— Мне не стоило сюда приходить! — Хмыкнула Гайя, отставляя тарелку подальше.

Уютный трактир, который возник буквально из ниоткуда, красивая розовая свинка и очаровательный хозяин заведения, решивший угостить её своей стряпнёй. На тарелке аппетитно лежало пюре с добавлением каких-то трав и 

 на вид куриная ножка, что привлекала любого изголодавшегося. На деле это есть невозможно.

— Но я старался! — картинно нахмурился парень, приложив руку к подбородку.

— И всё равно, — она фыркнула. — Ты как будто меня отравить решил.

Парень вздыхает и подходит к её столику, забирая тарелку с едой и очень аккуратно ставит на пол, позволяя розовой и наверняка вкусной свинке утилизировать совсем не вкусные объедки. Вообще всё, что готовит Мелиодас, автоматически можно приписывать к объедкам, годным лишь к кормежке свиней и Гайя невольно об этом задумывается. И подозрительно щурится, заглядывая в такие честные зелёные глаза.

— Хей-хей! — Она почти злобно смотрит на него, перекидываясь через стол. — ты считаешь меня свиньёй?

— С чего ты взяла? — Мелиодас вскидывает брови.

Что-то внутри неё недовольно колышется, намекая явно на многострадальную гордость, покрытую трещинами прошлого и Гайя цыкает. В груди прочно засело мерзкое ощущение, заставившее её недовольно засопеть и даже обидеться на Мелиодаса в том, в чём он виноват не был. Он наверняка не считал её свинкой и не пытался хоть как-то намекнуть на такую чушь, но даже эта мысль не избавила от склизкого комка придуманных нечистот.

Кажется, это противное ощущение осело разъедающей горечью на языке. Она ощущала себя просто мерзко и, не желая обидеть Мелиодаса, вздыхает, отворачиваясь.

Свинка прыснула, подавившись объедками, находя комментарий Гайи очень даже смешным.

Собственное ехидство позволяет ей избавиться от тошнотворного ощущения в груди и живот наполняется неожиданным теплом от скупого выражения такого яркого «малыша», как Мелиодас. Щекотка из живота пробралась в горло, заставив её стыдливо отвернуться и заржать, оскорбляя хозяина этого 

 — Он едва ли не шипит.

Мелиодас оскорбленно смотрит на старую знакомую, в волосах которой цветущая камелия переплетается с разноцветными глоксиниями, открывая вид на прорастающие магнолии. Он хочет назвать её глупой клумбой, но ярко-голубые волосы с цветами заставляют слова застрять где-то в самой глубине.

Цветы были частью её головы и выглядели настолько естественно, что оскорбить это чудо было невозможно, 

словно волосы лишь портили прекрасный образ живых цветов.

 Гайя не была феей, никогда не видела прекрасного леса и по истине дикой, неиспорченной природы, но сама являлась частью этого. Прекрасный цветок в не менее прекрасном окружении.

Даже Мелиодас не мог дать определения этому существу. Прекрасному, неизвестному, такому далекому…

Он смаргивает прекрасное наваждение, словно просыпаясь ото сна и отворачивается, утыкаясь до этого жадным взглядом в пол. Прекрасная девушка, не принятая боязливыми и ограниченными людьми.

— Прости-прости! — она махнула рукой. — но твоя еда действительно опасна для моих цветов.

Гайя вздыхает и касается пальцами нежных лепестков, ощущая прошедшее по кончикам пальцев тепло. Цветы, прорастающие из черепа были живыми и не умирали даже в самых суровых условиях, но им очевидно не нравилось что-то вроде стряпни Мелиодаса или неприятного холода. Если выкинуть еду Мелиодаса на другие цветы, то те обязательно завянут.

Она помнила, как несчастные ростки погибли, так и не расцветя во всём своём великолепии. Быть может, он и улучшил свои навыки готовки, но травить свои цветы, которые потом трухой осыпятся ей на плечи, она не собирается. Эти цветы росли с ней вместе и они были ей очень дороги.

Мелиодас вздыхает, стараясь не отдаваться болезненным воспоминаниям прошлого, когда он уже обрёл чувства и когда ей нужна была помощь.

— Трактир скоро откроется. — Мелиодас почесал щеку, вновь окидывая девушку взглядом.

— Хорошо, — Гайя прикрывает глаза. — мне можно…

— Хоук проводит тебя в свободную комнату. — правильно угадывает Мелиодас.

— Спасибо! — Гайя улыбается нежно и отправляет ему игривый воздушный поцелуй, уносясь вслед за свинкой.

А Мелиодас остался один, ощущая сладкое биение семи сердец, которые дрогнули лишь от одного воздушного, несерьёзного поцелуй, сбивая весь ритм работы организма. Даже дыхание в итоге сбилось, заставив его судорожно глотать воздух ртом.

Она была прекрасна, удивительна, словно из мира снов. И Мелиодас ловит себя на желании не отпускать Гайю никогда.

— Ночь прекрасна, ведь так? — Гайя прикрывает рот ладонью и цветы, прорастающие из черепа медленно качнулись.

— А я когда-то говорил иначе? — Мелиодас хмыкает и устраивается поудобнее на её коленях. — в это время нет людей.

Гайя заглянула в зелёные глаза, которые были видны при лунном свете и вздохнула, полностью разделяя мнение Мелиодаса. Он за всё время так и не научился любить мерзкий человеческий род, а Гайя ни на мгновение не забывала жгучую материнскую боль и топящее горе. Она не должна прощать и никогда не простит отвратительных людей.

Он верно угадывает, какие мысли сверху донизу наполняют Гайю и мягко касается пальцами нежной щеки, стараясь хоть так унять пылающую в её груди боль. Мелиодас желал бы сделать что-то большее, но на протяжении всего времени он мог лишь наблюдать. Самая болезненная роль всегда остается за наблюдателем.

— Ненавижу людей. — она поджимает губы и закусываю щеку изнутри, пока цветы съеживаются и пытаются спрятаться за волосами. — Они убили мои росточки!

Гайя наконец всхлипывает и по щекам стекают так до конца и невыплаканные слёзы, утопая в своём материнском горе с головой, пальцами до треска ткани цепляясь за рубашку демона. Грудь словно пронзили мечом, а потом ещё, ещё и ещё, превращая рёбра, лёгкие и сердца в раскрытый, уродливый цветок. 

— Гайя! — Мелиодас смотрит серьёзно, стирая болезненные слёзы с женского лица. — смотри на меня. Смотри.

Гайя посмотрела мутным взглядом, ощущая, как цветы боязливо прячутся за волосами, переплетаясь тонкими лепестками между собой. Сквозь разъедающую боль она могла ощутить дрожь невинных цветов, которые были вынуждены переживать с ней агонию прошлого.

Мелиодас нервно выдыхает, предаваясь воспоминаниям. Ужасным, но выжженным на внутренней стороне век. Он не может не вспоминать.

Это была их первая встреча и всё, что он мог — это наблюдать за убитой горем матерью, чьи маленькие, живые цветочки не смогли расцвести; их души отправились в Столицу Мертвых. Они не успели познать ни прелестей жизни, ни разочарования, оставшись лишь на стадии развития.

— У них был разум! — Гайя нервно выдохнула, утирая собственные слёзы уже без помощи Мелиодаса. — их жизни просто растоптали…

— Я знаю-знаю! — он поднялся с её колен и ласково коснулся испуганных цветов на голове.

— Только ты и знаешь…

Гайя не сможет полноценно иметь детей, но вместо них она выращивали живые, разумные цветы, с полноценной душой и эмоциями. И шанс на создание прекрасных цветочков-детей отняли у неё люди, растоптав их, 

— Прости меня. — Гайя растягивает губы в кривой, неестественной улыбке и унимает истерику. — тебя всё это не касается.

Не касается. Он всего лишь сторонний наблюдатель в жизни растоптанной, но пытающейся жить дальше, матери, которая смогла лишь недавно научиться вновь улыбаться, смеяться и дышать. Он как незыблемый монумент, пока жизнь проходит мимо него подобно действиям в старых пьесах.

Боль от очередного осознания, что в жизни Гайи он лишь наблюдатель, оседает горечью на языке. Ожидаемо.

Он должен был хотя бы задуматься о светлом образе Элизабет, который смог наполнить его жизнь смыслом, но почему-то именно сейчас любая память о спасительнице растаяла как первый снег. Всё внимание было приковано лишь к цветочной леди, пока его пальцы обвили тонкие, нежные стебельки камелий.

— Не касается. — Мелиодас тяжело вздохнул и поддерживающе улыбнулся ей. — но давай-ка мы об этом забудем. Вместе.

Мелиодас берёт узкую ладошку в свою, поднося к губам. Гайя успевает заметить лишь возникшую на губах парня ухмылку, прежде чем губы ласково касаются тыльной стороны ладони.

Мелиодас с хохотом отскакивает от растерянной девушки и поднимает руки в защитном жесте, прежде чем в него летит женский ботинок. Он легко уклоняется и машет ладошками, призывая её остынуть.

Парень побежал, внутренне усмехнувшись от того, как легко было перевести тему и отвлечь Гайю от болезненных воспоминаний. В «Шляпе Кабана» не было таких мест, где можно было бы удобно прятаться или бегать, а потому импровизированные салочки вышли довольно короткими.

— Так-так-так! — наигранно недовольно вздохнул парень, упираясь спиной в какой-то манекен на чердаке. — Похоже, я попался! Почему бы тебе меня не осалить и успокоиться?

— Малыш, мне помочь тебе отправиться на тот свет? — злобно зашипела Гайя и цветы на её голове игриво дёрнулись, опасно раскрывая яркие бутоны.

— Малышу ты можешь помочь сделать что угодно! — парень обиженно засопел, аккуратно пытаясь пройти мимо бешеной клумбы.

Мелиодас легко, словно в танце, поменялся с Гайей позициями, весьма недвусмысленно зажимая клумбу. Надо отметить, что эта разностороння клумба, с быстро меняющимся настроением, обладала неплохими формами, 

а с ней он быстро забывал наивную богиню.

— Знаешь, мне ещё не доводилось трахать клумбу. — Мелиодас сглотнул.

— Не думаешь, что мы слишком быстро до этого дошли? — Гайя нервно вздёрнула бровь, уперевшись руками в его плечи.

Сердце в женской груди зашлось в быстром ритме, ускоренно перекачивая кровь. Щеки окрасились в алый цвет, что тут же попытались скрыть заботливые цветы, до последнего росточка выбираясь из-под волос. Это не помогло, потому что мужские пальцы удивительно заботливо убрали их в сторону.

— Очень быстро. — хмыкнул Мелиодас, — но мне это нравится.

Сердца внутри дрогнули и Мелиодас судорожно втянул воздух ртом. Он явно был охвачен смешанными чувствами, в которых особенно явственно проглядывалось восхищение и 

. Мог ли он когда-то подумать, что будет готов отказаться от снизошедшей с небес ради него Элизабет?

— Продолжим в спальне? — он провёл носом по её шее, в то же время заботливо поглаживая лепестки цветов.

— А ты предпочитаешь пыльные чердаки? — Гайя нервно хихикает, откинув голову.

— С тобой что угодно, моя клумба.

— Неси меня в спальню, гном.

Гайя спала совсем рядом. Чтобы коснуться нежной, горячей кожи, не надо было даже протягивать руку, и Мелиодас сидел, осматривая хрупкую спину и закрывшиеся бутоны цветов.

Была ли в этой связи, несомненно порочной, хоть капля любви со стороны Гайи? Не пыталась ли она забыться рядом с ним, утопая в омуте горечи и отчаяния ещё больше? Размышления не позволяли ему заснуть.

Мелиодас сжал в ладони свои волосы и нервно усмехнулся, понимая, что 

просто не даст Гайе право выбора.

 Она была так близка, доступна и требовала к себе внимания, что демон просто не мог удержаться. Это совсем не было похоже на любовь к Элизабет.

— Без права выбора, Гайя, — шепнул ей Мелиодас, склоняясь к спящей девушке, — ты моя.

Демон никогда не отпустит что-то 

Наблюдатель (Мелиодас/ОЖП)

Queen Lis

Tokiyskiy gulash

Сомнения или их отсутствие всё равно приводят к одному решению:
— Прости, но у тебя нет выбора. — Он развёл руками. — Но ты моя.
— C чего бы мне с этим соглашаться?

Роулинг Джоан «Гарри Поттер»

Nanatsu no Taizai

Bungou Stray Dogs

Мелиодас/ОЖП

Том Марволо Реддл/ОЖП

Фёдор Достоевский/ОЖП

Без права выбора

ru-bez-prava-vybora-queen-lis-beta-tokiyskiy-gulash

Она сжалась от очередного удара, не позволяя вырваться жалкому всхлипу. Было больно настолько, насколько это возможно, когда розги оставляли красные, иногда кровавые следы на мягкой плоти.

— Ведьма! — старая женщина презрительно выдохнула.

Ненависть, вызванная страхом перед необычными способностями ребёнка, ощущалась в воздухе, въедалась в кожу, затылок, достигая души. Все, кто хоть как-то отличался являлись неизведанной опасностью и угрозой привычному течению жизни. Все они сущее зло!

В свою маленькую комнату, больше похожую на жалкую каморку, она так и не попала, оставшись без еды до завтрашнего дня. Тёмная комната с одной единственной кроватью была ещё хуже, чем несчастная каморка, предназначенная ей для жизни. Сюда запирали самых непослушных, 

 детей, принося только воду два раза в сутки.

Анна сжала челюсти, сдерживая в себе злые слёзы. Ей оставалось только лежать на животе, бессмысленно осматривая тёмную комнату и жалеть себя, потому что никто другой бы этого делать не стал. Даже 

, но совершенно по другим причинам.

Анна прикрыла глаза, привыкшие к темноте и медленно выпустила воздух, разжимая челюсть и унимая треснувшую гордыню. В мыслях проплывал нелюдимый мальчик, с которым ей пришлось делить почти всё своё свободное время и дружить, за неимением других вариантов. Два странных ребёнка с необычными способностями…

Девочка недовольно шикнула, сморщив нос.

У них просто не было выбора. Они были вынуждены общаться друг с другом, 

. И вместе вынашивать ненависть к этому давно прогнившему миру, не в силах прервать порочный круг боли и унижения.

— Анна! — громкий шёпот привлёк внимание.

Девочка утерла слёзы и аккуратно, стараясь не тревожить избитую филейную часть, подползла к двери, точно зная, кого интересует её судьба. Это уже стало некой традицией, скрашивать совершенно незаслуженное наказание.

— Том, — она сдержала всхлип. — тебя не тронули.

Он высокомерно хмыкнул, гордясь собой. Очевидно, он гордился своими навыками выкручиваться из неблагоприятных ситуаций. Но скоро мальчик скуксился и вздохнул, явно волнуясь за самого родного человека в богом забытом приюте.

Где-то на подсознательном уровне девочке стало легче, потому что Том всё же уловил момент и пришёл поддержать. Единственный шанс отвлечься от боли в филейной части.

— Воспитатели слишком глупы. — он высокомерно вздёрнул нос.

Анна хихикнула в ладошку, на мгновение забыв 

Том прислушался и тихо сообщил, что ему пора, ускользая из коридора со всей возможной скоростью. Анна вздохнула, стараясь игнорировать треснувшую пополам гордость, в чём помогал 

. Только его в такой ситуации могла вспоминать несправедливо наказанная девочка, нежно лелея мечту, где она сможет отомстить всем обидчикам. 

Сказка бурным потоком врывается в жизнь двух несчастных сирот, неся за собой надежду и неожиданный свет.

Анна нервно цепляется за Тома, которому не удалось сдержать рвущихся наружу эмоций, но совсем дико обходя волшебников в странных, цветастых одеждах. Сдержать привычку сторониться людей для подобных им невозможно и профессор, что привёл их в ожившую сказку, только вздыхает.

Том стискивает руку Анны крепче, безмолвно пытаясь найти в такой же растерянной и дикой девчонке.

Полной грудью Том вдыхает только когда палочка ровно ложится в его ладонь и вокруг сгущаются вихри магии. Мир наполняется яркими красками вместе с невероятным теплом, оставляя все прошлые прожитые года в тени.

Он почти улыбается, с трепетом сжимая доставшуюся ему одному палочку и отступает, не глядя на Анну. Она кажется просто серым пятном на фоне драгоценного сокровища и единственного смысла жизни, мгновенно забыв, что именно Анна скрашивала жизни в отвратительном приюте.

Анна почти забывает Тома, когда магия кружит голову. Это потрясающее чувство лишает рассудка голодных сирот, пока ещё без осознания пришедшего могущества, а вместе с ним и будущеё власти. Всего лишь дети, случайно попавшие в сказку.

— Палочка сама выбирает волшебника. — сообщает им профессор, снисходительно улыбаясь на восторженный блеск глаз.

Анна выдыхает и пытается вжать палочку в грудную клетку, надеясь срастись с теплом. Словно она получила всё то, чего были лишены брошенные на произвол судьбы дети, оказываясь в ужасных приютах. Обобрать детей всегда легко.

— Сама… — она сглотнула.

Где-то в горле пляшут сладкие грёзы о счастливом будущем в магической сказке. Дети больше не отшатываются от прохожих, пребывая в собственных фантазиях, ощущая лишь нечто близкое к совершенной эйфории.

Они так и не смотрят друг на друга.

Все детские надежды в одно мгновение рассыпаются пылью.

Том вновь берёт Анну за руку и крепко сжимает челюсть, ничем не выдавая внутренний хаос вперемешку с закипающим гневом. Сиротские дети оказываются чужими в доме змей, вновь вынужденные держаться вместе. Наконец приходит осознание, что никого больше и не будет.

Все следующие года проходят в 

 Хогвартсе, ставшим не самым лучшим, но самым желанным домом для сирот на свете. У них больше не было ничего, кроме магии и Хогвартса, заполненном подчас мерзкими детьми.

— Они загрязняют наш дом. — Анна морщится, вновь сжимая любимую, верную палочку.

Том на короткое мгновение замирает, пока страница книги по инерции переворачивается и смотрит на неё как-то очень странно. Мускулы прекрасного, точеного лица дрожат и у него выходит необычная улыбка. Не такая пустая.

— Ты совершенно права.

Том склоняет голову, на мгновение прикрыв глаза.

Они учились на шестом курсе и только благодаря Хогвартсу до сих пор живы в творящемся безумии, ибо войной охвачены сразу два мира. До скрежета зубов противный маггловский мир и приятный, желанный мир волшебства раздирались войнами, которые Том считал 

— Конечно, права. — Анна высокомерно вздёргивая подбородок, идеально держа спину.

Из таких жалких оборванцев выросли потрясающие аристократы, взявшие под контроль едва ли не весь Хогвартс. Слизеринцы, так привыкшие к своему статусу и чаще всего благам знаменитых родов, являлись отличными 

— Я жду, когда ты будешь править. — хмыкает 

 будем. — Том усмехается.

Анна самое доверенное лицо будущего Темного Лорда. Он помнит всё в мельчайших подробностях из своего детства и желает красочной мести жалким крысам, что из собственной слабости могли лишь отыгрываться на детях.

— Не шути так. — она отворачивается, смотря на танец огня в камине.

— Ты сама говорила, что я не умею шутить. — Том кривит губы и возвращается к книге.

Анна всё, что есть у Тома. Пришлось быстро понять, что все окружающие будут смотреть на него как на расходный материал, даже сейчас, когда он возвысился над всеми лишь за счёт скрытых талантов. На него смотрят влюбленными глазами, видя в нём нежного, обаятельного и такого умного мужа, и только она видит настоящего. Пожалуй, только она будет предана ему просто потому что Том — это Том.

И за восхищенный взгляд Анны был готов устроить нечто большее, чем сделал Геллерт Гриндевальд.

На Анну смотрят, как на истинную леди. Завистливые взгляды других дам, полные обожания со стороны наследников знатных и не очень родов. И эти взгляды он не мог терпеть, 

жаждя вырвать их глазные яблоки.

Никто более не смеет наказывать Леди Анну. Она Принцесса Слизерина, настоящее сокровище дома змей и та, кто должна идти рука об руку с будущим Тёмным Лордом. И Том уж точно никогда не поднимает на дам руку.

— Ну что вы, моя леди. — Том ухмыляется, закрывая книжку.

Анна настоящая Леди, его Леди. Всё, что было и есть у Тома. Всё, что у него будет до самого конца.

— Мы начинали шествие вместе. — напоминает ей Реддл.

Анна позволяет себе откинуться на спинку кресла и расслабиться, как будто они вернулись во время до Хогвартса и Том делает то же самое, откидывая манеры в сторону. Сейчас они были вдвоём, в Выручай Комнате, разделяя 

— Да. — Анна выпрямляется и смотрит по простому серьёзно, — и я предпочту, чтобы это продолжалось до конца.

Повисла тишина, которая через долгие минуты была прервана усталым выдохом сквозь зубы.

— Ты знаешь, что обычно джентльмены и наследники зовут благородных дам замуж?

— О, правда? — Анна состроила из себя невинную овечку и похлопала ресничками.

— Никогда так не делай. — он прикрыл глаза рукой, стараясь не вспоминать глупых куриц, что кружатся вокруг стайками, — я терпеть не могу всех, кто бесполезен. И я начинаю сомневаться, что ты умна.

Анна едва слышно хмыкает и встаёт с кресла.

— Не буду, конечно. — она поправляет складки на мантии и магией исправляет прическу, — я тебя полностью понимаю.

Том неспешно встаёт, поправляя одежду магией и предлагает Леди согнутую в локте руку, покидая Выручай Комнату. Они выглядят так, словно уже завтра должны были пожениться, только радуясь отсутствию свидетелей.

— Мой Лорд умеет идеально подбирать время. — Анна едва заметно усмехается.

— А ты во мне сомневалась?

— Никогда, мой Лорд. В вас я не сомневаюсь никогда.

Двое (Том/ОЖП)

? — Он улыбнулся, склонив голову к плечу.

Она стиснула зубы, заставив себя посмотреть на этого демона. Его улыбка — оскал хищника, ухмылка самого дьявола — заставляла всё нутро выворачиваться от банального инстинкта самосохранения.

Она искривила губы в каком-то подобии улыбки, искренне надеясь, что ему есть чем заняться. И пусть это будет нечто более серьёзное, нежели её попытки улыбнуться.

— Просто задумалась о прочитанном! — Дарья нервно хихикнула, больше не выдерживая взгляд словно светящихся глаз.

Фёдор вернулся к экранам с изображением смеющейся рожицы крысы. Если Бог действительно есть, то спасибо ему за это.

— О да, Библия весьма интересное чтиво. — кинул он напоследок.

Она посерела лицом, уткнувшись носом в Ветхий Завет.

Их Господин на удивление верил в Бога и мечтал создать безгрешный мир, без существования эсперов. 

А она просто надеялась, что Он её не тронет.

Даже к «Крысам мёртвого дома» она присоединилась лишь из страха к демону Достоевскому, чья слава в теневом мире России ушла вперёд всех деяний «крыс». Но она не может сказать, что всё это выдумки. Многое 

Каждый её день был похож на игру в русскую рулетку. Только сказать, когда Господин решит избавиться от своей приближенной пешки, Дарья не могла. Возможно, она навсегда будет подле демона, а может уже завтра её жизнь оборвётся.

Быть может, поэтому она пытается понять его? Хотелось бы знать, как её жизнью будут распоряжаться…

Вряд ли это было возможно. Каким бы психом не был Фёдор Достоевский — сердце пропустило удар, падая в пятки — он был преступным гением, полностью оправдывая титул «демона».

И все они лишь пешки на Его шахматной доске.

В итоге все они умрут, так и не оборвав ниточки, за которые их дёргает умелый кукловод. Даже после смерти они останутся его пешками.

Ты будешь принадлежать демону всегда.

Она стиснула пальцы на Библии сильнее, смотря на своего Господина. Вечно быть подле его ног?

Такова цена продления жалкой жизни.

Почему он держит её рядом? Не верного Ивана, даже не Пушкина, чья скользкая натура была бы полезна больше, чем она. 

Дарья нервно вздохнула. Ей никогда не понять, что происходит в его безумной, но гениальной голове.

Она может лишь вечно следовать за ним до тех пор, пока он не воплотит свою мечту в реальность. Ведь в итоге она, как и все остальные, должна будет исчезнуть. 

Демон не хочет видеть эсперов в своём идеальном мире.

Иронично, что само воплощение зла так сильно верит в Бога. 

Хотя, если есть сам дьявол, то должен быть и Бог?

Фёдор краем глаза уловил меняющиеся выражения лица, устало прищурившись. Дарья боялась даже имя его произнести и это… 

Совсем недавно «Крысы мёртвого дома» прибыли в Японию ради воплощения ужасного и восхитительного — безумного и идеального, как считала Дарья, — плана. Эсперов Йокогамы ждала та участь, которую ей удалось избежать, примкнув ко злу.

Она исполняла свою маленькую и незначительную, но тем не менее роль, в разыгрывающемся спектакле. И главное было сейчас вернуться к Господину, как и должна была завершиться встреча с главным противником Фёдора.

Спину обжёг взгляд фиолетовых — о, она уверена, что сейчас красных — глаз, заставив её вздрогнуть.

В голове судорожно проносились разные мысли, но в основном только вопросы. Неужели она в чём-то ошиблась? Но она же делала всё, как он говорил! Чем же он недоволен?

Она не может здесь умереть. Не может. Не может!

Тихая поступь заставила её сжаться от страха, нервно заламывая пальцы за спиной. Если она действительно провинилась, то это будет концом всего…

— Планы поменялись. — сухо проинформировал её Достоевский, — Ты больше не приближаешься к детективам.

Дарья неловко хлопнула глазами, не до конца понимая смысл произнесённого. Разве изначально она не должны была…

Донцова одёрнула себя. Приказы Господина не ставятся под сомнения ни в коем случае.

Смелости взглянуть в эти глаза не хватало. Даже тон Господина Фёдора отличался от своего обычно лениво-спокойного, слегка растянутого тембра. 

Признаться, что этот голос вызывал внизу живота целую стаю бабочек, не позволит страх перед…

Она совсем глупо хлопнула ресницами, когда оказалась вжата в ближайшую стену. Сердце, кажется, остановилось.

От неё излишне сильно пахло перекисью.

Достоевский принюхался, совсем не изменившись в лице от этого резкого, мерзкого запаха 

 Но в глазах мелькнул недобрый огонёк, который заставил всё естество Дарьи содрогнуться.

Демон Достоевский опасно сощурил глаза и медленно склонился. Кусачие поцелуи на шее сложились в какой-то известный только ему одному узор. А на состояние девушки он даже не смотрел.

Фёдор держал её всегда подле себя, контролировал во всём, не позволял смотреть на неё другим. Он желал создать мир, в котором 

Мир, в котором её не испортят.

Демон хотел оставить свои следы на посланной ему Богом нимфе.

У каждого демона есть свой рок. Своя божья посланница.

И Фёдор Достоевский, демон с севера, мечтал, что однажды её страх перед ним пропадёт. 

И они создадут новый, лучший мир.

Ссылка на исходную публикацию - https://ficbook.net/readfic/9198756

Без права выбора

Содержание

Наблюдатель (Мелиодас/ОЖП)

Двое (Том/ОЖП)

Страх перед... (Фёдор Достоевский/ОЖП)

Комментарии (0)