Черт.  Теперь вы сделали это.

  Конечно, можно было продолжать бежать, но Рэтчет все равно поймает тебя.  Честно говоря, вы не знали, почему он беспокоится. 

Когда вы только прибыли, вы были особенно тихим.  Да, вы пытались иногда завязать вежливый разговор, но вам так и не удалось сблизиться ни с одним из ботов, несмотря на ваши отчаянные попытки найти тему для беседы.  Вы чувствовали себя в невероятной изоляции, говоря себе, что только вы сами виноваты в том, что не можете нормально общаться, что оказались на плато, которое шатко держится на бессмысленных светских беседах.  Единственным ботом, которому молчание не доставляло неудобств, был Рэтчет.  Он неодобрительно хмыкнул, когда вы робко спросили, можно ли понаблюдать за его работой, и, хотя он никогда бы в этом не признался, его впечатлило, что вы спокойно просидели с ним всю его смену. 

На следующий день вы снова пришли. 

Сначала вы просто подумали, что ему все равно, есть вы там или нет.  Но после того как он прикрикнул на нескольких ботов, чтобы те перестали его отвлекать и убрались из медблока, вас поразило, что он ни разу не попросил вас уйти.  Постепенно вы поняли, что на самом деле он не возражал против вашего присутствия. 

Он был грубоват и, казалось, не знал, как с вами разговаривать, но отвечал на ваши вопросы подробно и с удивительным терпением.  Вы поняли, что к вам особое отношение, только когда Оптимус остановил вас по дороге в комнату.  "Рэтчет кажется более уравновешенным в эти дни".

"О?" - вежливо отвечаете вы, обрадованный услышанным, но не понимая, какое отношение это имеет к вам.  "Как же так?"

Оптимус смотрит на вас со знанием дела.   

"Я думаю, что именно ваша компания помогает ему успокоиться".

Вы делаете двойную попытку.  "Я? Но мне не... мне нечем помочь".

Оптимус оглядывается по сторонам и, убедившись, что никто не может войти и подслушать вас двоих, опускается на колени, чтобы обратиться к вам должным образом.  Взгляд в его оптику говорит о том, что он собирается начать какую-то вдохновляющую речь, и вы подходите ближе, чтобы послушать.

"Иногда, - торжественно произносит он, - дружба выковывается в тишине, когда оба довольны существованием друг друга.  Добровольную дружбу не заслужить одной лишь компетентностью".  Он секунду изучает вас, чтобы убедиться, что вы услышали его слова.  "Возможно, вы не осознаете, какими качествами обладаете, но я уверяю вас, что Рэтчет ценит, когда вы рядом с ним".

Он отступает назад, оценивающе кивает вам, а затем снова поднимается во весь рост.  "Мне нужно закончить отчет.  Увидимся вечером". 

Вы смотрите, как Оптимус уходит, и каждый его шаг откликается на его властную поступь.  У вас голова идет кругом.  Его слова прозвучали мудро.  Если бы только вы понимали, что это значит. 

Встряхнув головой, вы возвращаетесь в настоящее и тут же застонав от воспоминания об отрывистом сообщении Рэтчета на одолженном у вас датападе. 

Могли бы вы притвориться, что не видели его?

  Но Рэтчет почти не покидал базу в эти дни, и это был лишь вопрос времени, когда вам придется его увидеть.  

пытаетесь вы себя успокоить, - 

это даже не связано с тем, о чем вы думаете.  

Вы быстро одергиваете рукав и морщитесь, видя, как опухли порезы.  Бедро тоже болит от свежей боли, и вы не можете представить, что оно выглядит намного лучше. 

Быстро опустив рукав, вы с неохотой решаете пойти в медблок и выяснить раз и навсегда, для чего Рэтчет хочет вас видеть.  Ведь он так и не сказал, зачем ему нужно с вами поговорить.  

Может, вы что-то забыли в медблоке или он хочет вам что-то показать? 

 Вы берете себя в руки, чувствуя себя чуть увереннее, и распахиваете дверь. 

У вас сразу же замирает сердце.

Рэтчет стоит прямо перед вашей дверью в своем массовом перемещенном размере, аптечка лежит на земле возле его педалей.  Его руки скрещены, а на лицевой пластине выгравировано угрюмое выражение.

Вы замираете, все рациональные мысли внезапно исчезают из вашего мозга. 

"Точно", - огрызается Рэтчет. Он звучит резко, но в его голосе звучит беспокойство. "Я не знаю, чего ты избегаешь, но ты, как никто другой, должен знать, что нельзя прятаться, когда ты ранен. Позвольте мне взглянуть".

Ваши глаза расширяются.

"Э-э," - заикаешься ты.  "Я действительно в порядке, честно... Тебе не нужно было проделывать весь этот путь, я знаю, что ты занят..."

"Тогда не заставляй меня преследовать тебя", - перебивает он.  Вы отшатываетесь, чувствуя себя виноватой за то, что доставили неприятности. 

Рэтчет вздыхает и разжимает руки, когда видит выражение вашего лица.  "Я не слишком занят, чтобы заботиться о тебе", - бормочет он.  "Но я не смогу помочь, если ты не покажешь мне.  Пойдем".

Он наклоняется, чтобы взять аптечку, и приглашает вас обратно в комнату, и ваши глаза расширяются, когда вы понимаете, что он следует за вами.  Благодаря своему росту и широкой фигуре он занимает много места, возвышаясь над вами и выжидательно глядя на вас.  Он явно не собирается принимать отказ.

  В последней попытке спастись вы молитесь о том, чтобы он не узнал, что эти порезы нанесены им самим.  Вы не можете представить, что кто-то еще не объяснил ботам этот аспект человеческого поведения. 

Вы медленно закатываете рукав и вытягиваете руку, стыдливо опустив взгляд.  Рэтчет поднимает свои оптические гребни, не делая ни малейшего движения.  "Это еще не все".

Ваше дыхание сбивается.  "Откуда ты знаешь?" Вы не можете удержаться от вопроса. 

Он фыркнул.  "То, что у нас нет человеческих носов, не означает, что мы не можем чувствовать запахи, знаешь ли.  Человеческая кровь пахнет очень отчетливо". 

Вы уставились на него, разинув рот.  Вы никогда бы не подумали, что он обнаружит вас с таким тонким обонянием.  "Но..."

Настала очередь Рэтчета выглядеть слегка смущенным, он снова скрещивает руки.  "Кроме того, я тебя просканировал".

"Вы были ранены", - защищается он.  "По-моему, это достаточная причина, чтобы проверить вас.  Теперь ты покажешь мне остальное?"

"Но мне нужно снять штаны".

Рэтчет выглядит раздраженным.  "Тогда снимай штаны.  Я медик, ради всего святого.  Нет ничего такого, чего бы я не видел".

  Он еще ничего не говорил о порезах на вашей руке, и вы надеетесь, что он не осознает значимость этих ран с первого взгляда.  Неохотно вы стягиваете штаны. 

Рэтчет кивает и жестом показывает, чтобы вы запрыгивали на кровать, а сам опускается на колени и открывает аптечку.

Вы благодарны ему за то, что он не сделал ни одного язвительного комментария.  Как бы вам ни нравилась его язвительность, вы не уверены, что сможете выдержать ее сейчас. 

"Давайте сначала начнем с этих. Он стоит перед вами на коленях, разглядывая красные порезы, испещряющие ваше бедро.  "Как ты вообще их получила?"

А.  Вопрос на миллион долларов.

  Честно говоря, вы удивились, что он до сих пор не прозвучал. 

Вы едва удерживаетесь от того, чтобы не скривиться, как только эти слова вылетают из ваших уст.  Рэтчет останавливает свое занятие и недоверчиво смотрит на вас.  Вы оба знаете, что это невероятно убогое оправдание, но ваш напряженный мозг не может придумать ничего лучше.  Вы скрещиваете пальцы и надеетесь, что он не станет настаивать на своем, но в глубине души вы уже знаете, что он ни за что не оставит это просто так. 

"Правда, я мало что знаю о вас, органиках, - хмыкает он, - но даже я могу сказать, что вы не споткнулись".  Видно, что он расстроен вашей уклончивостью, но вы не можете придумать, что сказать, чтобы успокоить его, кроме правды.

Поэтому вы ничего не говорите и молча наблюдаете, как он ловко смачивает ватный диск спиртом. 

 "У нас здесь есть вполне способный медик, знаете ли. Почему вы мне не сказали?" Он звучит странно раненным, и вам больно это слышать, но вы даже не знаете, с чего начать. Вам не нравится, что вы притворяетесь отстраненной, но это единственное, что удерживает вас от того, чтобы не разрыдаться прямо здесь и сейчас. "Зачем мне говорить тебе?"

Рэтчет отступает назад, оптические гребни подняты в недоумении. "О чем это ты говоришь?"

И тогда вы понимаете. Он действительно не знает, что ваши раны нанесены им самим.  Вы резко вдыхаете, размышляя, есть ли в конце концов выход из этой ситуации, но уже секунду колеблетесь.

К сожалению, Рэтчет очень опытен в своей области и слишком умен для своего собственного блага.  Ваше молчание только подтверждает, что ваши травмы не так просты, как кажется.

Он уже некоторое время смотрит на ваше бедро, подозрительно оглядывая покрасневшие порезы.

 "Эти раны... очень чистые". 

Когда он смотрит на вас, кажется, что он видит вас насквозь.  Вы прикусываете губу и молчите. 

Его оптика сужается.  Он подходит ближе и кладет теплый сервопривод на ваше колено, снова прищуриваясь на порезы. 

"Покажите мне руку", - требует он.  Вы побежденно подчиняетесь.  Он стремительно приближается к истине, и все, что вы сейчас сделаете, лишь углубит яму, в которую вы уже залезли. 

Однако нежность, с которой он перебирает ваши руки, не соответствует его суровому тону.  Рэтчет осторожно проводит пальцем по чувствительной коже вашей руки, аккуратно обходя покрасневшие раны.

Он наклоняет шлем, как бы оценивая угол пореза.  Вы задерживаете дыхание, пристально наблюдая за его лицевой панелью, и клянетесь, что можете точно определить момент, когда она попадет в него.

Оптика Рэтчета смотрит вам в лицо, грозно и требовательно. 

"Что... это... это ты сделал?"

Его взгляд напряжен, голос суров и недоверчив - но под гневом скрывается страх. 

Вы не можете посмотреть ему в оптику, склоняете голову и побежденно смотрите на свои колени.  Ваши сгорбленные плечи говорят ему все, что ему нужно знать. 

"Фраг", - ругается он под нос, и вы чувствуете, как его пальцы слегка сжимаются на вашей руке.  Боясь разозлить его еще больше, вы не решаетесь ничего сказать.  Да и что вообще можно было сказать в этот момент? 

Разумеется, это не осталось незамеченным и Рэтчетом.  Он вздыхает, и вдруг сервопривод берет вас за щеку, осторожно наклоняя лицо вверх.  Вместо ожидаемого гнева и отвращения Рэтчет смотрит на вас с таким душераздирающим выражением, что вам приходится с трудом сглатывать, борясь со слезами, которые грозят захлестнуть вас в любую секунду. 

"Свитспарк, я не сержусь". Тембр его голоса низкий и успокаивающий, что немного умиротворяет вас.  Вы неосознанно прижимаетесь к его теплому сервоприводу, стремясь получить любую унцию комфорта.  Он отслеживает движение своей яркой оптикой и бесшумно проводит пальцем по вашей щеке.  Вы вдруг понимаете, что плачете.

"Давай сначала приведем тебя в порядок".

Он отстраняется, чтобы снова взять в руки пропитанный спиртом блокнот, и вам становится не хватать его прикосновений.  Его голос, по-прежнему ровный и успокаивающий, вырывает вас из раздумий. 

"Будет немного больно, милая Искорка.  Я буду настолько нежен, насколько смогу".

Жжет, и вы шипите сквозь зубы, чувствуя жжение от спирта, но Рэтчет, верный своему слову, очищает ваши порезы с предельной осторожностью, на его лице - выражение напряженной сосредоточенности.  Вы наклоняете голову и молча наблюдаете за его работой.  Вам всегда нравилось наблюдать за тем, как Рэтчет работает в своей стихии: спасательные инструменты в его проворных пальцах действуют как по волшебству, каждое его движение ловко и точно.  Находиться под его присмотром, когда все его внимание направлено на вас, - это было ошеломляюще и в то же время успокаивающе. 

Несмотря на свою массу, Рэтчет все еще возвышался над вами, и, несмотря на то, что стоял на коленях, он был практически лицом к лицу с вами.  Кому-то может быть страшно находиться рядом с ним, но вы чувствовали себя в безопасности и под защитой.  Несмотря на его боевые возможности, его руки легки и нежны, когда он работает, сосредоточившись на том, чтобы обеспечить вам должный уход.

Вскоре Рэтчет уже подлатал вас.  Наблюдая за тем, как он аккуратно укладывает аптечку, вы ощущаете, как вам не хватает тихой близости, когда о вас заботятся. 

"Спасибо, - пробормотали вы.  Рэтчет защелкивает защелки комплекта на место и поднимается, но, к вашему удивлению, не сразу уходит.  Вместо этого кровать опускается, когда он устраивается рядом с вами. 

Вы прижимаете колени к груди, не забывая о свежих бинтах на теле. 

Рэтчет первым нарушает молчание. 

"Все ли органические продукты делают это?"

"Нет", - говорите вы.  Это короткий ответ, но вы еще не уверены, что ваш голос останется ровным.  К счастью, Рэтчет не давит на вас и лишь негромко хмыкает в ответ. 

"Тогда зачем ты причиняешь себе такой вред?"

Вы медленно выдыхаете.  С годами вы перестали понимать, что именно заставило вас прибегнуть к самоповреждению в качестве друга.  Временами это больше походило на привычку, честно говоря, и иногда вы брали в руки нож, несмотря на совершенно обычный день.  Однако всех их объединяло то, что это было как бальзам на больное сердце.  Оно расслабляло, успокаивало, помогало удержаться на плаву в переполнявших вас волнах эмоций.  Однако сказать об этом просто, чтобы не показалось, что вы сошли с ума, было невозможно.  Рэтчет все еще наблюдал за вами, ожидая вашего ответа.  Он говорил ровно, с нехарактерным для него терпеливым выражением лица, но по тому, как он сжимал край матраса, можно было понять, что он волнуется.

"Приятное ощущение", - нерешительно отвечаете вы и спешите уточнить, когда видите, что его глаза расширились, а простыни сдвинулись под вами от того, как сильно он вцепился в кровать.  "Я не знаю, как это объяснить, правда.  Боль... успокаивает, в каком-то смысле.  Такое ощущение, что я парю.  Кровь, головокружение... Когда мне плохо, я чувствую, что это моя вина и мне нужно выместить ее на себе.  Физическая боль отвлекает меня.  В такие моменты я готова на все, лишь бы сбежать". 

Вы бросаете взгляд на Рэтчета, размышляя, не разрушили ли вы за один день тесную связь между вами, но он лишь задумчиво слушает вас.  И все же вас осеняет, насколько безумным вы кажетесь постороннему человеку.  Вы сжимаетесь в комок. 

 "Простите".  Голос у вас тоненький.  Бот рядом с вами сражался тысячелетиями, и ему ни разу не пришло в голову сбежать от своих обязанностей, каким бы тяжелым ни было бремя.  "Я знаю, что это звучит невероятно плаксиво.  От каких крошечных земных проблем мне нужно бежать, верно?" 

Вы спрыгиваете с кровати с излишним энтузиазмом.  "Теперь я в порядке, Рэтчет.  Спасибо, что зашел, я знаю, что ты был очень занят раньше".  Однако Рэтчет не делает никаких движений, чтобы встать, игнорируя вашу попытку закончить разговор. 

Вы украдкой бросаете на него взгляд, и он погружается в раздумья, оптические гребни нахмурены.  Клянусь, вы слышите, как жужжит его процессор.  "Сравнивать человеческие заботы с автоботскими - несправедливо", - прямо говорит он.  Вы вздрагиваете, когда он переходит прямо к сути вопроса.  Однако это его не останавливает.  "Если одна проблема масштабнее другой... это не значит, что ваши проблемы не существуют.  Их все равно нужно решать, как и любые другие".

Вы никогда не видели Рэтчета таким.  Обычно он крикливый и ворчливый, всегда находит, над чем поворчать, у него не хватает ни характера, ни терпения из-за постоянной усталости.  Но здесь он нашел время, чтобы убедиться, что с вами все в порядке, и смотрит на вас с искренней заботой.  Раньше вы даже не подозревали о существовании этой его стороны. 

"Кроме того, твои заботы - это и мои заботы тоже".

Вы правильно расслышали?  Вы поднимаете голову, чтобы посмотреть на него, но он в свою очередь смущенно отводит взгляд, пытаясь скрыть легкий румянец энергона на лицевой пластине полусерьезным хмурым выражением. 

Рэтчет кашляет.  "В любом случае, - сурово говорит он, - прибегать к таким механизмам преодоления последствий вредно для здоровья любого вида.  Больше так не делай, слышишь меня?"

Боже, вы так хотите встретить его на полпути, угодить ему, пообещать, что больше никогда не причините себе вреда.  Но вы знаете, что это невозможно. 

"Я не могу", - тихо говорите вы, злясь на себя.

Рэтчет вздыхает, а вы готовитесь к его неизбежному разочарованию в вас. 

Однако она так и не наступает. 

"Мне... мне не нравится видеть, как тебе больно", - говорит Рэтчет.  Его уязвимость сбивает вас с толку, и вы замираете.  Вас вдруг осеняет, что ему тоже тяжело, потому что по неизвестным вам причинам Рэтчету не все равно. 

"Попробуйте, - пробормотал он.  Его голос тихий, серьезный.  "На этот раз я буду с тобой". 

Попытка - это меньшее, что ты можешь сделать.  Если не для себя, то для Рэтчета. 

"Хорошо", - шепчешь ты.  "Хорошо". 

Рэтчет наконец-то поднимает глаза, чтобы встретиться с вами взглядом, и его оптика становится теплой. 

Вы подчиняетесь и с удивлением обнаруживаете, что попали в редкие, но уютные объятия.  Его шасси теплое, и вы слышите успокаивающий треск его искры.  Голос Рэтчета нежно звучит в вашем ухе, когда вы прижимаетесь щекой к металлу.  "Я никогда не буду слишком занят для тебя, понятно?"

В кои-то веки у вас появилась надежда, когда рядом с вами Рэтчет.  Вы улыбаетесь.

Наставник Рэтчет и читатель, занимающийся самовредительством. После рецидива вы пытаетесь скрыть свой вред от ботов, но Рэтчет узнает об этом и помогает вам.

Тепло холодного металла

Комментарии (1)