Мне было три года, когда я четко и ясно решила одну вещь.

Я никогда не буду шиноби. 

Смотря на своих новых родителей, на круглый живот счастливой матери, обещающей мне сестренку, и розовые волосы отца, я понимала, что роль шиноби выпадет не мне.

А девочке, что пока еще не родилась. Девочке, которая появится только через пять месяцев. Девочке, которой была уготована одна из самых невероятных и тяжелых историй в этом мире.

И как же мне было ее жаль. Мне хотелось выть в голос, когда я касалась теплого живота мамы, уже зная, что там внутри живет она — Сакура Харуно.

— Юко-чан, ты же счастлива, что у тебя будет сестренка?

Когда мне было три года, я четко решила одно.

Я никогда не буду шиноби.

Никогда не буду сильной и несгибаемой.

Никогда не смогу защитить свою маленькую сестренку. Этот выбор осознанный, четкий, ясный.

Я буду торговать в лавке родителей, выйду замуж за простого парня и останусь в стороне от всего этого безумия.

Держаться подальше. От безумных Учиха, от демона Узумаки.

От вечного противостояния добра и зла.

Прости меня, но я слишком труслива.

Не вини меня, Сакура-чан.

, и обратно я не тороплюсь.

Мне жаль. Я не буду ничего менять. Не буду никого спасать. Пусть даже если в моем рождении и заключался тот самый поворот сюжета.

Я не хочу быть жертвой. Не важно, во имя мира или другой благой цели.

Прости за то, что сбегаю, оставляя тебя справляться со всей этой нелегкой жизнью, что тебе предстоит прожить одной.

Можешь не прощать. Просто пойми.

Вытирая тайком слезы расшитым рукавом праздничного кимоно, я решительно шмыгаю носом.

Сегодня мне исполняется четыре.

А ты, Сакура, родишься через четыре месяца.

Я не должна плакать. Ведь я все решила. Но я плачу.

Ты будешь героем, что изменит мир.

Растягиваю улыбку до самых ушей, неловко прячу глаза за нежно-розовыми волосами и, торопливо перебирая ногами, пытаясь не отставать от счастливой мамы и такого же счастливого отца, хватаюсь за их руки, когда нас затягивает толпа фестиваля.

В зеркале витрин, случайных, то ярких, то мутных, отражаюсь я. Маленькая девочка. Нежная, хрупкая, легкая.

Почти нереальная в своей наивной детской чистоте.

И глаза, большие, зелёные, тёмные, 

, широко распахнутые в испуге, когда незнакомый-знакомый подросток, заметив мою панику, аккуратно касается плеча, заставляя, растерянно и испуганно вздрогнув, отвлечься от бесполезных попыток найти в цветастой толпе родителей и посмотреть на него, в страхе поднимая голову и заглядывая прямо ему в глаза.

Уставшие, потухшие, смертельно болезненные.

Когда мне было три года, я поклялась, что никогда не буду смотреть в глаза Учиха. 

Глаза у подростка черные-черные, в свете множества огней праздника в них, до этого пустых, пляшут бесы с отблеском пламени в искрах безумия.

Он смотрит широко раскрытыми черными дырами.

Он держит цепкой хваткой мое хрупкое детское плечо.

Он застывает, затихает, словно та пауза перед громом.

А после улыбается самой нежной улыбкой, мягко оглаживает синяки на плече, оставленные под пальцами, шелком тихо спрашивая имя.

Безумно, с искрами сумасшедшей одержимости.

— Как тебя зовут, малышка?

Так не смотрят на посторонних, случайно встреченных детей.

Не смотрят на незнакомых маленьких девочек.

Да так далеко не каждый пылкий юноша, зрелый мужчина, влюбленный ли, любящий, страстный и жадный до женской ласки, смотрит.

Ком к горлу, слезы к глазам, ужас к сердцу.

— Юко? — на руках подростка ожоги, в воздухе запахи гари и крови, за плечами вопли боли.

Голову кружит, страх залезает под ребра ледяными руками.

 был веселым, вечно опаздывающим, но невероятно добрым мальчиком.

Учиха не бывают добрыми.

— Давай поищем твою маму, хорошо?

У него вместо глаз — черные дыры. Жадные, злые. Жаждущие утянуть и затянуть туда, где никто не увидит и никто не услышит.

Черные зеркала, где мое отражение — бело-розовый, ванильно-пастельный, до безобразия чистый и невинный отблеск.

— Обито, ты чего там застрял? — голос будто сквозь вату.

— А… Ты Какаши не видел?

Лгали. Врали. Неправда все это.

Было ли, не было той самой Рин Нохара, все пропало.

В три года я твердо решила, что не стану шиноби.

Что никогда не буду иметь с ними дел.

Ровно в четыре я поняла.

Как же страшно. Как же жутко. Как же кошмарно осознавать, что вот для этого тринадцатилетнего мальчишки мир замер в одном человеке.

И самое ужасное, этот человек — ты.

Как страшно быть у него на руках маленькой хрупкой девочкой-ребенком.

У мальчишки с черными дырами вместо глаз.

У мальчишки с кровавой одержимостью на глубине космической темноты.

С безумием Учиха вместо сердца внутри.

Маленькая девочка с розовыми волосами, чье белое кимоно украсили в этот вечер розовые цветы, притянувшие, как мотылёк, к себе ало-огненые шаринганы.

Учиха — одержимые до чистых душ 

Часть 1

Воу-Воу

Sofi_coffee

Как же страшно. Как же жутко. Как же кошмарно осознавать, что вот для этого тринадцатилетнего мальчишки мир замер в одном человеке.
И самое ужасное, этот человек - ты. 
А все твои клятвы, обещания и надежды в этот миг превратились в глупые недосягаемые мечты.

Naruto

Обито Учиха/ОЖП

Мир замер в одном человеке

ru-mir-zamer-v-odnom-cheloveke-vou-vou-beta-sofi-coffee

Он был на войне. Он убивал людей. Но проблема была не в этом.

Улыбаясь все так же ярко, пытаясь подбодрить плачущую Рин, которая, словно муха, продолжала лезть к Хатаке, как к банке с медом, он внезапно для самого себя понял.

Он ничего не чувствует. Ну убил и убил. Вспышка эмоций, пробудившая шаринган, мгновения чужой смерти, отпечатавшиеся в памяти.

И ничего. Их было слишком много, этих до мельчайших подробностей страшных смертей, чтобы уже через сотню трупов испытывать к ним что-либо.

К концу миссии он просто хотел выспаться. Желательно в кровати. И поесть нормальной еды.

Ах да, высший шик — помыться.

Бабушка поняла его без слов, давая возможность отдохнуть в тишине теплой кровати и съесть в одно горло целую кастрюлю с рисом.

Но легче не стало. Кровать продолжала манить в свои объятья, и Обито не видел причин ей отказывать.

Шаринган жрал чакру как не в себя. Глаза ныли. Организм, что пробыл почти месяц на абы какой пище, иногда днями сидя на пищевых пилюлях вплоть до голодовки, требовал отдыха.

И тишины. Ни криков. Ни людей в прямом доступе, не важно — живых или мертвых.

Отпустив на время свою веру в лучшее будущее, которое в свете последних событий немного потускнело, может быть, немного пострадать.

В одиночестве. Без свидетелей. Без товарищей и вообще посторонних.

Хотелось одиночества. И подумать.

А потом пришла Рин, таща на буксире Хатаке, с энтузиазмом зовя их, считай заставляя принять участие в фестивале. Хотя точнее будет сказать — постоять в сторонке, взаимно делая вид, что им с Хатаке очень интересно и хорошо в обществе друг друга.

Но Рин все же была подругой и сокомандницей, а еще вызывала в нем теплые чувства. Странные, смущающие. Ему хотелось обнимать ее, оберегать и защищать. Ведь она маленькая и слабая. Беззащитная. И такая глупая, стоит ей только узнать, что Какаши где-то рядом.

Обито вновь растягивает улыбку до ушей, заверяя ее, что все прекрасно, а после приваливается спиной к стене, прикрывая уставшие глаза.

Желания влиться в толпу не было никакого. Паранойя не позволяла.

Но привычка помогать нуждающимся заставила отвлечься от своих мыслей и выцепить из толпы потерянного ребенка на автомате.

Маленькая девочка вертела головой в разные стороны. Из-за распущенных, нежно-розовых волос до плеч, что скрывали личико, рассмотреть ее со стороны, особенно со спины, было сложно.

На ребенка никто внимания не обращал.

Обито, слегка стукнувшись затылком об деревянную стену, которую подпирал, натянул дружелюбную улыбку, хотя сейчас абсолютно точно не хотел быть альтруистом.

И, подойдя к ребенку, коснулся хрупкого плеча, привлекая внимание к себе, чтобы поскорее вернуть потеряшку…

Большие, зеленые, испуганные. С янтарно-прекрасными бликами от праздничных фонарей. Нежное детское лицо.

Контраст. Диссонанс. До и после в одно мгновение.

Обито чувствует себя дураком и кем-то другим, когда что-то темное рвется наружу.

В последнее время у него мало перед глазами было настолько прекрасного.

До хрупкости беззащитного.

Прекрасного в своем испуге, присущем жертве перед хищником.

Мир замер в одном человеке. В одно мгновение. В один момент. Раз и навсегда. Непередаваемые ощущения сдвига по фазе, идеи фикс, одержимости и желания положить «весь мир к ногам твоим и мое сердце сверху бонусом».

Учиха стискивает хрупкое плечо на мгновение, осознавая себя двинутым, сумасшедшим.

Обито как стоял, стискивая в руках хрупкое плечико, так и стоит, залипнув, словно та самая муха-Рин в меду, буквально ощущая, как все планы, все мысли, все цели, все осыпается ломаной крошкой стекла, полного прошлой боли, и на невидимый пьедестал его сознания становится она.

Обито ловит каждую черту лица глазами, словно какой-то извращенец.

Мысли в голове проносятся матерной конструкцией, но он ничего не может сделать, когда его сознание корежит и ломает за одну секунду, и соломинкой, удерживающей его здесь и сейчас, становится лишь 

Незнакомая напуганная девочка.

Обито Учиха отчетливо понимает одно.

Беспомощная, ничего не могущая сделать, конченая мразь.

Наркоман недоделанный, чьи зрачки перекрыли и без того черную радужку, а мир замер в одном маленьком человеке.

Простую, серую, невзрачную Рин? Хах, ты серьезно? Ее? Эту глупую девицу, таскающуюся за Какаши? Не-е-ет. 

Воздушное, нежное создание, что замерло невесомым завлекающим екаем перед ним, нельзя… Спугнуть.

Кто сказал? Здесь никого нет, а значит — можно. 

Кто бы там что ни говорил в этих сказочках Клана Учиха о Проклятой любви, а эти чувства, что он сейчас испытывал к ребенку, мало были похожи на любовь в его представлении. Ему хотелось жестко схватить ребенка, связать, заковать в кандалы и закинуть в закрома, ограждая от всех бед.

В голове билось безумное «мое, мое, МОЕ», и сколько сил ему потребовалось, чтобы подавить в себе неадекватные порывы.

Если он похитит ребенка, чужого ребенка, то ему вряд ли это простят.

— Как тебя зовут, малышка? — расслабиться, унять жесткую хватку и улыбнуться самой доброй улыбкой.

— Юко, — голос тонкий, тихий, пропитанный страхом.

— Юко? — перед глазами стелется кровавый туман.

Имя вбивается в черепную коробку.

Юко. Совершенное имя. Само великолепие.

— Юко Харуно, — и Обито передергивает в мыслях.

 ей совершенно быть не идет.

Давай, скажи, нежность моя случайная, что ты никому не нужна и я смогу…

Он всегда трепетно относился к родителям, своим или чужим, но сейчас в этом слове, отвратительном слове «мама» было столько нежности и надежды, что…

Имя, выбитое в черепной коробке с припиской «моя». Обито внутренне корежит. Перекручивает.

— Обито, ты чего там застрял? — голос Рин… Раздражает. Тусклая бесцветная Рин…

…влюбленная в Какаши. Жаль ее. Или нет. Все равно.

Обито подхватывает на руки вздрогнувшего ребенка, с щемящей нежностью отводит с личика розовые пряди, любуясь отблесками фонарей, что разбегаются на белой коже и теряются искрами в невероятно зеленых глазах.

Он будет искать ее родителей долго. Как можно дольше.

А лучше бы вообще их не найти.

Юко пахнет персиком и выпечкой. Обито прижимает ее к себе почти болезненно, утыкаясь носом в розовые волосы, пряча свое сумасшествие от прохожих. Скрывая безумие за милой улыбкой.

Очнись, она же еще ребенок! 

Темное, мрачное и злое рвется из груди, когда девочка прижимается к матери, а ее отец облегченно выдыхает.

Когда-то он думал, что ревновал Рин к Какаши.

Часть 2

Вы знали, что Масаси Кисимото придумал имя главного героя, когда ел рамэн, а предыстория Наруто описана на основе детского опыта мангаки? Наруто — это аниме, где характеры основных и второстепенных персонажей глубоко проработаны и каждый имеет уникальную историю, которая влияет на развитие сюжета. Сюжет аниме богатый и многогранный: можно посмеяться, напряженно переживать и даже поплакать, прочувствовав эмоциональную связь с персонажами. Этот удивительный мир воинов шиноби не уступает по количеству павших «Игре престолов», а сам Наруто – еще один мальчик, который выжил. 
Чтобы прочувствовать этот мир на все 100%, приглашаем присоединиться к нашему фэндому и читать фанфики про Наруто Узумаки. У нас есть все, что можно представить: дружба, любовь, интриги, гаремы, контент 18+, включая яой и юри. Как вам такой омегаверс — Наруто Альфа и Саске в роли Омеги? А может, вы хотели бы стать попаданцем (или попаданкой), чтобы побыть учеником самого Какаши, присоединиться к Акацуки или клану Учиха? Отправляйтесь в прошлое, чтобы остановить Итачи или же наоборот – помогите ему. Исследуйте Коноху по-своему, станьте джинчуурики девятихвостого лиса демона Курамы, побеждайте богов. Оцените наш сборник фанфиков, следите за реакциями других фанатов и испытайте невероятные эмоции. А мы, в свою очередь, будем следить за тем, чтобы классных ФФ становилось только больше.

Мир замер в одном человеке

Содержание

Часть 1

Часть 2

Комментарии (0)