— Первыми людьми на земле, — голос, исходящий от маленькой фигуры пожилой строгой женщины в черном одеянии, ударялся о каменые стены храма, взлетая прямиком к куполу. — Были Адам и Ева, — она торжественно вознесла руки, указывая на фрески с двумя людскими фигурами. — Всевышний дал им полную свободу, поселив их в Эдемском саду, — монахиня строго обвела взглядом зал. На неё были устремлены сотни любопытных женских взгоядов. — И лишь один был Его наказ: не прикасаться к плодам Запретного Дерева. Но ослушалась Его Ева, поддавшись на Искушение злого Змия. И с тех самых пор возненавидел весь род человеческий Господь, обрекая его на земные страдания…

За массивной дверью монастыря послышался стук копыт о брусчатку и ржание лошадей, однако, старуха, всячески игнорируя внешний шум, продолжала проповедь. Неожиданно дверь распахнулась, и, путаясь в собственной рясе, в храм влетела женщина лет тридцати. Весь её вид источал набожность. Проповедница нахмурилась и, сухонькой ручонкой поправив пенсне, строго взглянула на вошедшую. Монахиня остановилась прямо перед старухой, еле удержавшись на ногах, и сделала поясной поклон.

— Ваше Святейшество, прошу прощения, — лепетала она, не решаясь поднять на неё взгляда.

— Что случилось, моё дитя? — её реденькие седые брови устремились к кончику крючковатого носа. — Почему ты бежишь сюда, прерывая мою проповедь?

— Ваше Святейшество, позвольте мне отдышаться, — женщина сделала пару глубоких вдохов и выпрямилась, чувствуя на себе многочисленные взгляды обитательниц монастыря.

— В монастырь с ежегодной проверкой приехал сам Великий Священник вместе со своим сыном, — по залу прошёлся ропот.

— Тишина! — сильный старушечьий голос унял гул. — Разве он не знает, что сейчас у нас идёт служба? Как ему совесть позволила так нагло ворваться в нашу скромную обитель?

— Ваше Святейшество, я говорила ему, но, ей богу, он сказал, что дело очень срочное и требует Вашего внимания, — пожилая наставница просверлила ненавистным взглядом всё помещение.

— Проведи его в комнату и доставь все почести. Служба скоро закончится, и я к нему подойду, — монахиня снова поклонилась в пояс и убежала восвояси.

Наставница продолжила проповедь, однако, внимание сидящих в зале девушек уже давно было переключено на мысли о визите непрошенных гостей. Как только служба закончилась, в зале поднялся бешеный гул: монахини вовсю обсуждали проповедь, делая вид, что именно богослужение занимало их сознание последние пять минут речи.

Больше всего на свете наставница не любила, когда покой и уединение её обители нарушали Верховный Священник и его сын с их ежегодными визитами. Однако, ей всегда приходилось мириться с таким ходом дел, хоть она и считала эти объезды бесполезной тратой времени и усилий.

И действительно: монастырь всегда содержался в полнейшей чистоте благодаря своим приспешницам абсолютно всех возрастов. Это был их дом. Место, которое их приютило и дало им кров, требуя взамен лишь служения Высшим Силам.

В моменты появления Священника и его «отпрыска» (так мысленно она называла сына падре про себя) на пороге Священной Обители настоятельница всегда сжимала свои и без того сухие и тонкие губы в полоску и хмурила старческие брови. Больше всего её не устраивало то, что обход совершался именно 

. Она считала появление этих двоих на пороге своего богоугодного заведения чем-то противоестественным, хотя бы потому что монастырь был 

. Однако, закон есть закон. Если патриарх дал наказ проводить обходы, значит, на то воля Божья.

Само существование веры сейчас в принципе стояло под большой угрозой. Католическая церковь медленно, но верно теряла влияние, уступая своё правление новому буржуазному классу.

Поэтому, коротко вздохнув, монахиня с вымученностью и усталостью в старческих серых глазах пропустила падре с сыном, смерив недовольным взглядом последнего.

Отчасти, её волновал не сам факт визита Священника в их скромную хорошо спрятанную в лесу от посторонних глаз обитель, а Эйс. Настоятельница считала его слишком молодым и взбалмошным вертихвостом для преподнесения ему ответственности нести веру в массы, хоть тот и не подавал никаких знаков для её недовольства. Однако, старая женщина, наученная жизненным опытом, замечала то, как оживает её обычно тихая и спокойная обитель с появлением Эйса и как девушки, будь то совсем-совсем юными, только вступающими на путь отрочества или, наоборот, пребывая уже в солидном возрасте, провожали красивого парня жадным источающим похоть и греховное желание взглядом.

Она понимала, что появление молодого человека, тем более, весьма недурной внешности в её монастыре не сулит ничего хорошего. В такие моменты она всегда держала ухо востро, наблюдая за каждым шагом этого юнца из-под своего золочённого вечноспадающего пенсне.

— Что?! Провести исповедь?! На моих девочках?! Ни за что! — монахиня, не скрывая гнева, сорвалась на крик.

Священник не обратил никакого внимания на такую бешеную реакцию со стороны старухи и продолжал спокойно пить чай. Он сделал небольшой глоток и, прикрыв на мгновение глаза, отсмаковал терпкий вкус дорогого горячего напитка, который доставали только во время торжественных случаев. Старуха же по-прежнему не унималась.

— Нет! — она, резко вскочив, плеснула руками да так, что чуть не задела кувшин, который держала в руках одна из её молодых последовательниц, стоявшая поблизости. — Нет! Нет! И еще раз: Нет! — она наотмашь замахала дряхлыми ручонками. — Мои девушки — не подопытные кролики! Мало того, что вы оба, — она смерила ненавистным взглядом обоих мужчин, заострив внимание на молодом парне. — Просто берете и нагло прерываете мою проповедь, хотя и прекрасно осознаёте, что можете подождать! Так теперь Вы хотите, чтобы этот молокосос, — она указала пальцем на Эйса, уже не стесняясь в выражениях. — Исповедовал моих девушек?! — падре с нарочито громким стуком поставил чашку на блюдце.

— Не поймите меня неправильно, дорогая моя… — начал он.

— Так Вы еще и смеете фамильярничать?! Какая я Вам «дорогая»?! Я старше вас в два раза, а повидала всего столько, что Вы и за всю свою жизнь не узнаете, и еще и этого, — она махнула в сторону парня ладонью. — Переживу.

— Никто не сомневается в крепости Вашего здоровья. Мы все ежедневно молимся за его благополучие, — наставница криво поджала губы и, усевшись на место, с недоверием взглянула на священника своими серыми глазами. — Но не поймите меня неправильно: Эйс совсем скоро получит повышение, которое позволит ему спокойно принимать подаяние и исповедовать людей. Проблема в том, что пока мы совершим надлежащий обход по Вашему пристанищу и вернемся обратно в город, — он окинул беглым взглядом помещение, в котором они сидели. — Пройдёт по меньшей мере дней двадцать пять, в то время как церемония должна состояться ровно через месяц.

— А мне какая разница? — упиралась старуха. — Это Ваши проблемы, если Вы не умеете элементарно распределять своё время.

— Извещение о повышении пришло буквально на днях. Ни я, ни мой сын никак не могли и знать о том, что случится такая благая весть.

— Это правда, — Эйс встрял в разговор. Старуха устремила на него свой неприятный хищный взор. — Послание пришло буквально позавчера на рассвете.

— Вам бы, молодой человек, — ехидно начала она. — Стоит поучиться манерам и не перебивать старших, даже если это Ваш родной отец. А слышать какие-то жалкие оправдания я не собираюсь. Собирайте лошадей и катитесь отсюда!

— Вы прекрасно знаете, почему это невозможно, — отвечал падре. — Наши лошади устали. Им требуется отдых, а Ваша, прошу прощения, — он нарочно сделал заминку. — Старая кляча не годится даже на убой. Ей давно уже пора на покой, — Священник просверлил надменным взглядом наставницу. Та не нашлась, что ответить и лишь сжала свои сухие губы в тонкую полоску. — Вдобавок ко всему, Ваш монастырь стоит последним на очереди проверки. Мы же с Вами 

— Вы собираетесь меня шантажировать дешёвыми угрозами, Святой Отец?

— Я? Вовсе нет, — его голос сочился сарказмом. — Я лишь хочу напомнить Вам о том, как я был благосклонен к Вашей 

 все эти годы. Я даже избавил Ваши земли от церковной десятины, так как понимаю, насколько Ваши дела идут туго, достопочтеннейшая моя, — он снова сделал глоток и выжидающе смотрел на монахиню.

Та вмиг будто бы скукожилась. Её вид не выражал ничего, кроме потерянности. Старуха сидела, поджимая губы от волнения и с напускным вызовом смотрела в глаза Священника.

— Только благодаря мне это жалкое заведение до сих пор имеет место быть. Только благодаря мне все девушки, которых не пожалела злая судьба, могут находить здесь покой, а не направляться в бордели и дешёвые кабаки, торгуя телом или работая посудомойками.

Женщина злобно заскрежетала зубами.

— Ладно, — ситуация вынудила её смягчиться. — Чего Вы хотите?

— Всего-то самую малость, — падре специально тянул, будто смакуя свой триумф над настоятельницей. — Отберите десяток-два девушек, подготовьте всё для церемонии и пусть Эйс проведёт проповедь.

— Только десять! — рявкнула старуха. — Я отдам только десять девушек, не больше!

— Как пожелаете, — выставил руки в сдающемся жесте Святой Отец. — Главное, чтобы всё событие проходило по канонам.

— А потом вы оба покатитесь ко всем чертям отсюда! — она резко вскочила и обвела гневным взглядом мужчин.

— Матушка! — девушка с кувшином подбежала к наставнице и аккуратно усадила её на место. — Вам нельзя так волноваться. Помните, что сказал врач? — злобный взгляд старухи отразился в спавшем золочённом пенсне. Девушка поёжилась. — Извините, — она слегка поклонилась и, схватив кувшин, выбежала из комнаты.

Женщина поправила свои очки и нетерпеливо уставилась на падре.

— Клянусь, в этот год мы больше Вас не потревожим, дорогая моя.

В этот момент раздался настойчивый стук из-за двери. Падре встал и, смерив настоятельницу, которая с высоты его роста будто стала еще меньше, пронзительным взглядом, сухо произнёс:

— Очевидно, Вас уже ждут. А теперь, если Вы не будете против, то мы удалимся.

Вслед за Святым отцом встал Эйс. Учтиво поклонившись настоятельнице и одарив молодую монахиню лёгкой улыбкой, от которой та покрылась лёгким румянцем, он вышел из комнаты. Настоятельница очевидно не оценила такого жеста со стороны парня и, дождавшись, пока тот скроется с её глаз, всучила своей подчинённой несильную оплеуху. Та болезненно потёрла щёку и потупила взгляд в пол.

— Не смей меня позорить, — злобно прошипела наставница, смотря на монахиню снизу-вверх своими злыми глазками.

— Простите, Ваше Святейшество, — та поклонилась и, схватив кувшин со стола, вихрем скрылась с её глаз.

Коридор монастыря пустовал. По нему гулко разносились шаги и неприветливо раздавались эхом голоса двух мужчин. Казалось, что это место будто само стало наставницей и усиленно отвергало всех посторонних, вошедших в храм.

— Отец, ты думаешь, это действительно хорошая идея? — спросил юноша. — Её Святейшество и так меня не очень жалует…

— Этой старой карге давно уже пора усмирить свой пылкий нрав, — грубо перебил Эйса мужчина.

Его слова прозвучали как-то неестественно громко в этом здании.

— Но ведь мы можем подготовиться и за пять дней, — возразил парень, понизив голос.

— В эти пять дней у нас будет и без того много хлопот. Неужели не лучше заняться исповедями сейчас без спешки, а не пытаться сделать всё абы как? Тем более, я и так опекаю это дряхлое местечко уже несколько лет, рискуя своей незапятнанной репутацией, настало время отдавать мне долги.

— Как знаешь, отец, — Эйс пожал плечами. — А почему так тихо?

— Вероятно, сейчас обед и все собрались в столовой. Думаю, нам тоже стоит пойти. Мы несколько дней тряслись в повозке и не смогли толком ничего и съесть, так еще и жутко устали.

— Ты думаешь, настоятельница нам позволит? Сегодня она особенно зла.

— Она не зверь. Принимать гостей, давать им кров — её обязанность, — падре резко остановился. — Иди пока в столовую, а у меня еще остались кое-какие дела, — Святой Отец зашагал вперёд по коридору.

Эйс проводил его взглядом до первого угла и, тяжело вздохнув, направился в сторону обеденной, мысленно обдумывая свое скорое повышение. Неожиданно его мысли прервал какой-то шум непонятный шум сзади. Он резко обернулся и увидел девушку, которая, тяжело дыша и придерживая рясу, неслась прямо на него.

«Наверное, опоздала на обед, — подумал он, как тут девушка споткнулась о выступ смявшегося ковра и, запутавшись в ногах, полетела прямиком на пол.»

С её головы упал клобук, открывая парню пепельно-розовые короткие волосы. Усиленно потирая спину, которая неистово болела после неудачного приземления на пятую точку, она вскинула голову вверх и, наткнувшись на насмешливый взгляд парня, жутко покраснела. Девушка слегка проморгалась и помотала головой в поисках клобука, как тут увидела поданную ей парнем руку. Она смутилась ещё сильнее, осознав, 

 находится перед ней, но всё же приняла помощь.

— Извините, — она, уставившись в пол, смущенно отряхивала платье.

Быстро схватив головной убор, девушка снова понеслась дальше по коридору, усиленно скрывая за прижатыми ладонями покрасневшие, но уже не от бега, щёки. Эйс остался стоять в недоумении. Он усмехнулся, наблюдая за тем, как девушка старательно волочит ноги, несмотря на усталость и болезненное падение и двинулся за ней.

— Боже! Боже! Боже! — яростно шептала она, прижимая руку, хранившую тепло его сухой ладони. — А 

На следующий день мать-настоятельница заявилась на молитву в явном отсутствии расположении духа. Утренняя проповедь проводилась ей крайне уныло. Она несколько раз роняла пенсне и молитвенник из рук. Всю проповедь отчитывала девушек за малейший отклоненный от взгляда на нее взор. Проповедь подходила к концу. Устало потерев переносицу, она слишком резко захлопнула книгу, и, оглядев всех девушек каким-то мутным усталым взглядом, начала:

— Как вам всем уже известно, — мать-настоятельница усиленно пыталась держать ровный тон голоса, но её раздражение так и сочилось из уст. — К нам в очередной раз приехал Отец на проверку храма, — она говорила с расстановкой. — Но в этой раз он приехал не один, а вместе со своим сыном. Уверена, что Вы видели его ранее пару раз, — по залу прошёлся оживленный шёпот. — Тишина! — рявкнула старуха. — Его Святейшество хочет, чтобы его сын попробовал провести исповедь. Для этого ему понадобится десять девушек. Я ещё не решила: кого именно я отдам ему на растерзание, — взгляд старухи снова прошёлся по толпе, но уже осознанный и острый, как будто она выискивала жертву. — В  обед я планирую подготовить список, который я вывешу на стене у столовой. Всех, кто будет в этом списке, я буду ждать после вечерней молитвы у исповедальни. А сейчас можете расходиться.

Зал монастыря наполнился оживленным шумом. Девушки, которые из всех лиц мужского пола, видели лишь раз в неделю пожилого извозчика, который привозил им продукты, с нетерпением ожидали увидеть Эйса. Былые тишина и порядок, которые выстраивались матерью-настоятельницей годами, в одночасье рухнули, чему старуха была явно не рада. Она лишь надеялась на то, что все закончится благополучно, как это происходило и раньше.

К обеду девушки столпились у дверей столовой, жадно разглядывая список, и надеясь увидеть там свое имя. Не найдя его, девушки удрученно уходили, а те же, что нашли — с радостным вскриком и блестящими огоньками глазах мчались в столовую. Настала очередь розоволосой девушки. Она несколько нехотя и лениво, не разделяя общего восторга, подошла к списку и опрокинула его взглядом, надеясь просто развернуться и уйти. Но её сердце в груди неожиданно затрепетало, как только она увидела там свое имя. Девушка легонько ахнула и схватилась за покрасневшие в мгновение щёки. Идти на трапезу совершенно не хотелось. Желудок будто в одно мгновение заполнился. Однако, девушка знала, что мать-настоятельница строго следит за посещаемостью абсолютно всех мероприятий, поэтому на негнущихся ногах она отправилась в столовую и села поодаль от всех, забившись в угол.

Настал вечер. Розоволосая буквально отсчитывала минуты до конца молитвы. И с каждой минутой её сердце сжималось все сильнее, а ноги становились ватными. Ей нетерпелось увидеть Эйса. Ранее, ещё до случая, как она перед ним так неловко упала, ей довелось его видеть лишь пару раз. Тогда она была ещё совсем подростком, но образ восемнадцатилетнего парня достаточно сильно въелся ей в голову. Она даже попыталась изобразить его по памяти, но попытки были тщетными. В итоге, оставив самый удачный вариант рисунка, девушка его спрятала в укромное местечко — под матрасом и лишь изредка ночью, в тайне от всех его доставала, чтобы тайно полюбоваться. И вот, спустя время, ей выдалась возможность снова его увидеть. И не просто увидеть, а поговорить. В груди девушки теплилась лёгкая надежда, что парень её заметит и обратит внимания на её чувства. Она даже не хотела думать о том, что будет, если Эйс её попросту проигнорирует или что хуже — попросту посмеётся над ней.

Вечерняя молитва подошла к концу. Она и ещё несколько девушек выстроились у исповедальни в очередь. Девушка оказалась последней. Она не хотела, чтобы кто-то из других девушек подслушал ее с Эйсом разговор. Смешков и издевок ей было бы просто не избежать. Розоволосая нервно кусала губы, пытаясь унять трепыхание сердца. Её слегка потные от волнения дрожащие пальцы беспорядочно теребили подол платья.

Мать-настоятельница орлиным взором наблюдала за каждой девушкой, входившей в исповедальню, и внимательно прислушивалась к тому, что говорила она и отвечал ей Эйс. В конце концов, не заметив никаких странных для нее действий ни со стороны парня, ни со стороны исповедуемых девушек, она устало развернулась и побрела к себе в каморку, предварительно оповестив розоволосую о том, чтобы та её предупредила, когда исповедание закончится.

Настала очередь розоволосой. Зала заметно опустела. Она, собравшись с духом, на ватных ногах зашла в маленькое не слишком уютное тёмное помещение и робко сказала:

— Святой Отец, я хочу исповедоваться.

Молодой мягкий мужской голос из-за шторки ей ответил:

— Что же ты совершила, юное дитя?

— Я, — нерешительно начала девушка. — Совершила непоправимый грех и не думаю, что смогу его искупить.

— В чем же состоит твоя вина? — в голосе Эйса  появились нотки заинтересованности.

— Я посмела влюбиться, — на одном дыхании произнесла девушка. — Я знаю, что для монахинь — это величайший грех, но уже несколько лет меня мучают смятения, и я не могу их унять, — от страха розоволосая зажмурилась. Голос за шторой молчал. Девушка уже хотела встать и уйти, чувствуя, как трепыхание её сердца унялось, уступив место неожиданной тяжести.

— В любви нет ничего дурного, — все-таки ответил голос с несколько вкрадчивой интонацией. — Благодаря любви люди появляются на свет и поддерживают свою жизнь, обретая в ней смысл. Скажи же мне: кто так вторгся в твое сердце, что ты чувствуешь вину за это? — в груди девушки что-то рухнуло вниз.

— Этот человек — Вы, — твердо сказала она, чувствуя, как груз её вины постепенно уходит, заменяясь пустотой.

— Вот оно как... — задумчиво произнёс Эйс. От былой формальности не осталось и следа, и голос приобрёл насмешливые нотки. — Жду тебя в эту полночь в беседке у монастыря.

Ровно в полночь девушка прибыла в условленное место. Ночной ветер теребил её пепельно-розовые волосы, выбивая их из-под клобука. Её сознание не покидало чувство чего-то плохого. Девушка понимала, что ошибки можно избежать — достаточно просто уйти, и она бы так сделала, если бы не какое-то доселе неизвестное чувство, граничащее с искушением и любопытством.

Разрываясь между желанием и совестью, она стояла, переминаясь с ноги на ногу, с волнением слушала бешеный гул своего сердца, прерываемый стрекотанием светлячков.

Из-за облаков вышла неполная луна, освещая ночную тишину. Её свет коснулся и закрытой беседки, в которой мелькнула сильная темная фигура Эйса.

Сердце забилось ещё сильнее. Девушка была уверена, что 

 ощущать тепло его мускулистого красивого тела и 

 быть рядом с ним всегда. Пусть раньше она и отрицала этот факт, гоня от себя прочь грязные и недопустимые мысли.

— Мама… — одними губами прошептала она, устремив взор изумрудно-голубых глаз в небо. — Матушка… Прости меня, — из её глаз брызнуло пару слезинок.

Прохладный ветер стёр их, будто заботливая рука матери. Девушка, сжав руку в кулак и впиваясь отросшими ногтями в белоснежную кожу до боли и побеления костяшек, зашла в беседку. Наставница строго-настрого запрещала девочкам состригать ногти, дабы юные особы под воздействием «похотливого желания» не «совали пальцы в непотребные места». Один раз монахиня застала соседку девушки по комнате за развратным действом. Ту отвели в какую-то закрытую комнату, из которой последующие полчаса проносились дикие вскрики и умоляющие всхлипывания девушки, прерываемые нотациями строгой настоятельницы и хлёсткими звуками кнута. После, со всеми приспешницами храма провели воспитательную беседу, публично выставив соседку под всеобщие взгляды. Девушка до сих пор помнила, как стояла её соседка на алтаре, потупив взгляд в пол, и её испещрённые красными уродливыми полосками руки от кончиков пальцев до локтей.

Сейчас она будто бы сама ощутила на себе всю боль её соседки. Её тонкие запястья начали неистово гореть от несуществующих ударов плетью. Ведомая неизвестной силой девушка двинулась вперёд.

Как только её изящная ножка в туфле на небольшом каблучке опустилась на порог, издав клацающий звук, девушка поняла, что пути назад уже нет. Она, взойдя по каменным ступенькам нетвёрдым шагом, встала на пороге, пытаясь до конца смириться со своим желанием и принять судьбу.

— Долго ты, — Эйс, раскинувшись в свободной позе на лавке, пожирал фигуру девушки изучающим взглядом карих глаз.

В них плясало адское пламя.

— Я уж думал, ты не придёшь. Всё также будешь стоять столбом, а потом и убежишь в страхе.

Сердце девушки болезненно сжалось. Все её чувства и сомнения стянулись в тугой комок и рухнули куда-то вниз живота, рассеиваясь лёгкой дымкой. Она, сжав скулы, резко вскинула голову и с вызовом посмотрела на него. Эйс, закончив изучать её тело, скрытое чёрными одеяниями, внимательно посмотрел на её красивое худое лицо. Девушка смело смотрела на него, но её взгляд, который метался от одного края беседки к другому, не задевая фигуру парня, и искусанные от волнения пухлые губы выдавали в её фигуре невероятный животный страх.

Эйс будто почувствовал его. Широко ухмыльнувшись какой-то пошловатой улыбкой, он встал и будто нарочито медленно подошёл к девушке. Она, испугавшись такого напора, сделала шаг назад, но, тут же почувствовав холод, поняла, что встретилась с каменным изваянием беседки спиной, которое перекрыло все пути к отступлению.

Парень подошёл к ней вплотную. Его тёмная фигура, облачённая в чёрные католические одеяния, казалось, обвила всё пространство. Стало очень жарко. Девушке в нос ударил аромат его мягких мужских духов, отчего сделалось немного дурно. 

 дурно. Она почувствовала тепло его пальцев на своём подбородке, которые взметнули её лицо вверх. Девушка смотрела на него из-под полуопущенных ресниц. В почерневшем вязком взгляде Эйса чертята высекали искры, распаляя окружающее пространство вокруг. На её лице проявился розоватый румянец то ли от жары, то ли от осознания близости столь желанного тела. Девушка внутренне корила себя за такие похабные мысли, прекрасно осознавая, что ей за это в будущем воздастся. И стоила ли эта минутная слабость всех тех проблем, которые настигнут её?

Если хоть кто-то из храма сейчас увидит её в такой интимной близости с парнем, которого настоятельница не переносит на дух, то девушку будут ждать позор, изгнание из монастыря или же пожизненные побои и унижение. Её историю будут рассказывать следующим поколениям, её имя закоренится в истории как символ похоти.

Часть 1.

SynysterGates

Circumstance_of_life

Средневековье, XIV-XV века. Юная монахиня, волею судьбы прожившая всю свою жизнь в женском монастыре, с детства влюблена в сына Верховного Священника. Во время очередного обхода церквей девушка сталкивается со своей любовью лицом к лицу, но стоит ли вкушать запретный плод, даже если он так близко?

One Piece

ОЖП/Портгас Д. Эйс

Подальше от греха.

ru-podalshe-ot-greha-synystergates-beta-circumstance-of-life

Подальше от греха.

Содержание

Часть 1.

Комментарии (0)