Когда все звуки стихли, и дом наконец погрузился во тьму, Амен, чуть согнувшись, осторожно ступил за порог.

Он четко обозначил себе цель: если в этом жилище имеется хоть что-то, указывающее на причастность Эвтиды к шезму, то он найдет это. И пусть мучительно хотелось ошибаться, но Эпистат обязать знать наверняка.

Уже казалось бесполезным отрицать, как сильно его тянет к этой непутевой; как нравится ее непокорность; как восхищает женская хитрость, но вместе с тем наивная, детская прямота.

Она будто застала его врасплох, вытеснила собой все важное, стала центром мыслей.

Но тем же ей и хуже, ведь для него не осталось незамеченным странное поведение Эвы: ночные вылазки, секреты, переглядки.

Амен ловил взглядом каждый шаг своенравной Неферут, бессовестно разглядывал каждое движение, смакуя вид чуть покачивающихся при ходьбе бедер, или изящного прогиба в пояснице, когда Эвтида усердно занималась каллиграфией.

О, Незримый Бог, как он желает, чтобы уродование папируса было единственным занятием этой бестолковой Исфет.

Не успел Амен приоткрыть занавеску, скрывающую содержимое прикроватной полочки, как Эва заворочалась в постели.

Пробормотав что-то невнятное, она тихо застонала и откинула голову на подушки. В бледном свете луны, ее бронзовая кожа поблескивала мелкой испариной, а каштановые волосы разметались во все стороны, обрамляя испуганное, напряженное лицо.

«Неужто кошмары мучают»,

Склонившись над спящей девушкой, он, сам не ведая зачем, аккуратно коснулся губами ее лба.

Что-то болезненно кольнуло в сердце, он ощутил внезапную тревогу, накрывающую с головой.

Определенно, здесь происходила чертовщина, ведь Эпистата никогда не беспокоили подобные эмоции.

Он сделал вдох и плавный выдох. Волна необъяснимой паники лишь накатила с новой силой.

В отчаянии, Амен хотел было отпрянуть, но к собственному удивлению, не смог пошевелиться.

 —заторможено сообразил Эпистат.

Земля будто уплывала из под ног, размывались очертания предметов. Еле заметная голубая дымка окутала комнату.

Теперь до него дошло. Он смутно помнил, как мать проделывала нечто подобное специально.

Она погружалась в сновидения других людей по их просьбе, либо же из собственных корыстных побуждений.

С помощью снов было возможно узнать секретную информацию; решить проблемы, беспокоящие душу в реальной жизни; подтолкнуть ее в нужном направлении… Для этого шезму часами просиживали подле сновидца, проникаясь его муками и переживаниями, сонастраиваясь энергиями.

Почему же удалось так просто с Эвой? Может, потому, что будоражила его, покоя не давала днем и ночью?

«Что угнетает тебя, Неферут?»,

Эвтида тяжело дышала, и Амен словно растворялся в этих звуках. Он чувствовал одно дыхание на двоих, в то время, как невидимая нить сплетала их сознания, ведя все дальше, в царствие Морфея.

Сердце заходилось в неистовом ритме от обилия чувств, рвущихся наружу.

Остолбеневшее от ужаса, беспомощное дитя, не способное шелохнуться, или даже закричать — лакомый кусок для огромной бешеной псины. Слюнявая тварь теснила девочку все ближе к воде, пока ноги ребенка тонули в зыбучем иле.

Казалось, ее судьба предрешена.

Грязная, измазанная с ног до головы вонючим илом, лохматая девчонка в каких-то старых обносках. Она никому не нужна.

Даже искать не хватятся, подумают, запропастилась. Ну и Исфет с ней! А что останется от ее тела — кровавыми ошметками унесет Нил вниз по течению, и может быть голодный крокодил полакомится этим.

На берегу мелькнула вспышка света, и постепенно рассеиваясь, преобразилась в крупную фигуру, шагающую в сторону Эвтиды.

«Что это было? Может звезда упала с неба?»

В глазах помутнело, а после, лишь звуки ожесточенной борьбы и собачьего рыка доносились до ее слуха. Сильные руки подхватили девочку, отнесли к берегу, накрыли чем-то теплым, сухим и приятным.

— Эвтида, — позвал до боли знакомый голос.

Чистое небо заглянуло в ее глаза, сокол укрыл мягкими крыльями.

— Ты божество? — боязливо пролепетала Эва.

— Нет, — улыбнулся Амен, — ты не помнишь кто я?

— Не могу вспомнить, — прошептала девочка.

— Это не важно, — утешил ее Эпистат, — теперь ты в безопасности.

Эвтида с опаской оглядела спасителя. Сияние прозрачной кожи; величественный, мощный силуэт. Он был огромным и прекрасным.

«Таких людей не существует»,

«Точно Гор пощадил мою душу».

Заметив взволнованный вид девочки, Амен осторожно коснулся ее головы, погладил спутанные волосы. Эвтида блаженно прикрыла веки, густые ресницы подрагивали от удовольствия. Так ее ещё никто не ласкал…

Родная мать, и та, не проявляла столько нежности.

Мужчина мягко улыбнулся, любуясь маленьким дивным созданием. Ему не верилось, что это — его упрямая Исфет.

— Я отнесу тебя домой, хочешь?

Он ошибался, думая, что дома Эву кто-то ждет.

— Нет! — Эвтида резко соскочила с рук, накидка Эпистата соскользнула и упала в грязь.

Амен растерянно приподнял брови. Теперь все встало на свои места.

— А что тогда? Поедешь со мной в Фивы?

— Столица Верхнего Египта…

— Я знаю, что такое Фивы! — возмутилась маленькая Неферут, — только зачем я буду там нужна?

— Ты будешь нужна мне в любом месте, — просто ответил Амен.

— Но почему? — не унималась Эва.

— Хочу, чтобы рядом со мной осталась.

— Неужто полюбилась? — глуповато улыбнулась девочка.

— Полюбилась, словно для того и была создана, — с трепетом признался Амен, — На руках всю жизнь носить буду, хочешь?

— Хочу! — быстро и без сомнений ответила Эва.

Немедленное согласие осчастливило его, ведь в жизни Эвтида редко бывала такой покладистой. Мужчина снова поднял девочку на руки, подбрасывал, кружил и прижимал к груди, наслаждаясь детским восторженным смехом. Они играли до тех пор, пока она не утомилась от веселья, уложив свою крохотную головку на его широкое плечо.

 — подумал Амен, удовлетворенный результатом своей работы.

Отделив небольшой кусочек собственной Ка, Эпистат передал Эву из рук в руки, наказал двойнику охранять девочку, и ни при каких обстоятельствах не позволять ей грустить.

Дурман плавно рассеялся. Амен все еще сидел на прохладном полу, склонившись у изголовья постели Эвтиды. Лицо девушки расслабилось, напряженное тело наконец размякло. Она смотрела лучший сон, в котором рядом с ней любимый господин.

 — он с облегчением вздохнул, и лишь сейчас заметил, что кровать напротив пустовала, — 

«Шезму вершат свои дела под покровительством Апопа».

Как хорошо, что он ошибся. Но эта ошибка привела его к истине.

Хищная улыбка озарила лицо Эпистата.

Признание

naka6ka

чиж.

Верховный Эпистат отличается особым умением безошибочно вычислять черномагов. О, как безжалостно он истребляет шезму… 
Но кто бы мог подумать, что Амен и сам принадлежит загробному культу?
В поисках доказательств, подтверждающих его догадки, Эпистат проникает в жилище Эвтиды. Говорят, онейроманты не видят собственных снов, но почему же Эва видит? Необъяснимая энергетическая связь вовлекает Амена в сон девушки… Какую правду он там обнаружит?

Клуб Романтики: Песнь о Красном Ниле

Эва/Амен

Письма для Эпистата

На сыром берегу Нила, близь рубиновых вод, подсвеченных первыми лучами едва пробуждающегося солнца, покоилось чье-то бездыханное тело. Бледный и грязный утопленник, выброшенный на сушу, никак не мог быть Исманом.

Нет, Эвтида отказывалась в это верить!

«Неужели жизнь бывает так несправедлива?»

Время и пространство перестали для нее существовать, она потерялась в своих ощущениях: происходящее казалось невозможным, дурным сном. Хотелось поскорей открыть глаза, вернуться в привычный мир, где все было в порядке, где Исман был жив.

Неподалеку от берега уже собиралась кучка зевак, желающих поглядеть на свеженького мертвеца. Падкий на зрелища народ возбужденно смаковал подробности случившейся трагедии: кто поговаривал, будто юноша сам покончил с жизнью, а некто считал, что ему помогли.

Новость расходилась быстро, и, несмотря на ранний час, люди со всей деревни прибегали к реке, отбросив всякие дела на потом.

Эве хотелось закричать, завыть что есть мочи, лишь бы не слышать их голосов. Вложить всю тоску и отчаяние в громогласный рев, обращенный к небу. Ведь если не излить поток невыносимых чувств, душа не справится.

Малышка Эме не способна уместить в себе такую боль…

«За что, Исман? За что… Все, дорогое сердцу, кануло в Дуат».

Покойник будто задремал, укрывшись илом. Казалось, прикрытые веки обязательно вздрогнут от играющих лучей восходящего светила, и сладостный дурман вот-вот рассеется. С пустынь подул песчаный ветерок, игриво коснулся спутанных волос Исмана, словно поощряя Эву в желании найти намек на его жизнь.

«Я должна убедиться сама»,

 —  на негнущихся ногах Эвтида было двинулась к реке, но чьи-то руки крепко ухватили ее сзади.

— Не смотри, Эва, не нужно.

Амен внезапно вырос за спиной, нежно сгреб ее в охапку, и осторожно прижимая к груди, лишил всякого шанса обернуться в сторону Исмана. Непокорная, напрасно силилась изворотиться из объятий Эпистата. Ей никогда не выскользнуть из его сильных рук.

В этом мучительном, безутешном горе, Амен хотел разделить с ней печаль, укрыть собой от жестокостей мира. Только бы Неферут не препиралась, позволила ему стать ближе.

Ради нее он был готов на всё… лишь бы слезы, что градом катились по щекам Эвтиды наконец закончились; лишь бы чистое голубое небо снова озарило своим сиянием, вновь радуя истерзанную душу.

Чужая утрата тяжким грузом легла на сердце. Эпистату было слишком хорошо известно, что такое внезапная кончина единственных родных людей.

Разбитая, опустошенная Эва...

«Исфет, какая мука наблюдать ее такой».

Слова поддержки застревали в горле, Амен знал: никто сейчас не сможет залатать гигантскую дыру, что расползлась в ее груди,  уничтожая изнутри, ломая ребра, скручивая кости. Переполненный собственным бессилием, в немом отчаянии он наблюдал, как словно лишенная крыльев птица, Эвтида билась в его стальных объятиях. И пока она стояла перед ним, такая сломленная и уязвимая, он понял, что полюбил еще сильней, чем прежде.

Шло время. Амен ждал, когда же Эве полегчает. Надеялся, что она справится, наберется сил наедине с собой, чтобы отрастить новые крылья, возродившись ярким пламенем из пепла, подобно непобедимому фениксу.

Он не давил, не прибегал к насилию, давал ей время и возможность найти свой путь к спасению.

Ведь знал: Эвтида не позволит никому приблизиться, не подчинится посторонней воле, даже поистине желающей добра.

Именно в этой непокорности и заключалась ее главная прелесть. Именно потому он ее и любил — за мятежный характер и воинственный взгляд, ошеломляющий своей бесстрашной дерзостью.

На третий день, не выдержав, верховный Эпистат явился к ней. Принес с собой всевозможные кушанья и чистую одежду.

Неферут едва дышала, уставившись невидящим взором в потолок, практически ничем не подавая признаков жизни.

Скорбь вымотала Эву, отпечаталась изнеможением на впалых щеках. Лицо осунулось, утратило былые краски, под глазами залегли тяжелые тени. Серой, немощной фигурой она покоилась в кровати, готовая отправиться к Анубису, вслед за Исманом.

— Прошу, поешь, — обреченно вздохнул Амен.

Эвтида, словно выйдя из оцепенения, медленно повернула голову в сторону Эпистата.

— Мне нужно переговорить с Пеллийским, — решительно потребовала девушка.

Не ожидавший такого заявления, Амен удивленно моргнул и покосился на корзинку с фруктами.

— Сначала съешь хоть что-нибудь… — взмолился было Эпистат, но Эва не дала ему договорить, настойчиво перебивая просьбу.

— Я буду есть, когда придет Пеллийский!

«Помилуй Ра, зачем ей Ливий сдался? Совсем изнемогла?»

— Позвать врача? Тебе не хорошо? Я вызову сейчас же лекаря из Фив…

— Нет! — Эвтида резко подскочила на кровати, — Мне нужен именно Пелийский, только он один, и больше никого.

Боль от потери выжгла остальные чувства. Эва была слепа и безразлична к миру. Ей оказалось не дано увидеть, с каким щемящим трепетом Амен старался угодить и приободрить. Она не в силах оценить его порыв души. Все мысли занимало лишь одно:

«Должна узнать, кто погубил Исмана. Необходимо выйти на связь с Ка. Если Пеллийский будет заниматься телом, то я быстрее доберусь до правды. Нельзя позволить лекарю из Фив приблизиться к моим делам».

Она глядела сквозь пространство, не понимая, как ей дальше жить.

В углу темной комнаты с занавешенным окном, словно инородный предмет, стояла принесенная корзина фруктов, напоминая Эве о том, что жизнь за пределами ее одинокого жилища продолжается. Жизнь, в которой отныне не будет Исмана. Жизнь, в которой она остается совсем одна.

Яркие плоды казались ей ненастоящими, не вызывали аппетит. Все стало блеклым, искаженным, словно в разбитом зеркале. Цвета потускнели, затерялись в серой мгле, как будто весь мир погрузился в глубокую тьму, и не осталось ни единого шанса на возращение прежних радостных дней. Непреодолимая пропасть раскинулась на этом пути, готовая поглотить все ценные воспоминания Эвтиды, стереть из памяти счастливые моменты. Существование обременяло, но Эва терпеливо ждала, цепляясь за призрачную веру. Она должна исполнить долг перед Исманом.

Жгучая злость сжирала Эпистата изнутри. Зря он надеялся, что Эва все поймет, что будет благодарна за любовь и нежность, прочтет тоску в его глазах... Она распотрошила в клочья его душу своим хамством. Уничтожила, растоптала всякое достоинство.

«Зачем пришел? Чтобы побыть мальчишкой на посыльных?»

Гремучей змеей в груди Амена заворошилась ревность. Оплетала сердце тугим кольцом, опрыскивала ядом.

Чем он не мил ей? Почему Пеллийский?

Он чувствовал себя невероятным дураком, преградой на пути, ненужным элементом в ее жизни.

«Исфет, пусть будет счастье ей. Когда только успели спеться, голубки?»

Охваченный неистовой бурей, сшибающей все на своем пути, Эпистат еле держал себя в руках, сохраняя ледяное спокойствие.

Он понимал, что для него здесь не найдется места, поэтому, слова — бессмысленная трата сил.

Ревность

Библиотека Амона Ра окутывала сонной атмосферой. Запахи пыли, чернил и древних свитков действовали на Эвтиду ничуть не хуже, чем настойка Ибоги. Однако стоило мужчине неожиданно возникнуть за ее спиной — по коже пронеслась волна мурашек, бесследно отгоняя прочь тягучую дрему.

Жаркое дыхание коснулось уха, опалило щеки стыдливым румянцем.

От близости? Испуга? Порицания?

Буквально подпрыгнув на месте, взволнованная девушка хотела было встать, но сильные руки вмиг легли на хрупкие смуглые плечи, настойчиво усаживая ее обратно.

— Пиши, я посмотрю, — губы Амена растянулись в довольной улыбке.

Сделав глубокий вдох, Эвтида окунула тростниковое перо в чернила и приготовилась снова писать.

Пристальный взгляд давил, мешал сосредоточиться, но Эве ничего не оставалось, как вновь заняться переписыванием.

Не прошло и минуты, как Эпистат, неудовлетворенный результатом, сердито проворчал:

— Незримый Бог! Почему так долго выводишь иероглифы?

Эвтида обернулась, метнув в него недобрым взглядом.

— Говорила же, что под чужим вниманием не ладится работа.

— Не на меня смотри, а на папирус, — он отвернул ее обратно к свиткам, поймав за подбородок, — У нас нет времени сидеть и ждать, пока ты наскребешь хотя бы пару строк.

Амен терял рассудок, жадно вдыхал ее манящий аромат, терпкий и дерзкий, как и сама Эва. Нехотя убрал руку от ее лица. Но не сдержался, скользнул пальцами по тонкой девичьей шее, провел рукой по гладким, шелковистым волосам, как бы невзначай убирая мешающую прядь за ухо.

Она заметно напряглась, робко сведя колени вместе. Чувства, которые своими действиями пробуждал в ней Эпистат, пугали доселе неведомой природой. Сердце зашлось в бешеном ритме; учащенное дыхание предательски выдавало волнение.

Амен победно ухмыльнулся. Это оказалось даже лучше, чем без конца изводить Неферут своими придирками, доводя ее до испепеляющего гневного взора, бесстрашно обращенного к нему. Злость Эвы заставляла тайно ликовать, упиваться накалом страстей, искрящим между ними.

Голос Эвтиды дрогнул, она отчаянно заерзала на месте, неловко скрестив ноги. Легкий трепет, собравшийся внизу живота побуждал ее сладко сжиматься. Казалось мучительной пыткой оставаться неподвижной в таком напряженном состоянии.

— Значит, останешься здесь на всю ночь и будешь писать до тех пор, пока не начнешь делать это с должной скоростью, — Амен угрожающе шептал в самое ухо Эвы, касаясь грудью ее оголенной спины, нависая над ней мрачной тенью.

Праведный гнев разрывал ее пылающее тело, охваченное непристойными желаниями. Она не знала, как долго сможет выдержать в этой борьбе, не знала почему Эпистат так себя ведет, и почему она с пугающей отзывчивостью реагирует на его близость.

Амен поспешно отстранился. Взял накидку, желая спрятать результат своих же издевательств над Эвтидой.

— Вернусь утром, и проверю самолично, чтобы весь текст из свитков «Летопись Великого потопа» был аккуратно переписан.

Не дожидаясь ответа, Эпистат умчался прочь, оставив Эву возмущенно глотать воздух.

 — разочарованно вздохнув, девушка окинула взглядом рабочее место. Письменный стол был завален всевозможными свитками. Деваться было некуда.

Эвтида отыскала старый папирус, о котором говорил Амен, и принялась кропотливо выводить иероглифы на новом.

«Поверить не могу, что мне придется потратить на это всю ночь…»

Погруженная в изучение письма, Эва не сразу заметила, как то, что раньше всегда вызывало в ней отторжение, вдруг стало отдушиной и успокоением. Долго, медленно, но упорно — она выписывала строчку за строчкой. Сперва иероглифы непослушно скакали, кривясь в разные стороны. Но чем дольше Эвтида трудилась, тем лучше начинало получаться.

Покончив с заданием раньше, чем рассчитывала, Эва с удовольствием оценила свою работу. Стало даже немного жаль, что «Летопись Великого потопа» закончилась. Переписывание отвлекало девушку от тяжких дум, занимало руки делом.

Она еще докажет всем, что из нее хороший писарь выйдет.

Сладко зевнув, Эва размяла затекшую шею. Уйти домой так рано не могла, ей следовало бы дождаться Амена.

Эвтида знала: он не станет разбираться, лишь рад будет найти причину, чтобы придумать следующее наказание, ведь она — любимая жертва пристальных, дотошных взглядов Эпистата.

Исфет, за что только боги удостоили ее этой чести? Чем заслужила стать мишенью для его бесконечных насмешек?

Без четкого намерения, Эва притянула к себе чистый папирус, обмакнула перо чернилом и вновь принялась за письмо.

Поток чувств, терзающих душу, мощным напором изливался иероглифами на пергамент. Все, что мучило, страшило, отравляло ее разум горьким ядом, наконец нашло выход. Мысли путались, перескакивали с одной на другую в голове усталой девушки.

Смерть Исмана, ночные кошмары, прежняя спокойная жизнь в Гермополе, о которой стоило забыть…

«Самый большой источник моих бед всегда один… Амен.

Не ровен час, как его руки сомкнутся удушающей хваткой на моей шее».

Она в подробностях писала, как досаждает Эпистат, чего желала бы ему, как стерла бы с его прекрасного лица противную ухмылку…

«С прекрасного лица…»

 — Эва задумчиво уставилась на текст.

Лицо, действительно прекрасное, всплывало четким образом, едва лишь стоило сомкнуть глаза.

Присутствие Амена ощущалось даже когда его не было рядом, словно он — невидимый призрак, по пятам преследующий Эвтиду. Это невыносимо раздражало, заставляло ощущать себя болезненно и неуютно. Но в то же время, она была не в силах оторваться. Казалось, он притягивал ее магнитом, не позволял противиться сильнейшему влечению, сносящему в Дуат все стены между ними. Новые чувства страшили, ведь эта привязанность могла стоить ей жизни.

С каждым днем осознание смертельной угрозы становилось все более пугающим. Она ведь знала: он опасный человек, лишенный милосердия к шезму. Его задача — уничтожать подобных ей. Амен обучен с детства быть беспощадным и неуязвимым. Рожденный с целью истреблять. Узнай он правду, кто такая Эва — рука не дрогнула бы ни на миг.

«Он просто выполняет волю Фараона».

Скрывалась ли за этой маской палача хоть капля человечности? Она надеялась, что да... Иначе, ей не сдобровать.

Эва склонилась над своими записями, уставший взгляд скользил по размытым строкам. Сон медленно проник в каждую клеточку измотанного тела, окутывая и утягивая в сладкий плен.

Тяжелые руки Эвтиды опустились на стол, а голова мягко приземлилась прямо в письмо. Такой необходимый сон охватил измученную девушку, унес в мир сновидений, в которых нет сомнений и тревог. С недавних пор ее больше не беспокоили кошмары.

Влечение

Покинув трапезную после ужина, Эва не спешила возвращаться в хижину. Укрылась в тени, залюбовалась на звездное небо.

«Хоть тут постоять могу, не краснея от этих назойливых взглядов».

Но покой ее длился не долго. На подходе к дому Эву ожидал тот, кого она не рассчитывала здесь увидеть. Стараясь не выдать смятения, Эвтида, не сбавляя шаг, ступила на порог своего временного жилища.

Амен недовольно вскинул брови.

— Без дела слоняться — твоя работа. У меня на все есть цель. К тебе пришел.

Сложив руки на поясе, Эва выжидающе уставилась на Эпистата, но тот лишь молчал.

— Может снова провинилась где, сама того не ведая? — предположила Эва.

— Прям уж того не ведая? — с весельем усмехнулся Амен.

— Тебе, господин, разве повод нужен, чтобы ко мне придираться?

Амен вальяжно оперся плечом о стену.

— Тебе обидно, потому и злишься. Понимаю. Но лучше не теряй границ, Эвтида. Не проверяй, сколь велика моя к тебе милость. Уж не хотелось бы добраться до ее предела.

Она решила промолчать на этот раз. Правда была на стороне Эпистата. Эва и сама периодически задавалась вопросом, почему он до сих пор не прибил ее. Ведь мог бы, если б захотел.

— Услышала тебя, господин. От меня что нужно? — пробормотала девушка, смиренно потупив глаза.

— Справиться о тебе пришел. Смотрю, взялась за ум, писать прилежней стала. Пугаюсь, все ли хорошо с тобой?

— Пытаюсь отвлекаться на дела, иначе жизнь бы в тягость становилась.

— Похвально. Если помощь потребуется — не молчи, дай знать.

Амен было собрался уходить, но Эва неожиданно его остановила.

— Отошли меня в Гермополь обратно, прошу.

Казалось, Эпистат ничуть не удивлен.

— Не отошлю, — он был решительно настроен, — Хочу, чтоб оставалась здесь.

— Не вещь я твоя, чтобы решать мог, где быть я должна, — возмутилась Эвтида.

Он ухмыльнулся, но взгляд оставался серьезным.

— Вижу, гораздо лучше тебе стало. Это все, что я хотел узнать.

Она вскинула голову и с вызовом уставилась на Эпистата.

— Постой. Хочу знать, почему. Зачем сдалась тебе?

Амен склонился над ней, одной рукой уперся в стену. Он не пытался прикоснуться к Эве, или поставить ее в неловкое положение. Однако она испытала легкое напряжение, своеобразное, не такое, какое бывает от испуга.

— Я попробую тебе объяснить… Причина, по которой я держу тебя подле — простое желание оказать услугу.

— Услугу? — изумилась Эва.

— Сказала, ни отца, ни матери нет у тебя, — устало пояснил Амен, — Писарь ты неважный, только слепой скажет обратное. И на работу никто не возьмет.

— Спасибо за добрые слова, господин, — язвительно поблагодарила обозленная Эвтида.

— Я не закончил, — грубо прервал ее Эпистат, — Попадешь в дом любови, если помощь не примешь. Молодая девушка без знаний, навыков и семьи ни на что другое рассчитывать не в силах.

— И как ты хочешь мне помочь? — с сомнением проговорила Эва.

— Я учу тебя дисциплине и грамоте, в то время как твоему наставнику до тебя нет дела. Думаю, он увлечен чем-то другим, — его голос был тихим, Амен разговаривал мягко и вкрадчиво, словно простые истины объяснял ребенку, — Когда ты дерзишь мне, Эвтида, то уменьшаешь свои шансы на хорошую жизнь. В доме любви твоя красота будет истерзана грязными и грубыми руками. Я могу плюнуть на все, отправить тебя и всю твою шайку обратно в Гермополь, где тебя ждут десятки мужчин. Вожделеющих и бесчестных. Так уж и тянет отказаться поскорее там?

Она чувствовала себя странно. Ее раздражали слова Амена, но, вникая в их смысл, Эва понимала: он едва ли не единственный, кто просто хочет ей помочь.

Письма для Эпистата

Содержание

Признание

Ревность

Влечение

Стыд и желание

Комментарии (0)