Опытным путем Ло’ак давно выяснил, что в компе Норма всегда было чем поживиться; можно было удовлетворить интерес любого рода, от научного до бытового, и даже интимного. И когда его 

 изыскания открыли ему такую вещь, как кибер порно, Ло’ак настолько с головой ушёл в исследования этой части культуры небесных людей, что, когда рука дрогнула, переключая с забористого видео на какого-то тощего чувака, совершавшего сомнительные манипуляции со шприцом и яйцом, не сразу осознал, что это — уже не порно.

Ничего интересного, что-то из старпёрских кулинарных шоу Норма. Совсем не то, что хотелось посмотреть в условиях ограниченного времени — Норм скоро хватится своего ноутбука, и когда ему в следующий раз удастся продолжить… исследования, непонятно, так что Ло’ак уверенно повёл курсор к кнопке закрытия вкладки, но остановился. Ухо заинтересованно дёрнулось на реплику с экрана.

— Алхимики считали, что заключённая в особом сосуде человеческая сперма при нагревании и некоторых других манипуляциях, например, закапывание в конский навоз, становится гомункулом. Вскармливается гомункул путем добавления в колбу небольшого количества человеческой крови. Далее… 

— увлечённо вещал чувак под быстро меняющиеся картинки на экране.

Такого он ещё не слышал.

Мозг включился в игру мгновенно. Жадно слушая доходягу по ту сторону экрана, Ло’ак лихорадочно размышлял. Логические цепочки строились быстро, перескакивая через целые звенья — если можно вырастить гомункула из человеческого семени, то… Может, подойдёт семя нави? Чисто теоретически? Конский навоз можно было заменить на, скажем, мощный помёт его тулкуна, он явно питательней, да и достать проще — лютокони на рифе не водятся.

Одна гениальная идея следовала за другой. Вот рекомы, например. Их же явно собирали из говна и палок, а результат вполне соответствовал — так, может, он сможет вернуть то, что потерял и получится ничуть не хуже?

Да и инструкция элементарная, даже ребёнок справится.

Монолог парня на видео дошел до рассказа про образцы тканей. Говно вопрос. Тело Нетейама всё ещё там, в подводных макаронах рифовых нави, медленно переваривается, пока дух чиллит в древе душ — ему бы кусочек, не обязательно большой, а вдруг прокатит? Что он теряет?

Только вот просить отца о семени… Представив, как он может отреагировать на его просьбу передернуть в колбочку, отмёл эту идею сразу. Да, он теперь единственный сын, но явно не бессмертный, а ведь мама может узнать, и тогда…

Лучше сам. Ради брата ему было не жаль стереть руки — и не только их — в кровь, к тому же, дрочка во имя воскрешения Тейама обретала высокий, почти сакральный смысл, глубокий, как бездонный океан Пандоры.

Первым делом надо решить вопрос с Паяканом. Это самое простое в плане. Ведь не откажет же его Бро в маленькой услуге? Всего-то поделиться своей драгоценной тулкуньей жижей, а навоз так вообще никому не нужен — греби лопатой со дна, меньше к берегу прибьет. Все только спасибо скажут.

Найти Паякана тоже было просто — тулкун давно облюбовал воды за рифом.

Он не знал, подразумевал ли набор жестов, посредством которого меткаина общались со своими духовными братьями, то, о чём он должен рассказать Паякану. Решил сделать то, что у него получается лучше всего — импровизировать: после нескольких характерных движений руками, он застыл в ожидании реакции. По ставшему вмиг нечитаемым взгляду тулкуна сложно было что-то понять. Он и раньше не всегда считывал его мимику, а сейчас там застыл… шок? Недоумение? Он понял, что от него хочет Ло’ак? Или нет? Может, стоит притащить планшетку Норма для пущей наглядности?

Желание реализовать план беспокоило, подгоняя; времени нет, нужно действовать, и лучше немедленно.

Расценив заминку, как согласие и послав другу самую воодушевляющую улыбку из всех, что имелась в его арсенале, он уверенно двинулся в сторону одного из плавников тулкуна.

— Бро, мне надо совсем чуть-чуть. Я аккуратно, — ворковал Ло’ак, стараясь не делать резких движений на спине кита, чтобы не спугнуть его красноречиво блестящей в левой руке колбой для забора материала — он несколько таких предусмотрительно стянул у Норма.

Мягко соскользнув с Паякана в воду, нырнул, высматривая на огромном теле нужный отросток — растущие из шеи, они могли содержать несколько капель такой драгоценной для него сейчас амриты, если Паякан, конечно, 

А вот тот факт, что Ло’ак, поймав отросток за кончик, всплыл с ним, Паякану точно не понравился: тулкун как-то жалобно провыл несколько раз, пока Ло’ак, осторожно массируя нежное чувствительное щупальце, со слезами в голосе приговаривал:

— Прости, Бро. Это ничего, ничего, пару капелек, давай, ну нацеди мне немножко…

И будто поняв окончательно, что Ло’ак не отстанет, Паякан обреченно буркнул что-то на тулкуньем и сдался.

Золотая капля медленно соскользнула по краю сосуда.

 — счастью не было предела; Ло’ак сжал отросток чуть сильнее, выдаивая в колбу ещё несколько капель, с восторгом представляя, как совсем скоро сможет обнять своего брата…

Паякан подозрительно притих после его манипуляций, и Ло’ак отплыл, не решившись ещё и навоз просить — это уже будет перебор. Паякан и так казался шокированным до самых кончиков плавников случившимся. На ходу прикинул, что лучше раздобыть навоза среди стаи илу — они не так разумны, даже не поймут.

Воодушевлённый успешным завершением первого этапа, Ло’ак направил илу к берегу.

Следующим пунктом в его алхимическом списке было семя. Ло’ак был уверен, что на этом этапе точно не возникнет проблем — просить ни о чём никого не надо, краснеть не перед кем. Один на один с собой. Только он и его буквально святая в своей чистоте миссия. Нужно просто расслабиться и получить удовольствие.

Идиот. Как же он заблуждался.

Процесс нехитрый, вот только передёргивать с 

 пусть даже хорошими… Нетейам вообще последний, которого хотелось бы мысленно связывать с эмоциями от самоудовлетворения. Да и что бы сказал брат, узнай, что Ло’ак мастурбирует, думая о его смерти? Точнее, воскрешении. Возможном.

Хвостик никак не реагировал, как будто с издёвкой подражая его ныне почившему брату.

— Ну братишка, пожалуйста, — тихо шипел Ло’ак, безуспешно проводя реанимацию совсем скукожившемуся члену. — Это же ради Тейама! Давай, очнись!

Но хвостик упрямо болтался в его руках, даже не пытаясь налиться силой — дрочка во имя брата деморализовала и Ло’ака.

Он должен это сделать. Должен. Хоть раз в жизни у него выпал шанс на что-то стоящее, и нужно-то — мелочь! Да и в конце концов, кто он — тварь дрожащая, или всё-таки достойный сын Торук Макто?! Неужели он не может просто взять себя 

 в руки и передёрнуть, когда на кону буквально жизнь родного брата? Да даже крошечный шанс на воскрешение Нетейама стоит того, чтобы мозоли заработать от усердия!

Чем больше Ло’ак уговаривал себя, тем больше начинал нервничать. Так дело не пойдёт. Надо расслабиться и очистить мысли.

Умостившись на циновке в самом тёмном углу маруи, Ло’ак сконцентрировался на воспоминаниях об уроках Циреи по выравниванию дыхания. Память послушно воспроизвела её голос, мягко наставлявший: 

«Путь воды не имеет начала и конца. Океан твой дом до рождения и после смерти.»

 Медленно, вслушиваясь, он постарался вспомнить ощущения, охватившие его тогда, когда она учила принимать воду как родную стихию, погружаться без остатка, дышать ровно и спокойно, касаясь прохладными влажными пальцами его живота…

Скользя ими ниже, забираясь под повязку…

Он точно знал, что в реальности такого не было, но воображение сориентировалось быстрее него: стоило вспомнить зелёные глаза, влажную зеленоватую кожу, эти касания, голос, — как он уже сам вспоминал, с упорством утопающего, цеплявшегося за соломинку, каждый момент рядом с Циреей, щедро добавляя выдуманные пикантные продолжения.

С помощью подруги, пусть и без её ведома, дело пошло гораздо бодрее, быстро увенчавшись успехом. Стараясь относиться по-философски к тому, что приходится идти на такие грязные фокусы, мысленно пообещал себе извиниться перед Циреей. И не важно, что она не будет знать, 

Все-таки великая цель оправдывает любые средства.

Жертва обнаружилась у отхожего маруи.

— Цирея! — запыхавшись, позвал Ло’ак, быстро сокращая расстояние. — Цирея, ты-то мне и нужна!

— Я?.. — опешила Цирея, явно не ожидая его здесь увидеть.

— Ты, — подтвердил он, хватая ее за руку, — пошли скорее!

— Стой, да… куда?! — слабая попытка сопротивляться была сломлена его решительным:

— Ты должна кое-за чем присмотреть, пока я… отлучусь по делам. Это важно, кроме тебя, мне никто не поможет!

— Но что… — то, как медленно она соображала, начинало раздражать. Всё же понятно объяснил.

— Всё на месте. Пойдем!

Ло’ак перехватил её под локоть и нетерпеливо, возможно даже излишне резко потянул в сторону старого, давно заброшенного маруи, где он разбил свою полевую лабораторию, отпустив только тогда, когда они замерли напротив ёмкости с его экспериментом:

— Вот, — с гордостью в голосе констатировал он. — Посиди тут. Нужно следить, чтобы огонь не погас и сильно не разгорелся. Это очень важно! Буквально часик. Я туда — и обратно!

— Хорошо, — вздохнув, согласилась Цирея, но на жижу покосилась с подозрением: — Погоди, а что там?

— Там? — Ло’ак замялся, не зная, как представить его творение так, чтобы Цирею не перекосило. — Там… суп! Ну, как бы суп… Что-то вроде заживляющего отвара. — Улыбнулся своей находчивости, ведь он почти не врал. Воскрешающий, заживляющий, какая разница? — Когда вернусь, я обязательно всё тебе подробно объясню.

Её неуверенный, медленный кивок он встретил самой лучезарной улыбкой, на которую был способен, и пулей выскочил из хижины, на ходу бросив:

Цирея нахмурилась, с подозрением глядя на его удаляющуюся в сторону дерева душ спину. Густая жижа кипящего супа горячо брызнула ей на бедро, издав характерный пукающий звук. Шикнув, она стерла каплю набедренной повязкой, брезгливо поморщившись — заживляющий отвар? Скорее, 

 с таким-то непередаваемым запахом. Жаль только, повязку теперь придется сжечь.

Последний в списке, но не по значению, ингредиент его воскрешающей смеси — образец тканей усопшего.

Ло’ак бы вновь сказал, что это самый простой этап, но мысленно одёрнул себя — памятуя, чего стоили ему эти, «как два пальца обоссать», этапы, лучше не загадывать. Как показала практика, весь его план — то ещё испытание для психики 

 вовлечённых. Ну, кроме Нетейама. Хоть Ло’ак и не мог знать наверняка, наблюдает ли брат за ним и его безумием или нет.

Непринуждённо прогуливаясь по пляжу, чтобы не привлекать лишнего внимания, Ло’ак неумолимо приближался к тому месту, где под водой сиял мягкий свет древа душ, окруженного колонией подводных макарон, в которых рифовые нави хоронили своих усопших. Странно, конечно, но выглядело эффектно — стоило отдать должное их стилю.

В душе нарастало волнение; Ло’ак занервничал. Глядя на мягко колыхавшиеся на дне макароны, безмолвно обратился к милости Великой Матери, чтобы не дала ему сгинуть: если желтые макаронины обхватят его своими загребущими щупальцами, не давая всплыть, а потом утонувшее тело засосут вглубь для переваривания — достойный будет конец, ничего не скажешь.

Сейчас бы ему очень не помешала поддержка Нетейама. Брат всегда учил его мыслить позитивно.

Подбодрив себя тем, что ловкости и проворности ему не занимать, он поправил охотничий нож на бедре и ступил в тёплую океаническую воду. Он 

, в конце концов! Разве 

 не под силу вовремя дать дёру, прихватив останки брата из самого эпицентра копошения макарон?

Правда, был в его надёжном, как Древо-Дом, плане один нюанс — он надеялся, что точно запомнил место захоронения, и не прихватит вместо брата кусок чужого деда по ошибке.

Но предпринимательская жилка уже поставила галочку, что к этому вопросу он вернётся позже — коммерческое воскрешение рифовых пенсионеров в случае успеха можно было рассмотреть, как бизнес-идею.

— Ну, вот и всё, — резюмировал Ло’ак, закинув в колбу последний ингредиент: то ли фаланга пальца, то ли фрагмент хвоста; главное, чтобы кусок точно был от брата. — Последний этап завершен, теперь осталось только ждать.

Цирея ошарашенно распахнула глаза, когда Ло’ак сделал разрез поперёк ладони, сжав пятипалую кисть в кулак над «супом». Несколько капель крови застыли на поверхности густого варева, прежде чем раствориться в коричневой массе.

 ждать, Ло’ак? — осторожно спросила она, всем своим видом показывая, что объяснение про: «когда суп доварится» — уже не прокатит.

— Когда закипит. После этого уберём с огня в тёмное место, настаиваться, — после пережитого ради этой жижи Ло’аку уже было не до смущения. Глядя, как колба наполняется мутным паром, он даже не моргал, гипнотизируя каждый завиток дыма, тонко струящийся из носика сосуда.

— Так ты расскажешь, что это? — Цирея, не рискуя приближаться, подтянула колени к груди, обняв себя широкими ладонями.

Питательная среда для выращивания гомункула,

 — задумчиво ответил он и, словно очнувшись, повернулся к Цирее: — Этот суп — воскрешающий, — он авторитетно поджал губы, но, не дождавшись реакции, продолжил: — Я должен вернуть брата. Нетейам… Способ — 

У Циреи были большие глаза, мутневшие, когда она моргала третьим веком, но чем больше Ло’ак распалялся, увлеченно рассказывая про свой эксперимент, тем больше они становились.

Он порол чушь. Хуже — он верил в неё. Маниакальный блеск янтарных глаз Ло’ака, жестикуляция пятипалыми конечностями, сбивчивая речь — всё это пугало и вызывало сочувствие. Такой молодой, и уже — наглухо…

 послушай. Я виноват и обязан всё исправить. — В его коротком взгляде, брошенном на неё, она успела увидеть слишком много, прежде чем он вновь отвернулся к дымящейся колбе. — Я очень виноват…

Ей было нечего ответить. Плечи Ло’ака поникли, выдавая его отчаяние, и Цирее не потребовалось много времени, чтобы решить для себя одну важную вещь.

Какой бы абсурдной и сумасшедшей не казалась его затея, она его не оставит. Она будет рядом, когда он осознает тщетность своих попыток, она поддержит, она будет той, кто 

при любых обстоятельствах

 останется на его стороне.

И, глядя в огонь, она беззвучно, одними губами, прошептала:

— Да услышит тебя Великая Мать, Ло’ак…

Главное — результат. Набраться терпения и просто ждать казалось невыполнимой задачей; раз за разом прогоняя в мыслях, правильно ли он воспроизвел последовательность, как поведут себя ингредиенты с Пандоры, адаптированные под рецепт, сколько времени это всё займет, он едва мог усидеть на месте.

Он всё предусмотрел. Всё продумал. Он 

Думать о неудаче не хотелось. Одна мысль, что придётся начинать с нуля — снова упрашивать Паякана, который, скорее всего, уже уплыл в закат, в те края, где случаев домогательств со стороны нави зафиксированно не было, порочить своими грязными мыслями чистый образ Циреи, кончая в мензурку, — приводила его в ужас.

Нет, сам процесс-то был приятный, но вот контекст…

— Сынок! — Ло’ак вздрогнул от неожиданности; переступая порог их семейного маури, он не ожидал, что отец будет там.

Ещё и подозрительно веселый…

— Ло’ак! — широкая улыбка отца дополнялась мутным взглядом, когда он отсалютовал ему чашей. — Эй, а ты чего такой кислый?

Ло’ак медленно анализировал обстановку: чаша в руке отца; у очага — рифовый мужик крепкого сложения; взгляды в его сторону как будто сонные; подозрительно счастливый отец. Вывод был 

— Иди к нам, самое время посекретничать по-мужски, да? — отец засмеялся, запрокинув голову. — Кава тут, кстати, отличная, — заинтересованный косой взгляд устремился на чашу, тут же поднесенную ко рту. Мужик у очага одобрительно хмыкнул. Ло’ак закатил глаза.

— Мы тут твою готовку оценили, — по кивку отца громила наполнил еще одну чашу, жестом предложенную Ло’аку, застывшему на месте. — Знаешь, достойно!

 — медленно повторил он, меняясь в лице.

Глава 1

Ollisid

DarkShilen

Руководство по практической алхимии для чайников.

Аватар

Ло'ак те Сули Тсэйк’итан/Цирея

Нетейам те Сули Тсэйк’итан/ОЖП

Джейк Салли

Норм Спеллман

Ао'нунг

Кири те Сули Кирейси’ите

Кошачьи фокусы

ru-koshachi-fokusy-ollisid-beta-darkshilen

Отец клялся, что пятипалая ладонь имеет свои преимущества. И этот лишний короткий палец, который принёс Ло’аку столько насмешек среди На’ви, на самом деле — его козырь. Как минимум, кулак бьет сильнее и непристойные жесты выглядят ещё непристойнее. Норм авторитетно заявлял, что пятипалая кисть венец эволюции, куда более продвинутая, чем четырёхпалая. И, что если Ло’ак-таки доживёт до взрослого возраста и передаст свои гены дальше, это внесёт свой вклад в развитие вида.

Допустим, что этот клуб мужиков с лишними пальцами прав и Ло’ак действительно вытянул генетический джекпот, но тогда какого черта его «навороченная» ладонь так паршиво справляется с обычной иглой?!

Да, стоило признать, что рукоделие никогда не было его сильной стороной. Нетейам даже со своими «отсталыми» кистями был по-настоящему хорош в изготовлении украшений, бисероплетении, макраме и черт знает, в чем ещё. Идеальный маленький солдат и рукодельница в одном флаконе. Ло’ак, впрочем, даже не пытался добиться в этом занятии хоть каких-то успехов, расписавшись в собственном бессилии перед бусинами, узелками и узорами. Его усидчивости едва хватило на криво-косо соштопанный комплект набедренных повязок — будь его воля, он бы ограничился и одной, — которые даже в лучшие свои дни выглядели так, как будто перешли по наследству от мертвого родственника, которого вместе с повязкой пожевал титанотерий. И ещё на дырку в когте икрана, который теперь болтался вокруг его шеи на обычном шнурке.

Была причина, по которой Ло’ак не унывал: и пятипалость, и рукожопость были наследием, доставшимся ему вместе с генами от его отца. Мало кто знал, но легендарный Торук Макто при всей своей крутости, как воин, ходил бы с голой задницей, если бы не его жена. Она же и дарила ему все пафосные цацки, дни, а то и недели тратя на то, чтобы в бой против небесных людей муж отправлялся нарядный. Святая женщина.

Костяная игла в очередной раз соскользнула, ткнув кончик пальца и едва не угодив под ноготь; Ло’ак чертыхнулся и страдальчески возвёл глаза к начинающему светать небу.

Эйва, да кому не насрать вообще?

Да, пускай получается некрасиво, зато крепко. В конце концов он воин, учёный, горячий парень и далее по списку, в котором точно не значится швея. Красота — ничто; практичность — всё.

Провозившись с кривыми стежками ещё несколько минут, Ло’ак пару раз дернул ткань в стороны, проверяя прочность швов, и удовлетворенно хмыкнул, оценивая проделанную работу. Карманец вышел, что надо — крепкий и глубокий. И на набедренной повязке смотрелся настолько многообещающе, что Ло’ак сделал мысленную пометку о том, что это может быть ещё одной бизнес-идеей. А что? Столько полезных вещей можно таскать с собой, даже странно, что никому это не пришло в голову до него. Или это потому, что он выдающийся ум своего поколения? Кто знает…

Для великих свершений необходимо вдохновение и позитивное подкрепление; последние пару недель Ло’ак не испытывал дефицита ни в одном, ни в другом. Череда прежних неудач закалила, но в тот день, когда успех, наконец, настиг его — он не был к нему готов. Во всяком случае, не к тому, какое у этого успеха будет лицо. Будет ли вообще лицо у стремительно растущего нечто, прогрызшего себе путь наружу из кокона и, оставляя за собой густой след из слизи, поползшего искать себе пищу?

То, что именно пищу, а не жертву, было очевидно; как успел выяснить Ло’ак, голод был единственной мотивацией его Бромункула — поскольку на брата эта штука была еще не похожа, а на личинку гомункула уже не тянула, то называть эту промежуточную стадию «Бромункул» он посчитал уместным.

Так что первым делом было необходимо выяснить, чем питается эта штука, потому что в инструкции доходяги из видео про это не было ни слова. Как и любых других рекомендаций на случай успешного исхода эксперимента.

Неужели этот парень всерьёз не верил в успех? А что, если Ло’ак в принципе первый, кому удалось вырастить гомункула? Эта мысль одновременно тешила самолюбие и внушала ужас. Но уже слишком поздно думать о последствиях, когда с каждым днём в этих их мутных желтых глазах он видел все больше чего-то нетейамовского… или хотел видеть?

Энтузиазм, с которым Ло’ак взялся за поиски подходящего рациона для малыша, как его упорно называла Цирея, поистине впечатлял. Цирея тоже участвовала: при каждом визите в их секретное маруи она тайком приносила разные образцы еды, и они тщательно изучали реакцию Бромункула на употребляемую пищу.

Выяснить удалось следующее: фрукты всех мастей от кислых до сладких оно не ест, пряные ягоды так же не вызывают интереса; трава, корешки и цветочки бойкотируются ещё на подступах к ротовому отверстию; даже насекомые, а особенно пузатые личинки, которых брат любил при жизни, оно тоже не ест ни в какую. Может, все дело в форме, и на данном этапе это что-то вроде каннибализма для него? Не хочет есть себе подобных?

С мясом на рифах напряжёнка, поэтому последней в списке гастрономических экспериментов оказалась рыба. Как раз вовремя, потому что в какой-то отчаянный момент, когда очередной кусок пищи был капризно отвергнут, Ло’ак уже был готов отправиться на поиски кормилицы с полными грудями молока. Первой в списке, очевидно, была сидящая рядом Цирея. Она добрая, не отказала бы. Но до грудок рифовых женщин дело так и не дошло, потому что как только Ло’ак поднёс кусочек свежей океанической рыбы ко рту Бромункула, тот неуклюже вцепился в него беззубыми дёснами и с аппетитом проглотил. Одной проблемой меньше, теперь он вряд ли захочет сожрать Ло’ака и всю его семью.

На такой белковой рыбной диете малыш мутировал впечатляюще быстро. С каждым днём его внешний вид менялся, и из всратого становился более-менее приемлемым, хоть и все ещё мало напоминал прежнего симпатичного старшего брата. Самым красивым в семье, конечно, был сам Ло’ак, и вряд ли Нетейам во втором пришествии его обгонит, тем более ничто не предвещало.

Ло’ак мог иногда забивать на собственную гигиену, но про водные процедуры Бромункула не забывал никогда. Он купал его в том самом отобранном у отца котелке, уже абсолютно без брезгливости бережно втирал в его отчего-то постоянно шелушащуюся кожу мазь, которую принесла Цирея, уточнив, что она заживляет и увлажняет; остатки тщательно размазывал по собственным рукам и лицу, которые все еще сохли от постоянного контакта с соленой водой. Если брат все-таки мутирует во что-то сексуально привлекательное для женщин, Ло’ак не должен отставать. На всякий случай.

Однажды Ло’аку пришла в голову мысль, что Бромункулу могла наскучить рутина пока не слишком разнообразных будней, и он решил внести в его расписание досуговые мероприятия. Перевернув вверх дном все ближайшие кусты, Ло’ак приволок в маруи упитанную личинку навозного жука — самую огромную из всех прежде видимых им и, возможно, из ныне живущих. Достойный соперник для его задумки, суть которой заключалась в «забеге» от одного угла хижины до другого. Для мотивации каждому из безногих спортсменов, Бромункулу и жуку, были выложены в линию угощения: любовно нарезанные ломтики рыбы и кусочки навоза илу соответственно. Оставалось надеяться, что братец не перепутает дорожки…

Наблюдать за тем, как маленький недоразвитый Бромункул изо всех сил пыжится и извивается, пытаясь то ли доползти, то ли допрыгать до финиша, игнорируя даже рыбу, которая указывала путь к победе, было воистину завораживающе. На лице вошедшей в самый разгар борьбы Циреи застыло нечитаемое выражение; в пылу азарта Ло’ак предложил ей сделать ставки, но Цирея, смерив его обалдевшим взглядом, почему-то вежливо послала его в выходное отверстие илу, и зря.

Потому что в неравной борьбе, даже будучи на ранних этапах развития, Бромункул уверенно вырвал победу у своего скользкого оппонента. Как никак он все-таки будущий могучий воин и идеальный маленький солдат, в любом из воплощений. Ло’ака распирало от гордости за брата и за себя, конечно же. Они с Циреей отметили победу Бромункула, торжественно принеся в жертву ту самую личинку, из которой получился отличный ужин. Ло’ак даже пошутил, что если бы проиграл Бромункул, то можно было бы позвать отца на ужин с вкусненьким. Он бы оценил.

Следующей, не менее важной, задачей была секретность; ему не хотелось раньше времени шокировать родителей и остальных все еще не товарным видом бро, поэтому требовалось тщательно его скрывать. Пока у него не было ножек и ручек, это не было большой проблемой — он закрывал его в старой плетёной корзине, дно которой заботливо застелил мягкими листьями и даже положил рядышком игрушку Тук, чтобы малышу не было одиноко. Но когда появились культи, а потом и сами конечности, пришла гениальная идея сшить карманец для набедренной повязки и носить его с собой — тяга к побегам у существа теперь уже с четырьмя конечностями только усилилась, и приходилось тщательно за ним следить. Нельзя, чтобы их раскрыли, прежде чем оно окончательно вырастет. Лучше перебздеть.

Череда воспоминаний была прервана выросшей как будто из-под земли Кири.

— Учишься рукоделию, Сааалли? — резкий поток горячего воздуха прямо в ухо неприятно замурашил загривок; Ло’ак от неожиданности чуть не всадил иглу ей промеж глаз:

— Эй! Твою мать, Кири! — закрыв ладонью ухо, Ло’ак недовольным взглядом смерил сестру.

— Мою или нашу мать? — Кири заливисто рассмеялась, заметив смятение на его лице. — Что делаешь? Трусы шьешь? Зачем тебе вторые?

— Я меняю трусы. Иногда, — буркнул он, вернув свое внимание к кривому карманцу. С силой затянув законченный шов, он искоса посмотрел на всё еще стоящую над душой Кири и понял, что просто так она теперь не отстанет. С видом профи перевернув карманец, обретавший форму, пояснил: — я кое-что придумал, чтобы сделать их лучше.

— Чехольчик на пенис? Ты все еще надеешься, что он у тебя отрас…

— Это карманец, женщина! — резко перебил он, прижав уши, — в него можно класть кучу полезных вещей! Он крепится к поясу и вообще скоро будет у всех в племени, а ты… — смерив ее высокомерным взглядом, — если не собираешься помогать, то уходи и не мешай.

— Помогать? — Кири широко улыбнулась, сдерживая смех, и брезгливо отпрянула, когда Ло’ак протянул ей почти готовый карманец: — Э, нет, я это трогать не буду, — по тому, как задергался ее хвост, Ло’ак решил, что на этом разговор окончен, но сестра упрямо продолжила: — ты бы лучше попробовал нормальные трусы сшить, а то у твоих завязки уже еле держат. Ну правда, Ло’ак, ужасно выглядит…

Ее заботливые, но непрошенные советы сегодня раздражали сильнее обычного.

— Ты недооцениваешь мое мастерство, — пробурчал Ло’ак, вновь принимаясь за стежки, — Мои пальцы искусны так же… как и язык, — натянув на лицо самую похотливую улыбочку, на которую был способен, Ло’ак застыл в ожидании реакции; после такого она точно должна уйти.

— Фу, скаун, — Кири закатила глаза, брезгливо поморщившись, и развернулась, почти залепив ему хвостом по щеке: — Мама просила тебе напомнить, чтобы сегодня к ужину не опаздывал, у нас гости будут. Так что закончишь с трусами — и дуй домой.

Не дожидаясь ответа, она ушла, оставив его наедине с попытками придать карманцу товарный вид — пытка шитьем обещала занять всё оставшееся до ужина время.

Но Ло’ака не пугали трудности. Пусть Кири, да и все остальные, думают, что хотят — ему все равно; главное, что он всегда доводит начатое до конца. И в этот раз обязательно справится — он брата воскресил, что ему какое-то там шитье? Игла всё-таки оказалась под ногтем, и он крепче стиснул зубы, протыкая плотную кожу. У него получится.

Чего бы ему это ни стоило.

Ло’ак никогда не причислял себя к излишне сентиментальным На’ви, но последние недели существенно изменили его эмоциональный портрет.

Как иначе объяснить, что он испытывал целую гамму чувств, среди которых затесались вполне себе материнские, когда день за днем у него на глазах цвёл и пах его Бромункул? Воистину лучшее, что он создал в жизни — кажется, так матери говорят о своих любимых детях. К числу которых, кстати, Ло’ак себя не причислял. Слишком уж высока была внутрисемейная детская конкуренция, во всяком случае, до смерти брата. И Ло’ак серьезно намеревался вернуть все на круги своя.

А братишка развивался, что только добавляло проблем — пока еще слабые конечности уже позволяли ему перемещаться по их секретному маруи, причем места, в которых Ло’ак его обнаруживал, порой были самыми неожиданными, вызывая искреннее недоумение, что вообще могло привлечь туда личинку брата. Собственно, карманец и был придуман потому, что оставлять Бромункула одного становилось опасным — помимо хаотичных перемещений, он еще и шкодить начал. Не отличавшиеся особой изобретательностью, пакости братишки стали причиной ежедневной головной боли Ло’ака: попытка самостоятельно искупаться едва не закончилась утоплением в накатившей волне прилива, бусики он себе надеть решил — чуть не удавился, а его навязчивые желания тянуть в рот всякую часто ядовитую гадость и обломки ракушек с острыми краями…

А ведь в начале своего непростого пути воскрешения брата Ло’ак серьезно переживал, что его эксперименты с амритой, дерьмом и семенем могут быть опасны для окружающих; что-ж, актуальные выводы из его наблюдений за микрочеликом давали четко понять — этот «парень» опасен только для себя самого. Кроме того, сложности их совместных будней наводили Ло’ака на мысли, что определенные задержки в развитии у брата налицо, и интеллект все еще уступает физическим показателям, которые тоже вообще-то были не фонтан, но радовали положительной динамикой. Да, братишка все еще путался в хвостике, постоянно запинался и смешно плюхался на тощую жопку или плашмя на пузико, но хотя бы уже не был похож на бесформенную личинку, с каждой неделей всё больше напоминая На’ви.

Да, маленького. Да, стремного. Но На’ви.

Под его габариты карманец подходил идеально — Ло’ак всё рассчитал, чтобы удобно прятать Бромункула от чужих глаз: неокрепшие умы окружающих еще не были готовы к явлению Мини-Нетейама народу. Ну и проблема присмотра за мелким пакостником тоже решалась его гениальным изобретением, пусть и первый экземпляр был слегка кривоват — судьба первого Бромункула тоже оставляла желать лучшего.

Кроме того, до сих пор остро стоял вопрос трудностей перевода с гомункульского на на’вишный. Разобрать мешанину из нечленораздельных звуков, напоминавших то угуканье, то бульканье, было возможно только с помощью красноречивых эмоций на лице бромункула. Получалось ебано.

А братец делал всё, чтобы Ло’ака разорвало от умиления: под его взглядом исследователя Тейам пыхтел, кряхтел и тянул крошечные ручки к нему, зажимая в микроскопических кулачках огрызки веревки с парочкой потертых бусин, то и дело накидывая ее себе на шею, вываливая язык на манер Кири, когда она дразнилась. Пытаясь распознать эти невербальные попытки привлечь внимание, Ло’ак встрепенулся от догадки:

— А, цацку на шею хочешь? Как у настоящего воина! Не рановато? — По вмиг посмурневшей моське сориентировался, примирительно добавив: — Хорошо-хорошо, будет тебе цацка! Только попозже.

На это микрочелик замер, как будто даже обреченно шлепнув себя ладонью по лбу, и опять начал оборачивать веревку вокруг своей шеи, опасно превращая потенциальное украшение в орудие самовыпила. Ло’ак спешно помог выпутаться из нее, приговаривая:

— Сначала повязка. Потом цацки. Организуем тебе повязку, да? Хозяйство-то уже проклевывается, перед Циреей неловко, она же у нас всё-таки дама. Да и с родителями знакомиться без трусов не вариант, бро.

Тейам красноречиво скуксился, заставив Ло’ака вспомнить, как однажды их захмелевший батя рассказывал про свои первые минуты в теле аватара — он не особо думал о трусах, когда выбежал на встречу с Пандорой с голой задницей.

Кто знает, может, у них и это тоже семейное…

Морская вода щипала глаза и продирала пазухи, оседая на языке солью, но Эйва, какая же это мелочь для лесного На’ви, всерьез решившего отдохнуть от своих выдающихся свершений. Сама Великая Мать буквально заряжала его своей энергией: пляж сегодня по-особенному сиял, утопая в солнечных лучах, которые пробивались даже через толщу воды, переливаясь на чешуе диковинных рыб и отражаясь от глянцевых боков илу, снующих у самого дна.

Именно эта энергия, собственно, и давала возможность без устали прыгать с возвышающейся над водой скалы в океан, попутно исполняя импровизированные трюки и заставляя Цирею заливисто смеяться — она расположилась неподалеку на нагретых солнцем камнях, наблюдая за ним. Ее мокрые от воды длинные черные волосы растекались по ее изящной фигуре, создавая причудливые узоры на коже.

Ло’аку было хорошо. Ему нравилось смешить Цирею и дурачиться перед ней — он безусловно был очень крутым парнем, но с ней можно было быть искренним и не бояться осуждения. Она принимала его таким, каков он есть. Пожалуй, в этот момент, на десятом сальто со скалы, запнувшись о свой хвост, слыша смех Циреи за мгновение до того, как вода окутает его прохладой, он чувствовал счастье. То самое, пиковое, настоящее — когда глобально ничего не случилось вот прямо сейчас, но при этом как будто его переполняло ощущением самой жизни.

Вынырнув и дернув ушами в сторону хлопающей в ладоши Циреи, ставшей свидетелем его неудачного сальто, он поплыл к ней, глядя в ее счастливые глаза; при взгляде на нее в набедренной повязке что-то ёкало, но еще сильнее ёкало в груди. Ничего удивительного — она весьма симпатичная представительница водного племени, к тому же, они дружат. Его реакцию можно было списать на подростковое увлечение. Опять же, отец говорил, что у мальчиков его возраста такое бывает.

Вынырнув рядом с ней и упершись руками в теплый камень, заторможено осознал, как близко оказался — у нее от смущения затрепетали ресницы и забегал взгляд, пока он чувствовал тепло ее дыхания на своем мокром лице. Последний раз так близко друг к другу они были на их первых уроках дыхания и медитации.

Шевеление в штанах ощутимо усилилось.

Стараясь игнорировать навязчивые ощущения, Ло’ак сконцентрировался на том самом чувстве безграничного счастья, рвущемуся изнутри. Нужно просто остыть. Отвлечься. На себя, например. Он ведь на самом деле молодец. Красивый, успешный, еще и умный — кто бы мог подумать, что человеческий кривой рецепт гомункула он самостоятельно доработает, применит всю свою находчивость и смекалку и на самом деле создаст жизнь! Причем не просто жизнь, а личинку собственного старшего брата! Нетейам бы…

От его дурного вопля прямо ей в лицо Цирея шарахнулась, округлив глаза; шок сменился на ахуй, когда он бесцеремонно влез к ней на камень, едва не столкнув в воду, и резко запустил руку себе под повязку — не думая, как это выглядит со стороны, Ло’ак залез в карманец, чуть не плача, пытаясь нашарить там самое ценное, что у него было.

— Блять-блять-блять-бляяяяяяять!!!

Наконец, мокрый карманец поддался — на ладони Ло’ака маленькая копия брата судорожно пыталась дышать, отплевываясь от морской воды, вылупив глаза так, что они натурально занимали половину его маленького, посиневшего больше обычного, лица.

— Он все это время у тебя в трусах был?! — возмутилась Цирея, еще не зная о его гениальном изобретении карманца.

Отвечать было некогда — Ло’ак спасал бромункула всеми подручными способами: перевернул малыша на пузико, легонько постучал по спинке, помогая откашляться; в огромных выпученных глазах Тейама застыло недоумение и что-то, что Ло’ак, будь перед ним живой полноразмерный Нетейам в его базовой версии, считал бы как злость, но ведь малыш-бромункул еще не мог злиться, да?..

Поглаживая по маленькой башке пальцем, Ло’ак приговаривал:

— Бля, братишка, прости пожалуйста, я не специально, блин! Честное слово, я не хотел…

Слова застряли в горле, когда крошечный Нетейам, отплевавшись от всей той воды, которой он успел наглотаться, забытый в треклятом карманце во время купания Ло’ака, посмотрел на него тем самым взглядом старшего брата, по которому Ло’ак успел так соскучиться. Взглядом, который так сильно напоминал материнский.

И из приоткрытого от отдышки маленького рта раздался тоненький голос, выдавший на безупречном на’вийском:

Глава 2

На Паякана взгромоздясь,

(Цирея звонить в дурку собралась)

Он призадумался; говно в маруи ждало.

На ту беду отец решил напиться вкусной кавы.

Вдруг, говний дух отца остановил.

Отец сразу застыл, его запах пленил…

Он к котелку на цыпочках подходит,

Вертит хвостом, с гуано глаз не сводит,

И говорит так сладко, чуть дыша:

Ох, как кулинария хороша!

Ну что за запах, что за глазки,

Прям вкусненькое, как из сказки!

А как посолено, как будто впрок!

И верно сладостным быть должен этот сок!

При красоте такой еще — кулинария!

То сын уже не сын, ЛЮБИМЫЙ СЫНА!

Ло’ака от похвал вскружилась голова.

В истерике в зобу дыханье сперло,

И на приветливы отцовские слова

Ло’ак расплакался во все Ло’ака горло!

Брат скрылся в недрах папы живота.

Говна лоток, тулкуний сок,

Кусок хвоста — помешал слегка!

В огонь чуть дров и брат готов!

Что вам Тейама из моря достал!

Я просто хотел подрочить красиво,

Но брата воскресил — и он восстал!

Кошачьи фокусы

Содержание

Глава 1

Глава 2

Дополнительные материалы

Комментарии (0)