от солдата армии Нептуна до Шичибукая, от Шичибукая до предателя, от предателя до… накама. Синего, огромного, храброго.

Последний, кто мог позаботиться о женщине Короля Пиратов и его нерожденном сыне.

Пират умирает с улыбкой на устах.

Оставляет жену и ребенка в одиночестве.

Как всегда, окунаясь в очередное приключение с головой.

Приключение без возврата.

Часть 1

Фьюмине

Кошка с колокольчиком

Одиннадцать Мугивар дали ей обещание, но ни один не сдержал слово.

One Piece

Луффи/Нами, Мугивары

Монки Д. Луффи

Нами

Мандариновая считалка

ru-mandarinovaya-schitalka-fumine-beta-koshka-s-kolokolchikom

Мандариновая считалка

Содержание

Часть 1

Комментарии (0)