В его комнате, как всегда, пахло чаем. Этот аромат можно было ощутить даже здесь, за стеной, в затхлом сыром проходе. Крепкие, настоявшиеся, пряные ноты словно проникали через каменную кладку, прорывались даже сквозь резкий запах гниющих сосновых балок. 

Такой знакомый аромат.

 Рене поморщилась от собственных мыслей. Странно использовать подобный мягкий и теплый эпитет для описания всего, что связано с человеком, которого 

. Она крепче сжала в кулаке рукоять ножа для вскрытия конвертов. Лезвие было обезличенным, стандартным — такое хранилось у многих, если не у всех обитателей Версаля. Девушка плотно прижалась к смотровому отверстию. Спальня Александра была погружена в полумрак — лишь одинокая свеча на прикроватной тумбочке и оранжевое тускловатое пламя умирающего камина позволяли выхватывать очертания предметов. Губернатор сидел на стуле перед письменным столом, откинувшись на его спинку. Он не двигался уже несколько минут, его голова была чуть наклонена к левому плечу. Видимо, Александр в очередной раз заснул за работой, а не в постели. Герцогиня закусила губу, не понимая, почему до сих пор помнит такую незначительную и странно интимную деталь о камердинере.

Рене позволила себе пошевелиться, лишь когда прошло еще не менее десятка минут. Александр все так же был неподвижен. Его правая рука расслабленно свисала к полу. Сделав глубокий вдох, девушка неспешно выбралась из тайного прохода. Бесшумно. Почти невесомо, словно кошка. Легчайшая ткань ночной сорочки тянулась за ней следом. Шаг. Еще шаг. Голые ступни мягко прикасались к холодному паркету. На протяжении двух лет она следила за тем, как губернатор двигается, как умудряется не издавать ни малейшего звука. Она пыталась повторять, пыталась делать так же. Сердце неровно билось — то в горле, то в желудке, хотя, возможно, внутри нее уже и вовсе трепетало не оно, а просто некий механизм — насос, который разгонял ее кровь по венам. 

Разве человек, у которого есть сердце, способен совершить то, на что готова пойти ты?

 Рене, не отрываясь, смотрела на затылок Александра. Отсюда ей было уже хорошо видно, как глубоко вздымается и опадает его грудь. Она прислушивалась к медленному дыханию мужчины. Сейчас губернатор выглядел мирно. Даже безобидно. 

. Но Рене знала, что это просто обман.

Он подозревал ее, он видел ее насквозь. Он не мог не сопоставить слухи о ее причастности к отравлению мадам Скаррон на турнире в Тюльери и кончину Ее Величества. Рене помнила взгляд Александра, эту холодную пронзительную бездну его глаз, где гуляли лишь холодные безжалостные ветра. Он не верил ни единой секунды, что за смертью Марии Терезии могла стоять так нелепо попавшаяся на горячем Бонна. Двор любил презирать испанскую королеву — за ее происхождение, за ее странный акцент, за ее излишний азарт, за ее недальновидность, за ее невежество. За все, кем ей не повезло быть. Но никто не хотел бы лишаться такого прекрасного и удобного шута. 

Никто, кроме всем известной любовницы короля.

 Не нужно было даже много лет заниматься хитроумными интригами и манипуляциями, чтобы видеть нити, которые тянулись к герцогине Марли после отравления Марии Терезии. Людовик не замечал их лишь потому, что был ослеплен своим неуемным желанием обладать ею и ее телом. Воистину говорят, что главное оружие женщины лежит между ее ног. Рене скривила губы. 

Оно не на всех действует.

 Александр Бонтан явно был неуязвим. И теперь собирался снять пелену и с глаз Его Величества. Губернатор уже держал путы, которыми она была обвязана с ног до головы и лишь ждал момента, чтобы потянуть за них. Обездвижить ее. Удушить.

Девушка сглотнула и сделала еще несколько беззвучных шагов вперед. Потная ладонь сжимала нож, другая — белый кружевной платок. Ее трусило не то от холода, не то от жара. Тело слушалось плохо. Кожа зудела. Ей казалось, что она чувствует на себе чей-то пристальный взгляд. 

 Это было невозможно, потому что Александр сидел к ней спиной, но ощущение не проходило. Рене дергано оглянулась по сторонам. Комната была пуста. Лишь она одна дрожала прямо над спящим камердинером. Девушка боялась дышать. Боялась сделать лишнее движение. 

Только бы не проснулся.

 Она занесла руку с ножом над его головой. Пламя камина отсвечивало в густых темных локонах Александра зловещим оранжевым оттенком. 

Он сделал бы то же самое. Он убил бы тебя, если бы почувствовал угрозу.

 В ее душе не было никаких сомнений. Это не нападение — это 

. Превентивный удар, если угодно. 

 Рене всегда выбирала себя, иначе не добилась бы всего, что имела.

Она ударила. Резко и со всей силы. В шею, прямо промеж хрупких позвонков, прорываясь сквозь плотные пряди, которые сейчас казались непривычно жесткими. Почему-то в ее воспоминаниях волосы Александра были шелковыми. Рене провернула лезвие в его плоти. Герцогиней почти овладели фантомные ощущения прикосновений локонов губернатора к ее коже. В сознании вспыхивали яркие картинки прошлого — как он наклонялся, чтобы нашептать ей на ухо очередное унизительное поручение в ее первое лето в Версале. Такой важный, такой надменный. Такой самоуверенный. Упивающийся своей властью. Смакующий ее унижение. 

Простолюдин, помыкающий аристократкой.

 Ненависть застилала глаза. Рене ударила еще раз — куда-то рядом с первой раной. Затем еще. И еще. Она неистово била, надеясь, что этим вытащит из себя и весь яд, который Александр распространил по ее венам. 

Это Вы сделали меня такой.

 Ее движения стали хаотичными, неконтролируемыми.

Горячая жидкость хлынула из отверстий в шее губернатора, окутывая руки девушки багряной вуалью. В нос ударил резкий запах железа. Герцогиня вскрикнула и отпрянула, сжимая в одной руке нож, а другой — закрывая себе рот. Она в страхе смотрела на Александра, опасаясь, что он ее услышал и сейчас проснется, несмотря на текущие по его спине вниз ручьи крови. Он не издал ни малейшего звука — ни свистящего выдоха, ни стона. Рене в ужасе наблюдала, как под стулом, на котором сидел губернатор, скапливается бордовая лужа. Ее кожа чесалась, она вновь ощущала холодный насмешливый взгляд на себе. Девушке показалось, что она услышала приглушенное мрачное хмыканье. Герцогиня вновь начала нервно озираться по сторонам. 

Одна. Я одна. В безопасности. Теперь точно.

 Рене начала пятиться назад, руки ходили ходуном. Ее трясло хуже, чем во время сильнейшей лихорадки. Лишь когда она спиной уткнулась в противоположную от письменного стола, за которым восседало мертвое тело камердинера, стену, герцогиня позволила себе отвернуться. Она быстро нащупала на стене характерный узор в виде бутона, нажала на него и выскользнула в тайный проход.

В темноте было спокойнее. Здесь, во мраке скрытого от посторонних глаз коридора ей не казалось, что кто-то на нее смотрит. Девушка быстро вытерла кружевным платком кровь с рук и с лезвия. Конечности двигались будто бы на автомате. Разум все еще застрял в комнате губернатора. Аромат крепкого чая и резкая вонь железа продолжали витать вокруг нее. 

Я все сделала правильно. Правильно.

 Не милосердно, но умно. Рене пыталась успокоиться, силилась привести в порядок расшатанное равновесие. Механизм на месте сердца продолжал неистово колотиться. 

Александр сделал бы так же. А он никогда не ошибается.

 Рене криво усмехнулась, не сдержав нервного смешка. Он ошибся, когда привез ее ко двору. 

Ее, бешеную бессердечную суку.

 Улыбка герцогини становилась все шире и шире. Она победила. Не дала себя растоптать, как 

 под собственным весом. Людовик слышал их разговор после обнаружения тела Марии Терезии. Знал, что они договаривались встретиться утром, чтобы начать заниматься поиском причастных к отравлению королевы. Если Александр не дойдет до их встречи, то его преждевременная смерть обрисует ее не как убийцу, а как потенциальную следующую жертву возможного покушения. 

 Рене остановилась в нескольких шагах от потайной двери, ведущей в ее комнату. Она больше не могла сдерживаться и расхохоталась, выпуская напряжение. Вместе с ним из глаз хлынули слезы — девушка не могла держать в себе уже ничего. 

Смешная шутка. Очень смешная шутка.

 Герцогиня хохотала и не могла остановиться. 

 За стеной — ее покои, а этот тайный проход теперь принадлежит лишь ей одной.

— Не истекаете кровью, да, месье Бонтан? Так Вы мне говорили? — выдавила она из себя, не прекращая смеяться. — Очередная Ваша ложь, Александр. Но новой больше не будет.

Ей нравилось, что она стала той, кому он соврал в последний раз. Это заставляло ее чувствовать себя 

 фигурой в его жизни. Рене не знала, сколько прошло времени, прежде чем смогла успокоиться. Она резко разжала ладони, позволяя ножу и окровавленному платку упасть на пол ее нового доминиона. Никто их здесь не найдет. Она теперь единоличная хозяйка теней. Приосанившись, Рене выпорхнула из тайного прохода в свои покои. В ее спальне был такой же полумрак, как и в комнате Александра. 

Спокойствие и благодать.

 Никто не заподозрит обитательницу такого пространства в темных деяниях. Подобные эфемерные создания должны сейчас спать и видеть самые светлые сны, полные красок и искрящихся брызг позолоченных фонтанов.

Герцогиня, улыбаясь, проследовала к кровати. Ее взгляд упал на большое зеркало над туалетным столиком. Она увидела себя, и ее тут же начало мутить. Девушка в отражении была смертельно бледной, красные яркие разводы застыли на белой кружевной ткани ее ночной сорочки, а возле рта так и остались тошнотворные пятна, искрящиеся в пламени свечей, словно рубины ярости. 

 Кровь Александра. Рене, сама не понимая, что делает, слизала одну каплю, прямо над верхней губой. Она вновь почувствовала чужой враждебный взгляд на себе. Дрожь пробрала все ее тело. Герцогиня кинулась к чаше с водой на подоконнике. Розовые лепестки плавали внутри, безмятежные и такие чистые. Она принялась спешно умываться, стремясь смыть с себя остатки своего деяния. Своего преступления. Своего греха. Пыталась смыть с себя 

. Кожу пощипывало. Казалось, что кровь не уходит. Казалось, что она навечно пристала к ее коже. Рене зарычала и в исступлении окунула лицо в чашу. Она задержала дыхание. Решила досчитать до двадцати, но быстро сбилась. Девушка пыталась привести себя в чувство. Когда ей переставало хватать воздуха, герцогиня поднялась и судорожно вдохнула. Вода скатывалась ниже, скользила по телу.

Все еще дрожа, Рене вернулась к зеркалу. Лицо теперь выглядело 

, но кровавые пятна на белом кружеве продолжали яростно пылать, маркируя ее как преступницу. Как грешницу. Как убийцу. Девушка рывком стащила деликатную ткань со своей кожи. Ее не должен был никто увидеть. Ни служанка, ни прачки, ни одна живая душа. 

 Она никому больше не позволит 

 же она такая. Александр так и останется 

, кому это было известно.

Как была, нагая, Рене быстро прошла к стене и вновь открыла тайный проход, выбрасывая невесомую ткань на пол. Девушка проследила взглядом, как кружева мягко опустились на холодный камень. Она застыла. Холодная испарина проступила на лбу. Ее охватила настолько крупная дрожь, что пришлось схватиться за стену, чтобы не упасть. Ножа не было. Окровавленного платка — тоже. Рене смотрела в одну точку, туда, где они должны были быть, и хватала ртом воздух. Ей казалось, что она спит. Что она сходит с ума. Девушка замотала головой из стороны в сторону в надежде сбросить с себя мираж. Она вновь уставилась на то место, где их оставила. На полу лежала лишь ее ночнушка. Рене несколько раз заморгала. 

 Картина не менялась. Она ошалело опала на колени и принялась водить по полу руками. 

Этого не может быть. Просто не может быть.

 Пальцы натыкались лишь на пыль, проходили сквозь пустоту.

Может, я выбросила их не здесь.

 Не найдя в себе силы даже встать, девушка принялась на коленях ползти по коридору в том направлении, откуда пришла. Ее руки лихорадочно сновали по полу в поисках вожделенных предметов. Пье. Еще одно пье. Десятки пье. Герцогиня ползла дальше, даже не желая думать, как сейчас выглядит. Желание найти нож и платок стало 

— Ну где же вы? — бормотала Рене себе под нос. — Где вы, черт возьми?

Девушка не могла понять, в какой момент из ее глаз начали течь слезы, не могла определить, когда вновь принялась нервно смеяться. Темнота сгущалась. Ее совершенно нагое тело уже дрожало не от страха, а от холода.

— Где же вы?! — отчаянно рявкнула Рене в пустоту.

К ней вернулось лишь эхо ее собственного голоса. Девушка зажмурилась и застыла. 

Вдох-выдох. Вдох-выдох. 

Она сделала еще несколько свистящих глотков воздуха. Легкие сжимались от ужаса. Рене медленно раскрыла глаза и, так и стоя на четвереньках, обернулась через плечо. Ее брошенная на пол ночнушка была уже далеко. 

 Врать себе не хотелось. Когда она оставляла нож и платок в коридоре, то точно была в нескольких шагах от своих покоев. Рене почувствовала слишком знакомые волны накатывающей паники.

— Никто не знает о проходах. Никто ими не пользуется, — шептала себе под нос девушка, пытаясь успокоиться. — Только я и Александр.

Эффект был обратным. Мысль отозвалась пульсирующей болью в висках. 

. Герцогиня вскочила на ноги и кинулась дальше по коридору. Она почти бежала. Голые ступни хлюпали по холодному полу. На пути попадались мелкие камушки, они ранили кожу, но Рене этого не замечала. 

Ты сошла с ума. Он мертв. Он мертв.

 Механизм на месте сердца работал, казалось, на пределе своих возможностей. 

Но что, если мне показалось?

 Ей стало дурно. Она остановилась и схватилась за стену. Перед глазами темнело. Девушка сделала глубокий вдох. Мысли наполняли голову, не желали никуда уходить. 

Что, если я его лишь ранила? Что, если он выжил? Что, если он уже сейчас все рассказывает Людовику? Что, если кинжал и окровавленный платок уже лежат перед Его Величеством?

 Никаких уловок, никакой лжи, никакого красноречия, никакого оружия между ног не хватит, чтобы выпутаться из подобного. Никакие заслуги не спасут. Все страстные ночи будут забыты. Король не простит покушения на свою тень. Взглянет на нее в другом свете. Протянет ниточку Ариадны от ран на шее Александра к Марии Терезии. Паника толкала вперед. Рене на самом деле побежала.

Вперед. Вперед. Вперед.

. Череда поворотов — и вот девушка вновь прильнула к смотровому отверстию. Комната Александра, как и раньше, была погружена в полутьму. Его тело покоилось на том же месте, где она его и оставила — на стуле за письменным столом, огромная багровая лужа под ним стала лишь больше. Рука камердинера безвольно висела над ней. Из ран на его шеи все еще струились красные ручейки. Герцогиня тяжело сглотнула. Механизм внутри нее чуть замедлил скорость.

— Ты не в себе, — пробормотала Рене, обхватывая себя руками. — Ты спятила. Он 

. Никто не выживет после такого.

Девушка отшатнулась от глазка. В голове промелькнула шальная мысль. 

Возможно, стоило проверить.

 Возможно, стоило ощутить тишину там, где должен был биться его пульс. Пустоту — на месте его дыхания. Рене почти потянулась к рычагу, который открывал дверь в комнату губернатора. Ее рука застыла на полпути.

— Безумная, — прошептала девушка и твердо добавила. — Он 

. А ты совсем голову от страха потеряла. Соберись.

Герцогиня еще крепче обняла себя, пытаясь сдержать новую яростную дрожь. Неудивительно, что она не могла найти ни нож, ни платок, если в ее голове даже появились сомнения, что Александр мог выжить после череды ножевых ранений в шею. 

Все нормально. Ты просто человек.

 Как бы она ни ненавидела губернатора, такие события не проходили бесследно. Ее сознание попросту не справлялось. Скорее всего она оставила окровавленные вещи где-то в проходе. Не возле своих покоев. Рене вспомнила свой нервный смех в темноте. 

Я просто пришла в себя недалеко от своей комнаты.

Отрывки же воспоминаний долетели до моего разума с опозданием.

 Герцогиня решительно сжала кулаки. Губительно, если ее застанут в покоях камердинера. Возле его трупа. Совершенно обнаженную. Сейчас ей нужно быть не здесь. Сейчас ей лучше быть в соседних покоях. Рене закусила губу. Ее репутацию может защитить лишь 

. Она развернулась и уверенно зашагала в сторону своей комнаты.

— Завтра днем вернусь сюда со свечой, — шептала девушка, ощущая все большую уверенность в своих словах. — Обшарю каждое пье этого чертового прохода и найду их. 

Ей становилось все спокойнее. Когда вдали коридора на полу вновь мелькнула белая ткань ее окровавленной ночной сорочки, герцогиня начала улыбаться. В спальню Рене зашла, широко расправив плечи, вновь чувствуя себя в безопасности. Она не спеша подошла к чаше с водой и вымыла теперь уже заляпанные пылью руки, протерла такие же грязные колени и голени. Теперь девушке ее ползание на четвереньках казалось сущей нелепицей. Она неодобрительно хмыкнула и подошла к гардеробу, выуживая из его глубин новую ночную сорочку — еще более воздушную и невесомую, чем предыдущая. С удовлетворенным вздохом Рене надела ее, шелковая ткань приятно обволокла тело. Ей все еще было холодно, кожа покрылась мурашками. Рука девушки потянулась к тремпелям, где висели халаты. Пальцы перебегали с одного изделия к другому, пока не застыли на темно-фиолетовой ткани, украшенной пионами. Герцогиня поджала губы. Она не знала, зачем хранила халат Александра. Рене не надевала его с тех самых пор, как он сам накинул его на ее плечи, но почему-то исправно возила за собой. 

 Девушка издала мрачный смешок.

— Нужно его сжечь, — она раздраженно покачала головой.

В Версале не должно было остаться ни единого напоминания о камердинере. Ни звука его мягких шагов, ни пряного запаха. Он обязан был умереть. 

 В этих стенах и в ее голове. Рене стащила с вешалки изумрудный халат, расшитый золотой нитью, и набросила на себя, после чего чуть громче, чем хотела, захлопнула дверцы шкафа. Плотно запахнувшись в дорогой материал, девушка еще раз подошла к зеркалу. Веки выглядели красными и опухшими после ее позорной истерики в тайном проходе. 

 Герцогиня подавила улыбку. Возможно, Людовик, увидев ее заплаканные глаза, решит, что она обеспокоена судьбой его безвременно почившей бывшей супруги. Особенно, если она направит его мысли в эту сторону. Девушка натянула на свое лицо самое страдальческое выражение. Получилось правдоподобно почти сразу. 

 Рене оскалилась. Гордо. Триумфально. Так она себя сейчас ощущала. 

. Было даже жалко расставаться с этой улыбкой. Но ей пришлось. Она нанесла на свою кожу несколько крупных капель парфюма. Аромат роз и жасмина застыл в воздухе, вытесняя запах крепкого чая. Еще раз покрутившись перед зеркалом и поправив растрепавшиеся пряди, Рене надела шелковые изумрудные туфельки и направилась к двери.

В ночной коридор Версаля она вышла хрупкой и неуверенной, замученной бессонной ночью и терзающими ее страхами. Робко озираясь по сторонам, девушка мягкой поступью шла знакомым, уже почти заученным наизусть маршрутом до королевских покоев. Она знала расположение каждой вазы, помнила, какие цветы там стоят, могла даже назвать точное количество бутонов в каждом букете. Швейцарские гвардейцы, охраняющие комнату Людовика, совсем не удивились, когда она вышла из-за угла. Рене притворно стыдливо опустила глаза и еще плотнее закуталась в халат, чувствуя на себе их взгляды. Она остановилась у двери и мягко провела по ней ногтем. Гвардейцы смиренно стояли, теперь глядя лишь четко перед собой. Рене последовала их примеру. Людовик открыл лишь спустя добрые несколько десятков секунд. Он выглядел заспанным и осунувшимся, но стоило ему увидеть ее, как его лицо тронула мягкая улыбка.

— Мадемуазель де Ноай, — прошептал король, тут же потянувшись к ее руке и взяв в свою.

Рене робко подняла на него взгляд из-под длинных ресниц. Лицо Людовика тут же потемнело.

— Моя прекрасная Аврора, — выдохнул он, проведя ладонью по ее щеке и не отрываясь от заплаканных глаз девушки. — На Вас лица нет. Что произошло?

Герцогиня замотала головой из стороны в сторону, а после подалась вперед и прижалась щекой к широкой груди короля. Его рука тут же оказалась в ее волосах. Рене вдохнула аромат гвоздики и мускатного ореха, исходящий от его тела.

— Я... я все еще не могу поверить, — старательно заплетаясь и прыгая в словах, выдохнула девушка в его светлую рубашку. — Я думала... теперь, когда Бонна в Бастилии... когда весь этот кошмар с отравлениями в прошлом... Но королева... Что, если они придут и… и за мной?

Голос Рене совершенно естественно сорвался, превратившись в судорожные всхлипы. Играть 

 ей всегда удавалось лучше всего. Так было с самого детства.

— Тише, — Людовик лишь крепче прижал ее к себе, но в его тоне чувствовалось 

. — Не здесь. Не сейчас.

Рене подняла на него глаза, полные слез и мольбы.

— Я так боюсь, мой господин. За Вас. За себя. 

, — она внимательно смотрела, как огни факелов блестят в янтарных глазах короля. — Вы позаботитесь обо мне, Ваше Величество? Прошу, защитите меня.

Людовик вновь улыбнулся и, наклонившись, мягко поцеловал ее в макушку. Девушка еще крепче сжала руки на его спине. Отчаянно, давая понять, что упадет, если он ее не удержит. Рене его уже так хорошо знала. Королю нравилось чувствовать себя 

. Он отстранился и вновь провел ладонью по ее щеке.

— Я всегда говорил Вам, — Людовик мягко потянул ее за руку в свои покои. — Никто не позаботится о Вас лучше меня, моя жемчужина.

Рене хотела бы зардеться, но настолько хорошо своим телом она не управляла, поэтому девушка лишь смущенно опустила взгляд, перешагивая порог королевской спальни. 

Я сама позабочусь о себе лучше всех.

 Но ей хотелось, чтобы Людовик и дальше жил в своей прекрасной иллюзии. В интересах герцогини было поддерживать ее так долго, как она только сможет. 

 До своего финального вздоха. Король подвел ее к кровати и мягко усадил на простыни. Рене послушно продвинулась к подушкам, плавно опустилась на них и повернулась на бок, дожидаясь, когда он окажется рядом. Людовик прижался к ней так близко, как только мог, его тяжелая ладонь опустилась на изгиб ее бедра, он слегка сжал нежную кожу. Глаза короля потемнели. С губ Рене сорвался удивленный выдох.

— Ваше Величество, сегодня так много произошло... — слабо промолвила девушка, подняв на него извиняющийся взгляд. — Я все еще пытаюсь прийти в себя...

. Откровенная и беззастенчивая. Она могла бы сделать все, что король пожелал бы. Снизу. Сверху. Любую позу. Любую просьбу. Аппетит Людовика был значительным, его нельзя было оставлять голодным 

, иначе он пошел бы искать пропитание еще где-нибудь. Но сегодня этот шаг ощущался ошибочным. 

Ранимая страдалица не могла бы быть так безотказна.

 Александр всегда говорил, что выбранную роль нужно доигрывать до конца. 

 Девушка закусила губу, не понимая, почему все еще думает о 

. Кажется, собственное замешательство добавило ее театру достоверности, потому что в глазах Людовика тут же вспыхнул стыд. Он неловко отнял руку от ее бедра и обвил ею талию девушки.

— Тогда спите, моя прекрасная Аврора, — мягко промолвил он. — Утренняя заря еще не наступила.

Король потянулся и оставил целомудренный, нетипично мягкий поцелуй на ее губах. Рене улыбнулась и прижалась к нему еще ближе, закрывая глаза. Он ласково гладил ее по голове, запускал пальцы в ее волосы. Улыбка девушки стала еще шире. Ночь с Его Величеством — самое лучшее алиби. Крепче обсидиана, надежнее мышьяка, бесспорнее проповедей Жака-Бениня. 

Солнце всегда разгоняет тени.

 Дыхание Людовика становилось все более размеренным, его руки застыли, но она все еще чувствовала на себе его внимательный взгляд. Ей было интересно, каково ему было бы знать, что он взирает на убийцу его жены и самого преданного человека, продолжая замечать в ней лишь богиню утренней зари. Рене хотела увидеть его глаза и раскрыла веки. Девушка оцепенела. Король не смотрел на нее. Он спал. И, кажется, уже какое-то время. Но ощущение чужого взгляда все еще ее не покидало. Застыло липким страхом на коже. Рене вновь начала бить мелкая дрожь.

Герцогине не спалось. Как бы она ни старалась, как бы ни пыталась погрузиться в забытье — оно не приходило. Минуты тянулись медленно. Еще никогда ей так сильно не хотелось, чтобы поскорее наступил рассвет. 

Пусть его найдут. Пусть подтвердят смерть. Пусть весь Версаль узнает, что его больше нет.

 Пока об этом было известно лишь ей, Рене, вопреки здравому смыслу, продолжала сомневаться, правдивы ли ее воспоминания. 

Возможно, именно они и были сном.

 Ужасным и одновременно прекрасным. Людовик сопел, ворочался и причмокивал губами. Это раздражало. Почему-то раньше девушка не замечала за ним подобного. Хотелось, чтобы он замолчал. Она так желала тишины и покоя. Жаждала, чтобы лихорадочные мысли в ее голове тоже затихли. Но они лишь раскручивались со все большей скоростью. Ощущение чужого враждебного взгляда не покидало ни на мгновение. Рене несколько раз приподнималась с подушек, чтобы оглядеться по сторонам, и, конечно же, находила спальню совершенно пустой.

Резко откинувшись назад на простыни после очередного бессмысленного осмотра, девушка тяжело вздохнула. Людовик вновь громко причмокнул и перевернулся на другой бок, к ней спиной. Рене в досаде поморщилась. Небо за окном начало розоветь, знаменуя скорое окончание бессонной пытки. Девушка устало прикрыла глаза, надеясь поймать хотя бы мгновение дремы.

— Ваш страх пахнет особенно сладко.

Низкий тихий голос разрезал безмятежность тишины, а все ее внутренности скрутило от холода и страха. Механизм на месте сердца бился в горле. Так высоко, что ей казалось, будто она им давится. Рене застыла, почти не дышала. Несколько мгновений стояло безмолвие. Буквально пару блаженных недолгих секунд, когда она даже позволила себе 

 мысль, будто ей все послышалось.

— В Ваш аромат добавляются терпкие нотки. Роза превращается в герань, — и вновь чуть хриплый спокойный бархатный баритон разлился по комнате. — Жасмин — в османтус. Признаться, мне нравится пугать Вас, Рене. Этого Вы мне не смогли простить?

Девушка вздрогнула. Она медленно раскрыла веки и приподнялась на локтях. Ей хотелось закричать, но звук застрял где-то на подступах к горлу. С губ сорвался лишь тихий жалкий писк. Александр стоял посреди комнаты. Оливковая кожа губернатора в розоватой дымке предрассветного неба казалась бледнее, чем обычно, почти сливалась с белой рубашкой его исподнего, половина пуговиц была небрежно расстегнута. Мужчина криво усмехался. Его серо-голубые пронзительные глаза, казалось, излучали холодное сияние.

 реакция для невинных… шуток? — мужчина изогнул бровь.

Рене смотрела на него и не могла вымолвить ни слова. Он медленно начал приближаться. Герцогиня не слышала звука его шагов. Было ощущение, будто губернатор скользит по воздуху. Девушка зажмурилась и глубоко вдохнула, надеясь, что когда откроет глаза, с видением будет покончено. 

Это игра моего разума. Происки страха и бессонницы.

 Рене резко распахнула глаза. Он все еще был перед ней. Стоял у ограждения, которое отделяло королевскую кровать от остального пространства комнаты. Его улыбка стала лишь шире.

— Александр, — выдавила из себя девушка.

Губы слушались плохо. На то, чтобы разомкнуть их, казалось, ушла половина оставшейся в ней энергии.

Губернатор низко поклонился, но было в его жесте больше издевки, чем истинного почтения. Глаза Александра блеснули недобрым огнем, от которого ей хотелось завыть. Девушка почти потянулась к лежащему рядом Людовику, чтобы попытаться разбудить его, но тело словно окаменело. 

И что это даст? Лишь ускорит твое разоблачение, как убийцы?

 Рене нервно облизала пересохшие губы. Губернатор начал медленно продвигаться к небольшой дверце в ограждении, его длинные тонкие пальцы скользили по гладкой лакированной поверхности перил, едва касаясь их. 

Или же Людовик решит, что ты сошла с ума. Что, если ты одна его видишь?

 Тело герцогини начала бить все более и более крупная дрожь. Александр был совсем близко. В своем смятении она упустила момент, когда он проник за ограждение. Девушка вжалась в спину спящего короля. Тот издал еще один влажный причмокивающий звук. Губернатор обогнул кровать, оказавшись с ее стороны. Герцогиня смотрела на него во все глаза, пытаясь найти пятна крови на воротнике. Их не было. По крайне мере, она ничего не видела. Ей вновь хотелось зажмуриться, но тело перестало слушаться. Рене не могла даже моргнуть.

— Что-то ищете, мадемуазель де Ноай? — Александр сделал еще шаг, оказавшись вплотную к кровати, и с любопытством склонил голову набок. — Так пристально смотрите на меня.

Герцогиня молчала, она никак не могла оторвать взгляда от его шеи. Губернатор мягко рассмеялся, а затем в безумно тягучем темпе развернулся к ней спиной. Он собрал свои ниспадающие на плечи локоны и откинул их в сторону, открывая ее взору заднюю часть своей шеи. Воздух застрял в груди девушки. Она увидела лишь нетронутую светлую кожу и небольшие завитки черных волос. Не было ни ран, ни крови, ни даже порезов.

— Наверное, обидно не видеть результатов своей работы, — хмыкнул Александр. — Мне всегда от этого досадно.

Он обернулся к ней лицом — так резко, что Рене непроизвольно вздрогнула. Губернатор вновь рассмеялся и аккуратно присел на простыни. Подался чуть вперед, опираясь на одну руку. Девушка еще сильнее вжалась в спину Людовика, но смогла отодвинуться лишь на несколько дюймов. Александр был 

 близко. Она видела его небольшие морщины, мрачные круги под нижними веками, темно-синий ободок вокруг его радужки. Ей стало еще холоднее.

— Что Вам нужно, месье? — прошептала Рене, слова выходили наружу хрипом.

— Разве мне нужна причина, чтобы прийти в покои своего короля? — Александр, напротив, не предпринял ни единого усилия, чтобы понизить голос.

Губернатор изогнул бровь и, хмыкнув, кивнул. Чуть ли не уважительно.

— Разве мне нужна причина, чтобы навестить Вас, Ваша Светлость?

Он потянулся и заправил выбившуюся прядь ей за ухо. С губ Рене вырвался сдавленный свистящий выдох. В движении мужчины не было ни крупицы нежности, его ногти грубо прошлись по ее щеке, по шее.

— Вы никогда ничего не делаете просто так, — промолвила герцогиня, сдерживая дрожь в голосе. — Только для своей будущей выгоды.

— По-вашему, я настолько меркантилен и мелочен?

— А Вы? — губернатор склонил голову и снисходительно улыбнулся.

Девушка тяжело сглотнула. Он играл с ней. Это видение. Этот призрак. Это… что бы это ни было, 

. Он не менялся — ни в жизни, ни в смерти.

— Что Вам нужно, Александр?

 его за этот страх — сейчас еще больше, чем когда-либо. Даже после стольких лет он все еще вызывал его. Заставлял чувствовать себя маленькой и беспомощной. 

 от его доброй воли, от его благосклонности. Словно считав ее мысли, Александр задумчиво посмотрел на спину Людовика. В Рене тут же вспыхнул гнев. 

Подавитесь своей благосклонностью.

 Она не даст ему разбудить короля. Не даст рассказать правду. Не даст отобрать у нее все, чего она добилась. Если понадобится, то она вцепится ему в глотку, разорвет ее зубами и ногтями, раз нож оказался бесполезным.

— Это никуда не годится, — внезапно промолвил Александр, возвращая свой взгляд к девушке.

Он был настолько угрожающим, что ярость в ней моментально превратилась в 

. Ей казалось, что губернатор пригвоздил ее к стене, словно бабочку. Страх вновь взял внутренности в тиски.

— О чем Вы? — герцогиня нервно зажала руками простыни.

 крови, Рене, — его тон был странно участливым и чуть ли не ласковым, Александр покачал головой. — Если хотите стать мной, ее нужно 

— Я не хочу быть Вами, — тут же выпалила она.

Губернатор прищурился. Он придвинулся чуть ближе к ней. Между ними осталось не более, чем одно пье. Рене нервно сжала челюсть.

— Ваши действия говорят об обратном, мадемуазель.

Александр схватил ее рукой за подбородок так резко, что она не успела среагировать. Движение было быстрее выстрела. Камердинер крепко сжимал ее щеки своей большой ладонью, она чувствовала шершавые мозоли на его пальцах. Стук в висках, стук в горле, стук в животе. Рене вся превратилась в один большой стук. Крик не желал срываться с ее губ. Она никогда не видела его, 

 бы он сейчас ни был, таким 

. Александр стиснул ее щеки еще сильнее. Рене заскулила. Мужчина мрачно хмыкнул, придвинувшись еще ближе. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами.

, — теперь губернатор шептал. — Не отрицайте, я знаю. Но Вы боитесь.

Он медленно разжал свою хватку на ее лице и опустил ладонь ниже, царапая ногтями шею.

— Не боюсь, — прохрипела Рене, отчаянно подняв голову вверх, тем самым только оголяя перед ним свою нежную кожу. — Я ничего не боюсь. Тем более Вас. Вы 

— Вы уверены? — с его губ сорвался смешок, рука губернатора остановилась чуть ниже ее ключиц.

Она промолвила эти слова почти по слогам, делая акцент на каждом. Все происходящее было 

 в свою голову эту мысль. Бояться бесплотных иллюзий было бессмысленно.

— Убили? — глаза Александра опасно блеснули.

Ее голос прозвучал почти гордо, но стоило слову наполнить тесное пространство между ними, как герцогиня ощутила сильнейшее давление шершавой ладони на своем лице. Все произошло стремительно, настолько, что Рене не сразу поняла, как вообще оказалась на подушках. Александр нависал над ней, обездвиживал ее тело весом своего. Он крепко зажимал ей рот рукой. Девушка пыталась скинуть его с себя, извивалась, мычала в его ладонь, пока не почувствовала холодное лезвие у своего горла.

— Тогда как в моих руках оказалось оружие предполагаемого убийства? — яростно прошипел губернатор, склоняясь к ее лицу.

Рене закрыла глаза. Она не хотела видеть его. Не желала смотреть на эту холодную 

 в его пробирающем насквозь взгляде. Если это последние мгновения ее жизни, то лучше она будет вглядываться в темноту.

 кровью, мадемуазель де Ноай, — услышала девушка его шепот у своего уха, ее пробрала дрожь. — Пора бы было уже это 

Мрак сгущался вокруг, герцогиня отказывалась открывать глаза. Она хотела погрузиться во тьму, хотела забыться в ней.

Царапины

Valerique

Его уже нет, но тень Александра всегда будет накрывать Версаль. Всю Францию. Ходить за Рене по пятам. Убить можно лишь человека, он же представлял собой нечто большее. Символ. Эпоху.

Порезы

Содержание

Царапины

Давление

Хватка

Удушье

Укус

Кровь

Пароксизм

Комментарии (0)