Нетейам с нетерпением ждет окончания тренировки. Из-за припекающего солнца и влажного парящего воздуха двигаться совсем не хочется. Ему больше по душе прятаться где-то в тени, купаться в прохладной реке и не двигаться до самого заката, но у него, как у будущего Оло’эйктана,

 много забот и обязанностей и совсем нет времени на отдых и праздные шатания. Пока Ло’аку все спускается с рук, разрешается беззаботно проживать свое детство, он обязан всюду следовать за отцом, выполнять поручения и без устали готовиться принять самую ответственную и сложную роль в своей жизни.

Задумавшись, он не успевает уклониться от отцовского кулака и получает по лицу. Нетейам падает на землю, не удержав равновесия, прижимает ладонь к саднящей щеке, слизывает выступившую из трещинки на губе кровь и поднимает взгляд на отца. Рельефные напряженные мышцы блестят от солнечного света, а по недовольству, мелькнувшему в глазах, сразу становится понятно, что тренировка затянется еще на час. Но, как обычно, его спасает мать: Нейтири выступает из-за дерева, двигается по земле легкой поступью и встает за спиной отца. Как только ее ладони касаются его плеч, мягко оглаживая, отец превращается в другого человека: напряжение отпускает его, и он становится мягким и податливым, словно глина.

— Мой Джейк, на сегодня уже хватит, — мать не просит и не спрашивает, в ее ласковом тоне сквозит твердость. — Твоего внимания требуют и другие дети. Ло’ак выслеживал стаю нантангов,

 а они разрушили несколько навесов и сожрали почти все мясо.

Отец громко ругается. Но одного взгляда матери хватает, чтобы успокоить его. Нетейам думает, будет ли он таким же послушным в руках любимой женщины или сможет сохранить остатки разума. Подобное влияние кажется пугающим, но отец не выглядит несчастным. Он смотрит на мать влюбленными глазами даже спустя столько лет, обращается с ней нежно, как с цветком, хотя ни у кого в здравом уме язык не повернется назвать Нейтири хрупкой. Их отношения по сей день служат примером крепкого любящего союза и образцом для подражания как для собственных детей, так и для других членов общины. Нетейам знает, что не захочет скреплять союз с кем-то перед ликом Эйвы, если у него не будет таких же отношений, как у родителей.

— На сегодня закончили, — командует отец, наконец обратив на него внимание. — Можешь идти, но будь дома до ночи, иначе будешь убирать за лютоконями неделю.

Нетейам кивает, благодарно кивает матери и спешит убраться с глаз отца, пока тот не передумал. Он бежит не раздумывая, перепрыгивает через корни, торчащие из земли, цепляется за ветки и даже сам не замечает, как оказывается в своем укромном месте, где его не найдет ни отец, ни Ло’ак, ни Кири с Пауком. Уединенная полянка возле небольшой речки, скрытая от посторонних глаз буйной растительностью принадлежит только ему. Он приходит сюда каждый раз, когда расстраивается из-за грубости и требований отца, когда давление чужих ожиданий становится настолько велико, что становится трудно дышать, когда ему хочется побыть наедине со своими мыслями или провести немного времени со своей девушкой, пока не настанет время возвращаться и снова быть самым ответственным ребенком в семье. Его сердце пропускает удар, когда он замечает сидящую на берегу Эннари.

Густые черные волосы мягкой завесой лежат на плечах. Синяя кожа с яркими крапинками и витиеватыми узорами блестит от пота. Кисточка хвоста нетерпеливо мельтешит по траве. Эннари ловким пальцами перебирает разноцветные камушки, перекладывает их в незатейливые непонятные узоры, а после вновь разбирает и складывает во что-то новое. Нетейам позволяет себе еще пару мгновений полюбоваться ее сосредоточенным лицом, кончиком языка, мелькающим между разомкнутых губ, и складочкой над переносицей, а после выходит из тени. Эннари тут же оборачивается, забавно дернув ушами, бросает свое занятие и улыбается ему кривой теплой улыбкой. Прямо сейчас Эннари напоминает ему мать: она неловкая в проявлении собственных чувств, слишком резкая и порывистая, немного жесткая, но абсолютно искренняя в своих душевных порывах.

У отца ушли многие годы и огромное количество любви и нерастраченной нежности, чтобы явить миру добрую и чувствительную сторону матери. Нетейам хочет верить, что у него хватит времени и сил, чтобы убедить Эннари в серьезности своих намерений и доверить ему нежное беззащитное сердце. Нетейам улыбается в ответ, чувствуя, как горят от румянца щеки, и садится рядом. Он берет протянутую руку Эннари, подносит к губам и оставляет поцелуй на тыльной стороне ладони. Эннари смущенно опускает глаза на колени и поджимает губы, пряча неловкую улыбку, и от этого в животе сладко тянет. Нетейам невероятно горд быть причиной смущения чересчур серьезной Эннари. Сколько Нетейам себя помнит, она всегда была такой. Они знакомы с самого детства, и он точно может сказать, что он единственный, кто способен так сильно влиять на нее.

После победы над небесными людьми многие на’ви были слишком слабы или серьезно ранены, чтобы возвращаться в селения родных кланов. Многочисленных погибших похоронили у корней Дерева-Дома, а Джейк Салли, Оло’эйктан племени Оматикайя, гостеприимно предложил всем пострадавшим остаться до полного восстановления. Для устранения разрушений, вызванных войной, требовалась полная отдача от каждого человека: все работали сообща, чтобы вернуть общему дому прежний облик. После многочисленных потерь даже детям поручалась посильная работа, чтобы как можно скорее избавиться от болезненного напоминания о пребывании на их земле жестоких захватчиков.

В числе пострадавших были Икейни, вождь клана Тайрангов, со своим мужем Тсентейем, которого подстрелили в полете. Его икран

 погиб, а Тсентей вылетел из седла и при падении сломал руку и несколько ребер. Он был слишком слаб для полета и не пережил бы транспортировку, поэтому они с женой были вынуждены остаться. Восстановление Тсентейя шло слишком долго и пришло немало времени прежде, чем он смог приручить нового икрана и летать самостоятельно. А когда настало время возвращаться в родной клан, Икейни обнаружила, что носит ребенка, их с мужем первенца.

Они улетели, а через год вернулись, представляя своему близкому другу Торуку Макто и его семье свою дочь, Эннари. В то время у молодой семьи Джейка и Нейтири совсем недавно родился их первый сын. Отец часто рассказывал Нетейаму эту историю, представляя встречу двух кричащих извивающихся младенцев не иначе как величайшее благословение Эйвы. Молодые родители просидели у костра всю ночь, разговаривая и смеясь, рассказывая друг другу о произошедших за год изменениях, а утром распрощались до следующей встречи. Тогда и появилась замечательная традиция: каждый год в один и тот же день, когда летние теплые ветра менялись на прохладные и сильные, они встречались семьями и беззаботно проводили время вместе.

И пока родители разговаривали обо всяких скучных взрослых глупостях, Нетейам и Эннари были предоставлены сами себе. С тех времен, когда им доверяли настолько, чтобы отпускать бродить по округ самостоятельно, Нетейам брал Эннари на экскурсии, показывал интересности, которые нашел за год их разлуки, водил по тайным тропам; они купались в речках, прыгали с ветки на ветку, соревнуясь, пугали нантангов, а потом убегали. Однажды Нетейам даже отвел ее к Древу Голосов и пообещал, что когда-то именно здесь сделает Эннари своей парой. Им тогда едва исполнилось десять, и Эннари скривилась, словно съела что-то кислое, а Нетейам все равно посчитал ее очень красивой. Он повторял это каждый год, приводя ее в священное место, а Эннари кривилась, закатывая на его предложения глаза каждый раз, но никогда не отвечала отказом, что не могло не радовать.

Нетейам считал ее красивой, даже когда она измазывалась в грязи, когда дралась с Ло’аком и пихала ему в рот червей, когда взмокшая от пота карабкалась по дереву, выслеживая добычу. Уже тогда девчонки не сводили с него глаз, но он всегда ждал свою грубую и непреклонную Эннари.

Когда им было двенадцать, Эннари прилетела вместе со своими родителями на собственном икране, оседлав его одной из первых среди юных охотников. Он гордился ей, так обрадовался, что сжал в крепких объятиях и с удивлением обнаружил, что она больше не отталкивает его. Эннари только немного отстранилась, облизала губы и снова прижалась к нему, пряча лицо между шеей и плечом от любопытных глаз их семей. Когда они остались наедине, избавившись от назойливых братьев и сестер, Эннари впервые взяла его за руку, переплетя пальцы. Тогда его сердце, полное и готовое взорваться от переполняющих чувств, взволнованно заколотилось, колени подкосились, а ладони вспотели, но Нетейам был счастлив. И с ужасом думал о том, что завтра утром снова расстанется с ней на год. Не мог не думать и о том, что в ее родном клане мальчишки увивались за ней, не давая проходу, и какой-нибудь выдающийся охотник уже был уготован ей в пару.

В тринадцать она впервые поцеловала его — неумело, скованно и невероятно сладко. Он думал, что немедленно сойдет с ума, если она прекратит прижиматься к нему, двигать губами и гладить его лицо. Когда губы занемели, Нетейам отстранился и пылко, едва успевая дышать, сказал, что сделает ее своей парой немедленно. Эннари глянула на него большими грустными глазами, опустила взгляд и поджала губы. Все внутри него рухнуло, разом опустело и заныло. Он представил, как она говорит о том, что предназначена другому, и постарался подготовиться к этому.

— Это пройдет, — на ломанном английском сказала Энарри. В ее голосе он ясно слышал горечь и неясную тоску. — Ты найдешь женщину в своем племени и будешь счастлив. Ты достоин большего, чем ждать меня.

Нетейам фыркнул и вновь прижался губами к ее губам, затыкая дальнейший поток возмутительных глупостей. А когда отстранился, то пообещал, что будет ждать ее вечно и обязательно сделает своей. Эннари улыбнулась своей очаровательной улыбкой, прижалась к его лбу своим и пообещала, что всегда будет к нему возвращаться.

А в его четырнадцатый день рожденья она прилетела уже навсегда. Она спрыгнула со своего икрана, бросилась к нему объятия и так бы осталась, если бы не Джейк, оттащивший их друг от друга под хихиканье Нейтири. Они, как и каждый год до этого, посидели вместе с семьями у костра за трапезой, а после потихоньку улизнули под возбужденное перешептывание Ло’ака и Кири. Как и каждый год до этого, Нетейам отвел ее в любимое тайное местечко, где никто не мог найти его, подарил все украшения, которые долгими вечерами не без помощи мамы плел с надеждой подарить при встрече, разноцветные камушки, самые красивые и яркие перья для ее будущих стрел. Когда Эннари закончила рассматривать подарки и спрятала их в сумку, Нетейам задал вопрос, который волновал его весь день:

— Ты правда остаешься?

Он так обрадовался, не веря собственному счастью. Он мечтал об этом с двенадцати лет: свободно быть рядом с Энарри каждый день, бегать с ней по лесу, который она сможет назвать своим, охотиться, называть ее своей парой. Но вместе со всеобъемлющим счастьем пришел и страх: черный, разъедающий и горький. Он боялся, что это чья-то дурацкая шутка, насмешка Эйвы, которая подарила ему надежду, чтобы в самый неподходящий момент, когда он меньше всего будет ждать подлости, отнять ее. И тогда он услышал смех: легкий, искрящийся и звонкий, как ручей. Эннари обхватила его лицо ладонями, подняла, заставив посмотреть в глаза, и сказала:

— Я останусь, пока ты меня не прогонишь. Больше всего на свете я хочу остаться здесь с тобой и быть твоей, но только если ты хочешь этого также сильно, как и я.

Разве мог он желать чего-то еще! Нетейам торопливо кивнул и, подавшись вперед, прижился в поцелуе к губам Эннари. Они целовались, пока губы не онемели и не распухли, а легкие не запекло от нехватки воздуха. А когда пришло время возвращаться в лагерь, Нетейам не отпускал ее руку ни на минуту. Он поклялся, что больше никогда и ни за что не отпустит ее, даже если это будет стоить ему жизни.

Так они и оказались здесь. Нетейам присаживается рядом, берет ее руку в свою и подносит к губам. Он аккуратно целует костяшки, отвлекая острый, как у танатора, взгляд от побитого лица. Но Эннари все равно замечает наливающуюся припухлость щеки, высвобождает ладонь и со всей нежностью касается кончиками пальцев кожи.

— Опять пропустил удары отца? Ты должен быть внимательнее, — мягко журит она.

Нетейам поджимает губы — кожа саднит и пульсирует болью. Должно быть, сегодня ему несказанно везет, потому что Эннари ненавидит видеть его боль. Она рычит и шипит на него за каждую незначительную царапину и шишку, ворчит и обижается из-за пропущенных ударов и безрассудных поступков. Но сегодня она терпеливо молчит, прослеживает взглядом линию шеи и ключиц, опускает глаза к груди и торсу, подмечая парочку новых синяков на ребрах и животе.

— Я в порядке, не нужно беспокоится, — отмахивается Нетейам и вновь берет ее ладонь в свою, прижимая к груди там, где бьется сердце. — Просто задумался.

— Ты не должен отвлекаться. Во время настоящего боя это может стоить тебе жизни.

Нетейам не может сдержать улыбки. Эннари грубая и несдержанная, но ее искренняя настойчивая забота греет сердце, а рычащие нотки в голосе при разговоре на чужом английском языке сводят его с ума. В двенадцать он научил Эннари родному языку своего отца, разделяя с ней эту сакральную частичку его семьи в надежде, что когда-то она станет ее частью. Нет ничего очаровательнее слушать, как она коверкает слова.

Эннари замирает, настороженно дергая ушами. Ее большие настороженные глаза неотрывно следят за ним в поисках подвоха. Но чем больше времени проходит, тем шире улыбается Нетейам. Ему нравится шокировать ее, выбивать почву из-под ног небольшими игривыми выходками.

 — фыркает Эннари, вырвав руку из его пальцев. Она прижимает ее к груди и прячет лицо, занавесившись волосами. Ее неугомонные пальцы вновь возвращаются к камушкам. — Когда-нибудь ты пострадаешь из-за своей невнимательности, а меня не будет рядом, чтобы защитить тебя.

Нетейаму почти стыдно из-за неуверенности в ее голосе. Он привык видеть в ней сильного война, несгибаемого бойца, и частенько забывает про нежное беззащитное нутро, которое она прячет за непробиваемой броней. Стоит только представить Эннари, побитую и покрытую ранами, как сердце пропускает удар и тревожно опускается в желудок. Он почувствовал бы безысходность, злость и разочарование в собственной силе, если бы не смог защитить свою пару. Они не закрепили союз официально, перед лицо Эйвы, но Нетейам не мог представить рядом с собой никого, кроме Эннари. Он и не думал, что Эннари чувствует себя беспомощной и ответственной за его жизнь, но делал для нее то же самое не задумываясь, руководствуясь врожденными инстинктами. Поэтому он придвигается ближе, опускает голову и прижимается губами к худому плечу, оставляя на коже невесомый поцелуй, который говорит о его чувствах больше, чем слова.

— Я буду осторожней, обещаю! — уверяет он. Эннари только фыркает и продолжает выкладывать из камушков башенку. — Но я ничего не смогу поделать с тем, что постоянно думаю о тебе. Ты — первое, о чем я думаю, когда просыпаюсь, и последнее, когда засыпаю; я думаю о тебе на охоте, тренировках и во сне. Ты занимаешь мои мысли постоянно, а моя занятость с отцом нисколько не уменьшает моей тяги быть с тобой каждую минуту.

— Какие сладкие слова! — Нетейам слышит в ее голосе улыбку, несмотря на делано недовольное лицо. Она позволяет целовать себя, скользить пальцами по позвоночнику и краю набедренной повязки. Он ничего не может поделать с обжигающим распирающим чувством в груди, граничащим с бесконечным счастьем. Его хвост обвивается вокруг ее ноги, щекоча кисточкой кожу. — Этими льстивыми речами ты уговорил отца отпустить тебя раньше?

— Напомни поблагодарить Ло’ака за это. Из-за его выходок отцу пришлось отпустить меня.

— Тогда я тоже должна поблагодарить его, — Эннари поворачивает голову, и по расслабленной линии ее рта Нетейам понимает, что он прощен. Ему нестерпимо хочется ее поцеловать. Короткие поцелуи в течение дня нисколько не удовлетворяет внутренний голод, который он чувствует с тех самых пор, когда впервые коснулся ее губ своими. — Если бы я не знала, что ты все время проводишь с отцом, подумала бы, что ты нашел другую.

Нетейам смотрим на нее устало: они обсуждали это сотню раз, но эта тема в последнее время всплывает все чаще. Эннари беспокоится, что его мать и бабушка, действующая Тсахик, выберут ему другую пару из более подходящих на эту роль молодых учениц, которые готовились к этой роли с раннего возраста. Нетейаму не нравится, что даже этот аспект его жизни может за него решить кто-то другой. Именно поэтому он так страстно хочет связать себя с Эннари поскорее, даже если отец и мать против. Когда в последний раз отец поднял щекотливую тему насчет взросления и будущего спаривания в разговоре с ним и Кири, Нетейам сказал, что уже выбрал пару и готов установить тсахейлу

 с Эннари хоть сейчас. Тогда отец сказал, что он еще слишком юн, чтобы выбирать себе пару, так что если поспешит, обязательно пожалеет. Нетейам страшно на него обиделся и не разговаривал с ним целую неделю, демонстративно целуясь и обнимаясь с Эннари на его глазах.

— Пожалуйста, прекрати, — мягко, но настойчиво просит Нетейам, прижимаясь к ее виску лбом. — Ты же знаешь, что я бы прямо сейчас закрепил бы нашу связь перед Великой Матерью, если бы ты мне позволила.

— Даже если бы пришлось ослушаться отца?

Нетейам тяжело вздыхает. Если неповиновение отцу позволит ему всегда быть с Эннари, то он согласен.

— Конечно, — горячо заверяет он, почти касаясь губами уха. Он чувствует, как вдох застревает в горле Эннари, как вздрагивает, и не может не улыбнуться. Ему приятно знать, что близость ее волнует. — Ради тебя я перевернул бы горы и обратил реки вспять. Ты стоишь того, чтобы бороться за тебя.

Эннари ловко поворачивается в его руках, обхватывает его лицо ладонями и ведет носом по щеке, обводит подбородок и тычется в челюсть.

— Но он прав, — слабым дрожащим голосом шепчет Эннари. Ее грудь ходит ходуном в считанных сантиметрах от его. Он слышит ее сбитое дыхание, едва слышимое жалобное просящее мурлыканье, и поддается вперед, прижимаясь губами к губам. Он запускает язык в теплый податливый рот, проводит кончиком по кромке зубов и жадно лижет небо. Тяжелая горячая волна желания приходит вместе с приглушенным стоном Эннари. В попытке снять напряжение, сковавшее пах, он прижимается бедрами между разведенных ног Эннари. — Я не смогу стать настоящей Тсахик; я умею только убивать.

Нетейам не отвечает — ему надоело спорить. Вместо этого он с удвоенной силой атакует рот Эннари, валит ее на траву и наваливается сверху. Она ахает, стоит его твердому возбуждению проехаться между ее ног. Нетейам чувствует жар, родившийся и томящийся в ее прикрытой тканью сердцевине, и находит там пристанище для своего напряженного и невысказанного желания, едва сдерживаемого тоненькой набедренной повязкой. Прямо сейчас, обнимая Эннари, целуя ее и неспешно толкаясь в мягкое гостеприимное тепло, он чувствует себя полноценным. И это только усиливает стремление сделать Эннари своей. Нетейам ловит себя на том, что пальцами скользит ниже, чтобы сдвинуть ткань между ее ног в сторону, раздеться самому и сделать то, чего они оба так сильно хотят, но останавливает себя, взглянув в распахнутые от волнения глаза Эннари. Нетейам знает, что они должны подождать до того, пока Эйва не благословит их, поэтому, собрав остатки воли, убирает руку и вновь прижимается крепким поцелуем к любимым губам.

Когда Нетейам отрывается от ее губ, чтобы отдышаться и привести мозги в порядок, то просит:

Эннари гулко сглатывает, испуганно и покорно смотрит в глаза, но, подумав мгновение, кивает. Она круто выгибает спину, прижимаясь к нему животом и бедрами, и шепчет короткое, но не менее желанное «да». Нетейам широко улыбается, на секунду прикрывает глаза, не веря собственному счастью, а после вновь набрасывается на Эннари с поцелуями.

Они нежатся в объятиях самой ночи, целуются и неспешно ласкают друг друга. Природа расцветает с приходом темноты, освещая все вокруг мягким неоновым освещением, и даже трава отзывается на движения световыми отблесками. Ночной воздух приносит долгожданную благословенную прохладу. Нетейам чувствует себя захмелевшим: сладкий аромат цветов мешается с терпким запахом отзывчивого тела Эннари и крепко бьет по голове. Поцелуи делают его слабым, податливым и мягким. За ласковыми прикосновениями ее рук он даже не замечает, как небо разрывают ярко-красные вспышки вошедших в атмосферу космических кораблей. Сотни крошечных вспышек возникают то тут, то там, разрывая благословенную темноту чистой ночи. Небесные люди, демоны, вернулись, чтобы завершить начатое и завоевать непокорные земли, которые не смогли подчинить в прошлый раз. Ветки, лианы и большие сочные листья над их головами образуют плотную завесу и скрывают весь ужас окрашенного в красный, словно кровоточащего из-за множества ран, неба.

А утром начинается война.

Ссылка на исходную публикацию - https://ficbook.net/readfic/13103729

До того, как война пришла в наш дом

Давняя рана

Цверень

Каждое действие Нетейама верное, отмеренное и ответственное. Он серьезно подходит ко всякому делу, и даже к любви. Все, что он делает, это любит Эннари. Любит настолько, что делает некоторые вещи, которые ему, вероятно, не следовало делать. Но он всего лишь хочет любить и быть любимым - как можно с этим спорить?

За тобой

Рекомендуем к прочтению

Комментарии (0)