Задание с человеком в багажнике. Это был первый раз, когда вы встретились лицом к лицу. Конкуренты. Соперники. Здесь все изначально относились друг к другу скептически, с недоверием и осторожностью, храня в недосягаемости от чужих глаз и рук свои личные вещи и магическую атрибутику. На съёмочной площадке всё, на самом деле, было не так строго, и ты, воспользовавшись свободной минуткой после успешно пройденного испытания, тайком заглянула в павильон ещё раз, чтобы убедиться, что большинство соперников тебе и в подмётки не годятся. И правда, вошедший после тебя эмо-бой не справился с поиском, в сердцах пнув свои же стоящие на полу вещи, и ты бы даже посмеялась, если бы после всего им сказанного к парню не вышли наблюдатели. А ведь он даже не нашёл человека, зато, как оказалось, отлично справился с пришедшими к нему фантомами. Поговорив со всеми, кто желал его расспросить о своих житейских проблемах, медиум вышел с площадки, отодвинув тяжёлую тёмную портьеру на своём пути.

— Хорошая работа, Олег, — насмешливо произнесла ты, сложив руки на груди, чтобы Шепсу было трудно сходу прочитать тебя. Парень повернул голову, скептически осмотрел тебя, остановившись на глазах.

— Ещё раз подойдёшь ко мне — прокляну.

Не сумев сдержаться, ты звонко засмеялась, вынудив уходящего Олега посмотреть себе через плечо.

— Прямо таки проклянёшь? — улыбнулась. Парень стрельнул глазами, но промолчал.

Без стука и приглашения, почти в десять часов ночи Олег ввалился в твой номер, который вам снимали организаторы, крепко сжимая что-то в руках.

— Почему мой ритуальный нож пахнет колбасой?

Присмотревшись, ты узнала орудие, которое недавно взяла со стола в общей комнате, чтобы порезать продукты.

— Потому что я резала им колбасу, — ты развела руками. — А как ты, кстати, догадался, что это я? Духи подсказали?

Стиснув зубы, Шепс нервно осмотрел комнату, выловив взглядом полотенце, лежащее на тумбочке у входа, и, схватив его, принялся вытирать лезвие.

— Я и без духов пойму, что у тебя проблемы с башкой. До таких вещей только ты могла додуматься.

Ты даже не сопротивлялась, с полуулыбкой наблюдая, как напряжён медиум, наверняка тратя последние силы на то, чтобы не прирезать тебя этим самым ножом. Больше в тот вечер вы не разговаривали, даже встречаясь в коридорах отеля. Закончив, Олег швырнул полотенце туда, где оно было, и вышел, громко захлопывая за собой дверь.

— У меня все, — торжественно заявил Олег, сбрасывая последнюю карту на стол перед Фёдоровым. Тот досадно вздохнул, собирая колоду обратно и перетасовывая её, чтобы начать по-новой.

Зайдя в общую кухню из коридора, ты напряжённо осматривала каждый угол и каждый ящик, что Максиму показалось странным. Шепс же, положив ногу на ногу, смиренно ждал новой раздачи: если бы они с Фёдоровым играли не на интерес, тот бы уже давно продул в дурака все свои шаманские артефакты.

— Что-то ищешь, Т/И? — не выдержал Максим, продолжая крутить в руках колоду. Она была как-то странно помечена, но только на лицевой стороне, так что ими можно было спокойно играть. Шаман, признаться, был удивлён, когда Олег предложил сыграть партейку-другую, ведь обычно парень был не слишком общительным с конкурентами, так что грех было такой возможностью не воспользоваться.

— Да, не могу понять, куда я засунула свои…

Твой взгляд остановился на играющих, в недоумении перескакивая от одного мужчины к другому, будто не веря своим глазам.

— Олег, — недумая бросил Фёдоров, раздавая карты.

Шепс попытался спрятать ехидную полуулыбку за отворотом головы, но даже если бы он рассмеялся тебе в лицо, хуже ситуация от этого бы не стала.

— Позволите? — скрепя зубами спросила ты исключительно ради Максима, и дрожащими от ярости руками принялась забирать у игроков свои принадлежности. — Спасибо, что нашли мои гадальные карты, мальчики. Всё не могла понять, куда же они делись.

Сохраняя достоинство, ты вышла из кухни. Ни к чему пускать пену сразу, чтобы порадовать шутника. Лучше оставить его в напряжении, сидеть и предполагать, будет ли в месть входить крысиный помёт в ботинках, болотная грязь в баночке из-под шампуня или что по-хуже. Не с тем человеком Олег связался.

Вторая часть сборника имейджинов из моего паблика, где я пишу под ником Jenny Ray.

Imagines by Jenny Ray [2]

Олег Шепс, ОЖП

Ты вызвалась быть добровольцем вместо двенадцатилетней девочки, потому что знала, что никто этого за тебя не сделает, а ты сможешь выжить не смотря ни на что. Когда это случилось, твоему ментору, Хеймитчу Эбернети, было около двадцати семи лет, но, увидев множество смертей своих подопечных, он мало чего теперь хотел от жизни. Своей напускной самоуверенностью ты заставила его поверить в тебя и твою победу, хоть и страшно боялась выходить на арену. Вместе с тем ты также заставила его довериться тебе, впустить в свою голову. И, пожалуй, стала единственной, кто смог влезть в душу.

Это был твой последний год перед тем, как твоя кандидатура выбыла бы из жатвенного списка, но, увы, не повезло. На тренировках тебя не воспринимали всерьёз, потому что кто ты? Всего лишь девчонка из захудалого сельскохозяйственного дистрикта. Но, будучи предпоследней на индивидуальном показе, ты смогла впечатлить практически всех распорядителей. Уходя из зала ты не могла видеть, как Сенека Крейн пристально смотрит тебе в спину заинтересованным взглядом, отмечая в записях твёрдую десятку. Никто так и не узнал, но он был твоим главным анонимным спонсором во время игр. Пожалуй, после победы вы ещё встретитесь. Ведь не просто так главный распорядитель положил на тебя глаз, верно?

В жатве ты была выбрана путём жребия, но уходить на игры никак не хотела. Не теперь. К твоему удивлению, в этот год у четвёртого дистрикта не было добровольцев (из-за их неуверенности в своей подготовке или из-за неприязни конкретно к тебе?). Перманентная уверенность сменилась на тревогу, но ты не подавала виду — вместе с другими профи у тебя был шанс выживать как можно дольше, а затем ты найдёшь способ, как перебить их всех. Сил придавал Финник Одэйр — твой ментор, друг… возлюбленный. Ему сложно было принять то, что тебя никто не заменил, но парень поклялся подготовить тебя лучше, чем всех, кто был до тебя и даже до него самого. В конце-концов, ты одна из немногих, кто видел в нём гораздо больше, чем смазливую внешность.

После победы на Голодных играх ты решила остаться в Капитолии, потому что продолжать жизнь в родном Дистрикте, где всё напоминает о трудностях и разочаровании, ты не хотела. Своим обаянием во время интервью перед ареной ты так впечатлила зрителей, что уже через несколько недель тебе пришло предложение о работе. Что ещё ответить, когда тебя просят задуматься о роли соведущей Цезаря Фликермана? Конечно же да! Телевидение поглотило всё твоё свободное время и даже доставляло удовольствие, но оно подразумевала и то, что необходимо было… смотреть те самые Голодные игры, которые так отчаянно игнорировала, находясь в своём Дистрикте. Смерти двух дюжин детей в год, за которыми ты должна была неотрывно следить, чтобы с экрана комментировать события. Это не каждый выдержит. Наверное, именно потому ты так пристрастилась к морфлингу — мощному обезболивающему, которое используется для лечения тяжёлых травм и болезней, и которое, в то же время, является наркотиком, вызывающим сильное привыкание. Под кайфом легче было переносить чужую боль и забывать о своей.

Джоанна Мейсон была твоим ментором, который никогда не давал спуску. Хотя, ты победила не только благодаря регулярным тренировкам и грамотным наставлениям, но и из-за своего обаяния. Слегка переиначив тактику Джоанны, ты стала для остальных трибутов просто красивым личиком, которое, будто не понимало, куда попало, и всегда находила время, чтобы стрельнуть глазками в очередного падкого на миловидных дурочек профи. Но всё изменилось, когда от победы тебя стали отделять всего три человека. Рейтинги моментально возросли, когда твои глаза налились кровью, а сердце — яростью. И можно было боле не скрывать своё нутро. Едва ты покинула арену, как Джоанна бросилась тебя обнимать — как же она гордилась своей ученицей. Но, когда настало время Квартальной бойни, женщина дала тебе шанс на жизнь, став добровольцем, когда твоё имя выпало на жеребьёвке. Революция в Дистрикте 7 останется в твоих руках, но справишься ли ты с такой ношей?

Большинство жителей Дистрикта 3 обладают незаурядным интеллектом. Ещё одним подтверждением этого стали самые известные его выходцы — Бити, Вайресс и ты, самая последняя победительница от родного района. Всеми силами ты поддерживала революцию, и президент Койн просто не могла оставить такого патриота на задворках Тринадцатого. Бити не был таким категоричным как ты, поэтому Альма Койн быстро назначила тебя главным инженером — не только продолжать работать над изобретениями, но и внушать остальным гражданским и военным определённый образ мышления. Президент стала тебе матерью, которой у тебя никогда не было, и ты ни на минуту не сомневалась в её правоте. Только потом, спустя множество лет, живя уже в Свободном Панеме, ты, хранившая память о самом близком тебе когда-то человеке, поняла, что Китнисс Эвердин уберегла страну от очередного тирана.

Как и полагается профи, ты сама вызвалась добровольцем на Голодные игры, о чём, правда, позже всё-таки пожалела. Да, ты, как и огромное большинство подростков твоего возраста, училась в Академии — месте, где тренируют так называемых «профи», но не могла спокойно относиться к тому факту, что можешь умереть. Правда, победа в играх тебе всё-таки далась, но теперь, стоя на балконе во время грандиозного приёма в Капитолии, ты точно знала, что не хочешь существования такого места, как это. И именно в этот момент в твоей жизни появился человек, показавший тебе, что нет ничего зазорного в том, чтобы быть богатым и в то же время бороться за справедливость.

— Здравствуйте, мисс Т/Ф. Моё имя — Плутарх Хэвенсби. Мы, кажется, виделись только на индивидуальном показе. У меня для вас есть одно очень интересное предложение.

Когда-то ты так же была победителем Игр, но сейчас об этом вспоминают лишь тогда, когда хотят унизить твоё происхождение в светском обществе. Правда, у капитолийцев, среди которых ты поселилась много лет назад, это никогда не получалось. Ты всегда указывала им на место, заметив, что они бы никогда не выдержали то, что выдержала ты. Всего лишь слабые людишки. Исключением из общей картины твоего презрения к жителям Капитолия стала некая Эффи Тринкет — женщина-сопровождающая в Дистрикте 12. Внешне она немногим отличалась от остальных столичных щебетушек, но, когда вы оставались одни попивать вино на задворках вечеринки, Эффи открывалась с новой стороны. Умные осознанные люди всегда были у тебя в почёте. Возможно, вы даже станете близкими подругами.

Стоя за сценой в своём Дистрикте, ты смотрела сбоку на лицо новой победительници Голодных игр и будто заранее знала, что добром всё это не закончится. Тур победителей, в этом году возглавляемый Китнисс Эвердин и Питом Мелларком, был полон закулисных скандалов. Неугодных вешали, расстреливали и отравляли, более того, тебя саму пытались убить у себя же дома, когда во время интервью ты очень агрессивно высказалась в поддержку так называемых «Новых правил» для Голодных игр. Ах, сколько бы ты отдала за то, чтобы вернуть того мальчика, с которым отправилась туда. А стоило только разрешить существовать двум победителям из одного Дистрикта. Позже, за пару часов до отъезда победителей в следующий район, ты подошла к Китнисс. Не было камер, не было назойливых капитолийцев. Серьёзная беседа тянулась до последних минут перед отправлением поезда, но даже перед тем мигом, как двери скоростного поезда захлопнулись, ты успела показать тремя пальцами заветный знак борьбы.

Быть профи — тяжёлая ноша, верно? Нужно соответствовать стандартам, даже если они придуманы в твоей голове. С такой уверенностью, упорностью и холодным умом победа на Голодных играх была вопросом времени и тактики. Выйдя с арены на своих двоих, а не на носилках, как большинство победителей, вся в крови соперников, ты в секунду стала одной из самых популярных личностей Панема. Наверное, понятно, почему Кориолан Сноу заинтересовался твоей кандидатурой. Такие люди как ты не должны продаваться на аукционах, как прочие молодые победители Игр, поэтому, получив предложение стать личным информатором президента, ты согласилась. О, сколько грязи таил в себе Капитолий. Сноу стремился знать абсолютно всё, поэтому доверенные люди были ему необходимы, а кто ещё подойдёт на эту роль, как не ты?

Много ли людей покинуло свои Дистрикты, чтобы перебраться в вернувшийся в игру Тринадцатый? Пожалуй, да. Став когда-то победителем, ты думала, что твоя «игра» давно закончилась, но, кажется, она только началась. Приняв участие в Квартальной бойне ты сразу знала, чем она должна закончится, и была готова ко всему. Никто не удивился, когда ты настояла на своём вступлении в отряд 451, где и познакомилась с неким Гейлом Хоторном. Ты победила в Голодных играх совсем девчонкой, поэтому сейчас вы были одного возраста. Не трудно было заметить, как он смотрит на Китнисс, но она явно не разделяла его чувства, поэтому вы вдвоём всё чаще забывали о проблемах в ночных разговорах друг с другом. Со временем ты стала замечать, что уже не Сойка являлась объектом его пристальных взглядов.

Ты стала победителем 73-х голодных игр и вот, спустя два года — опять. Мысль о Квартальной бойне не отпускает. Она пугает, душит, сжимает. Тебе повезло меньше — ты не была посвящена в дела революции, несмотря на то, что поддержала бы её. Спастись от смертельного удара Кашмиры тебе удалось лишь благодаря Питу Мелларку, после чего ты присоединилась к их команде, несмотря на то, что категорично не нравилась Джоанне. Лишь под самый конец тебе решились рассказать о вероломном плане покинуть арену, который ты без колебаний согласилась помочь привести в действие. Пит был близок тебе по духу, вы много говорили в те моменты, когда Китнисс была далеко, борясь со своими внутренними демонами. Умный и добрый сын пекаря, за которым ты наблюдала только с экранов телевизора, остался приятным следом в твоём сердце даже после того, как революция в Панеме подошла к своему завершению. И вряд ли он сам когда-нибудь забудет тебя.

Знаки зодиака как победители Голодных игр

— Сэр Джейкоб Фрай, вы как всегда придурок, — вздохнула девушка, когда мужчина обогнал её, продолжая выполнять важное задание играючи, но когда развернулась к небольшому выступу, с которого нужно было соскочить, хмыкнула. — Но как всегда галантны.

Т/И приняла поданную ей руку, хоть и не очень в этом нуждалась, и спрыгнула с парапета. В общем-то, в сегодняшнем задании не было ничего необычного — всё ещё тамплиеры, всё ещё убийства, только вот в этот раз было категорически запрещено даже показываться кому-то на глаза — Этьен де Марель плохо говорил по-английски, но отлично знал все коронные фишки Братства, и без особого труда мог распознать убийцу в толпе. Так что было решено действовать абсолютно скрытно и исключительно при ночном светиле. Ассасины соскочили на широкий балкон, найдя единственный вход, который не так тщательно охранялся. Возможно, охранники пренебрегали приказами, считая, что никто в здравом уме не полезет на третий этаж, но они явно не знали о способностях и упрямстве врагов их хозяина. Осторожно приоткрыв искусно сделанные стеклянные двери в деревянной раме, петли которых так удачно были смазаны не так давно, пара пробралась внутрь.

— Ну что, разденемся? — Джейкоб тут же похлопал себя по губам. — Ой, что я такое говорю. Разделимся?

— В третий раз смешнее не стало, — Т/И покачала головой и прошла вперёд, прислушиваясь к звукам на этаже. Фрай только усмехнулся, последовав за ней.

Один из охранников стоял в конце коридора, оценивающим взглядом рассматривая картину на стене. Маловероятно, что он хоть что-то смыслил в искусстве, но полуголая нимфа на полотне заставит каждого мужчину почувствовать себя эстетом. Т/И не стала дожидаться, когда он повернётся — лёгкими шагами девушка сократила между ними расстояние. Ей хватило всего двух секунд, чтобы успеть зажать мужчине рот одной рукой, а другой, используя скрытый клинок, прервать охраннику жизнь. Мужчина захрипел, грузно оседая на пол в руках ассасина.

— Ты что, не в духе? — вскинул брови Джейкоб, помогая оттаскивать тело за портьеру, отделяющую коридор от небольшого алькова. — Его можно было просто оглушить.

Т/И только хмыкнула, и они двинулись дальше. Особняк был действительно огромен, поэтому неудивительно, что в какой-то момент ассасины нарвались на смену караула.

— Чёрт, — зашипел Джейкоб, первый заметивший слишком большое скопление врагов в одном тесном коридоре, и втащил Т/И за очередную портьеру. Как девушка уже успела заметить, в этих узких альковах выставляли разные декоративные штуки по типу ваз, скульптур и напольных цветочных горшков, но в обычные, так сказать, неприёмные дни, хозяин дома предпочитал завешивать их, так как хвастаться было не перед кем.

— Тише, — шёпотом протянул Фрай, зажимая Т/И рот рукой, чтобы не выдать их присутствие. В свою очередь напарница укусила Джейкоба за палец, и тот едва не вскрикнул, одёргивая ладонь.

— Тише, — парировала Т/И, когда мужчина стиснул зубы, чтобы не зашипеть от внезапной боли.

Но альков всё ещё оставался предательски тесным. Справа от них стояло каменное изваяние, не давая продвинуться вбок, в слева была стена — ассасинам приходилось стоять друг за другом. Т/И почувствовала, как Джейкоб позади стал медленнее дышать, прислушиваясь к приближающимся шагам, и еле сдержался, чтобы шумно не выдохнуть от неожиданности, когда Т/Ф ещё сильнее вжалась в него, отходя назад, чтобы носки её ботинок не выглядывали из-за портьеры.

— Боже, надеюсь, что это у тебя пистолет, — прошептала Т/И, когда охранники в трёх шагах от алькова завели беседу.

— А тебе бы как хотелось? — ухмыльнулся Джейкоб, слегка касаясь пальцами её бедра.

— Мне бы хотелось, чтобы мы тут поскорее закончили и я наконец-то приняла ванну, — безразлично произнесла Т/И, старательно игнорируя намёки. — А ты замолчи и остынь.

— Легко сказать «остынь», когда то, что не нужно, упирается туда, куда не надо, — сквозь зубы процедил Джейкоб, пытаясь отодвинуться назад, но стена за спиной отказывалась подчиняться. Т/И тсыкнула, дожидаясь ухода охраны.

Сощурившись, как хитрый лис, Джейкоб решил, что даже если их сейчас обнаружат, эта женщина всё равно получит урок. Ну, или, по крайней мере, он убеждал себя в том, что это только ради урока, а не из-за того, что данная неловкая ситуация чересчур его возбуждала. Рука Фрая уже увереннее опустилась на женское бедро, но ответная реакция возникла лишь тогда, когда она, плавно поднявшись вверх по ноге, коснулась ремня.

— Какого Дьявола ты… — зашипела Т/И, всё ещё стараясь себя не выдать, но Джейкоб её перебил, чуть подавшись вперёд, чтобы шептать прямо на ухо.

— Не против вдохнуть прямо сейчас? Ты слишком затянула пояс.

Пожалуй, это был последний оплот сопротивления, который уже спустя несколько секунд сдался «врагу» — Т/И чуть втянула живот, продолжая дышать грудью, отчего та теперь вздымалась куда чаще, и ладонь ассасина беспрепятственно спустилась вниз.

— Боже, Джейк… Я тебя убью… — прерывисто зашептала девушка, когда его пальцы медленно достигли промежности.

— Да я смотрю ты и сама умереть не против, — Джейкоб коварно ухмыльнулся, ощущая, что не его одного «зацепило» их немного неудобное положение. — Знаешь, подумай о том, что я бы взял тебя прямо здесь, если бы не знал, какая ты крикливая.

Т/И почувствовала, как щёки наливаются багрянцем от одного лишь воспоминания о том, как выйдя на улицу после очередной бурной ночи, они внезапно получили шквал оваций от стоявших там не первый час Грачей. Ноги Т/Ф слегка подкосились, когда Джейкоб ввёл сразу два пальца, решив не церемониться.

— И помни — мы на задании. Нельзя себя выдать, — посмеивался он девушке в ухо, по вздрагиваниям понимая, что как всегда делал именно то, что ей нравилось.

Спустя пару минут Т/И даже забыла, где они находятся, и, если бы не напоминающий и насмехающийся шёпот, то она давно бы отбросила все рамки приличия. Но до конца не хватило буквально минуты — на лестничном пролёте недалеко от алькова раздался крик:

— В доме кто-то есть! Обыщите комнаты!

— Чёрт, — зарычал Фрай, быстро убирая руку, на что услышал, как у напарницы заскрипели зубы. — Ты, может, ещё и не всё, а вот охранники, которые нашли своего дружка с дыркой в шее, явно «всё».

Из алькова первая вышла Т/И, совсем не по-скрытному топая при каждом шаге. Спустя метр она угрожающе развернулась к Джейкобу, тыкая в него пальцем.

— Я начну с них, а закончу тобой, Фрай.

— Да ладно тебе, все и так знают, что ты «заканчиваешь» всегда только мной, — раздался смешок позади, и Джейкобу повезло исключительно потому, что рядом не оказалось предметов, которыми можно было бы в него бросить.

Джейкоб Фрай, ОЖП. [Предупреждение: 18+]

Т/И открыла глаза, щурясь от яркого утреннего солнца. И какое же, чёрт, возьми, неудачное место они выбрали для ночёвок, ведь с этой стороны дома с рассвета и чуть ли не до обеда солнце нещадно светит в окно спальни, а с шести до семи ещё и падая исключительно на правую часть кровати. Джейкоб хитрый — если Т/И успевает первой лечь на другую сторону, он костьми ляжет, но так за ночь загоняет девушку, что та и не вспомнит, что между сторонами есть какая-то принципиальная разница. Сегодня была именно такая ночь, и, как и все очередные разы, эту полуночную игру Т/И проиграла, снова под утро уснув едва коснувшись головой подушки. Подушки на солнечной стороне кровати.

— Завтра ты спишь на диване, — шипит Т/Ф, отвернувшись от окна и лениво потирая сонные глаза. — Или возвращайся в поезд.

— В поезде некого под одеялом за задницу подержать, — едва открывая рот бормочет Джейкоб куда-то в подушку.

— Там есть Тони, — нарочито серьёзно говорит Т/И, и прислушивается к реакции, которая её радует: парень начинает посмеиваться и привстаёт на локтях.

— Если я подержу Тони за задницу, то сделаю внеплановую остановку в Темзе.

— Ты хотел сказать: «Если я СНОВА подержу Тони за задницу?»

Фрай страдальчески стонет, падая лицом всё в ту же подушку, что веселит девушку ещё больше.

— Я не виноват, что после бутылки и со спины он выглядит как… ты?

— Отлично, ты сравнил меня с почти двухметровым широкоплечим бритым мужчиной, теперь ты точно ночуешь на диване.

Иви всегда говорила, что Т/И уравновешивает Джейкоба, не давая тому пускаться в крайности, после которых сестре приходится разгребать всю его самодеятельность. Т/Ф не давила, общалась с ним на его языке, но была голосом разума, словно маленький колокольчик в его «пустой башке», который звенел в самый подходящий момент. Ассасины оделись, привели себя в порядок, перешучиваясь через комнату, а затем вместе вышли на крыльцо, готовые браться за работу. Фрай открыл рот, чтобы что-то сказать, но, едва он показался в дверном проёме следом за Т/И, как стоявшие внизу у ступенек и нёсшие там какое-то подобие караула Грачи разом сделали протяжное «Оооо» и один за одним стали рукоплескать. Джейкоб удивлённо вскинул брови, Т/И же наоборот нахмурилась. Так вдвоём они спустились по ступенькам, всё ещё не понимая, что происходит, пока мужчину не похлопал по плечу один из старших членов банды.

— Ты прямо герой, сынок, — смеялся тот, по-отечески улыбаясь, и тут до Т/И дошло. — Я тоже так когда-то мог, эх.

Схватив крайне удручённого Джейкоба под руку, девушка быстро утащила его дальше по дороге, заливаясь краской от нахлынувшего смущения. Стены в этом доме не сказать бы, что тонкие, но они точно не могли бы оградить единственную спальню от острого слуха окружающих. Т/И пыталась вспомнить каждый раз, когда стонала слишком протяжно, когда вскрикивала, когда произносила вслух имя Джейкоба, но чем дольше она вела подсчёты, тем сильнее краснела, понимая, что сегодня они вдвоём «спорили» за место слишком долго, не желая сдаваться друг другу.

— А, я понял! — вдруг воскликнул Фрай, останавливаясь на полпути к месту задания. — Они что, слышали, как мы…

— Заткнись, Джейк, просто заткнись, я не хочу об этом думать, не хочу, нет.

— Ты просто слишком громкая, — он игриво усмехнулся. — Не сказать, что мне это не нравится, но если…

— Сегодня будешь кричать на диване в общей комнате, пошли уже, опаздываем.

— Тебе просто завидно, что меня хвалят больше.

— Не понимаю только, почему, я ведь КАК ВСЕГДА делаю всю работу сама, — ехидно бросает Т/И, слыша, как мужчина наигранно оскорблённо охает.

— Ну знаешь, за такие слова я так просто не дамся, придётся нам сегодня ещё поспорить за то, кто будет спать на диване.

Джейкоб Фрай, ОЖП

— Мы не можем пустить это в эфир, — заключил Дима и оттолкнулся рукой от рабочего стола. Колёсики стула проскользили по ламинату, отдаляя мужчину от экрана с застывшим на нём необъяснимым происшествием.

— Ты столько работы проделал проверяя паранормальное, а когда оно наконец решило проверить тебя — зассал? — не выдержала Т/И. Девушка встала. Присутствующим показалось, что она хотела что-то сделать, но в итоге просто застыла, возвышаясь над остальными. — Это именно то, что ты искал все эти годы.

Не выдержав напряжения, которое было его постоянным спутником вот уже неделю, Дима вскочил. Сударь дёрнулся в его сторону, подумав, что тот сейчас набросится на подругу, но вмешательство не понадобилось.

— Мы знаем, что мы видели, Т/И, а ещё мы знаем, что нас засмеют к чёртовой матери!

Даник, услышав про нечистого, перекрестился, запоздало вспомнив, что не православный. Хотя, после того, что они увидели в лечебнице, первым местом, куда направилась команда, была церковь неподалёку от места съёмок.

— Я и так посмешище со своим «Здесь кто-нибудь есть?», но выезжаю за счёт того, что нахожу всему псевдопаранормальному объяснение, а как ты объяснишь то, что мы сняли третью часть Искателей могил, а?!

— Дим, тише, — Эмиль осторожно положил руку на плечо друга, но тот скинул её резким движением, хоть и замолчал. Стиснув зубы, блоггер демонстративно подошёл к куртке Т/Ф, вытащил оттуда пачку сигарет и скрылся на балконе под звенящую тишину.

— Последняя капля — когда он начинает курить… — подумал вслух Даник, уставившись на то место, где Масленников сидел. — Знаете, даже я, если б там не был, не поверил бы…

Больше говорить никто не хотел — всех поглотило запоздалое чувство парализующей апатии. Они вдоволь набоялись в лечебнице, но почему-то просматривать видео и фото с того места оказалось ещё более невыносимо — все эти прозрачные лица за спинами, тени в коридорах, стоны за сплошными стенами, и как кто-то каждый раз вдалеке отзывался на любимое подписчиками «Дайте знак». Даже самый смелый и уверенный из их тусовки оказался не готов к такому. Т/И, пересмотрев ещё раз некоторые моменты из видео, поняла, что Масленников не возвращается, и, переживая за него и свои сигареты, решила выйти следом.

— Обычно страшно всегда только на объекте, — бросил Дима едва Т/И вышла. Свет фар проезжающих машин огладил их бледные лица. — Боишься даже больше не «призраков», а людей. Бомжей всяких, наркоманов, охранников. А когда начинаешь смотреть записи, то находишь всему объяснение. Там мыши, там свет фонарика, там скрип двери. И всё так просто.

Его голос больше не был громким, грубым, злым на обстоятельства и на всех вокруг. Осталось только отчаянье. Усталость. Принятие. За эту неделю вся команда прошла этот длинный путь от отрицания до депрессии — теперь, даже сквозь страх и непонимание, они приняли то, что повстречали.

— И всегда когда уезжаешь знаешь, что придёшь домой, включишь ноут и со всем разберёшься, — дрожащими руками Дима стряхнул пепел себе под ноги, даже не пытаясь дотянуться до пепельницы. — А в этот раз есть только то, что мы увидели, и…

Мужчина спохватился, бережно коснулся локтя Т/И.

Девушка не сразу поняла, о чём речь, но потом вспомнила то, что мозг старательно хотел выкинуть из памяти — очередной новый аккумулятор сел, свет в руках погас, и в темноте каменного подвала что-то стало приближаться, шлёпая босыми ногами по грязным лужам. Ближе, ближе, ближе. Т/И в последний момент отпрыгнула в сторону, так и не сумев по звуку определить, что надвигается, но, пробежав мимо на полном ходу, неизвестное полоснуло её острыми когтями по предплечью, также быстро скрывшись в другом конце тоннеля. Свет включился. На туго затянутые берцы девушки капала её же собственная кровь. А самым страшным было то, что нагрудный диктофон записал звук — шлёп, шлёп, шлёп…

— Уже лучше, — Т/И потёрла то место под толстовкой, где скрывалась перебинтованная рана. — Сепсиса и столбняка нет — уже хорошо.

Дима грустно улыбнулся, нежно провёл ладонью по плечу девушки. Та придвинулась ближе.

— Хорошо, что у тебя платье с рукавами, — наконец-то успокоившись, Масленников выбросил недокуренную сигарету в окно. — Меньше будешь думать об этом шраме.

— Кстати, про это… Я подумала, может… перенесём пока свадьбу?

Не глядя на Т/И Дима нахмурился, всё ещё приобнимая её.

— Мне кажется, все ещё не готовы к этому. Нужно успокоиться, снять пару забавных видосов, похохотать и забыть этот Гост как страшный сон.

Мужчина вздохнул. В целом, они никуда не торопились, и, если девушка так хочет, то можно повременить ещё. Постояв немного, пара вышла к друзьям с предложением сходить в кальянную.

— Солнце, идёшь? — крикнул Дима из коридора, решив не заходить в обуви дальше коврика. — Такси уже ждёт!

Т/И боялась, что он войдёт и была готова в любой момент отскочить от стола, но это не понадобилось. Хлопнула входная дверь, размеренные шаги спустились по лестничной клетке к выходу из подъезда. Успеет, точно успеет. 98…99…100%. Охотница на призраков выдернула флешку из системного блока и положила в карман. Что ж, если команда боится этим заниматься, всё придётся делать одной. На рассвете ребята будут видеть седьмой сон, пока она в Домодедово будет ждать свой самолёт. Этот голос в голове… он хочет чтоб она вернулась и во всём разобралась.

Дима Масленников, ОЖП

— Здесь кто-нибудь есть?

Как обычно после заданного вопроса осталась лишь тишина. Масленников поджал губы и развёл руками в сторону камеры, мол, а чего вы ожидали? Цыганских танцев? Тяжко поднимаясь с пола, он стряхнул с себя пыль заброшенной больницы и снова оделся в оборудование. Об этом месте в городе N ходит много слухов, слишком много, чтобы они не дошли до охотника за паранормальным всея Руси. Вспомнив, как его так однажды назвали, Дима непроизвольно хохотнул. Обветшалое брошенное здание — не лучшее место для увеселения, но сдержаться было трудно, а вот когда в соседней комнате что-то упало — стало как-то не очень. Дима вздрогнул, замерев. На заброшках такое не редкость — то штукатурка упадёт, то животное одичалое спрыгнет откуда-то, но из раза в раз это всё равно было до дрожи жутко. Парень аккуратно заглянул в ту комнату, откуда шёл звук — пусто.

— Здесь кто-нибудь есть? Дайте знак.

Масленников сидел на третьем этаже больницы. Огромное здание построено в начале двадцатого века, но, на удивление, тут было что посмотреть — мебель, медицинские приборы, книги, идя сюда он даже случайно наступил на допотопную мед.карточку. Но звуки не отпускали его. Больница будто следила за ним, «давала знак», что она не спит. Диме казалось, что он сходит с ума, раз начинает сравнивать её с живым человеком.

Прошло пять секунд с момента вопроса. Грёбаных пять секунд тишины, а затем поднялся грохот, шум, который оглушал. Масленников поставил на пол камеру, едва справившись с желанием просто бросить её, и приложил руки к голове, закрыв глаза. Ещё никогда ему так не хотелось оказаться не здесь. Не сейчас. Он сотню раз снимал GhostBuster, и казалось, что всё паранормальное захотело отомстить ему именно сейчас.

— С вами всё в порядке?

Дима отпрыгнул в сторону резко, испуганно, едва не ударив рукой медсестру. Медсестру? Он ошарашенно оглядывался по сторонам, понимая, что случилось что-то непоправимое — он только что перестал быть скептиком. Просто по щелчку пальцев.

Эта медсестра ему кого-то напоминала, не смотря на старого образца медицинскую форму. Так отчётливо и точно, но все извилины смешались в кучу от осознания, что он ловит какой-то непонятный флешбек. Оглянувшись, Дима понял, что в той комнате, где он сейчас стоял, кипела жизнь, но стены были всё такие же обшарпанные, с ободранной краской, оконные рамы покосившиеся, а полы потрескавшиеся, но почему-то врачам это нисколечки не мешало. Боже, он сейчас потеряет сознание.

— Молодой человек, вам нельзя находиться в морге.

Масленников опешил ещё больше, резко оглянувшись — интерьер, который он видел пару секунд назад, сменился железными каталками и телами, накрытыми белыми простынями. Голова загудела.

— Почему у вас морг на третьем этаже? — кое-как выдавил он из себя, посмотрев на медсестру.

— А где покойники, там и морг.

Дима повернулся к девушке и чуть не потерял сознание — она скалилась. Не как в фильмах, когда рот растягивает до ушей, обнажая длинные зубы, а просто, как человек, но делала это по-человечески ужасающе. Парень попятился, хотел бежать, но неожиданно перецепился о стоящую на полу камеру и рухнул на бетонный пол. Темнота.

Дима никогда не выложит этот выпуск. Он сейчас же приедет домой и сотрёт всё с флешек, не оставив ни мегабайта. Парни не поверят. Подписчики не поверят. Никто не поверит. К чёрту эти басни. Масленников плюёт на оборудование, закрывает машину и поднимается в квартиру.

— Пришёл? Садись кушать, — кричит Т/И с кухни, как только он хлопает дверью.- Как съёмки? Покойники не мерещились?

— Хах, если б ты знала, то не поверила бы, — устало улыбнулся Дима, скинул сумку и застыл.

Вот, откуда оно. Это лицо Дима видел каждое утро на рассвете, целовал эти губы, смотрел в глаза… медсестре. Медсестре из заброшенной больницы. Что бы это ни было, оно явно залезло в его голову.

— Кстати, ты так быстро ушёл сегодня. Мы даже не успели поговорить.

Хлопок двери. Звук многократного нажатия кнопки вызова лифта. Не работает. Эхо торопливых шагов вниз по ступенькам. Звон постоянно выпадающих из дрожащих рук ключей от машины. Рёв двигателя под капотом. Скрип шин при резком старте. Из-за работы Дима не видел Т/И два дня. Они не могли сегодня видеться.

Последний штрих. Т/И, сидящая на самой отдалённой скамье во время проповеди, переворачивает каждый рисунок, и карандашом жирно выводит квадратными буквами внизу слова, что въелись в память:

Доверяй. Почитай. Повинуйся.

Девушка не припомнит, чтобы Отец говорил такое в своих речах, но почему-то стойкая ассоциация заставляла подписывать так каждый рисунок, на котором Он изображён.

Т/И редко рисовала кого-то ещё. В прикроватной тумбочке, вместе с канцелярией, которую ей так трудно было достать, лежат два рисунка Веры, один — Джейкоба, и три так и не законченных до конца зарисовки Джона. Все остальные двадцать два — портреты Джозефа Сида.

— Снова не слушала проповедь, дитя?

Церковь уже пуста. Т/И вздрагивает и роняет с колен библию, которую использовала в качестве твёрдой поверхности. Бормоча скомканное «простите», девушка хочет наклониться за осквернённым святым писанием, но Джозеф опережает её, хоть и не прикладывает к этому усилий — одним плавным движением наклоняется и поднимает книгу, лежащую прямо у его ног.

— Что я говорил о рисовании? — произносит Отец совершенно беззлобно, вручая библию лично в руки Т/И. Т/Ф тушуется, опуская взгляд вниз.

— «Рисовать только в свободное время, ибо каждый должен вкладывать душу и руки в общее дело, не увиливая от обязательств», — на одном дыхании произнесла она, всё ещё смущённо не поднимая глаз.

Но как не рисовать, если Отец появляется только на таких собраниях? Лишь рисунку Т/И может смотреть в глаза, разглядывать шрамы и татуировки на теле, проводить подушечками пальцев по лицу. Когда она рисует всё это, то не смущается, уходя в себя, но стоит просто без цели взглянуть на Джозефа Сида, как она заливается краской.

— Покажи, что на этот раз.

Отец тянется к листкам, и случайно касается руки Т/И, отчего та вздрагивает, и рисунки, как последние осенние листья, рассыпаются по деревянному полу церквушки, подгоняемые сквозняком.

Отец и его дитя словно замирают. Т/И не бросается собирать упущенное, а Джозеф не двигаясь окидывает взглядом разлетевшуюся бумагу, пока один из рисунков не сдувает к его ногам.

Он, Джозеф Сид, пророк, стоит за аналоем, в молитве вознося руки к Богу.

— Можно я заберу это? — не отводя глаз от рисунка, что держит в руках, спрашивает Джозеф.

Такой тёплый голос, такой родной. Будто Т/И знает его с детства. Но в голове он звучит не как родительский, а как тот, что шепчет на ухо глубокой ночью, обнимая твоё полуобнажённое тело.

— Конечно, Отец, — улыбаясь в ответ произносит девушка, пытаясь разглядеть глаза за жёлтыми стёклами его очков.

Он наклоняется, невесомо целует Т/И в висок, как это делают с детьми, и собирается уже было уходить, но Т/Ф неожиданно окликивает его по имени, отчего сама чувствует себя неловко.

— Помните, вы говорили, что мы должны обнажить свои грехи? — девушка кивает на нож, которым на теле грешников вырезают надписи, у него за поясом. Джозеф слушает.

— Я готова обнажить свой первый грех.

Сид, который уже сделал несколько шагов к выходу, делает один обратно.

— И какой же грех, дитя моё, ты хочешь искупить?

Без свойственной ей стеснительности, без страха и колебаний, с лёгкой улыбкой на лице, девушка выдыхает.

Джозеф Сид, ОЖП

Помощник, а тогда ещё всего лишь салага, не задался вопросом, кто та девушка, что стояла за спиной Джозефа Сида, когда они пришли арестовывать его. Нет, про одну он знал — Вера Сид, названная сестра. Но вот другая…

Вера была одета как лесная нимфа, словно фея. Другая же девушка, что выглядела куда опаснее, выбрала более комфортный и менее экстравагантный наряд — чёрные потёртые джинсы с едва заметными латкам в паре мест, берцы и простая рубашка цвета хаки с засученными по локоть рукавами. На шее был виден шнурок, который, как потом станет известно, скрывал под одеждой такой же крест, который красуется на спине Джозефа. На поясе с одной стороны — кобура с кольтом, с другой — ножны.

У них с помощником ещё будут встречи, и в компании с другими всадниками, и наедине, но факт фактом — говорит она мало, но вот голос — словно мёд. Герой не раз отмечал, что с таким тембром и внешними данными нужно выступать на сцене, а не бегать по лесам с оружием.

Т/И Т/Ф. Или Т/И Сид, кому как было удобнее. Не дитя. Не сестра. Её прозвали женой Отца, Матерью, которая должна родить ему сына, хоть, признаться, они пока с этим не спешили.

Т/И была не такой. Не кардинальной. Не уповала на Божью помощь, не бросалась в ноги Джозефу и чаще всего игнорировала молитвенные песнопения, уходя в себя под всеобщий слаженный гул человеческих голосов. Но она не была бесчувственной, даже наоборот. Возможно, она чувствовала всё гораздо острее, чем её «родственники».

Коллапс. Бункер. Два человека — герой и его заклятый враг. Джозеф заставляет помощника разговаривать с ним, ведь за неимением другого, как говорится.

Откровения Сида были внезапными. Они просто молчали — один сидя прикованный наручниками к трубе, а второй недалеко на стуле. Пророк признался в самом страшном для него грехе — Т/И была и осталась грешницей. Он не обращал её к Богу, не травил блажью, не крестил в озере, как других. Для всех она просто взяла и внезапно появилась, как из ниоткуда. Единственное, на что он пошёл — и то, по её же воле — татуировки и вырезанные на теле ножом грехи.

На резонный вопрос «Почему?» Джозеф долго молчал, а затем как-то неясно улыбнулся.

— Если бы она пошла за мной, то не была бы той женщиной, с который я бы хотел пойти рядом.

Но смерть догнала всех, кто был на поверхности. Взрыв — и всё кругом окрасилось оранжевым и красным заревом. Т/И будто исчезла с территории злосчастной церкви, и после того разговора в бункере они больше никогда не произносили это имени.

Какого чёрта несколько человек прилетели хрен знает куда, в самое логово сектантов, чтобы задержать их «Отца»? Никто не слушал Т/Ф, когда она предлагала начать с нацгвардии, никто не послушает и сейчас, если она будет уговаривать всех вернуться в вертолёт.

Новобранка крепко держалась за оружие и старалась не оборачиваться. Эти люди как псы — чувствуют твой страх. Грязные и злые, бездомные шавки, сбившиеся в стаю, управляемые самым сильным из них. Какая-то женщина в одежде с дырками от пуль (Боже, они что, снимают одежду с убитых?) схватила Т/И за локоть.

— Не забирайте его у нас, прошу!

Т/Ф не была жестокой, но приказ для военного — выше мольбы. Она аккуратно отталкивает женщину, но та цепляется за свою ногу, и падает на землю в рыданиях. Толпа культистов взрывается в оскорблениях, но все в основном стоят на месте, не делая резких движений.

Глубокий вдох, рефлекторная проверка оружия и вот они входят в церковь.

Запах. Что за запах? От него кружится голова и всё начинает плыть. Что тут распыляют? Т/И старается делать вдохи реже, переходя на экономную систему дыхания. Вроде, становится легче.

Джозеф Сид. Он умеет садиться на уши. Просто стоя напротив ты получаешь две несовместимые эмоции — животный страх и ощущение, которым обычно описывают родной дом. Его голос, религиозные речи, которые можно трактовать по-разному. Он так уверен в том, что делает?

Т/И стоит в ступоре. Маршал всё чаще повторяет приказ, но девушка понимает, что чем дольше Сид смотрит своим пронзительным взглядом ей в глаза, тем слабее её воля.

Джозеф стоит с протянутыми ладонями. Именно ладонями. Т/И десятки раз надевала на людей наручники, но всегда видела только тыльную сторону, а сейчас ей не сдавались, а словно призывали.

Шепот. Т/Ф видит, как он шевелит губами, но всё настолько тихо, что слышит только она — человек, который стоит ближе всего.

Призыв наконец надеть наручники, или… присоединиться к нему?

Т/И подходит ближе, слышит, как маршал выдыхает, но пальцы сами собой разжимаются, и наручники падают на пол, защёлкиваясь от удара.

— Господь простит тебя…

Т/И не слабая. Годы в армии закалили характер и волю, но так трудно сопротивляться голосу, который успокаивает рой мыслей. Боже, как она устала.

Голос шерифа. Он также перешел на шепот. Ангел на одном плече и Дьявол на другом, а если быть точнее — то прямо перед глазами.

Т/И опускается на корточки, чтобы поднять браслеты, но внезапно её руку у самого пола накрывает чужая. Девушка поднимает глаза и видит напротив Джозефа. Он тоже сидит на корточках и бережно держит её ладонь в своих руках. Секунда. Две. Пророк, не говоря ни слова, встаёт, и аккуратно тянет руку Т/И следом. Новобранка по инерции встаёт, но её продолжают тянуть.

Вспышка — и Т/И уже чувствует тепло чужого тела. Этот страшный человек привлёк её к себе, как нерадивое дитя, которое провинилось. Джозеф обнял её, поглаживая по волосам, одновременно успокаивая и не давая отстраниться. Но она уже не сопротивляется. Ей больше ничего не нужно. Господи, как же она устала.

— Т/Ф, какого чёрта?! — взрывается маршал, и хочет что-то наконец предпринять, но Уайтхорс настойчиво отталкивает его, за что получает непонимающий взгляд.

— Идём. Мы больше не поможем. А если наденешь на него наручники, то нам всем конец.

Джозеф каменным взглядом смотрит вслед уходящему в ярости федералу, прижимая к себе трофей.

— Обнажи свои грехи, дитя, и очистись от них.

Джозеф Сид, Помощница

Вера смеётся и надевает на голову сидящей рядом девушке цветочный венок. Всё в зелёной дымке, горизонт не видно за пеленой, но и этого небольшого берега у реки хватает сполна. Маленький мирок в блаженном мареве, где нет злости, насилия, страданий. Спасибо, Вера.

Вера Сид. Только она спасает Т/И от жестокости этого мира. Ни Джон, ни другие братья не смогли помочь нерадивой сестре, и лишь она, Вера, нашла способ. Т/И Сид знает, что Джозеф любит её, но грешны ли наркоманы? А наркотик ли Блажь?

Т/И всё время с оружием в руках, на передовой. Джозеф не дал ей под контроль район, ведь считает сестру слишком юной, но чёрт, она ведь всего на год младше Веры.

Сестра не превращает её в Ангела, лишь заботливо даёт забыться на пару часов. Всё тело Т/И в шрамах, бинтах. Её грехи — гнев и уныние. Именно они заставляют бросаться в бой без тени страха, а в спокойное время — травмировать саму себя.

— Не режь больше руки, — грустно улыбаясь, произносит Вера, поглаживая тонкие полоски, нарисованные лезвием между заживших тёмных следов от инъекций.

Вот кого брат спас на самом деле — Т/И. Когда проект только зарождался, он долго искал её по городским притонам, ведь знал, что с помощью Божьей может излечить любимую родственницу.

Вера сидит рядом с лежащей на кровати улыбающейся девушкой, чья голова будто окутана зеленоватым маревом, и гладит её по волосам. Прошёл уже час, и скоро нужно будет возвращать её в реальный мир.

Дверь в комнату открывается. Высокий мужчина с аккуратно подстриженной бородой быстро заходит внутрь, но спотыкается о поставленный у тумбы автомат и едва не падает, создавая шум, но удерживает равновесие. Вера мягко шикает на него и возвращается к Т/И.

— Опять ты накачала её, — вздыхает Джон, глядя на сестёр — сводную и кровную. — Отец будет недоволен.

— Только если узнает, — хихикает Вера, но когда видит, что серьёзно относящийся к таким вещам брат не поддерживает смешка, тушуется.

— С завтрашнего дня попрошу Джозефа перевести её под моё командование, — вздыхает Джон спустя несколько минут молчаливого наблюдения. — Помощь блажи неоспорима, но не тогда, когда валяешься под ней часами вместо работы.

Вера с порицанием взглянула на мужчину.

— Неужели тебя волнует только работа?

Видимо, придя сюда в не очень хорошем расположении духа, Джон сделал два резких шага вперёд и повысил голос.

— Меня волнует моя сестра, Вера! — Т/И поморщилась, и ему пришлось говорить тише — резкий выход из-под влияния наркотика оставлял после себя дурное самочувствие. — Я рад, что она больше не колется, но менять шило на мыло — плохая идея.

Imagines by Jenny Ray [2]

Содержание

Олег Шепс, ОЖП

Знаки зодиака как победители Голодных игр

Джейкоб Фрай, ОЖП. [Предупреждение: 18+]

Джейкоб Фрай, ОЖП

Дима Масленников, ОЖП

Дима Масленников, ОЖП

Джозеф Сид, ОЖП

Джозеф Сид, ОЖП

Джозеф Сид, Помощница

Вера Сид, Джон Сид, ОЖП

Джон Сид, ОЖП

Джейкоб Сид, ОЖП

Любой из Сидов на ваш вкус, ОЖП

Со Мун Джо, ОЖП. [Предупреждение: Жестокое обращение, нездоровые отношения]

Джонни Сильверхенд, ОЖП

Дэрил Диксон, ОЖП

Комментарии (0)