Ноябрьский ветер хлестал побережье ледяной солёной тяжестью, обрушивая на скалы огромные ревущие волны. Бушующие воды разбивались о камни, взметая каскады мороси, оседавшей на лице ледяной коркой.

Сумерки медленно сгущались, обволакивая побережье густым полотном; всё исчезало в хаотичном, первобытном буйстве. Здесь не было проблеска тепла — только грохот волн: вездесущий, глухой, древний зов, проникающий в самую суть бытия.

Он стоял на краю безмолвного безумия под порывами невыносимого ветра. Каждый вдох тянул сырость прямо в лёгкие, заполняя их тяжестью океана. Ветер разрывал ткань мантии, превращая её в одинокий акт повиновения судьбе. 

Одиночество — вечный спутник смерти.

Морская пена срывалась с волнующейся глади, обжигая кожу тяжёлыми брызгами. Влага скапливалась на тёмных прядях, капли скатывались по лицу, оставляя болезненную соль на губах. Дыхание срывалось — отчаянный глоток перед последним шагом в бездну. 

Время стягивалось в тугой узел.

Выбор сделан. Решительно и без сожалений. Не поступок наивного мальчишки. Поступок мужчины. Мужчины, познавшего вкус истины и избравшего единственный верный путь.

 На пороге смерти его всегда мало. Скорбь жгла душу, словно яд, разъедая внутренности. Ему было жаль — правда, жаль. Жаль оставлять родных, жаль оставлять её, тот единственный свет, к которому он так стремился. Надежда тлела на задворках каменеющей души: она справится. 

— Хозяин… — с дрожью в голосе выдохнул домовик, низко поклонившись, почти касаясь холодных, острых камней.

Кикимер поднял благоговейный взгляд, задержав его на лице обожаемого господина — быстро, но с такой тщательностью, будто хотел выжечь образ в памяти, впитав каждую черту, каждый отблеск, каждую ускользающую тень.

Юноша взглянул на собственную руку. Клеймо верности. Оковы. Причина — следствие. Биение сердца насмехалось, неумолимо отбивая секунды — отчётливый, безжалостный ритм. Пальцы сжали ледяной медальон, дрогнув. Холод проникал в кости, забирая остатки тепла — глумясь.

Под крышкой — крохотный листок. Последнее обращение к тому, кого он когда-то безмерно уважал, в ком видел силу и смысл, за кем следовал, но теперь… Теперь презирал всем своим естеством.

Он не мог знать, что клочок бумаги окажется в руках юнца, как и он сам. У судьбы своя ирония: несокрушимый Тёмный Лорд падёт не от руки равного, не от могущества великого волшебника. Волан-де-Морт падёт от руки мальчишки.

Пролог

Ada Akerman

История посвящена юности второго поколения Пожирателей Смерти. Охватываются события Первой магической войны 70–80-х годов. Амбиции и сомнения сталкиваются в тени Тёмного Лорда. В мрачных водах войны лояльность становится оковами, а выбор — неизбежностью.
Блэки всегда славились страстью к тёмным искусствам — зов крови рода — неотъемлемая часть души, тень, рождённая вместе с ними. Регулус Арктурус Блэк не исключение, скорее императив.
The Blacks waged war wordlessly.

Роулинг Джоан «Гарри Поттер»

Регулус Блэк/ОЖП

Нарцисса Малфой/Люциус Малфой

Беллатрикс Лестрейндж/Родольфус Лестрейндж

Рабастан Лестрейндж/ОЖП

Том Марволо Реддл

Сириус Блэк III

Антонин Долохов

Бартемиус Крауч-мл.

Эван Розье

Black Rite

Гримм-Холл, особняк на площади Гриммо 12, издавна встречал гостей ледяным безмолвием. Тут царила вековая тьма рода Блэков. Полы из тёмного дерева гулко отзывались на шаги, а стены, увешанные строгими портретами предков, неотрывно следили за каждым, кто осмеливался задержаться.

В родовом имении ничто не могло нарушить древний порядок, кроме, пожалуй, напряжения, витавшего в воздухе. Это место не знало тепла. Здесь не было уюта — лишь холодные оттенки высокопарного величия.

Регулус остановился на лестнице, услышав яростный крик матери. Невольно с губ сорвалось хмыканье: «Идиот». Юноша прислонился к стене, скрестил руки на груди и замер. Дыхание стало тише. Он прикрыл глаза, сердце отбивало ритм — неумолимый отсчёт времени.

Через полуоткрытую дверь донёсся свирепый голос:

— Ты бросаешь вызов всему, что связывало нас веками. Предаёшь предков!

Слова Вальбурги Блэк хлестали, словно кнут. В гневе слышались отвращение и болезненное презрение к собственному ребёнку.

Сириус застыл напротив, в позе — надменный вызов. В глазах — сдерживаемая ярость, готовая вырваться наружу.

— Всё это, — он неторопливо обвёл рукой гостиную, где каждая деталь олицетворяла наследие, — для меня не что иное, как клетка, обёрнутая в золото. Вашей гордостью стало нечто напускное, мама, — фантом. Честь рода? Чистота? Всё это пережитки прошлого, отравленные страхом перемен.

Лицо ведьмы исказилось от бешеной, неутолимой злости. Волосы взвились, напитавшись гневом; Вальбурга Блэк предстала истинной фурией.

Позади невозмутимо стоял Орион Блэк, наблюдая за происходящим со странной отстранённостью. Он шагнул вперёд, сохраняя отрешённый вид. Голос прозвучал глухо:

— Ты всегда тянулся к чуждому, к тому, что нам ненавистно. Ты не был достоин имени с тех пор, как стал его позором. Если ты не согласен продолжить род с чистокровной ведьмой, если настолько презираешь своё происхождение, своё наследие — уходи. Ты нам больше не сын. Не кровь Блэков.

— Это не я чужой, отец, — его тон стал предельно ровным, но в нём сквозила едкая острота.

Он откинул пряди волос с лица, пристально глядя в глаза отцу.

— Это вы чужие в новом мире. Мир меняется, движется вперёд, а вы остались в прошлом, и это пожирает вас.

Вальбурга взмахнула рукой. Вазы вдоль стен взорвались. Осколки фарфора посыпались на пол, дробясь сухим эхом. Всплеск магии не кричал: он хрипел отчаянно и с надрывом. Тягучая боль разливалась по комнате — трещины на зеркале вторили её немому воплю.

Глава дома стоял неподвижно. Происходящее подтверждало неизбежное. Отец покачал головой, ставя окончательную точку:

— Ты покинешь наш дом. Немедленно.

Приговор раскатился по дому, отзываясь неизгладимым эхом.

Регулус стоял в коридоре, прислушиваясь. Он знал, что этот день настанет. Однако с горечью осознал: глубоко в душе он надеялся на отсрочку.

Сириус замер, словно высеченная из камня статуя; взгляд затвердел, моментами вспыхивая подавляемым огнём, обжигающим каждую грань немого противостояния. 

 Но это был бесповоротный финал.

На лице Ориона застыла безучастность: ни один мускул не дрогнул, он был лишён жалости. Взгляд, отсекающий привязанность, остановился на старшем отпрыске — на том, что отныне стало пустым местом, мёртвым отголоском родного сына.

Казалось, воздух в помещении остыл. У Сириуса заиграли желваки, но взгляд не дрогнул.

Бунтарь отвернулся, бросив последний взгляд на гостиную. На строгие очертания фамильного герба. На потемневшие портреты предков, угрюмо следивших за развернувшейся сценой. В каждом символе проступал тяжкий гнёт удушающих оков, от которых он, наконец, освободился.

Рокочущий шаг разнёсся по гостиной. Взявшись за дверную ручку, юноша дрогнул, собираясь что-то сказать, но лишь тяжело вздохнул, заглушая слова.

Один удар сердца. Дверь захлопнулась, оставив всё так же звенящую тишину.

Регулус в неизменной позе опирался на стену. Лицо оставалось непроницаемым — ни сожаления, ни осуждения. Пряди спадали на лоб, затеняя глаза. Только едва заметное дрожание плеч выдавало бурю. Серые глаза поднялись из-под тёмных, густых ресниц, встречая взгляд брата. В молчаливом обмене скрывалось бремя осознания.

Позади него раздался истошный крик:

С картины взирала прародительница Блэков. Взгляд, горящий ледяной яростью, прожигал насквозь, а острые черты лица источали безжалостную власть. В облике угадывались черты Беллатрикс: чёрные кудрявые волосы, обрамляющие лицо — тёмный венец. Сжатые в тонкую линию губы хранили вековую клятву чистокровного семейства.

— Предателей крови ждёт смерть, — ненавистно выплюнула ведьма, не унимаясь.

— Каллисто, хватит, — мягко отозвался младший Блэк.

В мгновение лик изменился: отвращение, ещё недавно окатившее Сириуса, сменилось обожанием. Каждая черта преисполнилась нежности и гордости — перед ней стоял её любимый «сын», наследник, воплотивший всё, что веками чтил род.

Регулус медленно отвёл взгляд от портрета, переводя его обратно к брату. Сириус коротко пожал плечами, как бы признавая: «Такова судьба». Младший Блэк медленно кивнул, едва указав в сторону своей комнаты. Старший Блэк в ответ поджал губы, моргнув. Затем он показал жест, которым братья пользовались в детстве: десять минут. После чего, откинув волосы назад, исчез за соседней дверью.

Регулус отпрянул от стены, неспешно двигаясь к комнате. На полпути, слегка повернув голову, он пролепетал:

— Спокойной ночи, Калли.

Портрет лелеюще проворковал:

— Спокойной ночи, милый.

Он устало выдохнул, закрыв за собой дверь. Спальня встретила спокойствием: каждый предмет сохранял неподвижное достоинство, в согласии с ритуалом, которому хозяин бессознательно следовал. Кровать застелена изумрудным покрывалом, без единой складки. Зелень ткани отливала холодом в свете луны, что пробивался сквозь тяжёлые, почти чёрные бархатные шторы. Изголовье кровати венчал сверкающий серебряный герб Слизерина — неусыпный символ убеждений. 

Он отражал клятву, с которой Регулус рос. Клятву, что впиталась в кровь с молоком матери.

Над изголовьем, аккуратно и симметрично, висели вырезки газет: заголовки и отрывки, собранные им с особым трепетом. Лики и строки, связанные с Тёмным Лордом — немое святилище.

На дубовом столе покоились книги в строгом порядке, корешки плотно прилегали один к одному. Всё выстроено с педантичной точностью.

Регулус тихо подвинул стул ногой, сев напротив двери. Сунув одну руку в карман, он начал неторопливо крутить палочку в другой, погружённый в размышления. Юноша замер: кончик деревца коснулся губ, и в эту секунду щёлкнуло окончательное решение.

Кикимер стоял в центре комнаты, низко склонившись, и тихо ворчал:

— Хозяину Регулусу не следует говорить с предателем…

Регулус невольно задержал взгляд на слуге. Домовик смотрел на него с неподдельным, безмолвным, зримым восхищением. Парень недовольно нахмурился — неожиданное появление вызывало досаду. Эльф, уловив это, не отпрянул, но почтительно отступил. Склонённый ещё ниже, он молча выражал извинение.

— Если ты мне понадобишься, я позову. Иди, — с непреклонной твёрдостью проговорил Регулус, облекая приказ в холодную вежливость.

— Но, молодой хозяин… Отступник рода не достоин заботы. Он отверг кровь, пред… — эльф осёкся, прикусив язык.

В глазах юного Блэка блеснул предупреждающий огонь.

Кикимер, поджав губы, отвёл взгляд.

Дверь отворилась с лёгким скрипом, в комнату вошёл Сириус, одетый в дорожную мантию, с увесистым чемоданом в руке. Регулус, взмахнув палочкой, наложил чары непроницаемости. Дверь закрылась с тихим щелчком. Сириус приподнял бровь, промолчав; на этот раз он казался уставшим. Бунтарский огонь оставил обугленные угли. Младший Блэк поднял уголки губ, скрыв тем самым одолевающее его уныние.

— Ну и? — Регулус, с лёгким наклоном головы, тянул слова с неторопливой задумчивостью, взвешивая. — Скажи, оно того стоило?

— Что? — буркнул парень, небрежно бросив саквояж; тот с глухим стуком ударился о пол.

— Твой двухминутный триумф.

Сириус, облокотившись на дверь, скрестил руки на груди, полоснув брата злобным взглядом.

— Ты дурак, Реджи. Дурак, который не понимает, что такое свобода. Сам затянул петлю на шее и даже не заметил. — Он скосил брезгливый взгляд на стену над кроватью.

В глазах Регулуса вспыхнул огонёк. Юноша самодовольно закинул ногу на ногу.

— И это я-то дурак? — с ядовитой иронией парировал он. — Это говорит мне человек, который не смог продержаться в отчем доме и недели? Без пяти минут — бездомный? А, Сири?

— Нужно было согласиться на помолвку? Серьёзно? — На лице бунтаря заиграли желваки.

Регулус томно выдохнул, отводя взгляд. Лицо оставалось спокойным, в глазах мелькнула усталость — разочарование, въевшееся в подкорку.

— Думаешь, мне не готовят «партию»? — Он глумливо изобразил кавычки.

— В этом-то и суть, Реджи. Чёрт возьми, договорные браки? Мы что, в Средневековье? — Сириус насмешливо развёл руками, цокнув языком, подчеркивая тем самым всю абсурдность ситуации.

— Ты глупый. А глупость в наше время стоит дорого.

Младший Блэк взмахнул палочкой. Ящик стола резко распахнулся, и из него рьяно вырвался кошель, буйно ударив в грудь старшего брата. Сириус оторопел, подхватив «презент».

— Полагаю, все твои пожитки, — с издёвкой плюнул младший брат.

— Очень смешно. Мне это не нужно, — огрызнулся старший, агрессивно протягивая кошелёк.

— О, тебя никто и не спрашивает, — надменным тоном отозвался Регулус, отмахнувшись. — Ты спускаешь всё, что имеешь. Я-то знаю. Едва ли ты планировал уход сейчас. На этом всё. Не вижу смысла продолжать демагогию. — Он вальяжно указал за спину собеседника. — Как только ты выйдешь за эту дверь, я тебе больше не брат, — юноша, поднимаясь, скользнул по брату горьким взглядом с примесью умаления и сник, сцеживая по слогам последние слова: — Ты отступник крови. Последствия тебе известны.

— Много на себя берёшь, как для пятнадцатилетки, — выдохнул тот в ответ, тоскливо улыбнувшись.

— Проваливай уже, — в голосе проскользнул бесцветный смех.

Сириус уже развернулся к выходу, но за спиной прозвучал тревожный вопрос:

— К Поттеру, а там видно будет, — не оборачиваясь, бросил бунтарь.

Отдалённо прокатились десять ударов старинных напольных часов. Регулус осёкся, моментально накинув мантию и, ступая к двери, напряжённо выпрямился. Он потерял счёт времени — бровь дёрнулась. 

Регулус Блэк ненавидел ждать людей и ещё больше ненавидел опаздывать.

— Нет настроения лететь на метле, — лениво отозвался брат. — А ты куда собрался?

Сириуса одолело негодование, быстро сменившееся насмешкой. Регулус парировал выпад, метнув испепеляющий взгляд, в котором явно читалось раздражение.

— Есть дело, — отрезал он, мысленно находясь уже далеко.

— И как ты собрался колдовать вне поместья?

— Я-то знаю, — протянул Сириус, растянувшись в глумливой ухмылке, смакуя каждое слово. — Но ты… мелкий, когда научился обходить правила? И научился ли?

— Сириус, — рыкнул юноша, скривившись. — Я похож на дилетанта? — Несмотря на усилия, голос звучал сдавленно, явственно выдавая уязвлённое самолюбие.

Старший Блэк весело пожал плечами, высокомерно глядя на брата. Очередной способ выплеснуть обиду — привычный. 

Сириус Блэк не отличался взрослой позицией, особенно в отношении младшего брата.

Они вышли из комнаты; шаги глухо раздавались в тишине Гримм-Холла. Братья направились к камину. Старший с показной небрежностью пропустил младшего вперёд. Интерес взял верх, но это был не единственный мотив. Младший, уловив пристальный взгляд, и бровью не повёл. Он уже не реагировал. Не теперь.

Регулус взял летучий порох, сжал его в ладони и приготовился к ритуалу, но в последний момент почувствовал что-то чуждое во второй руке. Маленький конверт был ловко всунут братом — без пафоса и слов. Когда губы произвели слова:

Сириус беззвучно шевельнул губами:

Зрачки младшего Блэка сузились. Он перевёл растерянный взгляд на конверт, исчезая в свете огня.

Пламя погасло, уступив место шороху «Дырявого котла». Из-за полупустых столов доносились нетерпеливые возгласы: «Ну, выходи же!». Но он ничего не слышал.

Часть I — Волчье сердце — 1.

Три дня Регулус методично, с нарастающим отчаянием, перетряхивал семейную библиотеку, увязая в груде пыльных фолиантов. Плечо не просто чернело — оно отмирало на глазах. Пугающее зрелище разложения казалось извращённой демонстрацией хрупкости человеческого тела.

В первый день ему удавалось кое-как удерживать чары под контролем, но к концу третьего он был измотан до предела. «

» — заклинание, замедляющее действие чужих чар, — пришлось накладывать ежечасно. Если бы год назад Каллисто вскользь не упомянула о нём, когда Родольфус обучал Триаду основам магического боевого искусства, младший Блэк не продержался бы и ночи после злополучной стычки.

Бессонные часы, неутихающая боль, страх перед необратимостью — всё это неумолимо стирало силы, подтачивало волю.

Иронично: изнурительные, кровавые тренировки, некогда казавшиеся бессмысленной жестокостью, теперь спасали ему жизнь. Точнее, оттягивали неминуемую гибель. И, справедливости ради, ещё не раз спасут Триаду. Ребята научились терпеть боль, обуздывать страх и кое-как залечивать раны.

Заклятие, которым прокляли Регулуса, оказалось крайне зловредным. Оно безжалостно пожирало ткани, не оставляя намёка на свою природу. Никаких зацепок. Никакого прогресса.

Настойки бадьяна едва хватило, чтобы остановить кровотечение в первый день; теперь каждый мазок приносил разочарование, усугубляя чувство беспомощности.

Обложенный архаичными манускриптами, с исцарапанными пальцами и безнадёгой в глазах, юноша рассмеялся. Безумный хохот прорвался через уязвлённое самолюбие, усталость и гордость. Злость — на себя, на своё бессилие, на бестолковые страницы.

Решение пришло столь же остро, как и боль.

«К чёрту», — выругался он, почувствовав горечь отступления.

Выдохнув, Регулус шагнул в коридор. Холодные стены безучастно взирали на борьбу. Возле портрета шаг замедлился. Взгляд Каллисто, застывший в высокомерии, пробудил раздражение вместе с унизительным облегчением.

Подбородок ведьмы насмешливо вздёрнулся. Регулус закатил глаза, подавляя вспышку досады.

— Злишься… Имеешь право, — тон звучал ровно, пока внутри буйствовал шторм. — Я не объяснился. На то есть причина.

Едва заметное движение век. Незначительный жест, который всё же не ускользнул. Он усмехнулся. Зубы впились в губу, гася невольную эмоцию.

— Я нуждаюсь в тебе, — нежным тоном протянул Блэк.

Изящный изгиб брови выдал пробудившийся интерес.

Парень облегчённо выдохнул:

Юноша молча направился прочь, зная — Химера явится.

В памяти Регулуса пустая рама неизменно занимала место в библиотеке. Как ни пытался он выведать у родителей, никто не мог объяснить исчезновение портрета. Полотно было приковано заклятием — снять его не представлялось возможным.

В ходе одной из бесед Каллисто поведала, что на портрете должен быть изображён 

. Однако она не знала, когда он «ожил» и куда испарился. Ведьма описывала его как крайне скверного, нелюдимого наглеца. Цитируя её слова: «Не дай Мерлин, этот сноб явится».

Калли часто сопровождала Регулуса по всему дому, и было крайне удобно, что в библиотеке нет лишних ушей. Для Гримм-Холла, привыкшего к буйству предков, пустая картина стала своеобразным символом покоя.

К удивлению четы Блэков, прародительница выражала благосклонность к младшему отпрыску. Ведьма впервые заговорила, когда пятилетний Реджи осыпал портреты расспросами. До этого, если верить отцу Ориона, образ хранил молчание веками.

Шестивековой портрет — выдающийся артефакт. Лики со временем имеют свойство угасать. Это зависит от нескольких факторов: мастерство заклинателя, взаимодействие волшебника с художником при жизни, связь с родом. Чаще сохраняют цельный отпечаток личности и дольше хранятся портреты, запечатанные магией крови.

Образ талантливого мага может передать немало знаний. Так и вышло: Регулус Арктурус Блэк с юности был подкован в тёмных искусствах — во многом усилиями Каллисто Ригель Блэк, почившей в конце XIV века.

Юноша стоял по центру библиотеки, выжидая.

— Мальчишка, — прохрипела Химера, устроившись в кресле пустынной рамы.

Уголки его губ дрогнули, выдавая ехидную усмешку. Он медленно, с откровенным вызовом, начал расстёгивать рубашку. Сначала одна пуговица, затем другая. Подмигнул.

— Милый, твоё обаяние неоспоримо, — протянула Каллисто с притворной ленцой. — Но прах мой покинул бренный мир, страсть истлела вместе с плотью.

— Двадцать очков Слиз… — ведьма осеклась, спав с лица. Взгляд упал на нагое плечо.

Абсцесс расползался вниз, к предплечью; алые прожилки, образовавшиеся от проклятия, почернели, напоминая обугленные угли.

— Мерлин раздери, — голос дрогнул, утратив привычное презрение. — И ты молчал?!

— Несносное чадо, не ведающее меры в гордыне.

— Знаешь, что это? — Регулус сделал шаг к раме. По телу пронеслась дрожь, боль разъедала кости.

— Доводилось видеть… Сложно будет усмирить.

— Думаешь? — хмыкнул Блэк, обводя взглядом бедлам.

Груды книг громоздились в хаотичном беспорядке, пергаменты с яростными заметками валялись по углам. На отполированном дубовом столе чернильница, опрокинутая в спешке, растекалась мрачным пятном.

— В Гримм-Холле этой книги нет. — Ведьма одобрительно кивнула: — 

— Иначе уже умер бы, — он отвернулся.

 — плюнула Каллисто с недобрым блеском в глазах. — Отрок, 

«Волхование всех презлейшее»

Сердце провалилось в пятки. Юноша резко обернулся:

— Ты не знаешь… — в распахнувшемся взгляде застыла тревога, а зрачки сузились до едва заметных точек.

— Я обходила стороной учения этого человека, — холодно пресекла ведьма. — Мрак его чар истощает не только плоть, но и душу. Непомерная цена.

Блэк настороженно сузил веки, оставив мысли при себе.

Пронизывающий взгляд скользнул по юноше: тщеславие боролось со страхом, упрямство — с обречённостью.

Регулус натянул рубашку, сжимая зубы до скрипа: 

Не оглядываясь, он покинул комнату.

Испуг, бурля в крови, полз в сердце, стягивая ледяные тиски ужаса.

Поднимаясь по лестнице, он ощутил головокружение — мир перед глазами плыл. Облокотившись о стену, едва держась на ногах, Регулус осторожно двинулся вперёд, из последних сил преодолевая слабость.

Добравшись до спальни, он скривился, с отвращением оглядев царивший погром — внешний хаос отражал внутренний упадок.

Постельное бельё сбилось в бесформенный ком, простыни свисали, обнажая матрас. Пол был усеян книгами. На столе громоздились пустые флаконы из-под зелий, оставляя липкие следы на древесине. Чёрные портьеры валялись на полу, сорванные с карнизом в приступе ярости. Свечи истлели до основания, оставив обугленные фитили. Воск стекал грязными потёками, заполняя трещины в паркете.

Закашлявшись, Блэк судорожно потянулся к склянке с болеутоляющим зельем, чувствуя, как на губах проступает горячий привкус крови. Снадобье теперь заменяло воду: горький вкус больше не вызывал отвращения. Вязкая жидкость скользнула в горло, оседая в желудке.

Хлопок — появилась домовиха; её ушки смиренно опустились, подчёркивая глубокий поклон.

— Приберись. И в библиотеке тоже.

Регулус вытер кровь, надел мантию и решительно направился к камину.

В нос ударил смрад: табачный дым смешивался с терпким ароматом сливового пива. Удушливая духота. Доносился глухой гул разговоров, нарушаемый редким скрипом половиц.

Регулус пересёк помещение, безразлично отметив привычную суету.

Июнь выдался промозглым: английское лето — свежее, влажное, серое. Хлёсткий дождь стекал по булыжникам, глухо отзываясь на пустынной аллее. Стылый воздух проникал под одежду, вызывая озноб. Вязкий туман обвивал ноги, неохотно расступаясь.

Сутулясь, юноша побрёл к Лютному переулку.

Поиски начались с лавки «Горбин и Бэркес». Помещение было пропитано запахом пыли и плесени. Тусклый свет пробивался сквозь грязные стёкла. Морось барабанила по крыше; монотонный шум раздражал слух, напоминая о быстротечности времени.

Плюгавый продавец лениво поднял глаза, едва удостоив посетителя вниманием.

Двадцать минут Регулус выслушивал уклончивые ответы. Мужчина уверенно избегал сути, заполняя разговор пустыми рассуждениями о редких изданиях, которых, разумеется, у него не оказалось.

Раздражение наросло — терпение иссякло.

Блэк захлопнул дверь, не дождавшись последнего язвительного замечания.

Холодный воздух обжёг кожу, капли стекали по щеке, сливаясь с потом. Выругавшись, он пересёк улицу и остановился перед вывеской: «У Морибанда». Полустёртые буквы, облупленная краска — лавка казалась столь же бесполезной, как и предыдущая.

Внутри пахло гнилью и ладаном. Полки, нагруженные ветхими книгами, угрожающе сгибались. Низкорослый старик с заячьей губой обернулся. Регулус задал вопрос. Последовал короткий ответ: «Нет».

Покидая второй магазин, он почувствовал, как бровь непроизвольно задёргалась.

Свирепый ветер бил в лицо. Намокшие волосы прилипли ко лбу. Стиснутые кулаки побелели. Вырывался сиплый кашель. Плечо ныло, напоминая: тело увядает.

«Время» — стучало в голове, грохоча в унисон с пульсацией в висках.

Он прижался к мокрой стене. Грудь судорожно вздымалась, горло наполнилось железным привкусом. Юноша с усилием обнажил правое предплечье. Татуировка: на первый взгляд — треугольник из трёх точек. Но стоило вглядеться — под кожей проступали очертания звёзд.

 — пробормотал Регулус, прикладывая дрожащую палочку к нижнему левому углу рисунка.

Звезда вспыхнула ярким алым огнём, вырисовывая глубокие тени под глазами. Сосредоточившись, он надавил на вторую звезду.

Синий огонёк прорезал воздух, отражаясь в лужах.

Раздался хруст, ощутимый физически. Острый спазм пронзил запястье, обжигая нервы, рванув вверх. Короткий вскрик — палочка выскользнула. Он зажмурился, согнувшись, прижимая левую руку.

Сорвался бессильный смешок:

— И почему я не амбидекстр…

Юноша наклонился. Зря. Очередной всплеск боли сковал тело. Стиснув зубы, Блэк пробормотал что-то невнятное, вцепившись в деревце правой рукой.

Он вытер мокрые ладони и достал бутыль. Глоток зелья прожёг горло, оставляя горький привкус. Боль улеглась, сменившись ноющей тяжестью.

Регулус направился к следующей точке — «Спини Серпент». Магазин выделялся деревянной дверью тёмного цвета и массивным чёрным молотком.

Дверь, пронзительно скрипнув, распахнулась.

Ливень стегал редких прохожих, стекая по витринам мутными полосами. Навстречу, держа в руках увесистый том, шагнула Вивьен Гёльди — слизеринка.

Наследница одной из древнейших чистокровных семей Швейцарии, если он правильно помнил. Девушка училась с Триадой с первого курса; Барти постоянно ворчал о ней, что сильно раздражало Блэка. Гёльди оспаривала первенство Крауча на курсе. Рабастан держался с ней настороженно — что удивляло Регулуса.

Вне сомнений: мятно-ледяной прищур глаз цвета селадона

 невозможно спутать. Долговязая, мертвенно бледная, она казалась неестественно субтильной. Копна мелких тёмных кудрей вкупе с родинкой над губой смягчали строгие черты, но не могли скрыть суровой отчуждённости. Руки покрывали плотные перчатки. Чёрное бархатное платье подчёркивало высокородную осанку, завершая безукоризненный облик.

Девушка мазнула по юноше надменным взглядом.

Джоан Роулинг – лучший пример непоколебимой веры в собственный талант. Если бы после многочисленных отказов издательств она сдалась, мы бы не узнали историю о мальчике, который выжил. Книга про Гарри Поттера принесла автору состояние более миллиарда долларов. А нам подарила разнообразные компьютерные игры, мерч и игрушки.
Прихватите волшебную палочку и отправляйтесь в захватывающий магический мир при помощи наших фанфиков по Гарри Поттеру. Узнайте у самой Гермионы Грейнджер, сколько раз нужно рассечь воздух палочкой, чтобы перо взлетело? А может, вас интересует не магия, а продвинутая химия? Профессор Северус Снейп готов обучить вас зельеварению – и не только. Станьте попаданцем и испытайте с персонажами все самые яркие чувства: любовь и ненависть, дружбу и вражду. Узнайте тайны самого Темного Лорда, отправившись назад во времени, в прошлое Тома Реддла. Получите карту мародеров от близнецов Уизли и исследуйте все запретные места Хогвартса. Не обходите вниманием и горячие новинки: законченные произведения в жанрах «слэш», «фем-флэш» и «омегаверс» с весьма пикантными сценами. Будьте с нашим фэндомом: у нас круто, ведь читать фанфики по Гарри Поттеру из нашего сборника можно совершенно бесплатно.

Black Rite

Содержание

Пролог

Часть I — Волчье сердце — 1.

2.

Комментарии (0)