«Когда происходят определённые вещи, невольно начинаешь задумываться о том, как дьявольски хитро всё в этой жизни взаимосвязано. Умная голова – досрочно сданные экзамены – нечего делать – принятое приглашение. Прибавим к этому, что мама опять в Европе со своим новым, вторым по счёту, мужем (на самом деле он не такой уж и новый... Довольно потрёпанный наследник промышленной империи, и женаты они уже восемь лет) – следовательно, остановить меня было некому. Так я оказалась во Флориде. Много гуляла, много смотрела, много рисовала. Так я встретила Джоша Грэма. Болтая с ним о смешивании и влиянии, забыла про то, что не люблю новых людей.

Интересно, как бы я поступила, если бы с самого начала знала о нём то, что знаю сейчас?

Может, здесь лежит не один ответ. Этот мир настолько двойственен, что порой создаётся ощущение, будто его нарисовала я.

Возьмём начало и конец цепочки. Умная голова – Джош Грэм. Вот это, наверное, и есть камень преткновения».

Ещё один день на побережье. Здесь ей хорошо. Блокнот быстро заполняется набросками,  альбом – акварелями. Море и люди, живущие рядом с ним. Кто-то скажет – тема избита, но её не волнует постороннее мнение. Она знает, что разрозненные фрагменты, выходящие сейчас из-под карандаша и кисти, не более чем подготовка к чему-то большему. Она ещё не видела образ картины целиком, но чувствует, что скоро всё поймёт. А потом просто... нарисует то, что уже существует в голове.

«Многообещающее будущее американской живописи» – этим титулом её  однажды наградили художественные критики в родном Балтиморе, штат Мэриленд, а потом молодую художницу стали называть так повсюду. Совершив ранний старт ещё в средней школе, к девятнадцати годам она успела обрести значительную для своего возраста известность. Как и выработать собственный узнаваемый стиль. Арт-критики называли её работы «гармоничными», «стихийными», «мистическими», «говорящими больше, чем сама жизнь». Она тихонько посмеивалась, читая рецензии. У её матери был альбом, куда та вклеивала все статьи, где упоминалось имя дочери. Копии нескольких её картин висели в офисе отчима. Однако не семейное состояние проложило девочке дорогу в искусство – она действительно была талантлива. Тем сортом таланта, чья природа многим не понятна и оттого пугает.

Два часа задуманного времени истекли. Она поднялась, отряхнула брюки от песка, собрала вещи в рюкзак-торбу и двинулась в направлении прибрежного бара, чья вывеска виднелась вдалеке.

- Привет, малыш! – прозвучал оклик бармена, едва только она вошла. Складывалось впечатление, будто всё это время он посматривал на дверь. В баре было практически пусто, лишь пара человек сидели в разных концах за столиками.

- Ох, Чэд, сколько раз я просила не называть меня так, –  устало вздохнуло  «будущее американской живописи», присаживаясь за стойку.

- Ну, для меня ты всегда будешь малышом, сколько б много тебе ни стукнуло, 

, - невозмутимо ответил бармен, сделав ударение на последнем слове.

- Иди к чертям, – беззлобно бросила собеседница. – Лучше налей, а то я умираю.

- Употребляем нехорошие слова и алкогольные напитки в середине дня?

- Ну хорошо, - бармен быстро наполнил стакан минеральной водой, бросил два кубика льда и поставил перед девушкой.

- Давно бы так, - сказала та, жадно припадая к охлаждённому напитку.

Чэд женат на племяннице её матери; такие шутливые перепалки, как эта, всегда были частью их обычного общения друг с другом.

- Где Марси? – спросила она через некоторое время.

- Уехала в Тампу по делам. Кстати, когда вернётся, то наподдаст тебе хорошенько по одному месту.

- А то сама не знаешь. Свалила, значит, из своего Балтимора, а матери ни слова.

- Я ей записку оставила. Да и вообще, она в Италии с Францем, ей должно быть всё равно. Кстати, откуда Марси узнала?

- Рашель ей позвонила, когда не смогла с тобой связаться. А как иначе? Малыш, ты бы хоть для матери мобильник включала.

Девушка молча допивала свою воду, проигнорировав даже «малыша».

- Я серьёзно. Она о тебе волновалась, чёрт возьми.

- Чэд, не промывай мозги, ты же знаешь, я этого не люблю. Телефон я забываю заряжать, вот и всё. А что насчёт моей мамы... Ладно, ты прав: не стоит мне судить о ней, ведь я её почти не знаю. По сути, мы знакомы с моих четырнадцати... то есть... всего пять лет, так? – губы скривились в саркастической усмешке, когда она произнесла это.

Чэд вздохнул и опёрся руками об идеально чистую стойку.

- Слушай, малыш, у неё наверняка были причины. И если ты спросишь сама...

«Думаешь, не спрашивала?» – хотела она ответить, но фраза так и оставалась в голове, потому что в этот момент в бар вошёл новый посетитель.

- О! Привет, Джош! – приветствовал его Чэд как старого знакомого. – Давненько не заглядывал.

У Джоша были русые волосы, на солнце выгоревшие почти добела, голубые глаза и загорелые (ещё сильнее, чем у Чэда) руки.

- Работа, как ни странно, - улыбнулся тот. – Вроде не сезон, а от экскурсий отбоя нет. Ощущение, что туристы ради нас специально едут.

- А то! – подмигнул Чэд. – Тебе как обычно?

- Две, - кивнул молодой мужчина. И добавил слегка извиняющимся тоном: - Отец ждёт снаружи.

Достав из холодильника пиво, Чэд протянул обе бутылки посетителю. А затем, словно желая сгладить воцарившуюся неловкость, спросил шутливым тоном:

- Джош, дружище, я ведь ещё не знакомил тебя с моей очаровательной родственницей из Балтимора?

Мужчина поставил бутылки на барную стойку и повернулся лицом к сидящей девушке.

- Нет, не припоминаю такого, - сказал он.

Ей понравилось то, с каким смыслом он улыбался. Она редко видела подобное. В улыбках незнакомцев, обращённых к ней, обычно сквозило либо вожделение (но Рашель давно научила её отшивать подобных типов),  либо заискивание (с которым она прекрасно справлялась сама). Улыбка этого человека была другой. Ничего не ищущей и не предлагающей.

- Ну, значит, будьте знакомы, –  сказал Чэд весело. – Фабьен Дю Берри, большое будущее Мэриленда. Джош Грэм, большая заноза Флориды.

- Ну, спасибо, удружил! – рассмеялся тот, делая вид, что  хочет залепить бармену кулаком по носу.

- Только без рук! – Чэд уклонился, нарочито замедленно,  явно изображая Нео из «Матрицы».

Услышав тихий смех девушки, Джош Грэм снова повернулся к ней.

- Очень рад нашему знакомству, мисс Дю Берри.

Он не сказал ничего вроде: «О! Какое... интересное имя». Или: «А можно просто Фабьен?» Или: «Оно ведь, мужское, да? А кто тебя так назвал?»

Ничего из того, что ей нередко приходилось слышать при неформальном знакомстве. Даже если он был просто вежлив, ей это понравилось.

- Кстати, Джош, – спросил бармен, –  как та «безнадёжная» лодка? Починили с отцом?

- Конечно, –  улыбнулся тот. – Летает, как птица! Вместе у нас быстрее выходит.

- Ну ладно, мне пора, –  сказал он, расплачиваясь с Чэдом за выпивку. –  Надеюсь, ещё увидимся. С вами обоими. Пока!

Когда он вышел, бармен чуть пригнулся над стойкой, рассматривая в окно отходящих от бара мужчин. Фабьен развернулась на стуле, стараясь тоже что-нибудь увидеть, но в её поле зрения попали лишь удаляющиеся силуэты.

- Уилл редко заходит внутрь. Видимо, заметил через окно, что в баре кто-то посторонний. Не в обиду сказано, малыш.

Фабьен пожала плечами.

- Семья Грэмов живёт рядом, так что встречать их будешь ещё не раз, –  сказал Чэд. А потом добавил, наклонившись к ней и понизив голос. –  Теперь послушай кое-что внимательно. Когда  увидишь Уилла Грэма,

 на него. Я серьёзно говорю. Знаю твою привычку смотреть пристально на людей. Может, это у тебя художественное, но здесь не тот случай. И Боже тебя упаси задержать взгляд на левой половине его лица. Мужик такое пережил – иному в кошмаре не приснится,  так что надо иметь хоть какое-то уважение и не таращиться на него, как на пугало. Поняла?

Фабьен почувствовала, что по спине пробежал холодок, и включённый на полную кондиционер был тут вовсе не при чём.

- А что с ним случилось? – спросила она и тут же подумала, что голос звучит как-то испуганно.

Чэд молчал, отвернувшись и ища что-то в холодильнике. Фабьен спросила снова, на этот раз придав своему тону как можно более беззаботную окраску:

- Может, ты мне расскажешь про своего мистера Грэма, чтобы я хотя бы знала, почему на него нельзя смотреть?

Чэд налил себе воды и, убедившись, что новых посетителей пока нет, вышел из-за стойки, чтобы усесться на высокий стул рядом с Фабьен.

- Ты, похоже, ничего не знаешь. Ну да, тебя ведь ещё на свете не было, когда всё это случилось. Двадцать лет назад Уилл Грэм работал следователем в ФБР,  но не в нашем местном отделении, а в головной конторе, в Вашингтоне. Много уродов отправил в тюрягу, о нём даже газеты писали – в общем, парень молодец. В это же время в Балтиморе жил и творил свои делишки другой парень, по имени Ганнибал Лектер. Знакомое имечко?

- Ещё как, – скривилась Фабьен. – Теперь всем людям, с которыми он общался до тюрьмы, не отвязаться от славы «друзей каннибала».

Некоторое время бармен и девушка молчали, обдумывая то, что знали оба. Рашель Дю Берри, мать Фабьен, тоже в своё время «повезло» оказаться в числе этих самых «друзей». С доктором Лектером они нередко бывали вместе в обществе, и с тех пор давние фото, где она запечатлена с ним, обошли все жёлтые газетёнки. Естественно, Рашель никогда не давала никаких интервью, как и все остальные «друзья каннибала», но статейки о «респектабельном прошлом кровавого потрошителя» в изданиях вроде «Нэшнл Тэттлер», да ещё снабжённые фотографиями, пользовались спросом у определённого круга публики. Правда, они несколько уступали в популярности другим материалам, посвящённым «пугающей и извращённой связи» Ганнибала-Каннибала Лектера и агента ФБР Кларисы Старлинг. Но что поделаешь, вкусы публики всегда требуют чего-то посвежее: «друзья каннибала» были давно, а вот «невеста Франкенштейна» –  это уже  нечто новенькое. Учитывая то, что несколько лет назад Старлинг пропала, и Лектер предположительно имеет к этому отношение, можно насочинять массу новых историй. Кроме того, всегда остаются психиатры, и каждый мечтает высказать свою «теорию о случае Лектера» –  когда ничего заметного и кровавого не происходит, можно печатать интервью с ними.

- В общем, поганенькая история, –  подытожил Чэд, –  и крови эти журналюги твоей матери попортили прилично. Хотя, ей ещё повезло, ведь она не была на «званом ужине», где этот Ганнибал, чёрт бы его побрал, накормил всю компанию паштетом из какого-то чувака... флейтиста местной филармонии, вроде. Когда всё открылось, многие из тех гостей легли в психушку.

Губы Фабьен искривились, когда она издала чуть слышный смешок:

- В этом есть доля чёрного юмора. Ганнибал Лектер ведь сам психиатр, если я ничего не путаю.

- Вас, молодёжь, ничем не пронять, –  с неожиданным раздражением ответил бармен. – А в том, как он Уиллу живот распорол, где юмор?

Фабьен молчала. Снова повисла тишина. Слышно было только гудение кондиционера. Один из сидевших в углу посетителей вышел из бара, махнув Чэду на прощание; второй сидел, уткнувшись в свою газету, и вряд ли мог услышать разговор у стойки.

- Уилл Грэм был тем парнем, который поймал Ганнибала Лектера и отправил его за решётку. Не знаю, как он разглядел психа под маской, но всё же сумел. И чуть не отправился на тот свет. Когда Лектер понял, что ему крышка, то попытался убить Уилла. Ножом для резки линолеума, представляешь себе, как эта штука выглядит?

Лицо Фабьен слегка побледнело, в горле встал комок. Да, она представляла. У художников хорошо с воображением.

- Не знаю, как, но даже раненый, истекающий кровью, Уилл сумел дотянуться до пистолета. Подстрелил гада, а потом вызвал подмогу. Он выжил. Но и Лектер тоже, хотя для всех лучше, если б он тогда подох.

- Ты имеешь в виду ту историю, когда он сбежал сколько-то лет спустя?

- Да, и это тоже. Во время побега он пять человек угробил, в том числе медиков на «скорой». Ведь этой твари убить кого-то – всё равно что посрать сходить, –  последние слова Чэд процедил сквозь зубы.

- Похоже, тебя эта история сильно задела, –  осторожно произнесла Фабьен.

Лицо бармена разгладилось.

- Ох, прости, малыш. Рашель прибьёт меня за то, что я тебе всё это рассказал.

- Ничего. Я ведь могла и в интернете прочитать, если бы задалась целью. Так что там дальше было с Уиллом Грэмом? Хотя, у меня уже такое ощущение, что я не хочу знать...

- Нет, малыш, придётся выслушать. Нужно это знать, чтоб не ляпнуть чего лишнего в разговоре с Уиллом... и Джошем.

У Фабьен округлились глаза. Чэд кивнул.

- После истории с Лектером и больничной койки Уилл ушёл из ФБР и перебрался вместе с семьёй во Флориду. Они тогда жили в Маратоне, кажется. И вот, спустя какое-то время, Джошу тогда было лет восемь или девять, Уилла снова привлекли для работы по делу о серийном убийце. Сомневаюсь я, что он сам хотел. Просто наверняка выбора не было, такая уж у него судьба, если он этих извращенцев насквозь видит. Но дело даже не в этом. А в том, что Лектер, сидя на нарах, решил воспользоваться шансом отомстить Уиллу. Не знаю, как, но вышел на связь с тем  уродом и передал ему адрес семьи Грэмов.

Фабьен почувствовала неодолимую потребность глотнуть ещё воды.

- И тот псих – его фамилия была Доллархайд, кажется – получил сообщение. Первый раз у него не получилось до них добраться. Но чуть позже, когда гадёныш инсценировал собственную смерть, и все думали, что кошмар уже позади... Он пришёл к ним домой ночью. Схватил Джоша, приставил ему нож к горлу. Представь, каково было восьмилетнему мальчику. Тогда же он и Уиллу лицо порезал. Всё закончилось тем, что Молли пристрелила урода.

- Жена Уилла, мать Джоша, –  кивнул Чэд, –  думаю, ты и с ней познакомишься, она хорошая женщина. Они все хорошие люди, и заслуживают того, чтобы не напоминать им о прошлом. И не таращиться на них, как на чумных. Есть тут некоторые любители...

- Я не из таких, –  возразила Фабьен.

- Знаю. И сама, надеюсь, понимаешь, что я тебе тут не сплетни местные передал, а предупредил на всякий случай.

Тот кивнул, и в этот момент в баре появилась шумная компания игроков в волейбол. Смеясь и перекидываясь шутками, они облепили стулья у стойки и ближайшие к выходу столики. Чэд занялся своей работой, а Фабьен, по-прежнему с рюкзачком-торбой за плечами, тихонько выскользнула наружу.

Глава 1. Старые шрамы

Fabiana

Всё, чего хотят Клариса Старлинг и Ганнибал Лектер, - это прожить жизнь вдвоём и тихо. Но их прошлое продолжает жить, а выросший сын Уилла Грэма находит человека, который может привести к скрывающемуся Лектеру.
Канон - микс по книге "Ганнибал" и фильму "Красный дракон".
Действие происходит после моего фанфика "Настоящее", но связь между двумя этими повествованиями незначительная.

Молчание ягнят (Ганнибал, Красный Дракон; Ганнибал: Восхождение, Охотник на людей)

Ганнибал Лектер

Клэрис Старлинг

Уилл Грэм

Основные: Фабьен Дю Берри, Клариса Старлинг, Джош Грэм, Ганнибал Лектер. Второстепенные: Уилл Грэм, Рашель Дю Берри, Молли Грэм, Барни, Арделия, Алан Блум, Бальтус и др.

(((Дневники бабочек)))

«Шрамы имеют власть над людьми. Они напоминают нам о том, что прошлое реально». Это слова из письма Ганнибала Лектера, адресованного моему отцу. Много лет назад. И я знаю, что эти слова значат для отца. Они вели его, долгие-долгие годы, хотя он сам в этом никому не признается. Даже самому себе. Но я знаю. Как и то, что не было никакой поездки «купить запчасти» – тогда, четыре года назад, отец летал на похороны Джека Крофорда. Если бы мама узнала, был бы нешуточный скандал. Поэтому я сжёг старый билет на самолёт, который выпал из кармана дорожной куртки отца. Иногда кажется (даже нам самим), что мы живём как обычная семья. Но на самом деле это не так.

Прошлое не отпускает нас. Но я знаю, как сделать так, чтобы отпустило».

Джош рассматривал Фабьен Дю Берри поверх голов обступивших его детей. Она сидела на скамейке, спиной прижавшись к стене, с блокнотом на коленях и карандашом в руке. Быстро что-то зарисовывала, и её бледное лицо, обрамлённое короткими прядями чёрных волос, выглядело очень сосредоточенным.

Вот уж которую неделю продолжалось их знакомство, они виделись почти каждый день. Нередко Фабьен приходила на работу к Джошу, где всегда находила новые впечатление для рисования. А после обеда они отправлялись гулять, ходили на пристань, на скалистый и песчаный пляжи, или просто бродили по городку. Общество друг друга было им интересно, а разница в шесть лет не играла совершенно никакой роли. Наоборот, Фабьен порой задавала настолько неожиданные вопросы или высказывала такие удивительные мысли, что Джош  просто не знал, что ей ответить. Сам он окончил университет пару лет назад, но порой у него закрадывалось смутное подозрение, что  Фабьен превосходит его в некоторых областях, хотя и не выпячивает свои знания. Позже, узнав, что она семь лет училась в Европе, Джош именно этим объяснял себе её необычную трактовку привычных вещей. Возможно, что где-то на подсознательном уровне он чувствовал, как их тянет друг  к другу. Но это было не сексуальное притяжение, а нечто другое, более сложное и запутанное. Им хотелось говорить друг с другом. В её присутствии Джош ощущал постоянное напряжение разума, которое напоминало воздух перед грозой; ему это нравилось, очень.

По выходным они приходили на пляж, где работал Уилл Грэм. Пока отец и сын чинили чью-то очередную лодку, Фабьен сидела где-нибудь рядом на песке, с книжкой или блокнотом в руках, задумчивая и молчаливая. Она часто смотрела издалека на них двоих  –  сына и отца –  занятых общим делом. Ей нравилось то, что видели глаза: природное сходство и единство духа. Она почти не говорила с ними на берегу; просто смотрела и внутренне улыбалась от удовольствия.

Разговоры начинались во второй половине дня, когда все трое приходили на обед в дом Грэмов. Джошу было очень приятно видеть, как Фабьен ведёт себя с его родителями – просто и естественно. А ведь в первый день, когда познакомил её с Молли и Уиллом, он беспокоился, как всё пройдёт. 

Как она будет смотреть на отца.

 Но всё прошло хорошо. И потом Джош ни разу не замечал в её глазах суеверного страха или нездорового любопытства, какое нередко приходилось видеть при общении с другими людьми.

Унаследовав от отца тонкую интуицию, которая была сродни человеческому барометру, Джош чувствовал и знал, что  Фабьен не притворяется. Теперь она бывала у Грэмов каждые выходные, и как-то незаметно стала частью их мира. После обеда они завели привычку играть вчетвером в карты на крыльце, при этом болтая о всяких глупостях, то и дело смеясь. Этот момент праздности растягивался  на час, иногда на полтора, и Джош очень любил его. И родители тоже, он чувствовал. Трудно сказать, что это было. Может, обычный механизм, когда присутствие постороннего заставляет показывать лучшие черты. Но может ли оно помочь ощущать себя счастливее, чем обычно? Тогда это что-то другое, но Джош не знал точно.

Сейчас, в зале Музея занимательной науки, окружённый нетерпеливо ждущими детьми, он бросил ещё один взгляд  на Фабьен и подумал, уже не в первый раз за  последние несколько дней: 

 Сможет ли он посвятить её в свои дела, сможет ли она понять? Станет ли помощницей на пути к цели? Ведь с тех пор как он увидел Фабьен Дю Берри в баре у Чэда, с тех пор как в тот же вечер навёл справки о ней и её матери, в голове зародился и начал стремительно созревать план. Ради которого, возможно, предстоит далёкое путешествие. Ему было любопытно, куда всё это может их привести.

Джош Грэм обвёл глазами группку окруживших его детей.

- Ну что, – негромко начал он, постепенно увеличивая силу голоса и придавая своей интонации характер каверзного вопроса, –  здесь собрались все, кто хочет узнать и увидеть, как работает вулкан?

Глаза теперь смотрели на него с радостным ожиданием.

- Хорошо! Тогда начнём. То, что вы сейчас видите прямо перед собой – это модель вулкана. Гигантская, правда? Единственная во всей Флориде такого размера, а теперь мы посмотрим, что же у него внутри...

- Не сомневаюсь, что спектакль соберёт завтра кучу положительных рецензий, но для себя я буду знать, что всё это полная чушь.

- Нет, ну ведь правда! Вся эта спекуляция на теме убийства и мести выглядит так бледно и ... неубедительно.

- Полностью с тобой согласен, моя дорогая, и теперь, чтобы избавиться от этого налёта безвкусия и глупости, нам обоим категорически необходимо 

новое прекрасное впечатление

- А! Что... что ты ещё придумал? Отпусти сейчас же, кому говорю!

- Возможно, ты бы предпочла, чтобы я стукнул тебя дубинкой по голове и уволок в кусты, но у меня сейчас, к сожалению, нет при себе дубинки, да и кусты... там  ведь не слишком удобно, а?..

 человек когда-то назвал меня «деревенщиной».

- Хм-м, сколько же лет должно пройти, чтобы ты перестала...

- Много. А ещё я прекрасно и отчётливо помню, что ты сказал в тот день про мои туфли! Ты сказал, что они...

- К сожалению, тогда я ещё не знал, что со временем именно мне придётся покупать тебе туфли, а также всю остальную одежду...

- Ах, «придётся», говоришь!

- Могу выразить ту же мысль иначе – я 

 купить тебе туфли и платье, в котором я буду тащить тебя, закинув на плечо, по направлению к нашему дому... Что такое, ты устала колотить меня ладонями по спине?

- Заслушалась. Ты продолжай-продолжай, не поверишь, до чего романтично выходит. Кстати, не думаешь, что нас может кто-нибудь заметить?

- Не думаю. В столь поздний час мы всегда одни в доме. Так вот, в те дни я и представить не мог, что буду однажды тёплым вечером нести тебя, отпускающую ехидные замечания и чудесно пахнущую, нести на плече к нашему дому, борясь с искушением испортить твоё прекрасное и подаренное мною платье, испортить, повалив тебя на траву прямо сейчас...

- Он здесь ни при чём. Однако я вижу, до крыльца осталась лишь пара шагов... твоё платье 

 спасено. Ну, вот мы и дома. Надеюсь, ты постоишь сама пару минут, пока я открою дверь и разблокирую сигнализацию...

Перед своим вечерним уходом слуги, работавшие в этом доме, оставляли полностью включённым наружное освещение. Гостиная, окна которой выходили на улицу, также была ярко освещена. В прихожей, напротив, горел приглушённый жёлтоватый свет.

«Сигнализация отключена», – сообщил механический голос, после чего хозяин дома запер изнутри входную дверь и снова нажал несколько кнопок на щитке, и тогда тот же голос подтвердил, что сигнализация и система наружного наблюдения вновь включены.

Он прошёл вглубь дома, по дороге обнаружив туфли, небрежно скинутые своей хозяйкой и оставленные на полу в прихожей. На кухне горел свет; она была там, разливала по бокалам вино. Увидев его, улыбнулась. Электрический свет, искрясь, играл в её серьгах и на стенках бокалов. Пригубив из своего, он взглянул на неё и заметил негромким голосом:

- Должен признаться, я вновь начинаю беспокоиться о твоём платье...

Она молчала, задумчиво созерцая остатки вина в своём бокале, а затем осушила одним глотком. Он понимал, что сейчас она его дразнит, нарочно делая то, что вызывает недовольство. Ведь когда-то он учил её пить алкоголь медленно, ощущая все оттенки вкуса и аромата, растягивая удовольствие.

- Правда? – вопросительно произнесла она, ставя бокал обратно на стол. Потом повернулась спиной, открывая взгляду застёжку платья и оглядываясь через плечо:

- Ну, тогда ... может, его снять с меня?

Февраль – самый тёплый месяц в южном полушарии. Можно без опаски спать с открытыми окнами. Поздней ночью, уже погасив весь свет и погрузив особняк во тьму, они лежали в своей постели, в главной спальне на втором этаже. Сил шевелиться уже не осталось, по всему телу разлилось приятное изнеможение – но мысль, пришедшая ему в голову, не терпела отлагательства до завтра.

Он спрашивает сейчас. Вполголоса. В темноте.

- М?.. – сонно откликается она.

 день, сегодня? Да? Ведь ты поэтому вспомнила про туфли и всё остальное?

- Эм-м... Ну, мы прекрасно его отметили, так что теперь... спи...

- А ведь с тех пор прошло уже...

- Спи, и пусть тебе приснится эротический сон о том дне... только без Чилтона и Миггза... и без Барни... да...

- Не могу не заметить, Клариса, что твоё воображение начинает настораживать. И откуда только ты берёшь такие идеи... Клариса?..

Но она не отвечала, потому что уже спала. Крепким спокойным сном, чувствуя себя в полной безопасности. И безопасность эта создавалась отнюдь не с помощью железной ограды, окружавшей дом, автоматической калитки, сигнализации и датчиков движения на первом этаже. Причиной этого чувства – спокойствия и защищённости – являлся человек, чью руку она держала во сне. Было нечто странное и вместе с тем логичное в том, что чувство безопасности Кларисе Старлинг подарил тот, кого боялся весь остальной мир.

У подножия широкой лестницы, ведущий на второй этаж Музея занимательной науки, стоял мальчик лет четырёх и плакал навзрыд. Вокруг собралось уже несколько человек, пытавшихся успокоить ребёнка и выяснить, что случилось и где его родители, – однако всё было безрезультатно. Мальчик  не реагировал на обращённые к нему слова и продолжал заливаться слезами. Четырёхчасовая рабочая смена Джоша как раз закончилась, и они с Фабьен шли мимо, направляясь к выходу. Заметив мальчика, остановились. В этот момент кто-то из взрослых попытался взять его за руку, но тот вырвался со словами:

Они подошли ближе, и тут Джош с удивлением услышал голос Фабьен, который звучал сейчас довольно непривычно. Слова незнакомого языка вылетали из её горла с гортанным звуком, естественно и без усилий.

- Cuàl es su nombre? – спросила Фабьен у мальчика.

Тот сразу умолк и несколько секунд стоял, удивлённо глядя на незнакомую тётку, как бы оценивая степень её потенциальной опасности. А потом ответил, утирая глаза рукавом широкой футболки:

Фабьен присела на корточки и положила ему на плечо руку, которую мальчик не скинул.

Тот кивнул. Фабьен поднялась с корточек, взяла мальчика за руку и обратилась к Джошу:

- Покажи, где тут администрация. Надо сделать объявление по громкой связи, чтобы родители Марко услышали.

- Вот уж не подумал бы, что ты говоришь по-испански, – заметил всё ещё удивлённый  Джош, когда они наконец вышли из здания Музея и направились к морю.

- Ну да, учила в школе, – согласилась Фабьен, – знаю кое-что тут и там, но не так много, как тебе кажется.

- Для меня и это уже верх возможного, – рассмеялся Джош. – Сам-то я в языках не силён, экзамен по французскому в своё время сдал с немалым трудом. А ты, насколько помню,  по-французски свободно разговариваешь?

- Да, вот это уже правда. Хвастаться не буду, однако он для меня второй родной язык. Моя мама ведь француженка, она приехала в Балтимор в начале шестидесятых, а прежде жила в Лионе. Вот и меня туда запихнула... – Фабьен улыбнулась одними губами, – в частную школу-интернат для девочек, где меня и научили всяким премудростям, в том числе с языками. Я провела там несколько лет, и лишь по праздникам приезжала домой. Но, когда мне исполнилось четырнадцать...

- Неужели сбежала? Сплела верёвку из простыней и вылезла из окна высокой башни? – спросил Джош, и оба рассмеялись.

- Ах вот, как ты себе представляешь европейские частные школы, – с улыбкой заметила Фабьен. – Наверное, не поверишь, но это очень красивое здание с замечательным садом. А ещё там есть озеро, где плавают чёрные и белые лебеди.

- О, звучит, как в сказке.

- Да, почти, – усмехнулась Фабьен, – кроме домашней работы и семестровых экзаменов.

- Да уж. Ну, и как же ты решилась сбежать из этого рая?

- Не знаю. Мне там было неплохо. Ностальгией я не страдала, за неимением «чувства дома» как такового.

Фабьен умолкла, раздумывая, и около минуты они шли в тишине, нарушаемой лишь шумом прибоя, криками чаек и городским гулом позади.

- Не знаю... – повторила она, – во Франции у меня только дальние родственники, а в Балтиморе всё-таки мама. За те пять лет, что я здесь, мы с ней хоть общаться стали, узнавать друг друга, так сказать...

- А где твой отец? – спросил Джош. – Извини, если бестактный вопрос, но просто ты как-то упомянула, что твой отчим – это второй муж матери...

- Ерунда, ничего бестактного, – Фабьен решительно встряхнула короткими волосами. – Мамин первый муж тоже не был моим отцом; она за него вышла, когда мне было года два или три. Развелись они, впрочем, быстро, – добавила она с усмешкой. – Вообще, я порой диву даюсь своей матери: до сорока с лишним она проводила время, ведя активную светскую жизнь, веселясь в компании известных людей, спонсируя благотворительные мероприятия и снимаясь для журналов типа «Vogue». Она совершенно не собиралась замуж, а потом вдруг, неожиданно для всех друзей, полностью переменилась. Сначала, ошеломив своё окружение, родила меня. Затем принялась вить семейное гнёздышко сначала с одним поклонником, потом с другим. Хотя, должна заметить, с Францем Розенкранцем это вышло удачно. Он хороший мужик, хотя и старый для неё, на мой взгляд. Моя мама – просто сгусток энергии, и всегда кажется лет на десять моложе своих истинных лет, – Фабьен улыбнулась, и Джош увидел в её глазах теплоту. Ему подумалось, что у матери и дочери Дю Берри, возможно, несколько противоречивые взаимоотношения. Из таких, когда до конца не понимают друг друга, но любят в глубине души.

- Ну, а про своего отца что-нибудь знаешь? Кто он, например?

- Без понятия. И особо не горю желанием. Нет, интересно, конечно, но не более того. Просто это мог быть кто угодно. Не пойми превратно, – Фабьен бросила на Джоша быстрый взгляд, – мама никогда не афишировала личную жизнь, но появлялась на глазах у людей то с одним приятелем, то с другим... И поди  теперь разбери, с кем она была в каких отношениях, и кто из них может быть моим отцом. В любом случае, он либо был старше неё и уже помер, либо был моложе и сейчас живёт где-нибудь с женой и двумя-тремя детишками.

- А ты не пыталась у матери точно узнать?

- Конечно, спрашивала пару раз... Но ничего вразумительного из неё не вытянула. Может, она и сама не знает, где он.

- Похоже, у них всё невесело закончилось, – предположил Джош.

- Да, похоже на то, – согласилась Фабьен. – Поэтому можно просто выкинуть из головы. Мне не так уж и нужно его знать, если честно.

- Без отца всё равно не так, –  сказал Джош. Его взгляд был задумчивым, даже затуманенным.

«Надеюсь, он прямо сейчас не размышляет о ноже для резки линолеума и о том, что могло быть, повернись монета другой стороной... Так, самое время наклеить себе на рот воображаемый пластырь-бабочку, и никаких комментариев...»

Молодые люди помолчали ещё какое-то время. Теперь они вышли на пляж, и море стелилось у их обутых в кеды ног, волнами омывая прибрежный песок и шепча неизвестные заклинания. Февраль. Погода нежаркая, далеко ещё до туристического сезона.

- Ну что ж, Фабьен, – сказал Джош,  глядя на горизонт, – откровенность за откровенность.

Она видела его профиль на фоне воды — светлые волосы в контрасте с загорелым лицом, как столкновение двух Вселенных.

-  Ты мне рассказала про свою семью, я теперь должен рассказать про свою. Хотя, ты многое и так знаешь, правда же?

- Пожалуй, правда. Знаю кое-что.

Джош не стал спрашивать, откуда.

- Мне нравится, как ты общаешься с моим отцом и мамой, – сказал он, разворачиваясь к ней лицом.

Фабьен кивнула, наблюдая за игрой ветра в его светлой шевелюре.

- Твоя мать... она ведь знала 

Фабьен снова кивнула, не спрашивая, кто такой «он», и только уточнив:

- Это было в тот самый период активной светской жизни, до моего рождения.

Они стояли друг напротив друга, глядя в глаза; море шумело в паре шагов от них.

- А потом отец отправил его за решётку.

- Да. Это было в год, предшествующий тому, когда родилась я. А тебе тогда исполнилось пять.

Джош Грэм посмотрел на носы своих ботинок, на песок под ногами, а потом снова поднял взгляд на собеседницу.

- Фабьен, ты нужна мне. Твоя компания, твоя поддержка, твой взгляд на вещи... Твой испанский, – на последней фразе он улыбнулся.

Глава 2. Тихие дни полушарий

«Вчера он сказал мне, что чувствует между нами нечто общее, какую-то связь. Он считает, что это поможет нам в общем деле. Да, сама не зная, почему, я согласилась быть втянутой в его планы. Зачем мне это? Но куда важнее вопрос – зачем это тебе, Джош?

Путь, по которому я шёл многие годы, впервые стал таким прямым. Я удивлён, что Фабьен согласилась быть моей союзницей, но вместе с тем знал, что так будет. Я видел это в её глазах...

Интересно, можешь ли ты произнести если не вслух, то хотя бы в собственных мыслях – что наша связь уходит корнями не в настоящее, а в прошлое». 

- Ладно, ребята, выкладывайте, как есть, – сказала Фабьен, сняв покрывало с мольберта.

- Ну, малыш, мы же не критики. В этих заморочках не разбираемся.

- Да наплевать на критиков. Я ваше мнение хочу узнать – людей, которые мне небезразличны.

В мансарде, которую занимала приехавшая в гости Фабьен, сейчас кроме неё находилось ещё пятеро: хозяева дома Чэд и Марси Стоуны, а также приглашённое в гости семейство Грэмов – Джош, Уилл и Молли.

- Просто скажите, нравится или нет.

- Это ведь штука из музея? – спросила миссис Грэм.

- Ага. Я зарисовала его, когда ходила туда с Джошем.

- Честно говоря, Фабьен, я удивлена, – заметила Марси Стоун, урожденная Дю Берри, – с самого дня приезда ты только и делала, что рисовала море, лодки и рыбаков, так что я ждала от тебя чего-то на эту тематику.

Мужчины пока хранили молчание, задумчиво рассматривая покрытую свежим лаком картину. На ней был изображён скелет мамонта из Музея занимательной науки. Вокруг экспоната столпились посетители – взрослые и ребятишки. Всё это занимало левую половину холста. А на правой половине стояло преувеличено огромное, неизвестно каким образом сюда попавшее старинное зеркало в барочной оправе красного дерева, немного мутноватое, но тем не менее всё отражавшее. Фигуры с левой половины картины в этом зеркале выглядели несколько по-иному. Мамонт был живым, а люди вокруг него – скелетами, и, казалось, он взирал на них с лёгкой усмешкой, рождённой миллионами лет.

- А как называется твоя картина? – спросил Уилл Грэм.

- Я думаю назвать её «Восприятие», – ответила ему Фабьен. – Идея,  что одно событие в глазах разных людей выглядит иначе; иногда даже полярно... Ну, и всё такое прочее. Народ, скажите честно, как вам. Я не обижусь, если не нравится.

- Круто,  – сказал Чэд. – Хотя, ты знаешь, я всегда был неравнодушен к твоей мазне, малыш.

(((Дневники бабочек)))

Содержание

Глава 1. Старые шрамы

Глава 2. Тихие дни полушарий

Глава 3. Зеркало души

Глава 4. Любопытство сгубило кошку

Глава 5. Окна памяти

Глава 6. Субъективность зрения

Глава 7. Слияние миров

Глава 8. Ключ к двери

Глава 9. Открой глаза

Глава 10. Место в первом ряду

Глава 11. Щепки в бурной воде

Глава 12. То, что осталось

Глава 13. Переплетения

Глава 14. Берега одной реки

Глава 15. Между железом и серебром

Глава 16. На круги своя

Комментарии (0)