—Хёнджин-а, минут через сорок будет готов ужин. Долго не гуляй, - госпожа Хван в светлом переднике поверх домашнего платья заглянула в спальню заканчивающего переодеваться сына.

—Да, мам, Кками всё равно запросится домой максимум через полчаса, — юноша натянул толстовку, спрятал снова отросшие волосы, небрежно завязанные в хвост, под толстовку и, чмокнув мать в лоб, вышел в коридор. Кками уже ждал в прихожей. Проводив ребёнка, женщина вернулась на кухню.

Пряный наваристный суп, как и было обещано, был готов по истечении сорока минут, но вот ребёнок в обозначенное время не явился. В какой-то степени это было ожидаемо: пунктуальным сын был только в важных ситуациях. Ароматы свежих блюд манили сесть покушать самой, пока не остыло и не потеряло часть вкуса, но женщина стойко держалась. Хотелось позвонить и узнать, всё ли в порядке, но не хотелось раздражать сына излишней навязчивой заботой. Когда через ещё двадцать минут с работы вернулся отец небольшого семейства, было решено позвонить и предупредить, что ужин начинается прямо сейчас, вне зависимости от того, вдвоём или втроём. Вот только телефон абонента оказался выключен. Это было странно, ведь Хёнджин заряжал его буквально перед выходом. Может, не полностью вставил штепсель?

Голодные и обеспокоенные родители поужинали вдвоем в напряжённой атмосфере, то и дело поглядывая на телефоны. Но аппараты так и остались безмолвными, от Хёнджина не было звонков, а автоответчик так и выдавал сухое "телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети".

Около десяти часов раздался звонок. Госпожа Хван тут же схватила своей телефон, но номер на экране был незнаком.

— Здравствуйте! Мы на пляже нашли собаку, мелкая такая, пушистая, я в породах не разбираюсь. У неё на адреснике был ваш номер, — молодой, почти подростковый, женский голос говорил очень быстро, не давая вставить и слова. — Я нашла по картам ваш адрес, мне домой по пути, могу завести собаку. А то дождь собирается, если буду вас тут ждать, точно намокну, а я без зонта.

— Здравствуйте, — госпожа Хван дождалась небольшой паузы в потоке слов и перевела вызов на громкую связь, чтобы и муж мог слышать, — спасибо большое за помощь с собакой. Но с Кками гулял мой сын. Его нигде рядом не видно?

— Ой, нет, пёс совсем один. Тут ходит несколько парочек, но детей я не вижу.

— Нет-нет, моему сыну двадцать два. Он ушёл с собакой два с половиной часа назад и не выходит на связь. Он в светлой толстовке и темных штанах. Там не видно никого похожего?

— Ой, нет боюсь, с сыном я не смогу Вам помочь, — голос собеседницы был все такой же бодрый, но теперь с лёгким налетом сожаления. — Собака запуталась в кустах и лаяла. Боюсь, они с вашим сыном разминулась очень давно. Так мне отвести Кками… я же правильно читаю адресник? Отвести Кками домой? Адрес на ошейнике актуальный?

— Да, Вы очень выручите, если приведете собаку. Спасибо вам за помощь! — Но конец фразы потонул в гудках. Видимо, девушке не терпелось сдать собаку и попасть домой.

— Собаку нашли, это хорошо, — обеспокоенно начал господин Хван, — но теперь я больше беспокоюсь, где Хёнджин.

— Не мог же он потерять разом и собаку, и телефон, — госпожа Хван словно продолжила мысль супруга. — Или мог?

— Будь он позадирестее, я б предположил, что он ввязался в драку и разбил телефон, но на него это совсем не похоже.

Следующие пять минут супруги мотали круги по залу и перебирали варианты, что могло случиться с сыном. Даже позвонили менеджеру, вдруг Хёнджина срочно вызвали на работу по какому-то настолько суперважному вопросу, что парень даже собаку бросил. Но менеджер пребывал в неведении, от вопроса обеспокоился и пообещал поспрашивать у знакомых и коллег Хёнджина.

Вскоре в квартире раздался дверной звонок. Хоть супруги и понимали, что вот-вот придёт девушка с Кками, внутри всё же всколыхнулась слабая надежда, что блудный сын добрался до отчего дома. Но за дверью оказалась подмокшая миниатюрная девушка с откровенно мокрой собакой на поводке и совсем мелкой подружкой за спиной. Девушка оттараторила "Держите, больше не теряйте, желаю найти сына, а я побежала", но господин Хван таки успел всунуть ей в кулак крупную купюру в благодарность за помощь.

Время близилось к одиннадцати, родители успели выпить три заварника чая, раз двадцать прослушать осточертевшее "телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети" и даже вычесать из шерсти нервной после вечернего приключения собаки кучу обрывков листвы, а новостей от сына так и не было.

Чайник закипел в четвертый раз, когда оба телефона вибрацией известили о пришедших СМС. Женщина побежала выключить раздражающе свистящий чайник, а мужчина прочёл на экране заветное "абонент снова в сети". Он тут же набрал номер сына и, наконец услышав гудки вместо автоответчика, поставил вызов на громкую связь. Всего через два гудка, которых женщине хватило чтобы вернуться за стол, связь установилась. Госпожа Хван тут же затараторила.

— Малыш, мы так волновались! Где тебя носит? Если ты пропал на три часа чтобы не признаваться, что потерял собаку, то не волнуйся и возвращайся скорее, Кками уже дома!

— Здравствуйте, — из трубки донесся смущённый незнакомый голос. — Мы с друзьями нашли этот телефон в такси и только-только включили чтобы попробовать передать хозяину. Мы сами не знаем, где он.

Супруги озадаченно уставились друг на друга. Такого поворота они вовсе не ожидали. Если телефон остался в такси, сам Хёнджин мог быть в любой точке города.

— А водитель не может подсказать, где он высадил нашего сына? — Господин Хван не терял надежды найти хоть какие-то зацепки. — Высокий худощавый парень в тёмных джинсах и светлой толстовке. Из дома вышел в восемь вечера.

— У меня десятки пассажиров в день. Вы думаете, я их всех помню? — Новый усталый голос звучал с эхо, видимо, нашедший телефон включил громкую связь. — Посмотрите в приложении, по какому маршруту он оформлял заказ, может, так что и вспомню.

Под диктовку родителей собеседник разблокировал телефон и долго искал нужное приложение. Однако, он таки нашёл, что в 20:18 Хёнджин заказал такси от пляжа, где всегда гулял с Кками, до промзоны в двадцати пяти минутах от пляжа.

— А, точно, припоминаю, — снова послышался голос таксиста. — Рослый мужик, похожий скорее на мужеподобную бабень, тащил на себе вусмерть пьяного паренька. От него пивом несло, словно он его не пил а для стирки использовал. За погрузку, всю дорогу и разгрузку ни проснулся ни разу, ни даже писка не издал. Но хоть не наблевал, за что ему спасибо. Кофта вроде как раз светлая была, только в пятнах, — мужчина вошёл в раж, с чувством ябедничая хоть на одного из сотен своих проблемных пассажиров. — В общем, сынок ваш пить явно не умеет. Но хоть собутыльника надёжного нашёл. Тот его сам выгрузил и на спину так ловко взгромоздил, меня даже подсобить не просил. Пошатывался правда, пока шёл, видать, сынок ваш худой, да не лёгкий.

Родители с каждым словом истории о поездке сына хмурились все сильнее. Когда таксист умолк, повисла тишина. Было тяжело принять новую информацию и тем более сформулировать мысль.

— Подъедьте, пожалуйста, в отделение полиции возле парка, — сглотнув ком, госпожа Хван наконец озвучила просьбу. — Возможно, моего сына похитили, а Вы — последний, кто его видел.

1. Испорченный ужин

Megatherium

Три дня, что Хван Хёнджин числился в розыске, перевернули жизнь Stray Kids с ног на голову, а последовавшие судебные разбирательства разворошили всю индустрию.

Stray Kids

Хван Хёнджин

Бан Чан

Ли Минхо

Хан Джисон

Со Чанбин

Ли Феликс

Ян Чонин

Ким Сынмин

ОЖП

Не по своей воле

Он пришёл в себя от головной боли. От тошнотворного давления где-то между висками, затылком и глазами хотелось плакать и стонать от боли. Может быть, он даже стонал, но непрерывный звон в ушах не позволял понять точно.

Отчётливая горячая гудящая пульсация под кожей на затылке вызывала подозрение, а не ударили ли его по голове.

Следующее, что он осознал — резь. Отчаянная резь в глазах. Он зажмурился, проморгался, дёрнулся протереть веки, но резь не ушла, перед глазами осталась темнота с редкими красными проблесками, а руки не двинулись. Из глаз брызнули слёзы, но влаги лицо так и не ощутило. Хёнджин дёрнулся, но хоть мышцы отчётливо напряглись, тело так и не зашевелилось. Он связан?

На периферии сознания родилась эмоция, но мозг её так и не обработал. Зато на коже выступил едкий холодный пот.

Он попытался кричать, но из глотки вырвался странный утробный стон.

Наконец, он услышал чьи-то шаги. А потом женский голос.

— Чшшш, тихо. Всё хорошо.

На его обнажённую грудь опустилась чужая рука. Она ощущалась как раскалённая тяжесть, словно утюг поверх толстого одеяла. Пара поглаживаний, и рука исчезла.

Раздались странные звуки: шуршание упаковки, щелчки.

А Хёнджин между тем медленно осознавал, какая эмоция медленно и несмело подступала к его сознанию.

Выброс адреналина ненадолго поборол странную заторможенность, и Хёнджин закричал, забился, но всё тщетно. Он быстро выбился из сил, а женщина, словно ей ничего не мешало, что-то делала с его ногой.

Хёнджин устало замер и прислушался к ощущениям собственного тела.

Женщина делала что-то непонятное с тыльной стороной его стопы. Но стало понятно, что сами стопы крепко привязаны за щиколотки верёвкой, разведены при этом смущающе широко. Ещё шире оказались разведены так же связанные руки.

Почему он так вяло реагировал на незнакомую женщину, связывающую его и что-то делающую с его ногой? Что она сделала с ним до этого? Как он вообще тут оказался?

Хёнджин не имел ни малейшего представления. Он даже не помнил, что было последним. Кажется, он был дома? Или нет? Вроде  он был на пляже? Или с Кками? А, точно. Он выгуливал Кками на пляже. Кажется, он только собрал какашки в пакет и нёс к урне. А дальше ничего.

Между тем женщина закончила, чем бы она ни занималась. Она погладила его по голени, вызывая табун мурашек страха пробежавших от  ног до самого затылка.

— Спи малыш, завтра у нас большие планы.

2. Вялый

В отделении принимать заявление о похищении долго и упорно отказывались.

Со слов водителя ситуация вполне походила на сбежавшего от родителей на пьянку молодого человека, и заверения родителей, что юноша пьёт редко и мало, ни за что не бросил бы собаку в общественном месте и вообще является знаменитостью, которую есть резон похищать, не были в состоянии переубедить дежурного. Хваны и водитель сидели уже более получаса, когда в отделении появился менеджер Хёнджина, позвонить которому госпожа Хван вспомнила уже по пути в отделение. Хоть мужчина разделял позицию остального менеджмента, что из репутационных соображений в полицию стоило обращаться, только если не удастся найти Хёнджина своими силами, по пути он успел обзвонить сам или через других менеджеров всех основных близких знакомых Хёнджина, к кому он гипотетически мог сорваться на ночь глядя, но в первом часу ночи никто даже не мог сообразить, почему у него спрашивают, куда исчез Хван.

Никого, похожего на описанного водителем человека, среди знакомых Хёнджина вспомнить не удалось.

Дежурный, косясь на диванчик в углу кабинета, настойчиво рекомендовал идти домой и возвращаться в отделение, если пропажа не явится домой к следующему вечеру. Таксист не скрывал раздражения, и даже предложение четы Хван оплатить его пребывание в участке по счётчику ожидания его мало успокоило. Понимая, что опасения госпожи Хван совершенно не беспочвенны, а методы поиска агентства в случае реального похищения бессильны, менеджер предложил хотя бы осмотреть такси.

Дежурный от такого предложения встрепенулся. Его воодушевила надежда выпроводить заявителей, когда в машине не найдётся ни намёка на преступление. Однако, стоило ему открыть заднюю дверь машины и опереться на подголовник, настроение испортилось. С отвращением он смотрел на собственную ладонь, теперь измазанную липкой подсыхающей кровью, и понимал, что заявление придётся принять немедленно.

Всю ночь менеджмент искал Хёнджина по своим каналам, а полиция осматривала места, где началась и закончилась поездка. За ночь обшарили все открытые территории промзоны, где высадился похититель с Хёнджином, но не нашли ни следа.

Прошедший дождь смыл все запахи и жидкости, если они были. Вызвонили девушку, приведшую Кками, чтобы та показала, где нашла собаку. Уже на рассвете в трёхстах метрах от кустов, где поводком (специально или случайно) запутался Кками, нашли осколки пивной бутылки и резинку Хёнджина для волос. На весомые улики не тянуло и близко, но в паре с кровью на обивке машины можно было предположить, что где-то тут Хёнджина оглушили ударом по голове. Стойкий запах пива эта гипотеза тоже объясняла, поэтому остановились на ней. Осколки собрали чтобы попытаться найти отпечатки пальцев.

С наступлением утра полиция начала стучать во все двери рядом с местом окончания поездки и опрашивать, не видел ли кто чего подозрительного, но всё тщетно. На случай, если чтобы запутать следы, похититель пересел на следующее такси, во все агрегаторы направили запросы на заявки из того района, но на получение ответов могло уйти несколько часов или даже дней.

К полудню о местоположении Хёнджина было известно не больше, чем в полночь.

Время уходило, а вариантов, где искать Хёнджина так и не появилось. Со скрипом было принято решение о публикации официального заявления. Без особых подробностей было сообщено о похищении и оставлена просьба делиться любой информацией о возможном местоположении. На этом серьёзное расследование зашло в тупик. Начался цирк.

Истерия в социальных сетях обрушилась как цунами. Обвинения в недостойном способе пиара, плохой рекламе, плохой работе сыпались на JYP Entertainment на десятках языков, паника и страх затопили фанатов.

А потом началось паломничество.

Один за другим в полицейские участки пошли сасэн фанаты. Они рассказывали об абсурдных, смешных, но иногда пугающих идеях друг друга, сливали источники данных и расположение скрытых камер друг друга. Семь человек явились в полицию, по их наводкам осмотрели дома ещё девятерых, и хоть по результатам этого всего можно было завести десяток административных дел и одно уголовное, реальной пользы это не принесло.

К концу первых суток с момента выхода Хёнджина из дома было опрошено несколько десятков человек, не найдено ни одного заказа такси с места, где обрывается след, и не осталось ни одной зацепки. Даже осколки бутылки не дали ни одного отпечатка. Хёнджин со своим рослым похитителем просто испарились.

Первый день мэмберы провели каждый там, где его застали новости, но утром второго дня все участники, отдыхавшие с семьями, вернулись в свои общежития. Нервозность парней и близко не стояла с не находящими себе места родителями, но ждать новостей порознь им тоже было тяжело. Но если Феликс просто вздрагивал от каждого уведомления, пока Чонин неловко прятал трясущиеся руки, то Чану пришлось трижды за ночь будить Хана. В кошмарах ему раз за разом являлось расчленённое тело соседа. Первую пару часов казалось, что ждать новостей в общежитии в окружении других участников проще, но к полудню напуганные отсутствием новостей младшие, возглавляемые Минхо, явились в общежитие 3Racha и Хёнджина. Они надеялись тихо сидеть в общей комнате и ждать новостей, вцепившись в телефон, но лязг тренажёров разрушил эти планы. Чанбин, вернувшийся от родителей и заставший товарищей в состоянии полного морального упадка, заставил прибегнуть к самому надёжному способу отвлечься. Тягание штанги не помогало с поисками Хёнджина, но хотя бы не давало визуальным образам наихудших исходов оседать на сознании Хана. Когда Хёнджин найдётся, последнее, что ему будет нужно — морально раздавленные коллеги.

Минхо и Чонин вступили под командование Чанбина, одолжив у него же тренировочные шорты и футболки, а вот Феликс с Сынмином имели глупость уйти от лязга металла в комнату Хёнджина.

Нос щекотал запах кондиционера и смесь трёх парфюмов, которыми чаще всего пользовался Хёнджин. Первым делом в глаза бросилось немного раскиданных вещей, которые хотелось взять к родителям, но в чемодан они так и не попали. Мелочёвка по уходу за кожей на комоде. На приоткрытой зеркальной дверце шкафа три фотографии: общая с семьёй и Ккоми, Хёнджин тогда ещё едва ли стал трейни; общая с дебюта, они вдевятером светятся счастьем приблизившихся к мечте подростков; совсем свежая полоска снимков из фотобудки, где они дурили с Минхо.

Сынмин потёр нос и вышел на лоджию, чтобы избавиться от словно осевших на каждом волоске в носу запахов. Запахов таких сильных, что слезились глаза. Но на лоджии стало хуже. Личная крохотная студия Хёнджина была словно вся сплетена из него. Огромный холст с незавершённым пейзажем грозового пляжа перекликался с настроением, бурлящим второй день в группе. Кисти, краски, разбавитель, резинки для волос были разложены по полочкам, прицеплены на стену в порядке, который Сынмин не спутал бы с порядком никого из мэмберов. У каждого были собственные привычки в организации пространства и вещей, и Сынмин даже в турах легко отличал номера участников то раскиданным вещам. Взгляд зацепился за кисточку на полу. Наверно, Хёнджин не заметил, как уронил. Сынмин наклонился и поднял ее. Щетина была испачкана засохшим тёмно-синим акрилом.

Сынмин вышел с лоджии, прошёл мимо застывшего у зеркала Феликса в ванную. Там он умыл раскрасневшееся лицо и тщательно, как умел, пытаясь не повредить щетину, промыл кисть. На металлической обойме акрил застыл грязным пятном, и Сынмин попытался его сковырнуть ногтем. Когда не получилось, в ход пошли зубы. Добрых десять минут Сынмин возился с кистью, словно её очистка была задачей первостепенной важности. Когда он с очищенной, слегка погрызенной кистью вернулся в студию Хёнджина, Феликса в спальне уже не было. На открытых поверхностях не было видно места, где Хёнджин скорее всего хранил бы именно эту кисть. Был стакан с короткими разномастными кисточками, но эта была с длинной ручкой, скорее всего из какого-то набора. В шкафу же Сынмин отыскал длинный пенал для кистей, и наконец заполнил пустующее крепление. Он не сдержал хмыкания, когда там же на полке нашёл ставшие зимой причиной маленького скандала рядом стоящие баллончики краски и обогреватель. Маленький акт неповиновения Хёнджина выглядел таким ребяческим.

Сынмин сел на стул перед холостом и, зависая то на виде из окна, то на незавершённой картине, остался там до вечера, когда привезли еду.

Странное умиротворение, окутавшее Сынмина остро контрастировало с моральной подавленностью тренировками изнуривших себя в ноль остальных. Почему-то внутри зародилась твёрдая уверенность, что Хёнджин скоро вернётся и непременно завершит начатый пейзаж.

Ужинали в тишине. Обсуждать было нечего.

За день новостей так и не случилось, а залезать в интернет им строго настрого запретили. Казалось, они наоборот обязаны выйти в прямой эфир, успокоить фанатов, убедить, что Хёнджина совсем скоро найдут, но как лгать, когда искренне в это верил только один из семерых, а остальные выглядели нервозным тенями самих себя?

Ещё в первый день обнародования информации парни залезли в Твиттер, и до сих пор жалели об этом. Бурлящий поток паники Стей делал больно. Но обвинения нетизенов, что никакого похищения не было, и его выдумали чтобы поднять уровень популярности ранее светившегося в скандале айдола, резали по живому. За первые три часа с публикации заявления одних только теорий, что в JYP Entertainment спланировали похищение для рекламы грядущего тура по Японии или анонсированного камбэка, накопилось несколько десятков. Ещё тошнее было читать высказывания, что булли получил по заслугам, и будет здорово, если даже тело не найдут. Поэтому сегодня они не открывали даже полные сопереживания и тревоги личные сообщения от друзей из других групп.

Жизнь семерых словно застыла в ожидании простого сообщения от менеджера.

Но шли часы, а заветное сообщение так и не появилось.

3. Ожидание

— Как думаешь, на этот раз госпожа Со нас вызвала из-за слишком громкой музыки, лающей собаки или просто со скуки? — немного тучный (сказывался возраст, все же до пенсии всего год остался) участковый Ли с несерьёзными нотками жаловался молодой коллеге, точно так же, как он сам, прислонившейся к стене лифта в ожидании прибытия на шестой этаж.

— Не удивлюсь, если очередные арендаторы слишком громко пукнули, — молодая женщина вымученно улыбнулась. До конца смены осталась пара часов, но вечерние жалобы на шум не позволят спокойно провести их в участке. — Зато, пока мы её выслушиваем, она наверняка угостит нас чаем.

— Поскорее бы к ней приехали внучки на каникулы, — мечтательно протянул мужчина. — Тогда она снова даст нам отдохнуть.

Лифт задорно звякнул и выпустил полицейских на лестничную площадку. На автопилоте они прошли к знакомой лучше родной двери и нажали кнопку звонка. Дверь распахнулась сразу, словно пожилая госпожа Со стояла под дверью в ожидании. Опыт подсказывал, что скорее всего так оно и было.

— Здравствуйте, господин Ли, госпожа Ли! — Сухонькая старушка с добродушным лицом, на котором многолетняя улыбка отразилась даже в форме морщин, затараторила, едва поклонилась и установила визуальный контакт с собеседниками. — Как хорошо, что Вы приехали! Я два дня сомневалась, не звонила, но теперь точно уверена, в этой квартире что-то не так!

— Здравствуйте, госпожа Со, — женщина поклонилась в ответ, на автомате прислушиваясь к песне с лёгкими интимными интонациями на фоне, — да, я слышу, что у соседей громко играет музыка, но боюсь, ещё час они имеют полное на это право. Мы не сможем на это никак повлиять.

— Нет-нет, в этот раз я вас вызвала не из-за музыки, такую я и сама из-за внучек слушаю. Меня смущает то, что этой музыкой пытаются заглушить, — женщина заговорщически понизила тон голоса, словно пыталась добавить словам драматизма, заинтриговать.

В ответ она получила не особо заинтересованные вопрошающие взгляды, но, не снижая драматизма, продолжила.

— Эти жильцы въехали неделю назад и до сих пор живут тут, хотя обычно у госпожи Ким посуточная аренда длится дня два, максимум три. Командировочные там или молодёжь на пьянку квартирку снимает. Первое время вели себя очень тихо. Точнее женщина всегда была тихой, она первое время одна тут была, но во вторник и среду я гостила у сына, а как я вернулась, все та же женщина начала постоянно держать включённой музыку. При чём одну и ту же группу, у меня внучки тоже их музыку обожают, но даже они круглосуточно не могут её слушать. А эта прям с утра до вечера включает громко, но так, чтобы соседей не слишком бесило. А на ночь не выключает, а делает тише. И стабильно громкость ровно на децибел тише максимально разрешённого, — собаку съевшая в вопросах отстаивания своих прав женщина словно ловила азарт от встречи с достойным противником. — Воооот. Но время от времени сквозь музыку слышу стоны. Очень вялые, приглушённые, но совершенно точно жалобные. А ещё вот эту песню, — старушка подняла вверх палец, словно предлагая прислушаться, — она чаще других включает. И её прям одну на повторе крутит по двадцать минут. Так вот, во время этой песни стоны становятся громче и прямо протестные такие.

— Может, соседка ваша просто порнографию смотрит, а музыку, чтобы не смущаться самой и не смущать Вас включает? — в лоб спросила участковая.

— Я взрослый человек, я знаю, как звучат стоны в записи и вживую, и уж тем более я могу отличить стоны удовольствия от стонов несогласия. Напомню, младшего я не от мужа родила, — лицо старушки резко посуровело. Вмиг весь её обычный артистизм сменился непоколебимой суровостью. Стоило выражениям лиц собеседников смениться на более верящие, женщина всё ещё серьёзно, но уже не так сурово продолжила. — В общем, думаю, пока меня не было, эта милая дама приволокла какого-нибудь дружка, и теперь они на пару какую-то девчушку насильничают. Сама-то она продолжает на улицу выходить. Магазин там, мусор вынести, но больше никто из квартиры не выходит, а я точно слышу, как она с кем-то говорит, и фразы из бытового, а не телефонного общения.

— В таком случае для проверки квартиры понадобится заполнить протокол жалобы, а вам — подписать его и выступить заявителем. Однако, это может расцениваться и как ложный вызов.

— Да, я помню ваши расценки, — отмахнулась старушка. — Не так уж и дорого, чтобы не попытаться спасти кого-то.

За время беседы песня успела закончиться и начаться снова, но пока составляли протокол, пришлось выслушать её ещё дважды, прежде, чем она оборвалась на середине, уступая эфир другому треку с теми же голосами. Понять госпожу Со стало проще. Одна и та же песня на повторе раздражала, как бы хороша она ни была. Но раздражала все же не настолько, чтобы придумывать очередную байку с изнасилованием.

Когда бюрократическая часть оказалась позади, время уже близилось к ночному, но на дверной звонок господин Ли всё равно жал с ощущением полной своей неправоты. Дверь долго не открывали, но было слышно, как кто-то бегает по квартире, слегка гремя вещами. Наконец из-за двери послышалось нерешительное "Кто?".

Короткое шуршание, и дверь приоткрылась, впуская в общий коридор всю громкость музыки. В узкую щель между дверью и косяком просунулась женская голова.

— Здравствуйте. Я инспектор Ли, на Вас поступила жалоба.

— Из-за музыки? — Женщина состроила удивлённо–недоумевающее выражение лица. — Но ведь ещё двадцать минут до одиннадцати, громкость не превышает норм.

— Все верно, но обращение по другому поводу. Нам придётся осмотреть квартиру, — мужчина сам слабо верил в толковость происходящего, но в портфеле лежало подписанное госпожой Со обращение, так что с него самого взятки гладки.

— У Вас есть ордер на обыск или постановление суда?

— Нет, но по закону ни то, ни другое нам не нужно, если нам нужно попасть в квартиру чтобы спасти жизнь граждан или их имущество или пресечь преступление по горячим следам и задержать подозреваемых, — пока коллега стояла за дверным полотном вне поля зрения квартирантки, мужчина сместился вбок от двери чтобы лучше видеть женщину и хоть что-то позади неё, но из-за высокого роста она перегораживала собою весь дверной проем.

— И Вы считаете, что что-то из этого применимо к случаю прослушивания музыки? — женщина была очевидно оскорблена самим намёком на обвинение. — И на кого мне писать обвинение в клевете?

Но прежде чем женщина договорила, офицер Ли с нетипичной для её комплекции резкостью и мощью дёрнула дверь на себя, от чего женщина буквально вылетела в коридор, и на ходу доставая из кобуры пистолет, стремительно прошла внутрь. Мужчина в шоке переводил взгляд между ошарашенной обитательницей квартиры и коридором, где скрылась его коллега.

— Паа-ап, — из комнаты раздался непривычно растерянный зов офицера, впервые за год совместной работы забывшей о профессиональной субординации. Позабыв о квартирантке, в следующий миг мужчина уже оказался рядом с дочерью с пистолетом наготове.

На кровати слабо трепыхался юноша, привязанный к изголовью и изножью по ногам и рукам. Лица почти не было видно из-за длинных грязных волос, повязки, закрывающей глаза и кляпа, от которого тянулась трубка к подвешенной ёмкости с непонятным пюре. К тыльной стороне ступни тянулась капельница. Голое усыпанное похожими на засосы синяками тело едва прикрывала тонкая простынь. Сквозь кляп иногда пробивались тихие стоны, всхлипы и попытки кричать, видимо, их сквозь музыку и услышала в отличии от предвзятого отца офицер Ли.

— Куда побежала? — Сквозь продолжающую играть музыку из коридора донёсся возмущённый крик госпожи Со, и офицер Ли сорвалась задерживать по всей видимости новоявленную подозреваемую.

Мужчина же по рации запросил подкрепление и карету скорой помощи, коротко описывая находку. Параллельно он осмотрел юношу, пытаясь прикинуть, не навредит ли, если попытается развязать самостоятельно, не дожидаясь врачей. Он обернулся на дверь. Миниатюрная дочь, ведущая закованную в наручники женщину на голову выше неё самой, смотрелась слегка комично, но внутри всё отдавалось гордостью за пошедшую по стопам отца дочь.

Наконец, инспектор Ли решил, что снятие повязок с головы вреда не принесёт и склонился над напуганным шумом парнем.

— Здравствуйте, я инспектор Ли, — было странно представляться в подобных обстоятельствах, но начать трогать неизвестно, сколько связанного, напуганного человека, даже не предупредив, было бы ещё хуже. — Если Вы не возражаете, сейчас я Вас развяжу.

Дождавшись короткого кивка сквозь скулёж, мужчина коснулся затылка юноши, пытаясь нащупать узелок или замок повязки на глаза. Длинные сальные волосы под пальцами ощущались неприятно, но не так сильно, как кристаллики засохшей крови у корней. Парень задышал ещё чаще и поверхностнее, словно прикосновения мужчины пугали его ещё сильнее. Слюна, стекающая через отверстия кляпа, пузырилась на губах и щеках, смешиваясь на подушке с соплями. Наконец удалось развязать хитрый узелок, и влажная от слез повязка упала на пол. Юноша попытался открыть глаза, но тут же зажмурился и со стоном попытался зарыться лицом в подушку, стремясь скрыться от слепящего электрического света. Но привязанные к разным углам кровати руки ограничивали подвижность шеи. От активных движений бельевые верёвки впились в обмотанные бинтами запястья, от чего сжатые в слабые кулаки руки побелели. Тогда инспектор Ли склонился так, чтобы своим телом загораживать юноше свет. Защёлка кляпа поддалась легко, и полый шарик с кучей сквозных отверстий покинул рот юноши, но следом наружу потянулся зонд, раздражая слизистую и провоцируя рвоту. Частично переваренное пюре хлынуло наружу, но привязанный к кровати парень не мог даже толком наклонить голову вбок и начал захлёбываться. Мужчина поспешил отвязать хоть одну руку чтобы перевернуть юношу набок, и ему на помощь поспешила дочь, нашедшая на столе ножницы. Стоило освободить левую руку, парень перевернулся на правый бок, срыгивая, откашливаясь и упорно вытягивая из себя осточертевшую трубку. Когда его перестало рвать, полицейские уже успели разрезать все верёвки, так что юноша просто обессиленно рухнул на кровать, закрыл измазанное лицо руками и свернулся рыдающим калачиком. Игла капельницы при этом выскользнула из ноги, но обработать кровящее место укола не было возможности — повреждённая нога уже была поджата под себя.

Задержанная временная хозяйка квартиры молча и совершенно бесстрастно взирала на происходящее со своего стула.

— Молодой человек, как Вас зовут? — мужчина склонился над юношей, загораживая свет, но не трогая.

— Хван Хёнджин это, трое суток как пропавшим объявлен, — уверенный голос госпожи Со за спиной заставил инспектора Ли вздрогнуть от неожиданности. — Он из группы, чья музыка сейчас играет. Внучки их обожают, все глаза выплакали, переживают.

От упоминания своего имени парень вздрогнул и зарыдал сильнее.

— Да что Вы с ним сделали? — раздражённо вскричал господин Ли, оборачиваясь женщине, чью личность в тихом разговоре пыталась определить госпожа Ли.

— Инспектор Ли, — госпожа Со тихо позвала его и указала пальцем на пачку Виагры, венчающую горку препаратов на тумбочке, — очевидных вариантов не так много.

Жестами и тихим "кш" госпожа Со отогнала растерянного инспектора от Хёнджина и заняла его место. С лёгким кряхтением она села на пол возле кровати так, чтобы быть в поле зрения парня, но он мог в любой момент отвернуться.

— Ребёнок, всё будет хорошо, — тихий успокаивающий голос старушки ненавязчиво заполнил пространство. — Что бы она с тобой ни сделала, она тебя больше не коснётся. Бабуля Со обещает, — Хёнджин всхлипнул, плач не отступал, но зарождалось и любопытство, судорожное дыхание сглаживалось. Он немного развёл прикрывающие лицо пальцы и начал исподтишка подсматривать в образовавшуюся щель. — Все её действия определяют только её, но не тебя. Как бы плохо ты себя сейчас ни ощущал, это пройдёт, и ты вернёшься к полноценной жизни, к танцам, музыке, рисункам, сцене, — от этих слов Хёнджин жалобно всхлипнул и зарылся носом в матрас. — Тебя будут ждать и тебе будут рады, когда ты вернёшься, даже не сомневайся.

Госпожа Со продолжала размеренным успокаивающим голосом говорить с Хёнджином. Она произносила те слова, которые не услышала пятьдесят лет назад, но в которых нуждалась. Она адаптировала их под ситуацию по мере своих сил, не идеально, но Хёнджин её слушал и успокаивался. А к моменту, когда приехала скорая и полиция, он уже почти спал.

4. Шумные соседи

Следователь Мин Соджон прибыл в больницу через пятьдесят минут после обнаружения пропавшего Хван Хёнджина. Юношу к тому моменту успели осмотреть, где надо, обработать антисептиком, обмотать бинтами и лейкопластырем и подключить к капельнице. Результаты анализов ожидались к утру, но по записям в найденном в квартире блокноте введённых за минувшие дни препаратов и дозировок врачи уже ожидали проблемы с печенью и почками и всячески пытались их предотвратить.

Не особо охотно, но врач разрешил пройти в палату, предупредив, что получить показания у потерпевшего может и не получиться.

В палате был включён приглушённый свет, с улицы сквозь незанавешенное окно пробивался световой шум города, создавая в сумме не самую уютную атмосферу. Платная одиночная палата не отличалась изысками: навороченная больничная койка, тумбочка, пара кресел, вешалка и капельница.

Юноша на кровати вздрогнул, когда открылась дверь, и заторможено перевёл взгляд с потолка на вошедшего, перекатив для этого по подушке всю голову. На сероватом лице с сухими отдающими фиолетовым губами резко выделялись красные припухшие глаза.

— Здравствуйте, моё имя Мин Соджон, я следователь по вашему делу, — он поклонился в приветствии, дождался, когда Хван заторможено кивнёт в ответ, чтобы убедиться, что его реально слушают, и продолжил. — Я бы хотел задать Вам несколько вопросов о случившемся.

В ответ ни явного согласия, ни явного отказа не последовало. Детектив Мин прошёл вглубь палаты, переставил одно из кресел вплотную к койке и сел в него. Хёнджин все эти движения отслеживал вяло, как сонный, не особо заинтересованный в происходящем водитель в пробке следит за голубем на тротуаре.

— Вы — Хван Хёнджин, дата рождения двадцать первое марта двухтысячного года?

Едва слышное хриплое "Да" стало ответом.

— Вы помните, что произошло? Почему Вы здесь?

Юноша напротив бросил на него долгий осмысленный взгляд. Мышцы на его лице подрагивали одна за другой, словно он хотел состроить гримасу, но никак не мог решить, какую именно.

— Помню, — Хёнджин ответил едва слышно и сразу отвернулся от следователя, вперив взгляд в изножье своей койки. — Кто-то знает?

Мужчина около минуты подбирал удачный ответ.

— Вы были объявлены в розыск без указания подробностей, — он сделал небольшую паузу чтобы дать юноше время осознавать ответ. — Расскажите, пожалуйста, что Вы помните про вечер двадцатого апреля.

Бледные пальцы сжали одеяло. Юноша сглотнул ком и хрипло, но чётко ответил.

— Но мне необходимо получить ваши показания, чтобы предъявить обвинения… — следователь не успел договорить, прерванный криком.

— Я сказал, нет! — хриплые сипящие слова вырывались из Хёнджина, вместе со сдерживаемыми ранее слезами. Он резко сел на кровати, выгибая спину дугой и прикрывая живот, словно загнанный сворой собак кот, свистящим, хрипящим, почти переходящим в рык голосом отбиваясь от угрозы словесно. — Я не буду! — Он подтянул к груди колени, коротко мазнул взглядом по мужчине, уловил, что тот готовится что-то сказать, и спрятал голову между колен, тут же прикрывая затылок руками. Трубка капельницы от активных движений запрыгала в воздухе. — Не хочу, — тихо и плаксиво. Пара резких глубоких вдохов. — Уйдите! — Громкий рык во все лёгкие, оборвавшийся сорвавшимся голосом. И следом едва слышное. — Пожалуйста.

Мужчина устало окинул взглядом сжавшуюся в комок подрагивающую фигуру парня. Внутри шевельнулся лишь слабый намёк на жалость — слишком много таких он видел ежедневно. Было очевидно, что свою работу сейчас он выполнить не сможет. Значит, сейчас можно вернуться в постель, откуда его вырвали ради этого самого допроса, а утром придётся пробовать опять.

— Хорошо, я вернусь утром. Отдыхайте, — следователь Мин встал с кресла, вернул его к окну, коротко поклонился и вышел за дверь, оставляя в палате приглушённые всхлипывания. Радовало одно — этот выезд ему все равно оплатят.

Не выспавшийся, а оттого раздражительный, следователь Мин вернулся в больницу к девяти утра. Поспать удалось всего часов пять, зато он успел позавтракать дома и даже заварил себе кофе в огромную термокружку с фотографией любимого кота и надписью: "Ты работаешь, чтобы я мог сладко спать и вкусно жрать". Настроение кружка поднимала чисто символически, но фото кота помогало не сорваться в особо напряжённые моменты. Сам кот напомнил о себе лишь пахучей кучей в лотке и громкими криками, напоминающими наполнить миску. Даже проводить не вышел засранец.

Следователь Мин подозревал, что сегодня не поможет даже фото Пельменя. Парень едва ли успокоился за ночь, а значит, полезного ничего не скажет. Выдвигать обвинения без содействия жертвы редкостный геморрой, и даже показания свидетельницы, госпожи Со, отпустившей бравшего у неё показания следователя только через добрых два часа, и непосредственно обнаруживших парня полицейских хоть и позволят предъявить обвинения, добиться сколь-нибудь сурового приговора будет тяжело. А парень скорее предпочтёт молчать, словно это он обвиняемый, чем скажет хоть слово, способное испортить ему карьеру.

В коридоре он пересёкся с выходившей из палаты медсестрой.

— Да, Вы можете попробовать с ним поговорить, — ответила медсестра на вопросительный жест следователя. — Но у него сейчас родители, и я не думаю, что получится уговорить их покинуть палату. Так что говорить придётся при них.

"Ещё лучше! Работать не с одной истерикой, а с тремя," — мелькнула мысль, пока следователь Мин стучал и открывал дверь.

На кровати первой бросалась в глаза спина по всей видимости отца пострадавшего. Тот словно мать—кошка свернулся вокруг сжавшегося клубком сына. Следователь Мин помнил, что парень весьма рослый, однако он сумел очень компактно умоститься, только вялолюбопытная моська заторможено высунулась в промежутке между родительскими подмышкой и заброшенной на ребёнка коленкой.

Мать на кровать не полезла, только приставила стул вплотную к койке и успокаивающе похлопывала сына по спине.

— Здравствуйте, я следователь Мин, я заходил ночью, — мужчина поклонился и представился, достал папку с документами и включил диктофон. — Мне необходимо взять показания, чтобы коллеги могли выдвинуть обвинения.

С ним вразнобой поздоровались, никто не поклонился, только кивнули, насколько это было возможно в их позах. Мужчина задал вопрос и приготовился записывать ответы в форму.

— Господин Хван, Вы помните, что было перед похищением?

Мать замерла, следя за дыханием сына. Рука её скользнула со спины юноши на живот, а там поймала и сжала влажную холодную ладонь ребёнка. Отец же просто передвинул свою руку так, чтобы Хёнджину было удобнее самому решить, показать лицо следователю или спрятаться.

— Я выгуливал Кками на пляже. Людей было мало, поэтому я расслабился, — говорил юноша мерно и подозрительно спокойно, скорее даже безэмоционально. Смотрел при этом куда-то в пространство. — Сначала Кками справил малую нужду под столбом на входе, потом мы с ним успели поваляться на песке. Я оглядывался несколько раз, на нас никто не смотрел. После Кками сходил по большому в западной части пляжа. Там прошлым летом ещё батут ставили, а в остальное время там ни кафешек, ни даже урн. Ну я говно собрал и пошёл в сторону дома, надеясь найти по пути мусорку. Очнулся голый, связанный, с повязкой на глазах и кляпом с трубкой во рту, — на последних словах Хёнджин резко перекатил голову и впился взглядом в следователя. По мутному взгляду мужчина догадался, ночью парня только отпускало от ядрёной смеси транквилизаторов, введённых похитительницей, а сейчас ему успели ввести новых, уже назначенных врачом и более стабильных. Возможно, что-то полезное удастся вытянуть.

— Вы запомнили какие-то приметы человека, похитившего Вас?

— Как много человек узнает, что случилось? —Встречный вопрос был озвучен тихим, почти слабым голосом, но от чего-то не оставалось сомнений, если ответ Хёнджину не понравится, показаний следователю Мину ждать не стоит.

— Полиция не имеет привычки все дела транслировать в соц. сети, — господин Мин не тешил бы никого иллюзией, что столь громкое дело удастся замять, но ответ требовался совершенно другой. — Над делом работает один отдел, это пять человек, включая меня. Ваши представители настаивают, чтобы слушание было закрытым и никакие подробности не просачивались в массы. Со своей стороны, обещаю сделать все, от меня зависящее, чтобы информация не попала в чужие руки.

—Это была женщина. Крупная, рослая сильная, кровать вместе со мной несколько раз передвигала, — Хёнджин прикрыл глаза и зарылся носом в футболку на груди отца. Голос стало слышно хуже, но диктофон должен всё записать. — Ладонь точно больше чем у Феликса или Минхо. Может, даже с чонинову. Ногти короткие, тонкие, лаком не пахли. Длины волос не знаю. Изо рта пахло гноем. Или простыла с гнойными пробками, или не лечит зубы. Кашля или сморканий не слышал, так что второе вероятнее. Мылась часто, гель для душа с ароматом хлопка. Парфюм со смесью цветочно-яблочных ароматов. От рук запах медикаментов. Собственный запах кисловатый. Похоже пахла тётя Хэ Ин незадолго до климакса, — Хёнджин умолк, но словно не закончил мысль, а решал, говорить дальше или не стоит. Наконец, почувствовав, как пальцы отца гладят его за ухом, продолжил. — Промежность не брила. Голос громкий, командный, довольно глубокий. Но взрослый. Не думаю, что ей меньше тридцати лет. Вроде я должен был её видеть, когда меня развязали, но кроме Бабули Со я никого не помню.

Хотелось взвыть. Настолько подробного, но бесполезного описания нападавшего он давно не получал. Прикажете подозреваемой в трусы лезть? Обнюхивать? Ладошку с неким Чонином сравнивать? Следователь мысленно постарался себя утешить. Возможно, потерпевший сможет опознать свою похитительницу по голосу или даже запаху, хотя такого в своей практике он не встречал.

— Спасибо за подробное описание. Расскажите, пожалуйста, что происходило, пока Вы были у этой женщины?

— Кажется, я был для неё вроде кота. Я спал, лежал и слушал нашу музыку. Круглосуточно. Раньше мне казалось, мы выпустили много треков, но оказалось, они очень быстро начинают повторяться. Время от времени она меняла мне подгузники, протирала влажным полотенцем. Засыпала комплиментами. И очень много гладила, — юноша снова высунул лицо из-под подмышки отца. Слёзы текли по распухшим векам, по щекам и даже немного по раскрасневшемуся носу. А по голосу и не заметишь, что расплакался. Но на следующей фразе голос всё же сорвался. — И раз шесть воспользовалась как самотыком. Во всяком случае, пока я был в сознании. Может, и больше. Голова редко была ясной. В основном заторможенная муть.

Следователь быстро пролистал лист с показаниями. Заметок было немного. Но основная информация отражена. Потерпевший упомянул и нападение, и удерживание против воли, и действия сексуального характера. Даже смог дать удивительно подробное описания человека, которого никогда не видел. Обонятельный фоторобот никто, конечно, составлять не будет, но сверить описание с задержанной Чхве Суа будет надёжным дополнением к её задержанию на месте преступления и признательным показаниям. Особенно, если она вдруг решит поменять свои показания в дальнейшем. Анализы на следы биологических жидкостей взяли у обоих, факт коитуса это должно подтвердить. Следы препаратов в крови, дневник введения этих самых препаратов, заполненный почерком Чхве Суа, и слова Хвана о помутнённом сознании подтвердят факт отравления. Парень уже на грани. По опыту Соджона за редким исключением самые стойкие девушки держались ещё один-два вопроса, а потом были готовы хоть отозвать заявление, лишь бы их перестали мучать вопросами. Обычно это было бы Соджону на руку, но не в этот раз. Просто доведя мальца до истерики, целую страну и пару миллионов иностранцев не убедишь, что им померещились многодневные поиски крашенного певуна. А мельчайшие подробности его всё равно заставят вспомнить во время проведения многочисленных следственных процедур.

— Что ж, спасибо за ваши ответы. На этом мы можем закончить, пожалуйста, распишитесь тут и тут, — Соджон поставил галочки в нужных местах формы и протянул папку потерпевшему. Но госпожа Хван молча перехватила папку и принялась бегло читать записи, проверяя, не извратил ли следователь слов её сына. Мужчина попытался скрыть, как его задело это недоверие, а потом понял, что потерпевший всё равно не смог бы сейчас расписаться. Пока Соджон размышлял, парень совсем съёжился. Он спрятал лицо в собственных коленях, подрагивал от сдавленных рыданий и тихо всхлипывал, пока отец обхватил получившийся клубок руками, тихо не то утешая, не то убаюкивая, нежно поглаживая по спине, целуя в макушку и торчащие уши. Такая нежность отцов, тем более публичная, была для Соджона в новинку. Понемногу юноша успокаивался, спина его почти перестала трястись.

— Малыш, подпиши, пожалуйста, бумаги, — госпожа Хван выждала момент, когда сын достаточно успокоился. В ответ Хёнджин вытащил наружу обвитую капельницей руку. Он неловко сжал вложенную матерью ручку и, не глядя, оставил на документах подписи там, куда госпожа Хван поставила его руку. Женщина проверила подписи, закрыла папку и протянула следователю Мину.

Мужчина поблагодарил, попрощался, поклонившись, и пошёл на выход, оставляя позади странных родителей, вьющих из собственных тел уютный, безопасный для сына кокон.

5. Показания

Когда за следователем закрывается дверь, Хёнджин чувствует себя опустошённым. Он отчаянно вжимается сам в себя и в тела родителей в поисках тепла и поддержки. Папа в основном молчит и лишь прижимает к себе покрепче, но иногда, словно чувствуя, что мысли Хёнджина уплывают куда-то не туда, начинает сына поглаживать, почёсывать и шептать, как родители его любят, ценят и всегда поддержат.

Мама ещё до прихода следователя заметила, что на женские голоса Хёнджин реагирует плохо, и теперь старалась молчать и показывать свою поддержку минимальным физическим контактом. Но если ночью Хёнджину было достаточно чувства физической защищённости со стороны отца, теперь хотелось и маминой поддержки.  Когда родители только вошли, Хёнджин повёл себя плохо и теперь чувствовал вину и стыд. Едва мама поздоровалась, Хёнджин закрыл уши и заскулил, боясь услышать ЕЁ голос. Мама наверняка приняла такую реакцию и на свой счёт, и теперь Хёнджин не знал, как это исправить. Хотелось слушать мамин голос, чувствовать мамины прикосновения, но от одной лишь мысли об этом в сознании вспыхивали ощущения ЕЁ рук, похабно исследующих беззащитные живот, грудь, шею и пах, звук ЕЁ голоса, отвешивающего сальные комплименты один за одним. Умом Хёнджин понимал, родные, близкие и коллеги не позволят случившемуся повториться, но куда сложнее было убедить в этом своё бессознательное.

Когда-то давно, ещё до дебюта, в рамках подготовки трейни их учили бороться со стрессом, экстремальными эмоциональными нагрузками, выявлять у себя и близких первые признаки нервных и психических расстройств и оказывать помощь, в том числе и самим себе. К сожалению, тогда Хёнджин освоил далеко не всё. Но он помнил, что один из способов преодоления страха — намеренно раз за разом самостоятельно попадать в условия, провоцирующие воспоминания. Первое время точно будет хуже, но, если повезёт, со временем ситуация перестанет вызывать страх. Едва ли этот метод предполагалось использовать так быстро после травмы, но Хёнджин был готов рискнуть.

Он завозился в объятиях отца, чтобы тот немного расслабил, приподнял руки и позволил повернуться к нему спиной. По тому, как зашипел папа, Хёнджин догадался, что правая рука, на которой он все это время лежал, жутко затекла. Хёнджин подложил правое плечо папы себе под шею, левую его руку опустил локтем себе на талию, а кисть прижал к собственной груди. От контакта он невольно вздрогнул, но поспешил отвлечь своё сознание от ненужных ассоциаций, принимаясь разминать правое предплечье отца. Хёнджин довольно прищурился, когда мужчина чмокнул его в затылок. Взглядом же он активно исследовал маму. В лице и в позе уверенно читалась усталость. Едва ли она хорошо спала эти дни. Она позволяла себе лишь лёгкие неуверенные прикосновения и была готова отстраниться, если почувствует хоть намёк, что Хёнджину неудобно. Сейчас, когда Хёнджин только-только сменил позу, повернувшись к матери более уязвимым передом, женщина не решалась протянуть руку, лишь смотрела на него полным любви, заботы и тревоги взглядом.

Собравшись с мыслями и между делом восстановив отцу кровообращение в придавленной руке, Хёнджин нерешительно протянул к матери ладонь. Шершавая джинса, натянутая на колено, ощутилась под пальцами неожиданно обычно. Впрочем, тактильных ассоциаций у рук могло и не закрепиться, ведь все эти дни Хёнджин чувствовал под пальцами только собственные ладони и древесину изголовья кровати. Осторожно, словно боясь спугнуть дикого зверька, Хёнджин проскользнул ладонью от колена к лежащей на бедре маминой кисти. От первого лёгкого контакта оба вздрогнули. Хёнджин нерешительно поднял взгляд на маму и столкнулся с таким же растерянным взглядом в ответ. Никто, даже Хёнджин, не знал, как он отреагирует. Юноша ощутил себя каким-то псом, найденным в парке: вроде напуганный, трясущийся и слабый, а что сделает, когда протянешь руку — не угадать. Может завилять хвостом и кинуться облизывать руку, может дать погладить, словно ничего не происходит или из-за того, что от испуга его парализовало, может залаять, убежать, может описаться от страха или укусить. Кусаться Хёнджин точно не планировал, но вот остальное…

Он сделал два нарочито глубоких вдоха и выдоха, надеясь чуть замедлить ускорившееся сердце, напомнил себе, что мама совершенно безопасна, и быстро, чтобы не успеть напугаться, переплёл свои пальцы с мамиными.

Мир не рухнул, время не остановило свой ход. Сердце не пропустило удар, дыхание не перехватило. Просто кожа ладони теперь ощущала тепло. Хёнджин снова поднял взгляд. Тепло и любовь хлынули от мамы и затопили его естество. Хёнджин всхлипнул и резко подался вперёд, выскальзывая из рук папы. Как давно в детстве он уткнулся лицом в мамины бедра и рыдал. Плакал от боли, обиды, несправедливости и страха. Мамины пальцы, мягко перебирающие его волосы, папины ладони, поглаживающие по спине, успокаивали, дарили чувство защищённости и словно ненавязчиво выдавливали из него накопленные негативные эмоции.

Когда Хёнджин устал плакать, джинса на бёдрах мамы была тёмная, влажная, неприятно нагретая и с разводами его соплей. Раскрасневшиеся опухшие веки едва приоткрывались, из-за чего вся палата плыла перед глазами.

Истощённый, он лишь вздрогнул, когда в палату вошла медсестра. На попытки женщины скормить ему лекарства он не отреагировал, но послушно выпил их с рук родителей. Пюре он попытался съесть самостоятельно, но после того, как ложка выпала из слабых пальцев, запачкав больничную ночнушку, угрюмо уставился в стену, на автомате пожёвывая и сглатывая то, что с ложечки скармливала ему мама.

От перспективы пользоваться уткой Хёнджину было так тошно, что он убедил отца помочь дойти до туалета. Слабость затапливала тело, несколько раз Хёнджин останавливался чтобы прогнать расплывшийся перед глазами белый туман и электрический шум в ушах. Но даже так возможность облегчиться в унитаз вместо подгузника, действовала на самооценку исцеляюще.

После завтрака и туалета Хёнджин снова задремал в родительских объятиях, а когда проснулся, оказалось, что его ждут для решения рабочих вопросов.

Чан, глава первого дивизиона Чон Сиун и Пак Джунхо, чаще всех из менеджеров отвечавший за Хёнджина, ждали в коридоре уже более часа, когда Хёнджина об этом предупредили. Внутри сразу поднялась волна тревоги. Хёнджин понимал, какую тему скорее всего поднимут в разговоре, но он не знал, как вся ситуация выглядела для общественности, а значит, совершенно не мог предугадать, как компании будет выгоднее поступить с ним теперь. Что утешало Хёнджина лишь на каплю, но тревожило не на шутку — на разговор отправили людей, которым он доверял больше других, а так часто поступали, если ожидался крайне малоприятный разговор.

Мама, почувствовав тревогу сына, предложила перенести беседу на другой день, когда Хёнджин оправится, но сам юноша понимал: нет смысла терзать себя домыслами лишние часы. Если он должен покинуть группу по состоянию здоровья, чтобы не навредить её репутации, лучше ему узнать об этом сразу, чем он будет терзать свою психику напрасными попытками придумать, как остаться.

Но прежде чем пустить гостей в палату, Хёнджин всё же сначала привёл себя немного в порядок. Всё ещё с папиной подстраховкой, но уже увереннее Хёнджин дошёл до туалета, умылся, грустно хмыкнул опухшей панде в зеркале и доковылял до постели, уже почти не опираясь на подставленные папой плечо.

Понимая, что разговор предстоит тяжёлый, отец предусмотрительно начал готовить баррикаду. Он прислонил все подушки к изголовью кровати, сел вплотную, опираясь спиной в изголовье и развёл колени в стороны, позволяя Хёнджину сесть вплотную. В итоге спиной парень опирался на грудь отца, по бокам — на его колени, а спереди, если разговор начнёт его напрягать он мог в любой момент подтянуть собственные колени, полностью закрываясь от мира. Большие тёплые ладони отца на груди давали чувство защищённости, а сидящая рядом на кресле мама добавляла крупицы уверенности: какими бы плохими ни были новости, родители поддержат.

Первым зашёл Чан. При виде Хёнджина он счастливо разулыбался и резко дёрнулся вперёд, но ещё резче замер. Побрезговал обнять или побоялся стриггерить? Мужчины вошли куда спокойнее, вежливо поздоровались, умеренно искренне поинтересовались самочувствием Хёнджина и оглянулись в поисках стульев. Единственное кресло было занято госпожой Хван, так что пришлось столпиться у кровати. С одной стороны, Хёнджину не понравилось, что все над ним возвышались, с другой — он мог отслеживать их мимику.

— Хёнджин, для начала я хотел бы выразить сожаление, что всё это с тобой произошло, — Чон Сиун начал издалека, — я бы предпочёл дать тебе сначала спокойно восстановиться, но есть несколько организационных вопросов, которые нужно решить как можно скорее.

Хёнджин кивнул. Он хотел дать мужчине продолжить, но вопрос сорвался с губ быстрее, чем он успел подумать.

В ответ тишина. Мужчины в недоумении переглянулись.

— Вообще мы не думали, как быть, если после случившегося ты захочешь бросить карьеру, — осторожно начал господин Чон, но был моментально перебит Хёнджином.

— Если меня не выгоняют, я остаюсь, — он выпалил это резко и так же резко затих, мысленно ругая себя за то, что сам поднял скользкую тему, и таращась на мужчин в надежде, что они просто переключатся на то, что хотели сказать изначально. Папино размеренное дыхание над ухом помогало обмануть себя, что ничего плохого пока не сказано.

— Перед принятием окончательного решения мы хотели узнать твоё мнение по поводу предстоящего камбека, — Пак Джунхо вступил в разговор. Вообще тема как раз скорее для главы дивизиона, но, видимо, они сочли, что господин Чон слишком нервирует Хёнджина. — Пока тебя не было, мы не делали никаких объявлений по поводу отмены или переноса анонсированного альбома. Но твой лечащий врач оценивает твои шансы успеть полностью восстановиться за три недели как ничтожные.

Хёнджин хотел ринуться оправдываться, заверять, что успеет подготовиться, но глотка пересохла, и юноша лишь впустую приоткрыл рот.

— Первый дивизион трепетно относится к репутации и стратегии, но здоровье сотрудников — первоочередной вопрос для всех нас, — глава дивизиона начал с классической вводной. — Токсикологический и психологический ущерб, который ты получил, ещё только предстоит оценить, и восстановление займёт непредсказуемо много времени. Мы бы хотели получить твоё разрешение выпустить альбом с продвижением всемером.

Внутренности Хёнджина словно сдавило ледяным кулаком и выпихнуло вверх к глотке. Он, зажмурившись, агрессивно замотал головой, пока та не закружилась. Ладони папы успокаивающе погладили рёбра. Хёнджин выдохнул. Не время детским выходкам.

— Не наказывайте меня ещё одним хиатусом, пожалуйста, — вместо серьёзной просьбы с губ сорвалось жалобное блеяние. — Я тоже много работал над этим альбомом, не спал ночами, репетировал, занимался с преподавателями, переписывал в студии записи по сто дублей. Я на стены полезу, если за работой остальных снова буду следить на Ютюбе, запертый дома.

Мужчины тяжело вздохнули. Чан вышел вперёд, опустился на пол в изножье кровати, заглядывая Хёнджину в глаза снизу-вверх.

— Мы ни в коем случае не хотим обесценить твой вклад в работу. Мы лишь обеспокоены твоим здоровьем.

Чан говорил мягко и успокаивающе, но Хёнджину казалось, что от его голоса от ушей по всему телу расползается леденящий парализующий ужас. Вокал Чана из треклятой Red lights, гремевшей на повторе каждый раз, когда Она пыталась заглушить его стоны и крики, замещал в восприятии сиюсекундный голос Чана, а тактильные воспоминания глушили внешние раздражители. Казалось крупные, чуть влажные от пота ладони снова скользили по рёбрам, в панике мелко и часто ходившим ходуном. Каждый мизерный вдох стоил Хёнджину невероятных усилий и давал кислорода так мало, что приходилось повторять секунда за секундой. Невидящий взгляд застыл где-то в бескрайнем чёрном пространстве. Хёнджин замер от ужаса. В ушах монотонно звенело, словно ударили по хрустальному бокалу или сбили настройки акустической системы. А может, он слышит, как пишут строчки гремящей в сознании песни пенопластом по стеклу?

Тёплое дыхание опалило затылок, нарушая леденящее душу оцепенение. Нерешительно Хёнджин повернул голову назад и на полпути его щека столкнулась с носом папы, пытавшегося подбадривающе боднуть сына.

Юноша проморгался. Вокруг всё ещё была больничная палата, а не бескрайняя темнота. Руки на его талии принадлежали отцу и ограждали от опасности, а не несли её. Голос Чана замолк, а сам он с тщательно скрываемым испугом смотрел Хёнджину в лицо.

— … а не хиатус, если вдаваться в терминологию, — Чон Сиун продолжал выражать мысль, начало который Хёнджин совершенно упустил. Слова скользили по грани его сознания, пока сам Хёнджин концентрировался на размеренном дыхании отца, пытаясь подражать ему, и его тёплых сухих ладонях, бережно обхвативших сжатые в потные кулачки руки Хёнджина.. — Но если ты считаешь, что даже недлительный рест нанесёт тебе больше морально вреда, чем пользы, мы можем попробовать согласовать с твоим врачом, скажем так, гибридный рест. Ты будешь участвовать в продвижении, — на этих словах словно по свистку Павлова Хёнджин впился взглядом в мужчину, готовый впитать каждое его слово, — но строго в пределах своих возможностей. Если ты почувствуешь слабость, усталость, неуверенность, уязвимость — пропускаешь расписание. Если врач по итогам осмотра откажет в доступе в тот или иной день — пропускаешь. Хоть перед президентом выступайте — при малейших сомнениях ребята отрабатывают всемером. На гонорар пропуски влиять не будут.

Расцветшая было внутри надежда жила недолго. Все отравил мгновенно всплывший в голове вопрос.

Не по своей воле

Содержание

1. Испорченный ужин

2. Вялый

3. Ожидание

4. Шумные соседи

5. Показания

6. Переговоры

7. По ту сторону

8. Милый дом

9. Учителя

Комментарии (0)