Солнце в Ираке жарит так беспощадно, что флягу с водой приходится пополнять чуть ли не каждый час. Пыль кучкуется в воздухе, щиплет в носу и режет глаза, стоит какому-нибудь грязному и ржавому грузовику проехать мимо контрольного пункта. Морпехи шманают грузовик от и до, заглядывают под кузов, копаются в проводах под копотом. Два морпеха на один грузовик и ещё два, чтоб приложить водителя лицом к земле. Зеленая зона — центр Багдада

 и, как любой центр, всегда привлекает своим идеальным расположением для атаки. Террористов здесь опасаются больше всего, но никто, конечно, вслух эти опасения не высказывает. Не при начальстве, по крайней мере. Здесь начальство жёсткое; рука со стальной хваткой то и дело дёргает короткий поводок. Ошейник у бульдогов

 тугой, широкий, шипами внутрь, чтобы злить. Паёк выдается в умеренных дозах — бульдогов выгодно держать голодными. От злого и голодного морпеха толку больше, чем от сытого и довольного.

Только вот у сформированной команды разведчиков правила не такие уж и строгие. По крайней мере, в жару можно расправить футболку

, протирая стёкла «Хамви»

 от иракской пыли. Да и вообще можно носить футболку под бронежилет и кепку вместо защитной каски. Здешнее начальство под стать амёбе: слушают и ждут приказов из Центра

, а до тех пор остужают задницы в шатре, поигрывая в карты и попивая какао, разведённое кипятком.

Хотя офицера Кинг амёбой не назовёшь. Она прилетела аж из главного штаба ЦРУ прямиком в боевые действия. Разрявкалась в первый же день, поэтому и стала без пяти минут «Альфа-Сукой». Джейсон шутит в казарме, что Рейчел так свой свой комплекс «секретной белки»

 закрывает. Наравне с псами дьявола

 белке тяжело бегать, но Рейчел справляется. Строит всех по стойке смирно. Только вот морпехам кажется, что строятся все из-за хмурого взгляда Колчека. Уважение у морпехов надо заслужить. Лейтенант Колчек с пометкой «лучший из лучших» в своём деле вызывает куда больше уважения, чем офицер Кинг. Оно и понятно: Джейсон свой же. У морпехов, говорят, все свои, кто одно дело с ними делает, но это скорее преувеличение. Делать одно дело — мало. Надо ещё хотя бы от пуль товарища спасти или из окопа, заваленного снарядами, вытащить. Проявить героизм — вот тогда можно и об уважении поговорить.

А героизма у Колчека в личном деле хватает: он Ника и в ураган спас, и протащил его, тяжелого как лось, на себе, когда их забросало учебными гранатами, и из озера его, захлёбывающегося, вытащил. И морду ему даже в первые дни набил, чтобы лишний раз не лез. А Ник всё равно лез — характер такой — поэтому они и подружились. И слухи о них, разошедшееся тогда по всему КМП, последовали за ними и на войну. Они из одного выводка; братья по койкам, по оружию и по духу. Связь была крепче морских узлов. По крайней мере, так говорили. Джейсон Ника в КМП всегда прикрывал: подстраховывал, не давал впасть в панику, поддерживал в опасных миссиях, где одна ошибка — и вылет из КМП был обеспечен. Но вот на войне…

А на войне, как на войне. Прикрыть-то от пуль прикроет, но вот от собственных демонов, выедающих душу, не спасёт. У Ника много демонов из-за страха причинить боль невинным. У Джейсона тоже — из-за прошлого. Только Джейсон в них не погружается: с головой зарывается в войну и выстраивает перед собой высокую стену. Долго бетонные плиты не продержались: дали трещину после первого же инцидента.

Точнее, первого инцидента, после которого 

 в их с Ником душевном контакте дало трещину.

Зелёная зона туго оцеплена морпехами — настолько, что Мёрвин не сдерживается от очередной похабной шутки. Рейчел рядом нет, чтобы одёрнуть, а Джейсону грязный юмор не мешает. Наоборот, разряжает напряжённую атмосферу. Во время досмотра грузовика, водителя или простого пешего, каждый напряжён так, что вены на висках вздуваются. Досматривают даже животных: и блеющих коз, и фыркающих лошадей, и даже кур. В общем, много мороки с этим, но ни начальство, ни вояк это не 

А начальство ходит грозно: подбородок задран, руки за спиной, грудь выпячена, поступь широкая — ни дать ни взять ходячие павлины. Все кичатся сосредоточенностью и боевой готовностью, под которой блестит тонкий слой страха. Никто его не показывает: не положено — воины же. Ни морпехи, ни лётчики, ни офицеры, ни армия — никто. Но стоит вдалеке какой балке с грохотом упасть — так все в считанную секунду подрываются с места, окружая балку кольцом. А потом едва заметно выдыхают, когда находят не более, чем кусок железа в траве.

Все опасаются смертников. Зелёная зона притягивает их, манит одержимым желанием подорвать авторитет США к чертям собачьим. Одна ошибка на пункте может стоить целой братской могилы. Такое дело.

Джейсон держит винтовку крепко, сжимает ладонями нагретую рукоятку, проводит пальцем по шероховатости магазина и в очередной раз сглатывает. Жарко, солнце печёт до корки. Джейсон говорит, что эта страна полна монстров, вышедших прямиком из Ада. Мёрвин и Джоуи скалятся, подхватывая мысль, а Ник косит взглядом и поджимает губы. У него с Джейсоном разные мнения касаемо войны. Они эту тему не затрагивают, опасаются поссориться, а впереди ещё целая вереница сражений. Надо оставаться братьями до самого конца, а там, на гражданке, можно уже и повыяснять отношения, как в старые добрые времена.

Ник подходит внезапно — Джейсон, погружённый в мысли, крупно вздрагивает и крепче сжимает винтовку.

— Это я, — тут же хмыкает он и протягивает ему флягу с водой.

Джейсон благодарно кивает и жадно припадает к горлышку, выпивая половину, если не больше. Жажда здесь мучает каждого. Под форменной одеждой потеет кожа, липнет к телу одежда, застилает глаза колючая пыль, сушит их до рези; в носу чешется, а иногда даже свербит — так, что приходит и нос водой промывать. Разведке повезло, что начальство дало добро ходить в футболках и кепках, если удобно, поэтому Ник тогда сразу нацепил на себя майку с пустынной панамкой-буни.

 Колчек посмеялся с его выбора, хотя сам выглядел не лучше. Высушенный тренировками морпех с голубенькой футболкой и кепкой с принтом, который он сам же и нарисовал. Они друг друга стояли. Впрочем, как и всегда.

Правда, Джейсону апрельская жара Ирака не так уж и докучает: он южанин, рождённый в Техасе, так что для него жаркое солнце совсем не страшно. Ему вообще мало что страшно в Ираке, как он сам говорит, бахвалясь перед всеми. Просто его раздражает сам факт, что он ходит под солнцем врага. Ник, когда услышал это пару дней назад, прыснул так сильно, что сухофруктами подавился. Всем отрядом выбивали из горла застрявший орех. Ник тогда сказал, что смешнее ничего не слышал, а Джейсон лишь хмыкнул, пожал плечами и продолжил рассказывать очередную браваду.

А сейчас уже не до бравад — на посту же. Винтовка в руках щёлкает, шуршит песок, придавленный грубой подошвой берц; горло режет от жажды. Джейсон берет флягу и осушает её до дна.

— А говорил, что выносливый, — хмыкает Ник, переступая с ноги на ногу. Давит довольную лыбу, словно не просто подколол, а разбил всмятку и раскатал по асфальту.

Джейсон цокает языком и морщит нос, выдавливая не столь улыбку, сколь оскал.

— А, по-твоему, я чё? Башня водонапорная, чё ли?

Они оба посмеиваются, поджимая губы и поглядывая себе под ноги. Сегодня на контрольном пункте не людно и удивительно тихо. Всего пара грузовиков утром и одна легковая машина гражданского с ребёнком. Всё прошло гладко, никаких потерь, никаких смертников. Джейсону хочется верить, что так будет всегда, но хладнокровие, вбитое ему ещё в КМП, велит отставить наивность в сторону и действовать по факту. Без всяких пустых надежд, чтобы рука не дрогнула в самый ответственный момент. А то она может. У Ника — как пить дать. Впрочем, Джейсон к вечеру отгоняет эти мысли. Мёрвин хрипит в рацию, что у него руки по локоть в масле. Он с утра ковыряется в подбитом «Хамви».

— Докладываю, — начинает Мёрвин в рацию, и Колчек слышит в его голосе плохо скрываемую издёвку. — Малышка исправлена, готова к этой… К эксплуатации. Только маслом воняет так, что нас всех накроет, как от афганки.

— Да ты и без афганки обкуренный ходишь, — подключается Джоуи, не сдерживаясь в смехе. — Небось насосался масла там.

— Насосался я с твоей мамашей, щенок, а здесь я провёл важную работу по спасению задниц.

— А я-то думаю, чё у неё герпес на губах вскочил, а это ты постарался, — смеётся так сильно, что аж хрюкает. — Эй, Мёрв. Знаешь чё общего между твоей мамашей и рыбой?

— Ну давай, щенок, удиви меня!

— Завалили ебальники оба, — голос громкий, отдаёт сталью и заставляет Ника вытянуться по стойке смирно, хотя он вообще не при чём. — Капрал Мёрвин, если я обнаружу хоть одну неисправность в фургоне — наряд вне очереди, ясно? Капрал Гомез, тебя это тоже касается. Съебались нахуй с линии и занялись работой. Всё ясно?

Трёхсекундное молчание Колчека не устраивает. Он нетерпелив — и нетерпим, кстати, тоже. Особенно здесь, в Ираке.

— Всем всё ясно, я спросил?!

— Да, сэр, — чёткий ответ звучит унисоном в рацию. Колчек важно расправляет плечи и обрывает сигнал. «Отбой» звучит так же грозно, как и рявканье командиров в КМП. Джейсон смотрит на задумчивое лицо Ника и по его взгляду читает, что тому с ним рядом порой жутко находиться. Хоть и знакомы они не первый год.

— Что-то ты ругался не со всем по уставу, — Кей хлопает по карманам в поисках пачки сигарет. Пока всё тихо, можно и покурить, если командир не против. А он и не против. Колчек Ника если и отчитывает за курение, то только по-дружески, подкалывая. Сам иногда не прочь выкурить одну, если день тяжёлый был. А так — Колчек себя в качалке выжимает и за питанием следит. Обратно двойной крысой

— Не по уставу, — кивает головой и кривит губами. — Но они по-другому не понимают. Мёрвин уж точно.

— Крепко за яйца держишь.

— Не крепче Альфа-Суки, — тут уже Джейсон не сдерживается от смешка. Ник лишь сухо хмыкает в ответ.

Он знает, что Нику не нравится эта кличка, но против тот ничего не высказывает. Колчек заверяет, что зовёт так без злого умысла. Просто он такой: рубит с плеча, если нужно, и клички обидные даёт, но вовсе не за тем, чтобы оскорбить, а просто, чтобы под стандарты «свой» и «своя» подогнать. Где-то на подкорке сознания у него горит мысль, что его привлекают жёсткие суки. Чем жёстче, тем больше азарта прогнуть. Но Колчек эту мысль не развивает, не на войне, по крайней мере. Хотя прекрасно помнит, как уронил челюсть при виде одной девчонки из женской бригады морпехов. Он тогда так и не узнал ни её имени, ни кто она там. Вообще ничего. Дел было невпроворот, но зацепиться с ней взглядами он всё же успел. Джейсон в глаза любит смотреть, он так на сталь в характере проверяет. А у девчонки взгляд был хмурый, цепкий и прямой. Любит Джейсон таких, что уж взять. Аж в дрожь бросает. Или это нехватка интима на войне так сказывается. Джейсон дальше не выясняет: как только та уезжает — он тут же выкидывает её из головы.

По-другому на войне не бывает. Таковы правила. Рано или поздно человек привыкает, приспосабливается, принимает их. Джейсон так говорит, а Кей пристально смотрит на него, едва сощурив глаза, и отвечает, что ни черта Колчек так не считает. Прячется в очередной раз. Дальше разговор они не продолжают, остаются при своём. Сверлят взглядами пропускную зону. Надо сосредоточиться, но голова гудит от мыслей.

На войне Джейсону с Ником не так легко, как в КМП. Нику, наверное, тоже, если не хуже. Но всё же Колчек старается всячески прикрывать и поддерживать Кея, хоть и напряжение даёт о себе знать. Срываются по мелочам, после чего они зло смотрят друг на друга, сжимают кулаки, но не ссорятся.

Джейсон Нику нужен — как боевой товарищ, как напарник, как друг. Как брат. Джейсон это знает: видит в его глазах немую просьбу быть рядом. Выполняет её, даже если пару минут назад они в очередной раз выясняли отношения. Вот так на войне тоже бывает. Ссоритесь? Ссорьтесь, но 

 на врагов не меняйте никогда и ни за что. Это вбито в головы и выцарапано на груди боевыми ранениями.

А на контрольном пункте по-прежнему тихо. Только несколько гражданских на легковых автогмобилях и ни одного грузовика, ни одного пешего гражданского. Подозрения стучат в висках, лезут в голову назойливые мысли, от напряжение снова хочется пить. Колчек осушает третью флягу до дна, с последним глотком понимая, что организм перенасытился водой и требует естественного выхода.

— Слышь. Я отойду ненадолго. Поработаешь один пару минут?

— Дрочить в кабинку, куда ж ещё, — отрезает Колчек, всплёскивая рукой, после чего замечает удивлённый взгляд и говорит: — Ссать хочу, Никки.

— А, ну дело святое. Только быстрей давай.

— Не дрейфь. Зона хорошо оцеплена, — салютует Колчек. Винтовка снова щёлкает в руках — её морпехи берут с собой даже в туалет. Никогда не знаешь, что может произойти. Сражайся хоть с голой задницей, но с оружием в руках.

На войне винтовка тебе и напарница, и жена, и любовница. Обращайся с ней бережно и ни в коем случае не теряй. Морпехам, потерявшим своё оружие, приходилось особенно не сладко.

 Так что проще ходить с винтовкой везде и даже спать в обнимку. Так и надёжнее, и в какой-то степени спокойнее.

В биотуалетах, стоящий поодаль контрольного пункта, что только не происходит. Замок почти что сломан от постоянного дёрганья ломящихся внутрь морпехов. Биотуалет на войне служит минутным блаженством в виде хоть какого-то личного пространства, где тебя никто не видит, а потому можно прикрыть глаза и подумать, наконец, о своём, всплакнуть по детям и жене, и даже передёрнуть на фантазию или какой журнал, купленный у гражданских за сигареты или валиум.

Джейсон бесстрастно смотрит на член, горячий, как после секса, но совершенно вялый. В штанах горячо не от возбуждения, а от иракской жары. Джейсон вздыхает и застёгивает ширинку. У каждого организма своя реакция на стресс — у Мёрвина постоянный стояк, которым он гордится, будто затащил в супербоуле. Джоуи экономит сухпайки, а потом разом съедает их. Ник же погружается в собственные мысли и не выныривает из них, пока его за шкирку не встряхнёшь и насильно не выпихнешь.

А у Джейсона вот нулевое возбуждение и вялый член. О чём бы ни думал — всё равно. Кому расскажешь — засмеют. Но такова плата за бесконечную напряжёнку. Колчек досадно хмыкает, берёт винтовку и выходит из кабинки. В ней душнее, чем на улице, и пахнет соответствующе, так что после нескольких минут в ней, Джейсон чувствует ласку лёгкого ветра на своих щеках. Делает долгожданный глоток свежего воздуха, кидает взгляд на Ника и замирает.

Кей смотрит на него оторопело — Джейсон видит издалека его чуть согнутые ноги. Кидает взгляд чуть поодаль и видит женщину. Вся в черном — издалека кажется, что и лицо всё закрыто. Движется как чёрная тень, но походка спокойная. В руке лишь большая чёрная сумка. Напряжение накаляется до самого максимума, Джейсон на секунду теряется, но в следующее мгновение машет руками и кричит:

— Стоять! Стоять, блять! Стой! — он машет руками, резко повесив винтовку на плечо. До Ника бег займёт двадцать секунд, но этих двадцати секунд хватит, чтобы подорвать пункт к чёртовой матери. На пункте всего четверо морпехов, включая Колчека. Трое стоят на вооружении, не зная, стрелять или нет. Колчек продолжает кричать, махать руками, но без толку. Женщина продолжает идти и даже не смотрит на него.

Время идёт на секунды, слезятся глаза от сухого воздуха — Колчек не в силах моргнуть. В горле свербит, перехватывает дыхание, сердце стучит так громко, что едва слышен собственный голос. Джейсон берёт её на мушку и понимает, что если промохнётся, то ей хватит пары секунд, чтобы подорваться — и прощайте все.

Он ещё раз выругивается. Каждое раздумье отнимает время. Надо решиться. Надо 

— Ник! — громко рычит в рацию. — Ник, мать твою! Ник!

Кей поворачивается к нему. В глазах непонятная Колчеку мольба, припорошенная сильным испугом. Никто из троих морпехов не знает, что делать, словно это не они отрабатывали в КМП такие случаи по сто раз.

— Стреляй, — в голосе свирепость и решимость. Её Нику очень не хватает, но он продолжает боязливо смотреть на Колчека и качать головой. — У неё бомба, Ник, стреляй! Стреляй, сука, стреляй! — орёт в рацию, брызжа слюной. — Мать твою, стреляй же, сука!

Ник крупно вздрагивает, когда Джейсон срывается на бег.

Секунда — он направляет винтовку на женщину. Ещё секунда — Джейсон снова рычит в рацию и поминает Кея всеми ругательствами. Ещё секунда — Джейсон несётся к Нику на дрожащих ногах. Ещё секунда — они оба делают вздох. На выдохе Джейсон подбегает к Нику. На выдохе Ник пускает пулю точно в лоб женщине, и та с глухим грохотом замертво падает.

Воздух не лезет в лёгкие, застревает в ноздрях, колющих от сухости. Дыхание спирает до хрипоты и слёз. Руки холодеют, тело покрывается мурашками; трясёт от напряжения. Джейсон вместе с Ником и двумя морпехами осторожно подходят к женщине, окружают её, целясь винтовкой.

Над её головой, всё ещё прикрытой чёрным платком, растекается кровь, Джейсон осторожно тянет платок на себя и сжимает челюсти, когда видит кровавое отверстие во лбу. Пуля прошла на вылет. Чёрные волосы слипаются от крови, глаза прикрыты.

Джейсон судорожно сглатывает, когда осторожно поворачивает голову женщины и видит торчащий наушник из её уха. Внутри динамика играет музыка, провода идут под её одежду. Колчек осторожно проводит пальцами и достаёт старый плеер. Смотрит на Ника и вздрагивает, когда тот безумным взглядом сверлит сумку.

— Что там? — голос хрипит, южный акцент от нервов усиливается, и Колчек сам едва понимает, что спрашивает.

Кей качает головой, поджимая губы. Руки дрожат так сильно, что из рук вываливается винтовка.

— Что там, Ник?! — громче рявкает Колчек, заставляя Ника ещё раз крупно вздрогнуть.

— П… Продукты, — едва тянет зажатым голосом.

Джейсон отталкивает того так сильно, что тот плюхается на землю с громким выдохом.

Джейсон копошится в сумке и громко выругивается, когда обнаруживает в ней ничего, кроме самых что ни на есть продуктов.

Продукты, думает он. Чёртова еда.

— Гражданская… — тянет сзади Ник.

— Что? — разворачивается резко, чуть ли не сваливаясь на землю рядом.

— Убили гражданскую… Мы… Я… Гражданскую.

— Так, встань! — цедит Колчек, а у самого руки предательски дрожат.

— Мать твою, сержант Кей, встань! — рычит Джейсон, но сталкивается лишь с пустым взглядом и бледным лицом.

Два стоящих за спиной морпеха поражены не так сильно. Джейсон видит по их лицам, что они больше рады, что это не подосланная смертница, а простая гражданская. Зона в приоритете. Это правильно, так и должно быть. Так должно быть, это война, такие правила, надо приспособиться, надо привыкнуть, надо принять их, надо смириться, надо держаться.

Надонадонадонадонадо.

Джейсона лихорадит от мыслей, он чувствует, как задыхается, сжимает челюсти и медленно считает до десяти. Давно её не было… Уже почти родной, до боли знакомой, бывалой суки — панической, мать её, атаки.

— Ястреб Два-Один, — раздаётся в его рации, выдёргивая из вязких мыслей. — Это Кинг. Я слышала выстрел. Что у вас произошло? Приём.

Джейсон по инерции раскрывает рот, но вновь замирает, сверля взглядом труп женщины. В голове не укладывается. Просто не укладывается. Их, морпехов, к этому готовили, вбивали в голову устав, отрабатывали действия — и всё в один момент дало трещину. На поле боя всё страшнее. Джейсон думает, что это полный пиздец. А ещё он думает, что надо держаться. Скрип зубов — надо держаться. Челюсти гудят от силы, с которой Колчек их сжимает — надо держаться. Лихорадит тело — надо держаться. Хочется вырвать — _надо_держаться_

— Ястреб Два-Один, это Кинг, приём! Повторяю — доложите обстановку! — шипит рация. Джейсон цепляется за голос Рейчел, как за спасательный круг. Кто бы мог подумать.

— Кинг, это Ястреб Два-Один, у нас… — поджимает губы и сдавливает рацию пальцами. — У нас инцидент. Убили гражданскую. Приём.

— Что? — Колчек слышит неподдельное удивление в голосе Рейчел и сильнее сжимает челюсти. — Кто непосредственно учувствовал в инциденте?

— Я и сержант Кей, — Джейсон кидает хмурый взгляд на Ника; тот не меняется: всё так же сидит на земле, понурив голову. Джейсон слышит едва уловимое шмыганье носом и понимает: Ник плачет.

Молчание режет уши не хуже взрывов. Колчек поджимает губы и нахмуривается. Ждёт ответ, как приговор.

— Я вышлю за вами людей. Ждите дальнейших указаний на месте. Конец связи.

Колчек отпускает рацию и снова по инерции кивает. Сейчас он всё делает по инерции: садится рядом с Ником, осторожно кладёт руку ему на плечо, вглядывается в его чуть ли не посиневшее от ужаса лицо и говорит:

— Сержант Кей, — в голос дрожь, но он её скрывает. Как учили, как готовили. — Мы отработали по инструкции. Всё сделали чисто. Нам ничего не будет…

— Ничего не будет? — тихо спрашивает Ник, после чего резко поднимает голову и впечатывает Колчека в землю такой невыносимой болью, словно он не гражданскую пристрелил, а собственную сестру. — Ничего не будет? А кровь… Кровь на руках смоется, Джейсон? — голос дрожит вместе с телом. Ник на пределе. — Как жить будем после этого? Ты сможешь жить? Джейсон, блять, мы убили гражданскую!

— У которой есть друзья!

— А, может, есть и дети!

— И они сейчас ждут, когда же их мама принесёт им еду, которой и так мало! Люди голодают, все умирают, а мы… Мы… Блять, Джейсон, — Кей обхватывает голову ладонями, и Колчек видит, как капают слёзы с его щёк. — Она не вернётся. И это наша вина. Наша вина, ты понимаешь?!

Звонкий хлопок оглушает на секунду. Рука чуть краснеет, жжёт кожу боль, но это меньшее из той боли, что Колчек испытывал. Ту же руку он кладёт на плечо Ника и крепко сжимает, пока он гладит щёку и прожигает Джейсона злым взглядом.

— Мы… — цедит. — Мы отработали по инструкции, это ясно? Как, сука, учили. Она не слышала меня, она не слышала тебя, она продолжала идти и у неё, сука, была чёрная сумка. Ты хоть знаешь, сколько блядских смертников хотят подорвать этот пункт? Представляешь, что было бы, будь она смертницей? Ты хоть представляешь, какой подрыв авторитета Америки мог бы быть?! — резко переводит дыхание, но не сбивается. — Это война, сержант Кей. Это, мать твою, война! И она диктует жестокие правила, здесь умирают наши и чужие. Мы убили одну, чтобы спасти сотни. Ошиблись… Но это война. Война! На ней умирают, Никии.

— Ты в это веришь? — тихо перебивает тот. — Ты сам-то во всё это веришь?

— Да! — громко и чётко. — Да, чёрт возьми.

Ник заливается смехом, держится за землю и чуть ли не сгибается пополам. Из глаз снова брызжут слёзы, но Джейсон не может понять — от боли или от смеха. Он продолжает громко смеяться, но в его безудержном хохоте нет ничего по-настоящему смешного. В нём сквозит отчаяние, острая боль и мольба о помощи. Закалка трещит по швам. Джейсон подтверждает свои опасения: Ник для войны не создан.

— Пиздишь, — загнано выдыхает Кей, вытирая мокрый рот ладонью. — Пиздишь, Джейсон.

в горле крик пересох

подожги мне сигарету

у войны жёсткие правила. 
Джейсон делает вид, что понимает их.

Не герой

Комментарии (0)