Запись заканчивается. Сначала хочу обвинить его в подделке, в фальсификации, но понимаю, что большей глупости сказать не смогу. Вся страсть происходила у меня в голове под действием лекарств. Как же стыдно! Запись стерильна, в ней один невинный поцелуй, да меня в начальной школе развратнее целовали! Меня да, а его? Задыхаюсь, хочу обернуться и извиниться, поговорить, рассказать, как неправа, но не позволяет. Ниа стоит за спиной, близко и чувствую, как его трясет, и что не хочет говорить, и не позволит повернуться, но и не отпустит. От его хватки запястье уже онемело.

Пытаюсь все же заговорить, но вместо извинений прорывается логика:

— Подожди, но ведь ты вколол Морфин раньше, и не для того, чтобы забыла сцену в ванной. Ниа, что произошло до? — запястье сжимает с такой силой, что вскрикиваю, и пытаюсь разжать его пальцы, а сама понимаю, что вопрос верный. Значит дело не в поцелуе.

— Не буди во мне волка, — угроза настолько отчетливая, что волосы встают дыбом, а страх сжимает ледяной хваткой горло. Еще секунда и его пальцы разжимаются, долгожданное освобождение приносит миллионы иголок в кисть.

— Значит, все же ты на меня напал? — голос дрожит от слез и страха.

За спиной «стена» приходит в движение, кажется, окончательно вывела из себя Ниа. Холодные тонкие пальцы скользят по шее, и сжимают горло, лишая возможности дышать, даже не сопротивляюсь, потому что звучит голос, странный, низкий, чужой, но окрашенный в такое безумие, что понимаю, со мной сейчас говорит Волк.

— Хочешь дойти до самого конца? Хочешь узнать какой на самом деле, на что похож? — белые волосы щекочут мне шею, а нездоровое горячее дыхание обжигает кожу, и в этом нет ничего сексуального. — Я же еще тогда предупредил, что болен, а потом просил уйти, но ты осталась.

Хочу возразить, но не успеваю. Рука перемещается на рот и зажимает, теперь могу дышать, но не могу говорить. Чувствую себя кроликом, которого сейчас растерзает волк, и, наверное, правильное ощущение, потому что Ниа раскрывается передо мной и не позволит мне уйти живой с полученными знаниями.

Видео запрятано и перекодировано, защищено паролями. Мне должно стать от этого страшнее, но уже не могу боятся сильнее, что бы на записи не произошло — пережила. А что со мной сделает детектив, неизвестно, а учитывая его ум и способности, меня не найдут. Никогда.

Мы в одной постели, и смутно припоминаю, что так и было, неуместное поведение, глупый разговор об Эл, одеяло, а потом стремительный прыжок, и падем на пол. Вскрикиваю, его реакция странная, он сначала вдавливает меня в пол всем весом, а потом помогает сесть.

Нажимает на паузу, дальше будет обрабатывать рану, и мне совсем не хочется этого видеть, ему тоже. Разговор об Эл и затем нападение, в самый первый раз была такая же последовательность. Ниа претит упоминание об Эл, а еще, не уверена, но все же, он меня к нему ревнует. О, господи! Ревность такая человеческая реакция, неужели Ниа все же человек, и его гениальность не выдавила из него все чувства?

Страх сбавляет обороты, в голове проясняется, теперь могу подумать. Вихрь путанных, скачущих словно блохи, мыслей наполняют мозг. Эл и Ниа в тени великого детектива — без чувства соперничества не обойтись; моя привязанность к Элу, мои фантазии- лично и интимно, но уже не совсем; интерес Ниа и его ревность — в голове никак не укладывается; марионетки, агрессия и сдерживание — кукла, вышедшая из-под контроля, нет, не так; море эмоций, раскол и треснувшее спокойствие, страх — он столкнулся с неизвестным, с тем, что раньше его не трогало.

Понимание лавиной накрывает меня.

Хочу обнять Ниа, показать, что меня он больше не пугает, и его поведение нормально, чтобы он себе там не напридумывал. Но за спиной никого нет. Гений уже сидит и совсем по-детски пытается строить из костей сооружение. Вот только пальцы у него трясутся, а на лице проскакивают непрошенные эмоции.

Иду к нему, к этому странному белокурому созданию, он запутался, заигрался сам в себя, а теперь не знает, как быть. Сажусь рядом, близко, раньше бы так не посмела.

— Ниа, — тихо и мягко зову его, но юноша упрямо дергает головой, отворачивается, а пальцы тут же зажимают прядь волос, — ты все же человек, а не механизм.

Фраза не нравится, кривится и с силой натягивает прядь волос. Кладу голову на его костлявое плечо и вдыхаю запах чужого тела. Замирает. Вижу испарину на коже, ощущаю внутреннюю борьбу, но финал мне уже известен, и я совсем не возражаю.

— Понимаешь, что я не ребенок, не субтильный подросток, которым меня все видят, я мужчина, и потребности у меня соответствующие? — ему противно от самого себя, а мне противно, что не заметила этого раньше.

— Понимаю, — тело приходит в движение, мышцы сбрасывают оцепенение, под щекой движется сустав, Ниа больше по привычке пытается складывать кости в грандиозное строение. Тишина долго не длится, Ниа хочет выговориться, знает, что нужно, иначе сойдет с ума, а я тут рядом и впервые готова выслушать.

— Ты хоть понимаешь, — зло шипит детектив, — что тогда я напал на тебя совсем с другими намерениями?

— Понимаю, — голос тихий и спокойный. Действительно понимаю, на записи видно, что он сорвался, потерял контроль, а удар по руке и спихивание с кровати — его попытка сохранить лицо. Юноша боролся до последнего, и почему-то мурашки по коже бегут от ужаса, как же он так держался? На душе мерзко, я бы столько не смогла сопротивляться.

Зубы сжаты, линия подбородка стала острее, белые волосы прикрывают глаза, Ниа отдаляется, но ему плохо, он не знает куда себя деть. Несколько раз порывается столкнуть меня, но каждый раз останавливается. Дыхание срывается, он раздраженно дергает головой, будто отгоняет совсем уж страшные мысли, которые не способен принять.

— Говорил, что болен, — сквозь зубы цедит Ниа, и мягкие черты лица искажаются, озлобляются.

-Мной? — ответа не последовало, только фырканье, которое истолковываю, что до меня все очень плохо доходит. В голове возникают образы и мысли. Юный детектив никого так сильно не критиковал и никого так не отталкивал как меня, и теперь понимаю, что тому причина. Страх. Боялся, что потеряет контроль, что сорвется, что произойдет то, что почти произошло. А было бы, если не чашка? Взял бы он меня против моей воли или остановился? Как давно он терпит и что вообще хочет, как хочет?

— Ниа, — в ответ непонятное мычание, — ты фантазировал обо мне?

Пухлые губы сжимаются в тонкую линию, брови надвигаются на глаза, и он жмурится как от сильной зубной боли. Сглатывает и не хочет, говорить, но секундное колебание проходит, и Ниа смотрит на меня своими огромными темными глазами, которые на этот раз наполнены слезами.

— Хочешь, чтобы отбросил последнюю вежливость? — киваю. — Что ж, да, фантазировал, и трогал себя при этом, и мне было хорошо, и в моих фантазиях ты стонала и кричала, иногда отбивалась, иногда сама ложилась под меня. А иногда брал силой, жестко и ты молила меня остановиться. — голос сорвался, по щекам текут слезы.

Как же ему больно обнажать душу. Кладу руку на спину, хочу погладить, поддержать, показать, что мне все ясно, и фантазии его понятны, что в них нет плохого, даже в последней. Но мир вдруг крутится, а я оказываюсь зажатой почти в стальной хватке. Угрожающе Ниа нависает надо мной, придавливает сильнее, а слезы капают на меня. Красивое лицо напуганное и безумное, внутри детектива борьба, в которой разум проигрывает телу. Не сопротивляюсь, жду, когда мы уже наконец все проиграем и продолжим двигаться дальше. Улавливает мою покорность и злится, вспыхивает. Темные глаза опасно сужаются, даже слезы застывают.

— Убирайся, — зубы опасно клацают рядом с лицом, — ты же не представляешь, что будет, ты не знаешь меня. Этот последний шанс, у меня не хватит сил для еще одной борьбы. Я же потом не отпущу тебя, не смогу, — по глазам вижу, что все происходящее — его бездна ада.

— А разве сейчас отпустишь? — борьба проиграна, не отпустит, уже сейчас не позволит уйти, какое-то чувство беспокойства внутри меня шевелится, но все же понимаю, что беспокоюсь о нем, не о себе. Боится, что оттолкну, и что ему придется меня брать силой, а брать придется, он разум теряет. Ловлю на мысли, что такой гениальный мозг сбоит от банального сексуально желания. Улыбаюсь и сожалею, что не в юбке.

Как занятно работает организм, меньше получаса назад боялась быть убитой, а как только угроза смерти ушла, сразу проснулся инстинкт размножения. Раздвигаю ноги и сгибаю колени, сразу чувствую стоящую плоть Ниа. Детектив удивляется, инстинктивно прижимается ближе, вдавливает себя в меня, даже немного больно, но эмоциональное напряжение еще не прошло, еще что-то не договорили, что-то еще беспокоит гения. А идей нет, вся надежда на него. Смотрит в глаза, ищет ответ на незаданный вопрос. От возбуждения теряется, глаза шальные, руками уже ощупывает меня, но даже не замечает, тянется к губам, и останавливается.

— Ты спала с Элом? — голос хриплый, дрожащий. Смешно до кончиков пальцев, мы трахаться собираемся, а ему все Эл важен. Но если не отвечу, то ничего не будет, для Ниа это последняя линия обороны. Но тем страннее, ответ ему известен.

— Мне было шестнадцать, когда его не стало, он был много кем, но не педофилом, — по изменившемуся лицу понимаю, что ответ неверный, и нужно исправляться, — нет, никогда, даже не целовались.

Не уверена, ответ все же был, что-то типа «знаю», но его мягкие губы, еще не лишенные детской пухлости, страстно вжались в мой рот. Не буду сопротивляться ни чему, пусть почувствует свободу, хочу узнать, что за демоны держат его душу.

Пиджак расстегнут, рубашка тоже, жадные, алчущие пальцы скользят по груди, животу, в каком-то немом исступлении царапают кожу. Губы исследуют шею, кусая, целуя, понимаю, что засосы останутся, потому что больно, но не останавливаю, Ниа пытается мной напиться, и мне нравится его страсть, она опаляет меня. Его бедра непроизвольно дергаются, он хочет оказаться внутри, но растягивает удовольствие, а может хочет произвести впечатление. Не могу же сказать, что не жду от него ничего, потому что это его первый секс, и он долго был зажат сам собою, не могу так оттолкнуть. И все же. Что-то в его движениях есть соблазнительное и мне хочется ошибиться на его счет, хочется пройти до самого конца. Во взгляде безумие, широкие зрачки дрожат, знаю, что не видит меня, он в своем мире, где, вероятнее, все ярче и острее. Отстраняется, жаль, я сама хочу его, и желание острое и приятное, тянусь, но руки Ниа останавливает попытку. Кусает сильно в ложбинку между грудей, и почему-то вспоминается сравнение с волком, наверное, детектив прав, сейчас со мной именно волк, голодный и опасный.

Стаскивает с меня брюки, торопится, а сам в одежде. Не понимаю, чего стесняется. Но, видимо, того же, чего и в зеркалах видеть не хочет. Поддаюсь, приподнимаю бедра, замирает, смотрит голодным взглядом. Целует скомкано, быстро в коленку, разводит ноги шире, даже больно, жмурюсь, потому что чувствую себя обедом, меня сейчас съедят. Примерно так и выходит. По движениям понимаю, что Ниа приспускает брюки и падает на меня, входя резко, без нежности, без ласки. Вскрикиваю. Нет, не от боли, давно готова, во мне скользко и горячо, но слишком много разных ощущений, тело рвется от эмоций и чувств.

— Наконец в тебе, — фраза настолько неподходящее гениальному детективу, что удивление заглушает все ощущения. От тела Ниа веет жаром даже через одежду, бедра вплотную прижаты к моим, и мне нравится, хочу, чтобы он двигался, но сдерживаюсь. Вжимается еще глубже, вскрикиваю, слишком глубоко, а детектив договаривает, — полностью в тебе.

Всю трясет, знаю, что задыхаюсь, постанываю, царапаюсь, хочу, чтобы Ниа не останавливался, но понимаю, что он кончит несоизмеримо быстрее меня. Вглядываюсь в напряженное лицо, глаза прикрыты, лишь ресницы слегка подрагивают, белые кудри растрепались, над нами вверху светит лампа, точно нимб. Совратила ангела.

Ниа двигается, быстро и рвано, его дыхание срывается на легкие стоны, знаю, что он кончит практически сейчас, и расстраиваюсь, мне тоже жарко и голодно, но уступаю, в конечном счете, он не первый мой мужчина, а я его первая женщина. Странный акт милосердия. Чувствую, как зубы смыкаются на шее и вскрикиваю в очередной раз. Каким же кажется нелепым то, что Ниа в меня кончает, короткие фикции и все прекращается. Он на мне и во мне, и чувствую, как его сердце стучит о ребра, как руки еще ощутимо сжимают талию, а я ласкаю плечи, пытаюсь расслабить напряженные мышцы и не хочу разрывать контакт с этим странным и непонятым человеком.

Тело юноши приходит в движение, он избегает смотреть мне в глаза, сразу отворачивается и ложится рядом, взгляд устремляет в потолок, а мне интересно, как он выглядит теперь, когда избавился от возбуждения, поворачиваю голову и вижу профиль. В лице нет напряжения, обычное безразличие, немного трепещут крылья носа, еще не может отдышаться, белые волосы прилипли к влажному лбу. Болезнь отступила. Улыбаюсь. А бледные щеки Ниа вспыхивают румянцем.

— Отвернись, — звучит холодно и обидно, ощущение, что меня использовали на всю катушку, заполняет тело ядовитой горечью. Отворачиваюсь и сажусь, осматривая, где моя одежда, пора уходить. Валюсь обратно, руки обвивают тело, а тихий голос мягко произносит в самое ухо. — Прости, не так хотел сказать.

Перекатывает меня на бок, одной рукой гладит бедро и живот, другой за грудь прижимает к себе. Губы, пока еще нежно и ласково, исследуют нетронутую кожу на шее под волосами, но что-то подсказывает, что там тоже будут засосы. Кривлюсь, яд еще не покинул тело, и детектив чувствует, что ошибся, потому и нежничает, распутывая туги узлы из мышц и нервов. Изучает, смотрит, как реагирую на прикосновения, быстрыми и ловкими пальцами перебирает меня, как кусочки паззла. Оттягивает кружево бюстгальтера, касается груди, сосков — щекотно и неуютно, гладит бедро и бок — смешно и приятно, возвращается к груди, обводит пальцами укус — вздрагиваю, опять к соскам — тяжелее дышу. Поцелуй за ухо, прихватывает зубами мочку — томно вздыхаю. Рука скользит по животу, и уже знаю, где Ниа еще не исследовал меня. Смущаюсь, плотно сжимаю бедра, и слышу легкое фырканье. Слишком мокрая, пальцы проскальзывают легко. Изучает, ощупывает, оглаживает. Мурашки по всему телу, голова кружится, ощущения слишком яркие, терпеть невозможно. Подтягиваю ноги к груди, а руками с отчаяньем вцепляюсь в белую ткань, чтобы хоть как-то остановить руку, которая вытворяет во мне безумие. По лицу скользит изучающий взгляд темных глаз, знаю, что Ниа рассматривает меня как улику, чтобы понять, как дальше действовать. Хочу ответить, что так нельзя, но вместо слов хрип.

— Хочешь, доведу тебя до экстаза? — он знает, как, но не уверен, что нужно. Территория секса для него новая, и пока не знает, что и когда можно, хотя, наверняка, изучил много литературы. Теперь дело упирается в практику. В меня? Короткие щекочущие движения внутри, напоминает, как бывает хорошо, и мне хорошо. Расслабляюсь, и Ниа действует размереннее, аккуратнее, слаже. Удовольствие разливается по телу, между ног огонь, хочу, чтобы его погасили, рычу в нетерпении, шепчу что-то невнятное. Все прекращается.

— Раздевайся, — не смотрит на меня, у детектива опять румянец на щеках, даже сквозь страсть, которая затянула сознание, понимаю, меня опять хотят. Стягиваю пиджак, блузку, бюстгальтер, Ниа не участвует, и даже не смотрит, зато дышит тяжело. — Закрой глаза.

В просьбе столько невинности и смущения, что становится совестно. Закрываю глаза. Моих плеч касаются руки, тело укладывают, ноги раздвигают, проникновение. Не сдерживаю стон. Не знаю, куда деть свои руки, хочу ласкать тело детектива, пусть даже через одежду, но так и не могу понять, нравится ли ему. Ниа все так же голоден и сдержан, целует в губы, гладит бедра, и двигается размеренно. На мне живого место не осталось, и Ниа видит это, но как голодный ребенок припадает к груди и кусает за сосок. Взвизгиваю, а он улавливает границу дозволенного.

Странно, боль подхлестнула, ощущаю, как начинает нарастать оргазм внизу живота, как напрягаются ноги, как пытаюсь уловить ту самую позу, в которой ощущения самые яркие. Срываюсь на крик, тело ломается, меня сносит. Прижимаюсь к Ниа, хочу, чтобы он продлил мои ощущения, шепчу чтобы он не останавливался, прижимаюсь к плечу и трясусь, не в силах совладать с собой. Падаю на пол, слишком хорошо, чтобы что-то контролировать или участвовать в процессе. Судя по размеренным и быстрым толчкам Ниа справляется и без меня, еще немного и он опять кончает, вжавшись как можно глубже.

Со мной больше не ложится, встает и словно исчезает из пространства, где-то раздаются тихие звуки, а потом шаги приближаются. Глаза так и не открываю, не хочу, сейчас в себе, в своих ощущениях.

— У тебя красивый голос, лучше, чем представлял, — вздрагиваю и в изумлении смотрю на гения, он тоже смотрит на меня, но иначе, словно изучает проделанную работу, будто оценивает результат, — пей.

В чашке вода, а в руке таблетка. Дыхание перехватывает, и все самые плохие мысли разом занимают голову. Все подстроено, он все продумал, и добился своего, даже противозачаточными обзавелся. В груди камень вместо сердца, по моему лицу все видно, и Ниа раздраженно вздыхает.

— Нет, но я хотел, и продумывал разные ситуации, — подсунул таблетку настойчиво. Пью, потому что проблемы не нужны, но мысли из головы выкинуть не могу. Губы кривятся в недовольстве, понимаю, что он сейчас опять фыркнет, — нет, мне решимости не хватило или отчаянья.

7. Сломанный механизм.

FrostNin

Для него все игра, а люди игрушки, он мог бы сказать, что играет честно, но его занесло. Эмоции – это химический дефект, который ведет к поломке.

Нездоровый интерес

Комментарии (0)