Доума удивлялся, как же много в этих краях девушек, которым отчаянно нужна помощь в зимнюю суровую ночь, когда ветра выли, а метель задувала снег за пазуху и во все прорехи плохонького кимоно, в который обязательно эти бедняжки были одеты. Точнее, на его памяти была лишь одна похожая, особо запомнившаяся особа. Да и дело было возможно не зимой, но этого Вторая Высшая Луна уже не держал в голове.

Эта девчонка была молодая. Может, такая же, как Котоха, но вид у нее был еще более удручающий, чем тогда у юной Хашибиры. Эта девица была в крови, грязи и конечно же в снегу, еле стоящая на ногах и стучащая зубами. И без ребенка на руках, что радовало. Доума не почувствовал ничего, кроме безграничного интереса. Начиная с того, где гостья умудрилась поймать грязь, и заканчивая ее нетипичным для японок лицом. Эту мелкую деталь сложно было уловить сквозь кровь и слезы, но блондин сумел.

Дольше на пороге стоять было уже нельзя, ведь бедняжка и так закатывала глаза в предсмертной, наверное, судороге. Демон к ней прикасаться не стал, позвав двух местных то ли уборщиков, то ли садовников — радужноглазый вообще не задумывался, кого и куда нанимать. Куда люди просились, туда и ставил. Все равно их всех потом ждала одинаковая участь. Эти, еще ни о чем не подозревающие, парень и девушка спешно подхватили под руки умирающую и понесли куда-то вглубь храма. Доума же примерно рассчитывал, когда она поправится и как скоро ее мясо вновь приобретет хотя бы примерно такую же мягкость и нежность, какими оно обладало до столь серьезных физических и, возможно, душевных травм.

Хотя в последнее время он задумывался. Хоть Вторая Высшая Луна и старался всячески конспирироваться и держаться подальше от слухов окружающих о том, куда же порой пропадают люди, долго бы этого делать не получилось — однажды он столкнется с каким-то значимым человечком, который для него самого, естественно, не представлял бы ничего, но это бы породило много шуму. Подозрений. Так как Доума слабо знал окрестности и всех в них живущих, то такая осечка оказалась бы опаснее гнева Музана. Люди очень страшны. По крайней мере в своей вредности. Они бы могли дать наводку Охотникам. Охотников Доума не боялся, он вообще не считал их чем-то серьезным, что могло бы уничтожить демонический род. Возможно, они и одержали победу над парой Низших Лун, но до самого Кибуцуджи точно не допрыгнут. И глава культа "Вечного Рая" свято верил в это.

Но все же людей опасаться стоило. Забавно — бояться еды. Но ведь бездумные овцы вполне могут затоптать волка. И еще одна причина, которую блондин пока никак не мог оправдать в глазах смертных — его возраст. Вот уже больше сотни лет он молод и красив, и, казалось бы, всем на это плевать. Но что, если нет? Чем быстрее окружающие что-то заподозрят, тем могут скорее оказаться здесь и Истребители. Доума по-прежнему не боялся их. Но не хотел сталкиваться хотя бы потому, что не любил зря тратить время. И хоть ему уже начинало становиться скучно, но развлекаться он бы все же предпочел не с угрозой, пусть и мизерной, для своей жизни, а с чем-то более спокойным и в расслабленной обстановке.

И потому он решил... жениться. Ну, хотя бы найти невесту. Или просто дурочку, которая бы поверила в то, что он хочет сделать ее своей суженой. Точного плана у Доумы не было и свадьбу он уж точно не хотел играть. Во-первых, жалко все того же времени, во-вторых — это было абсолютно бессмысленно и нарочито показушно. Легче просто начать жить с какой-то девушкой. Это и тоску развеяло б хоть на время, и позволило бы быть более похожим на обычного смертного, которому не чужды все эти традиции и устои.

В принципе, жизнь с еще живой Котохой чем-то напоминала то, что собрался провернуть демон, но все же от новой игры он ожидал чего-то другого. В конце концов, он искал 

, а не просто красивую пустоголовую куклу, на которую было бы приятно иногда поглядывать.

И когда он вошел в комнату, где незнакомку уже успели отмыть и переодеть, его интерес разгорелся еще больше.

Рукой показав прислуге, что им пора на выход, радужноглазый приблизился к лежащей девушке и принялся ее осматривать. Длинные, немного вьющиеся волосы были темными, почти каштановыми, но все же... русыми. Глаза были закрыты, и их цвет Доума разглядеть никак не мог, но зато он заметил яркие черные брови и пушистые ресницы. Красивое личико, жаль лишь, что болезненно-бледное и искривленное от боли. Девица горела от жара и стонала, схватившись за голову.

И Доума никак не мог отвести глаз. О да, она страдала. Ему бы прямо сейчас позвать тех двух, а еще лучше — врача, но ему хотелось знать, насколько сильна эта девица и как долго она проживет вот так. Без помощи и лечения.

Наконец она открыла свои очи. Обычные, карие, ничего интересного. Но она не посмотрела на демона, а устремила взор к потолку, дрожа и судорожно переставляя руки с головы на плечи и шею. Озноб.

Однако можно было бы и не звать врача, ведь было одно безотказное средство. У Доумы промелькнула мысль воспользоваться им, но потом ему расхотелось, и он продолжал наблюдать за агонизирующей "ласточкой", как сравнил он ее, наверное, из-за выдающихся бровок и общей слабости.

Но все же он, продолжая завороженно разглядывать больное лицо, потянулся пальцем с длинным острым ногтем к ее шее. Он оставил на ней небольшую царапинку, на что девушка, кажется, вообще не обратила внимание. Тогда он медленно повел пальцем с шеи до подбородка, оттуда до щеки, а потом добрался и до виска, и тут больная резко дернулась и отпихнула руку демона, взглянув на него в первый раз достаточно ясно.

— Глупая, я же хочу помочь тебе, — ласково проговорил Доума, светло улыбнувшись.

Пожалуй, это было и впрямь 

 похоже на помощь, чем обычно, ведь это "обычно" подразумевало под собой поглощение существ.

Язык девушки заплетался и она так ничего путного и не сказала, упав в обморок. Это блондин знал точно — проверил.

Теперь перед ним стоял просто тяжелейший выбор: что же было интересней — иметь невесту-о`ни или все же смертную? Пожалуй, стоило пока оставить ее человеком, ведь демоны обычно сразу же боролись за свои права, территорию, еду... А Доуме, как и было отмечено, хотелось в первую очередь покоя.

Потому он таки позвал слуг и покинул их. Пусть уже сами решают... человеческие проблемы.

Когда-то... Она бежала от самой горы Натагумо. О, у нее были причины бежать, самые гадкие и липкие, словно паутина. Как только она услышала, что там погибли десятки, если не сотни Охотников, сразу же пустилась наутек. О ней не должны были больше услышать, а уж тем более увидеть ее. Она бежала и бежала, делая лишь перерывы на сон, ничего не ела и все-таки столкнулась с демоном. Он был слабейший. Для мечников — да. Но для нее, безоружной и истощенной, это был бы верный конец. Пусть о`ни даже не обладал Магией Крови, но ему было легче легкого разорвать хрупкое тело девицы, но он вдруг в последний момент захлопнул свою пасть прямо перед ее лицом. Он смотрел на нее, не причиняя никакого вреда.

— Красивая... — прохрипел демон, похожий на какого-то полуволка.

Она чувствовала, что если скажет сейчас что-нибудь, то точно начнет заикаться.

А демон все смотрел своими пустыми черными глазами с вертикальными желтыми зрачками, наклоняя голову то на левый бок, то на правый.

Он не собирался есть ее. По крайней мере пока.

Но в следующую же секунду, как молния, пронесся некий человек, оставивший девицу в полном шоке, а демона — без головы.

Он стоял поодаль, отвернувшись, даже не посмотрев на убитого пожирателя и спасенную деву. Когда он собрался уходить, она, несмотря на решение не попадаться никому из 

 на глаза, подбежала к спасителю и схватила его за рукав, открывая достаточно глубокую рану. Неизвестно, оставил ли ее этот обращенный или кто-то до того. В любом случае, девушка хотела оторвать лоскут своего кимоно, одной ладонью продолжая держаться на мечнике, но тот дернулся и отпихнул ее руку, а она с недоумением прошептала:

— Глупый, я же хочу помочь тебе...

Он наконец обратил к ней взгляд ярких бирюзовых глаз.

— Обойдусь уж, спасибо, — фыркнул он и с мощным прыжком скрылся.

Она даже не успела понять, куда.

После этого она укрывалась в разных местах. Главное — у обычных людей, не связанных с Организацией Истребителей. Единственное, что они могли про это сказать — бесконечные слова восхищения и благодарности, на что дева лишь усмехалась и отводила взор, отмалчиваясь. Ей было что возразить, но за каждое слово ее бы закололи если не на месте, то во сне точно.

И однажды она не выдержала. Попав в дом, помеченный глицинией, она сделала огромную ошибку, назвав все действия Охотников — необдуманными, а деятельность Оякаты-сама — садистской. Кто-то услышал это краем уха, а на утро ее выгнали с позором, при этом подле особняка собрались все окрестные жители, облили ее помоями, пусть и словесно, а вот палками побили очень даже ощутимо. Обвинили чуть ли не в сговоре с Музаном и запретили даже близко появляться в этих краях. И она снова бежала. А бежала в самый мороз, разгар зимы был на дворе. Пытаясь переправиться через полынью, она не удержалась на бревнышке и упала в незастывшую воду, промокнув и вскоре продрогнув до костей. Оттуда была и грязь, а кровь хлестала из 

И наконец она пришла к другому особняку. Разум спустя почти три дня скитаний по холоду и снова в голоде уже был достаточно затуманен, да и болезнь все больше разгоралась где-то в легких, но даже в таком состоянии она смогла понять, что нигде поблизости глицинии было не видно, а значит, там могло бы быть сравнительно безопасно.

Такова была ирония — все люди наоборот, ценили сиреневые цветки как гарантию своей сохранности и защиты от демонов, а беглянка теперь зареклась даже подходить к ним. Словно она и впрямь была связана с Кибуцуджи или даже лично являлась демоном.

С момента, как она постучалась в дверь, до момента холодного прикосновения к ее виску, девица ничего не помнила, пребывая в бреду, но после того касания она очнулась на миг, попав в исковерканную картину из своего прошлого.

Какая же жизнь жестокая шутница, любящая повторяться.

Когда гостья поправилась, Доума не спешил ее навещать, сидя у себя на подушках, на постулате, и обдумывая, как же примерно ему поставить прибывшую в известность о том, что она теперь его невеста. Стоило ли об этом задумываться кому-то вроде радужноглазого — даже смешно звучит. А еще смешнее было представлять лицо девчонки, когда она полностью осознает, куда попала и в какой переплет ее втянули. Ну да она всего лишь кукла, очередная игрушка из плоти, имеющая возможность при плохом раскладе вещей стать обедом, завтраком или ужином, и Вторая Высшая Луна слабо улыбнулся. Вроде бы в таких случаях люди поступают именно так.

К счастью, он пожил достаточно и научился многим эмоциям, даже самым сложным. Их имитации, если быть точным. Он даже мог показать глубокое душевное переживание. Словом, глупую проходимку обдурить бы не составило труда. Но он пока еще не знал ее, надеясь и гадая, кто же попал к нему на этот раз.

Повторения опыта с Котохой не хотелось от слова "совсем". Но его бы и не случилось хотя бы по причине отсутствия младенца у этой несчастной, но кто знает, что припасла (или принесла) она? В живот Доума ей не заглядывал, хотя... Мог бы, отчего бы и нет. Но... Он же решил сделать ее своей невестой. И если вдруг она несет под сердцем — так даже интереснее. Ломать и снова строить душевное равновесие женщины на сносях — звучит заманчиво.

И вдруг Доума почувствовал странную дрожь под кожей, неприятную такую. Это он представил, что в долгосрочной перспективе отношений кто-то мог бы забеременеть и от него, и как же тогда вести игру? Согласен был бы он таким диким способом убить свой плод и психику его матери? И откуда только у него эти мысли...

Бумажная затворка отъехала в сторону, зазвенели колокольчики, и в комнате показались знакомые русые волосы.

Она смотрела на блондина своими карими глазами и опять молчала. А во взгляде было что-то, что Доума мог бы даже назвать страшным. Обычному смертному точно бы стало не по себе. Демону же этот взор казался проницательным.

— О, здравствуй, дорогая! — приветливо улыбнулся он ей и указал на место под своим. — Как твое самочувствие?

Ему было все еще интересно. Но не по доброте душевной, а потому, что хотелось знать, как скоро можно будет начать проверять ее на прочность.

— Спасибо, я в порядке, кажется.

Голос был уставший и не свойственный молодым девушкам. Нет, он был вполне женским, просто каким-то... не блещущим жаждой жизни и томной тягучестью, которые обычно у девиц в ходу.

Повисло молчание. Доума, убедившийся, что гостья все же может говорить, оттягивал момент знакомства, питая свою заинтересованность еще больше. А девушка просто молчала. В ее голове вообще не было мыслей. Она уже поняла, к кому попала, и даже не представляла, о чем ему захочется поговорить.

— Ну так как тебя зовут, ласточка? — все же поинтересовался о`ни у молчаливой.

Она не знала, спросить ли, почему именно "ласточка", или все же ответить. Или вовсе удостоить хозяина лишь молчанием.

Доума хмыкнул. Как символично. Имя в честь кувшинки, что была так близка ему, и фамилия, буквально значащая "Поле глицинии", которая, по идее, ненавидима и даже опасна для демонов.

Может, эта девушка так же полна противоречий?

— Что с тобой случилось, Рен Фудживара? — демон нарочно протянул последние слоги и свесился к девушке, улыбаясь ей и внимательно наблюдая за озадачившимся и помрачневшим лицом.

Гостья отвернулась и думала над ответом дольше, чем в прошлый раз.

Заметив, что блондин оживился, она добавила:

— Я сказала то, что им очень не понравилось. Правду.

— И что же ласточка напела? — почти промурлыкал Доума.

В тиши, в которой обычно проживал он, мало что случалось, если только не считать постоянные пропажи людей. Почти все происходящее он узнавал только на собраниях Высших Лун. А дальше — снова информационная пропасть. И потому слушать о разных склоках и бедах он был не прочь.

— Охотники на демонов... Я сказала кое-что о них.

Она знала, с кем имеет честь болтать. Еще тогда, когда Доума пришел "помочь", она увидела цифры в его глазах. Уродливые знаки, заменяющие зрачки и портящие всю красоту его очей. Высший демон, почти равный по силе праотцу всех о`ни. И конечно же она могла спокойно поведать ему о своей нелюбви к мечникам, но почему-то не хотела. Ей вообще мало что хотелось о себе рассказывать, все равно, как ей казалось, смысла не было. Не сегодня, так завтра она ведь окажется уже во чреве такого радушного хозяина храма. Не так ли?..

— Ляпнула много чего лишнего, что было очень глупо с моей стороны, ведь я сидела в Доме глициний, там, где Истребителей просто боготворят.

Доума сделал понимающее, сочувствующее выражение физиономии, и склонил голову набок.

— А почему же? С чего такая неприязнь к ним?

Это было уже не просто интересно, а обжигающе-любопытно. Неужели? Первый человек, который, попав в логово демона, так плохо отзывается о тех, кто спасает род людской. Да еще и такая слабая, нежная девушка...

— Я бы хотела знать, почему 

 это так интересует, — резко свернула тему Рен, с прищуром глядя на мужчину.

Он со смехом достал из ниоткуда веер и принялся небрежно обмахиваться им, закатив глаза:

— Ты же уже догадалась, дорогуша. Или правда ничего не слышала обо мне?

Странный вопрос, как показалось Фудживаре, и она пожала плечами:

— Я не местная. Я пришла издалека и... давно.

— Ну что ж, тогда давай знакомиться: меня зовут Доума, я тут главный, — он протянул ей руку, задорно сверкнув глазом.

С опаской шатенка пожала ее. Очень слабо. "Жалкая", — подумал демон.

— Это культ "Вечного Рая", милая, так что тебе, можно сказать, повезло.

Ну вот и как ей теперь сказать, что ей повезло просто несказанно крупно как для обычной девушки, ведь радужноглазый имел на нее огромные планы? Все же резкость была больше в стиле Аказы или вероломной Даки с ее братом, а такие демоны, как Доума, Кокушибо да и сам Музан ко всему подводили стрелки плавно.

— Повезло? — подозрительно переспросила Рен.

— Ну, ты ведь одинока, не так ли? — полюбопытствовал о`ни, медленно переходя к главному вопросу. — Сомневаюсь, что если б у тебя была семья, то тебе бы позволили вот так бродить по свету родители или... муж.

На это девица усмехнулась.

— Нет у меня мужа, кто б меня замуж взял? Я же ничего не умею, меня и родители за это все время попрекали.

Попрекали. За это Доума уцепился быстро.

— Ох, как жаль... Мои родители умерли... — он остановился, вспоминая, когда это произошло. Не меньше ста лет назад, как-никак. — Не важно. Давно это было. А я был совсем мальцом.

Фудживара махнула рукой.

— Мои еще живы. Просто меня для них больше не существует.

— По той же причине, по которой ты оказалась здесь?

Доума подразумевал оскорбление Охотников, но девушка перечеркнула все его догадки:

И больше она не сказала ни слова. Блондин и не настаивал. Пазл почти сложился, но в самой середине детали исчезли. Их катастрофически не хватало, но у него еще было время, чтобы со всем разобраться.

— Я благодарна вам за то, что вы вылечили меня и спасли мою жизнь, — Рен поклонилась и встала, намереваясь уйти, но хозяин имел другие мысли на этот счет.

— Но дорогая моя, — он встал с места, и вся фигура его стала грозной, словно ледяная глыба, айсберг, нависший над морем. — Ты же не думаешь, что одних слов достаточно?

Пальцы шатенки похолодели, но только от ее собственного страха.

— Что вам нужно? — она наконец задала этот вопрос, надеясь, что все обойдется и без него.

Достаточно тактичный Доума все равно не мог сразу же озвучить плату за его милость. Да и к тому же звучало это для него дико смешно.

— Ты упомянула, что у тебя нет мужа...

Рен медленно понимала, к чему все идет. Но не шутка ли это? Не сон? Какой-то глупый и затянувшийся.

Она тоже была достаточно холодна в реакциях, но радужноглазого, конечно, ей было не переплюнуть.

— Я предлагаю тебе единственное верное решение. Все равно бежать больше некуда, а сбежать ты отсюда и вовсе не сможешь, невестушка.

Через мозг Фудживары будто резко продели нитку иголкой, а потом быстро вытянули. Вариант сбежать и правда отметался. 

Она слышала об истории Котохи Хашибиры и ее сына.

 Она догадывалась, что здесь делается с обычными смертными. Но почему же такой шанс выпал ей?

Рен уже давно знала об этом доме и его хозяине из рассказов других. И теперь она, связанная по рукам и ногам, балансировала на границе жизни и смерти.

1. Интерес

Radayra

Доума с рождения носил радугу в своих глазах и никогда не видел ее воочию. Но однажды он смог ее... почувствовать.

Kimetsu no Yaiba

Доума/ОЖП

Доума

Аказа

ОЖП

Радуга

Прошло чуть меньше месяца, а Доума уже полностью признал, что наблюдать за невестой было действительно интересно.

Например, ее повадки были разительно отличными от других девушек, которых демон знал раньше. Как догадывался он, это было потому, что те девчонки являлись чистокровными японками, а с этой... было что-то не так.

Фудживара не была такой скромной, как они. Это доказывало то, что уже со следующей ночи она смирилась со смотринами, которые ей проводил радужноглазый. Хотя все еще не поворачивалась передом. Лишь спиной, боком. Но Доуме и этого пока было достаточно. Зато вся эта ситуация была весьма показательна. Хотя, может, это просто ее предусмотрительность. О`ни никогда не настаивал, только молча садился в углу комнаты и наблюдал. А девушке просто не было смысла спорить, ведь это было бы ей дороже.

Также Рен была жуткой строптивицей. Когда Доума хотел приблизиться к ней, чтобы всего лишь прикоснуться, прижать, погладить по волосам, она тут же отходила, едва ли не хлопая его по руке. Возможно, сделай она это, то демон бы даже не разозлился. Даже бы весело посмеялся. Но позже, может и во время их небольшого ежевечернего "ритуала", он бы точно припомнил ей такую вольность парочкой глубоких царапин или укусов.

Ему нравилась эта гордость и упрямость, но не нравилось, что невестушка проявляла это по отношению к нему. В конце концов, к ней пытались приставать многие работники и просто участники культа. Он увидел это однажды лично, случайно проходя мимо одной комнаты, в которой шатенка чем-то гремела. Кажется, это была кухня для помощников, и кареглазая искала продукты. Доуме-то они были не нужны, но служащим, как и невесте, он есть конечно же не запрещал. И когда Рен повернулась ко входу спиной, нарезая какие-то найденные овощи, сзади подошел один из юношей-садовников и обнял ее лишь на несколько сантиметров пониже груди. Фудживару же это однако ни возмутило, ни застесняло — она просто продолжала резать овощи и игнорировать это наглое поведение.

Доумой овладела какая-то злость, и он даже не мог точно понять, на кого — мальчишку или женушку. Первого-то он конечно убьет сразу же, как только тот останется где-нибудь в храме один, а вот что делать с девой? Пожалуй, стоило посмотреть дальше. В конце концов, Рен все еще вызывала в нем интерес. И он был готов к любому ее действию.

Парень начал что-то тихо говорить ей, спрашивать, предлагать, и Второй Высшей Луне показалось, что он услышал в обрывке фразы слова: "... Давай сбежим отсюда вместе...". Ах вот оно как. Мало того, что этот поганец покусился на 

 игрушку, так еще и был предателем.

Такому точно умереть лишь самой лютой смертью.

Однако Ласточка вдруг остановилась. Она напряженно вглядывалась в доску, на которой хаотичным узором красовались кусочки моркови. И вдруг она высоко подняла нож над головой, и внутри Доумы нечто возликовало. 

Боже, неужели она сейчас убьет его?

Но этого не случилось, хотя жест явно показывал, что девице компания какого-то проходимца так же неприятна, как и ее мужу. Она просто очень сильно и глубоко вогнала нож в доску и резко развернулась, что-то быстро и приглушенно ответив садовнику. Он ухмыльнулся, а потом полез к ней, кажется, с поцелуем, но тут произошло нечто совсем непонятное — Фудживара будто испарилась из рук нахала, оказавшись за его спиной, причем с ножом в руках, и направляла его парню чуть пониже шеи, словно это был меч. Она прищурилась и снова ответила быстро и отрывисто, с характерным для ее состояния, когда она и впрямь готова была убивать, шипящим оттенком. Но теперь Доума все расслышал ясно.

— У меня уже есть супруг. Ваш настоятель.

— Этот... садист??? Ты поверь, он может с виду и ангелочек, но внутри — такое болото...

— Не тебе в нем плавать.

— Но я хочу вытащить и тебя. В конце концов, он тебя не достоин.

И тогда Доума не выдержал, махнув веером и практически как чревовещатель проговорив: "Магия Крови: Зимние Сосульки", и на несчастного из ниоткуда упали ледяные колья, пронзив его без шанса на выживание.

Но что было еще удивительнее — Рен никак не отреагировала на это. Да, в ее глазах было немного непонимания и замешательства, но она не стала поднимать панику, а просто удалилась из кухни, оставив готовку. Наверное, аппетит пропал.

Возможно, Рен поняла, что это был он. Хотя блондин и не говорил ей, какими силами обладает, а уж тем более не показывал. Но при этом не догадаться, кто бы смог вызвать целое скопище сосулек из воздуха для личности, проявляющей излишнее внимание к девушке, считающейся здесь неприкосновенной, было бы сложно. Да, уже почти все в храме знали, что хозяин и странная новоприбывшая вроде как считаются теперь супругами. Кто-то даже умудрялся их с этим поздравлять. О`ни, как всегда, отвечал на такие пожелания милой улыбкой, а Рен сдавленно фыркала, если сидела в это время рядом.

Как бы то ни было — про тот случай шатенка ни разу не упомянула, даже вскользь. А у Доумы внутри отныне поселилось что-то неприятное, гложущее его душу, но от этого чувства в груди почему-то становилось тепло. Он был рад, что эта гордость его невесты держит ее на правильном пути, но притом демону казалось, что этого мало. У него по-прежнему оставалась немалая доза недоверия, хотя теперь оно было более беспочвенно, чем в первые дни знакомства.

К радужноглазому опять вернулись мысли о возможном поедании девушки, чтобы они уж точно оставались вместе до конца времен. Были соединены плотью, кровью, силой и жизнью, которой она бы наделила его. Но так было бы неинтересно. Сил у Второй Высшей Луны хватало и без Фудживары, а без ее постоянно, непонятно по какой причине хмурого и серьезного лица, было бы... скучно.

И, опираясь на эти страннейшие мысли, Доума понял, что привязался к Рен.

Привязался к ее обществу, что было самым главным. Сидеть и выслушивать проблемы и мольбы однообразных людей было 

 утомительно, но если рядом присутствовала шатенка, то он мог даже, игнорируя нескончаемые тирады гостей, наклоняться к Ласточке и трепать ее по волосам, позволять примерить на себя венок из кувшинок или просто спрашивать, как у нее дела, на что дева обычно бормотала что-то невразумительное, намекая, что ему стоило хотя бы сделать вид, что он слушает прихожан. И Доума делал. Как делал и всю жизнь.

Привязался он и к необычной внешности. Глаза невестушки были необычной, миндалевидной, но не традиционно-узкой формы, как у всех. Да и волосы... Может, с ней приключилось то же, что и с тем пареньком, который гостил у Руя и убил одного из его "братьев"? Ну, молния там ударила или что-то в таком же духе. Это могло бы объяснить и ее странное поведение. Из тех слов, что сказала сама Рен, было известно, что в ней есть японская кровь, и много, но она была не единственная. Как понял Доума, она либо была полукровкой, либо в ней проявился ген какого-то дальнего не-японского родственника. Но ведь местная кровь очень сильна и перебивает влияние любой другой, так что девица что-то определенно не договаривала.

И, наконец, он привязался к ее личности. Несмотря на кажущуюся холодность, девушка со временем стала все больше оттаивать. 

Она начала улыбаться, когда видела Доуму.

 А еще во сне она часто разговаривала, обращаясь при этом ко Второй Высшей Луне.

Вместе они так и не спали. То внезапное заявление было всего лишь проверкой на сговорчивость и подколкой, чтобы узнать, как быстро и на какие эмоции можно спровоцировать кареглазую. Однако блондин все равно часто сидел рядом, слушая неразборчивое бормотание и свое имя.

Сразу же после упоминания демона Рен начинала плакать. Могла она это делать и по полчаса. Потом, ненадолго просыпаясь, она утирала слезы, не понимая, что произошло, и снова ложилась. Доуму супруга не замечала, зато он все видел отлично. И просто разрывался от вопросов, что же такое все время снится Фудживаре.

Еще он стал чувствовать острую потребность в касаниях этой девушки. Либо же собственных — к ней. Как к мягкому, пушистому питомцу, которого хочется затискать просто за его существование. Однако о`ни все же не позволял себе это сделать, ведь стоило ему приблизиться к Фудживаре, расставив руки, как все его существо требовало подчинения воле Музана — поглощения невинной. Видимо, это боролось его демоническое "Я" с еще существующим где-то глубоко человеческим.

И этот голод нарастал с каждым днем, потому, чтобы отвлечься, Доума стал есть еще больше людей. Только теперь было одно существенное отличие: он поедал в основном мужчин и юношей. Девушки же внезапно опротивели ему. Исключением становились лишь женщины постарше, на которых демон и до встречи с Рен не обратил бы особого внимания ни в каком плане.

Наверное, за такие усилия Кибуцуджи мог бы даже похвалить своего второго ближнего подчиненного, но как он отреагировал бы на Рен и такую своевольность Доумы, который позволил себе сделать смертную девчонку своей женой, пусть и на словах, а потом так отчаянно и бесполезно пытался заставить себя оставить ее в живых, причем пока что вполне успешно? Казалось бы, в недовольстве Музана этой ситуацией не было бы никакой логики, ведь жизнь Фудживары радужноглазый искупил десятками других, но ведь то, что происходило с ним, называлось "изменениями", а праотец о`ни четко дал понять, что изменения он не жалует. А значит, в лучшем случае Доума бы лишился своего поста, в худшем — жизни.

Музан и так недолюбливал его и 

 простил похожую историю с Котохой. Скорее всего потому, что ту блондин все же убил. Но с Рен намечалось другое развитие событий.

И ради этой новой, непознанной жизни рискнуть стоило. Демон и впрямь старался как можно меньше прикасаться к шатенке и не давал никому, разве что маленьким девочкам-помощницам, которые охаживали ее, следили за здоровьем и обязаны были сообщать Доуме обо всем, что казалось подозрительным, будь то выходки самой Фудживары или действия кого-либо, направленные в ее сторону.

Она была как любимая игрушка, которую не хотелось сломать, потому что другую такую же никто уже не подарит. 

Но все еще не как человек.

Объяснить это отношение к ней было сложно даже для самого блондина. Возможно, потому что он уже привык не считать людей за людей, однако нечто новое, зарождающееся в голове, пронизывающее мозг, заставляло считаться его с какими-то желаниями и предпочтениями избранницы. А это уже значило многое. На самом деле, Вторая Высшая Луна не понимал, что с ним происходит. Вот 

 мешало ему взять и съесть эту девчонку? Что остановило? 

 Они ведь даже совсем не похожи. Он, старающийся быть вежливым и услужливым, и она, угрюмая и порой слишком дерзкая. Хотя, пожалуй, их что-то, да связывало — подозрение со стороны людей. Ведь ни Доуму на деле никто не любил, ни его зазнобу особо не жаловали. Они оба казались холодными до последней клеточки тела, только если хозяин храма скрывал это, то Фудживара даже не пыталась.

Все же никакой человек в своем уме точно бы не выбрал кареглазую в спутницы жизни. И все верно, ведь демон и не был в своем уме. А, может, все дело в том, что он именно 

О`ни и Охотники воюют веками, и за это время у них выработалась чуть ли не наследственная неприязнь друг к другу. Когда пожиратель видит человека, он первым делом чувствует отвращение. Ведь именно выходцы из рода людского истребили столько демонической братии. Только лишь через несколько секунд приходит дикое желание съесть. Самые низшие демоны даже чувствуют на пару мгновений страх, но все равно каждый из них переоценивает себя, в итоге умирая от клинков Истребителей. Демонические Луны до последнего не признают страх перед мечниками, ограничиваясь лишь абсолютной ненавистью и презрением. Но Рен... не отталкивала. Может, именно поэтому ее хотелось беречь, кто знает?.. Как ценный экземпляр какой-то невиданной человеческой мутации. Отродья Кибуцуджи до такого очень охочи.

Доума даже мог поклясться, что такая, как Фудживара, ни за что бы не стала Охотницей на демонов, перед каким бы смертельным выбором ее ни поставила судьба. Она совершенно не выглядела как та, кто мог бы держать в руках оружие посерьезнее ножа, а уж тем более — убить им о`ни. Она же такая слабая, ей бы и никакое Дыхание не далось.

Особенно радужноглазый понимал это, когда смотрел на девицу, пытающуюся что-то себе приготовить или починить одежду. Каждый раз ее обязательно ждал порез или укол иголкой, но шатенка не сдавалась, продолжая дела по хозяйству. Все-таки Ласточка не соврала — она правда не отличалась расторопностью и явно не занималась подобными делами прежде. Хоть Доуме и было на это все равно, ведь еду он не ел, а новую одежду, да еще и невесте, мог выделять хоть каждый день, но все же ему было крайне любопытно — а чем же тогда таким занималась все детство Фудживара, что не успела ничему научиться? Она не слишком была похожа на ту, что лениво бы валялась целями днями на татами, и было заметно, что дева очень старается, чтобы показать себя хорошей хозяйкой, но пока у нее выходило слабо.

О`ни это премного забавило. Он ведь и так не ждал от нее ничего особенного. Ему было важно лишь постоянно держать ее в поле зрения.

Но Рен вела себя будто бы настоящая жена. Пыталась, естественно. Однажды радужноглазый поинтересовался у нее, 

 она это делает. Девушка, отложив тряпку для уборки пыли, потупила взор и тяжело вздохнула:

— Раньше у меня не было времени этим заниматься. У меня было странное двоякое чувство — мне и хотелось, и не хотелось бы видеть себя супругой и хозяйкой. Но в итоге я поняла, что это и впрямь лучший выбор.

И это запутало демона еще больше.

Вороны стаей кружились под алеющим от рассвета небом, затянув траурную хриплую песню. Немного покружив над одной точкой, они разлетелись в разные стороны, но один, особо заметный из-за непонятной огромной вещи в клюве, приземлился на руку девушки, стоявшей у входа в город.

— Какие новости? — встревоженно спросила она, понимая, что вороний хоровод явно не сулил ничего радостного.

Слеза, выкатившаяся из глаза касугайгарасу, несшего заколки в виде бабочек, подтвердила это.

— Столп Цветка погиб в бою с демоном, кар-р-р-торый управляет снегом и морозом, — выплюнув украшения в ладонь девушки, птица опустила голову, продолжая ронять слезы.

— О нет... Столп Цветка... Канаэ...

Девица зажала рот свободной рукой, вглядываюсь в пустоту горизонта и чувствуя огромную вину.

— Я должна была пойти с ней, и тогда, возможно, она бы не умерла... Но я не могу больше. Это не в моих силах.

Она поглядела на небо. Интересно, душа Истребительницы уже там?

— Скажи, а Шинобу знает? — она обратилась к касугайгарасу Охотницы.

— Она скар-р-р-о прибудет туда. Канаэ еще не погибла, но уже на грани смерти. Ее очень сильно ранил тот демон, но скар-р-р-ылся, как только появилось солнце.

Девица слабо усмехнулась.

— Это понятно. Передай тогда это Шинобу, — она отдала Ворону Уз Канаэ одну из заколок, а другую сжала в кулаке. — И пожалуйста, не говори ей, где вторая. Сделай вид, что потерялась.

Крылатый кивнул и взлетел, оставив девушку одну.

Что ж, ей не очень хотелось плакать. Просить у почившей Кочо прощение всю оставшуюся жизнь — возможно, но только не горевать по ней. Ведь это был ее выбор, идти и драться с Высшей Луной в одиночку, имея довольно слабые навыки, которые годились только в боях с Низшими Лунами.

А вот девчонка, оставившая себе одну из заколок напарницы, вполне могла бы потягаться с кем-нибудь из Высших, пусть и низкоранговых. Когда она бралась за дело, то об ее жалости можно было и не молить. Странно, что при таких способностях ее не сделали Столпом. Возможно, она даже слегка завидовала Канаэ. Но она уж точно не толкала ее на смерть.

А теперь ей нужно было идти, ведь эта выходка была последней каплей в море ее нарушений. Ее запросто могли и даже должны были убить, ну или в крайнем случае заставить совершить сеппуку. Но так как девица была совершенно не согласна с таким приговором, она решила больше не задерживаться, высоко подпрыгнув и по деревьям покинув ближайшую территорию сразу же после того, как отпустила ворона.

Однако позже ей пришлось вернуться. На основании того, что под лезвиями аж пяти клинков было сложно этого не сделать. Настоящей же причиной было то, что мастерство сбежавшей внезапно признали очень ценным и просто необходимым в стычке с одним демоном, которого уничтожить не смогли даже Киноэ — Охотники, почти равные по силе Столпам, а сами Хашира были слишком заняты.

Предательнице простили этот поступок и даже пообещали вернуть ей ранг, что позволило бы ей стать Столпом, если она выиграет эту битву. Кузнецы совершили чудо, практически за день выковав ей новый Клинок Ничирин, но он вдруг поменял расцветку. Если прошлый был белым, как снег, от созданного ею самой Дыхания Страха, то теперь он стал непроглядно-черным, что весьма опечалило кузнецов и озадачило Охотников.

— Что же это значит, Ояката-сама? — сел на колени Кеджуро Ренгоку.

Мечница хмыкнула и сама ответила ему:

— Я придумала одну новую технику, но, видимо, она такая мощная, что полностью вытеснила предыдущую.

— И что же это за блестящий прием? — ухмыльнулся Тенген Узуй.

— Пожалуй, для человека, который так позорно скрывался от Организации почти полгода, словно тень, это было не трудно, — прошелестел со своей любимой ветки Обанай Игуро.

Девица нахмурилась, но добродушная Мицури Канроджи, как всегда, решила заступиться:

— Ну будет вам, ребята, она же не со зла. Совсем не со зла...

Шинобу Кочо в другом краю ряда Столпов лишь молча отвернулась. Она была единственной, кто на этом собрании не проронил ни слова и даже не взглянул ни на мечницу, ни на метаморфозы ее катаны.

— Что ж, дети мои, — Кагая Убуяшики мягко улыбнулся, одарив этой улыбкой и главную проблему их собрания, — похоже, что теперь у нас одна надежда на нашу блудную дочь. Не желает ли кто-то из господ Столпов при свободном времени составить ей компанию в будущем сражении?

О`ни, которого не могли одолеть даже матерые Истребители, был ребенком. Редкий случай. Но это дитя обладало довольно большим запасом крови Музана, хотя даже не являлось Демонической Луной.

Его особенность заключалась в том, что он мог видеть лишь яркие, выделяющиеся предметы, и в том и была слабость Охотников, ведь они буквально 

 своей силой, да еще и клинки блестели на свету.

Убивать ребенка было жалко. Девушка, впервые увидев его, поняла, что не может поднять меч. Он ведь был, был ребенком. Да и сейчас остается. Просто он болен. Кровь Кибуцуджи — это болезнь. Ее нужно было лечить, а не приканчивать больного. Организация двигалась лишь в одном, наиболее удобном ей направлении, не боясь рисковать ее членами и делая вид, что всем всех очень жаль, но ничего не поделаешь. Но здесь не было ни одного человека, который бы занялся лекарством для больных. Сестер Кочо нельзя было считать за таковых, они лишь делали настои для мечников, а Шинобу — яды для своего клинка.

Но умирать все же не хотелось. Ни от этого бедного, страдающего от своей болезни малыша, ни от поспешных выводов Суда Столпов.

Демоны боятся бояться. Такая вот смешная концепция. Ведь страх — это главный комплекс Музана, и потому его прихвостни должны были даже забыть об этом слове.

А все Техники мечников основываются на четкости и точности. Каждый лишний штрих приближал к обессиливанию, поражению и смерти, но Дыхание Страха полностью состояло из этих лишних, обманных движений, заставляющих врага потеряться, оставить всякую осторожность и впадать в панику, пытаясь понять, откуда ждать удара. И когда демон был готов совершить свой выпад, девушка уже одним-единственным точным движением отсекала ему голову. Это Дыхание приводило только к победе, и даже Хашира когда-то признали это.

Но теперь Охотница, словно предвидя свою поимку, успела придумать еще один стиль, названный ею Тенью. Он чем-то походил на Гром. Двигаться нужно было 

 быстро, чтобы противнику казалось, что ты стоишь на месте, но при этом все же его мозг отчаянно бы понимал, что это не так. Тогда можно было бы попасть в его слепую зону глаз и стать по-настоящему невидимой, как тень. А потом уже главное — точно попасть в цель, шею.

Плохо было то, что катана от такой скорости просто трескалась и разбивалась, и именно так девушка и потеряла свое прошлое оружие. Она успела попрактиковать все пять кат, и ровно после последней меч сломался. Поэтому сейчас она боялась, готовясь к тому, что нужно было быть предельно внимательной и снова следить за каждым взмахом клинка, исключая ненужные.

Демон был убит, Клинок Ничирин — цел, но мечницу так и не сделали Столпом по ее собственной просьбе. Каждый там гнушался ее и не мог смотреть ни с чем большим, чем с болезненной жалостью. Несмотря на то, что как мастер своего дела, она должна была попасть в число Хашира, как личность — не имела права носить форму и клинок и называться Охотницей.

Она стала жить у какого-то доброго старика, познакомилась со многими из новой волны Истребителей, которые еще не знали об истории владелицы Дыханий Страха и Тени, в том числе и с аловолосым мальчиком, клинок которого также окрасился в черный. А затем снова произошел инцидент, заставивший ее исчезнуть навсегда вместе с ее идеями и предложениями.

Когда за окнами уже стемнело, последний прихожанин покинул храм, а помощники закрыли ворота, Доума и Рен сидели в комнате, предназначенной для приема людей. Фудживара шила какую-то куклу просто для того, чтобы чем-то занять себя, пока муж выслушивал действительно нудное нытье людишек об их мелких проблемах, да и затем, чтобы все-таки научиться держать иголку в руках. Ох, если бы эти смертные знали, что самая большая проблема была у этой тихой молодой женщины, которая вовсе и не думала жаловаться, то стали бы они вообще заходить, или сгорели бы от стыда где-то за порогом?

Доума положил руку на щеку и по обыкновению стал следить за суженой.

— Не хочешь спать? — вдруг задал вопрос он.

— Нфет, хвочу одной дефтюфке, котофая мне помогает, кукву пофыть, — обрывая нитку зубами, умудрилась как-то проговорить кареглазая.

Радуга

Содержание

1. Интерес

2. Привязанность

3. Восхищение

4. Страх

5. Ревность

6. Тоска

7. Забота / Часть 1

7. Забота / Часть 2

Экстра. Нацукаши

Комментарии (0)