Оглушающая музыка и крики ребят, пришедших на вечеринку в братстве, били по ушам и отдавались слабой болью в голове. Хана сидела на кухонной тумбе, закинув ногу на ногу, и потягивала зелёный шейк со вкусом мохито, который ей купил Сатору. Она изначально не хотела приезжать сюда, потому что до этого у неё был выматывающий разговор с матерью, не оставляющей попыток восстановить её отношения с бывшим парнем, несколько трудных зачётов и бессонных ночей из-за свалившихся со всех сторон проблем. Но как можно было отказать свои друзьям и одному самому 

, который пообещал ей алкоголь, закуски и свою приятную компанию? Разумеется, устоять было невозможно, даже зная, что сразу он выполнит только первые два условия, а последнее оставит на десерт.

Сладкое Сатору очень любил.

В гостиной раздался звук разбивающегося стекла, последующие женские визги и хохот парней. Недалеко сидящая Сёко поморщилась от этой «симфонии» и приложила бутылку с таким же шейком к правому виску. У неё в последнее время тоже было не всё в порядке: она взяла на себя разборки с неугомонными соседками, а вдобавок ко всему этому училась так же, как и Хана, и параллельно подрабатывала в клинике у своих родителей. Понять, почему и она оказалась здесь, легко: первая причина — ей тоже хотелось отвлечься и хорошо отдохнуть, вторая — Сатору являлся её лучшим другом (и именно другом, а не только статусом для прикрытия) и одновременно с этим самой настоящей занозой в заднице.

Скука брала над обеими верх. За полгода все эти постоянные тусовки и вечеринки приелись — каждый раз один и тот же сценарий, а все действия выполнялись будто бы по инструкции. Прийти в братство, сестринство — так называли общежития только для парней или только для девушек — или, если тусовку устраивал кто-то из богатых, домой или огромный пентхаус, найти там запечатанный алкоголь, чтобы быть уверенным в отсутствии наркотиков или других препаратов в жидкости, напиться и дальше выбрать одну дорожку из нескольких: подцепить кого-нибудь на один раз, провести вечер с друзьями или уйти домой. И вне зависимости от выбора всё уже было таким привычным. Никаких красок, никаких новых эмоций — только головная боль с самого вечера и до обеда.

На кухню вальяжно прошла Мэй Мэй и, игриво подмигнув вмиг посветлевшей Сёко, уселась рядом с Ханой, закинув на неё ноги.

— Наконец-то встретились, госпожа Ота, — протянула она и смачно поцеловала её в щёку, оставляя едва заметный след от тёмной матовой помады. — Как поживаешь? По отсутствию твоей любимой помады на губах и… — девушка приподняла двумя пальцами её подбородок, рассматривая шею, — засосам вижу, что неплохо. И кто этот очередной счастливчик?

Сёко фыркнула и, словив предупреждающий взгляд Ханы, отвернулась.

— Меня не было полгода, а здесь уже всё перевернулось с ног на голову! — громко возмутилась Иори. — Сёко, родная, будь добра объяснить мне, что случилось с этим придурком.

— Мы с Сугуру склоняемся к тому, что влюбился, — ответила она, стараясь игнорировать испепеляющий взгляд подруги.

— Это я уже поняла. — Иори заглянула в холодильник и достала банку любимого пива. — Представляете, он не отпустил несколько мерзких шуточек в мою сторону, а просто поздоровался и спросил, как у меня дела! Да я… Да это… Да кто его может вытерпеть вообще?!

— Подожди, ты что, всё ещё мутишь с Сатору? — оживилась Мэй Мэй и начачала широко улыбаться. — Боже, я думала, вы разбежитесь после первого раза и будете общаться как лучшие друзья. Ну и ну! А я-то сижу и гадаю, чего это он ещё не подцепил кого-нибудь. Уже подумала, что заболел парень, а он просто втюрился в тебя. Хотя, я его понимаю — так бы и прибрала тебя к себе. — Она стрельнула глазками в сторону Сёко и заговорщически улыбнулась ей. — Но ведь Сатору уже не позволит, да?

— Думаю, да, — согласилась Иэйри, улыбнувшись ей в ответ.

— У нас с ним ничего нет, — сказала Хана, устало вздохнув: ей уже надоело доказывать, что у них был только секс и редкие прогулки по вечерам, когда обоим нечем заняться. — Мы не встречаемся.

Они все переглянулись, а Сёко только пожала плечами, как бы кидая знаменитую фразу «я же говорила». Иори громко простонала, когда отпила холодного пива, и прикрыла глаза; потом обернулась назад, чтобы поглядеть, как Сатору стоял без девушки — единственный из всей компании — и вежливо отказывал любым, кто пытался с ним познакомиться, и выдала свою теорию:

— Может, это только ты думаешь, что вы не встречаетесь? — Сёко прыснула в кулак, когда увидела ошеломлённое лицо Ханы, а после согласно промычала. — Когда это началось?

Хана с тихим вздохом откинула голову назад, прислонилась к навесному кухонному шкафу и, отвернувшись в сторону окна, начала вспоминать события почти шестимесячной давности.

Последние дни лета в Токио выдавались жаркими — идеальное время для того, чтобы отправиться в Канагаву и поваляться на пляже Юигахама, но вместо этого Хана лежала на смятой постели и повторяла весь пройденный в прошлом году материал по анатомии. Вместо сильного ветра — холодный поток воздуха, исходящий от кондиционера; вместо запаха соли и немного йода — аромат цитрусов, доносящийся из-за освежителя воздуха; вместо приятной компании и весёлого времяпрепровождения — одиночество и зубрёжка.

Летние каникулы изначально были обречены на провал: первые серьёзные промежуточные экзамены, после которых сил хватало только на то, чтобы лежать и безучастно смотреть в потолок; последствия расставания с парнем — единственным человеком, с которым она общалась последние несколько месяцев; отсутствие друзей из-за его влияния; проблемы с родителями, — всё свалилось на неё одним большим комом. Хана пыталась как-то барахтаться, чтобы не потонуть, но после первого и последнего уик-энда с родителями и мягкого посыла бывшей подруги поняла, что весёлых вечеров, какие показывают в сериалах и фильмах, не будет. Она не то чтобы расстроилась, но и приятного было мало, особенно когда воспоминания о летних вечерних прогулках с друзьями мелькали перед глазами.

Учебник по анатомии в мгновение превратился в неподъемный груз. Хана положила его себе на колени и откинула голову на подушку, чувствуя, как шею неприятно свело. Поморщилась и невольно потянулась к ней рукой, чтобы немного помассировать, но стало только хуже. И прекрасного мастера массажа и по совместительству её одногруппницы и соседки по комнате не было. Сёко, насколько она помнила, улетела на недельку-другую на остров Окинава с родителями. К своему стыду, Хана не помнила, когда именно она улетела и когда должна была вернуться назад, хотя разговор об этом не раз поднимался. Её засосало в «день сурка» — каждый новый день был похож на предыдущий. Подъём, завтрак, свободное время, во время которого она смотрела сериалы и читала, и так вплоть до ужина, а после недолгая прогулка по району и возвращение в комнату до того, как закроется общежитие. И так по кругу. Неудивительно, что она потерялась во времени и совсем забыла, когда должна была вернуться соседка.

Совсем рядом послышались шаги и чьи-то громкие голоса; спустя несколько секунд раздалось три коротких стука. Хана удивлённо приподняла брови, но всё же сказала неуверенное: «Войдите», — хотя гостей не ждала. И особенно не ждала высокого черноволосого парня, заносящего чемодан и несколько сумок. Первая мысль — в её жизни что-то пошло не так, поэтому с минуты на минуту она превратится в какой-то глупый фанфик или фильм, где главных героев по ошибке заселяют в одну комнату, чтобы потом между ними появилась любовь до гроба. Вторая — у неё появилась новая соседка, а это её парень, друг или родственник. И несмотря на то, что Сёко была прекрасной сожительницей, а парень, который оставил сумки у противоположной кровати и сразу же рухнул на неё без сил, был очень даже симпатичным, первый вариант с глупой ошибкой притягивал её меньше второго.

Незнакомец не успел толком поздороваться и представиться, как в комнату зашла соседка, разговаривая с кем-то по видеосвязи. Она мило улыбнулась Хане, приветливо помахала маленькой ручкой и легла рядом с парнем, укладывая голову ему на живот.

— Я в жизни не прощу вам этого предательства. Слышите? — раздался недовольный голос из динамика. — Сугуру, значит, ты пустила к себе в комнату, а меня даже к дверям общежития не подпускаешь! Это что такое вообще?!

— Я живу не одна, Сатору. А моя соседка слишком хороша, чтобы пугать её тобой. — Парень под ней громко прыснул и покачал головой. — И не переводи тему, пожалуйста. Мы говорили о Иори. Сатору, я уже миллион раз говорила, чтобы ты отстал от неё. Она не будет с тобой связываться, понимаешь? Ты не интересуешь её как парень.

— И я очень рад этому, потому что в постели она наверняка ещё более визгливая, чем за её пределами. — Сёко осуждающе покачала головой. — Ты видела её лицо? Только ради этого выражения я-тебя-не-могу-убить-но-очень-хочу-это-сделать и хочется шутить над ней. К тому же это она постоянно цепляет меня, а я просто отвечаю. Не стоять же мне и молчать, когда она верещит у меня под ногами, верно?

Его вопрос остался без ответа. Сёко только тяжело вздохнула и переглянулась, как поняла Хана, с Сугуру. Он пожал плечами и откинулся головой на подушку — смирился.

— Сувенирчики привезла?

— Да, — ответила Иэйри и тут же добавила, улыбаясь от радостного писка на другой стороне: — но ты их получишь только в том случае, если будешь хорошо себя вести.

— Я всегда веду себя хорошо. — Ответом ему послужили многозначительные взгляды. — Эта таинственная незнакомка, которая живёт с тобой, рядом?

— Скажи «нет», — шёпотом сказал Сугуру. — Иначе у него начнётся…

— Я всё слышу! — перебил его звонкий голос. — Покажи её!

Хана, которая до этого спокойно наблюдала за всем происходящим со стороны, резко встрепенулась и замахала головой, показывая неприличные жесты, обозначающие конец жизни, если она сделает это.

— Ну, я жду. Что, страшненькая? Или серая мышка? Хм, даже не знаю, что из этого хуже.

— Нет, она просто затворница. — Хана возмущённо вздохнула и швырнула в соседку карандаш, попав ей прямо в висок. На той стороне телефона довольно хмыкнули. — Весьма меткая и… Подожди, что? — Сёко подскочила с места и неверящим взглядом бегала от её лица к учебнику на коленях. — Ты читала анатомию всё это время?! Ты нормальная вообще?!

— Значит, серая мышка и заучка, — в мужском голосе послышались нотки разочарования, а после раздался звук, будто кто-то начал блевать. — Приводи её на вечеринку завтра вечером. Она мне уже нравится.

— Что-то я не помню, чтобы тебе нравились «серые мышки» и «заучки», — иронично заметил Сугуру. — Вкусы меняются, да?

Хана еле сдержала желание кинуть что-нибудь и в парня. Всё внутри клокотало от раздражения, от того, как они обсуждали её, когда она находилась рядом.

— Она швырнула карандаш в Сёко — думаешь, я поверю в то, что она тихоня? Пф, даже я на подобное не решаюсь, хотя у меня есть все возможности для этого. — В трубке послышалось гневное «Сатору». — Оп-па, меня кажется потеряли. Увидимся завтра вечером. Не забудь привести эту малышечку! Пока-пока!

Никто не успел попрощаться, как звонок прервался. Сёко облегчённо выдохнула и смерила Хану недовольным взглядом, рукой указывая на учебник по анатомии. Она не стала что-либо объяснять, а просто отмахнулась — жаловаться на скучные дни не хотелось, да ещё и в присутствии постороннего человека, который до сих пор не представился. Соседка чуть не ударила себя по лбу, опомнившись:

— Точно, вы же ещё не знакомы. Хана, это Гето Сугуру — мой лучший друг и просто ангелочек. Сугуру, это Хана Ота — моя соседка, чокнутая одногруппница, которая решила почитать в середине каникул про строение человека, хотя недавно мы его выучили наизусть, и тоже ангелочек. Я про неё говорила, когда рассказывала про первые дни в общаге.

Сугуру отсалютовал ей двумя пальцами и получил в ответ сдержанную улыбку и лёгкий кивок.

— Тебе идёт новая стрижка, — заметила Хана. — Только непривычно немного, что ты убрала половину длины.

— О, ты заметила? Спасибо! Папа настаивал на африканских косичках, но мы с мамой еле отговорили его от этой затеи.

— И я всё ещё считаю это настоящим преступлением. Мне кажется, тебе бы пошло, — сказал Сугуру, но Сёко только отмахнулась от него. — Ладно, не буду вам мешать. У вас наверняка полно тем для разговоров, а у меня есть незаконченные дела. Нужно ещё выспаться, чтобы встретить Сатору ночью.

— Не забудь купить несколько тортов и нарисовать огромный плакат, где будут расписаны все твои исключительно положительные эмоции из-за его возвращения. — Парень закивал головой, поднимаясь на ноги. — Ещё можешь купить разноцветных шариков, чтобы он окончательно поплыл.

— Про оркестр забыла, — напомнил он, и Сёко хихикнула. — Ладно, бывайте.

Когда дверь с тихим щелчком закрылась, Хана облегчённо выдохнула и потёрла пальцами пульсирующий висок. За несколько минут произошло ярких событий больше, чем за последнюю неделю. Сёко это поняла — один многозначительный взгляд на учебник по анатомии и страдальческий вздох описал все её эмоции без лишних слов, — поэтому и не стала наседать с вопросами о том, чем она тут занималась, пока её не было. Не стала наседать и с новыми знакомствами, да и про просьбу странного и неизвестного парня не вспоминала. Вместо этого она рассказывала о том, как замечательно провела время на Окинаве, где была и с кем познакомилась, а попутно разбирала вещи, отсортировывая их: в одну стопку складывала то, что нужно было постирать, а в другую, — что можно было сразу убрать в шкаф.

Они договорились, что вечером прогуляются до магазина и вместе приготовят ужин, а после Сёко отправилась вниз, в прачечную, оставляя Хану наедине со своими мыслями. Ей нравилась соседка. Иэйри не доставляла проблем: вела себя тихо, никого не приглашала, кроме этого случая, личные границы не нарушала, её вещи не трогала, — оглядываясь на других девочек, которые жили в соседних комнатах, она понимала, что соседка у неё святая, не иначе. То, что они учились на одном факультете и оказались в одной группе, только упрощало жизнь. Все задания они делали вместе, а если что-то не получалось, то всегда были готовы помочь друг другу. И их общение можно было бы назвать отличным началом для крепкой дружбы, если бы не два маленьких «но»: Сёко побаивалась её бывшего парня, даже несмотря на защиту в лице двух лучших друзей, а потом, когда произошло расставание, Хана и сама закрылась ото всех, желая побыть в одиночестве и спокойствии. И здесь она тоже показала себя с хорошей стороны, потому что увидела её немую просьбу и держала дистанцию. Долгое время они были просто соседками и одногруппницами, не позволяя зайти за невидимую черту.

Но именно в тот день Сёко решила начать делать первые шаги. Вечером, когда они шли из магазина, а истории закончились (у Ханы их даже не было), она всё-таки вспомнила про просьбу своего друга и про вечеринку, которую устраивали как раз для тех, кто решил остаться здесь. Весь их путь до дома и процесс готовки сопровождался убеждениями пойти туда и просто отдохнуть. Хана сопротивлялась как могла: сначала переводила тему, потом пыталась хоть как-то отбиться своими доводами, почему ей не стоило показываться на вечеринках, а в конце, когда каждый её аргумент разбивался тремя контраргументами, она перестала как-либо реагировать.

Во время ужина Сёко заметила, что панцирь, в котором Хана спряталась, начал трещать. И, отбросив всю тактичность и выложив все козыри на стол, она окончательно добила её.

— Сколько времени прошло с того момента, как я обработала тебе раны, а после стояла у окна и следила, чтобы этот псих тебя не убил? — Палочки с кусочком мяса между ними застыли в нескольких сантиметрах от приоткрытого рта. Хана глупо моргнула и отложила их. — Вы расстались в конце апреля, а уже близится конец августа, Ота. И за это время ты ни разу не выходила на улицу, чтобы развеяться. Это ненормально, слышишь? Не-нор-маль-но.

— Я уже говорила, что ненавижу шумные вечеринки. Что мне там делать? Напиться? Я могу напиться и здесь, но только с уверенностью, что меня не накачают какой-нибудь дрянью. Потанцевать? Ты серьёзно думаешь, что там собираются, чтобы подрыгаться под музыку? Найти себе кого-то? Нет, спасибо. Я не хочу ввязываться в это дерьмо под названием «отношения». Мне хватило.

Глаза Сёко засияли, а на лице заиграла озорная улыбка. Выглядела она немного жутко — настолько, что Хана вообще пожалела о сказанном. Но было поздно — соседка уже наклонилась к ней через весь стол и тихо, так, чтобы услышала только она, сказала:

— А кто сказал, что нужно обязательно строить с кем-то отношения? На вечеринках, если что, можно находить ещё и друзей. А если уж кто-то и понравится, то всегда можно попробовать секс без обязательств. — Хана скрестила руки на груди и отвернулась, поджав губы. Идея была заманчивой, особенно если вспомнить предыдущие дни, и не внушающей доверия одновременно. — Да брось. Что ты ещё будешь делать эти дни? Читать, чтоб её, анатомию?

— Нет, перейду к повторению химии, — съязвила она. — Можно ещё гистологию повторить, да и медицинская биология и общая генетика в прошлом году тяжеловато давались — надо подтянуть.

— Знаешь, мне кажется, что ты тот самый человек, который кричит, что ему никто не нужен, но при этом в глубине души страдает из-за этого. — Хана широко улыбнулась, обнажая ряд белоснежных зубов, и закивала головой. — Да? Я угадала? Девочка моя, это же кошмар!

— Нет, это называется «тревожно-избегающий тип привязанности», — поправила её она, выставив перед собой поднятый вверх указательный палец.

— Всё так, потому что этот тип привязанности — сущий кошмар. — Сёко вздохнула и страдальчески посмотрела на неё перед тем, как выбросить свой последний козырь. — Тот парень, который попросил тебя привести, ни за что меня не простит, если я этого не сделаю. Сжалься надо мной хотя бы разок, чтобы послезавтра утром я вернулась домой. Кто знает, какая тебе соседка попадётся, если меня не станет. Ну это тебе так, на подумать.

— Учти, что это работает и в мою сторону. Если я не переживу чувство испанского стыда, если напьюсь до смерти или меня изнасилуют и убьют, то кто знает, какая тебе соседка попадётся?

— Не переживай, я буду рядом с тобой, — отмахнулась она, а после застыла и пискнула от радости. — Подожди, это «да»?!

Ответа на этот вопрос не последовало — всё уже было ясно.

Стоя перед большим трёхэтажным зданием братства, Хана проклинала себя за то, что позволила себе слабость и сдалась под напором соседки, когда согласилась пойти на это крайне рискованное и сомнительное дело. Если бы знала, что к семи вечера на полянке перед зданием будут валяться бессознательные тела, а изнутри будут раздаваться такие громкие звуки — в основном это музыка и крики, — что их было слышно за несколько кварталов, как будто тут проходил рок-концерт, то она непременно отказалась бы. Рядом стоящая Сёко, привыкшая посещать подобные вечеринки из-за друзей, казалось, тоже была не в восторге.

Вся территория перед зданием, можно сказать, была поделена каменной дорожкой на две равные части. На одной сидели парни и девушки, которые находились в более-менее адекватном состоянии; на другой же даже не сидели — валялись пьяные тела. Некоторые из них приподнимались, иногда даже издавали какие-то нечленораздельные звуки. Хана бегала взглядом от них к слабо удивлённой Сёко и обратно, составляла план побега из этого места, но было поздно — соседка уже взяла её за руку и повела за собой.

Тревога расползалась липким слоем. Внутренности невольно сжимались, а к горлу подкатил едва ощутимый ком. Хана бегло осматривалась, нередко откровенно кривилась, но продолжала идти следом за Сёко, которая тоже постоянно оглядывалась по сторонам, видимо, чтобы найти своих друзей. Они петляли между небольшими группами людей — и чем дольше шли, тем сильнее у неё было желание уйти домой. Она не была на подобных мероприятиях больше года и за это время совсем разучилась знакомиться с людьми и чувствовать себя комфортно в обществе незнакомцев. Действительно, затворница. Самая настоящая и противная самой себе.

«В компании хороших людей оковы могут спасть моментально», — это единственная мысль, которая успокаивала её. Хане казалось, что у такого человека, как Сёко, не может быть плохих друзей. Тот же Сугуру — он произвёл впечатление тихого и спокойного парня, на которого можно положиться в трудную минуту.

Столкнуться лицом к лицу со своими страхами пришлось очень быстро. Небольшая компания находилась недалеко от гостиной — это было что-то вроде читального зала. Музыка там ощущалась не так громко, как в других комнатах, поэтому разговаривать можно было и не повышая тонов. Однако одна девушка всё равно кричала так, словно её пытались убить, и постоянно замахивалась на какого-то парня, которому было плевать и на её детские угрозы, и на пустые оскорбления. Позади них на диване сидел Сугуру. Увидев их, он приподнял бутылку, здороваясь, и слабо улыбнулся.

— Сатору-у-у, я же просила тебя, — недовольно и с нотками усталости протянула Сёко. Незнакомка резко обернулась и, громко крича, кинулась ей на шею. — Перестань обижать Иори.

Хана осторожно выбралась из мёртвой хватки соседки, чтобы она смогла нормально поприветствовать свою подругу, и сделала маленький шаг назад. Всё шло неплохо — во всяком случае на неё не пялились как на какую-то зверушку.

— Наконец-то Сёко показала тебя, милая, — послышался елейный голос позади неё. — Мы так и не смогли познакомиться поближе после той вечеринки в клубе. О, ты наконец-то пришла к пепельному блонду? Неплохо, тебе идёт — гораздо больше, чем то жёлто-рыжее безобразие.

Она обернулась и прищурилась, пытаясь вспомнить девушку напротив. Внешность у Мэй была неординарной и запоминающейся — и именно поэтому ей удалось так быстро вспомнить её. Они встретились тоже около полугода назад в одном из клубов в Роппонги, где устраивали посвящение в первокурсники. Мэй не была в их числе, но являлась заместителем президента студенческого актива и организатором того вечера. Хана помнила своё удивление, когда увидела, как она развлекалась вместе с остальными, хотя ей казалось, что главные деятели будут бегать и проверять, чтобы всё было в порядке.

Хана в тот день практически не пила — боялась, что ей могли что-то подсыпать, — а только танцевала со всеми, с кем просто пересекалась взглядами. В какой-то момент диджей предложил интересный танцевальный конкурс-баттл: выбирали двух девушек, которые должны были залезть на барную стойку и посоревноваться между собой во владении своим телом и чувством ритма. Участниц было мало — всего шесть, — и каким-то чудесным образом она оказалась среди них. Кажется, одна из одногруппниц пыталась убедить её поучаствовать, и это заметил зачинщик всего этого. Её мнения особо никто и не спрашивал — он просто помог забраться ей на барную стойку и дал отмашку. Хана бросила мимолётный взгляд в сторону соперницы и увидела там Мэй Мэй, которая игриво улыбнулась ей и перед тем, как включили музыку, послала ей воздушный поцелуй. «На удачу», — сказала она тогда.

Это не помогло ни Хане, ни ей самой. Голосование было тупым и, скорее, для галочки: кому громче хлопали и кричали, тот и победил. Понятное дело, что никто не бегал с шумомером и не делал замеры, поэтому сошлись на ничьей. А в качестве небольшого и памятного приза Мэй подарила ей глубокий поцелуй и своё приятное общество.

Находясь в новой компании, Хана чувствовала себя неуютно. И, казалось бы, старая знакомая должна была развеять это чувство или хотя бы притупить его, но после воспоминаний о её первой вечеринке и этой сцене всё только усугубилось. Ей хотелось провалиться сквозь землю, а перед этим воспользоваться нейролизатором из «Люди в Чёрном», чтобы стереть всем память, а особенно Мэй, которая улыбалась ей так же, как и тогда — игриво, с нотками лукавства. Разумеется, она не забыла о том дне, даже несмотря на то, что это было давно и за это время они практически не пересекались друг с другом.

— Приятно снова увидеть тебя за пределами кампуса. — Мэй медленно подошла к ней и притянула к себе за талию. Из её глаз чуть ли не летели искры, когда она спросила: — Потанцевать сегодня не хочешь?

— К сожалению, — медленно начала она, закидывая руку ей на плечо, — я перестала танцевать. Тот случай был разовой акцией, так что извини, но вынуждена отказаться.

— Ах, какой потенциал теряется! Жаль, очень жаль, Хана. Но уверена, что мы с тобой найдём ещё какое-нибудь развлечение, которое придётся нам по душе. Ты же после этого вечера не пропадёшь, верно?

— Зависит от того, как он пройдёт.

— Не могу пообещать тебе, что здесь будет круто — всё-таки вечеринку устраивала не я, — но поверь, иногда и в таких местах бывает весело. Очень редко, но всё же.

— Я правильно понял, что с ней знакомы все, кроме меня? — тихо спросил Сатору.

— Нет, ещё малышка Иори, — протянула Мэй, с истинным наслаждением наблюдая за тем, как лицо парня позади Ханы вытянулось. — Ладно, ненадолго оставлю вас. А ты, красавица, далеко не уходи: у меня на тебя планы.

— Не бойся, я тебя от неё спрячу, — пообещала Сёко, мягко улыбнувшись. — А то все её планы не несут в себе что-то хорошее. В прошлый раз она споила меня и Иори, а потом потащила в свой богатый район, чтобы столкнуть нас в бассейн. И даже не в свой, а в соседский.

Хана медленно переводила взгляд от Сёко к смеющейся Мэй и всеми силами старалась подавить своё изумление. Сидя в своём мире, она и не думала, что люди её возраста могли так веселиться и беззаботно проводить время. Вечеринки, безрассудные поступки, прыжки в бассейны, — всё это было для неё дикостью, к которой, вопреки крику здравого смысла, хотелось прикоснуться. Просто для того, чтобы попробовать; просто для того, чтобы потом не пожалеть об упущенном времени и возможностях.

— Привет, Хана! — раздалось сбоку от неё. Девушка вздрогнула от звонкого голоса и приветливо улыбнулась Иори. — Я Утахиме Иори — подруга Сёко. Учусь, правда, в Киото, а сюда приезжаю, чтобы повидаться с родителями.

— Приятно познакомиться, Иори.

Чужая рука со спины обвила её шею, легла на плечо, слегка сжимая его, а ухо опалило горячее дыхание. Хана почувствовала, как сердце пропустило несколько ударов, а после забилось с удвоенной силой; как живот неприятно скрутило — предвестники тревоги. Она спокойно относилась к телесной коммуникации — и это распространялось на новых знакомых или тех, кого знала не так долго, — однако временами уровень тревожности мог взлететь до небес. Это всегда зависело от того, кто её трогал, где именно и в какой обстановке. В тот день поводов для беспокойств не было, но что-то всё равно встревожило её: то ли отвыкла от того, что к ней проявляли интерес, то ли это просто застало врасплох.

Медленно обернувшись, Хана чуть не столкнулась нос к носу с, как ей уже стало известно, Сатору. И если сначала казалось, что на неё никто не смотрел как на забавную зверушку, то после такого заинтересованного взгляда ярко-голубых глаз — она даже зависла на несколько секунд, всматриваясь в их цвет, — это ощущение пропало. Он широко улыбнулся и немного отстранился, когда увидел её ступор.

— Значит, Хана, — протянул парень, будто бы смакуя её имя. — Я Годжо Сатору. Мне очень, очень приятно познакомиться с тобой. Наконец-то Сёко позволила тебя увидеть. Сколько мы ждали этого? — он обратился к Сугуру; тот ответил, что чуть больше полугода. — Больше полугода! С ума можно сойти!

— Будь осторожна с ним, — предупредил Сугуру, — потому что иногда он бывает просто космическим придурком.

— И настоящей прилипалой, которая не знает о личных границах, — добавила Сёко.

Сатору возмущённо вздохнул и отвернулся, прижавшись щекой к макушке Ханы. Когда понял, что сделал это без сильных усилий и боли, то тихо, но недостаточно для того, чтобы услышал только он, заметил:

— Высокая. Наконец-то, а то надоели уже эти коротышки: шея болит из-за того, что приходится сильно наклоняться просто для того, чтобы увидеть их. — Сугуру тихо засмеялся, едва не поперхнувшись пивом, пока Сёко задирала голову и с осуждением смотрела на него. — Кроме тебя, Иэйри. Тебя я очень сильно люблю, даже несмотря на то, что мне приходится сгибаться в три погибели, чтобы поздороваться с тобой.

Прохлада проникла через тонкую ткань рубашки, обожгла кожу, когда чужое присутствие и тепло тела Сатору исчезло. Хана поёжилась и сделала шаг в сторону, позволяя Сёко обнять своего друга и передать ему сувенир, которому он, казалось, обрадовался больше, чем её возвращению. Когда увидел окинавские сладости, то чуть с ума не сошёл от радости и тут же начал осыпать подругу благодарностями и поцелуями. Иори позади них кривилась и смотрела на парня с нескрываемым презрением, которое, как показалось Хане, было напускным.

Утахиме быстро взяла под руку Хану и увела её из комнаты; куда и зачем — не объяснила. Зато причину для такой спешки озвучила: она боялась, что за ними мог увязаться Сатору, а его компании ей хотелось избежать. Пробираясь через небольшие компании и отказываясь от любых предложений присоединиться ко всеобщему веселью, они дошли до кухни, где уровень тревожности обеих снизился к минимуму. Иори быстро открыла холодильник, взглядом отыскивая, как она сказала, подарок от Мэй Мэй, и через мгновение радостно пискнула. Хана наклонилась над ней и невольно облизнулась, когда увидела на нижней полке несколько бутылок джина и рядом с ними банки с тоником и несколько с пивом.

Чуть позже к ним присоединилась сама Мэй, которая обрадовала Хану: джин и тоник тоже являлся её небольшим подарочком. Она запорхала по кухне, считала вслух, сколько нужно бокалов, и пыталась найти их среди десятков кухонных тумб; пока искала, поклялась, что следующая вечеринка будет проходить у неё, а в эту дыру она больше не шагнёт. Впрочем, когда она получила желаемое, то сразу же успокоилась и довольно улыбнулась.

Обратно пробираться было тяжелее: знакомые Мэй то и дело останавливали её, чтобы поздороваться и немного поболтать, а незнакомцы, которые встречались по пути на кухню, охмелели и стали настойчивее. Когда вернулись, то тихий уголок, в котором они расположились, начал казаться настоящим раем. Хана устало плюхнулась на диван, занимая место рядом с Сугуру, и тяжело выдохнула. Такой шум и обилие незнакомых людей напрягал, а привыкнуть ко всему этому за один вечер после долгого затишья было чем-то невозможным.

Иори хотела присесть рядом, но Сатору ловко опередил её и, показывая язык, плюхнулся возле Ханы, тут же закидывая руку ей за спину. И она могла поклясться, что у Утахиме дёрнулся левый глаз.

— Что? Я не хочу, чтобы она попала под твоё влияние и стала такой же истеричкой, — сказал он и «мило» улыбнулся.

Когда всё началось

easnadh

Когда Хана Ота пришла на очередную вечеринку, она и представить себе не могла, что подцепит себе лакомый кусочек в лице популярного и одарённого студента Токийского университета — Годжо Сатору. Незаметно одна ночь перетекла ещё в несколько, поэтому между ними произошла договорённость: никаких глубоких чувств. Даже если ревность выжигает внутренности, даже если хочется находиться рядом всё свободное время, — всё это несерьёзно.

Jujutsu Kaisen

Сатору Годжо/ОЖП

Юи Хайбара

Кенто Нанами

Утахиме Иори

Мэй Мэй

Сугуру Гето

Иейри Сёко

Несерьёзно

Мощные порывы ветра поднимали ввысь занавески. Ткань возвышалась над студентами, сидящими у окна, и плавно опускалась им на головы, вызывая лишь большее раздражение. Жара изнуряла, а просторный кабинет, готовый вместить в себя сразу три факультета, наполнился духотой. И ни ветер, ни сильные махи тетрадкой в свою сторону, ни холодная вода не спасали. А ведь самый пик жары был только впереди — первая и мучительная пара, на которой они медленно умирали, началась пятнадцать минут назад, в одиннадцать, а впереди был час мучений в этом кабинете и ещё четыре — в других.

И без того испорченное настроение окончательно скатилось вниз, когда сидящая рядом Сёко подвинула телефон, показывая новое расписание. Хана прищурилась, пытаясь разобрать мелкие иероглифы и тяжело вздохнула. Будто бы соглашаясь с ней, с двух рядов перед ними послышались недовольные шепотки. Они должны были радоваться тому, что почти каждый день учёба начиналась с одиннадцати, из-за чего можно было и выспаться, и избежать толкотни в общественном транспорте, а заканчивалась в половину пятого. Но уже по предыдущему опыту было ясно, что чем мягче условия в начале, тем сильнее их будут гонять в конце.

Методистов, составляющих учебные планы и расписание, хотелось уничтожить голыми руками ещё и по той причине, что они решили «разнообразить» обучение новыми дисциплинами и внеучебными активностями: ввели новые предметы, которые были общими и абсолютно не нужными для тех, кто уже вставал на финишную прямую и заканчивал первый год обучения, добавили новые кружки и спортивные мероприятия. И все могли бы простить и это, если бы не ещё одно нововведение: физкультура, которую лично Сёко терпеть не могла, теперь проходила у парней и девушек отдельно. У первых — в огромном спортивном зале или на футбольном поле, а у вторых — в новом небольшом помещении, обустроенном специально для занятий йоги, пилатесом, растяжкой, аэробикой и танцами. И если Хана обрадовалась этому, потому что всегда любила медленные и неспешные упражнения, концентрацию на дыхании и медитации, то у её подруги нервно задёргался глаз, потому что она «непластичная».

— Кошмар, ещё и мама отказывается выписать мне справку, чтобы меня освободили от занятий, — громким шёпотом возмущалась Сёко. — Видите ли, мне нужно держать себя в форме, а то развалюсь к двадцати пяти годам. Никакого понимания и сострадания в родительском гнёздышке.

Хана хмыкнула и не успела отреагировать на её возмущения — телефон завибрировал от входящих сообщений, перетягивая внимание на себя.

 — «Что за хрень эти ваши «коммуникативные навыки и культура речи»? И почему это стоит сразу у трёх факультетов? Там реально сидят будущие инженеры, медики и научники?»

 — «Если да, то я не хочу туда идти. Наверняка в кабинете душно и воняет снобизмом этих недоучек, которые пишут свои статьи как настоящие роботы».

 — «Ты угадал. Но преподавательница милая, пытается объяснить нам правила японского языка и совсем не давит на нас. Сразу видно — любит своё дело и хочет, чтобы мы получили знания».

 — «Правила японского языка? Чего? Она реально втирает вам школьную программу? Кошмар, знал бы — уговорил Сугуру остаться дома и приехать ко второй паре».

 — «К сожалению, уже приехали. Ищем кабинет. Но знаешь, я тут задумался над тем, что ещё не поздно свалить, если только Сугуру не заметит».

 — «У тебя все шансы, потому что она не ставит пропуски. И да, если Сугуру всё-таки схватит тебя за жопу и заставит прийти на пару, то просто молча заходите и занимайте места, потому что она не ругается из-за опозданий».

Снова подул ветер. Хана с завистью глянула на ребят, сидящих у окна, и потянулась к тетради, которая использовалась не для записей и ведения конспектов, а как веер. Сёко тут же подсела к ней поближе, подставляясь под прохладные потоки воздуха, и продолжила активно строчить сообщения в семейный чат. Это всё равно не спасало от изнурительной жары, и она откинула тетрадь на стол и легла на неё под сочувствующие взгляды подруги. Её пальцы снова запорхали над экраном.

Прикрыв глаза, Хана начала глубоко дышать и вслушиваться в тихий, спокойный голос преподавательницы, которая не журила студентов за то, что они сидели в состоянии тушёных — во всех смыслах — овощей. Дверь в кабинет с тихим скрипом отворилась; послышались тихие извинения опоздавших студентов, перешёптывания и топот шагов. Она не стала смотреть, кто пришёл, но по возне рядом и восхищённым вздохам поняла, что это были Сатору и Сугуру; следом за ними вошло ещё несколько студентов. На столе, совсем рядом с её головой, оказалась холодная бутылка. Глаза всё-таки пришлось открыть, чтобы поздороваться и вопросительно глянуть на бутылку.

— Я попросила купить тебе водички из холодильника. Приложи ко лбу — может, полегчает, — сказала Сёко.

— Спасибо. Кому из вас переводить деньги? — Сугуру перевёл опасливый взгляд ей за спину и дёрнул уголком губ. Она обернулась, сталкиваясь с недовольным Сатору. — Что?

— Чтобы я такого больше не слышал, — жёстко отрезал он.

— Ладно, — протянула Хана, прищурившись. — Спасибо.

Она снова положила голову на стол и прижала ко лбу холодную бутылку. Жар всё ещё ощущался каждой клеточкой тела, из-за чего её немного мутило, но всё равно чувствовалось долгожданное облегчение, от которого невольно прикрывались глаза, а на лице расползалась слабая улыбка. Дышать стало немного легче, и она медленно и глубоко вдыхала и выдыхала тёплый воздух.

Преподавательница невовремя решила немного растормошить студентов, задавая наводящие вопросы. Они были лёгкими, но то ли из-за стеснительности, то ли из-за отсутствия сил никто практически не отвечал. И, глядя на это безобразие, Сатору решил взять всё в свои руки. Он не затыкался почти до самого конца пары, иногда ведя разговор не по теме, и, можно сказать, едва ли не сам провёл лекцию, вызывая у очаровательной женщины положительную реакцию. Хана мимолётно глянула на него, улыбающегося и довольного, перевела взгляд на закатывающего глаза и покачивающего головой Сугуру, и тоже не сдержала улыбки.

— Наконец-то! — громко прошептала Сёко, показывая ей переписку с отцом, который согласился выписать ей справку, но втайне от мамы. — Главное, чтобы она не узнала, а то такой скандал будет.

— Будет забавно, если твоё нежелание идти на физкультуру станет причиной их раздора, — хмыкнула Хана. — Причина развода: «Выписал дочери справку, освобождающую от занятий по физической культуре, зная, что супруга против».

Сёко хихикнула и кивнула головой, соглашаясь:

— Да, выйдет не очень хорошо. Я заберу её после этой пары, как раз сейчас будет большой обеденный перерыв. Успею, думаю. — Она отвлеклась на Сугуру, показавшего ей какую-то новость, из-за которой они тихо засмеялись, а потом вернула своё внимание ей. — Может взять тебе каких-нибудь таблеток?

— Не надо, спасибо. Мне бы по-хорошему просто отлежаться полчасика в каком-нибудь прохладном месте — и я буду как новенькая.

— Можно посидеть в коридоре на втором этаже. Там прохладно, особенно у автоматов с напитками, — предложил Сугуру. — Только мне нужно будет заскочить в деканат, заполнить несколько документов и забрать дополнительное соглашение. Я подойду попозже, окей?

Хана несколько раз кивнула головой и ударилась затылком о подбородок Сатору, который рассматривал то ли канцелярию, то ли её саму. Они шикнули друг на друга, испепеляя слегка раздражёнными взглядами, но быстро остыли, когда он снова заинтересовался тем, что лежало перед ней. Без спроса схватил тетрадь на кольцах и, пользуясь стикерами, которые она наклеила специально, разделяя предметы, быстро перескакивал с одного раздела на другой. И чем дольше смотрел, тем сильнее хмурился, не понимая всей информации; зато когда увидел её схемы и иллюстрации органов человека, то тут же оживился и начал отвешивать ей сомнительные комплименты, не забывая в конце добавлять, что он бы справился куда лучше. Сугуру отправил ей сообщение, в котором говорилось, что к этой черте характера и «подаче» приятных слов нужно просто привыкнуть. И хоть она не держала обиды или зла, ей была приятна такая обеспокоенность.

До конца пары оставалось несколько минут. Некоторые студенты уже начали собирать вещи и готовиться к выходу, чтобы не стоять в толпе и ждать, когда все выйдут; некоторые начали особенно громко перешёптываться. Хана откинулась на спинку стула и улыбнулась обернувшемуся Акайо — забавному одногруппнику, с которым она первое время работала в паре, пока окончательно не сработалась со своей соседкой. Сёко заметила его взгляд, прикованный к ним, и помахала рукой; увидев его новую тёмную футболку, на которой была изображена странная девушка-эльфийка с розовыми волосами, фиолетовой кожей и нимбом над головой, показала большой палец вверх. Он поправил очки указательным пальцем и одарил их очередной улыбкой.

— Я тебе клянусь, он запал на тебя, — сказала ей Хана, скрестив руки на животе. — Мне кажется, уже как несколько месяцев. Вечно крутится возле нас, улыбочки какие-то странные посылает, говорит всякую чушь только тогда, когда ты поблизости.

— Странно, мне всегда казалось, что это ты ему нравишься. — Она нарочито громко вздохнула, тут же замечая игривую усмешку на губах Сатору — пришлось разок хлопнуть его по бедру, чтобы угомонил свою фантазию, — и скривилась. — Надеюсь, что это всё-таки ты, потому что я не очень люблю рыжиков.

— Они мне тоже не очень нравятся: сразу ассоциация с лисами или какими-то сучками из фильмов и книг. — Сёко хихикнула и кивнула, соглашаясь. — Спишемся, когда ты закончишь?

Она снова кивнула и начала поспешно собирать вещи, посматривая на вторую дверь позади, возле которой ещё никого не было; послала ей воздушный поцелуй и едва не снесла Сугуру, пробегая мимо деревянных рядов и медленных студентов. Хана повернулась в сторону, где сидел Сатору, но его уже не было — ушёл к своим одногруппникам, которые громко возмущались из-за того, что они сели не с ними; Гето присоединился к нему чуть позже, проходя мимо неё так, чтобы лишний раз не беспокоить. Она оценила и подарила ему кривую, но искреннюю улыбку.

На второй этаж ей пришлось спускаться в полном одиночестве, но так было даже легче: выглядела она в тот момент очень не очень и в любой момент могла рухнуть без сил прямо посреди коридора, а такой позор переживать совсем не хотелось. Хана почувствовала себя немного лучше, когда спустилась на один пролёт — Сугуру оказался прав, потому что холл уже встретил приятной прохладой. Стоило ей оказаться в самом коридоре, как с губ слетел облегчённый вздох. Она со второго раза — силы в руках совсем иссякли — залезла на подоконник и прислонилась виском к прохладному пластику, прикрывая глаза.

Всюду царила тишина, что было неудивительно: многие студенты в это время или бежали на обед, или сидели на лужайке в пределах кампуса, перед зданиями факультетов, подставляясь под ветерок, спасающий от надоевшей жары, и позволяя солнышку ласкать кожу. Изредка доносились чьи-то голоса, но они были еле слышны и раздавались откуда-то издалека, являясь подобием фонового шума.

Послышались неторопливые шаги. Хана нехотя приоткрыла глаза, ожидая, когда неизвестный покажется перед ней. Увидев Сатору, она обрадовалась и огорчилась одновременно: в тот момент он был слишком шумным, слишком активным, слишком радостным для неё. Его губы растянулись в широкой улыбке, а и без того гипнотизирующие глаза, ослепляющие небесной голубизной, горели ярче любой звезды. Он остановился напротив неё, разрушая все надежды, что его просто замучила жажда, и мило захлопал глазками.

— Ты не хочешь перекусить? — Она отрицательно качнула головой и снова прислонилась виском к раме. — А я вот очень хочу, но одному ехать не хочется. Составишь компанию?

— Мне не очень хорошо. Подожди Сугуру и сходишь вместе с ним.

— Он надолго застрял в деканате, к тому же я уже сказал ему, чтобы не торопился, потому что возьму тебя с собой, — сказал он и сложил руки за спиной, перекатываясь с пяток на носки. Хана приподняла брови и окинула его недовольным взглядом, как бы говоря, что согласия она, вообще-то, не давала. — Ну пожа-а-а-алуйста, мне так не хочется сидеть одному. О, я знаю, что тебя убедит! У меня в машине работает кондиционер. Ну?

— До машины ещё как-то нужно доползти, — сказала она, игнорируя его просящий взгляд, напоминающий чем-то кота из «Шрека». — Потом нужно будет подождать, пока машина остынет, потому что ты наверняка поставил её на солнышко. Нет, Сатору, придётся тебе ждать Сугуру, если хочешь чьей-то компании. Или можешь забрать Сёко из клиники и поесть с ней.

— А ты будешь сидеть здесь одна, да? Чёрта с два! Давай, пошли! — Сатору потянулся к ней руками, но Хана ловко перехватила их, удерживая от себя на расстоянии. И тогда он использовал грязный приёмчик — захныкал, словно ребёнок. — Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! Ты же сама сказала, что тебе нужно отлежаться в прохладном месте полчасика. Я откину тебе кресло, чтобы ты отдохнула. Ну же, давай!

— Ты же понимаешь, что если я упаду в обморок, то это будет на твоей совести? — Он быстро закивал головой, тихо сказав что-то про то, что в случае чего поймает её. — Подожди, у меня кое-что есть для тебя.

Хана подтянулась к сумке, начала рыться ней и спустя несколько секунд протянула ему небольшой тюбик с солнцезащитным кремом. Он повертел его в руках, посмотрел на обратной стороне, что это и для чего, и тихо хмыкнул, дёрнув уголком губ.

— Запомнила, значит, — тихо сказал Сатору и вложил его обратно ей в ладонь. — Помоги.

— Я думаю, тебе будет легче и удобнее нанести самому. — Он упрямо качнул головой, не соглашаясь. Какое-то время смотрели друг на друга, устраивая настоящую борьбу, но она всё же сдалась, прошептав: — Убери волосы со лба и наклонись ко мне.

Сатору приспустил очки к носу, чтобы снова натянуть их на макушку, при этом зацепив волосы и используя аксессуар для глаз как ободок, и расположил руки по обеим сторонам её бёдер — так близко, что большие пальцы касались кожи через плотную ткань. Смотрел на неё пронизывающе и томно, будто бы проверял её и свою выдержку; приподнимал уголок губ, когда видел, как она специально делала вид, будто ничего не происходило и не на неё оказывали такое мощное сексуальное давление. Хана не велась на провокации, спокойно наносила крем на лицо — она даже невольно позавидовала ему из-за его чистой и увлажнённой кожи — и лишь на мгновение зависла, когда приподняла его подбородок и перешла к шее, на которой красовалось несколько засосов. Он широко улыбнулся, догадываясь о причинах её короткого замешательства, двумя пальцами оттянул рукав бледно-зелёного платья в светлый цветочек и не без удовольствия посмотрел на причину своих синяков — не замазала, а просто спрятала за тканью. К щекам подступил слабый румянец от воспоминаний, но она, пару раз махнув на себя руками, сделала вид, что это от жары. Он же сделал вид, что поверил ей.

— Странно, я никогда не обращал внимания на цвет твоих глаз, — вдруг сказал Сатору, вызывая в ней очередной прилив смущения, и приблизился к её лицу, пытаясь всмотреться в них. — Такие необычные — вроде серые, а вроде в синеву отдаёт. До моих тебе, конечно, далеко, но всё равно красивые.

— Спасибо, — неуверенно поблагодарила она и мягко оттолкнула его кончиками пальцев.

Нанести крем ему на руки было легче: не было возможности встретиться с ним взглядом и видеть ухмылки, которые хотелось стереть. В конце Хана передала ему тюбик и потребовала от него чуточку ответственности, чтобы он не забывал о такой простой, но важной процедуре. Сатору пообещал относиться к своему здоровью серьёзно и поблагодарил её слюнявым поцелуем в щёку. След она рискнула стереть только тогда, когда он отвернулся после того, как помог слезть с подоконника: что-то ей подсказывало, что на подобное его реакция была бы далека от положительной.

На улице, как и ожидалось, было ужасно душно. Хана заглянула в прогноз погоды на телефоне и, увидев неутешительные «плюс тридцать два», захныкала. Казалось, что воздух был раскалён до предела, но было ясно, что через два-три часа температура повысится ещё на несколько градусов. И это совсем не радовало. Хотелось развернуться и быстро вернуться туда, где было немного полегче, но Сатору, как назло, не сводил с неё взгляд и разве что за ручку не взял, чтобы она не убежала. Он позволил себе расслабиться, натянуть очки на нос и перестать пялиться только тогда, когда они прошли достаточное расстояние от кампуса.

Правда, с того самого момента приходилось не сводить с него взгляда уже ей.

Подходя к пешеходному переходу, не регулируемому светофором, Хана заметила машину, водитель которой явно не собирался тормозить, даже видя, как они собирались переходить дорогу. Сатору, видимо, думал, что раз пешеходный переход — значит обязательно должны остановиться и пропустить их. Ухватившись за плечо, она дёрнула его на себя, из-за чего он сделал шаг назад и обернулся.

— Нас всё равно пропустят, так зачем ждать? — недовольно спросил он.

И в опровержение его слов машина даже не притормозила, проезжая мимо с такой скоростью, что их окинуло мощным потоком воздуха. Сатору нелестно высказался о водителе и делал вид, будто не замечал испепеляющего взгляда. Когда Хана отпустила его плечо, то он решил окончательно добить её.

— Я знал, что ты не устоишь и захочешь потрогать меня. — Она чуть не застыла прямо посреди проезжей части и подавила возмущённый вздох. Он схватил её за руку, чтобы перевести через дорогу, но даже после того, как они оказались на тротуаре, не отпустил, а только переплёл их пальцы и бодро зашагал к парковке. — Но я понимаю такую реакцию — на твоём месте я бы и сам не удержался. В следующий раз можешь просто попросить, хотя тебе, как моей 

, — выделил Сатору, — можно и не спрашивать.

— Очаровательный и прекрасный. Знаю-знаю, можешь не напоминать.

Хана решила промолчать и попыталась высвободить свою руку: ей было максимально некомфортно идти мимо небольшого сквера в таком положении, да и тесный контакт только усиливал жар, из-за чего ей становилось ещё хуже, — но Сатору игнорировал эти попытки и продолжал идти. Пришлось смириться и изредка одёргивать его, когда он начинал активно раскачивать их руки.

Дорога до парковки казалась если не раем, то чем-то близким к этому, если не смотреть на слабость и странные жесты Сатору, которые не столько пугали, сколько смущали. Он был человеком, любящим прикосновения, настоящей прилипалой, как и предупреждала соседка, с тактильным голодом. Это стало ясно ещё в тот день, когда они познакомились: он прикасался к любому, до кого только дотягивался, и испытывал от этого явное удовольствие. Хана же, наоборот, становилась жадной до прикосновений только с теми, с кем была близко знакома; в остальных случаях становилось некомфортно, но с ним, Сугуру или Мэй Мэй было легко. Возможно, из-за того, что они были друзьями Сёко, или же из-за того, что они сами по себе являлись воплощением слова «комфорт».

Смущали только странные взгляды девушек — кого-то из них она уже видела в общежитии или университете, а с кем-то была не знакома. Хана невольно вспоминала ту сцену, когда их комнату буквально облепили из-за того, что в ней был Сатору. Иногда к ней подкатывало острое и до боли неприятное чувство тревоги, когда она думала о том, что у неё из-за этого могут быть неприятности: больных на голову людей было полно, а ревнивых девиц, готовых на всё только для того, чтобы заполучить внимание желаемого парня, — ещё больше. Утешала только одна мысль: Сёко ещё ни разу за полгода не попадала под удар, а ведь они знакомы гораздо дольше и их отношения гораздо крепче.

Хана не знала о Сатору ничего, кроме того, что он был другом её соседки, учился в том же университете, что и она, но только на другом направлении, и был её ровесником. Вот только она ещё не знала ни одного девятнадцатилетнего человека, у которого в распоряжении была спортивная машина. Чёрный Lexus LC 500 — её давняя мечта, причина соплей и слюней — стоял перед ней во всей красе, пока Годжо настраивал работу кондиционера. Она подавила истеричную усмешку, когда поняла, что её жизнь начала превращаться в сюжет очередной сопливой книги, где драма была ради драмы, а концовка — предсказуемой. А к подобным сюжетам у неё всегда была какая-то непреодолимая неприязнь.

Сатору вылез через минуту и, обойдя машину, встал напротив неё, специально загораживая собой солнышко.

— Голову напечёт, дурень, — сказала Хана и вздохнула, закатив глаза, когда он отмахнулся. Посмотрела на машину любовным взглядом и тихо сказала: — Однажды я её у тебя угоню.

— Да что ты? — наигранно испугался Сатору и приложил к щекам ладони, изображая изумление; хихикнул, когда она ущипнула его за бок, чтобы он прекратил. — Можешь сесть за руль, если хочешь.

— Нет уж, жаль такую красоту разбивать, да и прав у меня нет, так что не судьба.

— Знаю я одну трассу, на которой ночью практически нет машин и камер. Если решишься — пиши. Я прекрасный учитель, а ты явно способная ученица, так что быстро освоишь навык вождения. — Она вяло кивнула со слабой улыбкой на губах и задрала голову. — Потерпи ещё немного.

Солнышко ненадолго скрылось за облаками. Хана выдохнула и начала наблюдать за Сатору: его пальцы то порхали над экраном телефона, то забавно потирали кончик носа, то пробегались по щеке или шее. Выглядел он крайне сосредоточенным, отчего ей стало немного не по себе, но, услышав его тихое ворчание по поводу трудностей выбора блюд, расслабилась. Глянув на неё исподлобья, он с явной насмешкой спросил:

— Любуешься? — Хана отвернулась и поджала губы. — Хочешь поцеловаться, пока я не взял себе что-нибудь, где есть лук или чеснок?

— Нет, — почти что честно ответила она.

Конечно, ей хотелось, но не в этом месте, не в это время и не в этой обстановке. Сатору, к её удивлению, настаивать не стал, но решил немного поиграться с ней и в шутливой форме показать, что она потеряла, прижавшись к ней со спины и скрестив руки у неё на животе. Большие пальцы начали медленно поглаживать его, пока тело сзади медленно напирало и двигало её вперёд, к машине. Хана не сдержала тихого смешка, когда он наклонился вместе с ней, чтобы открыть ей дверь, и забавно поморщила нос, когда почувствовала слюнявый поцелуй на шее перед тем, как руки исчезли. Она ловко забралась на пассажирское сиденье и не успела потянуться, чтобы закрыть за собой дверь, как с этим ей помог Годжо. И только посмотрев на него через зеркала, поняла, зачем он это сделал: вся машина была раскалена, и она запросто могла обжечь пальцы, дотронувшись до стали.

Никто раньше не задумывался о таких мелочах рядом с ней.

Хана откинулась на кресло и громко выдохнула, чувствуя долгожданную прохладу, приятно лизавшую и остужающую разгорячённое тело. Хотелось остаться в салоне вплоть до самого вечера, когда жара постепенно отступила бы; хотелось закрыть глаза и забыться в лёгком полусне; хотелось расцеловать Сатору за то, что ему всё-таки удалось уговорить поехать с ним. Он, забравшись на соседнее место, увидел блаженство, нарисованное яркими красками на её лице, и усмехнулся, сияя от гордости. Признаваться в том, что она чуть не упустила свой шанс на счастье, не стала.

— Можешь закинуть вещи на заднее сидение, — сказал он, заводя машину.

Она послушалась и увидела на соседнем две спортивные сумки. Очередная тупая шутка появилась в голове раньше, чем ей удалось подумать о её уместности.

— Надеюсь, ты не являешься фанатом Эрика Харриса и Дилана Клиболда

 и не собираешься устроить юнивёрситишутинг. — Сатору затормозил на светофоре и медленно обернулся к ней, широко улыбаясь. Его глаза были широко распахнуты, а во взгляде читалось неверие, перемешанное с восхищением. Хана сглотнула и, отогнав веселье, прошептала: — Только не говори, что я угадала.

— Ах ты маленькая любительница чёрной комедии! Нет, это всего лишь наши с Сугуру вещи, — успокоил он, отсмеявшись, и пояснил, когда увидел вопрос в её глазах: — мы занимаемся баскетболом. Скоро начнётся сезон, вернулись усиленные тренировки. На игры ты теперь точно начнёшь ходить, но если захочешь, то можешь ещё и на тренировки заглядывать. Будешь пускать на меня слюни и отгонять других моих фанаток.

— Я, скорее, натравлю их на тебя.

— Или я на тебя. Мне сделать это гораздо легче: стоит поцеловать тебя несколько раз у них на виду — и всё, разорвут на части от ревности и зависти.

— Сатору, ты же понимаешь, что только что вырыл себе могилу? — Он вопросительно хмыкнул, плавно поворачивая направо и выезжая на магистраль. — Я ведь после этого тебя к себе не подпущу, а если будешь настаивать, то обязательно припомню эти слова.

— Тебе теперь деваться некуда, ведь 

 в беде никогда не бросит, да, Хана? — насмешливо протянул Сатору и рассмеялся, увидев, как она глубоко задышала, открывая и закрывая рот, не зная, что ему ответить. Он прибавил газу и за рыком двигателя услышал восхищённый вздох. Решение окончательно добить её было принято незамедлительно. — Знаешь, на этих выходных я всё-таки вытащу тебя покататься на ней. Но только при одном условии: мы повторим ту сцену из финала пятой части «Форсажа», где Жизель сидела на Хане и целовала его, пока он мчал по пустой трассе Берлина.

— Кажется, она умерла в шестой части. Что-то мне не нравится такая перспектива.

— А ты собираешься повторить ещё и ту сцену с самолётом? — спросил он с наигранным удивлением. — Не переживай, через несколько частей воскресят и она снова вернётся в семью, ведь важнее её ничего нет.

Хана ничего не ответила, но усмехнулась, оценив шутку про семью.

— Ты никак не отреагировала на моё предложение, — напомнил Сатору, вновь поворачивая направо. На этот раз выехали на оживлённую улицу. — Или ты у нас действительно затворница?

— Действительно затворница, — повторила она, соглашаясь.

— Какой кошмар! Хорошо, что Сёко познакомила нас: теперь-то мы тебя вытащим в свет, а то так ведь и плесенью можно покрыться. Знала?

— Ты сейчас не поверишь, но я даже и представить себе не могла, что такое возможно.

— Ну вот, теперь будешь знать.

Весь оставшийся путь до Fire House — крайне милого заведения, в котором подавали фастфуд, — они преодолели в полной тишине. Сатору припарковался прямо напротив больших декоративных гамбургеров и, как и обещал, откинул ей сидение так, чтобы можно было немного вытянуться. Хана тут же легла к нему полубоком и, положив руку на подголовник и согнув её для удобства, прижалась щекой к своему предплечью. Он ещё раз спросил, не хочет ли она перекусить, и в ответ услышал только отрицательное мычание. Его желание поспорить и убедить её отведать сочный гамбургер или хотя бы закинуть в себя картофель-фри было видно невооружённым глазом. Но этого не случилось, потому что она спряталась и от него, и от его пристального взгляда, от которого у неё внутри всё сворачивалось, прикрыв глаза.

Поставила жирную точку.

Хана почувствовала, как машина слабо качнулась, услышала, как дверь тихо захлопнулась, но провожать его взглядом не стала. Вопреки всем словам учительницы по биологии, которая говорила ей и другим ученикам, что прохладный воздух бодрит, в состояние между сном и реальностью она провалилась быстро. Не стала выходить из него ни тогда, когда Сатору вернулся, ни тогда, когда тихо зашуршала бумага, ни тогда, когда в нос ударил аромат свежих булочек, мяса и сыра. Она слышала почти всё, но будто бы через непреодолимую толщу воды.

Осторожное, почти что нежное прикосновение к щеке вывело её из этого подвешенного состояния. Хана открыла глаза, втянула носом прохладный воздух, ощущая слабый аромат чего-то солёного и свежего, отдалённо напоминающего море, и попыталась стряхнуть ладонь, но в итоге приластилась к ней ещё сильнее. Сатору дёрнул уголком губ, но комментировать это как-либо не стал, явно не желая портить столь милый момент. Она села ровно и потянулась, сцепив руки за спиной и сводя лопатки вместе, пока он возвращал кресло в первоначальное положение.

Несерьёзно

Содержание

Когда всё началось

Когда всё закрутилось

Когда стали ближе

1. Когда обожгла ревность

2. Когда обожгла ревность

Когда всё усложнилось

Когда всё закончилось

Комментарии (0)