В моей жизни случалось множество леденящих кровь событий, пересказ которых способен впечатлить самых прихотливых слушателей. В ходе многих из них я оказывался на краю жизни и смерти, умело балансируя на самом краю, и умудряясь выбраться сухим из воды в самый последний момент. И дело даже не в том что я сын Посейдона. Везение, опыт и много, много интуиции.

И однажды меня это все подвело. Так что теперь мне хочется пожаловаться. Кто бы мог подумать? Я не буду вдаваться в бесславные подробности моих бывших подвигов и сконцентрируюсь лишь на том моменте, когда моя жизнь изменилась навсегда.

Солнце было в самом зените, и я, честно говоря, в тот день не выспался. Оно и понятно — мы с Аннабет буквально несколько дней назад выбрались из Тартара, так что мой сон больше напоминал тревожные метания от одних ужасных воспоминаний к другим, уже искаженным моим уставшим от всей этой кутерьмы разумом. Я только и спасался мыслями о скором освобождении и будущем, в котором мы с Аннабет были бы в безопасности. О чем ещё может мечтать полубог, практически слышащий клацанье уведомлений на планшете Танатоса? Только о спокойной жизни да о печенье с шоколадной крошкой.

С желаниями надо быть осторожным — возможно, в тот момент я не сильно задумывался над формулировкой, и боги решили, что это отличный шанс посмеяться надо мной. Даже не знаю, что обиднее — когда боги пользуются тобой, или пускают все на самотёк, как только ты стал им не так уж и нужен?

Тем не менее, наша маленькая бригада греков, представленных мною и Лео, и римлян, в лице Хейзел и Фрэнка, нестройной кучей приближалась к акрополю. Нашей задачей было пленить богиню победы Нику — справедливости ради, она совсем тронулась рассудком, как только обострился греко-римский конфликт. Так что можно было считать, что мы выступали эдакими санитарами, готовыми на почти что добровольной основе скрутить бедняжку и дать ей отдохнуть на нашем пятизвездочном корабле.

И знаете, я в своей жизни встречал множество трагических совпадений, да и про «эффект домино» знаю не понаслышке. Когда все начинается с какой-нибудь мелочи, запустившей целую цепочку событий, и в конце ты сталкиваешься с проблемами такого масштаба, что хоть в Стикс бросайся. Вот в этот раз случилось что-то из такого разряда.

Хейзел, моя добрая подруга, благодаря покровительству Гекаты и своему упорству, могла подчинить себе часть Лабиринта Дедала — а я уже слышал историю о том, как ребята справились с гигантом в доме Аида, используя эту примочку. Честно говоря я никогда не любил этот чёртов лабиринт — непонятно, страшно, так ещё и пару лет назад мы всей компанией чуть не полегли в его коридорах. Но Хейзел я доверял как себе, а потому сама идея меня не пугала.

Никаи. С этими девчонками вообще неудобно вышло — какие-то железные копии Ники, выступавшие в роли рефери на наших греко-римских состязаниях. Летал попкорн, в воздух взмывали первые языки греческого огня, а мы медленно приближались к судьям — естественно, чтобы их уничтожить. Иначе до самой Ники нам было не добраться.

И сейчас, когда я вспоминаю тот момент, кажется, что я листаю собственные воспоминания кадр за кадром, словно криминалист или следователь, внимательно просматривающий записи с места преступления. Раз — последняя Никая ринулась на Хейзел, пытаясь ранить её. Два — я слышу её вскрик, но скорее от испуга, нежели от боли. Мы с Лео стоим, как два истукана, буквально пару мгновений назад расправившись со своей противницей. Я успеваю взглянуть на Лео — он слегка растерян, но в его глазах нарастает тревога. Три — Лабиринт проворачивается, стена перед нами исчезает, в меня врезается разъяренная Никая, и мы вместе отлетаем на пару метров назад.

Полагаю, Хейзел на автопилоте, пытаясь защититься, подняла между собой и крылатой бестией стену, тем самым опустив её в другом месте. Скорее всего это было простое невезение — так вышло, что мы зависли в том коридоре, и, возможно, если бы мы двинулись дальше, то всего этого не случилось бы. Однако я затупил, честно признаться, а потому попал под удар. Я мог бы искать себе оправдания, неловко поглядывая по сторонам, но не буду. Помню, как под весом этой металлической туши я падаю на землю, ударяясь головой, отчего немного теряю концентрацию. Буквально доля секунды, которую вырвал у меня из рук шок, могла бы мне помочь. Но я лишь смог дотянуться до меча, когда Никая занесла руку над головой. На солнце сверкнули металлические когти, спустя мгновение впившиеся мне прямо в лицо.

Я много раз чувствовал боль. Не хочу хвастаться, но я и небо держал немного, и в Тартаре пил лаву, так что я неплохо разбираюсь в оттенках боли. Однако, признаюсь, мне никогда раньше не пытались выколоть глаза, и, как оказалось, это гораздо больнее, чем пить лаву. Честно, я бы лучше выпил графин этой бурлящей жижи, чем пережил бы такое. Но выбора мне не дали.

Голова моментально взорвалась от боли. Я уже ухватился за рукоять Анаклузмоса, так что рефлекторно вскинул руку, прокалывая Никаю, и тут же скинул её с себя, выпуская из хватки меч. Перекатившись на живот, я вцепился руками в свое лицо, пытаясь прийти в себя, но боль была практически невыносимой. Уши напрочь заложило, так что я не понимал, что происходило вокруг меня, пока кто-то не схватил меня за плечи. Будто по щелчку боль превратилась в ярость, а в животе завязался крепкий узел. Секунда — и я отдалённо почувствовал, что Ника слетела со своей колесницы и попала в заготовленную Лео ловушку.

Я почувствовал, как сильные руки буквально отодрали ладони от моего лица. Потом я узнал, что это был Фрэнк, впрочем, никто кроме него этого сделать и не смог бы. Секунда — и я почувствовал, как по лицу стекает что-то прохладное, отдалённо пахнущее масляными печеньками моей матери, так что я догадался, что это скорее всего был нектар. Следом моё лицо обернули чем-то мягким и сильно пахнущим жженым трикотажем. Звон в ушах стал проходить, и я наконец услышал тревожное причитание Хейзел где-то справа. Кажется, она держала меня за плечи.

— Живой? — коротко спросил Фрэнк.

— Да… Все отлично, братан, — я вымучил из себя улыбку и осторожно встал на ноги, чувствуя, как друзья держат меня, под локти с двух сторон. Мои ноги были будто бы ватные, я некрепко стоял, стараясь не падать духом.

— Обратно на корабль, — голос Чжана дрогнул на секунду, и если бы я не знал этого здоровяка, то сказал бы, что он напуган происходящим. — Перси, идти можешь? Лео, Хейзел, вы справитесь? — где-то совсем рядом недовольно сопела и мычала Ника, что дало мне понять, что мы её все-таки взяли. Хоть что-то хорошее.

— Идем, — Хейзел покрепче взяла меня за локоть. Она набрала воздух, чтобы спросить что-то ещё, но не стала.

Я не особо расстраивался.

Я имею ввиду — я кучу раз получал серьёзные травмы и каждый раз выходил сухим из воды. И был абсолютно уверен, что в этот раз все будет точно так же, а потому, как только голова прошла и мне перестало хотеться спать каждую секунду, я стал стараться проводить больше времени с ребятами. На глазах была повязка, и Аннабет вечером меняла её, запрещая мне открывать глаза, пока все не заживёт — боялась, что я ослепну от света, например.

Ну вы знаете, я парень упрямый. К тому же мне было некогда сидеть в каюте и качаться из стороны в сторону — мир был на грани апокалипсиса, так что моя небольшая травма отошла на второй, а то и на третий план. Гея продолжала подстраивать нам ловушки, из которых мы с разной степенью ловкости выкручивались, времени оставалось все меньше, и наши собратья собирались порвать друг друга в клочья на границе Лагеря Полукровок. В общем, я рвался в бой, даже несмотря на временную слепоту — ударялся о тумбочки, сносил столы и промахивался мимо проёмов дверей, все больше раздражаясь. Мне было очень сложно первое время освоиться на корабле, ничего не видя — однако, когда мы сели на воду, мне стало заметно лучше. Чтобы ориентироваться в пространстве, я старался максимально концентрироваться, представляя, что передо мной стоит какое-нибудь чудовище — так моя интуиция работала на всю, и я мог передвигаться «по наитию», и даже успешно, хоть и сшибал мелкую мебель.

А потом Аннабет сказала, что все зажило, и мы можем снять повязку.

Я действительно чувствовал, что ничего больше не болит. Честно, нектар в сочетании с римской мазью практически творили чудеса, сращивая даже сломанные кости за считанные дни. Так что я возлагал на лечение большие надежды, и без особого страха сидел на стуле, пока Аннабет мучительно медленно разматывала бинт.

Вот знаете, я очень люблю свою девушку. Честно. Лучше неё нет никого, и я мог бы часами рассказывать, какая она клёвая. Но порой она такая раздражающе умная. Как и в этот раз — сейчас-то я понимаю, отчего она медлила. Аннабет наверняка подозревала что-то, но просто не хотела меня расстраивать. Пока я пытался слепо осматриваться по сторонам, проморгаться, ожидая, когда же зрение опять вернётся ко мне.

Аннабет осторожно взяла моё лицо в ладони и мягко притянула к себе. Одна рука опустилась ниже, мне на спину, и стала поглаживать меня через футболку. Я уткнулся девушке в живот, пока она перебирала мои пряди, и пытался осознать произошедшее.

Аннабет моя Аннабет. Помимо недюжего ума, она к тому же отлично знает меня и мой нрав. И сейчас, думая о событиях того дня, я понимаю, что она предугадала мою реакцию, и сразу попыталась успокоить. И только благодаря её дальновидности корабль пострадал не так сильно как мог бы. Моя растерянность сменилась осознанием и мгновенной вспышкой гнева. А после Тартара такие вещи контролировать сложно, да и, честно говоря, ни желания, ни сил не было. Где-то вдали послышалось, как рванул фонтан воды, затем ещё один. Видимо, я повредил трубы. Аннабет тут же обхватила меня покрепче, и я скорее рефлекторно обхватил её за талию.

— Всё будет хорошо, — тихо прошептала девушка, прижимая меня к себе. — Мы справимся… Тшш, — она мягко поцеловала меня в затылок, и хотя мне и было приятно, что она сказала, что «мы» справимся, на тот момент меня это практически не утешило. В голову приходило все больше сумбурных и мрачных мыслей.

Я чувствовал, как Аннабет слегка подрагивала. Я тесно сжал её в объятиях, стараясь осознать этот момент. Если мы переживем войну с Геей, то наша борьба на этом не прекратится. Я вспомнил, как с трудом подавил собственную панику, когда Аннабет из-за проклятия лишилась временно зрения. Так что сейчас я прекрасно понимал, насколько ей тяжело пытаться меня поддержать, и при этом не впасть в оцепенение самой.

То самое чувство, когда у тебя было много времени что-то сделать, посмотреть сериал или фильм, например, а потом раз — и возможности это сделать у тебя больше нет. И на тебя накатывает уныние, в перемешку с сожалением — ах, как жаль, что я не посмотрел «Звёздные войны» или все экранизации детективов Агаты Кристи. И в тот момент, одно за другим, всплывали сожаления. Сначала вспоминались мелочи — я никогда больше не посмотрю тот отложенный фильм, не увижу, нормально ли меня подстригли в парикмахерской, не смогу увидеть мамино синее печенье. Последняя мысль утянула меня в куда более серьёзные размышления — например, что я не сдам экзамены в школе, не смогу сражаться, больше никогда не увижу лица своих друзей, свою мать и отчима, свою собственную девушку. Теперь её образ — лишь в моей голове?

Но потом я резко оборвал сам себя и отстранился от Аннабет. Я решил, что сейчас не время пускаться в раздумья. За палубой практически конец света, а я тут сопли распускать собрался? А потому, взяв всю свою волю в кулак, я смог выдавить из себя улыбку и подбодрить Аннабет какой-то глупой шуткой, которую сейчас уже и не вспомню. Но она однозначно посмеялась и мягко поцеловала меня в губы, как и всегда, когда я говорил какую-нибудь глупость.

А это значит, что она много меня целовала.

Итак. Вот я рассказал всю эту слезливую историю моей полной потери зрения. Гею мы победили несколькими днями позже, и, честно говоря, я к этому практически никакого отношения не имел. Даже так — из-за того, что я вслепую пошёл в бой, меня откинули в колонну, и идиотское кровотечение из носа пробудило грязелицею ото сна. По крайней мере меня особо никто не винил — что с него взять, он, вообще-то, слепой. Хотя мне и тогда показалось это грубоватым замечанием, хоть и справедливым. Но это все было больше года назад.

Я держался молодцом. Стоило войне кончиться, так я тут же принялся осваиваться дома. Аннабет с мамой и Полом очень сильно мне помогали, да и ежемесячные встречи нашего небольшого клуба выживших в Великой Семёрке каждый раз радовали меня. Первое время я ничего не замечал. Мне казалось, что никто не обращает внимания на мою травму, даже если я не замечал, как соус капал на мою одежду, или что-то в этом роде. Но потом я стал больше обращать внимания на полутона в голосах окружающих, стараясь снова увидеть их, но по-другому, и без удовольствия отметил, что стоит им обратиться ко мне, так в интонации проскальзывает что-то такое жалостливое. Будто у меня недавно умер кто-то, и все очень аккуратно стараются обходить эту тему стороной, чтобы ненароком не задеть мои чувства. Когда я осознал это в первый раз, то подумал, что ошибся, или преувеличиваю. Но я стал слышать жалость к себе все чаще, и все менее завуалированно.

Представляете, меня, сына Посейдона, пережившего Тартар, жалели только потому что я больше не мог видеть. Сказать, что мне было обидно — ничего не сказать. А потому я решил бороться до последнего — слушал по несколько раз лекции по учёбе, стараясь сконцентрироваться на материале, а не на жужжании мухи, постоянно ходил по дому, чтобы запомнить расположение всех вещей и косяков, и настаивал, чтобы все делал сам. С одеждой, к слову, было легче всего разобраться — щупаешь края, если нашёл шов — значит изнанка. А потом щупаешь ворот и ищешь бумажную бирку. Раз-два и уже оделся. Правда, с носками так не всегда получалось. Но кто туда вообще смотрит? Правильно, никто.

Учеба не клеилась, но для меня это было явлением стабильным, еду я приготовить себе сам не мог, но мог поставить разогреться в микроволновку. Правда, если еда уже была в тарелке в холодильнике — если бы я принялся наливать суп, например, самостоятельно, то весь суп скорее всего был бы на мне и на полу. Я всё также тренировался дома, стараясь поддерживать себя в крепкой физической форме на всякий случай. В общем, я был просто молодцом, и практически смирился со своим новым миром, не обращая на пустоту перед собой абсолютно никакого внимания.

Но что же изменилось сейчас? Зачем снова и снова прокручивать в голове воспоминания, так сильно отпечатавшиеся в моей памяти? Я медленно пошёл к подоконнику в своей комнате и вытащил из кармана ручку.

Если честно, я не знаю. Какое-то время назад у меня в голове будто бы что-то щелкнуло, и моя жизнь превратилась на несколько месяцев в полное затворничество. Возможно оттого, что у Аннабет сильно выросло количество заданий по учёбе, а мама с Полом погрузились в заботу об Эстель. Мне не хотелось их отвлекать от дел, и потому когда меня устало спрашивали о том, хочу ли я выйти на улицу, то я практически всегда отказывался. Прогулка была одним из немногих поступков, на которые я пока не решался — в окрестностях дома не было ни одного светофора с озвучкой, что значит, что я как минимум мог попасть под машину. Я так много использовал своё чутьё и интуицию, что теперь они исправно отказывали, и иногда я не мог сконцентрироваться вообще ни на чём в комнате, зная только расположение предметов на расстоянии вытянутой руки, а дальше — пустота, холодная и кромешная.

И слишком поздно заметил, что загнал себя в ловушку. Сначала это была наша квартира — я выходил максимум до мусоропровода, и все остальное время проводил за входной дверью. Потом Эстель приболела, как обычно болеют малышки, ужасно пугая родителей, и потому в доме стало очень много суеты, и предки были на нервах, так что ненароком просили меня не мешать. Да я и сам врезался в них, если выходил в коридор, а они выносились из комнаты. Так я запер сам себя в собственной комнате.

Сначала было нормально. Я созванивался с Аннабет, спрашивал, как дела в колледже, и старался поддерживать её. Потом она все чаще уходила в дела, и мне не хотелось лишний раз её тревожить. Ну занята же, учится, а я тут ничем не занимаюсь и названиваю ей. В общем, решил отвлечь себя по-другому — больше старался слушать уроки, либо что-то забавное, тренировался, чтобы держать себя в нормальной форме.

Но большую часть времени я лежал на кровати, глядя в никуда, и провалился в беспокойные сны. Я не знаю сколько так продолжалось — изредка сверялся с датами, чтобы вспомнить, когда именно я пропустил крайний срок сдачи домашки. Дела не клеились, учёба все так же не давалась. Всё катилось в Тартар.

Но сегодня все изменилось — мама позвала меня к столу, и это меня безумно удивило. И дело даже не в том, что обо мне забыли, вовсе не так было. Просто меня спрашивали, поел ли я, и я отвечал, что ел. На том и расходились. А так я в основном если и хотел есть, то выбирался за едой ночью, чтобы ни в кого не врезаться. С тоски аппетит у меня пропал, так что делал я это редко.

А тут прямо Перси, иди ужинать. Я так растерялся, что без раздумий поднялся и пошёл есть, будто бы моего распорядка дня никогда не существовало. На кухне вкусно пахло запеченной курицей, ложечкой стучала Эстель, а в районе плиты что-то активно шипело. Такое количество звуков сбило меня с толку, так что я зашёл за косяк, жалко выглядывая.

В мой мозг прокралась жалкая мыслишка, что жизнь прекрасно продолжается и без меня, и что прозябать остатки дней в своей комнате необязательно, но я с лёгкостью отмахнулся от неё. Глупости. Просто все были заняты здоровьем малышки, и, буду честен, я и сам перепугался за неё.

Мама заметила меня в проёме дверей и засмеялась, подходя ближе.

— Перси, милый, что ты стоишь там сам не свой! Я так по тебе соскучилась, — она взяла моё лицо в ладони и крепко чмокнула в нос, и следом обняла меня. Я обнял её в ответ, снова почувствовав запах её волос. Они пахли уже другим шампунем, и почему-то мне от этого стало только тоскливее. Надо собрать себя в кучу и посмотреть на жизнь с другого ракурса.

Я потрепал осторожно Эстель по пушистым волосикам и сел за стол рядом с Полом. Он шуршал бумагой. Возможно, читал что-то по своему предмету, или готовился к занятиям. Вроде сегодня был будний день. Честно говоря, я понятия не имел. Наверное, надо заговорить.

— Что читаешь? — спросил я, наклонив голову к Полу.

— А? Да я так, листаю каталог, — Пол, судя по голосу улыбнулся. Или удивился? Боги, я совсем забыл как различать интонации. Так, соберись, Джексон.

Каталог оказался у меня на коленях и я взял его в руки. Тяжёлый, с глянцевой гладкой бумагой.

— Да. Мы с мамой хотим взять какой-нибудь шкафчик для вещей Эстель, — Пол мечтательно вздохнул, а у меня скрутило желудок.

Я очень люблю сестру, правда. Она просто зайка, особенно когда хватает меня за нос или начинает что-то самозабвенно булькать.

А ещё я люблю свою комнату и личное пространство. Да кто же его не любит? Но вот незадача — в нашей квартирке три комнаты. Родительская, моя, и гостиная, где сейчас стоит кроватка Эстель. Пол немного храпит, так что чтобы не мешать малышке спать, они вывезли кроватку в гостиную. Да и так к ней быстрее всего попасть с любого места в квартире. Но вот простой расчёт — я должен был уехать в колледж в Новый Рим. Обосноваться там потом с Аннабет и жить не тужить. Моя комната перешла бы к Эстель, и мне не было бы до этого никакого дела.

Но вот он я. Сижу безвылазно дома. Слепой и в колледж не поступивший. Я облизнул пересохшие от волнения губы. Видимо, лишь вопрос времени, когда меня попросят съехать из комнаты в гостиную. Я ещё никогда не чувствовал себя настолько лишним в собственном доме. И не помню, чтобы я раньше жалел, что пережил войну с Геей. Мир полон новых впечатлений.

— Перси, родной, ты так побледнел. Ты в порядке? — мама была обеспокоена, кажется. Она присела рядом со мной и убрала со лба чёлку, когда как я только отвел глаза в сторону. Привычка.

— Ты кажется ещё и похудел… Что-то стряслось? — мама стала ещё более обеспокоенной, и её настроение передалось мне. Я не хотел бы, чтобы она ещё и за меня переживала, ей и Эстель пока что хватит.

— Всё супер. Устал немного, — я натянул на лицо улыбку, но мама скорее всего не повелась. Однако сейчас развивать эту тему не стала.

— Ты будешь курочку? — она продолжала гладить меня по волосам и я будто постепенно возвращался к жизни. Её ладонь была тёплая и мягкая, а поглаживания успокаивающими, так что веки налились тяжестью и я уткнулся носом ей в плечо. Мама мягко обвила меня руками и прижала к себе.

— Ну, мой мальчик… — она поцеловала меня в макушку и стала чуть покачивать. — А овощи будешь?

— Буду, — пробормотал я, чуть улыбнувшись. — И курицу буду.

Ужин прошёл отлично. Я практически без проблем справился с едой, и даже не заляпался сильно. Было действительно очень вкусно. Сам я ленился греть себе еду, так что ел то, что мог достать и сразу съесть холодным. Пару раз нарвался на просроченный йогурт. Так что тёплая еда с пылу с жару пробудила во мне бывалый аппетит. До поры до времени.

— А как дела в школе? — спросила мама, стукнув о тарелку вилкой. Кусок застрял у меня в горле и я еле смог его проглотить.

Мама всегда понимала, что мне тяжело учиться, а сейчас тем более, и не ругала меня за плохие оценки. Но сейчас признаться ей, что у меня семь неудов из десяти возможных было как-то неудобно.

— Бывало и лучше… Бывало и хуже, — пробормотал я, отведя глаза в сторону и принялся жевать быстрее. Впрочем, думаю, у мамы уже складывалось впечатление о ситуации.

— Хорошо… Тебе нужна помощь?

— Нет, все супер, — я ответил на автомате и понял, насколько фальшиво это звучало. Но и брать свои слова назад я не хотел. Так что только улыбнулся и встал из-за стола. — Спасибо очень вкус-

— Ааатя! — оглушительно крикнула Эстель и швырнула что-то на стол. Я невольно поморщился и вздохнул, потерев уши, и вылез со своего места, ускользнув под шумок в свою комнату.

За закрытой дверью я почувствовал себя одновременно и спокойнее и тоскливее. Некоторое время я ходил по комнате, рассуждая, стоит ли мне идти и признаваться маме насчёт своих оценок и просить помощи, или стоит оставить свои проблемы при себе. Да и чем она сможет помочь? Я понял, что что-то точно не так, когда вспомнил, что сегодня проигнорировал звонок Аннабет. Я собрался с духом, отрепетировал пару раз пламенную речь и тихонько вышел из комнаты.

Родители ещё не спали, судя по приглушенным голосам. Эстель спокойно сопела в гостиной. Я подошёл к двери спальни и прижался к ней ухом, чтобы убедиться, что я не прерву важный и личный разговор.

— Да, я посмотрела его оценки на портале, — мамин голос звучал настолько расстроенно, что у меня желудок ушёл в пятки. — Не надо было оставлять его одного. Он сам без нас не справится. Я… Должна была проследить, что все точно в порядке. А сейчас… Боюсь, его второй раз оставят на второй год.

— Брось, — голос Пола был на удивление спокоен. — Они же в курсе, что с ним. Ну сделают поблажку, выпустят же как-нибудь.

— А потом? — мама была готова, кажется, удариться в отчаяние. — Мой бедный мальчик… Что ждёт его после школы? Куда его возьмут? Я не представляю… — моё терпение лопнуло, когда я услышал, как она всхлипнула. Я отошёл от двери, растерянно глядя в никуда. Мысли, до этого лишь мелькавшие в моей голове, захватили полную власть.

Я должен был справиться. Я не раз заставлял свою мать плакать, и ничего не мог с этим поделать — жизнь полукровки полна опасностей, и я привык находиться на грани. Сейчас же трагедией было моё существование. Я бесшумно скользнул в свою комнату и запер дверь.

Вот он я. И я могу закончить это все здесь и сейчас. Могу освободить мою маму от тяжёлой ноши в виде беспомощного и бесполезного сына. Освободить свою возлюбленную от тяжелого груза заботы обо мне. У мамы есть Эстель, и теперь она точно переживёт мою смерть, а у малышки будет законная комната. Аннабет мудрая и расчетливая девушка, и рано или поздно она обязательно двинется дальше и будет счастлива.

Мне просто нужно снять колпачок, оставив ручку пишущим кончиком к себе. Она волшебным образом растянется в мой верный меч Анаклузмос, и на таком расстоянии наверняка пронзит меня насквозь. Правда, зрелище будет не из приятных, но для этого я и запер дверь. Надеюсь, что полиция будет её вскрывать, а не Пол.

От окна повеяло прохладой и я задумчиво качнул головой. На дворе был уже дождливый ноябрь, если я правильно помню, хлестал дождь. Я полной грудью вдохнул влажный воздух и слабо улыбнулся. Пластиковый корпус ручки нагрелся в руке и теперь практически не ощущался.

Вдох, выдох. Мне вспомнились героические подвиги моих друзей, отчего я почувствовал себя жалким и бесполезным. Скрипнув зубами, я ухватился за колпачок ручки.

Я уже был готов снять его, когда в другой комнате послышалось копошение. Я положил ручку на рабочий стол и медленно вышел из комнаты. Не знаю, сколько времени я провел за размышлениями о бессмысленности жизни, но разговоры в спальне родителей стихли. Я тихо прокрался в гостиную.

И, как и ожидалось, я тут же услышал тихие всхлипывания проснувшейся в одиночестве Эстель и осторожно подошёл ближе. Мама ещё не успела проснуться, так что я решил дать ей отдохнуть. Все-таки завтра и так будет тяжёлый день. Но боль пройдёт, и зато не будет больше переживаний по поводу того, куда бы меня девать. Я знал, что умирать премерзко, но надеялся, что все пройдёт легче, чем, например, в Тартаре, хотя наверняка заслужил достаточно страданий за то, что намеревался сделать. И скорее всего попаду на Поля Асфоделей, перебив все свои подвиги собственной кончиной, выйдя в нулевой счёт.

Не Поля Наказаний, и то спасибо.

Я осторожно наклонился над кроваткой и сестра тут же заинтересованно замолчала. Судя по лёгкому ветерку и шороху, она стала пытаться достать до меня своими маленькими милыми пухлыми ручками. Мне нравилось их щупать, когда её давали подержать. Я опустил руку вниз и Эстель тут же ухватилась за мою ладонь, принявшись её мять. Дети такие странные создания. Я терпеливо стоял, ожидая, когда она наиграется с моей рукой и я смогу вернуться в комнату, но сегодня ей хотелось больше внимания, а потому она отпихнула мою руку и недовольно хрюкнула.

— Ну ладно, пойдём на ручки, — пробормотал я, осторожно спуская обе руки в кроватку и аккуратно поднял сестру, тут же приложив к своей груди. — Что, девчонка, хочешь погулять?

Эстель в ответ протянула что-то неопределённое и шлепнула меня по щеке.

— Отлично, пойдём посмотрим на звёздочки, — негромко предложил я и подошёл ближе к окну. Небо наверняка заволокло тучами, так что сейчас оно скорее всего было черно-желтым, отражая городское освещение. Мне вспомнились звезды, которые я видел во время поиска на Аляске.

— И не говори, — грустно вздохнул я и немного покачал сестру на руках. — Я попрошу маму, чтобы она свозила тебя на Аляску, крошка. Там такая красота, тебе обязательно понравится.

— Абу, — Эстель уверенно шлепнула меня по руке — наверное, в знак крайнего согласия с моей затеей.

— Вот и я о том же, — я чуть улыбнулся, опустив голову вниз. Интересно, что она видит? Я точно смотрю на неё, или куда-то мимо? Конечно, она ещё слишком мала, чтобы понять, что со мной происходит. Но однажды ей расскажут. Ну, кто-нибудь.

Вдруг моё внимание будто бы переключилось. Была у меня такая отличительная черта — когда я спал, то порою пускал слюни. Это было излюбленным подколом Аннабет ещё со времен нашего общего детства. И, судя по всему, эта особенность передавалась по маминой линии, потому как Эстель была заядлой любительницей попускать слюни. Обычно я чувствовал их, прикасаясь к подбородку — он практически всегда был влажным. Однако сегодня было по-другому.

Я буквально чувствовал воду вокруг себя. Я почти что видел влажные пальцы Эстель, облизанные губы. Ощущал, как вода в виде дождя сталкивается с препятствиями, вроде домов и машин, и мог почувствовать их силуэты. От осознания происходящего я немного опешил и не заметил, как Эстель обслюнявила мне всю майку.

— Эй, рыбка, — я поднял сестру выше, осторожно держа её над собой, пока та растерянно вертелась. — Ну и ну... Мы ещё поборемся, да? — губы невольно растянулись в улыбке, и Эстель заливисто засмеялась.

Я опустил сестру и осторожно прижал к себе, покачивая на руках. Нет, зрение не вернулось ко мне, однако сейчас я мог практически чувствовать опору под ногами. Вода снова была на моей стороне, и я чувствовал её сейчас довольно четко. Мои проблемы никуда не улетучились, однако открытие новых возможностей будто бы вдохнуло в меня жизнь. Разум прояснился, и то, что казалось мне секунду назад единственным выходом, оказалось для меня страшным порывом.

Отец мой Посейдон. Я практически покончил жизнь самоубийством. Ничего себе я приуныл.

— Крошка, — прошептал я, опустив глаза на свою сестру. Та уже во всю оттягивала ворот моей футболки и что-то самозабвенно гукала. — Клянусь тебе… Маме, Аннабет… И рекой Стикс, — я решил подкрепить свою клятву чем-то ещё более существенным. — Что никогда не покончу с собой. Я буду держаться. Мы же поборемся с тобой, правда? — я почесал сестру по животику и она, раскрыв рот, попыталась поймать мою руку.

Ну уж нет. Никакого суицида в мою смену. Дожили, называется. И если я обязан своим просветлением отцу… То спасибо ему. Но мог бы и пораньше, на кой черт я год мучился?

Глава 1. Почему мне не нравятся длинные ногти

Лукинфор

Я привык быть героем для всех. Многие видели во мне опору и надежду. Ожидали от меня каких-то указаний или советов. Но сейчас мне разобраться бы как самому жить дальше.

Риордан Рик «Перси Джексон и Олимпийцы»

Риордан Рик «Герои Олимпа»

Перси Джексон/Аннабет Чейз

Перси Джексон

Аннабет Чейз

Море в моих руках

Сегодня к нам в гости должна заехать Аннабет, и мне очень хочется опробовать мои новоприобретенные способности. В смысле, да, я буквально ночью собирался покончить с собой, но я же отказался от этой идеи, верно? Так что я забил на аудиоурок по истории и решил заняться делами более насущными. Мама занималась обедом, Пол работал в гостиной и приглядывал за Эстель. А потому я решил, что устрою им сюрприз и приготовлю печенье на десерт. Однако если я не хотел попасться раньше времени на глаза семье, нужно было тихо смотаться в магазин и вернуться, чтобы в комнате замешать тесто. А потом я как-нибудь отвлеку маму и испеку печенье.

Я ходил по комнате, стараясь от возбуждения не сносить предметы с тумбочки или с рабочего стола. Дождь, правда, вчера кончился, так что я больше не чувствовал себя настолько прозревшим, однако общее представление об окружающем мире у меня сохранялось благодаря повышенной влажности воздуха.

Это сложно описать, но я постараюсь. Такое ощущение, будто ты, находясь в темной густой патоке, вдруг видишь, как что-то мелькает на периферии зрения — мерцает каким-то цветом, неважно, каким. Я концентрируюсь на этом мерцании и вижу размытые подрагивающие очертания чего-то, содержащего воду. В принципе, почти всего на свете, наверное? Я мог подойти ближе к окну и долго внимательно концентрироваться на домах, чтобы различить его очертания и окна, например, и так далее. Я играл с этим ощущением почти всю ночь, и к утру у меня разболелась голова, так что лимит у меня сейчас на эти способности, полагаю, достаточно жесткий. Значит, нужно соображать быстрее. Просто ещё одна задача, не более того. Я справлюсь.

Связать между собой миры звуков, тактильных ощущений и этой новой «интуиции влажности» — я пока не придумал, как получше назвать свою новую крутую супер-способность, — у меня не вышло за одну ночь. Стоило мне отвлечься на звук — очертания влажных объектов растворялись, превращаясь в мешанину. Опознавать предметы по тактильным ощущениям порою было всё также сложно, но думаю это из-за моего затворничества. Я так забил на осознание и познание в эти месяцы, что немного растерял те некрепко усвоившиеся навыки. Ничего, не просто наработаю обратно, а еще и усовершенствую.

На кухне шипела сковорода, постоянно сбивая меня с мыслей, так что я решил обратиться к компьютеру. Поклацав дважды мышкой я подождал пару минут, чтобы все программы подгрузились и обратился к голосовому помощнику.

— Энни, — у меня был соблазн назвать её именем Аннабет, однако стоило мне представить, как мы сидим с ней в комнате, разговариваем, и вдруг срабатывает голосовой помощник, так я сразу отказался от этой затеи. — Найти и зачитать вслух рецепт… — я задумался на секунду, как лучше сформулировать запрос, но моя маленькая нейросеть решила, что я закончил свою пламенную речь.

— Рецепт — это письменное обращение врача к фармацевту о приготовлении и отпуске лекарств, которое также содержит указания, как ими пользоваться. Рецепт составляют по определённой форме и правилам.

— Аид тебя подери, — пробормотал я, дослушав монотонный бубнеж определения из Википедии. — Энни, найти и зачитать рецепт печенья с шоколадной крошкой.

Наконец она стала зачитывать необходимый мне рецепт, и я даже притормозил, внимательно слушая и стараясь запомнить ингредиенты. Простейший рецепт печенья: масло, мука, яйца, сахар, разрыхлитель, шоколад. Граммовки я не запомнил, если честно, но думаю, если я куплю всего по пачке, то мне будет достаточно. Повторяя список ингредиентов вслух, я рыскал в своём рюкзаке в поисках бумажника. Наконец я вытащил небольшую кожаную книжку и раскрыл её, вытянув из кармашка несколько бумажных купюр. Ну и сколько тут денег? Я задумчиво провел по каждой пальцами, пытаясь понять, что на ней изображено, недовольно бормоча под нос проклятия. Ни одной вмятинки. Вы издеваетесь? Я с досадой вздохнул и засунул деньги обратно, принялся нащупывать карту. Наконец я нашёл пластиковую карту и нащупал на ней номер и, кажется, свое имя. Ну первая буква была точно «п». Я вздохнул и засунул карту обратно в бумажник, а его в свою очередь запихнул в карман джинс. Отлично. Что-то да куплю.

Я попросил Энни открыть карту, построить и озвучить маршрут до ближайшего продуктового. Я сразу понял, что она указала мне на супермаркет в паре кварталов от дома. Он был довольно приличный, да и меня там когда-то наверняка знали, так что, надеюсь, справлюсь. Если они не переставили продукты на другие полки… А помню ли я расположение старых полок? Я бы наверняка узнал бы, если бы увидел, но в этом, как понимаете, и была проблема.

Решив, что сомневаться больше нет смысла, я схватил рюкзак, в который намеревался запихнуть продукты, и толкнул дверь комнаты. Однако тут же из колонок компьютера заиграла простецкая мелодия звонка на один из мессенджеров.

— Входящий вызов: Воображала номер один, совиная мордочка, — озвучила Энни холодным голосом.

— Э-э, принять, — неловко ответил я, закрыв дверь и закинув рюкзак на кровать. — Без видеосвязи.

— Входящий вызов: принять, — повторила Энни и наконец я услышал свою девушку.

— Перси, привет, — поздоровалась Аннабет, и голос у неё был такой радостный, что я невольно вспомнил о событиях сегодняшней ночи. Если бы не Эстель, сегодня утром настроение у моей возлюбленной было бы не таким хорошим. По спине пробежали мурашки, и я невольно оттянул правый рукав толстовки пальцами.

— Привет, — запоздало поздоровался я, шлепнувшись на компьютерный стул. Ладно, быстро поговорю и побегу в магазин.

— Что делаешь? — послышался шелест бумаги. Неужели она снова звонит мне, параллельно листая учебник?

— Да так… Ничего, как обычно, — я пожал плечами, укутавшись в плед, накинутый на спинку стула. Я чувствовал Анаклузмос в кармане своих джинс, и, пожалуй, впервые мне было от этого не по себе.

— Ты уже сдал тот устный тест по истории? — как бы невзначай спросила Аннабет. Я знал, что этот тест волновал её больше остальных — по этой теме она ещё пару месяцев назад меня готовила.

Ну вы понимаете, где я и где информация, полученная об Американской Революции два месяца назад.

— Перси, — Аннабет говорила уже чуть более настойчиво, и мне стало ещё более неловко. Как я ей скажу, что даже не вышел на связь в день теста? Она меня пустит на греческий салат.

— Да… Сдал, — я обречённо вздохнул.

— Ох, Перси… — Аннабет звучала на одну секунду очень разочарованно. Но тут же собралась и подавила это в себе. — Ладно, пересдадим.

От мысли о передаче у меня прошёл холод по спине, и я неловко потупился. Как же я ненавижу учёбу.

— Перси, — я знаю, она пыталась до меня достучаться. — Я…

— Окей, ладно, я пойду позанимаюсь, звони если что, люблю, — я кликнул четыре раза на кнопку на мышке и вызов был завершён. Не сейчас, Аннабет.

Я чувствовал себя немного виноватым за то, что так сбросил звонок, но перезванивать она не стала. Возможно, была тоже занята, не знаю. Но чем дольше я медлил, тем меньше во мне было уверенности, что я вообще куда-то пойду. Так что я собрал всю свою мужественность в кулак и вышел из комнаты.

Пол все также сидел в гостиной и печатал что-то в ноутбуке. Тихо поскрипывала колыбелька Эстель. В глубине квартиры шкворчало масло, и в коридоре вкусно пахло едой. Я немного постоял, пошарив рукой на тумбе, пытаясь найти мамин мобильник. Там есть интернет, и я смогу на месте уточнить у голосового помощника, что мне искать на полках. Шерховатая поверхность дерева с неглубокими вмятинами. Какая-то пластиковая палочка. Я коснулся пальцем кончика и почувствовал прохладный металл, а на моем пальце осталось что-то слегка влажное. Наверное, это ручка. Я отодвинул её чуть в сторону и двинулся дальше. Наконец я коснулся глянцевого прямоугольника. Края были скругленные, а поверхность прохладной. Стекло, скорее всего. Наверное это и есть мамин телефон. Я осторожно взял его в руку, и, судя по весу, это он и был. Вздохнув, я сунул телефон в карман и прошмыгнул к входной двери.

Встав на колени, я стал ощупывать обувь. Где-то тут должны стоять мои кроссовки, но я не выходил на улицу очень давно, и мама не раз убиралась за это время, так что мои шансы что либо найти стремились к нулю. Впрочем, даже когда я видел, после маминой уборки многие вещи бесследно исчезали со своих належанных мест. Наконец я ухватился за шерховатый шнурок. Взяв обувь в руки, я прощупал подошву. Достаточно крупная, с небольшим углублением. Потом прошёлся пальцами по верхней части, оказавшейся из кожзама. Нащупав на одной из сторон крупную галку, я понял, что это и есть мои кроссовки «Найк».

Ника и Гера хоть и соревновались у меня за звание «Богиня, с которой я больше не хочу вообще никогда сталкиваться в своей и без того сокращённой жизни», эти кроссовки, за неимением других, я выбросить не мог. Хотя даже произносить название этого бренда мне было душевно больно.

Что же, это первая победа за сегодня. Натянув обувь, я надел рюкзак на оба плеча и решительно нажал на ручку двери, открывая себе путь дальше. На меня тут же повеяло холодным воздухом. Неловко поежившись, я сжал лямку своего рюкзака. Впереди — неизвестность, и в тех условиях, в которые я сам себя поставил, мне никто не поможет. И даже моя способность видеть мокрые предметы не помогала мне сейчас различить хоть что-то перед собой. Воображение смутно рисовало мне мой привычный общий коридор, однако насколько хорошо я его помнил? Опираясь на эти впечатления, я легко мог слететь с лестницы кубарем, и прощай моё бесславное путешествие.

Так. Соберись, Джексон, ты стоял лицом к лицу с огромной армией монстров, когда тебе было всего лишь пятнадцать! Справедливости ради, я их видел хотя бы. Тряхнув головой, я выскользнул из квартиры и тихо закрыл за собой дверь. Аннабет практически ослепла в Тартаре от проклятия. Да, это было временно, и она полагалась на меня, но разве она струсила? Нет. Вот и я не стану бояться. Если что, меня найдут. Правильно? Правильно. Всё, пути назад нет. Пока не куплю продукты, домой не вернусь.

Почему я не взял трость? Нет, она естественно у меня была, мои родные не звери. Не купить слепому трость — где это видано? Но я из чувства собственного достоинства, конечно, отрицаю необходимость в ней, но видит Зевс, мне стоило поступиться своими принципами. Вдох, выдох. Пол мыли рано утром, судя по всему, так что он был практически сухой, а потому я скорее наугад ступил вперёд. Ноги от страха подгибались, но я лишь стискивал плотно челюсть и шёл вперёд. Это твой мир, Джексон, и в нем надо жить, а не существовать. Идти сквозь ощущение темноты было также сложно, как сопротивляться течению реки Стикс. Воздух будто бы был слишком плотным, обволакивая и стискивая меня, в своих удушающих объятиях…

Печенье. Печенье, которое я приготовлю, будет самым вкусным, что когда-либо пробовала моя девушка. Надо сконцентрироваться на печенье и не думать о своей слепоте. Чем больше я думал о том, что ничего не вижу, тем темнее становилось перед глазами. Я смело ступил вперёд и моя нога соскользнула вниз так резко, что я всем телом подался вперёд, и поперёк живота мне врезалось что-то довольно острое и металлическое. Я пощупал то, что мне удалось схватить, и догадался, что это, скорее всего, поручень, а моя нога соскользнула с первой ступеньки.

Вот тебе и приключения не отходя от дома. Я постарался унять часто бьющееся от испуга сердце, и, ухватившись поудобнее, стал спускаться, по ступеньке за один раз. Спустя несколько ступеней я вошёл в ритм и запнулся, когда столкнулся с пролетом. Повернув вместе с поручнем, я стал спускаться дальше. Здесь стены были гораздо тоньше, и меня без конца отвлекали сигналы машин, крики людей, завывание ветра в небольшой щели в окне, и капающая где-то вода. Я забыл, что последняя ступенька была ниже остальных, и на автомате наступил достаточно жёстко на землю, но благодаря толстой подошве не так сильно почувствовал удар.

Я с трудом распрощался с поручнем и ступил вперёд, уже совсем не представляя, что передо мной. Но я помнил, что здесь обычно довольно темно, так что я вытянул перед собой руки, готовый если что падать. Ну, небольшой уступ ждал именно меня. Естественно, я запнулся и упал от неожиданности вперёд, голыми руками врезавшись в холодную металлическую дверь. Ауч. Хотя бы лицом не приложился. Я осторожно поднялся с колен и переступил уступ, тут же нащупывая слева от себя кнопку открытия двери. Где-то запищал сигнал и я толкнул дверь вперёд.

Мне в лицо резко ударил холодный ветер, вобравший в себя запахи выхлопных труб и ближайшей пекарни, а голова заполнилась уличным шумом, напрочь выбив оттуда все мысли. Их, между прочим, и так было не очень много. Я закрыл глаза и вытащил из кармана толстовки очки, которые всегда там лежали на всяких случай. Мама сказала, что стекла тёмные, так что я смогу скрыть свою слепоту. Если, конечно, окружающие тупые…

Я не хотел отличаться от обычных людей. Не хотел бы, чтобы моя слепота хоть как-то отличала меня от них. Неужели мне недостаточно быть полубогом? И я знал, что это иррационально, и что я не могу быть полностью равным зрячим людям. Но я упрямый парень.

Магазин нашёлся легко. Я знал, что он по правую руку от булочной, так что без особых проблем дошёл до него, к тому же прямо над его дверьми орала аудио-реклама какой-то очередной акции, и в воздухе веяло свежей выпечкой. Двери автоматически распахнулись передо мной и я скользнул внутрь, встав чуть вбок, чтобы не мешать другим посетителям, и попытался сосредоточиться, чтобы прочувствовать магазин чуть четче.

В магазине работали кондиционеры. Это я понял по суховатым теплым вихрям воздуха, разбивавшим холодный ветер с улицы. В животе затянулся болезненный тугой узел, и я невольно поморщился, но пытаться прочувствовать пространство дальше не перестал. По левую руку от меня было что-то большое и прохладное. Я протянул руку в ту сторону и почувствовал металл. Окей. Наверное это камера хранения. Я резко отдернул руку, покраснев как помидор.

Вообще-то план был «не выдавать себя», и именно поэтому я стою и слепо щупаю все вокруг? Это никак не поможет мне справиться с задачей. Шумно выдохнув, я поправил толстовку и пошёл вперёд и вправо — там воздух будто чем-то отсекался, так что я предположил, что там очередные автоматические двери, раздражённые моим близким присутствием.

Звуковой сигнал громко пикнул над моей головой, извещая всех, включая охрану, что я вошёл на территорию супермаркета. Хороший знак. По крайней мере это действительно был вход. Я уверенно пошёл вперёд, стараясь подавить нарастающее в желудке чувство тревоги. Мысли о том, что я не был на улице больше двух месяцев, били мне в затылок, заставляя робко прислушиваться к окружению — вдруг я кому-то мешаю пройти?

Лучше казаться импульсивным и неловким, правда? Поэтому я сделал два широких шага и врезался во что-то лёгкое и хлопающее. Обхватив небольшую башенку, я ухватился за верхний блок и потянул. Одной рукой я провел по верху и выяснил, что это пластиковая ёмкость с редкими дырочками и ручкой, прикрепленной к середине рамы. Кажется, это корзинка. Я ухватился за ручку, чуть шершавую на срезе, и припустил туда, откуда веял влажный прохладный воздух.

В нос ударили запахи свежей зелени. Я не мог различить, какой именно зеленью всё это буйство пахло, но отчетливо чувствовал агрессивные нотки базилика. Я коснулся прилавка, который, благодаря влажным прыскалкам, ярче всех выделялся в моем "поле зрения". Подняв руку выше, я случайно коснулся пальцами чего-то шелковистого. Я максимально незаметно отщипнул кусочек и потёр его между пальцами, поднёс пальцы к носу. В ноздри ударил свежий запах мяты, и мне захотелось чихнуть. Сунув листик в карман, я двинулся дальше по магазину.

Отойдя подальше от входа, я выудил телефон из кармана и глубоко вздохнул. Теперь надо вспомнить, за чем я вообще пришёл. Я провел пальцем по прохладному стеклу и нащупал низ экрана. Задержав там палец, я дождался короткого звукового сигнала и спросил у мистера Гугла, какой процент влажности должен быть у муки высшего сорта. Да, я понимаю, это та информация, которая жизненно необходима. Не более четырнадцати с половиной процента. Вот только я не умею определять влажность на глазок в процентах.

Бесполезные знания тоже являются частью моего существования. Как, например, я точно знаю, что парочку циклопов-людоедов можно напугать затвердевшими веганскими безглютеновыми пироженками.

В общем я решил, что эта информация сейчас мне не поможет, так что я просто двинулся вперед, опираясь на стеллажи. Почувствовав слабый аромат специй, я завернул в сторону этого запаха, и стал щупать пакеты на полке. Ухватив один из них, я стал вертеть его в руках, чувствуя, как на них оседал небольшой налет. Я вздохнул и поднес пачку к лицу. Пахло чем-то пустым. Крахмал? Мука? Я чуть поддернул верх упаковки  и потер пальцем на налипшем порошке, и лизнул палец.

Сладко. Судя по всему, я схватил пакет сахарной пудры. Удивительно, почему же она ничем особо не пахнет? Мне казалось, что сахар чем-то пахнет. Может это конкретно эта пудра? Я рассудил, что на этой полке стоит разный сахар, и стал прощупывать пакеты в поиске обычного сахарного песка. Наконец мне под руку попался пластиковый пакет, который мне было удобно прощупать. Крупные гранулы перекатывались под пальцами, приятно напоминая мне о песке на пляже. Думаю, это то, что мне нужно. Первый ингридиент есть.

Кинув сахар в корзинку, я понадеялся, что он не лопнул и не начал высыпаться на пол. За пустой пакет я не хотел бы платить. Двинувшись дальше, я попытался логически поразмыслить, где может быть мука. Наверное, я где-то близко. Слишком задумавшись, я столкнулся с кем-то перед собой, тут же до смерти перепугавшись.

— Что вы творите?! — воскликнул высокий женский голос. Мне тут же стало неловко, и я резко отстранился.

— Простите пожалуйста, я-

— У меня на руках ребенок, между прочим!

— Вы не знаете, где мука? — выпалил я, сжав ручку корзинки, и попытался обаятельно улыбнуться. Девушка наверное опешила на пару секунд, а потом шумно фыркнула. В следующую секунду мне в грудь что-то резко ударило, и я автоматически подставил руку.

— Вот мука, — недовольно пробурчала девушка и отпустила пачку, которую я тут же перехватил. — Чудак.

Судя по паузе, это было самое приличное, что она смогла выдумать. Я почувствовал, как воздух взметнулся перед моим лицом, и услышал шарканье подошвы. Девушка ушла восвояси, а я опустил пачку в корзинку, надеясь, что она мне не соврала. Мне было неловко, так что я поспешил продолжить свои поиски.

Яйца, шоколад, разрыхлитель... Черт. Наверное он остался где-то там. Но я понятия не имел, какими пачками продают разрыхлитель. Маленький пакетик? Килограмм? Да и возвращаться к тем стеллажам мне не хотелось. Ну что может случиться с печеньем без этого дурацкого разрыхлителя? Ничего. Наверное? Что такое разрыхлитель?

Яйца. Мне было страшновато обходить стеллажи, подходя к ним вплотную, чтобы понять, что находилось на них, прекрасно зная о хрупкости яиц. Говорю сейчас просто как дошкольник. Вот это яйцо, оно в скорлупе, её можно легко разбить, и получить либо по шее, либо яичницу... Наконец под руку попалась какая-то шершавая коробочка со знакомыми овальными ячейками. Я мог сказать практически со стопроцентной уверенностью, что это яйца, но на всякий случай подцепил крышку и приоткрыл коробку. Проведя пальцами по наполнению, я почувствовал приятную шерховатость с мелкими вкраплениями будто бы песка. Внутри было что-то мокрое, это я смог почувствовать довольно отчётливо.

Правда, попытавшись на этом сконцентрироваться, я почувствовал, как к горлу подступила тошнота от перенапряжения. Возможно, я толкнул себя в слишком стрессовую ситуацию, и чересчур резко. Я уткнулся лбом в полку стеллажа и тяжело дышал, стараясь подавить рвоту. На это понадобилась пара минут, и потом, когда узел в животе, выталкивающий внутренности, видимо, через рот, наконец ослаб, и я смог безбоязненно выдохнуть, то захлопнул коробку и осторожно положил её в корзинку.

Что-то я устал, так что ненадолго опустился на пол, поджав под себя ноги и откинувшись спиной на стеллаж. Сосредоточься. Просто вдохни, выдохни, вставай и иди дальше. Я потёр виски, стараясь не винить себя за минутное проявление слабости. Это, наверное, не страшно? Главное, что я очень скоро поднимусь с пола, соскребу себя со дна и поползу дальше. Так ведь? Я же Перси Джексон. Вдох, выдох. Я ухватился за полку и подтянулся, недовольно кряхтя. Давай, ты же боец, стиснул зубы и пошёл. Последовав своему же совету, я скрипнул зубами и сжал покрепче ручку корзинки. Встал и пошёл.

Шоколад, масло. Осталось всего ничего, и я смогу наконец побежать домой и запереться в комнате,и-

Так, а ну стоять. Какой запереться? Никакого больше затворничества, я двигаюсь дальше. Но отдохнуть после этого приключения мне не помешает. Чувствовал я себя мерзко, на спине выступил холодный пот, а в груди нарастала тревога. Я завернул в холодный коридор и вдохнул полной грудью. Думаю, здесь молочные продукты, не так холодно, как бывает рядом с заморозкой. Так что я стал трогать все продукты, какие попадались мне под руку. Баночки подсказали, что я угадал с молочкой — наверняка это сметана. Я продолжил щупать все продукты на полках, стараясь так себя отвлечь от собственных размышлений.

Наконец я нашел небольшой брусочек, потрогал его, пытаясь прощупать. Я задумчиво провел пальцами по этикетке, пытаясь прощупать хоть какие-то выпуклые элементы. На задней стороне упаковке было что-то выбито, и я завис, внимательно прощупывая дырочки. Спустя некоторое время до меня дошло, что это цифры, скорее всего, срока годности.

Как. Я. Устал. Я крепко стиснул губы, чувствуя, как напряглись шейные связки, и бросил брусок в корзинку. Вроде все получается почти с первого раза, но меня одолевает безумное раздражение. По большей части постоянный дискомфорт от невозможности прочесть название продукта на этикетке. Это масло? Маргарин? Пачка творога? Да Аид его знает! Я вообще без понятия, если честно. И от этого мне хотелось взвыть. Мне было бы, возможно, легче, если бы я нашел какую-то продуктовую лавку, и просто назвал все, что мне нужно, продавцу. Но я же идиот упрямый.

Вдох, выдох. Самобичевание ещё никому не помогало. И если я не разберусь с шоколадом, то точно не выберусь из этого адского местечка. Сухой кондиционированный воздух высушивал мне глотку, и уже безумно хотелось пить. Заодно вспомнился вчерашний ужин, после которого я ничего ещё не ел, и теперь мне очень хотелось перекусить. Но чипсы я точно в жизни не смогу выбрать. От этого мне стало ужасно тоскливо.

Начались трудности. Шоколадки, по-ходу, отлично упакованы. Это логично: обычно они завернуты либо в пластиковую обёртку, герметично заклеенную термоклеем по якобы многоразовому шву, либо обёрнуты в плотную фольгу и следом в бумажную этикетку. Как итог: они не пахли вообще. То ли у меня уже нюх отбило, то ли я окончательно отупел.Я беспомощно нарезал круги по магазину, стараясь не врезаться в других покупателей. Наверняка некоторые из них уже косо поглядывали в мою сторону, но я так утомился, что перестал думать о таких вещах. Плевать. Просто дайте мне шоколадку, или, клянусь Зевсом...

— Какую бы шоколадку мне выбрать, — где-то внизу послышался тоненький голосок, и я понял, что чуть не запнулся о его обладателя. Подожди. Шоколадка? Я присел на корточки рядом с ребёнком.

— Угу, — ответил ребенок. — А ты какие шоколадки любишь?

— Наверное, карамельные с солью.

— Фу. Солёная шоколадка.

— Найдёшь мне самую вкусную обычную шоколадку? Две плитки. Пожалуйста.

Ребёнок немного покопошился, что-то бормоча под нос, и потом вручил две продолговатые плитки мне. Я благодарно улыбнулся и взял их крепче, закинув в свою корзинку.

— Спасибо, малыш. Я твой должник.

— Достанешь мне тогда вон ту шоколадку? Она на самом верху, такая, фиолетовая.

— Я не вижу, малыш, но я могу достать, если скажешь, когда я её коснусь, — осторожно пояснил я, встав с корточек и вытянув руку наверх, касаясь верхних полок.

— Правее! Ещё чуть-чуть... И ещё... Почти... Вот она! Хватай!

Мальчика совершенно не смутило то, что я ничего не видел, и он абсолютно спокойно пояснил понятным мне языком, что именно ему нужно достать. Почему все так не могут? Надеюсь, что моя Эстель, когда подрастёт, тоже сможет со мной коммуницировать не хуже. Я снял шоколадку с полки и протянул малышу.

— Большое спасибо, — услышал я перед тем, как плитка выскользнула из моих рук, и я улыбнулся в ответ. Поблагодарив его, я пошел к кассам.

Ориентировался я по характерному пиканью. Где пикает — там и рабочая касса. Обычно меня такой метод не подводил, но сегодня я от усталости я уже совсем плохо соображал и ткнулся трижды в закрытые кассы. Короче, мне уже откровенно перестало везти. Найдя, наконец-то, рабочую кассу, я встал в очередь, собирая последние силы по кусочкам. Осталось расплатиться.

— Пакет нужен? — выдернула меня из размышлений раздражённая кассирша, и я неловко улыбнулся.

— Нет, спасибо, — я растерянно шагнул вперед и столкнулся с предыдущим покупателем.

— Эй, парень, — басом огрызнулся на меня тот, и я отпрянул от него.

— Я случайно, — оправдался я, опустив голову и спустив рюкзак с одного плеча, чтобы достать карту для оплаты.

— Карта, наличные? — спросила меня женщина на кассе, когда я как раз выудил бумажник из рюкзака.

— Ну давайте картой попробуем, — я вытащил карточку и, пощупав зону у кассы, приложил ее к терминалу. Голова раскалывалась от боли, и я очень устал притворяться зрячим. Может, я выгляжу для них сейчас наркоманом? Может, меня уже полчаса пасёт охранник.

Повисло гробовое молчание, и до меня дошло, что с картой возможно что-то не то.

— Молодой человек, вы пьяны? — строго и раздражённо спросила кассирша, и я наверняка залился румянцем. — Это дисконтная карта "Данкин Донатс".

— Давайте наличными, — прокашлялся я, засунув карту обратно в кошелек и вытянул купюру.

— С вас двадцать семь долларов пятьдесят центов, — произнесла кассир, тыкая что-то в кассовом аппарате. Я протянул ей купюру и она взяла её. — Этого мало. Вы точно в порядке?

— Все супер,— пробурчал я, протянув ещё одну купюру. Ладно, сам виноват.  Она вернула мне первую купюру, я убрал её в бумажник, и стал закидывать все купленные продукты в рюкзак.

— Ваша сдача. До свидания, — произнесла кассирша. Я попрощался, забрав сдачу и сунув её в карман, закинул полный продуктами рюкзак на спину и быстрым шагом пошёл из магазина.

Да, я сшиб стенд с каталогами, и мне за это стыдно. Но, если честно, я обалдеть как ударился ногой, и, кажется, от моей вспышки боли где-то в глубине магазина прорвало трубу. Я покраснел, и, потирая несчастную ногу, поковылял на выход, закипая от недовольства.

Когда я вышел на улицу, то это было первое, что я услышал. Я нервно сглотнул и повернулся на голос. Судя по стальным и мега обеспокоенным ноткам, это была моя возлюбленная. Я понятия не имел, как много времени провел в магазине,если она успела приехать и спалить моё отсутствие.

Глава 2. Я узнаю процент влажности муки высшего сорта

Мои родные реально не на шутку перепугались, однако, услышав о моей задумке, быстро забыли все тревоги, и следующие пару недель без конца припоминали мне этот случай, исключительно в положительном ключе, так что я не раздражался. Они посчитали, что это был хоть и импульсивный, но серьезный шаг к адаптации, и типа… Гордились мной? Честно говоря, я успел уже подзабыть, какого это, когда тобой гордятся, особенно за какие-то незначительные успехи.

Аннабет снова нырнула в учёбу, пообещав мне, что к началу декабря уже точно разберётся со всеми заданиями и будет свободна до самых экзаменов, а потом мы вместе проведём зимние каникулы. Честно говоря, я не был так рад скорому наступлению зимы. В основном из-за нависшими над моей головой неудами. Недавно мне вообще прилетело гневное письмо от химички. Короче, ничего хорошего.

В общем, затею с печеньем я на время отложил, с учетом того, что купил вместо масла пачку творога, а вместо сахара — соль, однако я не сильно расстроился. В следующий раз я точно куплю то, что надо, а шоколадка и сама по себе была довольно вкусной. Тем не менее, я сделал парочку выводов за время моего двухнедельного одиночества.

Например, самым тяжелым и главным решением стал отказ от встречи нашего небольшого клуба «Уставшая от пророчеств семёрка». И видят боги, это последнее что мне хотелось бы делать. Но год, проведённый в состоянии полной слепоты, научил меня видеть некоторые… Неприятные для меня вещи.

Мои друзья — замечательные ребята. Добрые, открытые, честные, и я могу продолжать перечислять их качества бесконечно. Но, пожалуй, есть вещи, которые не подсильны даже самым могущественным полубогам на свете.

Ну просто сколько можно меня жалеть?

На последних нескольких встречах мне просто хотелось встать и закричать, чтобы они перестали рассматривать меня исключительно с точки зрения слепоты. Речь заходит о каком-то сериале или фильме? Здорово, я послушаю, хоть узнаю, чем люди себя развлекают. Так нет же — тему обязательно свернуть и перевести в другое русло, как будто я не врубаюсь, почему они это делают.

Море в моих руках

Содержание

Глава 1. Почему мне не нравятся длинные ногти

Глава 2. Я узнаю процент влажности муки высшего сорта

Глава 3. Пробую ароматизированную пальчиковую акварель

Глава 4. День открытых дверей и одного разбитого носа (абсолютно не по моей вине)

Глава 5. Кажется, мне нужно больше отдыхать и меньше волноваться. И закрыть хвост по истории

Глава 6. Особенности азиатско-итальянской кухни

Глава 7. А он молчал, и мне было не видно его слёз, хотя слепой тут он

Комментарии (0)