Она часто замечает, как в его глазах проносятся прошлое, настоящее и будущее. Ниточка за ниточкой переплетаются между собой хаос и порядок, ткётся полотно прозрачной реальности.

Чаша безумного беспорядка перевешивает чашу мира и спокойствия, погружая всё в слепую тьму. Хищный взгляд скользит по озябшему телу, а она дрожит от разбегающихся по коже мурашек.

Флаттершай молчит, захлебываясь кружками дурманящего чая. Горло невообразимо дерёт, тело, казалось бы, готово было разбиться хрупкой скорлупкой. Вторит себе, что он не такой, что он изменился; тишина наполняется её собственными криками унижения.

Успокаивает, что он не может причинить ей боль, ведь они — 

Но друзья бывают разные, не правда ли?

Цепкие пальцы сжимают подбородок, заставляя вглядываться прямо в лицо. Глаза у него тёмные, заросшие терновым кустом, на котором она пыталась взрастить свои дрянные розы надежды. В них гаснут звёзды яркой ослепительной вспышкой.

Флаттершай проваливается в эти глаза, в эту бесконечно грязную бездну без права на голос. Он проводит язычком по лицу, где только что скатывались горячие и солёные кристальные капельки.

Дискорд тихо смеётся, но этот смех выходит без капли искренности.

— Мы же друзья? — шёпот пробегается по её побелевшей шейке, обдавая кожу обжигающим паром.

Друзья… Весьма странное и разностороннее понятие, думается ей.

На следующий день нежная плоть покроется гнилыми волдырями.

Она лихорадочно дрожит, медленно сползая по стенке. Дискорд приподнимает её, словно невесомое пёрышко; Флаттершай не пытается сопротивляться, потому что знает, что все её тихие всхлипы разобьются об его тьму хрустальным стёклышком, забивая их глубже в кожу. До крошащихся крыльев, что засохли в безжизненные отростки конечностей.

Её клетка пустовала долго; за ней ему пришлось спуститься в самое дно. В сердце сокровенного.

Вниз, глубоко вниз, через мрак, пробивая путь. Девушка зажмурилась, свернувшись калачиком в глубине на мокрой земле. 

«Нет никого сильнее Флаттершай»

. Тихий писк тонет в пугающей тишине.

Он словно змея обернулся вокруг неё, вокруг её едва бившегося сердечка. Сильный, властный, искусный, всегда получавший своё. Его карамельный голос пленил её, манил сорваться с края небоскрёба в бесконечную воронку. Флаттершай не хотела в клетку забвения.

Флаттершай боялась. Он заставлял бояться её, сжимал в свои тиски, выползая изнутри. Его воля превращала её тело в камень, готовый вот-вот рассыпаться речной галькой. Она не могла пошевелиться ни одним мускулом. Закричать. Сказать хоть слово. Промычать его охрипшим голосом.

Ей хотелось бежать, плакать, а она могла лишь смотреть в потолок, абсолютно неподвижная, скованная.

Но Флаттершай молчит, сжав до дрожи зубы. До струек ярко-алой крови, от которой нежную кожу губ щиплет раскалённым маслом. Она открывала рот, но из него выходили лишь клубы жгучего пара; вскрики и путаные междометия.

Молчание — её крестильное слово, паразит, засевший глубоко под плотью. Оно срослось с ней в единую массу. Это — её спутник, а не извечная доброта, как все думают.

Он опасен, он бесшумен, он таился в самых неприметных углах, застилал своей промелькнувшей тенью слова, не давая вспомнить далёкие отголоски звуков её сипоты.

Дискорд спрятался в ней настолько глубоко, что крылатая могла ощутить его каждой клеточкой, каждым вздыбившимся волоском. Он присматривал за ней из темноты её гниющих внутренностей.

Он собрал её желания, её страхи, которые Флаттершай прятала в пустоте длинных шахт сердца. Дискорд превращал страхи в своих слуг, как и их тогда давным-давно. Но она помнит это, будто вчерашний день. Он забирал у неё всё.

Звуки поющих птиц умолкают, а чёрный пух разлетается по её домику, точно пыль.

Дискорд грызёт ядовито-наливные яблоки. Гниль покрывает переспевший фрукт; он сжимает его в острых когтях, оно лопается; едкие нектары стекают по истерзанным рукам.

Дискорд приближается, припадает ртом к её ключице. Флаттершай непроизвольно вырывает из груди громкий вздох, а на губах задерживается нервная усмешка.

Он касается ключицы языком, будто вбирая в себя её все жизненные соки до последней капельки. Бешено стучит в висках, бурлит кровь в венах, а тёмная пелена закрывает глаза. Она пытается остановить что-то свирепое, расползающееся где-то в низах живота.

Но понятие о желании у них совершенно разное.

— Пожалуйста… — шепчет девушка, чувствуя, как страх смешивается грязной жижей вместе с противным чувством животного возбуждения.

Он… остановился? Послушался?

Флаттершай видит кровь. Везде. Он раскрашен ею, как и радуга во все семь цветов. Побелевшая от страха.

Белая от горькой иллюзии, со счастливой улыбкой которую она видела лишь несколько дней. Потом — пропасть. Потом — молчание, будто ей вырвали язык.

Ибо так она могла защищаться. Так она могла медленно умирать.

— Нет, дорогая Флаттершай. Друзья должны помогать друг другу, разве умная Твайли вам об этом не говорила? — шелестит он, склонив голову набок, всматривался ей в потемневшие глаза.

Хищный, быстрый, неимоверно голодный. Страшный, хитрый, жестокий.

В мутном сознании ей мнится химера.

Доброта не всегда хорошо. «Добрый» — антоним к слову «злой». Но всё чаще ей кажется, что это синоним.

Флаттершай пятится назад, сшибая по дороге всё, стоявшее у неё на пути. Она не чувствует боли от ушибов, как и от пролитого недавно кипятка. Она не хочет ощущать что-либо; он забрал её чувства.

Эмоции. Они истошно орут, когда их запираешь в клетку. Вырываются, грызут золотые прутья, пробивая себе путь. Лучше бы их не было, бьётся в мозгу.

Глупышка Флаттершай, которая забывает, что такое — Божество. На что оно способно.

Она видит дверь, исступленно цепляется за эту спасительную соломинку. Жаль, что тонкий материал может разломаться в щепки.

Не успевает броситься к двери, как острые когти перехватывают её поперёк талии. Он посмеивается, что-то говоря, но Флаттершай не слышит. Она неожиданно визжит. Вырывается, словно обезумевшая птица. Царапает ему спину, бьёт кулаками, но всё тщетно.

Он бросает её на потёртый пол от их безудержных тел. Она ударяется головой о деревянные доски, проклятая боль раскалывает голову пополам. На несколько секунд она теряется в непроглядной тьме, за которые он успевает стащить вязаный свитер.

Руки скользят по оголённым плечам, животу, шее. В его движениях проскакивали ничтожные пылинки нежности. И, скорее всего, это ей лишь почудилось.

Его губы плотоядные, а поцелуи грубые, ненасытные, ядовитые. Она сжимает губы в одну полоску, но он хищно и так требовательно кусает их, подёргивает. У неё невыносимо кружится голова от жара, стыда, страха. Всё это смешалось в одну вязкую кашу.

Тело пробирала дрожь. Прерывистое дыхание, длительные крики, глухой шёпот. С глаз струятся горячие слёзы, а когти сжимаются на тонкой шейке. Её чуть приоткрытый рот издаёт еле слышные затихающие звуки, глаза закатываются, рука, оставляющая протяжную царапину на его руке, валится вниз.

Флаттершай стонет, когда понимает, что противостоять ему не сможет, даже если захочет вновь. Это засело в её мозгу, отпечаталось в его участках. Приобретённый инстинкт.

Ведь это он — Дискорд. Тот, который обещал, помогал и нежно-нежно гладил её по волосам. Это его руки, его голос, его чёрные воронки глаз.

И пусть в его глазах неимоверная злоба, количество которой не счесть, а его прикосновения опьяняюще мучительны. Пускай его слова отравлены метрами ледяного безразличия, отвращения.

Она снова смирилась, глотая горькие слёзы с глухими всхлипами. Чувство собственного достоинства комком затолкано под скрипящие половицы, а надежда выгорает ярко-ярко на испепеляющем солнце.

Ей хочется тепла, она молит о нём, но звериный оскал притупляет ей все чувства. Она не ощущает, не слышит, не видит.

Добро. Это грязь под ногтями.

Она больше его не слышит, не ощущает. Кругом ядовитый холод, пустота.

Её засосало в неё без выхода.

Флаттершай теряется в лабиринте, поросшем виноградной лозой. Льёт шоколадный дождь, стекая липким градом по насквозь промокшей одежде.

Она просыпается в тёплой кровати, скулит от бесчисленных ран. Флаттершай слышит рядом голос — бодрый, добрый, весёлый. Он встречает её ласковой улыбкой, приглашая к завтраку. Девушка вымученно натягивает уголки губ до предела, ссылаясь на то, что не выспалась.

Калейдоскоп вращается, вращается, кружится и кружится. Бешено и яростно. Никак не может остановиться. Грани сгорают, и она уже не знает, где он — настоящий Дискорд.

Подруги донимают, что с ней. Она затравленно шепчет, что всё нормально.

Ведь так и есть. Нормальность. Всё это вошло в её нормальность.

Она распивает чаи, а её спрашивают — как он ведёт себя.

Флаттершай не молчит. Шепчет, что он милый, хороший и исправляющийся.

Они недоверчиво косятся. Флаттершай понимает.

Маленький букетик ромашек стоит в красивой вазе, а запах душистых цветов разносится по её домику. Позже эти самые ромашки будут валяться где-нибудь изодранными лепестками на её теле.

Его взгляд нежный, а прикосновения осторожны. Но они не вселяют в неё ни капли света и тепла.

Он ничего не помнит, как и сотни дней до этого. А она помнит. Ещё свежие воспоминания навечно остались на её истерзанном теле.

Дискорд шепчет что-то, но в ушах стоит звон. Она не отсчитывает секунды, стеклянным взглядом смотря в небо.

Ведь она смирилась с этой формальностью. Формальностью их дружбы.

Жители Понивилля со страхом сжимаются, когда слышат жалостливые крики животных. Они думают, что вой доносится из Вечнодикого леса. Но дом Флаттершай всегда горит пожаром, даже если света в оконцах совсем нет.

Она с каким-то необычным удовлетворением смотрит, как рядом с ней разлетаются пух, шерсть, волосы. Они оседают на коже; Флаттершай вновь принимает это как должное.

Головки с маленькими мерзкими глазками больше не повернутся на неё.

— Дружба — это магия!

Она давно перестала верить в чудеса.

Ссылка на исходную публикацию - https://ficbook.net/readfic/1992994

Часть 1

Doctor Whooves

Бога нельзя перевоспитать. Иначе исчезнет его сущность.

Меж двух лёгких

Содержание

Часть 1

Комментарии (0)