Син осторожный. Он движется крадучись, прячется в длинных закатных тенях, скрывается за нависающими ветвями деревьев и их могучими стволами. Под его сапогами не трескается ни одна веточка, не шуршат потревоженные камешки и не скрипят нерасторопные улитки. В своем темном костюме он сливается с пейзажем, становясь всего лишь еще одной проворной тенью.

Тигр, что крадется за трепетной ланью, не подозревающей о его присутствии.

Тропинка вьется потревоженной змейкой, то резко подается вверх по пригорку, то кошкой ластится к могучим хвоям и раскидистым дубам. Шуршит потревоженный человеком папоротник, да пригибается к редкой гальке сухая осока. В ветвях раздаются веселые птичьи трели, лес дышит жизнью в ожидании наступления ночи. Последние лучи заходящего солнца почти не дают света, лишь наделяют лес таинственной, гнетущей атмосферой опасности.

Девушка ускоряет шаг, в какой-то момент почти переходит на бег и вновь замедляется. На ней новенькая, самая простая форма Академии. Юбка то и дело цепляется за высокую траву, а на белом манжете рукава повисли приставучие колючки чертополоха. Рукоять меча, закрепленного за спиной, отбрасывает блики, ловя последние солнечные лучи. Ее тонкие, изящные руки сжаты в кулаки, а спина напряжена.

Точно лань, почуявшая преследователя.

Син чуть отстает. Он вовсе не хищник и совсем не намерен пугать глупую первокурсницу, не знающую, что в Академию положено вернуться за час до заката и ни в коем случае нельзя бродить по лесным тропинкам. Он лишь встретил девчонку на полпути, не его вина, что им в одну сторону. И он вовсе не обязан завязывать знакомство всего лишь из-за того, что той может быть страшно обнаружить, что кто-то крадется за ней. Син всего лишь держится позади, не желая выдать своего присутствия, но страстно надеясь, что девушка поскорее уйдет своей дорогой.

Ему она мешает: своей медлительностью.

Его она раздражает: своим липким страхом.

Тропинка вновь идет вверх, поднимаясь на каменистую вершину. Син облегченно вздыхает. Вот-вот будет видно шпили башен Академии и ему будет не так сложно, свернув в более безопасный здесь лес, добраться до своей цели. Да, он потеряет несколько минут, вынужденный через чащобу обгонять первокурсницу, занявшую более удобный путь. Но это будет уже не то же самое, как потерять целый час, поступив так изначально, стоило ему только заметить хрупкую фигуру, движущуюся в том же направлении.

И в этот момент, когда он в некоторой степени расслабляется, предвкушая скорое одиночество, незнакомка достигает вершины, резко оборачивается, выхватывает меч и поднимает его над головой.

— Кто бы ты ни был, я тебя не боюсь!

Ее голос звенит и заполняет лесное безмолвие. Замолкают птицы, щебетавшие на ветвях, складывают крылышки вечерние кузнечики и даже ветер на мгновенье стихает, переставая играть листвой.

Син поднимает голову, надежно скрытый ветвями, он не боится, что его заметят. Ему ничего не стоит обойти ее и напасть со спины. Первокурсница, словно раскрытая книга — замерла в невыгодной позиции, наивно вызывает воображаемого врага на честный бой. И Син обреченно качает головой: что ему остается? Выйти вперед и успокоить бедняжку, чье сердце стучит, как у кролика, загнанного лисой в ловушку? Или просто сделать шаг в сторону и окончательно скрыться в ночной мгле, притворившись призраком разыгравшегося воображения впечатлительной девицы?

В момент, когда решение принято, солнце садится. Последние лучи освещают пригорок, обволакивают хрупкую фигуру оранжевым светом. Вся она словно сияет, горит пламенем костра, запечатляется на радужке его глаз раскаленным узором. Ее поднятый меч вспыхивает чистым солнцем, ловя последние лучи.

Син жмурится, вскидывает ладонь закрывая глаза. Злые слезы жгут его, слепят и заставляют замереть на месте. В наступившей бархатной ночи он отчетливо слышит предательское шуршание ветвей и травы. Его незваная попутчица, как опытный шулер, разыгравшая единственный неучтенный козырь, неуклюже скрывается в чаще. Не подозревая, что на то, чтобы выследить и догнать ее, ему потребовалась бы не больше пары минут.

Син естественно этого не делает. Он выжидает. Неспешно протирает глаза рукавом, смаргивает непрошенные слезы и, наконец, поднимает взгляд на опустевший пригорок.

Ночь опускается пуховым одеялом. Тени становятся длиннее, сумрак наполняет затихший лес, приглушает привычные звуки. Все замерло в ожидании, в хрупкости созданного момента. Только ветер продолжает играть в вышине. Тревожит ветви, взлохмачивает волосы так и стоящего на месте юноши и остужает его горящее лицо. Воздух наполнен ароматом хвои, прелых листьев, сочных ягод и терпких трав. Только игривые потоки воздуха, словно верные шпионы, бросают в Сина еле различимыми запахами пергамента, огнива и цветочных женских духов. Направляют, подсказывают и, возможно, подают знак.

Син оглядывается на лесную чащу и задается вопросом:

      Должен ли он идти за ней?

Все начинается с вопросов

ПьяныйВишень

Няпушка

Син наблюдает, словно затаившийся в засаде камышовый кот, примечает каждое движение. Ловит взгляд, сохраняет в памяти улыбку, касается невесомо. Он кружит и, не в силах отступить, крадучись приближается. Ближе и ближе. Мотылек, летящий на пламя, знающий, что это его погубит.

Клуб Романтики: Цветок из огня Тиамат

Кингу/Никкаль

Пара тысяч вопросов

ru-para-tysyach-voprosov-pyanyivishen-beta-nyapushka

Дни идут, складываются в недели и месяцы.

Син блуждает в темных коридорах Академии, пробирается тихими лесными тропами и всматривается в лица первокурсников. Ему не составляет труда вычислить среди них ту самую девушку, что сияет, словно солнце.

Многие первокурсники кажутся потерянными и растерянными в величественных стенах Академии, но не она. Любопытно осматриваясь по сторонам, девушка то и дело попадается ему на пути в самых неожиданных местах. Он замечает ее у входа в лабиринт, когда сам, подобно ловкой тени выскальзывает из него. Сина не мучает совесть, когда он незаметно роняет каменную вазу, чем привлекает внимание старшекурсников к первокурснице. Следующую за этим взбучку и перечисление правил юноша конечно же пропускает. Он скрывается от нее в зарослях оранжереи, когда однажды ночью их пути в очередной раз пересекаются. Она замирает на дорожке, освещенная лунным светом, напряженно осматривается и, словно мышка, ныряет в ближайшие заросли. Син лишь обреченно вздыхает и позволяет ей набивать свои студенческие шишки. Ему приходится внимательнее выбирать тропинки для своих перемещений за пределами Академии, потому что первокурсница то и дело попадается ему на пути. Несколько раз Син умышленно пугает ее, чтобы девчонка вспомнила про напрочь отбитое чувство самосохранения.

Син наблюдает за ней издалека. Смотрит на то как вокруг нее появляются все новые и новые люди. Замечает взгляды, которые бросают на нее некоторые парни. В окружении друзей она улыбается широко и открыто, смеется заливисто и откидывает волосы с лица резким движением, от которого ее кудри на мгновение словно вспыхивают огнем в свете солнца или свечей.

Это игра, у которой нет правил. Сина это устраивает. Он убеждает себя, что дело вовсе не в девушке. Все дело в самой ситуации. Незнакомка, что то и дело попадается ему на пути вовсе не интригует его и не приковывает его взгляд к себе. Он лишь увлечен неспешными, но захватывающими прятками. Поэтому юноша не попадается ей на глаза и не спешит завязывать личное знакомство.

Эта ложь — хрупкая, как хрустальный шар, лопающийся на миллион осколков под каблуком судьбы.

Син держит дистанцию так долго, что и не замечает, как подбирается вплотную. Конечно, он в курсе, чей Этан брат, но считает, что это не имеет значения. Его знакомство с молодым магом только их дело.

Они встречаются в густых предрассветных сумерках, в тот скользкий момент времени, когда совы видят десятый сон, а жаворонки уже сладко потягиваются в своих постелях. Боковая лестница учебного корпуса, узкая, состоящая из коротких, крутых ступенек, пуста. Молодые люди устраиваются в узкой галерее, состоящей из трех окон больше похожих на узкие бойницы, на каменной скамейке. Син стоит, прислонившись к стене, то и дело кидая настороженный взгляд наверх, словно ожидая, что кто-то прервет их беседу.

Предчувствуя. Этан позевывает и полулежит на скамье, закинув голову на узкий

подоконник, его речь сонная и ленивая. Син скрещивает руки на груди, ему нужно,

чтобы эта встреча закончилась как можно быстрее.

Первые лучи рассветного солнца освещают площадку верхнего этажа, бьют яркими копьями света в распахнутые настежь окна коридора. И в этот момент сверху раздается громогласный шепот:

Син замирает, словно примороженный к стене. Он чувствует противоестественные мурашки, бегущие по спине, и малодушно приписывает их утреннему сквозняку. Этан подается вперед, соскальзывает, чуть было не падая, и чертыхается.

Его сестра появляется на верхней ступеньке. Сосредоточенная на том, чтобы не упасть, она не смотрит вперед — только себе под ноги. Син же подмечает все: какие растрепанные у нее волосы, как помята и испачкана ее форма, какие темные тени залегли на ее красивом лице, как припухли от волнительных прикусываний ее полные губы.

Син бы успел сбежать, но тени испуганно тают, в них больше не спрятаться.

Этан, наконец, поднимается ей навстречу, а она достигает галереи, поднимает голову, и ее улыбка испуганно меркнет. Син смотрит ей в глаза, впервые прямо встречает ее взгляд, полный сейчас удивления. Он наклоняет голову, плотнее, если это вообще возможно, прижимается спиной к стене, чувствуя холод, что гонит прочь жар, которым она пышет, подобно раскаленной печи.

— Син, позволь представить тебе мою дорогую сестру, — Этан делает широкий жест рукой, позевывая в свободную ладонь.

Первокурсница поднимает руку и безрезультатно пытается пригладить растрепавшиеся волосы, ее лицо бледное, словно она встретила в утреннем коридоре не очередного ученика, а утукку.

Син выжидает мгновенье, но девушка так ошарашена, что не сразу соображает о необходимости представиться. Ошарашенное, удивленное выражение ее лица слишком быстро меняется. В ее больших глазах вспыхивает узнавание. Она догадывается стремительно, вспоминает, сопоставляет и, наконец, открывает рот, явно чтобы уличить его в глупостях, до которых ему и дела нет, обвинить в том, чего он не совершал.

Поэтому Син действует на опережение, чуть склоняет голову и приветствует ее:

Солнце добирается и до их окон, освещая троицу учеников своим золотым сиянием.

Бледность ее лица сменяется нежным румянцем. Смятение и смущение столь очевидны, что Син с трудом удерживает улыбку. Этан же, не скованный лишними мыслями, заливается громким смехом.

— Никкаль, — наконец, представляется она, прикладывая руки к горящим щекам и испепеляя братца гневным взглядом.

      Может ли в мире быть что-то очаровательней ее смущения?

Вопрос времени

Атриум полон людей. Студенты пробегают по величественной мраморной лестнице, спеша на занятия. Вольготно располагаются на бортиках каменного фонтана, брызгая друг в друга прохладной водой. Скрываются за раскидистыми ветвями пальм и кипарисов, украшающих помещения и прячущих скамейки и разноцветные пуфики. Мягкий свет падает из высоких окон, наполняя помещение блеском, озаряя каждый уголок и искрясь в брызгах падающей воды.

Сину некомфортно в этой пестрой суете. Он замирает на мгновенье, переступив порог. Осматривается, надежно скрытый приоткрытыми массивными дверьми, и, наконец, замечает спокойный уголок. Юноша движется вдоль стен, якобы ненароком скрываясь за раскидистыми растениями и мельтешащими повсюду студентами. За фонтаном прохладно и почти уютно. На плитах пола блестят капли воды, стены здесь увиты диким виноградом, в укромных закутках притаились пустые ниши, почти не заметные за кадками цветов и старыми, потемневшими бюстами каких-то великих магов прошлого. Син на ходу подбирает книгу, оставленную кем-то прямо на мраморном постаменте, изображающем статную женщину. Наконец, он достигает пустого уголка, прислоняется к стене, полускрытый тенями, и обводит помещение тяжелым взглядом. Фонтан прячет от него распахнутые на улицу массивные двери, но в остальном помещение как на ладони. Сам же он привычно почти не заметен.

Словно паук, притаившийся, в ожидании нерасторопной добычи.

На нижних ступенях лестницы сидит Никалль. Почувствовав его взгляд, она оборачивается, отвлекаясь от какого-то свитка, медлит мгновенье, но все же поднимает руку и легко машет ему. Юноша лишь склоняет голову в приветствии.

Син наугад открывает книгу, впивается взглядом в ровные строчки. Описание приготовления сонного настоя нагоняет тоску, по крайней мере, ему хочется верить в это. На самом же деле причина его невнимательности — девушка, сидящая в тридцати метрах от него.

Юноша то и дело отрывает глаза от страниц и бросает короткие, незаметные взгляды на Никкаль. Окруженная друзьями, она сияет ярче обжигающего пламени костра. Вся она сгусток тепла и света. Столько яркого, невыносимо горячего, что смотреть на нее нестерпимо больно. Эта горечь не отрезвляет его, только заставляет искать ее взглядом снова и снова. Он говорит себе, что притяжение лишь интерес, но это ложь.

Он мотылек, летящий на пламя, знающий, что это его погубит.

Поэтому Син держится привычных теней. Скрывается во мраке и не стремится выйти из него. Только немного подслушивает, не в силах удержать свой интерес.

Он замечает, как смотрят на него друзья Никкаль. Тридцать метров, что разделяют их, не становятся препятствием для его обостренного магией слуха. Шум падающей воды и гомон студентов, искажают голоса, но не мешают расслышать суть.

— Так откуда вы знаете друг друга? — невысокая блондинка привлекает внимание Никки.

Никкаль покусывает кончик пера, которым неаккуратно строчит что-то на пергаменте, лежащим у нее на коленях. Она выглядит задумчивой и незаинтересованно бросает:

— А, нас познакомил Этан.

Блондинка вскидывает бровь и переглядывается с расположившимся на тех же ступеньках брюнетом.

— А он его откуда знает?

— Я не знаю, Су. Разве это так важно?

Брат и сестра, судя по цвету глаз, вновь переглядываются. Незнакомый Сину юноша равнодушно пожимает плечами, но взгляд Су тяжел и непреклонен, так что ему приходится вступить в диалог.

— Вокруг Этана вьется многовато странных ребят, — замечает он.

Никкаль, наконец, отвлекается от своего конспекта. Она поворачивает голову, и Син в последнее мгновенье успевает перевести взгляд в свою книгу, чтобы не встретиться с ней глазами. Тем не менее, он не может заставить себя прекратить подслушивать.

— И ты туда же, Шимун, — бурчит она, отворачиваясь. — Лучше поделитесь со мной конспектом, мне не хватает пары предложений для своего реферата.

Су скрещивает руки на груди. Она хрупкая и тонкая, как фарфоровая куколка, но возвышается над друзьями, подобно грозовой туче. Шимун и Никкаль смотрят на нее снизу, как провинившиеся котята на маму-кошку. Син, прищурившись, наблюдает за этой картиной.

— Этан просто представил нас друг другу, когда мы случайно столкнулись. Будет невежливо не здороваться, — покорно сообщает Никки.

Син отчетливо видит как ее рука медленно, якобы невзначай, тянется к холщовой сумке. Ее лучистые глаза перебегают с одного друга на другого. Девушку определенно больше заботит, заметят ли они ее манипуляции, а не предмет разговора.

Теперь на него смотрят Су и Шимун. У Сина холодок пробегает по спине от такого внимания. Ему некомфортно. Девушка рассматривает его, чуть прищурившись, оценивающе пробегается взглядом от макушки до пят. Син не выдает своей осведомленности о разговоре ответным взглядом, но он готов поклясться, что Су поджимает тонкие губы и морщится. Парень же, напротив, смотрит почти лениво, он кажется незаинтересованным, но его взгляд цепок, от него веет холодом.

Никкаль пользуется тем, что внимание друзей направлено не на нее. Высунув от усердия кончик языка, она осторожно вынимает из сумки аккуратно свернутый свиток и теперь крутит его в руках, примериваясь к тому, чтобы незаметно развернуть.

— Мрачный красавчик, — резюмирует Су.

Никкаль усмехается, а Шимун выглядит удивленным такой характеристикой.

Су пожимает плечами. Никки пользуется моментом и осторожно разворачивает добытый конспект, сразу же утыкаясь в него практически носом.

— Я имею ввиду, такие парни обычно не лучшая компания. Опасный, привлекательный, с дурной репутацией, — Су загибает пальцы, не замечая невнимательность Никки. — В общем, мрачный красавчик. На деле же это только фантик, чтобы привлечь внимание наивных дур, а начинка обычно дурно пахнет.

Никки смотрит на Су как-то настороженно. Син видит, как она хмурится, но девушка молчит. Тогда Шимун задумчиво, словно не желая признавать правду, кивает:

— О нем действительно ходят разные слухи. На этот раз Су права. Тебе не обязательно связываться с друзьями Этана.

Никки переводит обескураженный взгляд с одного на другого. В ее ясных глазах легко читается обида и недоумение. Она задета тем, что друзья в какой-то мере считают ее легкомысленной, думают, что она не в состоянии в случае необходимости постоять за себя. Эти эмоции исчезают так же стремительно, как появляются. Никкаль чуть улыбается, ей очевидна забота, с которой друзья пытаются неловко предостеречь ее.

Она смотрит прямо на Сина, полностью игнорируя свою компанию. От ее внимательного, теплого взгляда его противоестественно бросает в жар. Ему приходится приложить усилия, чтобы против воли не поднять взгляд от книги. Чтобы не встретиться с ее полными огня глазами. Чтобы пожарище не разгорелось внутри него. Пламя, название которому он пока не в состоянии дать, подбирается к нему вплотную. От тепла покалывает кончики пальцев, сердце в груди бьется испуганной птахой, а губы иссушенные жаждой пересыхают. Все, чего хочет Син — это смотреть ей в глаза, пока не сгорит дотла.

— И я пока тоже его не знаю, — заканчивает Никкаль.

Его сердце пропускает удар. Син выдыхает сквозь сжатые губы. Ему срочно нужно взять себя в руки. Юноша с трудом успокаивает сердцебиение, выравнивает дыхание и продолжает бездумно пялиться в книгу. Только его слух все еще обострен.

Брат и сестра, так же, как и Син, с трудом справляются с шоком. Шимун качает головой и выхватывает у отвлекшейся Никки из рук свиток. Это определенно маленькая месть за сказанные слова. Су сначала вскидывает руки, она готова вот-вот разразиться тирадой, но замечает свои конспекты, перекочевавшие из рук подруги в руки брата. Блондинка ахает и делает короткий пас рукой.

Вода из фонтана взметается вверх и подобно короткому, грибному дождику обрушивается на Никки. Девушка взвизгивает и вскакивает на ноги, напугав сидящих невдалеке студентов. Син пользуется этим маленьким представлением, чтобы смотреть на нее открыто.

Капли воды блестят на ее коже и волосах, ловят дневной свет и сияют, подобно бриллиантам. Вся она сейчас искрится, блестит, подобно самому прекрасному драгоценному камню.

Син замирает не в силах оторвать от нее взгляд. Пусть даже все они, все, кто собрался в атриуме, обратили бы свои взоры на него, он все равно не смог бы перестать смотреть на девушку, сияющую ярче стоящего в зените солнца.

— Су! — восклицает Никки и протирает лицо ладонями.

Шимун смеется, из все той же сумки он достает небольшое полотенце. Блондинка непреклонно скрещивает руки на груди. Они замирают с Никкаль друг напротив друга, подобно готовящимся к схватке противникам. Вопреки этому, в глазах у обеих искрится веселье.

— Так или иначе, слишком уж он корчит из себя таинственного, — ставит точку в разговоре Су.

Шимун поднимается на ноги и мягко накрывает голову Никки, готовую повернуться в сторону объекта их разговора, полотенцем. Никкаль фыркает, смахивает с лица капли.

— Не знаю, по-моему, он, скорее, отстраненный, — Никки соблазнительно прикусывает губу, задумавшись, и вдруг озорно улыбается. — И загадочный.

Син поднимает книгу выше, пряча за ней лицо. Пожарище бушует в нем, делая щеки непривычно алыми. Юноша вновь медленно выдыхает, совершенно не в силах успокоить дыхание, сердце и душу. На этот раз он клянется себе, что больше не подслушает ни единой фразы. В его голове молотом по наковальне бьет один-единственный вопрос:

      Что еще она видит в нем? 

— А мне кажется, он все это время нас слышал, — бурчит Шимун, но никто не обращает на него внимания.

Чужие вопросы

В мягком оранжевом свете Никкаль кажется бледной. Ее большие глаза горят на осунувшемся, заостренном из-за теней лице. Губы упрямо поджаты. Роскошные волосы, стянутые в высокий хвост, разметались. На лбу блестят капли пота. В руках Никки держит лук.

В мишени, в пятидесяти метрах от девушки, дрожит стрела. Оперение подрагивает, словно издеваясь над тем, что девушка не смогла попасть в обозначенный круг.

Син стоит, замерев, сумерки надежно прячут его. По тому, как неуверенно оборачивается Никкаль после выстрела и, хмурясь, обводит взглядом тренировочное поле, юноша догадывается, что она чувствует его присутствие. Он может и дальше прятаться в тенях. Не составит труда, скрывшись в парковых деревьях, обойти поляну и подняться к жилому корпусу. Для него несложно и незамеченным прокрасться мимо девушки. Вместо этого Син, против собственной воли, поддавшись одному лишь не свойственному ему любопытству, делает шаг вперед.

Мягкий свет падает на его лицо. Разгоняет тени, разглаживает светлую кожу и делает взгляд ясным и горящим. Никкаль смотрит на него, узнает мгновенно и улыбается неуверенно, но дружелюбно.

— Разве Этан не учил тебя стрелять из лука? — вместо приветствий спрашивает Син.

Единственное, что беспокоит юношу — это ее неловкие навыки. Очередная ложь, которую он щитом выставляет между собой и Никкаль. Притворство и игра, уже очевидно вышедшая на новый уровень. Уловка и обман, которые он принимает и возводит на пьедестал.

— Ну, он пытался, — Никки утирает пот рукавом рубашки. — Этан считает, что если он один раз объяснил что-то, то все сразу должно быть понятно. Если задавать ему вопросы и тупить, то он начинает беситься.

Син задумчиво кивает. Движется полукругом, медленно приближаясь.

— Для начала, ты странно выворачиваешь ступни. Ноги на ширине плеч и чуть разверни носки.

Никкаль ерзает на месте. Она делает все в точности, как говорит Син, мысленно приказывая себе ничему не удивляться и не задавать вопросов. Он, словно дикий зверек, и стоит ей сделать резкое, необдуманное движенье или комментарий — его тут же поглотят вечерние тени.

— Все равно выворачиваешь.

Юноша качает головой, подходит ближе. Между ними расстояние всего в три шага. Он встает вполоборота, принимает устойчивую для стрельбы позицию, и Никки повторяет за ним. Теперь он удовлетворенно кивает.

Никкаль улыбается. От долгих, упорных, но безрезультатных тренировок с луком у нее уже подрагивают руки, несмотря на это, она упрямо продолжает. Стрела ложится на тетиву, Никки поднимает лук, натягивает и замирает, косясь взглядом своего неожиданного учителя.

Син обходит ее с другой стороны. Рассматривает так пристально и внимательно, что у Никки пересыхает в горле. Волнение нарастает в ней, подобно воде закипающей в котелке. Он волнует ее, но причину этого чувства сейчас она не в состоянии понять.

— Пальцы касаются щеки, а не скулы. Да, верно. И опусти локоть.

Его голос — тихое шуршание листвы, потревоженной ветром. Его движения — размеренная охота камышового кота, подкрадывающегося к добыче. Его взгляд — ледяная пропасть, в которую падаешь и не желаешь спасения. Никки вздрагивает, ведет плечом, таким образом выигрывая мгновенье, пытаясь успокоиться и привести мысли в порядок.

Син хмурится, глядя на сбитую неловким движеньем позу, делает шаг вперед, сокращая расстояние.

Пальцы на тетиве дрожат, зажатая стрела ходит ходуном, а оперение щекочет щеку. Никки должна быть сосредоточена на мишени, но вместо этого во все глаза смотрит на юношу. Словно видит его впервые и никак не может насмотреться.

Син останавливается. Расстояние в два коротких шага становится непреодолимым, пропастью, что не оставляет им шанса на сближение. Он смотрит на Никкаль чуть прищурившись, выхватывая цепким взглядом ее волнение и испуг.

Стрела дрожит в воздухе, выписывает дугу и падает, даже не приблизившись к мишени.

Оба они кажутся одинаково обескураженными неловкостью стрельбы. Словно и юноша, и девушка совсем забыли о предмете их беседы.

— Что ж, ты пытался, — вздыхает Никкаль.

Когда она переводит взгляд с пустой мишени на Сина, то готова поклясться, что он давит улыбку. Его глаза искрятся задорными беснятами-смешинками. Даже его вечно мрачное лицо, кажется, разглаживается, словно тени забот и внутренних волнений на мгновение покинули его.

— Не отвлекайся, когда держишь оружие. Сосредоточься.

Син смотрит Никки в глаза. Его взгляд снова становится холодным и отстраненным. Как будто бы перемена ей только почудилась.

Никкаль откидывает волосы с лица, упрямо поджимает губы. Стрела вновь ложится на тетиву, и девушка вскидывает лук. Она приказывает себе не смотреть на него, зная, что одного взгляда будет достаточно, чтобы сбить настрой.

— Локоть, — Син вновь обходит ее. — Подними подбородок.

Он останавливается на месте, рассматривает девушку, не отводя глаз. От его взгляда Никкаль ощущает, как сердце то пропускает удары, то бьется испуганной птахой где-то в горле.

Стрела вновь отправлена в полет раньше времени. На этот раз получается чуть лучше, оперение дрожит в нижнем углу мишени.

— Возможно, я просто не создана для этого, — смущенно пожимает плечами Никки.

Син на этот раз не смотрит на нее. Все его внимание приковано к только что выпущенной стреле. Он хмурится.

— Позволишь? — не поднимая глаз, юноша кивает на ее лук.

Никкаль с готовностью протягивает его ему, только радуясь, избавиться от неподдающегося оружия. Син медлит. В нерешительности, так не свойственной ему, он протягивает руку. Пальцы касаются прохладного верхнего плеча. Вместо того, чтобы взять лук в руки, он вдруг отталкивает его от себя.

Когда их глаза встречаются — все вокруг замирает. Стихает ветер, играющий с кронами деревьев. Замолкают вечерние кузнечики. Плавно сходит на нет тихая мелодия арфы, доносящаяся откуда-то из глубин парка. Весь мир словно застывает в предвкушении.

Син еще раз, теперь настойчивей, отталкивает лук. Наконец, обескураженная Никкаль понимает, что он имеет ввиду.

Ее руки дрожат вовсе не от усталости, когда она неловко прикладывает очередную стрелу, вскидывает лук и замирает, перестав дышать.

Син, напротив, делает глубокий вдох, как перед прыжком в воду. В два широких, решительных шага уничтожает расстояние между ними. И замирает почти вплотную.

Он выше, подбородком почти касается ее макушки. Ее пушистые волосы щекочут ему нос. Спиной Никки ощущает его широкую грудь, хоть он и старается не касаться ее. Носком ботинка он осторожно и очень мягко, все так же, почти не касаясь, пододвигает ее правую ногу, выравнивая стопу. На мгновение Син замирает, словно пытаясь разобраться, как действовать дальше. Наконец, он решается. Его руки просто ледяные, и Никки вздрагивает, когда он почти невесомо прикасается к ее пальцам. Прикосновение почти робкое, юноша лишь направляет, указывает ей, как правильно натягивать тетиву. Дальше он так же аккуратно касается ее локтя, приподнимает его и осторожно чуть поворачивает предплечье, заставляя держать руку ровно.

От Никкаль приятно пахнет травами, шампунем для волос с легким запахом полевых цветов, новыми свитками и сочными, спелыми яблоками. А еще Никкаль источает запах солнца. Син тонет в моменте. В нежданном и нежеланном ощущении близости и вседозволенности.

      Что, если он сожмет ее локоть и развернет лицом к себе? Что, если вырвет лук из ее рук и отшвырнет его в сторону? Что, если она позволит ему? 

Происходящее кружит ему голову. То, что девушка из солнца и тепла будит в нем, пугает и будоражит одновременно. Сина словно на куски разрывают две неведомые ему силы. Между ними нет преград, кроме тех, что он сам воздвиг. Но что-то останавливает его, пригвождает к месту. Есть что-то еще, мрачное, сотканное из сплошной тьмы. И он не должен позволить этому запятнать девушку-солнце.

Ладонь Сина невесомо ложится на ее солнечное сплетение. Никкаль в очередной раз вздрагивает.

— Стреляй на выдохе, — шепчет Син ей в волосы.

Никки делает глубокий вдох, прямо сейчас она не готова попрощаться с его почти не ощутимыми прикосновениями. Девушка примеривает, закрывает один глаз, потом распахивает. Смотрит на мишень, поджав губы, как на злейшего врага.

— Син, но я не понимаю, как целиться? — смущенно признается она.

Никкаль не уверена, но ей кажется, что он тихо ухмыляется. Прикосновение его ладони становится чуть ощутимее. Никки уверена, что ее волосы касаются его лица.

— Нет никакого фокуса. Поставь цель, сосредоточься, стреляй интуитивно, доверься себе.

Никкаль бурчит что-то неразборчиво себе под нос. Она уж точно не ожидала услышать от него подобную чушь. Это скорее было в духе Этана. Тем не менее, Никки упрямо замирает, смотрит прямо в цель, вздыхает полной грудью. На выдохе, мягко, но решительно, она отпускает тетиву.

Стрела летит стремительно и вонзается ровно в центр.

— Получилось! — вскрикивает Никки.

Сияя улыбкой, она оборачивается, готовая броситься в объятия к своему учителю. Но за ее спиной уже никого нет.

Нет хуже вопроса чем "что если"

Свечи медленно догорают. Язычки пламени танцуют, оседая все ниже и ниже, словно умирая в медленной агонии. Воск, подобно мутным слезам, капает на деревянный пол. Небольшое помещение все сильнее погружается в полумрак. Темнота гнетущая, полная напряжения, нездоровая, практически больная. Где-то в ее тенях поселились предвкушение тревоги и опасности, предчувствие смерти, ощущение безысходности и отчаяния.

Син стоит посреди комнаты, в мрачном пропадающем свете свечей он кажется почти призраком. Пришельцем другого мира. Вестником скорби и печали. Его глаза закрыты, а руки сложены на груди. Он почти не дышит, делает маленькие вдохи и медленно выдыхает. Весь он обращен в слух. Юноша замирает в неизбежном ожидании.

Син не желает этого. Не на этот раз. Он больше не предвкушает. Он позабыл любопытство и, будь его воля, прошел бы мимо, выбрал бы любую самую скрытую и опасную тропу, но избежал бы встречи. Все изменилось, он больше не вправе принимать решения. Ведущий в их маленькой игре больше не он. Никкаль выбирает правила. Ей же и выигрывать.

За стенами его маленькой тюрьмы — хаос расцветает пестрым цветком. Слухи и домыслы наполняют Академию, как назойливые насекомые привлекают внимание и цепляются к каждому, кто бы ни встретился им на пути. Страх, подобно туману с привкусом гнили, растекся по величественным помещениям. Недоверие и подозрения зарождаются там, где еще несколько дней назад царствовали дружба и понимание. Все то, что обычно было скрыто, медленно поднималось на поверхность, грозясь затопить коридоры и унести на дно студентов и преподавателей.

Син видел все это, ощущал кожей, предугадывал. Под обычным лоском повседневной рутины вскипал котел, готовый вот-вот выйти из берегов. И причиной всему был лишь один человек, чья пропажа неизбежно снежным комом приведет к ужасающей лавине последствий.

В эпицентре этого бешеного водоворота одна испуганная, но не сломавшаяся — Никкаль.

Син гадает: когда она придет? Знает, что по-другому девушка не сможет. Наступит момент, и он станет единственным, на кого она сможет положиться, тем, кому она доверит все сокровенные тайны и секреты. Только ему она откроет свое сердце и душу. Все ради того, чтобы найти брата.

Это не радует его. Близость к Никки несет лишь неизбежный страх и решимость. У него нет права и причины, чтобы ей отказать. Поэтому Син ждет, забившись в самый дальний и темный угол, словно отшельник. Старается не попадаться ей на глаза, пытается сделать так, чтобы о нем забыли. Все ради того, чтобы хоть ненадолго оттянуть момент.

Никкаль находит его потому, что не могло и быть иначе.

Син слышит ее шаги по лестнице, скрип половиц и стон неподдающейся двери. Никки влетает в помещение, и от порыва ветра, ворвавшегося вместе с ней, окончательно гаснут свечи.

Они замирают во мраке. Тишину разбивает только тяжелое дыхание пытающейся отдышаться Никкаль. Син не дышит вовсе.

— Ты поможешь мне? — без предисловий спрашивает она.

Голос у Никки надтреснутый, тонкий и осипший.

Син не размышляет, он просто поворачивается к ней лицом, и Никкаль вздрагивает от его взгляда. В кромешной тьме его глаза горят, словно у хищника, вышедшего на охоту. Две луны, осветившие ночной мрак.

— Всем, чем смогу, — просто отвечает он.

Никкаль кивает, неуверенно улыбается ему, не подозревая, что для его зрения темнота не помеха. Син видит все: как облегчение сменяет мрачную решимость ее лица. Как на мгновение вся она светлеет, ухватившись за тоненькую ниточку надежды. Как расправляет плечи, найдя, наконец, того, на кого сможет положиться. Как шмыгает покрасневшим носом. Как отекло и осунулось ее лицо от мучительных дней страданий в неведении и поисках. Как огонь вновь зажигается в ее опухших от слез глазах.

Вся эта ноша, весь этот неподъемный груз становится легче, на какое-то мгновенье и вовсе покидая измученную девушку. Потому что Син бескорыстно готов взвалить все на себя.

Он поможет ей, чего бы это ему не стоило.

Никкаль задает вопрос

Играет арфа. Мелодия льется, подобно весеннему ручью, только сбросившему оковы льда. В гармоничный перезвон вплетаются удары барабанов, делающие музыку более ритмичной и сильной. Два непохожих инструмента сплетаются, рождая звуки, наполняющие все вокруг. Перезвон становится все тягучее и плавней, а удары хаотичнее и резче. Мир плавится, рушится и собирается заново. Искусные руки и чуткие пальцы музыкантов рассказывают историю сотворения, легенду, что завораживает сентиментальных слушателей.

Находясь словно в трансе, кружатся пары. Освещенные огнями костров они кажутся призраками других миров на одну ночь посетившими эту землю. Задорный, наполненный юностью и беспечностью смех гармонично вплетается в музыку. Редкие девчачьи вскрики только наполняют мелодию какой-то новой молодой бесшабашенностью.

Син привычный посторонний наблюдатель.

Он замирает на краю поляны, надежно скрытый широкими стволами и нависающими

ветвями. Подобно молодому, любопытному волку, вышедшему из чащи на свет и

Никкаль, напротив, в самом центре веселья. Ияр кружит ее, обнимает крепко за талию и то и дело приподнимает над землей. Никки заливается смехом, откидывает голову назад и позволяет ночному ветру играть со своими волосами. Но стоит только преподавателю разжать свои объятья, как девушка исчезает. Она скользит сквозь толпу, пока кто-нибудь не схватит ее за руку.

Су утягивает Никкаль поближе к костру. Усаживает на расстеленный кем-то прямо на земле плащ, вручает в руки кружку с напитком и разве что пледом не укрывает. Никки улыбается широко и благодарно, откидывается на заботливо подставленное плечо подоспевшего Шимуна и проводит блаженные минуты в окружении друзей. Но стоит им только отвлечься на вторгшуюся в их маленький рай миниатюрную девушку, как Никки вновь скрывается среди танцующих.

Теперь она пытается не затеряться в толпе, а обойти ее по краю. Ей снова не удается исчезнуть. На этот раз на ее пути, словно из ниоткуда возникает ректор. Никкаль пытается уважительно поздороваться, но он ловит ее за руку и мягко утягивает в сторону от веселья. Пока они неспешно беседуют, пользуясь ночными тенями, Син крадучись приближается. В завершении разговора Ниалл нежно проводит кончиками пальцев по ее щеке, словно стирая слезинку.

Син наблюдает как ректор неспешно удаляется, а девушка, обессилев, прислоняется спиной к дереву. Перед ними на поляне продолжается праздник, все так же звенит музыка и все так же кружатся в танце студенты.

— Госпожа, — тихо окликает ее Син.

Никкаль не вздрагивает, она давно почувствовала его присутствие и лишь оборачивается на голос. В ее глазах больше нет напускного веселья, они полны печали и призрачной надежды. Ее пухлые, манящие губы больше не кривятся в вымученной улыбке. Никки откидывает волосы с лица, якобы случайно проводит ладонью по лицу и, наконец, смотрит юноше прямо в глаза. Задает вопрос раньше, чем он успевает сорваться с ее губ:

— Ты что-то узнал? Ох, то есть, привет…

Син медленно кивает. Никкаль вздрагивает, как от резкого, неожиданного удара. Отлипает, наконец, от дерева и разворачивается к нему лицом. Впивается взглядом, теперь уже горящим от нетерпения и нерушимого пламени надежды, в замершего напротив Сина.

— Пока это лишь зацепка, не возлагай на нее больших надежд. Я хотел, чтобы ты знала.

Он переводит взгляд на танцующих, не в силах наблюдать, как гаснут искры в ее лучистых глазах, а во взгляд возвращается исконная печаль.

Никкаль молчит, ищет что-то в его лице.

Син кивает, смотрит поверх ее головы на раскинувшееся перед ними веселье.

Мир наполнен веселым гомоном, музыкой, светящимися от удовольствия и счастья лицами. Сладкий цветочный запах от венков, что девушки надевают на головы юношей и сдобные ароматы свежих лепешек, подаваемых с фруктовыми сиропами, смешиваются в нежное наслаждение. Глиняные графины гуляют по рукам, пряная жидкость обжигает, вселяя в головах пьющих ее легкий гул, лишь усиливающий все наслаждения этой ночи.

— Я нашел место, где Этан часто бывал. Сначала нужно убедиться, что зацепка верная, потом я все проверю.

Никкаль прикрывает глаза, так она стоит мгновенье, а потом неуверенно делает шаг ему навстречу. Она протягивает руку и мягко касается его ладони. Неуверенная, растерянная, полная благодарности, которую она не знает, как выразить.

— Син, я пойду с тобой и помогу, — шепчет она.

Теперь ее глаза снова горят, пламя от костров захватывает ее, поглощает естественный цвет радужки. Это целеустремленность, надежда и несокрушимая жажда узнать правду. Воля, сила и немного отчаянье.

Юноша улыбается, чуть заметно, только уголками губ, и мягко кивает.

— Я могу сделать что-то еще?

Он не медлит, согретый теплым прикосновением ее пальцев к тыльной стороне свой ладони.

— Научи меня, — произносит Син, кивая в сторону танцующих.

Никки понимает его не сразу: хмурится недоуменно, оборачивается изумленно, улыбается озорно.

— Что ж, раз уж ты так выручил меня со стрельбой из лука, думаю, это будет честно.

Юноша поворачивает ладонь, так, что горячие пальцы Никкаль касаются каждого миллиметра его кожи. Когда они соприкасаются только подушечками трех пальцев, в хрупком моменте, не прикосновения даже, а невесомого касания, почти не ощутимого физически. Когда сердца ухают куда-то вниз, а воздух становится раскаленным. Тогда Син делает шаг назад, и зачарованная Никкаль шагает за ним, не разрывая контакт.

Они бредут сквозь лесную чащу, перелезают через поваленные деревья и продираются сквозь разросшиеся кусты. Их руки все еще словно скованны невидимыми наручниками, потому что максимум, что разделяет кончики их пальцев, — это несколько мучительных миллиметров.

Стихает музыка, на место ей приходят звуки леса. Ухает ночной охотник-филин, шуршит трава, потревоженная мелким зверьком, да завывает поднявшийся ветер, играющий кронами деревьев. Свежий запах листвы сменяет сладость праздничной поляны. Вокруг больше никаких любопытных глаз, ни одного студента или преподавателя. Никого, кто мог бы осудить их.

Пара тысяч вопросов

Содержание

Все начинается с вопросов

Вопрос времени

Чужие вопросы

Нет хуже вопроса чем "что если"

Никкаль задает вопрос

Вопрос в моменте

В вопросах - ревность

Вопрос стихами

Сломанный вопрос

Та, кто отвечает на вопросы

Вопросом на вопрос

Пара тысяч вопросов

Комментарии (0)