— У-уфф, уффф, давай, ну давай же… — раскрасневшийся мальчишка забавно пыжился, толкая вперёд плетёную корзину. Она была просто огромной. Даже слишком для хрупкого детского тельца: потёртый край больно упёрся в ключицу через жиденький слой верхней одежды, уголь оставил разводы на худеньком лице. Мальчишку подобные глупости тревожили мало, он упрямо шаркал дном корзины по насту. Приобретая в этом деле поразительное сходство со злым воробьём.

Шарк-шарк-шарк. Глухое побрякивание углей.

— Полегче, силач, — на бритую голову легла нежная девичья рука, — прорвётся дно в пути, и что тогда делать? Давай я дальше сама, хорошо?

Оценивающий взгляд для корзины, пару вздохов для себя, чтобы настроиться. Успокаивало то, что тяжесть будет за спиной только при походе с гор, восхождение же застанет её налегке. Она на это надеялась. Обычно жители окологорной деревни покупали качественный древесный уголь весьма охотно. Другого в семье Камадо и не водилось. Однако нужно быть готовым и к возвращению в ночь или с восходом.

Недзуко тихо выдохнула сквозь зубы, ощущая, как согнулись ноги и хребет под непосильной ношей. Фука-гуцу

 ушли в снег по щиколотку. Её повело назад, но Недзуко удержалась. Твёрдо всматриваясь в горную тропу.

Чисто камадовское упрямство. Оно уже негласно вошло в скудный список фамильных реликвий, наравне с древними серьгами Ханафуда

 и ветхим ритуальным облачением отца. Нередко это самое упрямство выходило какому-нибудь Камадо боком, однако не становясь от этого менее впечатляющим.

— Сестричка, можно я пойду с тобой? Я ещё могу помочь! Собрать уголь, если корзина вдруг порвётся. Или понести уголь, который не вошёл. Или побыстрее продать уголь! А когда мы сплетём отдельную корзину для меня? — мальчишка, казалось, едва успевал дышать между фразами.

— Шигеру, ты не сможешь идти так же быстро, как сестра, — изящная женщина склонилась над мальчишкой с тряпицей в руках, — ох, ты снова измазался, дорогой.

Недзуко мягко улыбнулась младшенькому, всё ещё сжимая челюсти и поддерживая сдавливающие плечи лямки.

— Шигеру-кун, могу я доверить тебе очень ответственное дело? — она дождалась острого внимания больших умных детских глаз и продолжила, — пока я в пути, не мог бы ты позаботься о Танджиро, матушке и ребятах вместо меня?

Шигеру призадумался. Было видно, как вместе с нахмуренными бровями шевелились в его голове мысли.

Госпожа Камадо перевела добрый и усталый взгляд на дочь.

— Недзуко, подойди, — она передала дочери заботливо собранный свёрток со съестным, — здесь немного, но на день должно хватить, — в уголках глаз появились маленькие морщинки, — спасибо тебе, милая. Но, может быть, мне лучше пойти с тобой? Или Такео?

— О, нет, матушка. Отдыхайте, пожалуйста. И Такео не нужно отрывать от работы. Я справлюсь. Дорога знакомая, да и не дальняя. К утру, самое позднее, обернусь.

Недзуко тихонько развела и свела лопатки, тяжесть осела на спину, как влитая. Уже терпимее. Да и некому кроме неё было заняться этим. Отца семейства, Камадо Танджуро, ещё не так давно забрала хворь. Камадо Киэ подорвала здоровье в родах и заботе о детях и долго болевшем муже. Боль утраты добила её. А ведь когда-то эта нежная госпожа могла убить вепря ударом лба… Танджиро неделей ранее сломал ногу, когда валил дерево. А в горах путники порой гибли и с меньшими травмами. Теперь заготовками временно занимался один Такео, потому тоже не мог пойти. Остальные дети семьи Камадо: прелестная Ханако, живчик Шигеру и кроха Рокута — тем более — были слишком малы.

— Надеюсь, Сабуро-сан в добром здравии. Передавай ему наши приветы, если увидишь.

— Непременно, матушка.

Недзуко неспешно завернула на тропу, ведущую вниз, к деревне.

— Сестричка, сестричка, — достиг её звонкий голосок Ханако, — ты принесёшь какую-нибудь диковинку, если останется время?

Ханако каждый раз задавала этот вопрос тому, кто отлучался из дома. В большинстве случаев этим кем-то оказывался братец Танджиро, который всегда озадаченно хмурился, будто впервые, а потом неизменно приносил именно то, что нужно. Цветное стёклышко, блестящий камень со дна горного ручья, необычный гербарий, яркие птичьи перья… красивое зеркальце, ленты, немного бумаги для оригами — но это только по праздникам. Однако Ханако радовалась всему одинаково.

— Может, уточнишь уже когда-нибудь для разнообразия. Например, сейчас? Я так и не понял, как брат вообще разбирает, что у тебя за блажь в очередной раз появляется, — хмыкнул Такео, неспешно вонзая топор в дерево.

— Главное не подарок, а внимание. Как хорошо, что хоть один мужчина в нашей семье это осознаёт.

— Тц, не подарок, а внимание… — пискляво передразнил Такео, немедленно получая ощутимый тычок под ребро, — ссс, а, дерётся ещё!

Недзуко хохотнула в кулачок, снова оттягивая лямку.

— Такео-кун, не дразни Ханако, — добавила девочка строже, — Ханако-чан, не дерись с братом — ты ведь наша маленькая химе

— Прости, нэ-сан, — прозвучало в один голос.

Недзуко улыбнулась, махнув рукой на прощание.

— Будь осторожнее, сестр

— В добрый путь, Недзуко!

Она обернулась и увидела, как все четверо — матушка, Шигеру, Такео и Ханако — простёрли руки в прощальном жесте.

Внутри распустилась щемящая нежность. В такие мгновения Недзуко будто заново открывала для себя, ради чего и чем она жила.

Каждая даже самая недолгая отлучка любого члена семьи сопровождалась слишком длительным проводами. Прощались как навсегда, вместе деля потом радость новой встречи. Камадо очень бедны в общепринятом смысле. Однако невероятно богаты тем богатством, которое позволяло переносить практически любые невзгоды. По крайней мере, в это они верили.

Непоколебимая преданность родным и близким была ещё одной их семейной реликвией, прямо как древние карточные серьги, ветхое ритуальное облачение отца и камадовское упрямство.

Недзуко шла по снежной тропе, втягивая носом талый, слегка разряженный воздух. С северо-востока дохнуло свежестью, как это бывало перед снегопадами. Несильный, но мог разойтись. Максимум через сутки. Может, даже меньше.

Старшие дети Камадо делили на двоих необычно острое обоняние. В некоторых случаях оно даже позволяло учуять подлинные эмоции.

Сейчас, например, Недзуко отчётливо почуяла чьё-то веселье. А потом и услышала его в приглушённом хихиканье и ещё более тихом «тсс». Где-то… вон за теми заиндевевшими зарослями. Однако это знание никак не отразилось на невозмутимом лице старшей-младшей сестры со стажем, которая хотя бы для приличия и через раз да потакала шалостям дитя малого и дитя великовозрастного. Поругаться на второго она ещё успеет.

— А-аррр! — Рокута выскочил из укрытия и, не удержавшись на коротких ножках, плюхнулся в снег.

Недзуко картинно ужаснулась, но Рокуте и этого хватило, чтобы залиться звонким хохотом.

Откуда-то спереди донёсся ещё один смешок. Потом Танджиро, прихрамывая, появился из-за ствола. Хвостик-обрубок немного пригладил буйство буро-угольных прядей, большие красно-карие глаза сияли добротой и открытостью. Людей подобной наружности порой звали детьми Аматэрасу

. Танджиро же уродился и своим солнечным нравом.

— Так нечестно, ты не удивилась, — голос мальчишки начинал забавно ломаться, писклявил и иногда хрипел.

— Это моё удивлённое лицо.

— Ничего подобного, — он неловко прислонился к дереву, поправил чёрно-зелёное клетчатое хаори

, выставив перед собой ветку-трость. Правую перебинтованную ногу в надёжном каркасе из связанных негибких прутьев отвёл чуть в сторону, — ты знала, что мы тут.

Недзуко подавила очередной приступ болезненной жалости. Брат этого не любил. Да и ему сейчас, скорее, надо было хорошенько всыпать.

— Я очень старалась добиться обратного. Но против вас двоих у меня не было и шанса.

— Какой ужас, — хмыкнул Танджиро.

— Не то слово. Может, в следующий раз повезёт с ветром. Только учтите, что за преградой, может, и слепая зона, но глухая — это навряд ли… — мурлыкнула Недзуко, готовясь. — А теперь скажи мне, любезный, что вы здесь вообще делаете? Твоей ноге нужен отдых, Танджиро!

Должен был пройти месяц и даже больше, прежде чем перелом нормально срастётся. Братец же спустя неделю делал эти геройские потуги ходить как ни в чём не бывало, следить за младшими, помогать по дому, пряча боль. Недзуко вместе с матушкой не успевали его гонять… Впрочем, это у них семейное.

Недзуко приняла позу, которая, по ощущениям, приносила меньше всего ноющей боли в плечах, спине и ногах. Между лопаток пробежала пара холодных капель, заставив девочку неприятно вздрогнуть.

Танджиро улыбнулся, потирая шею.

— Не волнуйся, я не нагружаю эту ногу. Да и Рокуте очень уж не терпелось поиграть в снегу, — он потрепал мальчонку по мягким волосам, потом вздохнул и погрустнел, как-то разом осунувшись, — прости меня, Недзуко, что ты вынуждена делать мою работу за меня. Я оказался совершенно бесполезен. Подвёл всех, из-за меня теперь работа стоит, а холода ещё не отступили…

— Ничего подобного, Танджиро. Ты всегда делал так много… гораздо больше, чем достаточно. Взвалил всё на собственные плечи, забывая про себя, заботился обо всех нас. Позволь теперь позаботиться и о тебе.

Танджиро улыбнулся солнечно и тепло.

— Знаешь, я тут подумал… — он потянулся к левому уху, — мне станет немного спокойнее, если это побудет у тебя.

Брат протянул сестре прямоугольную изящную серьгу. Она покачивалась в его пальцах, из-за чего узор на ней будто ожил: маленькое солнце брызгало лучами-линиями на такой же маленький холм внизу.

— Но… ты уверен… отец передал… это ведь… твоё.

— Отдашь, когда вернёшься. Ты ведь сохранишь её для меня, хорошо?

— Хорошо, — Недзуко спрятала серьгу в потайной кармашек в рукаве хаори.

Распрощавшись с братьями, она продолжила свой путь. Над Недзуко развёртывались заснеженные горы и равнодушное выцветшее небо. Промозглый ветер уже дул с северо-востока, приближая снегопад. Титанические шестерни неизбежного начали свой ход.

Она очень хотела вернуться пораньше.

— Недзуко-чан, здравствуй. Как Танджиро-кун, поправляется? В добром ли здравии госпожа Киэ и дети?

— О, милая, у меня как раз уголь заканчивается.

— Недзуко-сан, благословенные боги, выручай! Только твоё чутьё и спасёт!

Недзуко. Недзуко. Недзуко.

Недзуко хотела вернуться пораньше. Но нужно было помочь. Потому что так принято в семье Камадо, так воспитали её с сестрой и братьями их родители, так было просто по-человечески. И потому что здесь помощь была в цене. В долгу у тех, кто им помог, благодарные жители деревни не оставались.

Рокута под конец прогулки так устал, что пришлось взять его на руки. Ровно те же тридцать хромающих шагов дались Танджиро в разы тяжелее. Плечи болели, левая вдвойне нагруженная нога тоже, но он запретил себе унывать из-за временной беспомощности. Передав заснувшего Рокуту матушке так, что тот даже не проснулся, Танджиро поковылял к Такео.

Младший братец грубовато послал его на отдых. Танджиро улыбнулся, ласково гладя его по голове, на что тот ощетинился ещё пуще, сказав, что бабьи нежности ему тут ни к чему. Такео, похоже, стеснялся открытого проявления всех чувств, кроме раздражения.

Вручив Ханако осколок породы с необычным радужным узором для её коллекции диковинок, Танджиро было принялся помогать ей и матушке по дому, но был остановлен с наказом отдыхать и ногу беречь. Парнишке бездействие не нравилось, но спорить он не стал.

Женщины семьи Камадо могли быть очень страшными в гневе. Матушка, да и Недзуко проявили к этому особые таланты. Танджиро не сомневался, через год-другой Ханако-химе последует за ними.

Именно поэтому следующие несколько часов парнишка читал немногочисленную в их доме литературу. Потом взялся плести обещанную Шигеру корзину, приняв максимально расслабленное и удобное положение. Теперь это тоже можно было отнести к отдыху. Сам Шигеру вскоре присоединился к нему.

Сейчас Танджиро примостился ближе к выходу, вглядываясь в рано подступающую мглу. Недзуко, похоже, заночует у Сабуро-сана, как порой делал и сам Танджиро. Небо темнело против обычного слишком быстро, горы уже обозначились резкими чёрными громадами. В воздухе кружили первые снежинки. Танджиро было неспокойно.

Сабуро-сан был человеком добрым, но несчастным. Его дом стоял на отшибе как раз по направлению к горам. Сабуро-сан охотно принимал у себя гостей, даже позволял путникам пережидать у него непогоду или ночь.

Сабуро-сан жил один, с тех пор, как вся его семья погибла при загадочных обстоятельствах. Примерно тогда же стало проявляться его какое-то нездоровое боязливо-неприязненное отношение к тёмному времени суток. Строение по периметру окружили молодые деревца глицинии, сам дом наполнился гербариями из неё же, а так же вениками сушёной полыни и другой разнообразной пахучей гадостью. Да и сам Сабуро-сан раскуривал какие-то благовония. А речи его сквозили упоминаниями про «таящихся во тьме». В общем, полноценный антураж деревенского сумасшедшего, коим его и считали.

Танджиро однако это не мешало проявлять к Сабуро-сану сочувствие. Он хорошо знал, как выглядело горе. Вот Сабуро-сан и относился к парнишке и всей его семье с какой-то особенной теплотой. А ещё Танджиро обожал истории мужчины. Вернее то, как он их рассказывал и как после каждая клеточка тела промерзала от первобытного ужаса.

— Ох, спасибо, что не забываете про старика.

— Как можно, Сабуро-сан. Да и вы всегда так добры к нам.

— Не могу бездействовать, когда в силах хоть кого-то вытащить из их когтей. Не всё же охотникам делать. Они отнюдь не вездесущи, хоть и стараются.

Недзуко в противовес брату историй не любила.

— Думаешь, я сумасшедший, Недзуко-чан? Вижу по глазам, что да. Все думают. Что ж, так и есть… Так и есть. Но я точно не лгун. Никогда им не был. Про таящихся во тьме мало кто знает. Они обычно приходят ночами, как эта. Когда вой ветра так легко заглушает крики… Они вершат свои кровавые пиршества, не оставляя после себя никого.

Недзуко боролась с желанием поспешно распрощаться и сбежать домой в буран, забыв про верхнюю одежду и корзину с выручкой. Невежливо, зато далеко от Сабуро-сана. Но что-то всё-таки заставило остаться здесь. Какая-то мысль, странная и нехорошая.

— А в дом они тоже могут пробраться?

— Конечно, могут, но не в этот. Так что отдыхай до утра покойно

«Да нет… Да нет же…» — юная Недзуко давно вышла из того возраста, когда сказки и легенды воспринимались за чистую монету. Она хорошо знала, что когтистая лапа не схватит её за ногу, если та случайно оказалась бы не под одеялом. Как и знала то, что сейчас укрывалась одеялом с головой, сжавшись в центре футона под завываниями ветра за окном.

Так громко. Если закричать, никто и вправду не услышал бы.

Танджиро спал беспокойно. Ворочаясь и хрипя от удушливого жара и боли. Ногу нещадно ломило: беспорядочные дёргания коробили трещину, её края расходились и сходились, тёрлись друг о друга, вызывая ещё больше дёрганий. Петля страданий затянулась на шее. Танджиро ощущал её сквозь сон и никак не мог проснуться. Хотя обычно вскакивал с полушороха, будто и не спал. Он никак не мог ослабить это давление. В один непрекрасный миг оно осело колкой ржавчиной в носоглотке. Пахло совсем как…

— Кровь, — Танджиро сел на футоне, быстро и часто моргая.

По телу стекал ледяной пот. Дыхание сбивалось в облачка пара.

Мальчик упёр расфокусированный взгляд в стену. Не сразу узнавая место. Он ночевал отдельно, пока восстанавливался, в самой дальней от входа комнате. Матушка позаботилась. Точно.

Очнувшись полностью, Танджиро понял сразу несколько вещей.

I. Сломанное счастье всегда пахнет кровью

THEspiritOFtheWOLF

Хрупкая человеческая рука аккуратно сжала когтистую демоническую. Пора. Время не ждало. Брат и сестра пересекли границу леса, двинулись дальше. Деля на двоих один путь, одну пару серёг. И одну человечность. 
/ По заявке: «Танджиро — демон. Дальнейшее развитие событий».

Kimetsu no Yaiba

Двое

Недзуко была на пределе. Тело дрожало от усталости, ноги подламывались. Лёгкие едва не рассыпались в кровавое крошево от вздохов, что она делала. Как же холодно. Как же жарко. Воздуха не хватало. Её сгибало к земле, как травинку. Ветер с колючими снежинками жалил в лицо. Девочка проваливалась в наст по колено. Его острые края резали кожу даже сквозь хакама

. В фука-гуцу хлюпала каша из воды и льда, пальцы ног ощущались смутно. За каждый шаг Недзуко платила болью. Ноша была явно не по её плечу.

Она встряхнулась, поправив сползшее тело. Такое холодное… Девочка будто тащила на спине ледышку.

— Всё хорошо, мне не трудно, — хрипела Недзуко, едва не срываясь на плач, — ты только, держись, Танджиро. Уже скоро. Сабуро-сан наверняка сможет помочь.

Брат был выше и тяжелее. Его ноги волочились по снегу, замедляя. Руки болтались спереди. Голова то и дело съезжала с её плеча, опасно провисая.

Недзуко шла, пока не изменил собственный организм. Споткнувшись, она упала ничком в сугроб. Сверху навалилось неподвижное тело, вдавливая ещё глубже в колючий холод. Ветер хлестал упавших сверху, постепенно засыпая снегом. Девочка беспорядочно задёргалась, но всё же сумела чуть повернуть исцарапанное лицо. Из горла немедленно вырвался всхрип, потом кашель. Почти задохнулась.

Недзуко попробовала подняться. Не вышло. Мышцы напряглись сильнее, руки затрясло так, что вряд ли это было здорово. Вряд ли это обойдётся без последствий. Если Недзуко ещё сможет выжить. Коченеющие пальцы слушались плохо, не плавили под собой снег, почти не чувствовали. Девочка тщётно гребла ими, пытаясь сдвинуться. Недзуко пробовала подогнуть ноги для опоры. Пробовала сбросить с себя тело брата. Без толку. Это ноша больше не была подъёмной.

Слёзы заструились по щекам с талой водой. Одежда уже напиталась холодной сыростью. Зарычав, девчонка снова дёрнулась. Ещё раз. Между животом и снегом наконец удалось просунуть колено. И ещё. Затем другое. Ещё. Под грудью оказался белёсый, холодный, но живой кулачок. Тело за спиной шевельнулось.

— Бра… — Недзуко поперхнулась, — …тец…

Танджиро неопределённо замычал.

«Живой-живой-живой-живой-живой-живой-живой-живой-живой!»

Она обхватила руку брата своими, медленно выгибая хребет. Вторая вдруг ожила, резко нырнув под Недзуко. Оттолкнулась. Девочку вместе с телом бросило на ноги небывалым импульсом.

— Братец, стой! Тише-тише! — она чувствовала лопатками страшную судорогу брата, — всё уже кончилось! Это просто я! Не шевелись так! Мы же сейчас…

Сил снова не хватило. Её повело в сторону. Недзуко как-то непрочно шагнула на пятках и рухнула в обрыв.

Она была в порядке. Только напугана. Как же повезло. Высота оказалась не смертельной. Внизу был ровный и обширный снежный покров. Тело брата приняло на себя основной удар, и откатилось.

Ей отозвались мычанием.

Недзуко выдохнула, поднимаясь.

Танджиро стоял спиной к ней, пошатываясь. В одной рубашке и хакама, босой. Когда только успел избавиться от двух слоёв одеял и тёплых обёрток для стоп?

— Братец, у тебя ведь нога. Не нужно. Я донесу…

Танджиро опустился на четвереньки.

Недзуко неуверенно шагнула к нему.

Он как-то странно заперебирал конечностями. Четырьмя разом. Будто заново учился ходить. Танджиро сделал каскад каких-то непонятных нервических движений. Все они затухли на полпути.

Воздух засвистел, будто его с силой втянули через ноздри. Короткий агрессивный «фырк». А следующий звук едва ли хоть отдалённо походил на что-то человеческое.

Низкое и гортанное. Наполненное такой яростью, что всё тело девочки покрылось гусиной кожей.

Танджиро дёргано развернулся к ней. Лицо до неузнаваемости исказил оскал. Брат выбросил вперёд согнутые в локтях руки, припал к земле, будто собираясь…

Недзуко едва успела расчехлить привязанный к поясу топор. Нашла у Такео… в спине. Танджиро ведь никогда и никуда не уходил без топора… Этот был единственным, который она могла хоть более-менее держать в руках. Иначе она бы никогда…

Недзуко опрокинули на лопатки. Руки брата ушли глубоко в снег чуть поверх её плеч. Острые зубы намертво сжали древко. На их фоне выделялось четыре широких и длинных гранёных

 клыка. Его лицо сливалось с окружающей белизной. Мертвенно бледное, с налётом трупной серости. И вздувшимися венами.

— О боже. Боже, боже. Боже, — шептала Недзуко, упираясь в родственника согнутыми ногами.

Хорошо бы его оттолкнуть… Но девочка не переоценивала свои возможности. Брат был гораздо сильнее и быстрее ещё до… изменений.

«Это не шатун. Там пахло не человеком и не животным, — «нечто» было самым подходящим словом, — оно убило всех. Оно сделало это с братом…»

Её пронзали совершенно по-животному две чёрные иглы в обрамлении налитых кровью радужек. Танджиро рычал, брызжа кровавой слюной. Наваливался всем весом, дёргал шеей и головой, нещадно разрывая древком собственные щёки. Лишь бы добраться до вертлявой добычи.

Но было что-то ещё помимо этого. На периферии сознания… Нечто трудноуловимое. Ускользающее тем дальше, чем больше упорства он проявлял в попытках избавиться от преграды, мешавшей его зубам…

— Братец, очнись. Пожалуйста, очнись. Вам всем было так больно и страшно… А я… Всё закончилось. Теперь всё прошло. Оно ушло. Его больше нет. Его нет, Танджиро.

Его зрачки странно прыгали. Вверх-вниз. В стороны. Обратно. За какие-то неуловимые глазом промежутки. Будто хотели раскрыться одновременно ввысь и вширь.

Древко, похоже, выдержит даже меньше, чем сама Недзуко. Обливаясь потом и слезами, она до последнего боролась за свою жизнь и человечность брата.

— Танджиро, сражайся! Ты ведь сильный. Ты такой сильный! Сильнейший, кого я знаю! Гораздо сильнее меня. Ты можешь бороться с этим! Это ведь не ты. Танджиро, ты человек! Ты мой братец. Ты мой… единственный братец. Никого больше не осталось… — Девочка рвано всхлипывала, — Танджиро, хоть ты не бросай меня! Пожалуйста, не бросай меня! Танджиро, это я. Это ведь я! Недзуко!

Недзуко вскрикнула. Деревянный конец топора остался в правой руке — другой с лезвием — в левой. Середина…

Её по-прежнему сжимали в зубах. Выпирающий край не давал челюстям нормально сомкнуться. От деревяшки по подбородку ползла кровавая слюна. Розовые струйки стекали на красно-белое оби

Бледное лицо сморщилось. Сквозь дерево просачивались хрипы. Танджиро нещадно трясло. Эта дрожь сообщилась и Недзуко, у неё застучали зубы. Жмурясь, Танджиро рвано дёргал головой — у человека от такого сломалась бы шея. Но брат, технически, человеком больше не был.

«Испокон веков ход дел таков: и покровы ночи, и тени дня от суда Аматэрасу демонов таят…»

Кровавые глаза широко распахнулись, взглянув прямо на Недзуко. Чёрные щели медленно раздвинулись. Мелькнуло узнавание.

— Привет, братец… — девочка нашла в себе силы улыбнуться.

Танджиро пару раз втянул носом воздух. И оскалился. Зрачки заострились, уходя в бок. Недзуко кинулась к брату. В ушах засвистело. Крепко сцепившись, они откатились к дереву, сметённые вихрем.

Это не было внезапным буйством стихии. Это сделал тот человек с синей катаной.

Недзуко, крепче обняла брата, отметив, что на голове убавилось веса. Её роскошной косы больше не было. Срезанные концы непривычно защекотали лицо.

Рыкнув, Танджиро стал вырываться. Новые сильные инстинкты гнали его прочь от человека с клинком. Недзуко поняла этот порыв. Оба Камадо распознали запах не совсем человеческой крови. Странный мечник в странной одежде со странным клинком пропитался им с ног до головы.

— Знакомый? — больше походило на утверждение, нежели вопрос.

— Брат. Это мой старший брат, — голос Недзуко вздрагивал, как струна бивы.

Полы двухцветного хаори взметнулись, рассекая воздух.

Девочка успела вжать брата в дерево, закрывая собой. Подставляя собственную спину под удар. Его однако не последовало.

Танджиро, похоже, не понравилось подобное обращение. Или близость человека с клинком. Или всё вместе. Он зацарапал когтями по дереву, высекая щепки. Поверху вздумал уйти, не иначе.

— Отойди, — мечник был терпелив, но мальчишка-демон мог взбеситься в любой момент и запросто порвать их обоих, а потом заодно и деревню у подножия. Молодые твари были не столь сильны, как те, что существовали десятилетия и, тем более, века. Но это с лихвой компенсировалось отсутствием каких либо тормозов и непреодолимой жаждой терзать всё, что дышит: молодняк пробовал новую силу и тела на прочность. Подобные пробы всегда заканчивались массовыми бойнями. Именно так в прошлом, когда организация была не столь развита, за ночь порой вырезали целые поселения… — Или я применю силу.

Недзуко обернулась на мечника через плечо.

— Не отойду, — девичий голосок налился сталью, из которой можно было бы выковать отменный клинок, — почти вся наша семья погибла… Я не отдам брата на убой, пусть он и… демон. Если вы и убьёте, — она сглотнула, — …то обоих сразу.

— Ты защищаешь убийцу своей семьи? — на неё упал отстранённый матовый взгляд.

По такому и не скажешь, что его обладатель взвинчен до предела, улавливая малейшие колебания воздуха от их телодвижений.

— Это сделал не он. Там был ещё один запах. Сильный настолько, что едва дышать можно. У Танджиро нет такой ауры, — названный фыркнул, будто принюхиваясь к звуку собственного имени, — даже от вашей катаны запах в разы слабее… И Танджиро совершенно точно ещё не был демоном, когда я уносила его из дома. Он лежал на полу без сознания. Вся кровь на нём — его. Он никого не убил и не съел. И не сделает этого. Он другой. Танджиро узнал меня. Он сможет это контролировать, пока… я не найду лекарство, — последнее прозвучал не так уверенно, как Недзуко хотелось бы.

«Когда-то жил парень, говоривший подобные вещи… А потом его съели».

— Ты не уверена в собственных словах. Да и загадывать наперёд не можешь. Какие есть доказательства тому, что ты говорила ранее?

— Моё зрение и обоняние. И я знаю Танджиро. Все, кто его знает, подтвердят, насколько он добр. Даже к незнакомцам. И какая у него сила воли.

— Я твоего брата не знал, — «знал». Это сказалось так, будто Танджиро был мёртв, а не жался сейчас спиной к сестре, — но знаю, на что могут быть способны демоны.

— Позвольте мне хотя бы попытаться…

— Ты всё ещё видишь своего брата, — вздохнул мечник, сжимая катану. — Я же вижу потенциального убийцу десятков или сотен человек и призрачную идею вернуть этого демона в человеческий вид. Сотни жизней против одной, — добавил он невозмутимо.

— Есть шанс спасти все эти жизни…

— Я не могу так рисковать, — отрезал мечник, — страдать он не будет, — неловко опустил ладонь на хрупкое плечико, заставив девочку вздрогнуть.

Мальчишка-демон злобно зашипел и дёрнулся в объятиях бывшей сестры. Опять наверх засобирался.

— Танджиро, тише, тише, тише, тише, — девочка шептала, как заведённая.

Наконец-то более типичное поведение. Тварь и так была аномально спокойна большую часть времени, что напрягло бывалого охотника на демонов Томиоку Гию. Чего доброго, задумал что-то. Или… Правда человека, живого человека, запертого в теле чудовища, он собирался убить?

Демон пихнул девочку, рывком освобождаясь от хватки. Та чуть не упала, всхлипнув сквозь зубы.

Теперь Томиока не сомневался.

— Отойди, глупая! И эту тварь ты называешь братом.

— Вас же кто-то называет охотником.

Недзуко никогда в жизни не дерзила старшим, мужчинам — тем более. Отчаяние открыло в ней задатки настоящей фурии. И убийцы.

Схватив Томиоку за запястье, бывшее в непосредственной близости от её плеча, она тряхнула широким рукавом хаори. В пальцы скользнул острый сук.

— Беги, Танджиро, беги!

Девочка замахнулась, но слишком медленно. Могла быстрее, гораздо быстрее. В перспективе. Томиока вырубил её одним выверенным ударом ребром кисти, осторожно прислонил к стволу. Атака девочки провалилась, но цели своей она достигла.

Томиока замер, прислушавшись. Свист. Охотник резко ушёл в бок, спасаясь от смертоносного выпада. Земля вздрогнула. Со всех деревьев в округе осыпался снег.

Томиоку от девочки отделило дюжиной шагов. Демон, будто прочитав его мысли, ринулся наперерез. И, конечно, успел быстрее.

«Её съедят…» — Томиока беспомощно наблюдал, как над девочкой занеслась когтистая пятерня.

Демон круто развернулся в снегу, взметая ворох льдистой крошки. И расставил руки и ноги, как бы намекая, что к девочке охотник не подойдёт.

II. Журавлики и серьги

Недзуко повязала красно-белое оби поверх рубахи, позаимствованной у брата. На плечи легло привычное тёмное хаори. Девочка покрутилась перед пыльным карманным зеркальцем. Вздохнула, распуская ленты. Смоляная чёлка упала на лицо.

Любимое розовое кимоно она наденет ещё не скоро. Они зашли в людные места. Недзуко не питала иллюзий по поводу того, что могло ждать в пути юную деву.

— Побудет у тебя пока брат вместо сестры, — кивнула в сторону небольшой земляной пещеры.

Недзуко снова вздохнула.

Она порой пыталась как-то расшевелить Танджиро. Иногда ей это даже удавалось. Правда, общение выходило весьма своеобразным. Ведь брат не говорил. Совсем. Может, его голосовые связки атрофировались или это последствия какой-то жуткой раны, что так и не исцелилась до конца. Танджиро, даже если б мог, не сказал бы. Все Камадо были ужасными упрямцами. Брат был Камадо до мозга костей.

Как-то Недзуко заставила его снять бамбук. Попытка заговорить обернулась чем-то нечленораздельным и лишь отдалённо напоминавшим прежний голос. Слышать это было больно. У брата ведь такой красивый голос. Даром что визглявый и с хрипотцой. Девочка не заметила, когда он стал звучать в голове чаще собственного. Только б не забыть. И однажды услышать вновь.

— Танджиро? — Недзуко склонилась, поспешно сооружая на затылке куцый хвостик, — ты где там, братец?

Сначала она ничего не видела. Зрение освоилось постепенно. Тогда мрак чуть поредел, обозначив в полу углубление.

Оттуда высунулась голова.

Два алых огонька тускло мерцали в полутьме земляного зева. Тут бы любой другой и унёс ноги, схватив на остаток жизни с десяток фобий. Но не Недзуко.

Огни заторможено мигнули. «Фырк, » — голова скрылась.

«Обиделся?» — Недзуко ползком пролезла внутрь. Свисающие корни неприятно цепляли спину и волосы. Будто по телу кто-то полз. За шиворот набилось земли. Или это маленькие лапки насекомых щекотали кожу? Воздух спёртый, сырая земляная горечь неприятно тянула ноздри. То и дело что-то осыпалось. Низкий потолок и кривые стены давили на тело и психику. Казалось, всё это вот-вот обвалится, похоронив их заживо.

Недзуко бы определённо устроила дневной привал в более открытом месте. Но это выбрал Танджиро. Его словно вело что-то, какая-то извращённая часть инстинкта самосохранения. Этого, конечно, не было раньше. Это впаяли в него насильно со всем прочим… Теперь Танджиро боялся солнца.

Они в пути пять суток. Вернее — ночей. За это время горы вокруг сточились до холмов и равнин, а Недзуко переобулась в дзори. Дыхание весны здесь ощущалось острее. С полей сошёл снег, почти не было его и в лесах. Солнце лучше доставало землю и всё дольше оставалось в небе, добавляя брату и сестре проблем. В ясные дни, как этот, Танджиро был вялым и мрачным. Он отказывался выходить из укрытий ещё долго после закатов. Дожидаясь, пока хоть немного ослабнет на улице запах солнца.

— Не бойся, братец, свет не попадёт на тебя. Он далеко. И я не позволю.

Брат, сжавшись клубком в своей яме, продолжал сверлить взглядом улицу.

— А-а-а… — Недзуко прикрыла рот кулачком, сонно свернувшись на подстилке. Ночь пути давала знать о себе, — а-ах. Славно бы, конечно, было придумать что-то такое, чтобы путешествовать и днём. А то сама скоро начну от солнца шарахаться. Только идей пока нет. А у тебя, Танджиро?..

Она свесила руку и, нащупав в полутьме знакомую макушку, мягко погладила по вихрам.

Танджиро прикрыл глаза, чуть-чуть расслабляясь.

Недзуко ворочалась. Тревожные видения обволокли её нефтью, заставив сжиматься и рвано вздыхать сквозь сон. Прежде девочке не снилось кошмаров. Отныне ей вряд ли приснится что-то ещё… Из темноты материализовалась когтистая лапа и махом опустилась на неё. Недзуко распахнула веки. Её мягко трясли за плечо. Как и всегда — вовремя.

— Что… — остывшее во сне тело поёжилось, — что такое, Танджиро? Уже стемнело?

Красные огоньки напротив сверкали ярче.

Двое

Содержание

I. Сломанное счастье всегда пахнет кровью

II. Журавлики и серьги

III. Не кормите демона

IV. На Туманной горе

V. Негений

VI. Час лошади

VII. Укол

Vlll. Долгая неделя. Часть 1 — Вдвоём

IX. Человечность

Комментарии (0)