Где-то глубоко под суетной, полной красок поверхностью Пандоры находится удивительный и странный мир, лишенный света звезд и сияния солнца, в котором лишь редкие вспышки жизни озаряют бесчувственные каменные своды – но и сама она целиком и полностью зависит от благосклонности тех, кто остался снаружи, ибо нелегко прожить свой век, ни разу не увидев рассвета.

Как и на Земле, так и на Пандоре мир пещер – это совершенно особое место, не похожее ни на что, существующее на поверхности. Здесь не бывает ни слишком холодно, ни слишком жарко, ни слишком влажно, ни слишком сухо – условия остаются практически неизменными в течение всего года, однако те, кто думают, будто жизнь в пещерах легка, глубоко заблуждаются. Ни одно существо, маленькое или большое, не может выжить в полной темноте без постоянной подпитки – тех жалких крох пищи, что попадают под землю с реками, ручьями или просто сваливаются в бесчисленные проломы в земле, становясь частью причудливой подземной экосистемы. Здесь нет места привередам и узкоспециализированным видам – тут еда либо есть, либо ее нет, поэтому большинство пещерных жителей вынуждены питаться всем, чем дают, не задумываясь о вкусовых предпочтениях. Здесь нет места слабым или уродливым – их тут же съедают, борясь за каждую крупицу питательных веществ, ибо любая может стать решающей на вечно колеблющихся весах жизни и смерти, нового дня в беспроглядном мраке или же вечной тьмы забвения. Здесь нет места мечтателям – какие могут быть мечты в мире, где каждый вздох может стать последним, где невесомые отблески причудливой подземной красоты умирают на жвалах и челюстях голодных конкурентов?..

Кто осмелится отправиться туда?..

Вы? Вы? Ну что ж, тогда идемте. Найти вход в подземелье Пандоры – задача не из простых, ибо бескрайний дождевой лес, покрывающий планету, надежно прячет в своих зеленых ладонях мрачные устья, и потому, скорее всего, нам придется дождаться вечера… Зачем? А затем, что только с наступлением сумерек, когда пылающее око солнца скрывается за горизонтом, можно увидеть, как то тут, то там из-под полога леса вырываются тучи трепещущих крыльев, вливая в ночную симфонию свою собственную, переливчатую ноту. Это ночные демоны, 

 – демиурги подземного мира, на которых, собственно, и держится жизнедеятельность двух третей всех остальных жителей пещер. Когда-то давно у этих существ и хорошо известных нам жалящих летучих мышей рити (тех самых, что с завидной регулярностью атакуют защитный периметр «Врат Ада») был общий предок, однако с течением времени пути двух видов сильно разошлись, и теперь сходства между ними немногим больше, чем между великим леоноптериксом и горным баньши. В частности, ночные демоны несколько крупнее своих лесных родичей, у них вытянутые мордочки, вооруженные прочными роговыми «клювами», а глаза настолько огромные, что сразу становится ясно – мозгу в этих головках отводится немного места. Впрочем, для добывания главного лакомства этих созданий – сочной плодовой мякоти – большего и не надо, а потому везде, где есть фруктовые деревья, с высокой долей вероятности можно встретить и ночных демонов.

Единственным более-менее серьезным ограничением для их распространения являются уже упомянутые мною рити – несмотря на родственные связи, никаких особо теплых чувств к «вегетарианцам» стингбэты не испытывают, более того – повстречав кормящегося демона, они тут же его атакуют, и не успокаиваются, пока бедолага, вопя от боли, не улетает прочь. Свою долю неприятностей демонам доставляют и лесные баньши, меньшие сородичи икранов, однако они все же, в основном, дневные создания, и сталкиваются с демонами лишь в сумерках, когда те вылетают на промысел или возвращаются домой после сытной кормежки. К сожалению, образ жизни не позволил ночным демонам развить хоть какое-то вооружение, и хотя их острые клювы могут оставить на теле противника пару глубоких царапин, основное средство спасения демона – полет, ибо из всех жителей Пандоры мало кто может сравниться с этим узкокрылым существом в скорости. Да чего уж тут говорить, если за одну-единственную ночь, не испорченную бурей или проливным дождем, взрослый ночной демон может налетать не меньше семидесяти километров! За это же время небольшая колония «всего-то» в пару сотен особей спокойно очищает целую рощу, не оставив на ветках ни одного плода, и лишь перед рассветом, когда разливающийся по небу солнечный свет начинает неприятно жалить чувствительные глаза, демоны оставляют недогрызенные фрукты и, тяжело махая крыльями, возвращаются домой.

Родную пещеру они находят безошибочно, то ли следуя магнитным потокам, то ли просто запоминая дорогу по каким-то лишь им заметным ориентирам, после чего каменные своды «оживают», тревожимые писком тысяч голодных детенышей. Каждый малыш издает свой особенный крик, по которому родители и отыскивают его в этом огромном детском саду, после чего, мимолетно обменявшись выделениями особых желез в уголках пасти («Ты мой, я твой!»), старший демон отрыгивает часть съеденных фруктов в поистине бездонную пастишку отпрыска. Тот жадно глотает, давясь и хлопая недоразвитыми крылышками, пока, наконец, желудок не будет набит под завязку – лишь тогда измученные отец или мать получат право на передышку в несколько часов, пока их ненаглядное чадо будет переваривать свой паек. За это время им придется успеть почиститься, подремать, освободить кишечник и, как только наступят сумерки – вновь вылететь на промысел, за новой порцией фруктов, мимо облепленного сопящими малышами потолка пещеры и удивительно ровного, мягкого пола пещеры, покрытого многолетним слоем помета. Но не стоит морщить носы, ведь именно эта малоприятная каша из полупереваренных кусочков плодов и семян, воняющая не хуже общественного туалета, и является той самой «манной небесной», на которой зарождается причудливая пещерная экосистема.

Так что, если мы оторвем взгляд от фыркающих и лениво почесывающихся птенцов ночных демонов (опять личинки мотылька-вампира их замучили…) и повнимательнее вглядимся в малопривлекательное «поле» под ними, то наверняка найдем там массу интереснейших существ. Вот, например, с тишайшим дробным топотком бежит куда-то арахноид-жнец (

), ближайший родич лесного арахноида. Выглядит, кстати, это существо довольно-таки… странно: во-первых, бледное, что твоя поганка, с розоватым панцирем и угрожающе мощными передними ногами, вооруженными длинными отростками, напоминающими грабли, и совершенно отсутствующими глазами – их ему заменяют длинные перистые «усы» на голове, благодаря которым он безошибочно находит в слое помета умудрившиеся прорасти в пещере семена, чьи полупрозрачные ростки – его любимое лакомство. Едва отыскав очередную вкусняшку, арахноид подгрызает основание стебелька и валит «урожай», после чего пожирает, придерживая передними ножками. Если кто-нибудь осмелится потревожить его во время трапезы – что ж, арахноид отреагирует весьма бурно, приподняв голову и длинный «хвост», вооруженный «фамильным» двойным жалом. Яд в нем, конечно, не такой мощный, как у лесного собрата, ибо пещера – не то место, где стоит опасаться крупных хищников, а мелким, с которыми обычно приходится сталкиваться арахноиду, хватает и этого. Вдобавок существо еще и потирает граблевидные лапки друг о друга, так что другой арахноид, покусившийся на уже занятый обед (а съестное они чуют издалека), может по громкости издаваемого звука оценить размеры конкурента и, ежели сочтет драку опасной, отступить. Если же соблазн окажется чересчур велик, пришелец также поднимется на «дыбы наоборот» и начнет трещать лапками, принимая вызов. До драки обычно дело не доходит – послушав выступления друг друга, арахноиды безошибочно определяют сильнейшего и расходятся миром, ибо не дело популяции существ, отнюдь не славящихся многочисленностью, решать все проблемы силой! Для этого у них уже было достаточно времени в далекой юности, когда крохотные арахноиды, больше похожие на прозрачных многоножек, выбрались из своих яичек в теплой, забитой пометом демонов норке, которую устроила для них мать. В каждой кладке насчитывается не меньше десятка яичек, но покидают «детскую» единицы – все остальные пожираются братьями и сестрами и становятся частью питательного помета, которым эти существа кормятся еще несколько месяцев, пока не научатся есть твердую пищу… или же все скопом, от мала до велика, попадают в голодное брюшко разрывшей кладку 

, то бишь светошейки – своеобразной пещерной ящерицы.

Как и ее дальний родственник из наземного мира – веерная ящерица – светошейка довольно неприметна: у нее хлипкое телосложение, очень длинные и тонкие лапки с цепкими коготками (на которых она ходит, как на ходулях, не проваливаясь даже в полужидкий помет), а на граненой головке блестят внимательные темные глаза. Знаменитого веера, очевидно, нет, но зато имеется кое-что особенное – вдоль изящного тельца этой рептилии идет череда небольших огоньков, которые венчает своеобразный «воротничок», кожистая перепонка, обычно прижатая к телу и незаметная, однако, если ящерица взволнована или настроена агрессивно, тонкая кожа наливается кровью, активируя фотофоры, так что голова оказывается как бы в огненном ореоле. В основном этот эффектный фокус используется только в период размножения, когда рассеянным по всей пещере светошейкам требуется отыскать друг друга в вечной тьме, и самцы, борясь за внимание самки, устраивают грандиозные, по их меркам, ритуальные поединки, активно демонстрируя свои роскошные воротники, пока будущая мать не выберет самого крупного и яркого из претендентов. Впрочем, оставшиеся не расстраиваются – демонстрации могут длиться по несколько часов, в течение которых состав группы непрерывно меняется, так что, учитывая малочисленность ящериц в целом, лишь небольшая доля самцов не получит своего шанса на спаривание! Кое-кому может повезти не один раз – оплодотворив партнершу, самец вполне может вернуться и попытаться завоевать внимание самки во второй раз, пока «осчастливленная» мамаша будет подыскивать укромное местечко для будущих отпрысков. В отличие от самки-арахноида, светошейка не слишком утруждает себя устройством гнезда, и чаще всего просто оставляет яички в какой-нибудь щели, после чего начисто забывает об их существовании… а может, пару недель спустя, и сожрать собственного детеныша, если тот не успеет вовремя унести лапы! Впрочем, этот тягостный период в жизни молодых ящериц длится сравнительно недолго – они быстро растут, и вскоре уже выходят за границы размеров, что среди взрослых светошеек считаются нормальными для еды, после чего, встречаясь с сородичами, могут рассчитывать только на шипение и раскрытие воротничков, но уж никак не на оскаленные пасти! Однако, как это часто бывает, до этого славного мига доживает хорошо если один детеныш из всей кладки, плюс какая-то часть их погибает в юности, не успев оставить потомства… В общем, вы понимаете, почему светошеек в пещерах так немного?

Хотя, если уж на то пошло, немногочисленные популяции – один из главных признаков чисто пещерных жителей, не способных, подобно ночным демонам, выбираться наружу в поисках корма, так что ткните в любого – арахноида, светошейку… Ну ладно, ладно, почти всех, ибо, скажем, мотылек-вампир (

), живущий, если можно так выразиться, ближе всех к источнику всех благ – колонии ночных демонов – от недостатка сородичей вовсе не страдает, и присутствие поблизости нескольких сотен демонов его не смущает. Напротив – его это чрезвычайно, чрезвычайно радует, ибо его малышам требуется обильная, теплая и кровавая пища. Мотылек-вампир – одно из самых противоречивых животных Пандоры: взрослая особь, несмотря на пугающее название, является всего лишь крупной ночной бабочкой с мягкими махровыми крыльями и неуклюжим полетом, причем самки питаются исключительно свежим пометом демонов, а самцы и вовсе не имеют такой потребности – сразу после брачного полета они умирают, тогда как женские особи могут прожить до месяца, отложив при этом не один десяток яичек. Кладка ведется в ночное время, когда взрослые демоны покидают свои насесты, и если взрослые мотыльки пусть не ахти как, но все же умеют летать, то их личинки не покидают каменных сводов вплоть до стадии куколки – а это несколько недель непрерывного роста. Максимальный пик численности этих паразитов приходится на последние две трети сезона размножения ночных демонов, когда сотни, тысячи подросших малышей, еще слишком тяжелых, чтобы летать с родителями на охоту, остаются на потолке пещеры, где до них легко могут добраться жадные кровососы. Благодаря своей слюне укус личинки мотылька, как и у земных аналогов, совершенно безболезненный, так что редко какой детеныш почувствует ее присутствие, однако в этой же слюне содержатся и антикоагулянты, препятствующие сворачиванию крови, поэтому ранка еще долго кровоточит, а «многопользование» личинки способствует распространению среди потомства демонов опасных заболеваний. Особенно не везет самым маленьким и слабым – их обычно вытесняют к краю колонии, где личинкам проще до них добраться, и порой на одном детеныше могут одновременно кормиться до трех хищников, подрывая и без того слабое здоровье – обычно такие несчастные не проживают и нескольких дней, после чего падают вниз, на радость вечно голодным падальщикам. Грустному процессу также способствует то, что слабые малыши обычно хуже следят за собой, поэтому могут просто не заметить прицепившуюся личинку, и лишь самые сильные, здоровые и чистоплотные ночные демоны имеют шанс избежать знакомства с этим малоприятным созданием. Напившись крови вдосталь, личинка возвращается в свое убежище – обычно это трещина где-нибудь в потолке или в стенах – где в течение нескольких дней переваривает добытое, после чего вновь отправляется на промысел. За весь цикл она успевает выпить почти литр крови, прежде чем наконец завершает эту стадию развития и окукливается. Выбравшаяся же из кокона бабочка (вылупляется она нескоро – требуется дождаться времени, когда ночные демоны снова начнут оставлять в пещере свое потомство) уже ничем не напоминает кровожадного предшественника, и, только подсохнут крылышки – тут же отправляется в брачный танец, пока, оставив свои яички, не упадет замертво…

…Или не угодит в расставленные сети серебристого слюнтяя.

Угу, названьице то еще. Но ведь в точку же! Можете называть его саливумом, или 

, если, по вашему мнению, русское прозвище чересчур неблагозвучно, хотя, по мне, хоть горшком назови – этой тварюшке уж точно все равно! Взрослая особь слюнтяя – мощное создание, похожее на гибрид жука с многоножкой, что резво бегает по полу пещеры на длинных, крепких ногах, выискивая добычу. В отличие от арахноида-жнеца, слюнтяй неплохо видит, поэтому по краю груди у него, как и у светошейки (только в меньших масштабах), имеется рядок крошечных светящихся точек, формирующих нечто вроде ожерелья, служащее как для привлечения самок, так и для общения с сородичами. Слюнтяй способен инстинктивно гасить эти огоньки, подкрадываясь к добыче, и на охоте ориентируется не столько на зрение, сколько на обоняние, причем способен учуять потенциальную жертву за несколько метров – солидное расстояние для животного, размером не больше человеческой ладони! Свое же название этот стройный темноокрашенный артропод получил за свою личиночную – ловчую – стадию, ибо первые несколько месяцев жизни это существо выглядит совсем не так элегантно, и представляет из себя длинного полупрозрачного червячка, подвешенного к потолку на тоненьких, как волос, ниточках слюны. Личинка почти не двигается, но бездельницей ее назвать трудно, ведь она непрестанно работает, и, если вы хорошенько приглядитесь к ее тельцу, то увидите, что просвечивающие сквозь как бы стеклянную шкурку внутренности постоянно пульсируют и шевелятся, вырабатывая слюну – главное оружие этого безобидного с виду существа. Так же, как пик активности мотыльков-вампиров приурочен к сезону размножения ночных демонов, так и слюнтяй синхронизирует свои порывы к оставлению потомства с динамикой популяции мотылька, ибо именно это нежное насекомое – главная и самая желанная его добыча. Иногда, конечно, бывает, что и снаружи кое-какая мелочь залетает, но в природе не принято надеяться на «авось», так что лесные насекомые – это, конечно, вкусно и питательно, но основную долю рациона личинки составляют именно мотыльки.  Спросите, как же она умудряется ловить бабочек, размером мало что не с саму себя?.. Да очень просто. Нет, не просто, конечно, но все же… незамысловато. А именно: личинка висит себе, висит, никого не трогает, и лишь изредка, будто спросонья, зажигает бледно-голубой огонек на кончике брюшка – там, где впоследствии у нее разовьются органы, ответственные за размножение. Мерцание это выглядит очень красиво, и так думаем не только мы, но и мотыльки-вампиры, что, ни разу в жизни не побывав снаружи, тем не менее, испытывают неодолимую, свойственную почти всем живым организмам тягу к свету – наследие своих наземных предков, и, тут же забывая о приготовлениях к брачным танцам, летит на огонек… пока не оказывается достаточно близко, чтобы подвешенная в плотной «люльке» личинка учуяла ее присутствие и с невероятной точностью не выстрелила ниткой слюны. Как она находит бабочку в кромешной тьме – загадка, на которую, возможно, никто и никогда не даст ответ, однако еще не бывало случая, чтобы личинка выстрелила мимо. Иногда даже бывает, что единственный мотылек оказывается «на крючке» у двух личинок разом, после чего начинается игра в «тяни-толкай», пока одна из нитей слюны не порвется… или личинка, сорвавшись, не упадет вниз. Вполне возможно, что и с мотыльком, и с личинкой-конкуренткой, после чего им остается лишь стать кормом для копошащихся на дне хищников, которые, не задумываясь сожрут всю троицу в один присест. Впрочем, на численности популяции такие казусы почти не сказываются – благо, личинок на потолке сидит много, а мотыльков роится еще больше, так что около половины вылупившихся маленьких слюнтяев доживут до зрелости и отправятся странствовать по пещерам. Может, их занесет к устью, и они станут охотиться на маленьких арахноидов и детенышей светошеек, а может, им повезет меньше, и яростные сородичи вытеснят их дальше во тьму, туда, где живут настоящие отщепенцы пещерного мира – обитатели подземных рек.

Ну да, эта. Вот так она и называется – слепорыба прозрачная, или 

. Пожалуй, единственный на всю планету вид рыб, что умудрился заселить наземные пещеры, отказавшись от кормных рек наверху в пользу тишины, спокойствия и полного отсутствия конкурентов – ибо какой еще безумец полезет в такую бедную пищей воду?! Специфическое место обитания отразилось на облике рыбы коренным образом: соответствуя названию, она совершенно слепа – нет даже привычных углублений на тех местах, где когда-то были глаза, что свидетельствует о более чем солидном опыте жизни в полной темноте – а ее шкура утратила все изначальные цвета, большую часть панциря и фотофоров, поэтому сквозь полупрозрачную кожу можно хорошо разглядеть внутренности, больше похожие на комок перепутанных черно-белесых веревочек. Самка слепорыбы не передвигается, удерживаясь на одном месте благодаря цепким, похожим на щупы плавникам, которыми она обхватывает крупные камни, не давая сносить себя течению, поэтому хвост у нее очень слабый и скорее напоминает небольшую лопаточку, которой, когда приходит время для размножения, она прилепляет свои клейкие икринки ко дну реки. Там они и оплодотворяются самцом – очень, очень необычно выглядящим существом, больше похожим на пузатого червячка, которое всю жизнь проводит, присосавшись к телу своей самки. Когда же та, выметав икру, погибает, он, естественно, отправляется за ней, тем самым освобождая эту реку для будущих поколений. Вылупившихся мальков – сначала вылупляются самки, и лишь спустя несколько месяцев их подвиг повторяют самцы – конечно, почти тут же уносит течением, однако в какой-то момент детеныш «выстреливает» изо рта длинной лентой слизи, оставшейся после пребывания в икринке, которая, подобно якорьку, прикрепляется ко дну и позволяет молодой слепорыбке занять место, где, возможно, она проведет почти всю оставшуюся жизнь. Эти животные непривередливы в еде и питаются всем, что приносит с верховий река, вылавливая кусочки пищи второй парой плавников, преобразованной в «сеточку», которая подобно рыбацкой снасти перекрывает часть русла. Любая мелочь, вплоть до бактерий, оседает на этих плавниках и переваривается особыми, «хищными» клетками, откуда питательные вещества уже доставляются по всему организму. Частично в пищеварительном процессе замешаны и жабры – довольно объемные, ведь кислорода в пещерной воде не так уж много – что тщательно фильтруют всю проходящую через них воду, поэтому для желудка в этом странном организме просто не осталось места, и у взрослых особей он атрофируется… а уж если слепорыбе «повезет» поймать кого-нибудь покрупнее, то, скорее всего, она просто перепугается до смерти, а то и сорвется с обжитого местечка… после чего ее судьбе можно не завидовать – либо ее вышвырнет на берег, либо река унесет беспомощную тушку на поверхность…

…Либо бесхозное мясцо оприходует кто-нибудь зубастый.

Ну вот, пожалуйста. Знакомьтесь. 

, то бишь «рыболов бережливый»… ка-а-ак, вы не видите рыболова? А он есть! Ибо если есть добыча – найдется и едок, так что в каждой пещере, где есть река, а в реке есть слепорыбы, почти обязательно найдется тот, кому по вкусу эти животинки – а именно следующий герой нашего рассказа. Рыболов напоминает огромное полупрозрачное членистоногое, что-то среднее между богомолом и скорпионом, которое медленно бродит по каменистому дну, всю свою жизнь посвящая обновлению и укреплению своей огромной сети, построенной из смеси шелка, слюны и особого кератиноподобного вещества, вырабатываемого железами у основания жвал. Эта сеть может быть поистине гигантской, ведь рыболов устраивает ее ближе к устью пещерной реки, где течение не столь быстрое, а «улов» более-менее солиден, и в течение пары недель, пока идет нерест и, соответственно, массовая гибель слепорыб, охотник неустанно обновляет и проверяет свою снасть, стаскивая все более-менее съедобное в свою пещерку. Большая часть нажитого становится содержимым его желудка почти на целый год, а вот одна-две рыбины могут удостоиться особой «чести» стать яслями для подрастающего молодняка – самка откладывает по одному яйцу в каждый трупик, после чего вылупившиеся личинки оказываются на первое время обеспечены и кормом, и домом, и уютом. Таким образом, чем солиднее улов в этом году, тем большее количество яиц может отложить рыболов, которому, в отличие от многих собратьев, нет нужды ежегодно требовать внимания самцов – единожды спарившись еще в юности, самка обеспечивает себя семенем на всю оставшуюся жизнь, а самцы, обычно совсем маленькие и слабые, погибают, так что основная часть популяции представлена исключительно женским полом, и малочисленна даже при идеальных условиях существования. После «рыбного сезона» рыболов укрывается в норке, где впадает в оцепенение, и весь год живет лишь за счет накопленных запасов, просыпаясь за несколько дней до очередного нереста – как раз хватает времени, чтобы обновить сеть (она, в общем-то, мало изнашивается, так что ему остается лишь заделать бреши) и вновь начать сбор «урожая». Впрочем, несмотря на скуку и однообразие, рыболова такая жизнь, судя по всему, совершенно устраивает, и он отличается редким долгожительством – во всяком случае, не так давно была случайно выловлена уже мертвая особь, которой лишь по приблизительным оценкам стукнуло двадцать с небольшим, и ученые в голос утверждали, что этот рыболов сравнительно молод и мог бы прожить, по меньшей мере, еще с десяток лет!

Что его погубило? Да кто ж узнает… Мир пещер и на Земле остается одним из наиболее странных и неизведанных – что уж говорить о Пандоре, где мощнейшее магнитное излучение ядра планеты заставляет даже самых стойких шахтеров жаловаться на бесконечные головные боли и потерю памяти, где любая электроника, кроме самой простой, тут же выходит из строя, а неспокойная тектоническая обстановка рискует обвалить каменные потолки на головы исследователям?..

Этот мир загадочен настолько, что нам даже сложно представить само его существование на вечно светлой, объятой живым пламенем Пандоре, а царящий в нем беспроглядный мрак надежно хранит свои тайны…

И вполне возможно, что нам никогда и не суждено будет узнать, что же на самом деле ждет нас там, в темноте.

Ссылка на исходную публикацию - https://ficbook.net/readfic/1281582

Часть 1

Аннаэйра

Это история о подземной Пандоре. О мире, в который не проникает солнечный свет, в котором не найдешь и капли покоя - вся жизнь здесь постоянно блуждает по лезвию бритвы, и каждый вздох может стать последним, каждое движение - привести к гибели.
В этом мире нет места состраданию... но все же даже здесь нашлось место красоте.
Это - пещеры.

Там, в темноте

Комментарии (0)