Алексей (мысли)

Алексей

Глеб

Роб

Алексей, что ты творишь? Лёша! Остановись, ты слышишь меня? Лёша!

Микрофон я сломал. И это хорошо, а то вдруг бы решил объясниться… Только окончательно убедил бы всех в центре управления полётами, что сошёл с ума.

Или ещё хуже – выслушав, они смогли бы уговорить меня остановиться. Я ведь сам до конца не уверен, что поступаю правильно. Нет уж, раз решился – нужно идти до конца.

Ещё мальчишкой я мог часами смотреть на звёздное небо. Мечтал о полётах в космос… Что ж, нужно тщательней формулировать свои желания, а то они имеют свойство сбываться.

Я шёл к этому двадцать лет. От слов «Я хочу стать космонавтом», над которыми смеялась вся школа, до того дня, когда именно меня выбрали для первого полёта на Титан.

У меня аж голова начинала кружиться, когда думал, что теперь моё имя встанет в одном ряду с именами других космических первооткрывателей.

Юрий Гагарин – первый космический полёт, Алексей Леонов – первый выход в открытый космос, Нил Армстронг первым ступил на Луну, Ли Чень сделал первые шаги по Марсу.

И теперь я – Алексей Суприн – первый человек, достигший Титана.

Хотелось придумать для этого момента пафосную фразочку, которая войдёт в учебники по освоению космоса. Поехали, маленький шаг для человека… только что-то своё.

Привет, Роб! Как спалось?

Каждое своё условное утро начинаю с этой фразы – и ответ всегда неизменен.

Вопрос некорректен. Попробуйте сформулировать иначе.

Холодным металлическим голосом отчеканивает бортовой компьютер.

Какая температура за бортом?

Ух ты, потеплело. Скоро лето? Пойдёшь со мной купаться в космических течениях?

Я рассмеялся. Почему-то мне доставляло небывалое удовольствие заводить Роба в тупик своими словами.

Чувствовалось при этом какое-то превосходство над этим вездесущим искусственным интеллектом, который контролировал все системы космолёта.

Я был капитаном корабля. Но это ничего не значило. Потому что хозяином здесь был именно Роб.

Первоначально «Восток Х» конструировался как беспилотник. Первый полёт на Титан и обратно планировался без участия человека. Но вечная космическая гонка среди сверхдержав внесла свои коррективы.

Конструкторы оснастили корабль системой жизнеобеспечения. Командование выбрало троих космонавтов, которые могли бы совершить полёт к спутнику Сатурна.

Два года подготовки – и вот я здесь, мчусь туда, куда ещё никогда не заносило человека.

...Цена вечной славы – целый год одиночества в холодном мраке космоса.

И если я не разобьюсь на Титане, космолёт не развалится при посадке, и мы сможем успешно стартовать для обратного пути – ещё столько же предстоит лететь до Земли.

Вселенская чернота окружала меня каждый миг. Не нужно было даже смотреть в иллюминатор, чтобы чувствовать её. Космический вакуум давил со всех сторон – а я всё летел и летел вперёд.

Это только в фильмах кажется, что полёт в космосе – это красиво. Романтика… Мне тоже раньше так казалось.

Лучше бы пошёл в айтишники, честное слово.

Алексей, как слышишь меня?

С помехами, но слышу, Глеб.

Чем дальше – тем хуже будет связь, ты же знаешь.

Мой приятель Глеб Гущин из центра управления полётами, как обычно, с умным видом изрекает факты, которые все и так знают.

Как прошёл через пояс астероидов?

Ни царапинки. Роб отлично справился.

Я нервно усмехнулся, а потом сказал, стараясь, чтобы голос звучал как можно бодрее.

Может, со специалистом хочешь пообщаться?

Этого и следовало ожидать. Конечно, они всё знают. Я тоже с самого начала понимал, что мне предстоит. Но одно дело – просто знать о том, что пролетишь больше миллиарда километров.

И совсем другое – чувствовать себя одинокой песчинкой в бескрайнем космосе. Даже родной планеты я уже не видел…

Обойдусь без мозгоправа, ладно?

Мне пора проверить, все ли системы в норме.

Это вроде как моя работа на корабле: следить за тем, чтобы бортовой компьютер работал без сбоев. Но правда в том, что Роб сконструирован и запрограммирован так, что сбои попросту невозможны.

Не я слежу за ним – на самом деле это Роб следит, чтобы сбоев не было у меня.

Я уже давно понял, что сам – всего лишь эксперимент. Подопытная мышь, отправленная на два года в космос. Комнатная собачка бортового компьютера.

О каждом моём слове, о каждом шаге Роб докладывает на Землю. О моём состоянии и поведении им нужно узнать как можно больше, прежде чем на Титан отправится большая экспедиция.

Роб, есть что почитать?

Я могу предоставить доступ к любой изданной книге за всю историю человечества. Что вас интересует?

Не знаю. Шекспир, может быть?

Может быть… Или не быть.

…Прибытия на Титан я ждал с нетерпением. Не из-за славы – о славе после года в космосе я точно не думал. Высадка на спутник Сатурна была соприкосновением с неизвестностью.

А ещё я наконец-то мог доказать самому себе, что чего-то стою.

Бортовой компьютер прекрасно справился с посадкой корабля. Сам «Восток Х» тоже справился – не разлетелся на куски в чужой атмосфере, а это уже большая победа.

«Слишком всё идеально».

Мелькнула тогда у меня мысль.

Роб организовал трансляцию моего выхода на поверхность Титана. Даже стало неловко, когда представил, что миллиарды глаз сейчас наблюдают за мной.

Я помахал в камеру, показал большой палец, сделал прыжок вниз… и потерял равновесие.

То ли из-за различия гравитации, то ли из-за того, что почти год провёл в невесомости, то ли просто поскользнулся… В любом случае, вместо эффектного приземления у меня вышло нелепое падение.

Пробормотал я, лёжа на холодной земле, и вдруг расхохотался, когда понял, что это и были мои первые слова здесь.

Я провёл на спутнике Сатурна почти трое суток.

Когда мы двинулись домой, на Титане развевался флаг страны; разбитый мной научно-исследовательский лагерь с кучей оборудования уже отправлял на Землю первые отчёты, а просторы спутника бороздили три новых титанохода.

Я летел домой с образцами местного грунта. А ещё – с необъяснимой тревогой в груди.

Плохое предчувствие появилось в тот самый момент, когда «Восток Х» взлетел в воздух. Такое навязчивое ощущение опасности – такое бывает, например, когда не можешь вспомнить, выключил ли ты дома утюг.

Следующие трое суток я немыслимое количество раз проверил все показатели на борту. Топливные баки, уровень кислорода, система жизнеобеспечения, уровень радиации… Всё было в норме.

Но я чувствовал, что что-то не так.

Алексей, всё нормально?

Голос Гущина застал меня в тот момент, когда я опять сунулся проверять, нет ли нигде протечек.

Что ты пытаешься найти?

Голос насмешливо-дружелюбный, но я будто бы услышал тревожные нотки.

Просто проверяю систему.

Если бы были неполадки, Роб заметил бы это.

Опять он говорил очевидные факты, да ещё и таким снисходительным тоном.

Ты лучше расскажи, как мировая общественность отреагировала на моё эпичное падение.

Ты звезда ютуба! Побил все рекорды просмотров.

Ого! Вот это я понимаю – слава.

И вдруг осёкся. Я почувствовал на себе чей-то взгляд. Обернулся. Конечно же, никого не увидел. Что за глупости вообще, до ближайшего живого существа больше миллиарда километров!

Но всё же я явственно ощущал, как кто-то просто сверлит меня взглядом насквозь.

Лёша, всё нормально? Роб передаёт, что у тебя пульс резко подскочил.

Всё хорошо, Глеб. Я просто устал. До связи.

Я тяжело дышал. Сердце колотилось, как бешеное. На лбу выступил холодный пот – и невесомыми капельками поплыл по кораблю.

Совершенно точно я был здесь не один.

Спросить у Роба, нет ли на корабле кого-то, кроме меня? Через сколько секунд после этого со мной свяжется руководство центра управления полётами с вопросом о моём психическом состоянии?

Роб, сделай подробный отчёт по всему, что мы оставили на Титане, и по тому, что погрузили на корабль.

Бортовому компьютеру понадобилось меньше минуты, чтобы засыпать меня цифрами. Я разбирался в них пару часов. Перепроверил всё несколько раз.

Но итог всегда был один: на корабле откуда-то появились лишние восемьдесят четыре грамма.

Я решил не ждать, когда Роб отправит в центр управления полётами очередной отчёт, а доложить обо всём сам.

Значит, восемьдесят четыре грамма?

– Алексей, что ты творишь? Лёша! Остановись, ты слышишь меня? Лёша!
Я слышу. Ответить не могу. Микрофон я сломал. И это хорошо, а то вдруг бы решил объясниться… Только окончательно убедил бы всех в центре управления полётами, что сошёл с ума...

84 грамма

Стас

Динамики

Начальник

Всё может быть, Глеб. Чего не может быть, так это ощущения того, что на пустом корабле за мной кто-то следит. Но почему-то это ощущение как раз и есть.

Может, я схожу с ума? Сейчас это был бы лучший из возможных вариантов.

С тобой точно всё хорошо?

Не сомневайся. Давай, до связи.

Отдохни, Лёша. Это всё стресс.

Тоже мне, психолог выискался. Так, надо взять себя в руки. Сейчас мой виртуальный надзиратель наверняка усиленно следит за мной, записывая десятком камер каждый шаг и жест.

Кстати, надо будет по прилёту раздолбать всю панель управления космолёта – всё равно она выполняет чисто декоративную функцию, за штурвал я так ни разу и не сел.

Откуда столько агрессии? Может, и вправду стресс?

Я откинулся в кресле, закрыл глаза, сделал пару глубоких вдохов.

Гущин правильно говорит: надо отдохнуть.

Я открыл глаза – и вдруг боковым зрением заметил, как что-то мелькнуло, какая-то мимолётная тень. Я медленно перевёл взгляд в ту сторону. Никого не было.

Но где-то на корабле были лишние восемьдесят четыре грамма...

В последующие дни я сантиметр за сантиметром изучил весь корабль – каждый уголок, до которого смог добраться. Когда Гущин пытался выяснить, что я делаю, я просто-напросто отключал динамик.

Вообще сеансы связи всё больше раздражали меня.

Я уже не сомневался, что в центре управления полётами мне приписали какое-то психическое отклонение. Было бы весело, если бы в мою честь назвали новую болезнь.

Паранойя Суприна – проявляется вследствие космического одиночества. Нет, нет, что бы ни думали о моём состоянии в центре управления полётами, это никогда не будет обнародовано.

Для своей страны, для всего мира я герой. Символ. Мой образ на Земле должен быть безупречен. Меня легче убить, чем объявить всему миру о моём безумии.

Я не нашёл на корабле ничего. Никаких следов. Но за время этого обыска видел их трижды – каждый раз замечал боковым зрением, но ни разу не смог рассмотреть в упор.

И в то же время чувствовал, как они сами разглядывают меня.

Алексей, какой-то ты дёрганный в последние дни. Я беспокоюсь о тебе.

Лжец. Лицемер. Престиж – вот о чём он беспокоится. Сумасшедший космический первооткрыватель – вот это будет непоправимый удар для всего ведомства.

Лёша, что с тобой происходит?

Гущин настойчиво пытался ввязаться в разговор, но мне было не о чём с ним разговаривать.

Не отключайся. Скажи хоть что-нибудь.

Гущин облегчённо выдохнул в динамике.

Хоть одно слово о разговоре с мозгоправом – и я оборву связь.

Лёша. Мы волнуемся. Что происходит?

Так объясни! Объясни мне! Тебе кажется, что на корабле есть кто-то ещё?

При должной сноровке их даже можно немного рассмотреть. Полупрозрачные тёмные тени человеческого роста. Они бесшумно скользят по кораблю и подолгу смотрят на меня.

Иногда мне кажется, что я слышу отголоски их чувств.

Злоба. Голод. Ликование.

От всего этого мурашки бежали по коже. Я чувствовал себя, словно загнанный зверь в окружении охотников. Всепоглощающий ужас, казалось, навечно поселился в душе. Даже во сне я видел только кошмары.

Впрочем, спал я теперь очень мало.

Наверное, они умеют читать мысли. Или чувства, эмоции. В любом случае, они поняли, что я знаю о них. Они больше не прячутся. Одну-две бесплотные тени чуть позади себя я теперь вижу постоянно.

Я сделал это. Задал вопрос вслух. Прошло несколько месяцев путешествия с Титана на Землю – и я наконец-то решил, что мне плевать, что обо мне подумают в центре управления полётами.

Я вижу вас. Кто вы такие, чёрт бы вас побрал?!

Четыре тени окружили меня. Тёмные порождения космического мрака. Я замер в ужасе. И вскрикнул, обхватив голову руками. Дикая боль пронзила мой мозг, будто в него в одночасье впились миллионы игл.

Но вместе с болью в голове пронеслись тени полузабытых воспоминаний этих существ.

Могущество. Величие. Обожание. Упадок. Вымирание. Голод. Одиночество. Ожидание. Обречённость. Надежда.

Их осталось всего четверо – четыре тени некогда великой цивилизации, исчезнувшей задолго до того, как люди начали строить египетские пирамиды.

Они тысячелетиями скользили по опустевшему спутнику Сатурна, смирившись со своей участью неизбежной кончины. Пока не появился мой корабль.

Мы ведь можем существовать в мире?

Спросил я дрожащим голосом и опять вскрикнул от нахлынувшей волны боли и ненависти.

Никакого мира. Им нужен новый дом – и Земля, кажется, устраивала их по всем параметрам. Но делить её с кем бы то ни было они не намерены.

Разве можно о чём-то договариваться с надоедливыми муравьями, снующими под ногами? А именно такими и были люди для этих бесплотных существ.

Они бы и от меня избавились – я раздражал их излишней суетливостью – но, кажется, глубоко в моём подсознании всё же засела мысль о том, что именно я был капитаном корабля.

Они не знали, что Роб управляет космолётом без меня, и боялись, что без пилота корабль не долетит до планеты.

…Я опять сидел в кресле, пристёгнутый ремнями, – хоть какое-то подобие нормальности. Невесомость порядком надоела. Я сидел, уткнувшись взглядом в одну точку бездонного космического мрака.

Каждую секунду я приближался к Земле. А вместе со мной – четыре бесплотных духа, которые в скором времени намеревались стать хозяевами моей родной планеты.

Алексей, как чувствуешь себя?

Может, всё-таки поговорим? У руководства к тебе много вопросов.

Пока ещё я сам себе руководство. Ни одного начальника в радиусе полусотни миллионов километров. Неплохо, да?

Устало согласился Гущин. Наверное, всё же беспокоится обо мне по-настоящему. Хочется верить. Мы ведь целую вечность знаем друг друга.

Я как-то читал, что душа весит двадцать один грамм, представляешь?

Да. Какой-то доктор проводил исследования. В момент смерти тело человека становится легче на двадцать один грамм.

После паузы произнёс Гущин – и я прямо почувствовал, как он взвешивает каждое слово, чтобы не сказать чего-то лишнего, что может мне не понравиться.

Это не доказано. Никакого научного обоснования нет.

Может, пока нет. А когда-нибудь появится.

К чему вообще эти разговоры о душе?

Помнишь про лишние восемьдесят четыре грамма?

Их четверо, Глеб. Четверо.

Решение пришло в один миг. Я будто очнулся от долгой спячки. Пальцы застучали по клавишам. Конечно, я не мог отключить Роба. Но мог задержать, выгадать для себя хотя бы пару лишних минут.

Я отключил связь. Хватит разговоров. Пора действовать.

Отстегнул ремень и оттолкнулся. Когда на Земле поймут, что я задумал, они могут приказать бортовому компьютеру меня убить.

Но меня сейчас больше заботит, что могут сделать тени с Титана, чтобы меня остановить.

Не думать. Не чувствовать. Никак не выдавать себя.

Не везёт мне в смерти – повезёт в любви.

Затянул я песню, смакуя каждое слово, не давая никакого шанса другим мыслям.

Я добрался до скафандра – он автономный, не зависит от Роба, и там есть приличный запас кислорода. Мне хватит.

Голова закружилась в тот самый момент, когда я влезал в скафандр. Вот вам и беспокойство о моём состоянии! Кажется, бортовой компьютер включил экстренную подачу кислорода.

Подышишь таким какое-то время – уснёшь. А если воздух не станет нормальным, то и не проснёшься.

Хотя кислород – это отличная идея! Надо бы выпустить его ещё больше.

Да, на этом корабле всей автоматикой управляет Роб. Но конструкторы оставили возможность вручную влезть пилоту в любой отсек. Прекрасно, пришло время наконец-то показать, кто здесь капитан.

Изо всех сил я налёг на вентиль. С трудом, миллиметр за миллиметром он начал поддаваться. Я рассмеялся, представив вытянувшиеся лица сотрудников центрального управления полётами.

«Зачем он хочет израсходовать весь кислород?» Скоро они поймут.

Динамики в моём скафандре взвыли. Закричали разными голосами, перекрикивая друг друга.

Майор Суприн, выполняйте приказ!

Алексей, успокойтесь, у вас стресс…

Лёша, прекрати сейчас же!

Я сломал микрофон. Теперь не смогу сказать им ничего. И это хорошо, а то вдруг захотел бы объясниться напоследок. Только окончательно убедил бы всех в своём сумасшествии.

Гущин аж охрип от собственного крика.

Прости, Глеб. Я спасаю тебя. Всех вас.

Лёша, я думаю, что в атмосфере Титана было какое-то химическое соединение, которое теперь вызывает у тебя галлюцинации. Ведь всё это началось после того, как ты покинул Титан!

Хорошее предположение, Гущин. Правдоподобное.

84 грамма

Содержание

Глава 1

Глава 2

Комментарии (38)