Сначала она видит незнакомый потолок. На потолке её родной комнаты — трещина, закрашенная белой краской, а этот — цельный, неровный и абсолютно не тот.

Бейли взирает на него сквозь толстые линзы очков, и пылинки, потревоженные движением её тела на постели, оседают на них, едва закончив незатейливый воздушный танец.

Девушке впервые довелось проснуться за пределами своей спаленки, где всегда день и на стенах мигают серебристые звёздочки. Но ни тоски, ни страха она не испытывает. Не терпится занять руки, не терпится жить, вкушая всё, что дают. Запахи, звуки, даже небо — всё кажется иным, неизведанным и прекрасным.

Узкие ступни сжимаются, касаясь половиц, и Бейли плотнее закутывается в одеяло, прежде чем открыть окно. Её встречает колючее пасмурное утро, которому она в свою очередь улыбается. Всё, что совсем недавно занимало её мысли и мучило, отошло на задний план. Начиналось что-то новое, и девушка была готова принять это.

Переезд дался ей легко, легче, чем развод родителей и появление человека, послужившего тому причиной. Вдали оказалось проще. Боль не исчезла, затаившись, но сердечная рана скорее ныла, нежели нарывала. Здесь, в Бейкон-Хиллс, Бейли впервые за последние месяцы ощутила, что свободна. И пусть чувство это иллюзорно и смешно, а руки связаны обещаниями, жизнь бурлила в венах и будничные дела и заботы уже сковали разум.

О многом предстояло подумать. О новой школе, о выпускных экзаменах, о поступлении и череде задач, нуждающихся в решениях. Уехать в середине учебного года, да ещё и когда ты в последнем классе, — безрассудно, глупо и противоположно тому, как поступила бы обычная Бэй. Этот маленький мышонок, тонущий в безразмерных свитерах, всегда теряется в толпе, имеет ясный ум и простодушный взгляд на вещи. Спонтанные решения вроде этого — не в её стиле; и тем не менее домашняя девочка сорвалась с места, влекомая чем-то бо́льшим, чем сама её суть.

— Здрасьте! — за оградой дома напротив появляется старушка из тех божьих одуванчиков, которые хрупки на вид и чёрствы внутри. Она вытаскивает из почтового ящика сложенную в трубочку газету и только тогда обращает на Бейли внимание. Не только рука, но и почти весь её торс опирается на клюку, и девушке жаль её ровно до того момента, как глаза-бусинки окатывают её волной презрения.

Старуха, словно вспомнив былые дни, забыв о хромоте и артрите, с силой, которой позавидовал бы и молодой здоровый мужчина, швыряет газету, целясь точно в голову Бейли. И хоть Бэй понимает, что расстояние между ними велико, всё равно ныряет под подоконник от греха подальше. Она ждёт ругательств и криков, но улица молчит, и девушка позволяет себе приподняться и выглянуть наружу. Так и есть: соседки и след простыл.

— Фу-у-ух, — выдыхает Бейли, утирая со лба то ли пот, то ли попавшие на него дождинки. — Напугала, — признаётся она самой себе и показывает в окно язык, кому — непонятно.

Бейли ещё стоит, вглядываясь в утренний туман, когда дверь её новой комнаты открывается.

Он входит, широко разведя руки, в каждой — по огромному надувному шару. На голове — колпак, в зубах — нечто, на первый взгляд напоминающее фантик. Дядя дует в праздничный свисток, и бумажный язычок вытягивается, пестря зигзагообразным рисунком.

На секунду оба — мужчина и девочка — застывают, с недоумением глядя друг на друга, а затем Бейли разражается хохотом.

— Ты почему не спишь? — отвечает вопросом на вопрос Бобби, вытаскивая изо рта свистушку, и Бейли понимает, в каком виде предстала перед ним: закутанная с головы до пят в одеяло, как в кокон, с всклокоченными волосами и лицом, слишком бледным после неудачного «знакомства».

— Да я там… знаешь, — она неопределённо машет в сторону окна, и мужчина подходит ближе. Лицо его осветляет догадка.

— Мисс Голлум, — Бобби с неприязнью глядит на дом, и на вопросительный взгляд Бейли поясняет: — Вечно носится со своими газетами, гладит их, разве что не шепчет: «Моя пре-елесть», хотя, может, и шепчет, просто я не слышал…

Бейли смеётся, прикрываясь ладонями.

— Отвратительная женщина, — продолжает Бобби, оставляя свистульку на подоконнике, а шары отпуская взлететь к потолку, — просто чёртова заноза в моей за…

— Ладно, ладно, я поняла, — перебивает девушка, и серые глаза, тёмные, как грозовая туча, но тёплые, подобно слепому дождю, сияют ему за очками. — Ты её не любишь и кличку дал. А как её на самом деле зовут?

Мужчина пожимает плечами.

— Не обращай ты на неё внимания, — советует он. — Тебе вообще пора в школу собираться.

— Да, я уже вижу, как опаздываю, всего-то три часа осталось, — щурится Бейли. — Знаю, зачем ты пришёл, — и обвиняющий палец тычет ему в живот, который тут же отзывается бурчанием.

— Мужчина должен хорошо и много питаться, — с гордостью замечает Бобби, пока Бейли выпутывается из одеяла и подтягивает пижамные штаны, словно выходит на ринг.

— Из-за таких, как ты, мамонты когда-то и вымерли, — парирует она, — ты унаследовал бездонных желудок древних людей.

Бейли запрыгивает ему на спину заученным лёгким движением. Так, словно ей снова шесть лет. Она снимает с головы Бобби колпак и нахлобучивает себе на голову.

— Спасибо за шары, — говорит она.

— Подкуп, чтобы ты приготовила завтрак, — фыркает тот.

Бейли обнимает его за шею, единственного из своей семьи, который никогда, ни единого разу не ранил её, не обидел, не предал; который дразнился, когда она, глупая по малости лет, отказывалась признать, что любит его, до тех пор, пока они вместе — взрослый и ребёнок — не нашли компромисс. Бобби Финсток — непростой человек, но для Бейли дядя всегда был и будет самым понятным из всех людей.

— Это было необязательно, — улыбается она, пусть в этот момент Бобби и не может её видеть, — ты же знаешь, что я не позволю тебе умереть от голода, пирожок.

Бейли Финсток исполнилось восемнадцать несколько месяцев назад, а старше шестнадцати ей всё равно не дают: смешная, неряшливая, в огромных очках, она напоминает птенца, нежели оперившуюся птицу. Немудрено, что старшеклассники, завидев её, указывают дорогу к младшим.

— Я выпускница, — объясняет стойкая, как оловянный солдатик, девушка и показывает неверящим расписание.

— Вот те и на, — с умным видом изрекает один из них и, придвинув к себе микроскоп с парты, направляет его в её сторону. — А так сразу и не скажешь. Лицо круглое, ручки маленькие, глаза больши-и-ие и наивные.

— Ты, Патерсон, с виду производишь впечатление нормального человека, но это тоже обман, — замечает кто-то, и замеревшая у входа в класс Бейли видит рыжую девушку. — Садись и не обращай на него внимания.

Финсток семенит и плюхается на место позади той, прижимая к груди рюкзак. Одноклассница оборачивается и кладёт ногу на ногу. В ней нет ничего хоть отдалённо похожего на Бэй: она одета откровенно, лицо упрямо и хорошо собой, выдержка уверенная.

— Лидия Мартин, — представляется она, и губы складываются в подобие улыбки, которая, впрочем, не затрагивает глаз: они у неё внимательные, совсем не юные, немного насмешливые и печальные. — Так ты, значит, новенькая?

— Бейли Финсток. Можно просто Бэй.

— Финсток? — зелень глаз прячется за прищуром. — А ты случайно…

— Случайно, — успевает подтвердить девушка, прежде чем дверь класса захлопывается за статной женщиной.

— Начинаем. Все по своим местам, — преподавательница хлопает дверью и обводит учеников взглядом.

Бейли только и успевает, что из-за плеча Лидии рассмотреть название темы в её тетради, когда учительница встаёт рядом с ней и сухопарая рука касается плеча.

— Полагаю, ты Бейли Финсток? — женщина приветливо улыбается, но Бейли всё равно съезжает под парту, стараясь укрыться от взглядов, и кивает. — Меня зовут Натали Мартин,  я учитель биологии и по совместительству психолог. Понимаю, что переезд и новая школа в выпускном классе могут выбить из колеи, так что, если тебе что-то будет нужно…

— Мама, — вздохнув, одёргивает Лидия. — Перестань. Ты её только смущаешь.

Натали Мартин переводит взгляд на дочь и хмурится:

— Я только хочу сказать, что нужно войти в её положение и постараться помочь адаптироваться.

— Да, мы поняли, — Лидия с какой-то снисходительностью смотрит на мать и обращается к Бейли: — Если биология не нужна тебе для поступления, советую хорошенько подумать, прежде чем здесь оставаться.

Финсток, словно извиняясь, улыбается преподавательнице, которая с недовольным видом возвращается за свой стол.

Но Лидия не отворачивается. Склонив голову набок, она спрашивает:

— Так биология нужна тебе для поступления? И кем ты хочешь стать?

Бейли поднимает голову и бурчит себе под нос:

— Невидимкой, — и закрывает пылающее лицо руками.

— По тебе не скажешь, что ты любишь лакросс, — говорит Лидия, когда они с Бейли приходят на поле после урока.

— А я бы тоже не сказала, что ты фанат математики, — пожимает плечами девушка и делает шаг назад, позволяя тренирующимся пробежать мимо.

— Мне нравится математика.

— Ну а мне нравится мой дядя, который любит лакросс, — поясняет Бейли, и Лидия фыркает, покрепче перехватывая тетради и учебники. — В любом случае у меня сейчас окно, так что почему бы не посмотреть на десяток потных тел.

Она усаживается на трибуны с ногами и, сняв с плеч рюкзак, ставит его рядом. Лидия перехватывает свои учебники с тетрадями и прижимает их к груди.

— Что ж, тогда я пойду. У меня потом химия, ты на неё ходишь?

— Хожу, — признаётся Бейли. — Но тебе она, конечно, не нужна для поступления, а просто нравится? — дразнит она новую знакомую.

— А тебе для поступления? — тут же наступает Лидия. — Собираешься стать врачом?

— Подрывателем, — отшучивается Бейли и откидывает голову назад. Солнце слабо щекочет её из-за туч и ослепляет бликом на очках. Она отмахивается от него, как от насекомого.

Некоторое время они молчат. Лидия отчего-то не уходит, а Бейли всё жмурится, стараясь немного расслабиться. Когда на её лицо падает тень, она открывает глаза и видит, как Лидия машет кому-то рукой. Два игрока приветствуют её с поля. Бейли не ждёт объяснений, но та говорит:

— Мои друзья. Стайлз и Скотт.

— Стилински и МакКолл, — добавляет Бейли. — Я только приехала в город, но благодаря дяде слышу эти имена чаще своего.

Впервые Лидия улыбается.

— А вон там, — она указывает на другой конец поля. — Кира. Она тоже мой друг. И девушка Скотта.

— Один из твоих друзей сейчас упадёт замертво, — перебивает её Бейли, пропустив мимо ушей последние слова.

— Стилински! — Бобби Финсток даёт о себе знать чередой коротких, но громких свистов.

— О боже, — вздыхает Лидия и косится на свои наручные часы. — Мне действительно пора на урок. Увидимся.

Бейли рассеянно кивает и не отводит взгляда от поля.

— Стилински, поднимайся и беги!

Номерной знак «24» лишь на секунду мелькает перед её глазами, а затем парень валится на спину. Девушка осматривает остальных и замечает, насколько все запыхавшиеся и усталые.

— Тиран на поле и голодный пирожок дома, — бормочет она и, прихватив рюкзак, бежит к бедному парню.

Складывается ощущение, что она в замедленной съёмке. Все двигаются как зомби, но при этом предпринимают потуги бежать, и всё это выглядит крайне комично. Неудивительно, что Бобби закрывает лицо руками, не способный выдержать подобное зрелище.

— Стайлз, вставай, — одиннадцатый номер, или Скотт МакКолл, как уже догадалась Бейли, склоняется над другом. — Давай, Стайлз.

— Ни за что, — произносит Стилински уже не в первый раз.

Бейли не знает, что именно видит Бобби, когда их взгляды встречаются, но он замолкает на полуслове, словно задохнувшись. А потом делает ей знак убираться с поля, но она упрямо мотает головой.

Девушка опускается на колени возле распластавшегося парня, выглядящего так, как будто его разом вырубило. Она приподнимает ладошки веером и прикрывает ими солнце над его глазами.

— Ты жив? — спрашивает Бейли и улыбается.

Стайлз реагирует резко. Он так быстро поворачивает голову, что позвонки хрустят, и Бейли, порядком напугавшись, отнимает руки.

— Ты жив? — повторяет она вопрос уже без улыбки и холодными пальцами касается его шеи, будто это может чем-то помочь.

И в этот момент Бейли обдаёт холодом, который тут же сменяется удушающим жаром. Она отдёргивает руку, прижимая её к себе второй, словно не доверяя, и покрывается красными пятнами.

— Да я… я… — теряется девушка. — А я воды принесла.

И с облегчением вздыхает, вспомнив, что в рюкзаке, и правда, ещё осталось немного минералки.

— Кажется, тебе не помешает, — она расстёгивает молнию и достаёт бутылку, которую практически вырывают из её рук. Бейли, как заворожённая, смотрит на движение кадыка вверх-вниз, на тонкую полосу воды, стекающую с уголка губ Стайлза.

Набрав полную грудь воздуха, парень отнимает бутылку ото рта и снова валится на траву.

— Я не знаю, кто ты, но ты только что спасла мне жизнь, — выдыхает он.

Пора ей уже перестать краснеть, но себя так просто не убедишь.

— Может, ты ещё и голодный? У меня конфеты есть…

Стайлз поднимается и оказывается с ней чуть ли не нос к носу.

— Что ещё есть в твоём рюкзаке? Новые ноги? Новый тренер?

— Только… конфетки, — и горстка появляется на её ладони.

— Откуда ты только взялась? — Стайлз подносит одну конфету ко рту и пробует. А затем улыбается и, наконец, перестаёт пугать и смущать Бейли так сильно. Ей нравится, что смеются не только губы, но и глаза, такие внимательные и смешливо-добрые. — А…

— Стайлз, да успокойся уже, — Скотт хлопает друга по спине и тоже улыбается.

— Спасибо, я думал, сейчас подойдёт тренер и нам крышка.

— Так и есть, МакКолл, — три лица смотрят вверх и видят Бобби Финстока. — Выпишу вам штрафные и…

— Да ладно тебе, — вмешивается Бейли, и парни смотрят на неё с каким-то неверием и удивлением. — Тут все до смерти устали, посмотри на этих ходячих мертвецов, — указывает она на остальную команду.

Глава 2

Jaynie

Roxey

Худшее из того, что она испытывала, — быть привязанной к тому, кого ненавидит. Но свободу ей даст не смерть мучителя, а привязанность к другому монстру.

На привязи

Комментарии (0)