У Эйса еле видимые ямочки на щеках, белозубая щербатая улыбка и взгляд, ещё незатуманенный тяжёлыми мыслями. Ему на днях только исполнилось два года, он ещё слишком мал и по-детски невинен.

Юна смотрит на россыпь тёмных веснушек, вихрастые волосы, курносый нос и ловит себя на мысли, что будущее у сына Роджера, чей отец — местный дьявол в обличии человека, прозванный таковым ведомым сплетнями народом, тяжёлое и непозволительно короткое.

Портгас-и-Гол Д. Эйс прожил всего два десятка лет на этом свете, умерев за грехи своего отца.

Кадры с магмовым кулаком, что насквозь прошёл через спину пирата, защищающего своего младшего брата от неминуемой гибели, киноплёнкой проносятся перед глазами, стоит только вспомнить, что в этом мире Юна — чужая. У неё даже имя чужое, не своё, совсем непривычное, взятое у прошлой владелицы тела — девятилетней маленькой девочки, которую чуть ли не насмерть забили пираты в пыльной портовой подворотне. Юна до сих пор помнит первые минуты в этом мире и молниеносный удар ногой под дых, что в качестве приветствия преподнесла ей новая жизнь.

От четвёртого, который должен был быть для нее завершающим и отправляющим снова за ту грань, её спасли.

Своего спасителя она не видела, потому что в тот момент свернулась в калачик, защищая руками голову. Только глухой удар, последовавший за отсутствием хруста очередной сломанной кости и наполненное непрекрытой яростью «

» сообщили, что избиение закончилось. И закончилось не её смертью. Что радовало.

Потеряла сознание она оглушённая, заплаканная и так и не увидевшая лица своего спасителя. Она только помнит горячие большие руки, которые прижали её к чужой широкой груди крепко-крепко, совсем по-отечески.

Возвращение в сознание выдалось тяжёлым. Проснулась Юна уже на корабле, и пыталась разобраться, при этом не сойдя с ума, почему она неожиданно уменьшилась в размере, откуда на ней столько бинтов и отчего так дьявольски болит тело с головой, когда в неизвестную ей комнату (совсем без стука) ворвался мужчина с шапкой в виде собаки на макушке, а потом громко представился именем деда главного героя аниме про безызвестное сокровище.

Именно тогда Юна, бывшая Юлия Рихина, поняла, что попала она по самые уши.

Первые недели попадания сюда Юна вспоминает  с дрожью и горькой грустью. Принять тот факт, что ты на самом деле, всерьёз, по-настоящему, без доли шуток умерла и попала в абсолютно другой мир, было сложно. Очень. И практически нереально.

 минуты она не любит, не хочет и совершенно не желает, как и свою прошлую жизнь, которую она была вынуждена похоронить

Юна яростно машет головой, отчего по щекам отрезвляюще бьют, будто плёткой, карминовые косички.

На неё же заинтересованно смотрит маленький Эйс, который перестал играть в немного кривовато вырезанные Магрой кубики.

Ему осталось жить каких-то восе

— Что такое, Эйс-чан? — Юна через силу улыбается, старательно пытаясь прогнать ненавистные ей мысли из головы.

Знание будущего лежит на ней мертвым грузом, невозможно стягивает грудь и придавливает, словно свинцом, хрупкие девичьи плечи. Заставляя все время захлёбываться тем фактом, что смерть маленького мальчика с которым она иногда, изредка засыпает в обнимку, до невозможности реальная.

Эйс указывает своим крохотным пальчиком на неё.

Юна прерывисто вдыхает, почёсывет шрамик на брови, натянуто смеётся, кивая. Нечего знать ребёнку и подавать тому вид, что его оне-чан чем-то опечалена. Она уже так палилась. Больше не хочет.

Тонкие молочные руки обхватывают сзади спину ребёнка. Объятия Эйс любит, но знает об этом только Юна, которая не брезгует человеческой лаской. Она утыкается носом в чёрные вьющиеся волосы и думает о том, что обнимать вот так Эйса Юна хочет и в будущем. И через восемнадцать, двадцать, и сорок лет, пусть для этого даже придётся сразиться с самим Сакадзуки.

Юна привязалась к этому ребёнку.

Бесповоротно, сразу признавая этот факт со всеми вытекающими из него бедствиями.

Она узнала об этом сразу же после того, как прошел месяц после приезда в этот дом, под попечение рыжей бандитки. После того, как Эйс впервые неумело выговорил постоянно слышимое из уст других бандитов запомнившееся прозвище — оне-чан. Возможно он даже не понял смысл сказанных собой слогов, но Юна, у которой в прошлом было двое непосед-племянников, поняла, что то, чего она так опасалась с момента осмысления, куда именно решил отвезти её Гарп, произошло.

Я не позволю тебе умереть

, — шепчет Юна на своем родном, но не существующем в этом мире языке, в макушку Эйса, отчего мальчишка ведёт головой в сторону, смотрит через плечо, ловит своими чернявыми глазами её взгляд и вопросительно произносит, совсем не догадываясь о том, что именно было сказано на самом деле его сестрёнкой:

Юна приподнимает уголки губ, тычет пальцем в ямочку на щеке Эйса. Тот забавно морщится.

— Ничего. Пойдем поможем Дадан приготовить обед.

Эйс смешно сводит брови на переносице.

— Не хочу. Она злая старуха.

Юна тяжело вздыхает. Треплет мягкие волосы и приподнимается, разрывая объятья. Эйс нехотя за ней встаёт, отчего еле слышно хмыкает Юна и улыбается. Наконец по-настоящему. Тепло, без тени печали.

— Так и быть, я приготовлю тот пирог с вишней, что тебе понравился, — только для этого придётся сходить в город за мукой, но что не сделаешь ради ребёнка.

У Эйса звонкий детский голос и восторженные блестящие глаза.

Живые — не мёртвые, напоминает себе Юна и кивает головой.

О выборе

Хотока

Zad Barsika

Внезапная участь старшей сестры для троицы шебутных мальчишек, что в будущем своими действиями покачнут мир, обязывает ко многому.

One Piece

Портгас Д. Эйс

ОЖП

Сабо

Монки Д. Луффи

Дадан Кёрли

Монки Д. Гарп

Огонёк

Дадан Кёрли считала себя человеком крайне невезучим. Ей не свезло познакомиться в прошлом с такой сутулой собакой как Гарп, оказаться непонятным образом у него в долгу и по его просьбе взвалить себе на шею два новых голодных рта, которые на самом деле Дадан не сдались к чертям собачьим!

Маленькое орущие недоразумение, закатанное доверху в старое одеяло и без посторонних вопросов всунутое ей в руки, как должное, пока атаманша стояла, судорожно пытаясь разобраться, почему тряпки перед ней шевелятся и издают человеческие звуки.

Гарп притащил к ней в дом 

Разъяснил в короткие два предложения что по чём, не обращая ни малейшего внимания на тот факт, что собеседник его совершенно не слушал по причине глубокого шока. И сказал напоследок, перед тем как свалить без оглядки, следующее:

— Воспитай мне из сорванца дозорного, Дадан!

Ага, конечно... из ребёнка Роджера. 

Ей хотелось послать весь мир к морскому дьяволу.

И истеречиски засмеяться.

Потому что Гарп всегда был не от мира сего.

Слишком громким, слишком буйным, слишком честным. Это было вполне в его духе — скрыть от 

 человечества, даже от своего так горячо любимого дозора, мальчишку короля пиратов, чья кровь взбаламутила весь свет, который умудрился смеяться на плахе пред собственной казнью и оставить после себя 

 сокровище, что начало собой новую эру.

Гарп был сумасшедшим. Безумцем. Психом. Под стать тому самому Роджеру — в этом Дадан не сомневалась. И возможно, совсем чуть-чуть, скрытым гением: спрятать то, чего все так ищут, под самым носом правительства, на Родине Героя дозора, додуматься мог не всякий здоровый на голову.

Но каким образом он решил отдать ей, Дадан, на попечение младенца, она решительно отказывалась понимать. Это ещё учитывая то, что она впервые держала на руках ребёнка. Маленького орущего ребенка. Ребёнка, что уже самим своим существованием оставляет в дураках весь мир.

А люди оказываться таковыми не любят. Никогда не любили. Дадан это прекрасно осознаёт и ей тяжело от этого.

Дадан не знает что делать с маленьким демоном, которого Гарп прозвал Эйсом. Атаманша стояла перед домом с копошащимся свёртком на руках и принимала с неизбежностью тот факт, что теперь придётся покупать в два раза больше сигарет. Потому что ребёнок Роджера наверняка заставит потрепать ей нервы в будущем, если не прямо уже с этой минуты.

Эйс был самой настоящей катастрофой.

Бандитка до этого ни разу не нянчилась с детьми, но четко понимала, что ребёнку, от кого бы он ни был, не место жить с бандитами хотя бы потому, что они не понимают от слова совсем, как обращаться с таковыми. О чём вообще, блять, говорить, если по началу Догра пытался предложить накормить младенца мясом.

Они сами ещё дети. Великовозрастные. Кретины.

И кретин здесь и Гарп, и она сама, так как надо было сразу рвать с ним все связи, стоило только кучу лет назад заговорить с ним первый раз. Знала же, что от него одни проблемы. Знала же, что с ним спорить бессмысленно, и что он будет делать все что ему вздумается, не глядя на последствия и окружающих. Знала, что ей это знакомство аукнется, и вот. Получите и распишитесь. Аукнулось голосящим ртом в её доме!

Но это был ещё не конец.

— Гарп, что это такое? — Дадан напряжённо всматривается в девчонку в ногах Гарпа и пытается себя убедить, что это совсем не то, что она думает.

— Это Юна, — без капли серьёзности отвечает Гарп, давя раздражающую улыбку.

В глазах у этой Юны плещется безысходность, когда Гарп чуть подталкивает её своей лапищей вперёд.

Дадан же не выдерживает. Она знает этот взгляд, которым смотрит на неё Монки Д., потому что таким он был четыре месяца назад, притащив к ней внезапно на порог Эйса.

— У меня здесь не детский сад, пойми ты это, старый дубина!

Дадан зла, возмущена, не в себе от ярости. Однако раздражающий дозорный даже не ведёт бровью и этим злит Кёрли хуже прежнего.

Девчонка же съёживается.

Гарп разглаживает лицо и говорит спокойно, на себя не похоже, отчего становится до дури странно, чертовски подозрительно.

— Пригляди за ней, Дадан, — и вновь переходя на дурашлившивый тон, сводит брови на переносице, — Или ты так хочешь, чтобы я повылавливал всю твою шайку?

Чертов шантаж. Пусть и не серьёзный, но таким образом он ей умудрился втюхать и Эйса. Сколько бы она не препиралась, Гарп останется всё равно при своём мнении и в конце концов добьётся того, чего ему нужно. И именно из-за этого факта так скрипят зубы.

— Сколько ей? — дозорный расцветает и уже открывает рот, чтобы ответить, как внезапно подаёт голос эта шмакодявка. Голос у неё тихий, ровный и какой-то совсем не детский. Будто смирившийся.

Кёрли на секунду становится жутко.

Дадан молит всех Богов и самого Морского дьявола, чтобы эта соплячка не оказалась ещё одним близлежащим родственником какого-нибудь пирата.

Когда Гарп уже разворачивается, уходя в чащу леса, на неё всё продолжают смотреть фиалковые глаза. Тонкие карминовые волосы обрамляют бледное лицо, на котором появляется смущенная полуулыбка.

Внезапно из дома начинает доноситься знакомый противный плач. Проснулся Эйс. А значит — и с ним очередная головная боль.

Дадан страдальчески возносит глаза к солнцу и тяжело выдыхает, рано или поздно обращаясь к новоявленной Юне.

Когда-нибудь она всё же убьёт Гарпа.

— Сейчас будешь помогать в укрощении этого недорозумения. И это не обсуждается.

Дадан устала от этой жизни.

Дадан Кёрли до сих пор чувствует себя самым невезучим человеком на этом море. И всё благодаря одной сутулой собаке.

О невезении

Юна привыкла за два года жить на небольшом чердаке.

Сначала ей выделили его в качестве собственной комнаты, потому что в доме было всего две спальни: небольшая комнатушка Дадан и огромная (относительно этого дома) общая спальня, в которой спал табор из тридцати мужчин.

Чердак же ожидаемо был пыльным, наполненным всяким барахлом, прямо как российские балконы в своём лучшем изыскании. Юна спала там.

После, когда Эйс немного подрос и уже мог сносно ходить, не боясь внезапно навернуться на лестнице, мальчика переселили к ней. Юна старалась не сильно удивляться тому факту, что ребёнок смог сделать первый шаг в свои полгода и уже неплохо бегать в год.

Поначалу она постоянно напоминала себе, что это был, чёрт возьми, другой мир с другими законами, своими нелепостями и опасностями. И это был Эйс, который пробыл в утробе матери двадцать месяцев и уже родился, будучи непохожим на других младенцев. Юна старательно пыталась это осознать, что мало помалу, но у неё выходило.

К тому же, маленький Портгас Д. был шебутным ребёнком. За ним было сложно уследить одному человеку, поэтому тем бандитам, которые нянчились с ним, пока Дадан и Юна готовили, их сотоварищи слёзно желали удачи и по-быстрому линяли из дома, чтобы, по их словам, наловить дичи, принести воды, дрова, которые, эй, скоро закончатся, и т.д.

По крайней мере, они действительно исполняли свои обещания.

Эйс также был довольно капризным. Юна до сих пор помнит тот синяк под глазом у Магры, что мальчик зарядил бандиту, когда тот пытался объяснить ему, годовалому, что на кухню сейчас нельзя.

Ребёнок очевидно не вторил его словам и поставил своим крошечным, но как оказывается тяжёлым кулачком, случайно или нет, мужчине удар по глазу и с чистой совестью побежал к Юне, чтобы поиграть, а то с Магрой ему неинтересно и скучно. Девочка же, которую все прозвали в этом доме тёплым прозвищем оне-чан за довольно спокойный и дружелюбный характер, тогда долго объясняла мальчишке, что бить людей за просто так нельзя и вообще плохо. И следом протягивала Магре тряпку, смоченную холодной водой из родника.

Эйс не сильно, но и одновременно разительно отличался от других детей, которых Юна знала в прошлом.

У него был свой свободолюбивый характер, который начал проявляться ещё в раннем возрасте. Юна бы, даже не имея никаких знаний будущего и того, чьим мальчонка был сыном, поняла, что море и пиратская романтика рано или поздно позовут его, как бы Гарп не хотел, чтобы тот стал дозорным.

Эйс всё-таки слишком характерный. А такие в армию не идут. Он бы не смог прогнуться под букву закона, потому как, что в этом мире, что в том, он был поверхностно относительным.

К сожалению, некоторое нигде не меняется. Да и утопии, Юна признаёт, существовать никогда не будет.

Однако Эйс тем временем, несмотря на свое происхождение, оставался ребёнком. Простым ребёнком, которому так по-привычному нравится слушать сказки на ночь и который пусть даже стесняется, но любит получать ласку. Да и Юна знает много разных историй, которыми делится по вечерам, рассказывая о так знакомых ей персонажах из в прошлом прочитанных книг.

Юна вспоминает рассказы Андерсона, Джека Лондона, Пушкина, народное творчество и множество других писателей — в детстве она любила литературу и читать книги из библиотеки. Она слегка переиначивает их под новый мир и детское восприятие и рассказывает до того момента, пока не услышит равномерное сопение под боком, делая мысленную пометку у себя в голове, где на этот раз остановилась история.

И Юна несильно удивляется, когда спустя несколько вечеров на пороге их комнаты собираются около полутора десятков взрослых мужчин погреть уши на ночь, слушая до этого неизвестные им истории.

Хотя, возможно, совсем чуть-чуть.

Она их ни разу не гонит, только просит расходиться не сильно громко, чтобы не разбудить Эйса, к чему остальные с пониманием относятся и стараются даже не скрипеть на деревянной лестнице.

Ну, ей не сложно рассказывать сказки и бандитам.

Однако, она и не догадывалась, что Дадан тоже внимательно слушает её голос, потому что комната атаманши, находившаяся прямо под чердаком, хорошей звукоизоляции не имела. Да и женщина совсем не возражала против таких вечеров — её до глубины души поразила история о русалочке.

Сама Юна под конец только тушила масляную лампу, ложилась рядом с Эйсом и иногда подолгу смотрела на детское умиротворенное лицо напротив. В этом мире луна была ярче и больше.

С Эйсом было спокойней, ведь спать теперь, после собственной смерти, Юне в одиночку было тяжело и как бы по-детски то не звучало, страшно.

И дело даже не в кошмарах. Нет. А в иррациональном страхе не проснуться там, где она до этого заснула. И речь сейчас идёт не о подмене комнат или положения в кровати.

Ей нередко казалось, что она вновь очнется неведомо где, опять потеряет всё то, что успела за это время приобрести. В очередной раз ей придется похоронить воспоминания о дорогих сердцах людях, потому что встретиться с ними вновь не предоставится никакой возможности. Ни единого шанса. Даже попрощаться.

В этом она уже убедилась.

Юна боялась спать. Но раз за разом пересиливала себя и свой успевший глубоко зарыться в голову страх.

Смерть её встретила в ванной комнате после очередного трудного рабочего дня, когда тогда ещё двадцатишестилетняя Рихина Юлия, для друзей и родни просто Юлёк, обычная флористика в небольшом магазинчике цветов, захлебнулась, задремав в воде. В собственном доме, в собственной ванне, по собственной глупости. А очнулась от резкой боли в животе и выбитого из лёгких воздуха, неведомо где. Даже не понимая, что сейчас происходит и почему её бьют.

Юна каждый раз засыпает с мыслью о том, что в следующий раз она может и вовсе не проснуться. 

Ведь никаких гарантий тому не существует.

И как известно, в тёмное время суток человек уязвимее, по вечерам вылезают на поверхность все людские страхи с переживаниями. У Юны их с недавнего времени много.

Изредка она думает о том, что тело, которое она заняла рано или поздно захочет вернуть своего прежнего хозяина, настоящую Юну, чьи воспоминания изредка проскальзывают во снах неясной дымкой. Девочку у которой не было родных, отчего та жила на попечении древней старухи. Ребёнка, который был вынужден начать воровать после ясного душного утра и остекленевших старческих мёртвых глаз на кухне.

Женщина, занявшая собой детское тело, не знает, что стало с той Юной и исчезла ли она. Возможно да. Возможно нет. Но если девочка вернётся, то Юлия с тяжёлым сердцем примет решение отстаивать своё право на жизнь.

По своим собственным, эгоистичным и нет причинам.

Рядом засопит Эйс, и сползёт с него одеяло. Юна отвлечётся от того многого, что в темноте ночи проникает в её голову, теребя душу, и поправит съехавшую ткань. Она в последний раз взглянет в окно на луну и попытается заснуть.

Что с каждым разом у неё получается все лучше.

О сказках

Гарп всегда любит появляться без какого-либо предупреждения, сваливаясь нежданно и негаданно, словно снег на голову посреди знойного лета, в этом Юна убеждается не раз.

Она штопает рубашку Рика в гостиной, когда внезапно в дом влетает перепуганный Догра и кричит одними губами единственное слово: «Гарп».

Стоп-слово действует не сразу.

Бандитам, играющим до этого в старенькие шоги, неведомо где найденные, требуется пара секунд на осмысление новости, прежде чем будто отрепетировано синхронно начать страшный переполох. О партии местного аналога шахмат сразу же забывают в шуме.

— Я видел его корабль в бухте! — надрывается Догра с нервно дергающимся левым глазом. Бандит пытается отдышаться после длительного забега и глупо смеётся, — Он нас всех убьёт!

Лица у присутствующих стремительно бледнеют. В воздухе же повисает чей-то нервный смешок, после чего бандиты смолкают так же резко, как и начали галдеть, и рассеянно, с обречённостью переглядываются между собой. В глазах у них мелькает непроходимая безысходность со смирением к общей будущей участи.

От героя дозора, что совсем недавно тягался с самим королём пиратов, скрыться на относительно маленьком острове, который к тому же тот знает как свои пять пальцев, буквально невозможно.

Горные бандиты в ужасе.

А Юна прямо таки осязает кожей нависшее облако апатии в комнате. Общее настроение в гостиной можно описать лишь одним словом — траурное.

— Успокойтесь, это обычная простуда, — её слова во внезапно воцарившейся тишине должны были звучать успокаивающе, на худой конец отрезвляюще, но, кажется, они подействовали совершенно не так — наоборот. Будто последний гвоздь, забитый в крышку гроба.

По крайней мере, она пыталась. Правда.

Юна, рассматривая зашитую дырку, уверена, что бандиты явно преувеличивают. Ну, не может же Гарп в самом деле отреагировать на простуду Эйса таким образом? 

Она собирает в корзинку нитки с иголками, оставляет починенную рубашку на плетёном стуле и уходит, поднимаясь по лестнице, в комнату к Эйсу. Тот ожидаемо спит под тёплым одеялом, даже не проснувшись под тот шум, что устроили бандиты. А она и забыла их осадить.

Убрав корзинку подальше, так что б до неё было сложно дотянуться трехгодовалому ребёнку, но и самой потом было в силах до неё достать, Юна садится на край кровати и затихает.

Эйс спит глубоко, не тревожно, как то было днями ранее, когда мальчик слег с температурой под тридцать восемь слишком неожиданно.

В тот вечер Юна с Дадан сбились с ног, потому что в домашней аптечке кроме как предметов первой необходимости для разного рода физических увечий не было от слова совсем. Под самые сумерки атаманша отправила в близлежащую деревню Фууша Догру и Магру, чтобы те принесли необходимые так настойки жаропонижающего и растворы от кашля, так как, что она, что Юна перепугались в тот момент не на шутку.

Пока посыльные отсутствовали Юна укутывала в плед по самую макушку знобящего Эйса и сидела в обнимку с ним, слегка раскачиваясь взад-вперед. Раньше так её убаюкивала мама, теперь же Юна сама в роли матери, точнее — старшей сестры, оне-чан.

Догра и Магра же вернулись на удивление быстро, оба запыхавшиеся, сбившиеся с ног, но свою цель выполнившие. Не пойми каким образом они все же выпросили у жителей нужные лекарства и даже добыли рецепт их применения, потому что золотые монеты, которые им дала Дадан остались нетронутыми. Деревенские всё-таки — хорошие люди.

И под самое утро температура у Эйса, к облегчению многих, спала, но вместо неё появился насморк с першением в горле. Всё это ознаменовало начало тяжёлого, но относительно спокойного времени, когда нужно было давать мальчику так непонравившиеся ему с первого взгляда лекарства по выверенному до тошноты расписанию.

В те часы задействованы были все домашние. Абсолютно.

И благо, что Эйс все же смог привыкнуть к ним, думает Юна со слегка усталой, но однозначно тёплой улыбкой на губах.

Монки Д. Гарп все же поднимается на гору Корбо под самый вечер, когда солнце только-только умирает и уже окрашивает своими лучами землю в тягучий рыжий цвет. Вместе с ним в бандитский дом врывается рокочущий смех, как ознаменование его прихода и появления. На глазах Дадан и Юны бандиты, что до этого ужинали пойманным утром в силки кабаном сиюминутно давятся, покрываются испариной, теряя при этом свой первоначальный цвет лица.

— Есть кто дома! — ухмыляется Гарп, окидывая уверенным взглядом трапезначавшую семейку бандитов.

Его встречают испуганные глаза.

Юна мельком смотрит на атаманшу, что немо то открывает, то закрывает рот, не в силах что-либо сказать. Точно, предупредить женщину подавленные бандиты о приезде героя дозора забыли. А Юна… А Юна понадеялась, что и без неё как-нибудь справятся. Ну, или ей просто захотелось посмотреть на предстящую сцену, но об этом, ясное дело, она никому вслух не расскажет.

— Чего это вы, призрака что-ли увидали? — интересуется ехидно Гарп, замечая нестандартную, ну, или явно слишком сильную эмоционально реакцию остальных и недолго думая, грузно садится на тёплый пол, скрещивая ноги, — Итадакимас!

Юна замечает, что дозорный на этот раз надел новую рубашку — розовую, в полосочку. У Гарпа к ним была своя отдельная любовь, впрочем, как и к солёным крекерам.

Над столом царит тревожное затишье, только слышно, как орудует в тишине вилкой и ножом вице-адмирал стремительно поедая кабаний окорок.

— Когда-нибудь будешь предупреждать о приезде заранее, дурья ты бошка! — подаёт возмущенный голос Дадан, наблюдая как дозорный с счастливой миной, уплетает за обе щеки мясо.

Женщину до чертиков страшно бесит тот факт, что Монки Д. появляется всегда внаглую, не предупреждая никоим образом вообще о своём приходе. И Юна, смотря на разозленную Дадан, у которой наверняка упало ниже плинтуса настроение, думает о том, что кому-то сегодня-завтра обязательно влетит. Потому как не оповестить о приезде Гарпа босса, если о том вдруг кто-нибудь да в курсе — преступление наверняка тяжкое.

— Отличное мясо! Кто готовил? — интересуется Гарп у побледневшего рядом с ним Фила. Бедняга чуть ли не икает от неожиданности.

— Гарп! — рявкает со своего места Дадан, едва не хлопая по столу рукой.

А Монки Д. совсем не прячет чертинки в глазах.

Юна хихикает в ладошку — всё же не сдерживается и придерживает на коленях сползающего Эйса. Тот заснул, даже не съев и половины своей обычной порции, но как недавно выяснилось, при простуде он становится более сонливым и теряет аппетит. За эти дни бандиты и не привыкли к тишине в доме, все думая о том, что Эйс опять наверняка что-нибудь затеял. Смешные.

Юна располагает поудобнее Эйса на коленях и с тоской смотрит на оставшуюся еду на его тарелке. Раньше в детстве она частенько не доедала нелюбимую гречку, что в свою очередь за неё делал дедушка тайком от матери. Оба  конечно за это получали, но в свою очередь прекращать не спешили. Вспоминая это, Юна все же думает, что доесть за Эйсом скорее всего не сможет — её желудок полон, кабанье мясо оказалось слишком сытным.

А Дадан и Гарп продолжают переругиваться между собой, отчего остальным бандитам расслабиться всё не получается. Рядом мирно сопит Эйс с заложенным носом, и на ночь ему нужно не забыть закапать капли.

— Хей, а где малец? — вдруг до слуха доносится удивленный голос вице-адмирала.

Юна поднимает взгляд на Гарпа, который дозорный сразу же замечает, и свободной рукой указывает на спящего на себе ребёнка.

— Спит? — Монки Д. рассеянно чешет затылок.

— Да, Гарп-сан. Эйс слегка простыл и вымотался за день, — в одно предложение раскрывает все карты Юна и, замечая мельком реакцию остальных, с огромным усилием сдерживает предательскую улыбку, что грозит растянуться на губах.

— У нас недавно тайфун прошёл, было довольно прохладно, — добавляет от себя Дадан, успевшая заметно успокоиться, и тут же запивает слова красным вином.

— О, ясно, — кивает Гарп, при этом сразу же добавляя и одновременно наливая в кружку рядом стоящий ром, — И, да, хватит уже выкать, называй меня дедой...

—...а то всё на Вы, да на Вы. Чувствую себя как на службе, а у меня отпуск. Да и не чужие ведь! Верно?

На внезапный вопрос, Юна успевает только глупо кивнуть головой, оглушённая непонятной, ещё не до конца обработанной чужой просьбой, что понимает она только спустя несколько драгоценных секунд после полного осмысления произошедшего.

И первая мысль после этого проносится до невозможности глупая.

У неё только что появился в этом мире дед, что значит — 

он ведь в силах доесть за Эйсом?

Лёжа поздно ночью в кровати, Юна невольно прислушивается к равномерному чуть слышному храпу снизу. Что Бандиты, что сам Гарп постелили себе футоны прямо в гостиной и заснули там, прежде чем вице-адмирал помог Юне отнести сонного Эйса к ним в комнату.

Целый вечер Монки Д. улыбался больше обычного, да и если так задуматься сегодня имел в принципе более хорошее настроение.

И Юна не может перестать думать об этом.

Ей всё кажется, что она опускает что-то невероятно важное, всё время ускользающее из-под носа и настолько очевидное.

Усталый мозг не даёт ничего вспомнить или понять, поэтому только на границе сна и реальности её наконец осеняет.

Этот день безусловно полон неожиданностей.

О неожиданностях

Когда Эйс неосторожным движением неприятно натягивает волосы, Юна несколько морщится, но стойко терпит, никак этого не комментируя. Хотя её плечо предательски дёргается из-за чего мальчишка перестает копошиться в голове, перебирая карминовые прядки и осторожно спрашивает:

Юна только собирается отрицательно покачать головой, но вовремя опомнившись, в последний момент спохватывается.

— Не особо, — она коротко смеётся, скашивая глаза в сторону, однако Эйса, пусть и ожидаемо, увидеть не может, — Но ты там аккуратней, ладно?

И тут же, на радостях, дёргает деревянный гребешок слишком резко, от чего Юна, того не ожидавшая, по крайней мере, так скоро, коротко шипит и жмурится.

Только соскользнувшее "Ит-те!¹"с её губ застывает в воздухе.

Она всё же качает головой, украдкой смаргивая слезинки с уголков глаз.

— Нет, ничего страшного. Только на будущее, Эйс, начинай всегда расчёсывать с концов, — Юна не видит Эйса, но она абсолютно уверена, что мальчонка прямо сейчас кивает, возможно, что даже пристыженно, — А то вдруг в будущем себе кудри отрастишь, а справится с ними не сможешь, — язвит по-детски взрослая в теле ребёнка, предугадывая наперёд будущую реакцию мальчишки, которая, впрочем, не заставляет себя долго ждать.

Ей богу, как маленькая. Но, море, как же ей сейчас забавно.

 Это девчачья причёска!

— Правда? А почему тогда Сем и Мортис с длинными ходят?

Ребёнок даже не теряется, и кажется, сразу находит что ответить.

— Потому что дерутся они отстойно. Как девчонки.

— Язык, Эйс, — напоминает Юна, устало прикрывая глаза.

Конечно, проживание с оравой бандитов накладывает особенный отпечаток на воспитании, в частности на словарный запас, который в большинстве случаев нацелен далеко не на детскую аудиторию. Да что юлить, Юна и сама в редких, некоторых случаях может прошипеть под нос давно неслышанное вслух русское словцо или коротко ругнуться по-здешнему. Но она старается не злоупотреблять этим и себя каждый раз отдергивать, напоминая тем, что, во-первых, рядом ребёнок, а во-вторых, она-то сейчас и сама не шибко взрослая, а ругательства из уст детей никогда, что в том, что в этом мире ей не нравились.

Да, жизнь в повторном детстве накладывает неповторимый отпечаток на уже вроде бы давно успевшее сформирироваться сознание. К тому же, ведь нельзя заставить бандитов прекратить разговаривать? Это глупо. Да и Гарп в свои приезды любит подливать масла в огонь, что буквально аннулирует все её прошлые потуги.

Таким образом получается до удивления проблемная семейка, в которую, к слову, теперь-то входит и она.

Фантастика. Самая настоящая.

Но тем не менее Эйса Юна каждый раз упрямо одёргивает и будет одёргивать, пока тот хотя бы не подрастёт. Пусть и скорее всего похожая тактика не принесёт ничего кроме того, что мальчишка будет фильтровать свою речь только в её присутствии, но и оставить всё как есть она тоже не может.

— Но это правда, — буркает в сторону мальчик, наверняка надувшись.

«Э-эйс», — слегка обречённо тянет в своих мыслях Юна, а тяжёлый вздох так и остаётся в конечном счёте внутри неё.

Через секунду ребёнок всё же идёт на попятную.

— Ладно, прости, — и, кажется, он на самом деле искренен.

Только вот Юна размышляет о том, что извинения нужно приносить не совсем ей, но вслух ничего так и не говорит. Вместо этого она проводит пятерней пальцев по своим волосам и по-тёплому интересуется:

— Будешь дальше расчёсывать, отото²?

Огонёк

Содержание

О выборе

О невезении

О сказках

О неожиданностях

О гребне

О встрече

О (не)случайном

О предчувствии

Об искренности

О семье

О ранках

О яблоках

О знакомстве

О предложении

О пирате

О Шанксе

О компромиссе

Комментарии (0)