Во всем мире больше не осталось тепла. Солнце гладит старые деревянные доски пола, пылинки пляшут в столбах света, но свет не греет. Ганнибал рассматривает слипшиеся реснички Миши – она спит у него на руках, маленькая и холодная, будто фарфоровая кукла. Очень грязная, тощая куколка в рванье – лиловые венки просвечиваются под истончившейся кожей век. Она дышит редко и неглубоко, выдыхая слабые облачка пара, и иногда Ганнибалу кажется, будто она и не дышит вовсе.

Тогда он замирает и начинает считать.

Один, два, три… восемь, девять…

Дети лежат на полу – ковер, который им кинули чужаки, слишком мал, чтобы подстелить его под себя и им же укрыться. Пыльный запах толстой холодной ткани не перебивает зловоние, поднимающееся снизу – люди, пришедшие в дом Ганнибала и Миши, больны.

Зараза валит всех, не разбирая. Ядовитые миазмы тухлятины и кислую застарелую вонь рвоты и грязной одежды теперь перебивает запах смерти.

Ганнибал иногда смотрит вниз, через резные перильца – там в ледяном полумраке клубятся тени. Шатаясь, они ходят по темной гостиной – камин давно потух и остыл - натыкаются друг на друга, наступают на живых и мертвых. Двигаются медленно, будто под водой, иногда пытаются забраться по лестнице наверх к детям, но заваливаются через несколько ступеней обратно вниз. Ганнибал смотрит в запрокинутые лица – голод и недуг сровнял всех, превратил человеческие черепа в одинаковые маски с черными провалами глаз и ртов – и ему кажется, будто он слышит голодные горловые стоны.

Один из них, самый мелкий и слабый, тот, которого обделили при дележе добычи в самый первый день, лежит в углу и методично шевелит челюстями. Куски обоев мокрыми стынущими лохмотьями застилают его лицо – он пытается глодать стену в надежде обсосать костный клей с обратной стороны обоев.

В его в ногах лежит тот, кого они между собой называли Кухарем. Он стащил со своего бывшего товарища ботинок и медленно перетирает челюстями фалангу его большого пальца ноги – запаха крови почти нет, Кухарь не пролил и капли, выгрыз с пола несколько мелких брызг.

Тот, первый, не замечает – от холода его конечности давно омертвели. Иногда он низко воет, когда очередной зуб ломается о стену, но каждый раз звуки, издаваемые им, все тише.

Ганнибала больше всего беспокоит Голубоглазый.

Он сидит в кресле и часто-часто дышит. Пот застилает его крепко зажмуренные веки, но умирать он пока не собирается. Зараза пьет его жизнь большими глотками, но кажется, что со смертью у него временное перемирие. Недаром он отбирал у своих товарищей каждую тонкую птичью косточку, каждый кусочек смерзшейся падали – из всех оставшихся в живых он наименее истощен. Пот выплавляет из него инфекцию, он хрипло откашливается, сплевывая густой комок гнойной слизи, и смотрит исподлобья на Ганнибала ясным взглядом.

Тот отползает от перилец и крепче прижимает к себе Мишу. Им остается продержаться буквально пару дней, тогда болезнь добьет всех, и Ганнибал, которого инфекция не тронула, сможет спуститься и попытаться раздобыть еды. Он очень надеется на то, что Голубоглазому станет хуже.

Ночь приходит быстро – Ганнибал успевает только заметить, как желтый свет становится сначала алым, а потом растворяется в темноте, наползающей снизу из гостиной.

Миша не просыпается, и Ганнибал тоже засыпает, привалившись щекой к ее волосам. Ему снится что-то хорошее, теплое. Мамин шерстяной плед, пахнущая диким зверем шкура возле пылающего камина, грелка в душной темноте под пуховым одеялом, новорожденные щенята, крохотные и шелковистые, припавшие к розовым соскам старой беспородной суки, прижившейся в конюшне.

Ганнибал улыбается во сне, ему так хорошо и покойно, и больше всего ему хочется поделиться этим с сестрой. Он открывает глаза, проснувшись, и с удивлением понимает, что ему тепло. Под толстой шкурой ковра почти жарко, будто в маленькой палатке – Мишу страшно лихорадит. Она по-прежнему лежит у брата на груди, и с ее острого личика пот льется ручьями.

Ганнибал прижимается губами к ее лбу, тот раскаленный и твердый, словно он припал к нагретому солнцем камню. Он в отчаянии зажмуривается и укачивает сестру – та что-то слабо лепечет, слов разобрать он не может, но знает, что она зовет его.

И тогда он снова слышит голос своей мертвой матери.

В первый раз он слышит его пять дней назад, когда не возвращается с охоты один из чужаков. Тогда внизу в камине еще горит огонь, а люди переговариваются, сидя за столом.

Голубоглазый говорит что-то злым голосом, а остальные его слушают, не перебивая. Ганнибал тоже слушает, но разобрать слов не может – от голода мутится в голове. Неожиданно он понимает, что слышит еще один голос – сначала тихий, но потом все нарастающий, заглушающий рычание Голубоглазого.

Говорит женщина, где-то за стенами домика, и это очень странно – женщине неоткуда взяться в лютую январскую ночь глубоко в лесу.

Голос кажется странно беззаботным – слов все так же не разобрать, но от тона и тембра хочется заплакать. Ганнибал узнает голос своей матери.

Ее труп лежит за стенами – единственный не обгоревший. Иногда, когда Миша проваливается в забытье, он подползает к крохотному закопченному оконцу – насколько позволяет цепочка, которой их с сестрой сковал один из чужаков - и смотрит на белый холм, под которым она лежит.

Хорошо, что снег ее укрывает, думает Ганнибал. Видеть истерзанную волками голову в пакле примерзших к содержимому черепной коробки волос ему не хочется. Иногда, когда ему совсем плохо, и сознание путается, ему кажется, что мама спит под белым одеялом.

Наступит весна, снег стает, и она поднимется с земли и придет в дом к ним с Мишей.

Ганнибал всматривается в окно – на снегу среди глубоких синих теней стоит его мать. Такая, какой он ее помнит, улыбается чуть рассеянно. В свете полной ледяной луны ее кожа кажется прозрачно-голубой, и глаза почему-то светятся, будто у кошки. Она улыбается так широко, что становятся видны коренные зубы – голос звучит, но ее рот неподвижен.

Мама манит его быстрыми, настойчивыми жестами, будто хочет показать что-то интересное, но идти нужно очень быстро, чтоб было, на что посмотреть – когда-то такими же жестами она звала маленького Ганнибала, чтобы показать ему неуклюжего вороненка, прыгавшего в траве.

Ганнибал смотрит удивленно и радостно, но что-то тянет его назад – Миша просыпается и поднимает голову, цепочка натягивается. Когда он снова поворачивается к окну, мамы уже нет.

Второй раз он слышит ее голос, уже оформившийся в отдельные фразы, спустя еще пару дней, когда болезнь подкосила самых слабых из чужаков. Сквозь стоны и брань он слышит песенку, которую пела ему мама:

Она снова стоит и улыбается, только рот ее почему-то черный. Или это просто так ложится тень еловой лапы, Ганнибал не может разобрать. Зато сейчас он разбирает слова: иди, иди ко мне, мальчик. Ну же, скорее, я дам тебе что-то. Иди, мой хороший, воркует мама, это лучше и ценнее всех игрушек со всего света.

Она протягивает руки, и пальцы ее черные, тонкие и такие длинные, что достали бы до земли.

Ты хочешь кушать, милый, так ешь! Кругом столько еды, я научу тебя ее находить. Я научу тебя ее 

Ганнибал беспомощно оглядывается, но видит только тени на стенах и слышит слабые вскрики – Голубоглазый забивает кого-то рукоятью револьвера. Звуки ударов становятся мокрыми и хрусткими и запах парной крови бьет в нос.

Мамы уже не видно, когда Ганнибал прижимается к ледяному стеклу лицом.

Он подползает к Мише и зажимает ей ладонью рот, чтобы она не вздумала заплакать – брань и крики ее пугают. Но сейчас их не слыхать – зато снизу слышится чавканье и хлюпанье.

Он смотрит на отражение пламени камина в глазах Миши, на пляску сгрудившихся теней и другой рукой крепко прижимает голову сестры к себе, прикрывая ей уши.

Сейчас, когда мертвых стало больше, чем живых, когда появился шанс пройти и не быть схваченным, когда Миша сгорает заживо от лихорадки у него на руках, Ганнибал решается спуститься к маме, когда та начинает звать.

Она снова воркует, будто бледная голубка, и как нужно сейчас поступить, Ганнибал не знает, но он уверен - мама должна помочь.

Одно из звеньев цепочки почти раскрывается, Ганнибал с трудом, но все же разгибает его и поднимается на ноги, перед этим укутав сестру получше.

Осторожно спускается вниз по ступенькам, придерживаясь за перила. Мертвецы в гостиной неподвижны. Тела лежат, будто нагромождения камней, свет луны высвечивает оскалы и обглоданные кости человеческого остова, лежащего на столе.

Голубоглазый сидит в кресле – голова запрокинула, челюсть упала на грудь и глотка зияет бездонной чернотой. Ганнибал надеется, что он мертв, но подходить и проверять ему слишком страшно.

Дверь приоткрыта, у порога намело небольшой сугроб. Оказавшись снаружи, Ганнибал задыхается от свежего морозного воздуха. Теперь ему кажется, что в доме почти тепло, здесь же от холода режет глазные яблоки.

На глаза набегают слезы и сразу же замерзают на щеках. Ночь и лес кажутся такими огромными и прекрасными после темной зловонной могилы, пропахшей смертью и ненавистью.

Он запрокидывает голову и захлебывается от красоты звездного неба. Это те же самые созвездия, которые они с отцом рассматривали короткими и душными летними ночами, те же звезды сияли в ту ночь, когда повитуха принесла маленькому Ганнибалу в белом свертке кружевных пеленок его крохотную новорожденную сестру.

Он смотрит на звезды, застыв от восторга, и в его голове проносятся самые счастливые воспоминания его кроткой жизни. И тогда холодные руки опускаются на его плечи.

Мама возвышается над ним, и теперь, когда Ганнибал видит ее вблизи, он понимает, что это не она. Кто-то влез в тело его мамы, слово в костюм не по размеру. Глаза ее светятся холодным белым светом, она очень высокая – опустив взгляд, Ганнибал видит, что в ее ногах по три сустава, и колени согнуты назад, словно у кузнечика. Цепочка острых следов ведет откуда-то из лесу, и каждый след – это острый раздвоенный треугольник.

Странно, но он не чувствует страха – какое-то отупение заставляет его просто стоять и смотреть на существо, запрокинув голову. Оно бесшумно улыбается, открывает рот, и тени за ним удлиняются – голову увенчивают тонкие и острые ветвистые рога.

Прямо между рогами висит ковшик Малой медведицы, и Ганнибал ей улыбается. Пусть это будет последним, что он увидит, решает он.

Почему-то существо не делает ему больно. Время идет, а они стоят друг напротив друга. Оно уже совсем не похоже на маму – кожа у него черная, будто смола, матовая и пахучая, словно кора сандалового дерева.

Ганнибалу совсем не страшно.

Он глубоко дышит, и пар от его дыхания рассеивается возле существа. От странного умиротворения хочется закрыть глаза – опустив веки, он снова слышит голос матери.

Больше не страшно, милый. Пришел бы раньше, я совсем тебя заждалась.

Ганнибал утыкается лицом существу в живот и замирает, прижавшись. Оно теплое, и кожа его благоухает – так пахнет на сельском кладбище, когда туда на день поминовения приносят груды цветов.

Руки существа больше не холодные, они согревают. Длинные пальцы достают от плеча до самой поясницы, чуть сжимают. И Ганнибал обнимает его в ответ, проваливаясь в черноту.

Нежный свет будит Ганнибала, проскальзывая под веки. Ему невероятно мягко и тепло, он улыбается и утыкается лицом во что-то воздушное, будто пригоршня пуха.

Сейчас, еще несколько блаженных минут до прихода нянюшки.

Он хочет нырнуть под одеяло с головой, но оказывается, что никакого одеяла над ним нет.

Ганнибал открывает глаза и понимает, что он лежит в сугробе.

Над его головой розовеет рассвет, но почему-то холода он не чувствует. Снег больше не морозит, воздух такой же душистый, но больше не обжигает щеки холодом.

Он встает, покачиваясь. Мир вокруг него плывет, когда он бредет к дому. Обрушиваются мириады звуков и запахов, боль уходит, только от голода по-прежнему невыносимо сосет в животе. В голове пусто, лишь на краю сознания маячит один образ – Миша, замерзающая девочка на полу под холодным покрывалом.

Когда Ганнибал заходит в дом, он на миг отшатывается от дверного проема – аромат мяса кружит голову. Новые запахи сводят с ума – мама была права, вокруг и правда столько еды!

Он останавливается над полузамерзшей тушей – мясо не самое лучшее, но, учитывая, сколько Ганнибал не ел, сейчас перебирать он не намерен. Оказывается, пястные кости ломать не сложнее, чем сухие палочки – он удивляется, почему в нем раньше не было этой силы. Иначе им с сестрой не пришлось бы голодать и дрожать от холода и страха. Ганнибал улыбается, сжимая в руке оторванную кисть и с хрустом раскусывая человеческие пальцы, будто ореховые ядра – он обязательно научит Мишу искать еду.

Кресло, где сидел Голубоглазый, пустует, и это наполняет его странной тревогой. Ганнибал оглядывает комнату – Голубоглазого нигде нет…

Выронив добычу, он взлетает по ступенькам – и на самом верху поскальзывается на лужице еще не застывшей вязкой крови.

Цепочка валяется у перил, ковер лежит, напитавшись соленой влаги.

Ганнибал чувствует, как что-то клокочущее и яростное, будто лесной пожар, вскипает в груди и дерет изнутри глотку. Мир раздваивается, он словно издалека слышит надрывный звериный рев, и что-то удушающее и черное взрывается в голове.

Ночи в октябре длинные и тоскливые. В лесу в воздухе стоит тонкая водяная взвесь, к утру расслаивающаяся на полосы тумана. Запах перегноя и стоячей воды стелется между деревьев.

Ганнибал шагает бесшумно, под его ногами листья почти не мнутся. Туфли, совсем не пригодные для прогулок по лесу, не скользят по влажной, жирной, глинистой почве. На воротник пальто выпала ночная роса, и Ганнибал смахивает ее пальцами, затянутыми в тонкие лайковые перчатки.

Он идет на голос каждую ночь, и каждую ночь зов приводит его к одному и тому же белому дому в полях, плывущему в тумане. Голос его матери что-то говорит, Ганнибал не уверен, что это один из человеческих языков, но он понимает его.

Голос обещает ему нечто, что каждую ночь выгоняет его из своего убежища.

Милый, давай же, хватит мешкать. 

 заждался тебя. Ты же понимаешь, какое ценное сокровище ты ему преподнесешь, так чего ты медлишь? 

 станет плотью от плоти твоей, как когда-то 

 стал плотью от плоти моей.

За всю свою жизнь Ганнибал видел достаточно много таких же, как он. Не меньше десятка, а некоторые были даже с детенышами.

Высокая смешливая француженка пролетела мимо него на Елисейских полях, болтая по телефону и прижимая к груди букет нарциссов.

Молодой мужчина улыбнулся Ганнибалу в Италии – он сидел в уличном кафе под полосатыми маркизами и жмурился на солнце.

Миниатюрная мама с двумя детьми – маленькими рысятами с раскосыми желтыми глазами – смерила его внимательным взглядом в парке Уэно в Токио.

Кто был их матерями, Ганнибал не знал. Но сейчас он уверен совершенно точно – срок подошел. Его мать зовет его, она каждый вечер приводит его к одиноко стоящему на отшибе дому. Там горит свет, оттуда пахнет зверинцем и болезнью, там сидит человек и читает книгу при свете старинной керосиновой лампы.

Ганнибал сбрасывает одежду – эбеновую кожу холодит ветер. Голова запрокидывается под весом короны из рогов, шаг становится легче и шире.

В доме слышится звериная возня – он подходит почти к самому крыльцу – псы бесятся и скулят. Человек, разморенный и теплый со сна, окликает их, но они не слышат.

Животные вылетают на крыльцо, хозяин выходит вслед за ними.

И Ганнибал из темноты улыбается ему во весь рот.

Ссылка на исходную публикацию - https://ficbook.net/readfic/3185718

Часть 1

Cadaverine

В хижине в лесу Ганнибал Лектер получает нечто ценное.

Зов

Содержание

Часть 1

Комментарии (0)