Мы постоянно делаем выбор: да или нет, туда или сюда, вверх или вниз. Но есть и более важный выбор: любить или ненавидеть, быть героем или быть трусом, бороться или сдаться, жить или умереть… Это самый важный выбор, но не всегда делать его нам… ©

Не сказать, что Тони любил деловые поездки. Может быть, раньше, 

, когда у него не было людей, по которым он мог бы скучать. Когда термин «деловая поездка» значил для него не более, чем возможность переспать с коренными японками или бразильянками, ну или попробовать какую-нибудь местную выпивку, которая производилась только в определённом месте и определённым человеком. Сейчас же, когда дома его ждал Питер и когда с ним довольно тепло попрощалась помощница, Тони правда хотел поскорее всё завершить и вернуться.

Временами Старк пребывал в шоке от осознания, каким же чертовски домашним он стал. Что самое странное — ему не хотелось ни тусовок, ни выпивки (разве что для здоровья: по глотку на завтрак, обед и ужин), ни бесконечных женщин. Не то чтобы всё вышеперечисленное исчезло из его жизни совсем, но как-то само собою свелось к минимуму. Теперь опасно было приводить в дом кого попало, 

 с кем попало, потому что в любой момент в комнату Тони мог заявиться Питер с желанием посмотреть фильм, поиграть в видеоигры, или же сказав, что ему не спится, страшно или холодно. Не выбрасывать же Тони полуголую девицу в окно?

Броневик расшатывала «Highway to hell» от AC/DC, и голос солиста был, пожалуй, лучшим, что можно было найти в дороге по Кунару, провинции Афганистана. Кубики льда в виски Тони бились о стакан, пока внедорожник собирал все кочки, и один из солдат, сопровождающих Старка, смотрел на мужчину то ли с непониманием, то ли с завистью. А Тони просто нужно было расслабиться. Всё-таки Афганистан — не Фиджи, а ехать в сопровождении конвоя ему приходилось явно не забавы ради.

— Мистер Старк, а можно с вами сфоткаться? — спросил тот самый парень; Тони стало интересно, что побудило молодых ребят — на вид двум парням и девушке было лет по двадцать пять — заняться такой работёнкой.

— Конечно, — мужчина широко улыбнулся, и солдат придвинулся к нему, наводя на них маленький фотик.

— Дай мне, я сниму, — предложил другой парень.

Солдат, сидящий рядом с Тони, начал корчить рожи и показывать пальцами разные знаки. Тони хотел было сказать, чтобы тот перестал, но потом мысленно махнул рукой. Он вспомнил Питера, из-за которого у них не было ни одной нормальной совместной фотографии. Этот ребёнок не умел сидеть на месте и улыбаться, не как Джокер из «Тёмного рыцаря». Серьёзно, сходи Питер хотя бы на одну фотосессию, устроенную Марией, его бабушка сошла бы с ума от «неподобающего поведения». Во времена Тони таким называли закатывание глаз. Ха.

— Вы не против, что я… делаю это? — молодой солдат засомневался в уместности своих движений и робко взглянул на Тони; тот лишь подмигнул и показал такой же знак мира, смотря точно в камеру.

— Всё нормально, приятель, я люблю мир.

Щёлкнула камера, а потом раздался взрыв — машина, ехавшая перед ними, взлетела, полыхая оранжевым пламенем.

Девушка за рулём успела отвести броневик от взрыва и падающего джипа, но дальше не поехала. Послышались взволнованные голоса из раций, все засуетились. Музыка пропала. Тони резко повернул голову к окну, когда автоматная очередь ударила по стеклу и барабанной дробью врезалась в дверь.

— Атака слева! — крикнула девушка, хватая оружие и закрепляя бронешлем.

— В нас стреляют? — спросил Тони, как будто из произошедшего секунду назад это было неясно.

Выскочившая из броневика девушка почти сразу упала на землю, получив пулю в ногу и вскрикнув. Её напарники испугались за неё, и тот, что сидел спереди, приказав второму прикрыть его, вылез из джипа.

Тони пригнулся, ощущая сердце где-то в глотке. За долю секунды в нём пронеслась судорожная мысль: не о собственном спасении — о Питере. Тони не считал себя потрясающим отцом, за один только первый год жизни Пита он совершил столько ошибок, что и не счесть, но оставить сына сиротой в девять лет в его планы не входило вот никак.

Солдат, вышедший на помощь девушке, ещё не успел обойти машину, как его пристрелили. Второй парень, увидев это, начал дёргать заевший затвор и материться. Когда у него получилось перезарядить автомат, он начал вылезать из броневика. Тони едва не схватил его за рукав военной формы. Будто мало ему было двух убитых, теперь он и вовсе должен был остаться в одиночестве?

— Постой, постой! Дай мне оружие, — крикнул Тони.

— Оставайся внутри! — скомандовал тот, а затем развернулся, и через мгновение раздался ещё один взрыв; солдат ударился спиной о дверь и стал мишенью для автоматной очереди, Старк почувствовал звон в ушах и на секунду отключился, а когда открыл глаза, поначалу оказался дезориентирован: всё вокруг горело, стекло броневика потрескалось, внутри пахло дымом, а снаружи слышалась стрельба.

Было два варианта: сидеть в машине и ждать, когда захватчики его убьют, или же выбраться и попытаться сбежать. Тони готов был признать, что оба плана были весьма паршивыми. Но второй победил. Старк бы не простил себя, если бы не попытался.

Когда он открывал дверь, его рука дрожала, и это было понятно: ему было страшно. Чертовски страшно. Он ведь пообещал Питеру, что скоро вернётся, что тот даже не заметит его отсутствия. Тони не мог 

 его подвести. Поэтому, не глядя по сторонам, он выпрыгнул из машины и побежал. Вокруг всё ещё раздавались выстрели и звуки разрывающихся снарядов. Тони спрятался за ближайший валун и достал телефон. Чёрт побери, он выберется отсюда, чего бы ему это ни стоило!

Рядом приземлился огромный снаряд, и Тони не мог отвести от него глаз. «Ну нет». Этого не могло быть. Мужчина сглотнул и, всё ещё лежа на земле, попятился. На чёрном снаряде белыми буквами было написано «Stark Industries». Боже, какая ирония — он погибнет из-за собственного изобретения! У Тони внутри всё дрожало, он еле-еле встал и хотел убежать подальше, но снаряд разорвался быстрее. Старка отбросило на несколько футов.

— Давай, bambino, плыви ко мне! — подзывал Тони, ободряюще улыбаясь.

Питер, с мокрыми, прилипшими ко лбу кудряшками и в ярко-оранжевых нарукавниках, барахтался в бассейне, пытаясь сдвинуться больше, чем на пару дюймов.

Тони читал, что, когда учишь ребёнка плавать, надо не помогать ему, а только придавать уверенности и поддерживать. Питер был в нарукавниках и никак не мог утонуть, но Тони всё равно с трудом следовал инструкциям, видя, как мальчик глотает всё больше воды из-за излишних барахтаний.

Пит не плакал. Не говорил, что устал. Только пыхтел и бросал на отца короткие взгляды, понятные только ему самому. Он тоже осознавал, что не уйдёт под воду, но тем не менее оказаться в воде без рук отца было так непривычно, и именно оттого страшно. Однако Питер упрямо продолжал дёргать руками и болтать ногами, желая показать, что он может справиться с этим. Правда, несколько минут спустя, надеясь чуть схитрить, Питер крикнул:

Он не сдавался, просто хотел сократить путь. Это ведь всё равно показывало, что он умеет плавать. Просто он немного устал, и ему бы проплыть ну хотя на бы на пару футов меньше. Ну пожа-а-алуйста!..

— Неа, — покачал головой Тони. — Давай, малыш, ещё чуть-чуть.

Он стоял на другой стороне бассейна, и между ними было около тридцати пяти футов. Оставалось проплыть немного. Тони не собирался давать сыну поблажек, как бы они оба того ни хотели. Вот когда Питер проплывёт весь путь, тогда они посмотрят мультфильм в их домашнем кинотеатре и Тони закажет ему пару килограмм мороженого в качестве награды. Не то чтобы таким не был почти каждый их вечер, но всё же. А сейчас Питер должен был справиться с поставленной ему целью. Тони хотел привить ему эту привычку с детства. Добиваться своего. Быть упрямым. Да, мужчина определённо столкнётся с тем, что слишком упрямые дети — это не так уж весело, но сейчас это было неважно, потому что Питер плыл к нему, а Тони махал руками, чтобы ребёнок видел его сквозь брызги и дрыгающиеся, как в припадке, конечности.

И когда Питер оказался рядом, задыхающийся, но безумно счастливый, Тони был так горд им. Мальчик кричал и улыбался, дёргал ногами, пару раз попав по Тони, а мужчина подбрасывал его и ловил, кружил по воде и не отпускал, наслаждаясь звонким смехом сына.

Тони показалось, что он оглох. В голове звучал лишь треск, как от старого телевизора, а перед глазами мелькали чёрные круги. Вполне возможно, его голова взорвалась, как арбуз, который Питер как-то раз засунул в микроволновку. Тони приподнялся, счастливый уже оттого, что мог шевелиться. Его рубашка с каждой секундой всё больше пропитывалась кровью, но мужчина, что странно, не ощущал боли, так что был шанс, что она принадлежала не ему… Хотя кому он врал — никаких шансов.

Голова упала на твёрдую землю, в шее что-то хрустнуло, и всё, что Тони хотелось — это лежать на месте, не двигаясь, потому что даже дышать было тяжело. Но он заставил себя расстегнуть рубашку — разорвать к чёртовой матери. Уже наплевать на пуговицы. И всё, что он видел — кровь, растекающуюся по груди. Святое дерьмо, её было так много. Тони не собирался вот так умирать, не дожив и до сорока, не попрощавшись толком с Питом, с Пеппер… Со всеми остальными, чёрт возьми. Он не хотел умереть, как его родители! Отправившись куда-то, казалось, ненадолго, казалось, в полной безопасности… и не вернувшись. Он же чёртов Тони Старк!.. Он… Он не должен… Не должен умереть 

Но всё, что он мог — смотреть на небо. Отвратительное ясное-ясное небо. Не голубое, а белое. Возможно, это был дым от всё ещё разрывающихся снарядов — Тони не знал. Он просто лежал и ненавидел это чёртово небо. Небо, какое никогда не бывало ни в Лос-Анджелесе, ни где бы то ни было. Тони знал, что умирает, и хотел сопротивляться, хотел дышать, хотел жить, хотел встать. Но не мог. Конечности не слушались, сердце будто заглохло. Однако… боли по-прежнему не было. И это-то и было верным признаком того, что он уже умер…

Но нет. Ему повезло. Если можно было так выразиться. Боль наступила — одуряющая, огненная, лишающая рассудка, заставляющая кричать и биться в конвульсиях. Тони не знал, что с ним делали, но это было не то что больно — это был настоящий ад. Он не понимал, где находится, понятия не имел, что с ним происходило… Кажется, его… оперировали? Что-то горячее и острое то и дело вонзалось ему в грудь, а на оголённые куски его плоти безжалостно лился спирт или какая-то кислота. Тони не кричал — он орал. Он, почти что сорокалетний миллиардер, с детства привыкший спать на шёлковых простынях и любой насморк лечить в швейцарских клиниках (второе и вправду было до гибели его родителей), просто не знал, что такая боль существует. Во время процедуры он вырубался минимум трижды, и снова отключился, когда всё закончилось.

В следующий раз Тони проснулся уже не от боли. Просто его разум, видимо, устал защищать его и решил бросить в суровую реальность. Открыв глаза, он начал яростно глотать воздух. Тони хотел подняться, но конечности не хотели слушаться и, казалось, вовсе ему не принадлежали. Взгляд зацепился за незнакомца, копошащегося в темноте. Тони не знал, кто это, что было вовсе не удивительно. Старк хотел было узнать хоть какие-то подробности своего пребывания… здесь, но вопрос вылетел из головы, когда он заметил бинты на груди. Тони помнил, что его ранили в грудь. Голова болела, как после недельного запоя, но он помнил. Что же, захватчики решили спасти его? Если так, то он нужен был им живым… Тони решил, что подумает об этом позже, потому что кое-что его беспокоило сейчас в разы больше — и это провода, торчащие у него из груди. Какого… Чёрт побери, он же не стал грёбаным Робокопом?

Питер наверняка пришёл бы в восторг от подобного, но Тони вот перспектива стать куском плоти, встроенным в железно, как-то не нравилась. Вспомнив о сыне, Тони едва не отключился снова.

Нет, нет, нет. Это не должно было произойти с ним. Он обещал Питеру, что они скоро поедут в Леголенд. Мальчик неделю убеждал его, что именно этот парк — лучшее место, чтобы отпраздновать день рождения 

. А ещё недавно Пит заявил, что хочет ходить в школу с Гвен. И ему всё равно, что она самая обычная. Тони тогда сказал ему, что может оплатить для Гвен нормальную частную школу с компьютерами в каждом классе, огромной парковкой, бассейном и учителями из Гарварда и Принстона, чтобы Питеру не пришлось учиться непонятно где, потому что Тони бы определённо не разрешил ему это. А так казалось, будто у Пита был выбор и ему просто-напросто оставалось принять верное решение. Пеппер в таких вопросах была слишком мягкой и, не устояв перед щенячьими глазками Пита, могла поддаться на его уговоры пойти в ту, прости Господи, общественную школу. Тони обязан был проконтролировать лично, чтобы этого ни в коем случае не произошло!

С трудом, но он принял сидячее положение. Наверное, его бы точно стошнило, находись в его организме хоть что-нибудь, помимо шокированных внутренностей.

— Что Вы сделали со мной? — спросил Тони, обращаясь к мужчине.

У него были короткие волосы, на носу — очки. Он не был похож на похитителя, террориста или кого-то подобного. Больше напоминал учёного. Хотя, первое впечатление вполне могло быть обманчивым. В конце концов, по Тони тоже так сразу и не скажешь, что он учёный. Миллиардер — да. Но учёный?.. Обычные деятели науки не выглядели, как он — в одежде от Армани, с часами Ролекс и на машине за миллион евро.

— Что я сделал? — улыбнувшись, переспросил незнакомец; Тони подумал, что тот либо спятивший, либо один из людей, причастных к его похищению, потому что ну не было у нормального человека поводов улыбаться, находясь в такой ситуации. — Всего лишь спас Вам жизнь. Я извлёк кучу осколков, но некоторые, совсем мелкие, остались, пытаясь добраться до сердечного клапана…

Он ещё много чего говорил, а Тони смотрел на банку с осколками в качестве «сувенира», разглядывал огромную круглую штуковину в середине собственной грудной клетки и думал о том, считать ли оскорблением то, что его назвали ходячим мертвецом…

Теперь рядом с его сердцем был встроен громадный электромагнит. Пожалуй, он мог с этим смириться. Не сразу, но мог. Это всё же лучше, чем умереть. И точно лучше, чем стать новым Алексом Мёрфи,

 у которого из своих частей тела осталось… да почти ничего.

Тони застегнул непонятно откуда появившуюся на нём кофту, чтобы лишний раз не напоминать себе о дыре в теле. Его внимание привлекла видеокамера.

— Да, верно, — спокойно ответил незнакомец. — Улыбайтесь. — Старку хотелось спросить его, не попал ли он в какое-то дурацкое телешоу о выживании, но проглотил очередной глупый вопрос, которыми сегодня он разбрасывался, как никогда. — Мы с Вами, кстати, уже встречались. На конференции в Бёрне.

Тони, если честно, было глубоко всё равно, мог ли он его знать. Может, они встречались. Может, даже разговаривали. Во время Швейцарской конференции, как и любой другой, на которую Тони не мог взять Питера, он мало о ком думал, кроме как о сыне. Да, миллиардер был гиперопекающим папочкой, и он это знал. Это знали все его близкие люди и те, которым повезло узнать, что у Тони есть сын в принципе. Так уж вышло, что день мероприятия совпал с тем днём, когда Питер был приглашён домой к Гвен, поэтому, совершенно очевидно, Тони успел позвонить сыну по видеосвязи раз восемьдесят пять, интересуясь, всё ли у них в порядке, не сожгли ли они квартиру, не открылся ли газ, не шумят ли соседи, достаточно ли им тепло и всё в этом духе. В какой-то момент ему позвонила Пеппер с просьбой 

Из-за двери послышались голоса, и говорили люди явно не по-английски. Спокойствие слетело с лица знакомого незнакомца, он резко перестал заниматься тем, чем занимался, что бы то ни было, и встал прямо напротив двери.

— Повторяйте за мной, — приказал он, поднимая руки.

Тони послушался. В помещение вошли несколько афганцев с оружием SI. Факт того, что у них оказались его же изобретения, поразил Тони больше, чем то, что это самое оружие было направлено прям на него.

— Какого чёрта у них…

— Тихо!.. — шикнул второй заложник; теперь Тони был уверен, что его спаситель так же, как и он, не наслаждался пребыванием в этой мышиной норе. Один из афганцев — судя по всему, главный из них — обратился к Тони, выглядя деланно дружелюбным. Старк не понял ни слова, кроме своих имени и фамилии, так что ему любезно перевели. — Добро пожаловать, Тони Старк. Величайший убийца Америки. Я польщён, что ты здесь, — как будто по своей воле. — Я хочу, чтобы ты построил ракету «Иерихон». — Террорист показал фотографию оружия. — Вот эту.

У Тони было ровно мгновение, чтобы подумать: помочь террористам или получить пулю в лоб. Какова была вероятность, что его отпустят живым? Тони фыркнул про себя: да никакой. Впрочем, даже если бы он гарантированно вернулся домой живым, вернулся к Питеру, всё бы потеряло смысл: он бы не простил себя за помощь в убийстве невинных людей, но что ещё хуже — его бы не простил и собственный сын. А если бы даже и простил… Тони не собирался обрекать его на участь быть ребёнком террориста.

Тони смотрел главарю в глаза. Тот был уверен, что Старк согласиться. Однако Тони растянул губы в усмешке и, уверенный в том, что это его последнее слово, сказал:

Он был не готов умереть на той дороге. Он надеялся, что ему повезёт. Тони не готов был умереть во время операции без наркоза — хотя и не мог не мечтать о смерти в тот момент. Он лихорадочно размышлял, как можно связаться с военными США, как сбежать из этого бункера, но умереть — нет, не дождётесь. Но если стоял выбор между мизерным шансом на то, чтобы выжить, убив при этом других, и смертью, то Старк готов был отправиться хоть прямиком в ад.

Надо сказать, он отправился, но не в тот, о котором все говорили. Его оставили на земле, на умирающей, грешной земле, на которой и сами люди сошли бы за чертей.

Он задыхался. Он не мог дышать, не мог, не мог совсем. Тони кашлял, и из его рта и носа вытекала вода. Он захлёбывался, почти что терял сознание, и, кажется, пару раз видел тот самый пресловутый свет в конце тоннеля. Его глючило, его клинило, он так устал, что даже не было сил вырываться, что и в самом начале-то было бесполезно. Но Тони будто слышал голос — до боли знакомый детский голос, зовущий его, выкрикивающий «Папа! Папочка!», и, наверное, только это и позволяло Старку оставаться в сознании, оставаться живым, насколько это было возможно.

Он просто не мог умереть раньше времени. Тони был вполне способен пережить всё, кроме смерти, а пытки — ещё не смерть. Пока он жив, пока он и его упрямость не надоели грёбаным террористам, у Тони был шанс на то, что его найдут и он снова обнимет Питера, снова погладит его по карамельным кудряшкам, вдохнёт его запах. И, чёрт возьми, никогда в жизни не отпустит.

После «водных процедур» Тони показали запасы его собственного оружия, и у этой шайки его было правда дохрена. Они действительно позаботились о том, чтобы у Старка были детали для изготовления ракеты. Что ж, он был почти впечатлён.

— Он говорит, что начинать надо немедленно. Построите ему ракету, и он Вас отпустит, — перевёл ему второй заложник.

Тони улыбался полной притворства улыбкой. Главарь смотрел на него с видом, будто сделал ему лучшее предложение, которое только можно было, затем протянул руку. Тони пожал её в ответ, переглядываясь с товарищем по несчастью.

— Он не отпустит, — усмехнулся Старк.

— Не отпустит, — подтвердил тот.

Тони должны были искать. Совершенно точно должны были. Он не знал, сколько прошло времени с его захвата, но, скорее всего, будь всё нормально, Тони бы уже вернулся домой. Да и в целом — на джип, что перевозил его, напали. Это трудно было не заметить. Если в данный момент его не искала вся чёртова Америка, Тони Старк был не Тони Старком…

Когда ему сообщили, что они в горах и найти их практически невозможно, Тони только нервно рассмеялся. 

 Да, с этим было куда сложнее.

Он сидел, не двигаясь. Все мысли мужчины были заняты Питером. Кто-то, у кого не было детей, мог бы подумать, что он одержим своим ребёнком, но… Тони больше не о ком было думать. Конечно, были Роуди, Хэппи, Пеппер, даже Бен и чёртов Озборн, особенно младший, который называл его дядей Тони, — всем им он был дорог, в разной степени, но дорог, и они ему — тоже, но его сын — он был его миром.

У Питера не было матери, у него не было родственников, кроме Бена, а у Тони и вовсе не было никого — разве что какие-то дальние-дальние родственники, кузины и кузены, их дети, которых он ни разу не видел даже на фотографиях. По сути, они были одни друг у друга. Тони так не хотел оставлять его. Он знал, что о Питере позаботятся. Знал, что ни за что не бросят. Знал, что в случае его смерти Питер останется с лучшей женщиной на планете — с Пеппер. Но всё же… Тони сглотнул горький ком, застрявший в горле, и обхватил голову руками. Он бы отдал всё, чтобы увидеть Пита в последний раз. Или чтобы вернуться в прошлое и обнимать его подольше.

Он просто… Он столько всего не сделал. Не повысил Хэппи, не обнял Роуди — отделался рукопожатием, — не сказал Бену, как сильно ему благодарен, за всё: за то промывание мозгов у больницы, за его помощь с Питером, за поддержку.

Тони, наверное, стоило записать свои колыбельные, чтобы Питер мог их переслушивать. И плевать, что мальчишке было уже почти девять. Если Питер хотел, Тони всё ещё мог почитать ему сказку перед сном. Тони не смел ему отказать. Они оба могли часами кидаться друг в друга шариками из сухого бассейна и драться на пластиковых саблях. А могли конструировать роботов и испытывать МАРКи, могли копаться в машинах или разрисовывать дверь гаража аэрозольной краской и потом месяц смывать её с собственных тел.

На самом деле, Тони был рад, что умрёт, когда Питер был уже достаточно взрослым: он запомнит его. Он будет знать, каким был его отец. Неидеальным, саркастичным, иногда поистине нелепым во всех этих отцовских делах. Но он любил его, и, наверное, это было самым главным? Это, как и говорил Бен, компенсировало все его косяки? Тони на это надеялся, потому что другого ему было не дано. Впрочем, не будь у него Пеппер, ошибок было бы куда больше…

 Губы мужчины изогнулись в грустной улыбке. Эта женщина была неземной. Красивая, умная, добрая, обожающая его сына. Тони был уверен, что она терпела его все эти годы исключительно ради Питера. Смотря на них, Тони становился таким счастливым.

Поттс была самым лучшим — единственным — человеком, кому бы Тони смог полностью доверить своего сына. Он знал, что она будет любить его. И знал, что будет с ним рядом. Знал, что она ни за что не пропустит ни один важный разговор «родителя и ребёнка». Знал, что Пеппер умело отсеет всех неправильных подружек его сына. Знал, что с ней Пит вырастет умным и независимым — да он уже и сейчас такой. Знал, что она будет кормить его полезной едой до конца жизни и не позволит всем пагубным привычкам Тони появиться и у Питера.

Старк испытывал сожаление. Оно душило его. Убивало. Почему он не признался ей в любви? Что ему мешало? Даже если бы она отказала попробовать быть вместе — чёрт возьми, они и так были практически семьёй, — с его души свалился бы хотя бы один груз. Из тех пары десятков имеющихся.

— Всё это оружие — Ваше наследие, Старк… — внезапно заговорил Хо — как оказалось, так его звали. Тони молчал. Ему не хотелось думать о нём, об оружии, о террористах, о всём мире, находящимся в опасности. Тони хотелось предаться воспоминаниям. Хотелось корить себя за то, что не сделал. На него навалилась такая апатия, какая бывала у Питера, когда тот подолгу не виделся с лучшим другом; этот ребёнок умел по-настоящему хандрить — и где только научился? — Неужели Вы хотите, чтобы Вашим детищем распоряжались эти убийцы? Неужели Вы не хотите бросить им вызов, выкинуть что-то в духе великого Тони Старка?

— В чём смысл? — не глядя на Инсена, спросил Старк. — Они убьют и меня, и Вас. В любом случае, вряд ли я продержусь на таком пайке, — мужчина кивнул в сторону приготовленной Хо пародии на кашу, пресную и склизкую, — долгое время.

— Тем важнее для Вас это время. Не думаете, что его стоит провести с толком?

Тони взглянул на Инсена. Возможно, в чём-то он был и прав. Если его убьют в любом случае, то стоило хотя бы попытаться насолить шайке ублюдков. Конечно, был шанс, что когда-нибудь их всё-таки найдут, а Тони из-за своей выходки будет уже мёртв, но даже со своими мозгами Старк был не способен высчитать столь маленький процент.

Тогда они взялись за дело — Тони и доктор Инсен. Разработали план — не самый надёжный, не самый продуманный. Определённо 

. Но у них были небольшие, но всё же преимущества: террористы не знали английского, видеокамеры не записывали звук, и никто из Десяти колец — так эти клоуны себя назвали — особо не разбирался в технологиях, так что в теории Тони мог наплести им с три короба.

Они работали над собственным проектом, одновременно и спеша осуществить свой план, и стараясь как можно дольше оттягивать выполнение заказа организации. Тони хорошо понимал, что захватчикам это не нравилось. И его выбитый зуб это понимал. И синяк на скуле тоже понимал. Тони всё объяснили максимально наглядно. Но ему было плевать. Раз он начал делать всё по-своему, то рассчитывал и закончить так, как хотел сам. Убьют, не убьют, найдут, не найдут — уже было не столь важно. Тони должен был попытаться остановить их, а ещё — сбежать, выжить. Хо дал ему надежду — призрачную, но всё же.

Тони делал костюм. У него было ограниченное количество материалов, учитывая, что также нужно было создать видимость готовой ракеты, но он выкручивался, как мог. Они с доктором нашли укромный уголок, в котором хранили чертежи и в котором разрабатывали броню. Это должно было быть чем-то вроде экзоскелета. Конечно, в подобных условиях и при данных ресурсах изобрести что-то стоящее было нереально, но созданием ведь занимался Тони Старк — а он славился тем, что придумывал то, что было не под силу никому.

— У Вас есть семья? — спросил однажды Тони.

Наверное, ему просто было интересно, может ли Хо понять его чувства. Когда всё, что ты делаешь — не ради себя и, по большому счёту, не ради мира, а ради людей, которые дороги.

— Да, — кивнул Инсен и улыбнулся; Тони знал на сто процентов, что улыбался точно так же, когда думал о Питере. — А у Вас, Старк?

Тони мельком глянул на камеру — машинально. Их не слышали. Никто из этих уродов не узнал бы о Питере, и никто из его семьи — Пеппер, Роуди, Хэппи — не позволил бы Питеру остаться одному. Не сейчас и не когда-либо, но в особенности — сейчас. Насколько Тони знал, прошло уже больше трёх месяцев. Он пропустил день рождения Питера. Опять испортил его.

— У меня есть ребёнок, — ответил Тони.

— Мальчик или девочка?

— А у меня девочка. Сколько ему?

— Девять. Десятого исполнилось.

— Моей в октябре будет пять. У нас с женой долго не получалось завести ребёнка, и Лейла стала настоящим чудом. Я вернусь к ним, если выберусь отсюда.

Да, с Тони было то же самое — 

 он выберется, то первым делом отправится к Питеру. Прижмёт к себе Пеппер. Обнимет Роуди и Хэппи. Чёрт возьми, как же он соскучился по их нотациям и гундежу!

— Мы выберемся, — глупо, конечно, было так говорить. Потому что, на самом деле, шансов на спасение было мало. Но Тони зачем-то сказал это, хотя оптимизм был явно не по его части — если бы не Хо, он бы всё ещё сидел в депрессняке. — У нас есть план, у нас есть почти готовый костюм, у нас есть…

— Вера, — произнёс доктор.

Тони запнулся, на секунду подвиснув.

— Ну да, — кивнул он. — У нас есть вера, — вообще, Тони хотел сказать: «У нас есть, к кому возвращаться».

Одним летним днём

Комментарии (0)