В Тейвате женщины-альфы были диковинкой. Оказавшись в этом мире впервые, Люмин долго не могла понять, почему подобные ей здесь отсутствуют, и только через некоторое время Лиза объяснила ей, что женщины чаще всего рождались бетами или омегами, в то время как мужчины могли иметь сущность альфы, беты или омеги.

Люмин отличилась и здесь. Помимо того, что ее мана имела очищающие свойства, Люмин могла пользоваться стихиями этого мира, не имея Глаза бога, а еще была единственной женщиной-альфой как в Мондштадте, так и во всем Ли Юэ. По совету Джин, с самого начала намекнувшей, что лучше бы ей глушить сущность, Люмин притворялась бетой с особенностями; хотя тот же Альбедо, как Люмин показалось, раскрыл ее, но ничего не сказал.

Правда, долго скрываться ото всех не вышло – и даже не из-за болтливой Паймон, которой было известно куда больше, чем всем остальным. Люмин удалось избежать пристального внимания сильного альфы Дилюка, интуитивно почуявшего в ней соперника, каверзных вопросов хитрого беты Кэйи, ничем не обоснованного интереса к ее скромной персоне омеги Эмбер и всезнающего взгляда Венти, насчет сущности которого Люмин все еще сомневалась.

И Люмин ушла дальше, в Ли Юэ, где ситуация была отнюдь не лучше. Наверное, начать можно было со встречи с Тартальей. Или с Чжун Ли, который оказался Гео Архонтом. Или вообще с попадания Люмин в этот мир. Или с момента ее рождения, например; где-то же должна была крыться причина ее невероятного «везения»?

Люмин практически с самого первого своего путешествия в другой мир знала, что ее шансы найти пару стремятся к нулю – ну какая пара у вечной странницы, никогда не задерживающейся на одном месте? Эфиру в этом плане было легче – он уродился бетой и ни о чем не жалел, а о поиске какой-то там пары и речи не шло. Люмин же в их путешествиях перевидала множество альф, бет и омег, но никто из них не вызвал сильного отклика.

До встречи с Тартальей, разумеется. В первые же мгновения после того, как их взгляды встретились, Люмин подумала: «Мое».

Тарталья был омегой: сильным, независимым и невероятно привлекательным. Люмин маскировалась под бету и не имела никаких прав претендовать на него; впрочем, никто другой тоже не претендовал, потому что слава за Одиннадцатым предвестником Фатуи тянулась кровавая – связываться с ним никто не хотел, будь он трижды чертовски хорош.

И это успокаивало. По крайней мере, Люмин, все еще ошарашенная из-за того, что у нее появилась пара, могла надеяться, что на принадлежащее 

 посягать не будут. Как бы она ни задвигала свои замашки в сторону, как бы ни игнорировала сущность, она все еще была альфой – собственницей по натуре.

Вторая невероятная встреча произошла по вине того же Тартальи, устроившего ей встречу с Чжун Ли – еще одним потрясающим омегой. Статный, умеющий себя держать, умудренный опытом, он покорил сердце Люмин за пару встреч. Это не означало, что Люмин прекратила скрываться, нет – она все еще помнила наставления Джин и упорно следовала им, хотя больше всего ей хотелось раскрыть свою сущность и во всеуслышание заявить о том, кому принадлежат эти омеги.

За любой заинтересованный взгляд в сторону Чжун Ли Люмин искренне мечтала вырвать глаза, за пикантное слово в сторону Тартальи – отрезать язык. Она никогда не подозревала, что может быть настолько кровожадной, и старательно успокаивала себя тем, что героине Мондштада не пристало вести себя как последней дикарке. Люмин постоянно находилась в компании двух невероятно привлекательных омег, которые и знать не знали о ее истинной сущности, и это травило ее душу сильнее всего.

Она давно отложила мысль о счастливом нахождении пары – с ее образом жизни шанс найти истинную пару сводился к нулю, если не в минус. Иногда она, забывшись, грезила о том, какие глаза могут быть у ее омеги, какой запах, цвет волос, пальцы, губы, колени…

Чжун Ли пах раскаленными на солнце камнями, влажной после дождя землей и глазурными лилиями, а Тарталья – морской солью, луговыми травами, лимонной цедрой и металлом крови. Люмин не могла ими надышаться – украдкой ли или в открытую.

Разумеется, она не была глупой, и даже клубящееся под ребрами тепло не могло заглушить беспокойства. У Чжун Ли были какие-то свои мотивы, равно как и у Тартальи, да и у самой Люмин – нельзя было доверять слепо и без оглядки, а так хотелось!..

Когда они с Тартальей нос к носу столкнулись в Золотых палатах, Люмин стерпела. Когда Тарталья сдуру решил призвать Осиала, давным-давно запечатанного Рекс Ляписом, Люмин смолчала. Ее терпение трещало по швам и готово было лопнуть в любой момент.

Но когда выяснилось, что Гео Архонт Моракс собственноручно отдал свое сердце Крио Архонту, заключившей с ним сделку, в обход миссии Тартальи, Люмин не выдержала. Как только Синьора покинула Северный банк и они остались втроем, ее терпение лопнуло, равно как и желание сдерживаться – она приложила готовых разругаться в пух и прах Чжун Ли и Тарталью аурой альфы и, пока они не успели прийти в себя, потащила их за собой.

Уже в более укромном месте она обругала их последними словами, не давая и пикнуть лишний раз, а после под ошарашенными взглядами собственноручно раздела Тарталью, который не успел восстановиться после принятия Формы духа, и принялась его лечить. Все попытки оспорить ее действия Люмин пресекала – обычно не пользуясь возможностями второй сущности, сейчас она старалась как можно филиграннее задавливать любые возмущения. Чжун Ли забился в угол и спокойно там сидел, на его лице читалась глубокая задумчивость. Люмин могла его понять – не каждый день узнаешь, что тебе, бывшему божеству, высшими силами отведена пара.

– Так, – вздохнула тогда Люмин. Тарталья молчал, недоуменно разглядывая свои перебинтованные пальцы, некоторые из которых он умудрился выбить в процессе сражения, а Чжун Ли, казалось бы, и вовсе медитировал – таким безмятежным выглядело его лицо, пока он пялился в окно. – Вы свободные люди, поэтому имеете право делать что угодно. Не хочу показаться надменной, но принуждать вас я ни к чему не собираюсь. Я приму любое ваше решение.

Люмин хотелось верить, что, очутившись в тот вечер за пределами Гавани Ли Юэ, она не сбежала, а совершила тактическое отступление. Там она поорала, раскидала с помощью Анемо с десяток крупных валунов, а после под покровом ночи прокралась обратно в город, стараясь лишний раз никому не попадаться на глаза.

Она давала им право на свободу и не хотела никого ограничивать. Тарталья служил Фатуи и был предан Царице, а Чжун Ли желал прожить остаток жизни в тишине и спокойствии – Люмин не собиралась привязывать их к себе. Люмин, пусть уже и успев привязаться, смогла бы спокойно принять отказы и с чистой совестью отпустить обоих истинных – эгоизм не был частью ее природы, и тащить кого-то за собой силком она не желала.

Впрочем, не то чтобы это в принципе потребовалось бы.

Нашли ее не сразу – лишь через пару дней, когда Люмин уже устала себя накручивать. Внезапная популярность к ней не пришла, на опыты ее не уволокли – это значило, что никто ничего не разболтал, а оставил сакральные знания при себе. Как только Люмин успокоилась, к ней на голову чуть ли не в прямом смысле свалился Тарталья, а через несколько секунд подоспел и Чжун Ли, перекинувшийся с Тартальей убийственными взглядами. В воздухе повисло напряжение, которое было ощутимо чуть ли не кожей – так Люмин поняла, что омеги готовы 

Битва за сердце, руку и прочие прилежащие конечности Люмин была вовсе не нужна – тройственные союзы не были редкостью и принимались в обществе вполне спокойно. Однако сомнительное прошлое, объединявшее Тарталью и Чжун Ли, становилось основной причиной для разногласий – пространство между ними искрилось каждый раз, когда они сталкивались, и отнюдь не из-за взаимной симпатии.

Однако выбирать кого-то одного Люмин не собиралась – жадность неизменно поднимала голову, когда перед ней ставили вопрос об окончательном решении. Кем-то свыше ей отвелось аж два потрясающих мужчины, так почему она должна была остаться только с одним из них? Внутри каждый раз разливалось тепло, когда Люмин контактировала одновременно с Тартальей и Чжун Ли – она чувствовала, что находится на своем месте: в тепле, комфорте и уюте.

Люмин спокойно ждала, пока они придут к соглашению, и ненавязчиво демонстрировала свою симпатию к обоим омегам сразу. Она не переходила черту и не давала переходить ее мужчинам – если они думали, что могут переиграть ее, то явно ошибались. Люмин умела добиваться своего и обладала воистину нерушимым терпением.

Поэтому этот раунд был за ней.

Она поняла, что все получилось, когда между Чжун Ли и Тартальей перестали летать искры соперничества, а сами они прекратили соревноваться за ее внимание – иногда их желания урвать побольше ласки вопреки стараниям недруга порядком напрягали. Когда во время общения с горожанами какой-то восторженный альфа на эмоциях схватил Люмин за руку, откуда-то с одной стороны потянуло жаждой крови, и вместе с тем чувствительный нос унюхал опасно усилившиеся нотки металла и влажной земли.

Люмин потянули назад, прижимая спиной к груди, а кто-то загородил ее собой. Она едва сдержала улыбку, когда Тарталья ткнулся губами ей в висок и сердито вздохнул, а Чжун Ли мягко извинился перед незнакомым альфой, беря Люмин за руку, – это не мешало тихой угрозе сквозить в тоне его голоса.

– Я надеюсь, в следующий раз вы будете осмотрительнее, – искренне пожелал Тарталья, и Люмин воочию увидела, как несчастного альфу передернуло. Надо было хоть как-то спасать положение – судя по запахам, окутавшим Люмин подобно пуховому одеялу, Тарталья и Чжун Ли были крайне рассержены.

– Простите, нам уже пора, – вмешалась Люмин, виновато кивнула и, схватив Тарталью под локоть и крепче сжав ладонь Чжун Ли, потащила их за собой. Вслед им, колоритной троице, оглядывались случайные прохожие, а Люмин тщательно старалась не улыбаться – тот факт, что они сработали вместе, ее чрезвычайно радовал.

– Я думаю, ему стоит держаться от тебя подальше, Люмин, – безмятежно произнес Чжун Ли и бросил на Люмин быстрый взгляд. Люмин вскинула брови, ожидая продолжения, но вместо Чжун Ли ответил Тарталья:

– Кто знает, что может случиться с ним одной темной ночью?

Люмин поперхнулась возмущением и ошарашенно уставилась на Тарталью, который делал вид, что он здесь совершенно ни при чем. Верилось ему с трудом – хотя неприятная металлическая нотка, отчетливо отдающая кровью, затерялась за морской солью и лугом, на его лице еще по-прежнему находилось странное выражение.

– Я прослежу, чтобы ни с кем ничего одной темной ночью не случилось, – отозвалась Люмин, сжимая сразу две ладони, и счастливо зажмурилась. Впервые за долгое время она была довольна исходом – в итоге они таки пришли к той отправной точке, на которую Люмин надеялась.

Конечно, с первого раза идеально ничего не получалось, это Люмин уяснила уже давно. Так и отношения, в которых состояли альфа, омега и омега, были далеки от идеала – все трое были очень разными, и временами эти различия вызывали проблемы. Более того, каждый являл собой личность сильную и независимую и прогибаться под других не желал – в частности это касалось Тартальи, чья гордость была основательно покорежена еще после Золотых палат.

Не сразу, но Люмин нашла способ сглаживать острые углы между Тартальей и Чжун Ли – то, что они вставали единым фронтом на ее защиту, не означало окончательное примирение, но Люмин считала, что это временно. Постоянное нахождение рядом накладывало свои отпечатки на взаимоотношения, и потихоньку мужчины перестали остро друг на друга реагировать. У них появилось больше общих интересов, чем казалось первоначально, и на этой почве тихая вражда перешла в разряд «пусть и не идеально, но хотя бы терпимо».

Люмин старательно оберегала воцарившийся хрупкий мир, и Тарталье с Чжун Ли прекрасно было об этом известно. Она методично сшивала всех троих воедино так крепко, чтобы разъединить их уже было невозможно, и поняла, что ее старания окупились, когда однажды увидела, как Тарталья доверчиво заснул у Чжун Ли на плече.

За это она была им более, чем просто благодарна – этих невероятных омег хотелось превозносить, их хотелось радовать и демонстрировать им всю свою любовь. Люмин и демонстрировала как умела: через короткие прикосновения и нежные поцелуи, чувственные объятия и теплые взгляды, искреннюю заботу о благополучии, здоровье и настроении.

Их естественные запахи постепенно переплетались между собой, закрепляясь в аурах друг друга. Время от времени Люмин принюхивалась, с особым наслаждением зарываясь носом в местечко между плечом и шеей Чжун Ли или Тартальи, и неизменно улыбалась, когда улавливала терпкую нотку хвои – ее собственную.

Ей было в радость узнавать что-то новое о них: например, Тарталья был не очень привередлив в еде, в то время как Чжун Ли всеми силами старался избегать морепродуктов; Тарталья периодически страдал бессонницей и не мог заснуть без колыбельной, а Чжун Ли часто уходил посреди ночи, чтобы в тишине полюбоваться спящим Ли Юэ; Тарталья зачастую любил прихвастнуть некоторыми своими достижениями, а Чжун Ли с легкостью мог найти тему для ничего не значащего разговора.

Разумеется, графику течек Люмин уделила особое внимание – у каждого омеги были исключительно индивидуальные реакции, присущие им только в особый период времени, и Люмин хотела знать, с чем ей придется иметь дело. У Тартальи, например, значительно повышалась тактильность, и его становилось практически невозможно отлепить от Люмин – не то чтобы ей хотелось, но ходящий за ней хвостом Тарталья иногда превращался в одну сплошную проблему. Более того, в его запахе усиливалась кисловатая нотка лимонной цедры, практически полностью перекрывая собой морскую соль, а сам он начинал чесать сгибы локтей, в силу чего был вынужден постоянно пользоваться специальной мазью.

С Чжун Ли дела обстояли несколько сложнее – обычно уравновешенный, педантичный и приятный в общении, во время течки его чувство собственничества в разы обострялось, и он не подпускал к Люмин совсем никого, даже Тарталью, с присутствием которого в обычное время уже успел свыкнуться. Чжун Ли замыкался в себе и практически переставал разговаривать, предпочитая проводить время либо в компании книг, либо рядом с Люмин, и постоянно окутывал ее своим запахом, будто в открытую заявляя, кому она принадлежит.

Течки не пересекались по графику, и поэтому Люмин спокойно выдохнула – справляться с Тартальей и Чжун Ли, обретающими свои причуды, пусть и на короткий промежуток времени, ей казалось непосильной задачей. Да, она была готова сделать все ради любимых мужчин, чуть ли не бросить им под ноги целый мир, но ее терзали смутные сомнения по поводу того, что она будет способна справиться с двумя неконтролируемыми омегами одновременно.

Однако тревожный звоночек со временем превратился в набат колокола – когда примерно в один и тот же промежуток времени Тарталья начал неистово чесаться и постоянно лезть с объятиями, а Чжун Ли второй вечер подряд сгребал себе Люмин под бок и обкладывался книгами, Люмин поняла, что дело плохо. У проживших друг с другом значительное время омег синхронизировались циклы, а последствия этой синхронизации стопроцентно пришлось бы расхлебывать Люмин.

«Что ж, – с мрачной уверенностью подумала она, проведя пальцами по черному кружеву белья, – придется перейти на следующий этап отношений чуть раньше».

Цверень

Люмин прекрасно знала, что ей везло по жизни, иногда даже чересчур: в какую еще категорию можно было записать сразу двух Истинных, найденных на просторах Тейвата?

Genshin Impact

Люмин/Чжун Ли

Люмин/Тарталья

омега!Тарталья/альфа!Люмин/омега!Чжун Ли

Тарталья/Люмин/Чжун Ли

Прохлада воды, твердость камня

Взгляды, которыми Люмин встретили Тарталья и Чжун Ли, были далеки от невинных. Она повела плечами, перекинула за спину прядь волос и посмотрела на устроившихся на диване мужчин сверху вниз. Тарталья беспокойно шевелил пальцами, перебирая край свободной рубашки, и то и дело прикасался к сгибам локтей, пытаясь почесаться, но без особого успеха. Чжун Ли, мрачный, источающий недовольство, сидел, скрестив руки на груди и закинув ногу на ногу – защитная, закрытая поза из разряда «не трогайте меня, и я не трону вас».

Мужчины выглядели так, будто находились на грани того, чтобы вцепиться друг другу в глотки: в период течки омеги становились значительно агрессивнее по отношению к представителям своего же вторичного пола, поскольку на уровне инстинктов чувствовали в других омегах соперников за внимание альфы. Несмотря на то что Чжун Ли и Тарталья прекрасно осознавали, что Люмин хватит на них двоих с головой, их сущности отказывались принимать это как должное и стремились уничтожить противника.

А это Люмин нужно было в последнюю очередь.

– Нравлюсь? – мурлыкнула Люмин, нарочито невинно заводя прядь за ухо. Во взгляде Тартальи полыхнуло восхищение, Чжун Ли подался вперед, и это было лучшим ответом, который Люмин вообще могла получить.

Она соблазнительно улыбнулась и подошла ближе, покачивая бедрами. Тарталья живо подался навстречу, уткнулся в протянутую к нему руку лбом, затем перехватил запястье и прижался губами к середине ладони. Люмин мягко взглянула на него, когда он припал носом к запястью и шумно втянул запах, а после утробно заворчал.

Чжун Ли притерся к протянутой к нему ладони щекой и довольно прикрыл глаза, видимо наслаждаясь теплом кожи. Люмин невесомо очертила большим пальцем точеную скулу, скользнула выше, слегка помассировав висок, и зарылась ладонью в гладкие пряди на макушке. Чжун Ли вздохнул, затем привлек ее к себе поближе, уложил голову к ней на живот и потерся лбом.

Горячие, соскучившиеся по ласке и вниманию, готовые принимать и отдавать. Воздух спальни отчетливо пропитался возбуждением двух восхитительных, сильных омег; Люмин шумно вдохнула и выдохнула, пропуская запахи через легкие, и позволила Тарталье уложить себя ему на грудь. Чжун Ли улегся сверху, так и не убрав головы с ее живота, прижался ухом к местечку повыше пупка, затем провел ладонью по обнаженному бедру – ласково, совершенно ни к чему не обязывая. Тарталья замурлыкал на ухо что-то легкомысленно-пошлое, невесомо поглаживая бока и плечи, и поцеловал в висок.

Под поясницей Люмин отчетливо креп его член – оно и немудрено. Находясь во время течки подле желанного, симпатичного им альфы, омеги охотнее отзывались на ласки и легче возбуждались, что подтверждало их отношение к партнеру лучше всяких слов. Другое дело, что бывали прецеденты, когда течка могла вызвать гон и наоборот – взаимодействие запахов вызывало всплеск гормонов, приводивших к тому, что омеге и альфе могло немножечко сорвать крышу вне их циклов.

Что-то Люмин подсказывало, что этой участи она сегодня не избежит. Если раньше она умудрялась справляться с двумя течками в разное время, то после их синхронизации у нее не оставалось ни единого шанса на сохранение разума кристально чистым, как родниковая вода. Не когда к ней ластятся два потрясающих омеги, ради которых Люмин готова вывернуться наизнанку, но отдать им желаемое.

Она накрыла ладонь Тартальи своей, привычно переплела их пальцы и, притянув «замок» к лицу, нежно поцеловала костяшки. Тарталья радостно ткнулся носом ей в ухо, обдал хрящик горячим дыханием и потерся щекой о макушку. Чжун Ли отозвался слегка недовольным ворчанием, но тут же успокоился, когда Люмин погладила его по голове, слегка помассировала затылок и, несильно царапая кожу, спустилась ниже, к резинке, перетягивавшей длинные волосы. С ее живота раздался одобрительный вздох, стоило только стянуть резинку с хвоста, и шоколадные пряди рассыпались по широкой спине, щекоча обнаженные бедра.

Тарталья бесстыже потерся членом о ягодицы и провел кончиками пальцев в преступной близости от кромки кружевного белья, заурчал что-то доверительное – не иначе как одобрял выбор 

 Люмин в этот вечер. Она не удержалась – мурлыкнула в ответ и с удовлетворением услышала негромкое беззлобное ворчание Чжун Ли, покрывавшего ее живот легкими поцелуями.

Комната насквозь пропиталась запахами 

 омег. Люмин прекрасно знала, чем окончатся ленивые ласки, которыми они обменивались без особой спешки, – на это недвусмысленно намекала усилившаяся нотка глазурных лилий в запахе Чжун Ли и четче проявившаяся нотка луговых трав в запахе Тартальи. Она с наслаждением втянула носом разноцветье ароматов – раскаленные камни, лимонная цедра, влажная земля, морская соль – и подпустила в хитросплетение свой запах.

Яблоки, гвоздика, вербена – немудреный, спокойный аромат, способный в моменты эмоциональности стать опасным оружием за счет острой нотки корицы. Для маскировки Люмин глушила все пряные ноты запаха, оставляя лишь самые нейтральные, и ее маскировка работала удачно. Но у нее не было нужды скрываться от Тартальи и Чжун Ли – им и без того было известно больше, чем положено, и подавлять свою сущность Люмин не собиралась.

Тарталья задышал глубже, стоило Люмин только опустить поводья контроля, крепче стиснул ее пальцы и уткнулся в шею; ему всегда нравилось улавливать запах в одной из самых уязвимых точек, еще и недалеко от беззащитного горла – так, по его мнению, Люмин выказывала свое доверие. Можно было предположить, что Чжун Ли оккупировал ее живот по той же причине – впадинка пупка была местом концентрации естественного запаха, практически его источником.

Чжун Ли повел бедрами, укладываясь на ноги Люмин немного поудобнее, и даже сквозь ткань штанов она отчетливо ощутила, насколько сильно он возбужден. Интересно, как влажно у них было между ягодиц? Люмин прищурилась и негромко заворчала, не прекращая перебирать длинные гладкие пряди.

Ловкие пальцы скользнули под кружево бюстгальтера, и Тарталья бесстыже погладил кожу под ним, лизнул выступающую косточку на плече, смазанно поцеловал в скулу; Люмин обдало свежестью луговых трав, и она ощутила, как запах Тартальи примешивается к ее запаху – так торопливо, будто это право у него мог кто-то отнять. Ну как кто-то – посмотрев на Чжун Ли, Люмин успела уловить его взгляд, направленный за ее плечо, и проблеск соперничества, мелькнувший в расплавленном золоте. Она приглушенно заворчала, демонстрируя недовольство их поведением, и, скорее, почувствовала, чем увидела, как омеги ощутили себя виноватыми.

Либо функционировать как единый организм, либо не функционировать вообще – так она считала и максимально четко старалась свою позицию донести до Чжун Ли и Тартальи. Иногда у нее получалось, иногда нет – с инстинктами все еще было довольно проблематично спорить, особенно во время течки или гона. У нее были потрясающие, невероятные омеги, которых Люмин была готова носить на руках, но тот факт, что их было двое, вызывал некоторые проблемы на постоянной основе, и их приходилось усмирять. Пока выходило с периодичной успешностью, но Люмин опасалась, что когда-нибудь Чжун Ли или Тарталье таки снесет крышу, и разбираться с последствиями придется иными методами.

Сладко пахнуло глазурными лилиями, когда Чжун Ли поцеловал Люмин в пупок и провел кончиками пальцев от тазовой косточки выше, к ребрам, а после спустился ниже и коснулся края черного кружева. Люмин одобрительно улыбнулась, и Чжун Ли слегка прищурился, исподлобья наблюдая за тем, как Тарталья смело накрыл правое полукружие груди ладонью и нежно сжал.

Люмин погладила Чжун Ли по щеке и предупреждающе фыркнула, когда Тарталья прикусил хрящик на ухе; иногда Тарталья дичал, и тогда его приходилось одергивать, чтобы не зарывался лишний раз. В сравнении с Чжун Ли он был чрезмерно живым и беспокойным – все горел жаждой деятельности и норовил совершить что-то из ряда вон выходящее. Его тормозом служила Люмин – кто, как не истинная пара, могла одергивать Предвестника Фатуи, наводящего на простых горожан первобытный ужас?

Снизу раздалось глухое ворчание, и Люмин ощутила, как горячий влажный язык нарисовал вокруг ее пупка круг, обвел очертания кубиков пресса и застыл на выступающей тазовой косточке. Миг – и по коже разлилась острая боль, потому что Чжун Ли ее 

– Эй, – хрипло, но властно произнесла Люмин, вцепилась Чжун Ли в волосы и заставила приподнять голову. Золотые глаза смотрели немного пьяно, будучи слегка подернутыми пеленой, а между приоткрытых губ виднелись заострившиеся клыки. Чжун Ли «поплыл» – и кого здесь еще нужно было возвращать с небес на землю? – 

Чжун Ли вяло кивнул; его взгляд вспыхнул желанием, когда он увидел, как Тарталья, проникнув под кромку бюстгальтера, сжал между пальцами затвердевший сосок. Люмин выдохнула – возможно, шумнее, чем должна была, – и повела бедрами из стороны в сторону, немного мстительно проезжаясь ягодицами по стояку. Тарталья возмущенно зашипел и прошелся цепочкой поцелуев по обнаженному плечу, чуть задержался на лямке и припал ртом к шее, и Люмин в знак поощрения накрыла его руку своей.

Ей стоило огромной выдержки не вздрогнуть, когда Чжун Ли прижался кончиками пальцев к влажному пятну, темневшему на трусиках между ног, а после довольно фыркнул, вновь поднимая на Люмин потемневший взгляд. Она медово улыбнулась, и Чжун Ли послушно привстал, давая ей возможность закинуть одну ногу на спинку дивана, а вторую опустить на пол, а после снова улегся так, что его лицо оказалось на уровне ее бедер.

Над ухом послышался шумный вздох; Тарталья лизнул мочку, втянул ее в рот, немного пососал, а затем поцеловал в основание челюсти и одновременно с этим щелкнул застежкой бюстгальтера. Люмин специально купила белье с застежкой спереди – ей не хотелось, чтобы в какой-нибудь особенно жаркий момент из-за невозможности лишить ее лифчика у кого-то упал настрой. В Чжун Ли она не сомневалась, а вот Тарталья…

Впрочем, то, что он справился, вызвало в Люмин слабый приступ гордости. Пахнуло морской солью, когда Тарталья поцеловал ее в выступающую косточку на плече и нежно взвесил обе груди в ладонях, погладил мизинцами ребра и зажал между костяшек соски. Люмин запрокинула левую руку назад, наощупь нашла шею Тартальи и погладила полосу кожи, выглядывающую из-под воротника рубашки; одновременно с этим ее взгляд прикипел к Чжун Ли, который покрывал внутренние стороны бедер легкими поцелуями.

Она была полностью перед ним раскрыта, и от самого сокровенного Чжун Ли отделял лишь влажный полупрозрачный кусочек ткани. Люмин тихо рассмеялась, когда ей стало щекотно от пальцев, легших на низ живота, но смех оборвался, когда губы Чжун Ли опустились на клитор прямо поверх ткани.

 – промурлыкала она в совершенно наглой, вызывающей манере, и взгляд Чжун Ли, брошенный на нее исподлобья, зажегся золотым пламенем. Шлейфовая нота влажной земли, обычно неуловимая и легкая, дала ей в нос горечью и пряностью одновременно, и Люмин восхищенно застонала, втягивая воздух полной грудью.

 – шепнул ей на ухо Тарталья, бесстыдно горячий и соблазнительный. Он покатал зажатые между костяшек соски, затем обвел ареолы и снова приподнял груди, слегка покачивая их в ладони. Пышный бюст Люмин зачастую привлекал его и прямо-таки притягивал к себе магнитом, и такие вольности ему из раза в раз прощались – если, конечно же, не происходило ничего из ряда вон выходящего.

Как и сейчас – Люмин могла не оборачиваясь сказать, что глаза у Тартальи стали темным океаном, и их взгляд был прикован только к груди, которую он мял и гладил. Пальцы были мозолистыми и шершавыми, но прикосновения полнились нежностью; это в Тарталье подкупало, потому что зная, каким свирепым воином он являлся на поле боя, Люмин не могла не поддаваться его осторожной ласке. Он считал ее женщиной, достойной этой ласки, и не уставал уверять в этом из раза в раз.

Тарталья тяжело дышал, скользил губами по плечу и шее и изредка царапал кожу острыми клыками – не сильно, но ощутимо, и по тому, как усиливался запах морской соли и луга, Люмин понимала, что он на грани, но сдерживается. Она откинула голову назад, когда Чжун Ли свел ее бедра вместе, уложил коленями себе на плечо и потянул кружево вверх. Ткань соскользнула с ягодиц, ниже, ниже, до самых стоп, но не покинула ее ноги – так и повисла на щиколотке, которая вернулась обратно на спинку дивана.

С губ сорвалось тихое и вкрадчивое:

И Чжун Ли предупреждающе поднял на нее золотой взгляд, но Люмин лишь залихватски улыбнулась. 

 была здесь хозяйкой положения, и все прекрасно об этом знали. Ее омегам – замечательным, восхитительным омегам – требовалась железная рука, которая могла бы удержать их норов в узде, и Люмин со своей ролью справлялась чудесно. Несмотря на размытость рамок «подчиняйся-подчиняй» и отсутствие каких-то явных ограничений, она старалась контролировать ситуацию и не превращать любое их взаимодействие в балаган.

Большие ладони легли на ее бедра, перетекли выше, на низ живота, ласково погладили выступающие тазовые косточки и переместились между ног. Чжун Ли коснулся губами места, которое еще хранило след кружева, слегка лизнул кожу и снова обнажил зубы, готовясь к укусу.

 – ровным голосом напомнила Люмин, и Чжун Ли вскинулся, сердито раздувая крылья носа. Она протянула к нему руку, в которую он доверчиво ткнулся лбом, позволил себя почесать, как большого кота, и надменно фыркнул, склонился к низу ее живота и прижался ртом к клитору.

Люмин довольно вздохнула, выгнулась в ласковых руках Тартальи и крепче сжала основание его шеи. Тарталья лизнул ее в плечо, стиснул между костяшками соски и слегка оттянул, затем пробежался кончиками пальцев по ареолам и снова вернулся к соскам. Юркий кончик языка скользнул по клитору, ласково приподнял капюшон, а затем устремился ниже. Чжун Ли звучно хлюпнул смазкой, прошелся цепочкой поцелуев вокруг половых губ и припал ртом ко входу.

– Да-а, вот так, – на выдохе протянула Люмин, зарываясь пальцами в гладкие волосы, слегка поглаживая-массируя кожу головы. Чжун Ли выдохнул, горячее дыхание опалило Люмин, и она слегка вздрогнула вместе с тем, как Тарталья провел языком по ушной раковине.

– Хорошо? – шепнул Тарталья; в его голосе отчетливо слышалась соблазнительная хрипотца, которая – помимо стояка под поясницей Люмин, разумеется, – выдавала, насколько он возбужден.

Люмин облизнулась, переместила корпус немного левее и повернула голову к Тарталье, намереваясь завладеть его болтливым ртом.

– Но может быть еще лучше, – промурлыкала она и притянула его за шею к себе, а после дразняще, невинно коснулась губами губ. Тарталья раздраженно рыкнул и, как от него и ожидалось, углубил поцелуй. Какой нетерпеливый.

Развязные, мокрые поцелуи, ласкающий ее между ног язык и присоединившиеся к нему пальцы, умелые руки на груди – как же Люмин любила долгие, горячие прелюдии! И ее омеги пахли потрясающе, просто умопомрачительно, живые, сочные ноты выделялись в их запахах особенно сильно, и Люмин вдыхала их полной грудью, никак не насыщаясь.

Она всегда думала, что ей невозможно познать гон. Впрочем, не то чтобы и хотелось – Люмин любила держать ситуацию под контролем, а для этого ее сознанию требовалось оставаться кристально чистым даже во время крайней степени возбуждения. Однако теперь, кажется, это было невозможным – кровь, казалось, закипала, а в животе разгорался пожар.

Пальцы на ногах поджались сами собой, когда ласки Чжун Ли достигли кульминации. Кончая, Люмин крепко зажмурилась и застонала в поцелуй, а после окончательно отпустила свой запах, больше не собираясь брать его под контроль.

Ее омеги, ее-ее-ее – могущественные, потрясающие, невероятные; и как она их только заслужила? Бедра слегка подрагивали, мышцы влагалища пульсировали. Люмин отстранилась от Тартальи и бросила на блестящие губы Чжун Ли взгляд. Он облизывался, рассматривая ее из-под густых бровей, и выглядел невероятно 

 с ее смазкой на лице. Люмин закусила губу и села на ноги Тарталье, проигнорировав возмущенный вздох, притянула Чжун Ли к себе и неожиданно напористо поцеловала.

На шею легла горячая ладонь, погладила ключицы и плечо; Чжун Ли целовался с не меньшим напором, стараясь отвоевать у Люмин первенство, завладеть инициативой, но у него не получалось.

Еще бы альфа во время гона отдала свое право доминировать.

Люмин напоследок оттянула нижнюю губу Чжун Ли, провела пальцами по позвонкам, развернулась к Тарталье и поцеловала уже его – нежнее и мягче. Она знала, когда нужно было проявить напор, а когда сбавить обороты. С ластящимся под прикосновения, готовым эту же ласку отдавать Тартальей нужно было быть нежной; с непокорным, слегка буйным Чжун Ли – проявлять характер.

Совмещать в себе две крайности иногда было сложновато, но Люмин не жаловалась – ей вообще было не в тягость отдаваться в услужение сразу двум омегам, которых она любила.

Она оторвалась от губ Тартальи, потерлась носом о его нос и снова вернулась к Чжун Ли, который набросился на нее, стараясь перебороть. В груди родилось утробное урчание, пламя в венах стало горячим-горячим; Люмин разорвала поцелуй и, проведя губами по скуле и шее, примерилась было к местечку, на котором можно было бы поставить метку, но замерла.

Она знала, что этот момент когда-нибудь настанет, но никогда не обсуждала его с Тартальей и Чжун Ли. Несмотря на то что их отношения длились уже порядочное количество времени, Люмин удивительно ловко обходила тему меток и принадлежности. Разумеется, было очевидным, что она принадлежала Тарталье и Чжун Ли, а они – ей, однако вопрос окончательного и бесповоротного связывания их жизней вместе не поднимался.

– Люмин, – шепнул Тарталья, звонко чмокнул в плечо, лизнул бледную полосу шрама. Люмин закусила губу и отстранилась, чувствуя себя слегка неуютно – неуверенность не была ее амплуа. – Что-то случилось?

Чжун Ли прищурился, молча заглянул ей в глаза и неожиданно нежно поцеловал в уголок рта, мимолетно прижался щекой к щеке и слегка отодвинулся, словно невзначай подставляя обнаженную шею. Инстинкты трезвонили во все колокола – посмотри, он же готов быть помеченным, сделай его своим навсегда, – но Люмин, несмотря на то что гон ввергал ее чувства в хаос, все еще контролировала себя. Психологическое состояние омег заботило ее куда больше следования инстинктам.

– Такая мудрая, но такая глупенькая одновременно, даже забавно, – низко, хрипло рассмеялся Тарталья. Губы Чжун Ли дрогнули в подобии улыбки, а Люмин неожиданно ощутила себя маленькой девочкой. – Любовь моя, неужели ты думала, что кто-то из нас откажется стать твоим навсегда?

Пальцы нежно погладили влажные половые губы, скользнули в сочащееся смазкой нутро, растягивая и распаляя; большая ладонь накрыла чувствительную грудь и выкрутила сосок. Люмин восторженно ахнула, насаживаясь бедрами на ласкающие ее пальцы и выгибаясь в спине, а после застыла, когда к шее с двух сторон прижались горячие губы.

Она даже не успела высказаться за или против, как плечи пронзила кратковременная боль, секундой спустя сменившаяся острой вспышкой удовольствия. Люмин сжалась вокруг пальцев Тартальи и стиснула плечи Чжун Ли, зажмурившись так крепко, что перед глазами затанцевали цветные круги. Они 

 ее первыми, решив, что промедления не только бессмысленны, но и вредны, и в своих домыслах были абсолютно правы.

Люмин втянула носом воздух – к ее естественному аромату примешались тонкие, но весьма ощутимые нотки морской соли и раскаленных камней. От ее шеи к Тарталье и Чжун Ли протянулось по незримой нити, концы которых пока что не были закреплены на своих местах.

Ну ничего, этот крошечный недостаток Люмин собиралась исправить здесь и сейчас.

Она уставилась на Чжун Ли, выжидающе разглядывавшего ее грудь в своих ладонях, облизалась, поймав его взгляд, и демонстративно обнажила заострившиеся клыки. Чжун Ли дернулся, его запах стал гуще и слаще, и это было лучше любой реакции – тело говорило за него все, что не озвучивалось вслух. Она подалась вперед, потерлась кончиком носа о нос Чжун Ли, заметила, как затрепетали тонкие крылья ноздрей, и хищно улыбнулась.

 то, как Люмин теперь пахла, и ему явно нравился результат. Еще бы, собственники-мужчины заклеймили женщину, которую считали своей, и теперь могли по праву собой гордиться; более того, омеги официально заявили на нее права как на свою альфу и подтвердили, что готовы делить ее на двоих. Значит, они уже обсуждали это между собой и пришли к определенному выбору, а также были готовы к тому, что рано или поздно они вдвоем поставят Люмин и получат от нее по метке.

Люмин резко припала к шее Чжун Ли, провела носом от ключицы до основания челюсти, ласково обхватила губами мочку, а затем вцепилась зубами в плечо. Чжун Ли коротко, звучно простонал; его ладони, переместившиеся на ее талию, слегка вздрогнули. Неяркий, но от этого не менее вкусный запах Чжун Ли обогатился нотками гвоздики. С утробным урчанием Люмин отстранилась, зализывая метку, и с удовлетворением полюбовалась делом зубов своих.

– Что замер? – вкрадчиво произнесла она, не оборачиваясь. Золотые глаза Чжун Ли сверкнули весельем, и он с легким чувством превосходства взглянул на Тарталью, который, завороженный зрелищем, перестал ласкать Люмин.

– Ты так жестока со мной, – обиженно протянул он, намеренно вынул пальцы из влажного лона и облизал их. Люмин приподняла брови и улыбнулась, Тарталья задорно улыбнулся в ответ. – А мне тоже хочется любви и нежности…

– Хочешь сказать, я не уделяю тебе внимания? – мурлыкнула Люмин, понижая голос. Тарталья сглотнул; Люмин проследила, как дернулся его кадык, и улыбнулась чуть шире, опаснее. Внутри нее бушевал пожар, и Тарталья не мог этого не чувствовать, ведь гон крыл ее, и единственное, что ее останавливало – отсутствие меток, – теперь тоже нельзя было назвать стоп-краном.

Она развернулась, ощущая, как руки Чжун Ли с талии скользнули вперед, к низу живота. Тарталья вызывающе облизнулся, прищурился; от него сладко пахло возбуждением, которое Люмин была готова сцеловывать-слизывать с каждого сантиметра прекрасной кожи. Тарталья дышал полной грудью, покусывал нижнюю губу, но смотрел с неприкрытой нежностью и любовью. Ну что за чудесный омега.

– Иди ко мне, – шепнула Люмин, невесомо огладила пылающую щеку, взъерошила волосы и пощекотала за ухом. Тарталья притерся к ее руке как большой кот, трогательно зажмурился, когда Люмин старательно вылизала его плечо, а после, слегка примерившись, вонзила в кожу зубы. Рот заполнил медный привкус крови, и Люмин отстранилась, зацеловывая следы зубов. В свежем бодрящем запахе Тартальи проклюнулась сладкая нотка вербены, и Люмин с удовольствием потерлась о широкую грудь лбом.

Она лизнула аккуратный сосок, проследила языком белесую полосу шрама, пересекающую ребра наискось, и коротко хихикнула, когда Чжун Ли обвел пальцами впадинку пупка и прижался к спине всем телом. Оно было горячим и каменно-твердым, надежным и сильным, но вместе с тем чуть ли не физически источало желание и пахло совершенно одурманивающе. Тарталья ласково сощурился, потянулся за поцелуем и намекающе потерся членом о бедро Люмин, пачкая его в предэякуляте.

– Какой нетерпеливый, – проворковала Люмин между урывочными поцелуями, игриво царапнула ноготками пресс Тартальи и соскользнула с его колен, ловко выворачиваясь из рук, отошла от дивана на пару шагов и плавно развернулась.

Мужчины смотрели на нее голодными, темными глазами; все их мысли – завалить и трахнуть – были видны как на ладони. Люмин загнала поглубже желание оплодотворить кого-нибудь из своих ненаглядных и чарующе улыбнулась, выгибаясь в спине. Будучи женщиной-альфой, она не могла принять участие в зачатии потомства естественным путем, и тогда на помощь приходили специальные устройства, которые собирали семя со стенок влагалища и через фаллоимитатор перенаправляли его в омежье лоно.

Несколько раз она уже занималась любовью в исконно альфьей позиции что с Тартальей, что с Чжун Ли, но дело не доходило до оплодотворения – Люмин доводила мужчин до пика, а после позволяла довести до оргазма и себя любимую не то пальцами, не то языком. Никто из не был готов к такой ответственности, как дети, и Люмин, не способной самостоятельно выносить ребенка – организм альфы отдавал, а не принимал, – оставалось только ждать и надеяться.

Она задумчиво облизала по очереди все пальцы на правой руке, пока левой убирала за уши выбившиеся пряди. Послышался судорожный вздох, от которого внутри все вскипело, и Люмин вскинула на омег острый, хищный взгляд. Ее окутало родными ароматами, манящими и желанными, потянуло вперед, как на привязи, – и она оказалась перед ними на коленях. По бедрам текло – смазка щекотала кожу, соскальзывала каплями на пол; Люмин прикипела взглядом к одному члену, затем к другому и томно прищурилась.

Чжун Ли подскочил на ноги первый, его примеру последовал Тарталья, и тогда Люмин одновременно накрыла ладонями оба члена. Друг на друга омеги не смотрели, будучи больше сосредоточенными на ней, хотя Люмин знала, что ни физической, ни эмоциональной неприязни они не испытывают. Тарталья и Чжун Ли все еще оставались соперниками, и инстинкты наверняка нашептывали им бороться, однако они 

 пометили одну и ту же альфу и были помечены ею в ответ.

Это мирило их с необходимостью терпеть второго омегу в особое, личное для них обоих время – течку и спровоцированный ею гон. Метка, незримой нитью соединившая Люмин с Тартальей, Люмин с Чжун Ли была обжигающе горячей, и казалось, что только физический контакт сможет погасить струившееся по венам пламя.

Она синхронно провела ладонями по членам и прикусила губу, в красках представляя, каково будет ощутить их в себе. Пальцы скользили по гладкой скользкой коже, и воздух казался вязким и густым, как кисель, – от переплетения запахов в голове не оставалось ни единой сторонней мысли, кроме как о сексе. Люмин направила себе в рот член Чжун Ли, пососала головку, второй рукой не прекращая ласкать Тарталью, на мгновение отстранилась, облизнулась и потерлась о ствол щекой.

У Чжун Ли глаза были чистым расплавленным золотом – с узким вытянутым зрачком, медной каймой по самому краешку, они завораживали и гипнотизировали, притягивали к себе взгляд. Как сильно Люмин любила эти глаза и как обожала, когда они меняли свой цвет по ее вине! Дразнить Чжун Ли было опасно, но в этом определенно имелась своя прелесть – Люмин доставляло нереальное удовольствие понимание, что нерушимое спокойствие Чжун Ли терпит крах из-за того, что она вытворяет.

Особенно сейчас, когда он находился на грани, истекал смазкой и предэякулятом, желая заполучить свое как можно скорее. Ну как Люмин могла не дразнить его? Она прищурилась, невесомо поцеловала головку, одновременно скользнув рукой по стволу вверх и вниз, и заглянула в глаза уже Тарталье.

– Нельзя, – цокнула она языком, когда Чжун Ли потянулся к ней, чтобы возвратить себе ее внимание, и омега недовольно заворчал – его пальцы, уже почти вцепившиеся в волосы над левым ухом, невесомо погладили висок, да там и остались. – Будешь послушным мальчиком – получишь свою законную награду.

Чжун Ли шумно вздохнул, толкнулся бедрами в кулак, и Люмин ловко заработала рукой, давая понять, что не собирается оставлять его в стороне. Тарталья ласково заправил ей за ухо вновь выбившуюся из прически прядь, соблазнительно прикусил губу и стрельнул горячим взглядом из-под длинных ресниц. Каков разбойник, мысленно усмехнулась Люмин, обводя языком головку, чмокнула уздечку и скользнула ниже, вбирая в рот налившуюся тяжестью мошонку. Тарталья погладил ее по затылку и обменялся с Чжун Ли быстрыми взглядами; их запахи стали жестче, агрессивнее – верный признак соперничества, – и Люмин, закатив глаза, в ответ выпустила свой, сначала чтобы подавить зародившийся бунт, а потом – приласкать, окутывая в кокон из аромата шлейфовой ноты корицы.

Омеги заметно расслабились, однако градус возбуждения это не сняло. Люмин, отстранившись, шумно вздохнула густой запах течки, переполнявший гостиную, но не прекратила работать руками в одном темпе. Она почти любовно обвела взглядами оба члена – один крупный, с большой головкой, второй подлиннее, с небольшим изгибом у основания, – затем две пары мощных бедер, по которым стекала смазка. Наверняка упоительно сладкая… Хотелось вылизать до скрипа оба чудесных зада, но оба мужчины явно были настроены на совершенно другой исход событий.

Впрочем, Люмин их не винила – она всегда с готовностью воспринимала желания и Чжун Ли, и Тартальи, и зачастую они сходились во мнении, как и сейчас.

Продолжая работать руками, Люмин старалась не обделять вниманием ни один из членов – целовала головки, ласкала уздечки, брала в рот и втягивала щеки. Первым сдался Тарталья – он всегда был более чувствительным, поэтому кончал раньше. Слегка горьковатое семя брызнуло в рот, и Люмин, отстранившись, ненадолго замерла на месте, а после проглотила сперму и демонстративно высунула язык.

Тарталья сдавленно вздохнул, рухнул на колени рядом и нежно прижался к губам, чувственно поглаживая по внутренней стороне бедра, затем осыпал поцелуями щеки и подбородок. Он заглянул Люмин в глаза и жарко выдохнул:

Люмин нежно хмыкнула, обвела кончиками пальцев метку, алеющую на веснушчатом плече, потерлась носом об нос и, отстранившись, вскинула взгляд на Чжун Ли. Тот смотрел в ответ внимательно и хищно, будто жаждал запечатлеть каждое их действие и сделать из этого какой-то вывод. Люмин слегка развернулась к Чжун Ли и, склонив голову, лизнула уретру, прошлась поцелуями по всей длине ствола, проследила языком крупную вену и томно мурлыкнула:

Тонкие ноздри затрепетали – Чжун Ли замедлился, непреклонный, как монолит, подался бедрами вперед, желая вновь очутиться в плену горячего рта, но Люмин ему не позволила: сомкнула губы, с улыбкой покачала головой и отстранилась, целуя Тарталью. Тот с радостью откликнулся, позволяя их языкам сплестись, скользнул ладонью по талии, обводя пальцами линию позвоночника, и довольно заурчал. Его фоновая нота заигрывала с Люмин, и нить связи наливалась красками с каждой секундой все ярче и ярче; Люмин нравилось чувствовать омег, перенимать их эмоции и настроение, и находящееся где-то на периферии осознание того, что у нее есть 

 заключенный в двух людях, ей нравилось.

С губ сорвался томный смешок, когда Тарталья ласково потискал ее ягодицы; Чжун Ли шумно втянул носом воздух, склонил голову к плечу и таки опустился на колени, сузив глаза. Золото радужек гипнотизировало, как дракона – сокровища, но Люмин не поддавалась – знала, что слабину давать нельзя. Она отпустила фоновую ноту и с удовлетворением заметила, как напряженная линия плеч Чжун Ли чуть расслабилась. Во время течки с ним вечно приходилось воевать, однако Люмин всегда выходила победителем, потому что знала, как с таким омегой стоит обращаться.

И что именно ему нравится.

Она напоследок нежно погладила Тарталью по щеке, клюнула его в нос, а после вскинула брови и подалась к Чжун Ли, накрывая головку губами. Встав на четвереньки, Люмин призывно повела бедрами и благосклонно заурчала, когда Тарталья притерся вновь вставшим членом между ягодиц и скользнул вперед-назад. Горячая ладонь легла на поясницу, огладила ребра, а затем Тарталья осторожно вошел на всю длину и глухо застонал. Сильные пальцы очертили линию челюсти Люмин, заправили за ухо мешающуюся прядь, а затем застыли на затылке, заставляя взять член глубже.

Люмин расслабила горло, позволяя толкаться так глубоко, как Чжун Ли было угодно, но кинула на него внимательный взгляд, подпустила в запах активную ноту, чтобы суметь отрезвить заигравшегося омегу в любой момент. Он мог пользоваться ее ртом по своему вразумлению, но только до тех пор, пока Люмин ему позволяла. Она замычала, порождая дрожь в горле, и Чжун Ли не сдержался – издал тихий, чувственный стон.

Тарталья также задвигался в своем темпе, тягучем и неторопливом, контрастирующим с несдержанными движениями Чжун Ли. Он гладил бока и спину Люмин, мял груди и сжимал соски, целовал лопатки и прослеживал перекатывающиеся под кожей мышцы; Люмин чувствовала его взгляд, влюбленный и восхищенный, и слышала, как он сбивчиво, едва различимо шептал комплименты, смысл которых, возможно, даже и не осознавал.

Ей нравилось ощущение заполненности. Два члена двигались в разном темпе, и это было слегка неудобно, но не создавало таких уж больших проблем. Тело Люмин с легкостью приспосабливалось под любые изменяющиеся условия, то же применялось и к сексу; более того, вязкие, густые запахи, переплетающиеся между собой и создававшие уникальную композицию, присущие только их тройному союзу, возбуждали куда сильнее, чем можно было себе представить. Не стоило и упоминать о том, что ей нравилась сама мысль о том, что омеги – 

 – получают удовольствие.

– Восхитительная, – проворковал Тарталья, оставляя засос на плече Люмин. Челюсть начинала потихоньку уставать, слюна – стекать по подбородку и капать на пол, но Люмин держалась: Чжун Ли был слишком крепким орешком, который доходил до оргазма позже всех.

– Драгоценная, – хрипло добавил Чжун Ли, почти заботливо убирая челку со взмокшего лба. Люмин подняла на него мутный от слез взгляд, утопая в янтарно-золотистых глазах, и спешно смежила веки, когда он толкнулся особенно глубоко и излился ей в горло. Обмякший член выскользнул изо рта сразу же, и Люмин не успела начать задыхаться; несколько раз кашлянув, она плотно сомкнула губы и проглотила всю сперму до капли. – 

Люмин неосознанно облизнулась, обводя нижнюю губу языком. Семя Чжун Ли было терпким и слегка солоноватым – его вкус Люмин запомнила на всю жизнь, потому что именно Чжун Ли первым предложил себя в течку, в преддверии и течение которой не отпускал Люмин от себя дальше, чем на пять метров. Тогда его тактильность достигла пика: казалось, он и мгновения не мог прожить, не прикоснувшись к Люмин. Он потирался о нее всем телом, кутал в одеяло запаха и всячески демонстрировал привязанность, на грани фола флиртуя фоновой нотой и совершенно бесстыже соблазняя Люмин.

С Тартальей было сложнее: в течку он пришел к ней только потому, что не хотел ни в чем уступать Чжун Ли, в котором видел потенциального соперника. Тарталья был тем еще собственником, хотя ни коим образом этого не выказывал, и делиться Люмин не собирался; лишь каким-то чудом ему удалось спеться с Чжун Ли, с которым они воодушевленно шугали гипотетических поклонников Люмин.

– Я почти, – простонал Тарталья, стискивая талию Люмин в ладонях. Он несдержанно прошелся цепочкой поцелуев по ее плечу, слегка прикусил мочку уха и жарко шепнул: – Можно? Можно?..

Желая его поощрить, Люмин подалась бедрами назад, довольно урча, и сыто прижмурилась, когда Тарталья кончил. Нутро заполнило горячее вязкое семя, которое, стоило только Тарталье отстраниться, неторопливо потекло по бедрам. И куда в него столько вмещалось? Люмин вздохнула, присаживаясь на пятки, скользнула ладонью по внутренней стороне бедра, собирая белесые разводы, и с влажным чавкающим звуком погрузила пальцы в себя.

Тарталья притерся сзади, поцеловал в шею, слегка сомкнул зубы на выступающем позвонке, прижался губами к его метке на плече и неожиданно поднял Люмин на руки, а после потащил в сторону спальни. Чжун Ли бесшумно следовал за ними, мерцая в темноте золотыми глазами; проследив взглядом мышцы груди и пресса, Люмин обнаружила крепко стоящий член.

Ну что за ненасытные омеги.

Игра Genshin Impact стала настоящим феноменом в мировом геймерском сообществе. Более 66 миллионов человек заходят в неё ежемесячно, дабы вновь погрузиться в магический мир Тейват. Игроков цепляют не только проработанная игровая вселенная, глубокий лор и захватывающий сюжет, но и многообразие колоритных персонажей на любой вкус. Будь то суровая сиротская мамочка Арлекино, эгоистичный и жестокий Скарамучча или ведущая себя, как ребёнок, легкомысленная Фурина. У каждого героя, помимо уникальных способностей, есть ещё и глубоко проработанная личность.
В фанфиках Геншин Импакт знакомые всем герои раскрываются с новых неожиданных сторон. Как, например, в работе [URL]«Яндере%профили»[URL]https://zahleb.me/story/yandere-profili-bzEiyX5m52[URL]: это фанфик в жанре Т/И, где вы сможете примерить на себя роль ОЖП-попаданки, оказавшейся в центре мужского внимания. Такие очаровательные и желанные мужчины, как Дилюк, Чжун Ли, Альбедо, Невиллет, Тарталья, Дотторе и не только предстанут перед вами в роли безнадёжно влюблённых яндере. Остаётся только с любопытством наблюдать, как себя поведут ревнивые герои Геншина. 
В фанфике [URL]«Сидящий%архонт»[URL]https://zahleb.me/story/sidyashchii-arhont-SXkOSuG1A9[URL] интересно раскрывается проблема могущественных фактически богов Тейвата, столкнувшихся с важной проблемой – они стали не нужны людям. И что же теперь предстоит делать Райдэну, Мораксу, Барбатосу, Мурате или «обычному барду» Венти? 
Эти и многие другие ФФ Геншин Импакт представлены на платформе «Взахлёб». У нас публикуются работы самых разных направленностей, включая порно-контент 18+. Мы отбираем самые лучшие истории для наших читателей. Не стесняйтесь делиться своими реакциями после прочитанного в комментариях – это мотивирует наших талантливых авторов писать новые фанфики по вашему любимому фэндому. 

Прохлада воды, твердость камня

Содержание

I

II

Комментарии (0)