Тогда, на холме у Лагеря Полукровок, должен был погибнуть Люк.

. Он, в конце концов, был 

 — но не он встал на пути тварей, а Талия. Талия, слишком решительная, слишком храбрая… слишком упрямая. Никто не заставил бы ее передумать, даже боги — в ту ночь она была истинной дочерью Зевса.

 охотились в первую очередь. Тогда Люк еще не знал. Тогда он понятия не имел ни о пророчестве Дельфийского Оракула, ни о клятве трех верховных на водах Стикс. Он был рядом с Талией, он не убежал… но даже если бы он прикрыл ее собой, она была обречена.

 ее, одновременно сохранив дочери жизнь и убрав ее с доски — так жертвуют пешками. Талия была невыгодна 

Талия могла стать причиной гибели Олимпа, о чем Люк узнал уже позже. Дельфийский Оракул предрек, что один из полубогов, рожденный либо от Зевса, либо от Посейдона, либо от Аида, уничтожит отца и его власть. Время циклично, все повторяется: Кронос убил Урана, низвергнув отца с небес, Зевс впоследствии сделал то же самое с Кроносом. Зевс и его братья.

Долгие годы, столетия и тысячелетия, власти Зевса не угрожал никто — кроме новых религий, из-за которых древние утратили много сил и превратились в язычество и мифологию. Боги не исчезли, но были уже не всемогущими. Им приходилось подстраиваться под смертных, жить среди смертных — некоторые завели в мире людей свой бизнес, и практически все заводили со смертными детей.

Обычно таких детей бросали, а их человеческие родители редко не сходили с ума. Но и поделать никто ничего не мог — как можно что-то запретить 

Даже клятву на Стикс они нарушили. Зевс сорвался, влюбившись в старлетку Берил Грейс, и от связи с ней родилась Талия. Люк помнил, как встретил ее впервые: десятилетняя девочка, она уже знала о жизни намного больше, чем иные девушки в восемнадцать. Они росли вместе — 

 можно было назвать их скитания, когда все, что их заботило, состояло в вопросах — где добыть поесть, где переночевать и как не погибнуть из-за чудовищ, которые регулярно на них охотились.

Люк был всего лишь сыном Гермеса и не представлял интереса для прочих олимпийских богов — у Гермеса было много детей, он не клялся на Стикс, что не будет заводить полукровок, и не был связан узами Гименея с ревнивой богиней, как и не с ревнивой — супруги у этого бога не было совсем. Интереса не представляла и Аннабет Чейз, девочка, которую они с Талией подобрали чуть позже: дочь Афины не могла нарушить миропорядок, и таких детей, рожденных из мысли богини-девственницы, в Лагере тоже хватало.

Но Талия… она была не просто ребенком одного из Великой Троицы, она была 

дочерью верховного бога.

А потом она стала гребаной сосной. Деревом, которое вроде бы живо, но…

Но боги часто решали свои проблемы именно 

 Они использовали людей и избавлялись от них.

Голос зазвучал в голове Люка, когда он в который раз прислонился лбом к теплой нагретой солнцем сосновой коре. Было так абсурдно понимать, что это проклятое дерево 

 Эта кора, эти колючие ветки… наверное, только иголки и передавали ее суть. Талия всегда была колючей, ехидной, никогда не молчала, если ее что-то не устраивало. Люку часто приходилось лавировать между ее колючек, но ему нравился ее характер. Ему нравилось в ней 

«Любить и потерять… я знаю, как это»…

Голос раздался ниоткуда. Люк вздрогнул, оторвался от дерева и быстро оглянулся, но никого не увидел. Машинально завел руку за спину, готовый в любой момент выхватить лук и наложить стрелу.

«Не бойся, сын Гермеса, тебе не нужно стрелять»…

Люк сглотнул. Все это напрягало — чудовища в Лагере Полукровок бы не появились, не зря именно здесь жили юные полубоги, тогда 

Потрясающе, он еще и читал мысли. Хотя… как же иначе, если он забрался Люку в голову?

«Я могу помочь тебе вернуть Талию»…

 Люк вздрогнул всем телом: каждый день, каждую минуту, 

каждую чертову секунду

 он мечтал, чтобы Талия вернулась, говорил с Дионисом, с Хироном, просил, умолял, злился — они же были 

 они могли помочь, не расколдовать Талию самостоятельно, так уговорить сделать это Зевса!.. Но им было все равно, а сосна, вдобавок, защищала Лагерь Полукровок. Они стали называть ее «сосна Талии». Будто это дерево 

 — мысленно спросил Люк.

Ответ поразил его, шокировал, ужаснул и возмутил до глубины души, но, подумав, пришлось признать — это действительно 

 выход. Никак иначе не получится.

Только отравить сосну. Сделать так, чтобы дерево начало умирать, и тогда под угрозой окажется весь Лагерь Полукровок… и сосну нужно будет излечить, а излечить возможно лишь одним способом: золотым руном. Тогда дерево исторгнет яд. И 

«Тебя никто не заподозрит,

Ты дитя Гермеса. Для тебя нет никакой выгоды… с виду».

Гермес — бог торговцев и воров, хитрый, умный, он обманом выманивал у других богов то, что принадлежало им. Люк никогда не ощущал близости с отцом, но вернуть Талию был готов 

. Пусть обманом. Пусть даже 

 Он даже не хотел знать, 

 голос предлагает ему этот выход, даже не поверил ему — просто понял, что предложенный план сработает. Если это будет на пользу не только Люку и Талии — ну так и что?

Отчасти Люк все же понимал, 

 может хотеть, чтобы Талия вновь стала собой — тот, кто желает зла Олимпу. Под пророчество Оракула подходила не только дочь Зевса, но и сын Посейдона, и двое детей Аида, но Перси был совершенно не настроен на какое-либо разрушение, Бьянка погибла, и угрозой пока мог считаться лишь Нико, сбежавший после смерти сестры, но тот был пока слишком мал, ибо по словам того же Оракула, низвергнуть либо спасти Олимп мог лишь 

Невидимый некто был намерен вернуть Талию в игру.

Ей снилось, что она умирает. Вокруг грохотали молнии, ее обступали чудовища, щит еле выдерживал удары, Талии приходилось отступать. Позади что-то кричал Люк, но она не слышала, только мельком, на периферии сознания, подумала, что он плачет.

 и, хотя ненавидела отца, ее происхождение словно автоматически накладывало на нее ответственность.

Когда Зевс прятался за чужими спинами? Он был кем угодно, но не трусом. Он был лжецом, изменником, бабником, худшим отцом всех времен, но он был 

 и шел впереди своего войска, и его щит Эгида был так же уверенно вскинут, как и щит Талии, носящий такое же имя.

Если она после смерти попадет в царство Аида, там будут асфодели… она будет плести из них венки… может, ей понравится Цербер… она всегда любила животных…

Талия думала, что упадет вниз, в распахнутую бездну, но вдруг, наоборот, взлетела вверх, в небеса — и после этого время остановилось, исчезло, перестало существовать. И она будто перестала существовать.

А потом все-таки упала.

Ей показалось, что прошла какая-то доля секунды.

. Радостно, испуганно, неверяще, дрожал, как от слез. Талия открыла глаза — по щекам Люка вправду текли слезы, он стоял на коленях рядом с ней, а она лежала на земле неподалеку от Лагеря, но вокруг был день, а не ночь, и не было ни грозы, ни чудовищ… и Люк выглядел… 

— Талия… — он проговорил это почти благоговейно. Как молитву. — 

— Люк? Что ты делаешь? О!..

За спиной коленопреклоненного Люка возникла… 

 Только если еще минуту назад Аннабет было восемь, то сейчас она была лишь на вид ровесницей Талии.

— Что происходит? — прохрипела дочь Зевса. Собственный голос звучал вороньим карканьем.

Люк подхватил ее на руки. Отрывисто бросил Аннабет:

— Зови Хирона! — и побежал к Лагерю, держа Талию так легко, словно она совсем ничего не весила, и прижимая ее к себе, наверное, излишне крепко — или излишне нежно.

Но Талии было тепло. Впервые за… она не была уверена, сколько именно времени.

1. Голос

Хель

Гермес — бог торговцев и воров, хитрый, умный, он обманом выманивал у других богов то, что принадлежало им. Люк никогда не ощущал близости с отцом, но вернуть Талию был готов как угодно. Пусть обманом. Пусть даже хуже. Он даже не хотел знать, чей голос предлагает ему этот выход, даже не поверил ему — просто понял, что предложенный план сработает. Если это будет на пользу не только Люку и Талии — ну так и что?

Перси Джексон и Олимпийцы

Мифология

Риордан Рик «Перси Джексон и Олимпийцы»

Лука Кастеллан/Талия Грейс

Талия Грейс

Лука Кастеллан

Как меняется небо

После нектара и амброзии Талии стало лучше — она и так чувствовала себя неплохо, совсем не как умирающая, но от целебных средств прошла слабость и ранее затуманенное сознание просветлело. Она попыталась расспросить кентавра, назвавшегося Хироном, который занимался ее лечением, но тот мастерски увильнул от всех вопросов и оставил Талию в комфортабельно обустроенной спальне, где среди просторного зала располагалась только одна кровать, сказав, что к трапезе ее позовут.

Дочь Зевса опустилась на эту кровать в полном недоумении. Челка упала на глаза — она машинально поправила волосы… отросшие волосы. Раньше она стриглась коротко — от длинных волос было много мороки, учитывая то, что иногда мыть их было негде. Всегда делала это сама, хотя Люк пару раз предлагал свои услуги, но Талия не хотела позволять кому-то прикасаться к ее волосам. Даже 

Словно в ответ на ее мысли дверь приоткрылась и в спальню-зал заглянул Люк. Талия помахала ему рукой — от двери к ее кровати было достаточно далеко, чтобы этот жест не выглядел глупо.

Люк подходил к ней так, как подходят к королевскому трону — медленно, с достоинством и благоговением одновременно. Талия бы спросила, какого черта он так выделывается, но забыла обо всем, разглядывая его — когда она была в полуобморочном состоянии, и то заметила, что он изменился, но когда полностью пришла в сознание…

 был старше нее. Ненамного, на два года, но старше, и иногда пытался командовать на этом основании (обычно безуспешно). Только внешне это различие не проявлялось почти никак, а теперь… Талия не видела себя в зеркало, и не была уверена, не стала ли взрослее и она, но это было не так важно.

 Стал выше ростом, хотя и так был высоким, раздался в плечах, черты лица заострились, тело утратило подростковую угловатость. До того, как Талия очнулась у Лагеря, Люк казался ей симпатичным, а теперь он был красивым, и даже невесть откуда взявшийся шрам почти через все лицо, от правого глаза к подбородку, его не портил.

Приблизившись к ней, он вдруг преклонил колени.

— Что ты… — мгновенно вскинулась Талия, но осеклась, увидев его глаза.

— Прости, — сказал Люк.

Жестом он оборвал ее речь.

 я каюсь перед тобой, дочь Зевса.

 Серьезно? Люк никогда не называл ее так. Они редко говорили о своих отцах и о матери Аннабет — почти никогда.

 тебя, и это первая моя вина.

— Ты дашь мне покаяться или нет? — возмутился Люк. Талия послушно замолчала.

— Итак, моя первая вина в том, что я не спас тебя. Вторая — в том, что я пытался тебя убить. Третья — в том, что я вернул тебя в человеческий облик.

— Ты в курсе, что это звучит, как бред? Встань уже с пола!

— Умеешь же ты испортить пафос, — проворчал Люк, поднимаясь на ноги. Талия похлопала рядом с собой, приглашая его сесть, но он покачал головой.

— Когда я расскажу тебе все подробнее, ты обязательно захочешь ударить меня молнией, а если не рассчитаешь силы, то я отправлюсь жить к нашему дяде Аиду и ничего не смогу исправить.

 не сможешь исправить? Рассказывай! — потребовала Талия. Люк взлохматил светлые волосы пятерней.

— Ну… думаю, стоит начать с начала. С той ночи, когда ты чуть не погибла. Ты что-то помнишь об этом?

Талия обхватила себя за плечи. Она 

 и воспоминания все еще казались живыми и реальными, будто еще пять минут назад чудовища терзали ее плоть.

— Я осталась с Эгидой… — ее голос дрогнул, и Талия упрямо вскинула голову — ненавидела проявлять слабость. — Я осталась с Эгидой, — повторила она тверже. — Ты 

 да? Тогда ты все видел. Эти твари… и вдруг ударила молния. Такая яркая, что я на секунду ослепла, но поняла, что эта молния не погубит меня, а спасет. Потом стало темно, а потом я очнулась там, где ты меня нашел. Эта молния… это был Зевс?

Люк кивнул, сложив руки на груди и прислонившись к книжному шкафу.

 тебя, если можно так сказать.

— Но я жива и цела, значит, спас? — возразила Талия.

— Угу. Жива и цела. Ты два года была сосной.

 что ты будешь злиться, — Люк красноречиво посмотрел на сверкнувшую рядом с дочерью Зевса маленькую молнию.

— Это дерево охраняло Лагерь Полукровок.

 значит, Зевс меня спас? Превратив в… в… в гребаное бревно?

 понимании это было спасением…

— Стоп, — теперь Талия сделала жест, призывающий молчать. — Ты говорил, что пытался меня убить. То есть, те чудища…

 — быстро воскликнул Люк. — Нет. Совсем нет. Я 

 бы не натравил на тебя чудовищ! Но… но я отравил сосну.

— Зачем? Чтобы я не мучилась? — невесело хохотнула Талия.

— Боюсь, что наоборот… и это уже 

 моя вина. Со мной заговорил кто-то невидимый…

Люк пересказал ей все, ничего не скрывая — о неведомом голосе, о яде, о своем плане. Талия слушала внимательно, хмурилась, кусала губы и злилась — вокруг нее то и дело вспыхивали маленькие искорки.

 мог хотеть меня вернуть, кроме тебя? — нетерпеливо спросила она. — 

Люк уже открыл рот, чтобы рассказать про пророчество, но…

В дверь заглянула Аннабет — о чем говорили друзья, она услышать не могла, но их разговору помешала.

— Я так рада, что тебе лучше! Я так рада, что ты жива!

Подбежав к Талии, дочь Афины порывисто обняла ее. Не любившая объятий Талия неловко застыла, кое-как приобняла в ответ.

— Идем, начинается обед, тебе нужно со всеми познакомиться! Да ты же и в лагере ничего не знаешь! Я тебе все покажу!

Давно Люк не видел Аннабет такой радостной… и очень давно настолько не радовался сам. На самом деле свою встречу с Талией он представлял совсем не так, он думал, что сожмет ее в крепких объятиях, что будет осыпать исступленными поцелуями ее лицо, что будет говорить, как скучал, как любит ее, как счастлив… но, когда он увидел ее в этом отдельном элитном домике, где никто не жил после клятвы Великой Троицы, что-то подсказало ему: нужно вести себя именно так.

У него еще будет время поцеловать Талию.

Домиков здесь было двенадцать штук — рядом с лесом и озером. Два стояли у основания, другие — по пять в ряд с каждой стороны, что выстраивало их в подобие буквы «U». У каждого на двери был большой медный номер.

— Каждый домик принадлежит одному из двенадцати великих богов, — объяснила Аннабет. — Ты живешь, конечно, в домике Зевса. Рядом — домик Геры, но там никто не живет и не будет жить, потому что Гера не заводит полукровок.

— Несправедливо, — буркнула Талия.

Собственное жилище снаружи показалось ей слишком вычурным и пафосным. Домик Посейдона выглядел куда проще — сделанный из серого камня с вкраплениями ракушек и кораллов. Домик Деметры увивали побеги растений, а крыша была покрыта травой. Домик Ареса выкрасили жуткой красной краской, и вместо травы крышу ограждала колючая проволока. Домик Гефеста напоминал мини-фабрику.

— Никто не живет также в домике Артемиды, потому что она богиня-девственница, но если она и ее Охота прибывает в гости, то они останавливаются там, — Аннабет кивнула по направлению.

— Охота? Вроде Дикого Гона?

— Скорее вроде амазонок, — улыбнулась Аннабет. — Остальные домики более заселены. Я живу не одна, например. И Люк тоже, здесь много детей Гермеса, больше всех, поэтому, если в Лагерь попадает неопознанный полукровка, то есть, тот, чей родитель до поры неизвестен, он живет в домике Гермеса. Хватает и детей Ареса, и Афродиты, конечно же, и Гефеста… и Деметры…

— А дети Зевса? — спросила Талия.

— Идем, а то опоздаем на обед, — заторопилась Аннабет. Почему-то говорить о детях Зевса она не хотела.

Трапезная не имела ни стен, ни крыши — только белые мраморные колонны, рядом с которыми пылали факелы. Она стояла на холме, и отсюда было хорошо видно море. Столиков, как и домиков, было двенадцать. Кроме подростков-полубогов, к обеду собирались сатиры, наяды и дриады, и всего Талия насчитала около сотни людей и нелюдей.

Все тут же уставились на Талию — она ощутила себя неуютно, но гордо расправила плечи: пусть смотрят, ей нечего стыдиться. 

 в каком-то смысле она героиня.

Из-за одного из столиков поднялся мужчина в гавайской рубашке — невысокий, полный, с вьющимися волосами, такими черными, что казались отливающими фиолетовым. Аннабет почтительно шагнула в сторону. Мужчина приблизился к Талии, разглядывая ее так пристально, словно хотел заглянуть (или 

 заглянуть) ей под кожу, в самую душу.

— Талия Грейс, значит, — проронил он. — Мне ты больше нравилась, как сосна.

— Простите, что разочаровала, — вырвалось у Талии прежде, чем она успела подумать.

— Мистер Ди, — быстро вмешалась Аннабет. — Можно, Талия поест за нашим столиком? С чего ей сидеть одной?

— Зевс не снисходит к богам ниже себя, — ухмыльнулся мистер Ди. — С чего бы так поступать его дочери? Твой столик 

 девочка. — он указал подбородком по направлению.

Спорить она не стала — сама хотела побыть в одиночестве, подумав надо всем, что узнала, еще раз. Над словами Люка, над собственным отношением к этому, над тем, чего она вообще хочет… и над тем, почему она сидит одна. Если за трапезой за столиком Зевса никого нет, следовательно, и в домике Зевса никто, кроме Талии, не живет… почему? Зевс был самым любвеобильным из всех божеств, сравнилась бы с ним разве что Афродита, но и Афродита не заводила стольких побочных детей.

Талия чувствовала кожей присутствие некой тайны.

Поесть одной ей не удалось — вдруг к ней подсел темноволосый парень с зелеными глазами; обычно цвет глаз так просто не разобрать, но у него они были очень яркими.

— Привет, — сказал он. — Меня зовут Перси Джексон. Я сын Посейдона.

— Ты мой кузен? — хохотнула Талия.

— Вроде как, — улыбка у него была хорошая. Красивая. И глаза красивые, не просто яркие — глубокие, и не просто зеленые, а цветом похожие на море.

— Тебя директор не ругает, хотя ты не за своим столиком, — шепнула дочь Зевса. Перси пожал плечами.

— Наверное, прямо сейчас ему лень скандалить по пустякам. Да и на тебя он накинулся не потому, что ты — это ты; в смысле, он тебя не знает, ты не успела ему насолить. Зато твой отец ему ого как подгадил.

— Интересно, — мрачно сказала Талия, — кому он 

Перси тактично промолчал.

Люк нашел Талию вечером — она стояла у «своей» сосны, прижавшись лбом к стволу, так же. как он сам часто стоял все эти бесконечные два года. Плечи дочери Зевса вздрагивали, и, заметив это, Люк застыл в нерешительности — хотел подойти к ней, но Талия никому не позволяла видеть свои слезы.

— Я в порядке, — проворчала она, очевидно, услышав его шаги. — Буду в порядке… через минуту… подожди…

Подождать он не смог — в один шаг преодолел расстояние между ними, опустил Талии на плечи свою куртку и сгреб ее в объятия со спины, зарывшись носом в отросшие черные волосы, пахнущие свежим ветром и озоном.

— Я приходил сюда почти каждый день, — сказал Люк. — Почти каждый вечер. Если мог.

. Конечно, ты меня не видела и не слышала, но мне хотелось думать, что хотя бы слышишь. 

 меня сейчас, Талия. Только не сейчас.

 — упрямо сказала она, хотя речь о слезах и не шла. — Просто… просто столько всего сразу. Лагерь… боги… сосна эта идиотская… ты стал старше… и Аннабет… а я нет… Перси — мой кузен… Мистер Ди, Дионис… он же мой 

 — она нервно хихикнула. — Но здесь больше нет детей Зевса, и детей Посейдона тоже…

«Это из-за пророчества», — хотел сказать Люк — но не сказал. Вместо этого аккуратно развернул Талию к себе лицом, и она позволила ему это, не сопротивляясь. Ее глаза были все такими же синими — как два кусочка неба.

Такая родная и такая чужая.

— Откуда это? — Талия провела кончиками пальцев по его лицу, очертив шрам.

— Неудача на поиске. Аннабет уже рассказывала тебе о поисках? Я облажался, когда мне поручили вылазку в сад гесперид. Жутко выглядит, да?

— Нет, — она мотнула головой. — Наоборот. Поверить не могу, что ты 

Как меняется небо

Содержание

1. Голос

2. Дети богов

Комментарии (0)