Аой в который раз жмурит глаза, ощущая до боли жгучее чувство удара. Она не отвечает, не сопротивляется, лишь смиренно ждёт, когда это закончится. Еще немного. Осталось ещё совсем чуть-чуть. Вот обидчики Аой смеются над её беспомощностью и бросаются едкими словами напоследок. Демонстративно разворачиваются, забывая про существование Канзаки на неопределённое время. Ну, или, по крайней мере, до завтра. А она упирается ладонями в плитку, хмурится и дышит. Дышит глубоко, попутно пытаясь подняться на ноги.

«Всё нормально» — уверяет себя Аой.

Игнорировать. Это нужно игнорировать.

Канзаки отряхивает подол чёрной школьной юбки от пыли и в который раз убеждается, что люди — это самые что ни на есть настоящие демоны изнутри. Класс превратил её в козла отпущения, а Канзаки, вместо того чтобы что-то предпринять, считает, что она это заслужила. По праву заслужила... такое отвратительное отношение к себе. Ей вертят, как хотят: называют своеобразной грушей для битья, частенько наносят физические увечья, оставляя Аой трусливым зайцем забиваться в угол и смиренно ждать. Канзаки кусает губы так, что во рту чувствуется горький привкус железа.

» — говорит она себе. — «Жалкая тряпка, что всего-навсего не может дать отпор».

Вытирая поступившие слёзы с лица, дрожащими руками Аой достаёт пластыри из школьной сумки и клеит их на стёртые в кровь колени.

Порывистый ветер неприятно обжигает её белоснежную кожу, поэтому Аой старается идти быстрее. Она наслаждается видом садящегося солнца, появлением жёлто-розовых оттенков на ясном небе и вздыхает. Мимо проходящие люди обеспокоено вглядываются в её хмурое лицо, иногда позволяя себе обернуться. Тем временем же сама девушка просто мечтает, чтобы завтрашний день никогда не наступил. Каждый день для нее оборачивается в пытку, которую Канзаки зачем-то терпит.

Небольшая съёмная квартира, в которой Аой живет совершенно одна, встречает хозяйку привычной сыростью и запахом яблочного пирога, испечённого ещё вчера.

«Нужно будет обязательно угостить Кочо-сан» — мелькает у Канзаки в голове, когда она проходит мимо кухни и заходит в ванную.

Аой закрывает за собой дверь на замок, поворачивается на сто восемьдесят градусов и встречается взглядом со своим отражением. Она девушка среднего роста, для своих-то шестнадцати лет имеет абсолютно не стройное, а худощавое телосложение. У Канзаки — большие синие глаза и миленькие пухлые щёчки, которые, между прочим, ей самой дико не нравятся. А ещё тонкие брови, маленький нос и губы. Густые тёмные волосы, что до этого были завязаны в два хвостика и приукрашены заколками в виде бабочек, Аой распускает. Сдувая с глаз длинную челку, она прекращает рассматривать себя и набирает полную ванну горячей воды.

Канзаки шипит. Медленными движениями девушка промывает водой ранки на коленях, ладонях, сгибах локтя, умывает лицо. А потом осознает, что это по-настоящему выглядит жалко. Она — одна-одинешенька — находится в безвыходной ситуации.

Канзаки уверена, что без неё мир был бы в разы лучше.

У Аой не было родителей. По правде говоря, она их даже не помнила — мама и папа погибли в автокатастрофе, когда Канзаки даже не было и двух лет. До четырнадцати девушка жила вместе со своей тётей и росла под её надзором. От маминой старшей сестры никогда не веяло добротой, не было того ощущения теплоты и заботы, поэтому Аой ещё с самого детства чувствовала себя одинокой. Частые недопонимания, конфликты на почве учебы и всяких мелочей; в конце концов, Канзаки просто напросто не выдержала — заявила о желании съехать и начать жить самостоятельно. А тётя и бровью не повела, только пожала плечами и молча согласилась раз в месяц выдавать ей небольшую сумму денег на проживание и пропитание. Аой прекрасно понимала, на что подписывается. Отныне она предоставлена сама себе, и никакого обратного пути не существовало. Поэтому поначалу было очень тяжело. Иногда Канзаки приходилось лишать себя ужина, иногда — обеда. Если бы не помощь школьной медсестры — Шинобу Кочо, что за эти два года фактически смогла заменить ей маму — Аой точно бы не выдержала. Шинобу научила девочку смиренности, а ещё привила любовь к таким предметам, как химия и биология. Канзаки даже невольно подумывала над тем, чтобы связать свою жизнь с медициной. Но пока — пока ещё есть время на раздумье — Аой довольствовалась тем, что имела сейчас: возможность помогать Кочо в медпункте. Всё-таки накладывать бинты, не путать таблетки и выслушивать жалобы других — занятие было не лёгкое, но занятное.

Канзаки не забывает прихватить с собой два кусочка пирога и кучу пластырей, лениво передвигая ноги по-привычному маршруту — в школу. Синяки на бёдрах и коленях выглядят как попытка художника нарисовать абстрактную картину: зеленые, фиолетовые, в некоторых местах даже желтые. Канзаки всё-всё заклеивает чудными пластырями, на этот раз с милыми мордашками котов. Девушка не хочет вызывать подозрений. Не хочет доносить учителям, что, на самом деле, получает ранения вовсе не из-за падений с лестницы. Аой прикусывает нижнюю губу.

Всего лишь получает по заслугам.

— Вы слышали? Недавно переведённый ученик устроил драку прямо в столовой из-за последней булочки с мясом!

— Это разве не он пугает всех тем, что постоянно ходит с расстёгнутой рубашкой?

— Ужас! Надеюсь, его исключат!

Аой, по правде говоря, не любит подслушивать чужие разговоры. Но тут как будто бы песня назойливая: куда бы ни пошёл, слышишь одно и то же. Одно и то же уже на протяжении целого дня. Подперев бледной ладонью подбородок, Канзаки с закрытыми глазами слушает монотонную речь учителя и принимает решение после уроков обязательно сходить в медпункт, чтобы проведать Шинобу. А заодно развеяться и помочь. Звенит звонок. Аой встаёт с места и под взглядами других учеников быстренько выходит из класса. Ей больно делать резкие движения, а ещё больно падать на пол в коридоре. Кто-то специально ставит ей подножку.

— Тьфу, какая незаметная! — задевают словесно, смеются, а Канзаки думает, что всё хорошо. Нужно просто почаще смотреть себе под ноги. — Бегать в школе запрещено!

Она с тихим стоном поднимается и старается не обращать ни на кого внимание. Лишь хмуро смотрит на свои ботинки, желая поскорее спуститься на этаж ниже и зайти в медпункт.

Шинобу сидит в белом медицинском халате, заполняет какие-то бумаги и поначалу не замечает прихода своей помощницы. Аой мысленно восхищается её внешним видом: Кочо выглядит совсем как настоящий врач, что проводит анализы в своей собственной маленькой больнице. Лучи солнца настойчиво пробираются сквозь белые шторы, а в самом кабинете находиться тепло и уютно. Канзаки, стараясь не пугать медсестру, тихо проходит вглубь помещения и садится напротив Шинобу.

— Извините за вторжение, Кочо-сан, — Аой даже пытается выдавить из себя что-то на подобии улыбки. А Шинобу встречает её с радостным изумлением и требует тут же прекратить извиняться.

За то время пребывания Канзаки в медпункте заходило мало людей. В основном, Аой ошивалась без дела, болтала с Шинобу и иногда заполняла журналы.

— Мне нужно отойти, посидишь тут ненадолго сама? — девушка без задней мысли кивает и провожает взглядом удаляющийся силуэт медсестры.

«Черт, я забыла угостить Кочо-сан яблочным пирогом!» — Канзаки на секунду паникует, бежит к рюкзаку, достает оттуда полупрозрачную коробку и ставит её на письменный стол. Аой надеется, что по приходу Шинобу обязательно оценит выпечку. Но...

Это недопустимо! Быстрее зайди внутрь, пока тебя никто не видит, болван!

Аой тут же забывает о пироге. Она невольно вжимается в стул, ещё больше хмурит брови и смотрит в проём двери, откуда доносятся громкие голоса старшеклассников. Что вообще происходит? Канзаки выпучивает глаза и чувствует табун мурашек по коже: дверь медпункта с грохотом закрывается, и перед Аой появляется невероятно взбесившийся парень.

— Ты медсестра?! — он держит руку у носа, и только тогда Канзаки замечает, что из него ручьем льётся кровь.

— М-медсестры нет, я её помощниц...

— Мне все равно кто ты! Просто сделай, черт возьми, что-то с моим носом! — незнакомец садится на раскладушку и в ожидании смотрит на шокированную Аой.

«Так, значит, это про него сегодня вся школа болтала» — думает про себя Канзаки. Она молча достает из шкафчика небольшое полотенце и направляется к раковине, чтобы намочить его холодной водой.

— Не смей задирать голову! — Аой прикладывает к переносице смоченное полотенце. Даже решается сесть рядом. — Как Вы умудрились получить в нос?

— А? Я просто расковырял его на уроке!

Она ни черта не понимает. Перед ней находится старшеклассник или всё-таки ученик начальных классов? У парня — одна штанина закатана больше другой, шнурки на ботинках потрёпанные, да и цвета разного, а вид рубашки вообще производит самый настоящий фурор. Мало того, что ткань заляпана кровью, так ещё и полностью не застёгнута! Как ему вообще позволяют ходить в таком-то виде по школе? Но несмотря на странные ощущения, страх перед этим парнем потихоньку пропадал, и теперь Аой просто чувствовала себя не в своей тарелке. Рядом с ним ей было жуть как неловко. Ну, ничего, посидит здесь минут двадцать от силы, получит капли в нос, и на этом всё закончится. По крайней мере, Канзаки в какой-то степени надеялась именно на это. Всё это время они провели в полном молчании. Правда, парню никак не сиделось на месте: он то вставал, то ходил кругами по помещению, разглядывал всё подряд, а ещё издавал какие-то странные рычания. Аой время от времени приходилось поглядывать на него, ну, мало ли, вдруг взбредёт в голову всё здесь разгромить.

Но ничего сверхъестественного так и не произошло.

Девушка некоторое время перебирала таблетки в поиске каплей для носа, а когда такие, наконец, были найдены, Канзаки впервые — впервые за эти пятнадцать минут — 

 гробового молчания заговорила:

— Присядьте, пожалуйста, мне нужно закапать Вам нос.

— Что ещё за «закапать»? У меня нет насморка, чтобы что-то туда капать! —возмущается парень, заставляя Аой раздраженно закатить глаза.

— Капли от насморка сузят Вам сосуды. Просто делайте, как я Вам говорю, — Канзаки искренне не понимает, почему должна объяснять такие элементарные вещи. А он бубнит себе что-то под нос, отводит взгляд в сторону.

Тогда ты угостишь меня пирогом,

 — парень скрещивает руки на груди. — Есть охота.

Аой хотела было тут же возмутиться — кусочек пирога, лежавший на столе, предназначен для милой Шинобу, а не для извращенца с расковырянным носом, которого, тем более, Канзаки знает не больше получаса. Но ведь коробки у неё с собой две, а дома порций хоть на многодетную семью. Аой глубоко вздыхает — она уверена, что потом обязательно об этом пожалеет.

Канзаки не жалко, но всё равно это как-то странно.

А потом он тянет её за щеку и просит приклеить такой же пластырь с котиками, как и у неё на коленях. Эти треклятые капли для носа слишком дорого ей обходятся. Она клеит ему на переносицу пластырь, и парень радуется, как малый ребёнок, мол, наконец-то заживёт. Аой делает вывод, что об анатомии человека он точно не слыхал. Вся нелепость остается позади, и незнакомец уже собирается покидать медпункт... как тут неожиданно разворачивается к Канзаки и громко-громко кричит:

— Назови своё имя! — и тычет в неё пальцами.

 — скалится зубами и добавляет: — Я обязательно зайду как-нибудь ещё, Нанзаки!

Аой тут же хочется его исправить, но сделать этого не успевает. Дверь с грохотом захлопывается, и Аой от усталости падает обратно на стул. Открывает рот и мысленно спрашивает себя, что за чёрт это только что был. Картинка не складывается в один пазл, но зато Аой уверена в двух вещах: во-первых, к ней только что забрёл дикий кабан. А во-вторых, эта встреча, определённо, будет не последней.

И Канзаки правда кажется это невероятно странным.

пластыри и яблочный пирог

Твой мусик

Принцесса на горошине

АU, где Аой — жертва травли в школе, а Иноске, по её мнению, самый необычный переведенный ученик на параллели.

Kimetsu no Yaiba

Аой Канзаки/Иноске Хашибира

Аой Канзаки

Иноске Хашибира

Шинобу Кочо

Танджуро Камадо

Can't get over you

ru-cant-get-over-you-tvoi-musik-beta-princessa-na-goroshine

Аой правда-правда глупо надеялась, что Иноске — ну, того самого странненького паренька, — она никогда больше не увидит. Но как злая шутка: Хашибира изо дня в день стал заходить в медпункт, словно к себе домой. Посидеть, полежать, в конце концов, поотвлекать Канзаки от рутинной работы в кабинете. Как и сказал тогда, что придёт ещё. И ещё. И ещё. Так и миновала целая неделя, а Иноске обязательно что-то да себе и повреждал. Бедной Аой оставалось только сидеть и гадать, что на этот раз придётся бинтовать. В списке уже имелась правая лодыжка, левая рука, костяшки пальцев...

За прошедшие семь дней ей удалось узнать, что парень учится в этой школе не так давно и уже успел понаделать немало шума. В частности, ситуация с булочкой повторилась... Аой вспоминает, загибает пальцы. 

 И как бы не старались помочь ему друзья — Агацума Зеницу и Танджиро Камадо, — все попытки всегда оказывались тщетными. Иноске неисправим. Между прочим, они с Аой одногодки. К тому же учатся в параллельном классе, но это уже совсем другая история. Он кажется ей неправильным, кусочком мозаики с острыми неровными углами, как крути, хоть эдак верти — получается полная несуразица. Всего лишь одним своим присутствием ему удаётся переворачивать весь её привычный распорядок с ног на голову. Ну точно не от мира сего этот Иноске Хашибира, что сейчас с недовольным лицом снова сидит на кушетке.

А Шинобу радуется: у них, наконец-то, появился постоянный гость. 

Постоянный гость с кучей проблем в придачу.

Против собственной воли Канзаки стала за ним наблюдать. Разумеется только для того, чтобы не дать втянуть себя в авантюру, которую Иноске запросто может сотворить в любой момент. Он, словно заноза, прочно заседает в голове, не давая ей покоя. Где-то между длинной вереницей названий таблеток и рецептами яблочного пирога. Даже если захочется выкинуть из памяти — уже не получится. Вот Аой и разглядывает его как в первый раз, только уже без присущего опасения и смущения.

— На что уставилась, Мамзаки? — Иноске говорит грубо, резко, но без контекста сделать неприятно. Канзаки сразу вспоминается насмешливый тон обидчиков, так что некоторое время она не отвечает. Хмурится. А потом, приложив ладонь к подбородку, без тени сарказма произносит:

— Повязку сегодня я сделала что надо, — иными словами, констатирует факт.

Хашибира ничего не понимает, но зачем-то очень быстро кивает. В руках — очередной пластырь подаренный Аой. Он клеит его прямо на марлевую повязку, вот так посередине, наблюдает за вздыхающей девушкой и страшновато улыбается во все тридцать два.

Это происходит уже в пятый раз.

Для Канзаки обеденный перерыв — это, пожалуй, самое худшее, что может быть в школе. И дело не в том, что у неё нет друзей или приготовленной заранее еды. Нет, проблема заключалась в другом. Если хорошо не постараться, Аой никогда нельзя найти в школе во время большой перемены. Она будто бы испаряется сама по себе, со звонком вылетает из кабинета и куда-то бежит. Все как один уверены: девушка направляется в свой любимый медпункт. Но, на самом деле, дела обстояли 

Канзаки заходит в кабинку уборной и тихонечко, совсем как мышка, садится на крышку унитаза и, поджимая под себя ноги, прислушивается. К тихому журчанию воды из-под крана, дальним голосам и шагам, параллельно понимая, что здесь она одна. Глаза в очередной раз изучают дверь кабинки: неопрятно исписанная, с разными рисунками и ругательствами, парочку Аой даже решается прочитать вслух. Так, чтобы никто не услышал. А потом от накатившего в коме отвращения корчит гримасу и вертит головой.

Аой не социофоб. Ей просто неприятно находиться в центре внимания. Как, например, было в столовой в прошлом году: девушка стала всеобщим посмешищем из-за «удачного» падения лицом в свой обед. Жирные спагетти в томатном соусе прилипли к её физиономии, поэтому когда из глаз брызнули слезы, этого даже никто не заметил. Все только пальцами указывали да на телефон быстренько фотографировали. Так, чтобы потом было о чем вспоминать. Понаделали шумихи из-за нелепой случайности, вообще-то, Канзаки себе ногу подвернула, но это уже, увы, никого не волновало. Собственно, всё как обычно.

Она пытается лишний раз не шуршать пакетами. Кушает медленно, тщательно пережевывая каждый кусочек. Маленькая кабинка, защелкнутая на щеколду, будто бы ограждает её от реального мира, где Аой наконец-то может вздохнуть полной грудью и собраться с мыслями. Людям, страдающим клаустрофобией, такое бы вряд ли пришлось по вкусу. Впрочем, Канзаки, уплетая свои бутерброды, здесь чувствует себя спокойно. Сохраняет спокойствие до того момента, пока в уборную кто-то не заходит. Тогда девушка поддаётся вперёд и шумно сглатывает. За дверью кабинки раздаются девичьи голоса, обсуждение рутины и ещё какой-то белиберды. Обычное, казалось бы, дело, прийти сюда на большой перемене. И остаётся оно таким ровно до тех самых пор, пока замок на двери женского школьного туалета не поворачивается изнутри.

«Заперли» — глаза Аой невольно расширяются. Они заперли себя здесь вместе с ней.

— Итак, а теперь давайте все вместе поиграем в игру! — одна из девушек становится напротив её санузла, а в окошечке снизу Канзаки отчётливо видит её ноги по щиколотки. — 

Найти нашу недотрогу в одной из кабинок туалета!

И со всей дури бьёт кулаком по дверце, да так, что Аой чуть ли не сразу вскрикивает, еле успевая зажать рот двумя руками. Бутерброд, ранее находившийся в ладони, падает на холодный кафель.

— Ты уверена, что она пошла сюда? — спрашивает кто-то неуверенно.

У неё ещё есть шанс спастись.

Девушка тянет руку к сэндвичу, прикасается к размякшей булке кончиками пальцев.

— Конечно, — чужая рука неожиданно пробирается через то самое маленькое нижнее окошко, больно перехватывая запястье Канзаки. — Кто же ещё додумается здесь свои бутерброды хомячить? Ну же, вылезай скорее. Дай нам всем на тебя посмотреть, неудачница!

Слова бьют больно, как удары плетью, и Аой остаётся только продолжать находиться в прострации, поддаваться гипнозу и делать так, как говорят. Вот опять. Опять и опять. Канзаки в очередной раз сводит брови к переносице и повторяет про себя одну и ту же фразу несколько раз:

«Не делай этого, не делай, не делай!»

Тело не слушается. Отказывается поддаваться её лихорадочным уговорам.

Бледные ладони тянутся к щеколде — ну же, так ведь будет лучше. Секунда, коих понадобиться посчитать около сотни. Всё продлится не дольше пяти минут, нужно просто потерпеть.

С неприятным скрипом дверцы, она лицом к лицу сталкивается с двумя — нет, с тремя девушками, на губах которых играют едкие ухмылки. Рука одной из них мелькнула в воздухе, словно гибкая лоза, Канзаки только-только успевает посмотреть куда-то вверх, как тут же получает по лицу. Ударяясь об стенку прямо носом, Аой моментально прикладывает ладошку к раскрасневшейся щеке.

— А-ай! — сдавленно мычит, что-то бормочет. Красная жидкость стекает по губам, неприятно липнет к подбородку, капает на идеально белую рубашку. Канзаки хочется спрятаться и обернуть время вспять. Медленно сползая вниз по стенке, она закрывает лицо руками.

— Подпортили чуть-чуть твоё личико, да? Не переживай, сейчас всё исправим! — одна из девушек открывает крышку унитаза, и Аой сразу понимает, что сейчас будет происходить. Ещё и в такой странный, совсем неподходящий момент вспоминается этот чёртов Иноске. То, как он в первый раз заявился к ней с той же проблемой — носовым кровотечением.

Во-первых, ни в коем случае не запрокидывайте голову наверх.

Её грубо хватают за шиворот и подталкивают головой к сортиру, а Канзаки слабо брыкается, машет руками, безуспешно пытаясь вырваться и встать на ноги. Онемевшее тело. Язык, проглоченный от страха. Только и остаётся разве что на лице недовольство сохранять, глупо полагая, что это как-то поможет и придаст суровости её жалкому виду. Против троих она — ничто. Поэтому, спустя каких-то несколько мгновений, в поле зрения прекратило попадать что-либо, кроме воды на дне унитаза. Из носа продолжала капать кровь, окрашивая прозрачную жидкость перед глазами алым цветом. Аой стало жутко: 

ещё чуть-чуть, и девушка будет купаться в собственной крови.

Во-вторых, обязательно смочите холодной водой платок и приложите к носу. Подождите, пока кровь перестанет идти.

Лицо Канзаки погружают в воду. Она даже не делает глубокого вдоха, от неожиданности давится и начинает задыхаться. В носу неприятно щиплет, Аой наконец предпринимает попытку откинуться назад, но руки крепко-накрепко сцепились у неё за затылком, не давая ни малейшей возможности освободиться. Эти игры зашли слишком далеко — Канзаки, чёрт возьми, топят в школьном туалете.

— Вода здесь такая свежая! Намного лучше питьевой!

Мысли мечутся в её голове с бешеной скоростью, вращаются сумасшедшим калейдоскопом, Аой отчаянно пытается успокоиться, но подавить страх никак не получается. Напротив, паника охватывает тело ещё сильнее, наваливается непосильной тяжестью. Она непроизвольно глотает воду вместо желанного воздуха, чувствуя, как горит горло. В ушах пульсирует болезненный гул, как будто к ним поднесли две большие морские раковины — слышен морской прибой.

Перед глазами мелькают чёрные точки. Аой с ужасом осознает, что зрение постепенно меркнет, а ноги и руки становятся ватными и будто чужими.

«Я умру!» — молнией проносится в мозгу. Эта мысль, внезапно появившись, стремительно сковывает, заставляет окончательно обмякнуть. И тут её тянут наверх. Тогда Аой судорожно откашливается, с отвращением рассматривая кровавые разводы, плавающие в мутно-красной воде.

В-третьих, при необходимости закапайте нос.

Канзаки делает быстрый вдох-выдох, пока её снова и снова окунают в унитаз.

— Что, понравилась сегодняшняя игра, Канзаки? — девушку грубо вытаскивают за потрепавшийся правый хвостик; четвёртый раз становится последним.

На этот издевательский вопрос, она, понятное дело, не отвечает. Продолжает откашливаться, пряча голову в изгибах локтя. Не жалея рукава рубашки, Канзаки утирает нос. А потом Аой остаётся одна. В обнимку с унитазом, с отметиной на щеке и носовым кровотечением. Девушка тянется к дверце кабинки, находит в себе силы закрыть её на щеколду и.... неожиданно оказывается напротив Шинобу в медпункте, пока та тихо произносит добрые слова.

— К-Кочо-сан... — Аой протягивает руку в растворяющийся перед глазами мир — пустоту.

Кто-нибудь... хоть кто-нибудь...

Канзаки шепчет слова-молитвы, до того как полностью не погружается в пучину темноты.

Честно говоря, Аой точно не помнит, по какой причине класс сделал из неё того самого «козла отпущения». То ли по приходу в старшую школу как-то не так посмотрела, то ли отказала в просьбе, а потом обзывательства, Канзаки — недотрога, которую вскоре стали трепать не только морально, но и физически. Нашли в ней ахиллесову пяту, вот и пользуются этим, злоупотребляют. А девушка молчит, не хочет погрязнуть в проблемах, разбирательствах и скандалах. В ней жёлтым пламенем воспламеняется ненависть к себе — она уже вовсе не находит школьную жизнь увлекательной и интересной.

В жизни, ну, всякое бывает. Вот и Аой сонно открывает глаза в женском туалете, когда следующий урок уже давным-давно стал предпоследним, а в коридоре практически не осталось ни единой души. Прошёл... час? Два? Канзаки сбилась со счёта, у неё страшно болит поясница и голова. Наверно, стоит просто подождать звонка. Девушка пытается встать на протяжении пяти минут, и именно тогда по всей школе и раздаётся этот раздражающий звук. Звонок. Даже не смотря на себя в зеркало, Аой, шатаясь во все стороны, выходит из уборной и направляется в медпункт. Спускается вниз по лестнице, прячет лицо в занавесе двух хвостов и случайно встречается взглядом со старостой параллельного класса, одноклассником Иноске — Танджиро Камадо. Он несёт наверх какие-то бумаги, а когда замечает Канзаки, неожиданно останавливается на полпути.

— Тебе нужна помощь? — парень смотрит на неё своими большими тёмно-красными глазами, и Аой, не задумываясь, качает головой в знак отрицания. Держась за перила, как ни в чем не бывало продолжает идти.

— Подожди, ты ведь еле ногами перебираешь! Позволь мне довести тебя до медпункта! — Танджиро меняет свой маршрут и размеренными шагами следует по пятам за девушкой.

Канзаки злится: мало того, что поймали с поличным, так ещё и черт знает чем эта его доброта может обернуться. Камадо, как человек справедливости, вряд ли обойдёт эту ситуацию стороной и по возможности доложит о её нынешнем состоянии учителям, а дальше — пиши пропало, спасибо-спасибо, как-то разберемся и без вмешательства старших. Аой не отвечает на его предложение, просто молчит, смотрит себе под ноги. Ей не оставляют выбора — придётся выкручиваться.

Они доходят до медпункта в гробовой тишине, и Канзаки недовольно шипит, когда видит, что внутри помещения никого нет. Да и Камадо, по всей видимости, уходить так просто не собирается. Прилип со своей помощью, словно пиявка, вот и вертится сейчас у раковины, пока девушка пытается найти в шкафчике капли для носа.

— Ты ведь помощница медсестры — Канзаки Аой? — парень протягивает ей смоченное холодной водой полотенце и по-доброму улыбается. — Возьми, у тебя... Ну...

Без лишних слов Канзаки сама всё прекрасно понимает, с апатией смотря на свое отражение в зеркале у раковины. На складке кожи над верхней губой — запекшаяся кровь. А ещё нос опухший, посиневший, точно как большая слива.

— Спасибо, — хрипит в ответ Аой. — Откуда ты знаешь, кто я?

— Как же откуда? Ты ведь моему другу Иноске постоянно помогаешь, а он много что про тебя лестного говорит. Я очень рад, что вы смогли подружиться! — Канзаки от удивления поднимает одну бровь вверх. — Кстати, мне не удавалось представиться лично, но я Танджиро Камадо. Буду рад знакомству.

— Я тоже, — она кивает, ощущая сковывающую неловкость внутри.

Они с Иноске... подружились?

Аой как-то даже в лице меняется, будто бы пробует эти слова на вкус. Понятие «дружба» со времён средней школы для неё было как дальняя звезда в ночном небе, которую ей никогда не было суждено достать. А теперь вот, пожалуйста, Канзаки ставят перед фактом, что у неё, оказывается, появился друг. Самый настоящий друг, что готов поддержать её в трудную минуту, выслушать о наболевшем и прийти на помощь в любой момент. Нет, Танджиро наверняка ошибся.

В голове царит настоящий бардак. Она вновь продолжает искать нужные медикаменты, а Камадо решает полностью обескуражить её следующим вопросом:

— Аой, тебя обижают в классе?

— Почему ты так думаешь?

Девушка слышит приближающиеся шаги, в глубине души надеясь, что это Шинобу. Аой не нужны никакие навязчивые старосты с параллельных классов, Кочо-сан — её спаситель во плоти. Танджиро только успевает рот открыть, как тут — черт тебя побери — дверь с грохотом открывается.

 — Канзаки мысленно ударяется головой об стенку — это, блин, Иноске. — У меня кровь из пальца идёт, наложи свои салфетки! — а потом он с удивлением таращится на Танджиро и делает глаза по пять копеек. — Ты чё сюда пришёл, Камбадо?

Пожалуйста, выпроводите этих двоих отсюда побыстрее.

в замешательстве

— Мамзаки, черт возьми, что здесь происходит?

У только что прибывшего «друга» — небольшой порез на подушечке указательного пальца, и Иноске вертит им во все стороны, будто бы порезаться бумагой — это из ряда вон что выходящее. Аой знает учеников, которые выдумывают себе миллион причин, чтобы только зайти в медпункт и прогулять урок, но Хашибира явно не входит в список таких «хитрецов». Девушка не может собрать пазл в голове: Иноске вообще очень и очень странный. То с вывихнутой ногой заявляется, то со стёртыми в кровь костяшками пальцев, а вот сейчас с обычной маленькой царапинкой. Да и к тому же в такой неподходящий момент, когда последнее, что хочет Канзаки — это откровенничать с ним и старостой параллельного класса. А ещё ей стыдно. У Аой волосы сосульками, бледное, будто бы мертвое лицо, полотенце у носа и дрожащие ноги. Она выглядит так плохо, так отвратительно, что вдобавок появляется желание провалиться сквозь землю.

Почему сейчас они смотрят именно на неё?

Иноске же времени не теряет: залетает вихрем в кабинет, тут же оказываясь в пару шагах от Танджиро. Делается грозным, словно кабан, собирающийся напасть на свою жертву, и громко произносит:

— Камбадо, что ты сделал с 

Парень растерянно машет руками, что-то говорит в ответ, а Канзаки... Канзаки даже не пытается слушать. Она просто не может. Не может ухватиться за тоненькую ниточку их перепалки. Её голова буквально раскалывается на две части, отчего Аой присаживается на кушетку и тут же прикладывает ладонь ко лбу. Хашибира не останавливается что-то выяснять, а девушка сливается со стенкой и уже как минуты три будто бы не существует. Она даже на них не смотрит — к горлу подступает ком, и ей кажется, что её вот-вот стошнит.

 — Иноске прекращает вести диалог с Танджиро, неожиданно хватает Канзаки за плечи и начинает со всей дури трясти. Он сдавливает пальцами так сильно, что её лицо корчится от боли. — Я ещё раз повторю, дура! Что с тобой случилось?!

Аой поджимает губы, продолжает смотреть себе под ноги.

Кого она сейчас пытается надурить?

Канзаки кажется, что оправдания выглядят глупо, а она сама по ощущениям точно как воришка, пойманная за кражу буханки хлеба. Раньше Иноске нравился ей тем, что он никогда не докучал её вопросами о синяках на ногах и руках. Выискивая в парне изъяны, Аой никак не могла придраться к нему за чрезмерное любопытство, потому что его попросту не было. Конечно, она не исключает того факта, что он мог не подавать виду или не обращать внимания, будучи более заинтересованным пластырями с милыми мордашками котиков. Но даже так Хашибира оставался единственным человеком, который не смотрел на неё косо. Не смотрел с ненужным сочувствием, и Канзаки тогда в кои-то веки чувствовала себя обычной старшеклассницей. Прямо как с Шинобу. С доброй, милой Шинобу.

Но сейчас, поднимая на него пустой взгляд, девушка ощущает бушующее внутри раздражение и испуг. Все чувства бурлят, и Аой готова заплакать.

— Ты издеваешься надо мной? — Иноске отступать не хочет, всё давит и давит на неё, пока Танджиро делает тщетные попытки его остановить. — Какого чёрта ты говоришь про падение? — Камадо хватает Хашибиру за плечо. — 

Если, твою мать, тебя избили!

Иноске звонко бьёт Танджиро по руке, и в голове Канзаки внезапно что-то болезненно щёлкает.

— Прекрати! — Аой резко сбрасывает его руку с плеча и что есть мочи отталкивает от себя. — Прекрати меня донимать!

Перед тем, как закрыть лицо ладонями и притянуть колени к груди, Канзаки в последний раз замечает его полыхающий взгляд и руки, сжатые в кулаки.

— Без проблем, Мамзаки, — Хашибира осекается, смотрит на её макушку впритык. — 

Только для начала сама прекрати строить из себя того, кем ты не являешься.

Аой даже не успевает что-то сказать — Иноске без лишних слов тут же покидает медпункт. Рот у неё открывается непроизвольно, а в голове приходит осознание того, что она всё равно бы не смогла подобрать нужные для ответа слова. Что Хашибира своими действиями пытался до неё донести? То, что Канзаки его злит? Вызывает ненавистную ей жалость? А может, наоборот, раздражает? Аой слишком сильно запуталась в этом. В недоумении переводя взгляд на не менее удивлённого Танджиро, девушка загорается желанием получить хотя бы одну подсказку.

— Блин, Иноске как всегда, — Камадо пытается разрядить обстановку и от неловкости чешет затылок. — Даже не знает, как нормально выразить своё желание помочь, — парень тихо смеётся в ладошку, а Канзаки, не разбирая значения его слов, поднимает одну бровь вверх.

— Что ты имеешь в виду?

Чёрт, опять о какой-то ерунде говорит! Наверняка слова Танджиро ей послышались. Или, по крайней мере, таким странным способом он попытался над ней подшутить. Аой глубоко вздыхает. Канзаки никогда не сможет поверить тому, что Хашибира Иноске — 

тот самый Хашибира Иноске

 — ни с того ни с сего надумал помочь такой бесхребетной и трусливой девушке, как она. Это даже звучит смешно. Ну, точно ведь какой-то вздор.

— Канзаки, поверь, пусть Иноске порой и ведёт себя излишне грубо, он правда очень сильно за тебя переживает. Как-никак, вы ведь с ним... 

Пока Танджиро тепло улыбается и крутится около столешницы с медикаментами, Аой молчит. В голове появляется поток различных мыслей, и она сидит, погружённая в себя, с глазёнками по пять копеек. Её по-прежнему разрывает, только теперь боль в висках мешается, как в блендере, с чем-то странным и необычным — вопросами о дружбе с Хашибирой. Канзаки во всякую чушь не верит, но невольно посылает в сторону Камадо невидимые волны, мол, покинь, пожалуйста, кабинет поскорее, только сосредоточиться мешаешь. Но нет, мысленные послания парень очевидно не улавливает и даже позволяет себе такую наглость, как присесть рядом. А потом у них завязывается относительно непринужденный разговор о тяжести работы в медпункте и обещании Танджиро не доносить об её состоянии учителям. Они расходятся по разным дорогам, и Канзаки понимает, что помимо принятия горячей ванны дома, ей предстояло наконец-то разобраться в себе.

С тех пор прошло два дня. Аой прекратила обедать в туалете, избегая уборную, да и в принципе любое употребление пищи на территории школы, как некую опасность. Только иногда в медпункте яблоком перекусывала, вкус которого почему-то всегда был противным, гадким, как и её новое прозвище — «Туалетная Канзаки-чан». Между прочим, заимствовать название городской легенды, которая ведает об уродливом призраке Ханако, что обитает в одной из кабинок женского школьного туалета и разговаривает отвратительным голоском, девушке кажется не оригинальным. Даже ни капли не смешным, но зато звучало, наверное, получше, чем «Бесхребетная неудачница».

Кстати, что касается новоиспечённого друга Канзаки, то в медпункт он заходить перестал. Аой замечала его украдкой с Танджиро в коридорах, но ничего интересного не происходило — они даже не здоровались. То есть, если Камадо во всю махал ей рукой, то Хашибира делал вид, что её не знает.

Аой бьёт себя по лбу. В медпункте, где она сидит, царит мертвая тишина, которая мало-помалу начинает напрягать, а затем и вовсе откровенно раздражать. Для Канзаки чувствовать одиночество здесь абсолютно непривычно. Поэтому она поначалу списывает своё состояние на банальную усталость и стресс последних дней. Но приторное желание снова и снова видеть 

 в медпункте никуда не исчезает, становится лишь сильнее и сильнее, отчего это уже выглядит как паранойя. Нет, Иноске явно сейчас должен расхаживать позади неё и трогать медикаменты без спроса, а потом умолять её поделиться своим запасом пластырей. И Аой оборачивается, хмуро глядя на пустую кушетку и неодобрительно вздыхает. Наверно, не стоило тогда говорить про то, что он ей докучает.

— Аой, ты не могла бы отнести эти бумаги в учительскую? — Шинобу улыбается, когда на лице Канзаки замечает трепетное волнение.

— Конечно, — девушка в спешке вскакивает с места, берёт из рук Кочо-сан папки и выходит из медпункта.

Преодолев препятствие в виде лестницы, Аой на своём пути посчастливилось никого не встретить. Разгуливать во время большой перемены по школе Канзаки ненавидит так же сильно, как и обедать в столовой. Тут и до публичных унижений недалеко, а она и так сыта издевательствами по горло. Аой подходит к нужному кабинету, и на её лице появляется нескрываемое удивление — прямо у входа она сталкивается с Танджиро.

— Привет, — Камадо пропускает её внутрь, подозрительно шагая следом, хотя ещё секунду назад вроде как собирался покидать учительскую.

Поздоровавшись в ответ, девушка отдаёт бумаги учителям.

— А я тебя как раз-таки искал, — Танджиро не отходит ни на шаг. — Ты сейчас помогаешь Кочо-сан?

— Уже вроде как закончила. А что такое?

— Это достаточно неловко говорить, но я... потерял Иноске, — от имени Хашибиры у сенсея, сидящего рядом, глаза лезут на лоб. — Прошу, помоги мне его найти.

— Каким образом это произошло? — Канзаки не понимает: чтобы его-то, кабана, потерять?

— Мы договорились пойти вместе в 

, а он испарился. Я решил, что Иноске в очередной раз в учительскую отчитать вызвали, но, как ты могла заметить, его здесь нет.

Девушка пристально косится на Танджиро, расставляет руки в бока. А вдруг Хашибира сейчас у Шинобу? Наверно, пошёл туда именно в тот момент, когда она оттуда вышла. Поэтому Кочо-сан и не спрашивает, почему он больше к ним не заходит! Подбирает удачные моменты, когда помощницы в медпункте не оказывается, и сидит там, испытывая терпение уже вовсе не хмурой Аой, а доброй Шинобу. Камадо непонимающе смотрит на её внезапно изменившееся лицо, а Канзаки демонстративно отбрасывает от себя эти глупые мысли.

И это становится чертовски на неё не похоже.

— Куда же он мог запропаститься? — Камадо выходит из их класса, отчаянно смотрит на Аой.

Кажись, они обошли уже всю школу, а Иноске будто бы и след простыл. Даже по второму кругу пошли, наведались и в медпункт, и на задний дворик, и на школьную крышу, а Хашибиры всё нет и нет. Канзаки в смятении оглядывается по сторонам: то, как на неё с Танджиро поглядывали некоторые ученики, вовсе не веяло благосклонностью. До слуха эхом доносились оскорбления, но поскольку Камадо был чересчур увлечен поисками своего друга и ничего не слышал, Аой тоже старалась не реагировать. А ещё Танджиро не видел, как Канзаки судорожно съеживалась — ей вновь становилось страшно. Синяки под пластырями начинали ныть, и девушка невольно подумывала уйти со школы пораньше. 

 два дня ей позволяют прятаться у Шинобу и отходить от взбучки в уборной. Слишком много. Слишком на них не похоже.

Они спускаются на этаж ниже, где Камадо делает попытку пошутить: предлагает проверить мужской туалет.

— Ч-что?! С ума сошел, дурак? Я не пойду туда! — девушка в миг превращается в спелый помидор.

Но Аой, вообще-то, сейчас совсем не смешно. Она и так всё это время чуть ли не подвиг совершала, шатаясь с Танджиро именно по тем местам, которые она всячески старалась обходить. Крыша, где холодный ветерок пробирался под кожу, лишний раз напомнила ей об острых, словно шипы, ударах в ребра. Тогда её впервые и захотели жестоко проучить, повалив на пол и, как мячик, пиная ногами об стену. И надо же, как совпало, Хашибира, оказывается, любит там поспать. Просто фантастика.

Танджиро на её-то реакцию всё равно смеётся, а Канзаки лишь глаза к потолку закатывает, при этом не совершая попытки в чем-то его обвинить. Попытка не пытка, но разрядить унылую обстановку у него получилось.

Они молча приходят к глупому решению гулять по коридорам разных этажей: вдруг Иноске где-то да объявится? И, не поверите, это увенчивается успехом. Оказавшись у дверей в столовую, Камадо мистическим образом замечает в толпе темную макушку своего друга. Аой даже не успевает крикнуть «Постой!», как Танджиро уже оказывается внутри помещения. Канзаки думается, что он над ней издевается. Ей вновь не предоставили выбора: не убегать же ей трусливо? И она, под натиском не самых приятных воспоминаний, неуверенно преодолевает порог.

О своих действиях девушка начинает жалеть прямо сейчас. Аой чувствует себя маленькой мышкой среди стада слонов, когда внезапно понимает, что она, черт тебя подери, упустила Камадо из виду.

Она не хочет устремлять взгляд в пол — там, будто бы кадр из фильма, ей мерещится разбитая тарелка со спагетти, в которую когда-то она благополучно приземлилась лицом. Канзаки трясёт головой, сжимает руки в кулаки и внезапно получает сильный толчок в бок.

— Чего ты здесь встала, Туалетная Канзаки? — у одноклассницы в руках — поднос с апельсиновым соком и одним-единственным салатом, и фирменная, язвительная улыбка на лице. — Или тебе того 

 в сортире не хватило? Может, хочешь продолжения?

Старшеклассники оборачиваются на её голос, образуют круг, где две девушки становятся центром всеобщего внимания, и начинают громко перешёптываться. Аой крутится во все стороны, но в лицах заинтригованных очередной стычкой учеников не замечает ни Иноске, ни Танджиро. Только хихикающих девок, тех самых сообщниц, что коллективно помогали обидчице макать Канзаки в унитаз. А одноклассница тем временем решает воспользоваться этим моментом и, замахиваясь одной рукой, подходит к Аой.

— Я проучу тебя раз и навсегда, чтобы больше ты...

Никогда её не касалась.

Канзаки обескуражена: буквально из ниоткуда перед ней неожиданно появляется Хашибира, которому потребовалась всего одна секунда, чтобы перехватить запястье наглой девушки. Дико улыбаясь, он заслоняет спиной Аой. Отовсюду доносится удивленный шепот, все обсуждают прибывшего «эксгибициониста», на что Иноске лишь хмыкает довольно, сдавливая руку старшеклассницы ещё сильнее. А Канзаки не шевелится — ей кажется, что происходящее сейчас далеко от жестокой реальности.

— Вкусный, наверно, салат? — Иноске берет в другую руку тарелку на подносе и впечатывает девушке в лицо. — А так будет ещё вкуснее.

Хашибира поворачивается к Аой, хватает её за руку и, перед тем, как уйти из столовой, еще раз обращается к униженной старшекласснице и её подружкам:

— И чтобы вас, идиоток, я рядом с 

 больше никогда не видел.

А Аой держит горячую руку Хашибиры, не обращая внимание на возрастающее негодование позади. Оборачивается только разок, чтобы запечатлеть в памяти этот торжественный момент, где одноклассница начинает яростно вытирать соус с лица, заодно стирая весь макияж, отчего данная ситуация становится ещё более комичной. Взгляд задерживается на улыбающемся Танджиро, что тихо шепчет «Я их задержу» и показывает палец вверх. И, наконец, на самом Иноске. На довольном, невероятно взбудораженном Иноске, рядом с которым по венам течет адреналин. Он только что открылся для неё с новой стороны, и Аой приходит в еще большее замешательство. Какой же он, Иноске Хашибира, на самом деле?

В голове неожиданно всплывают слова, когда-то сказанные ей Кочо-сан:

Они заходят в пустой класс, где Хашибира отпускает запястье Канзаки и идёт к открытому нараспашку окну. Аой переводит дыхание, смотрит ему в спину и не решается заговорить первой.

, тут такое дело... — длинные волосы парня развиваются на ветру, и он растерянно оборачивается к Аой. — Я тут, походу, вновь палец порезал.

Вечно хмурая Канзаки уже и не помнит, когда она последний раз улыбалась. Но когда Иноске выпячивает большой палец, грустно на неё смотрит и просит дать ему очередной пластырь, Аой прекращает себя контролировать. Тихонечко-тихонечко, она подносит ладошку ко рту и издаёт смешок. А ещё улыбается. Искренне так, по-настоящему. Будто бы бабочке с оторванными крыльями дали второй шанс на жизнь. И Канзаки взлетает к вершинам и наконец-то дышит полной грудью.

Девушка шарит по карманам юбки, достаёт оттуда пластыри, и, под непонимающим взглядом Хашибиры, клеит его на палец. А потом — ещё один на щёку.

— Че за... — Иноске даже фразу не успевает закончить, как Канзаки внезапно поддаётся вперёд и оставляет поцелуй на щеке поверх пластыря.

И пускай впереди их ждут неловкие и долгие разборки в учительской, пускай она всё ещё та же «Туалетная Канзаки», а одноклассницы ненавидят её ещё больше.... Аой теперь не одна.

Хашибира прикладывает ладонь к щеке, смотрит в её глаза и широко улыбается.

Теперь у неё официально... появился друг-чудак.

Ссылка на исходную публикацию - https://ficbook.net/readfic/8735163

Can't get over you

Содержание

пластыри и яблочный пирог

в замешательстве

дыши

Комментарии (0)