Сон вдали от загазованного города — самый сладкий и, как ни странно, непродолжительный. Впервые за долгое время Ярослава просыпается без будильника раньше обеда, хотя отпуск на горнолыжке был запланирован исключительно ради того, чтобы отоспаться в компании таких же сов, которые никогда не нарушат чужой покой будильниками и воплями.

Друзья, конечно, планировали ещё кататься на лыжах и сноубордах, но Ясе это не по душе, ей по душе — одеяла потеплее и подушки помягче. Сегодня тело решило иначе и выспалось уже к восьми утра; тогда, когда все друзья ещё отсыпаются после вечерних прогулок на морозе и долгих разговоров. В доме тихо и темно, за окном едва ли виднеются отблески звёзд. За это девушка любит ранние подъёмы — кажется, будто весь мир еще спит, позволяет побыть наедине с собой и тишиной.

Ярослава неспешно одевается, чтоб пройтись по пустующей улице, и с наслаждением подмечает, как улучшилось самочувствие всего за пару дней прогулок на свежем воздухе. Спина не трещит и не скрипит, как старая лестница, голова не ощущается неподъёмно тяжелой. Впервые утром хочется жить, а не улечься под поезд. Врачи говорят, что болезни молодеют — сплошь и рядом молодежь с артритами и гипертониями. Хорошо, что болезни пока не так крепко держат за горло и дают такие славные передышки.

Только выпавший мягкий снег тихо скрипит под ботинками, на землю неслышно опускаются крупные снежинки. По ясному небу хаотично разбросаны звёзды, за которыми приятно наблюдать с чашкой кофе, пусть и растворимого — все кафе откроются только через пару часов, поэтому никакого латте с сиропом, только «Нескафе» с сахаром. Довольствоваться малым — сложное искусство, которое Ярослава пока лишь пытается освоить. Здесь, вдали от тревог и печалей, это удаётся девушке особенно хорошо.

Кажется, будто все вокруг спят, лишь из домика службы размещения доносится тусклый тёплый свет жёлтых ламп. В городе больше холодного белого света — мониторы, переговорные, палаты — будто тепло насовсем ушло. Яся садится на скамейку, стряхнув снег, и наблюдает за неспешным пробуждением мини-городка: горнолыжный курорт на самом деле очень большой, им с друзьями удалось обойти его лишь в два захода. В домиках потихоньку зажигается свет, начинают раздаваться первые звуки — гудёж генераторов, с помощью которых включают праздничные гирлянды и прожекторы, отдалённые голоса постояльцев.

Ярослава наблюдает за тем, как из домика службы размещения, юркнув за угол, сбегает сотрудница. Судя по клубам дыма, та выходит на быстрый перекур. Спустя пару минут девушка ныряет обратно в помещение; через окно видно, как она трёт ладони друг о друга в попытке согреть. Наблюдать за чужой жизнью всегда интересно, пусть это ощущается действием незаконным и неуместным. Яся пытается представить, о чём думает сейчас сотрудница, о чём мечтает по вечерам после трудового дня, какие шоу смотрит перед сном.

Первым неестественно громким звуком среди сонной тишины оказывается шорох шин подъезжающей машины. Девушка с интересом следит, как из салона мультивена выходит несколько человек, нагруженных вещами и улыбками. Они наперебой общаются, смеются и наверняка предвкушают отдых. Мирно улыбнувшись кому-то из приехавших, Ярослава покидает наблюдательный пост и возвращается в по-прежнему спящий дом. Щёки щиплет от мороза, по-утреннему кусачего и злого.

Вскоре друзья начинают просыпаться, стекаются в гостиную, потирая заспанные глаза. Присутствие Ярославы в помещении поражает без преувеличений каждого, кто видит её за столом. Одни колкие комментарии сменяются следующими, на что девушка лишь снисходительно ухмыляется и ничего не отвечает. Не может ведь она признаться, что и сама удивлена раннему пробуждению?

За завтраком ребята обсуждают заселение новых соседей, в которых Яся узнаёт утреннюю шумную компанию. Их домики стоят почти вплотную друг к другу, и это могло бы стать проблемой. Но они молоды и общительны — в таком соседстве сплошные плюсы.

Знакомство не заставляет себя ждать. Соседи приходят всей толпой просить мешочек угля, потому что в близлежащих магазинах он закончился. Друг Ярославы, Саша, радушно встречает гостей и приглашает присоединиться к их компании: они как раз достают «Активити» и спорят, кто не попадает в команду. Лишние игроки не помешают.

Ярослава долго не выходит для полноценного знакомства, задержавшись в ванной, и обнаруживает соседей уже в гостиной за разбором правил настольной игры. Среди незнакомых лиц — когда-то до боли родной, записанный на внутреннюю сторону век, взгляд, искрящийся весельем. Сердце до краёв заполняет ощущение ни с чем не сравнимого, острого восторга внезапной встречи.

— Дима! — Ярослава пробирается к столу, почти расталкивая незнакомцев и собственных друзей локтями. Дима поднимает глаза и мягко улыбается, вставая на ноги.

— Ясь, — нежно выдыхает он и размыкает руки.

Дима пахнет так же, как в незабытом прошлом: яркие цитрусовые нотки сменяются уютными объятиями древесины. Масленников остаётся верен любимому парфюму, что заставляет поверить, будто он остался прежним. Не изменился, сохранил своё тепло и ясность улыбки. Руки держат по-прежнему крепко, пальцы — рисуют хаотичные узоры на лопатках. Яся будто возвращается домой после долгого отсутствия, хотя так оно на самом деле и есть. Дима оставляет мягкие поцелуи на макушке.

— Вы знакомы? — чужой голос разбивает тонкое стекло затянувшихся объятий, заставляет неловко отступить и постараться ухватить хотя бы кончиками пальцев крошку тепла. Яся кивает одновременно с Димой: они давно ещё, на каких-то космических уровнях, синхронизировались. Как выясняется, эта суперспособность не растворяется со временем и расстоянием.

— Ясь, это Дима, Эмиль, Сударь, Тёма, Даник и Полина, — Ярослава неуверенно кивает всем представленным и надеется, что запомнит хотя бы одно имя за исключением женского. Полина неуютно обнимает себя и силится улыбнуться, остальные улыбаются шире и ярче, машут руками, рассыпаются в приветах и благодарностях за гостеприимство.

— Ярослава. Можно просто Яся, — девушка присаживается на краешек дивана и наблюдает за новыми знакомыми, но взглядом вновь и вновь прикипает к Диме.

Их взгляды пересекаются каждый раз, и Ярослава знает, что он смотрит тоже; от этого внутри расплёскивается трепет вперемешку с тёплой нежностью. Именно теперь, впервые за долгие годы Яся сомневается в решении, которое было принято давно и бесповоротно. Уже, казалось бы, увядшие чувства оказались многолетниками. Радость от встречи кажется незакономерной после случившегося, но приятной. Очнувшееся внутри хочется беречь и прятать; хочется записать на плёнку или спрятать во флакон, чтоб когда-нибудь потом, когда всё закончится, вспоминать с неизменной лаской. Оказывается, сердце умеет и так — без обид и яда.

— Эй, слышишь? — подруга с тихим смехом старается растормошить Ярославу, которая потеряла связь с реальностью: возможно, на лице появилась надпись «error 404 not found», но это не точно.

— М? — Яся старается не выглядеть застуканным подростком, но ощущает, как пылают щёки.

— Говорю, бери кубик и карточку, — девушка бездумно кивает и тянет руки к коробке, чувствуя кожей чужой взгляд.

      Соседи не задерживаются на обед, но взаимно приглашают встретиться вечером — уже у них. Ребята провожают новых друзей добрыми улыбками, прячут в шкатулки с воспоминаниями новые: о переливах смеха и удивительном взаимопонимании, которое образуется как по волшебству. Никто не помнит, сколько на самом деле баллов заработала та или иная команда, зато в памяти наверняка останутся объятия на прощание: как со старыми знакомыми.

Ярослава долго сидит в спальне и провожает взглядом снежинки, которые скрываются за пределами окна. Не думает и не старается отрефлексировать, просто наслаждается разросшимся внутри теплом. Поездка сюда оказалась возвращением домой во всех смыслах, и ощущение счастья распирает грудную клетку изнутри. Ярослава улыбается.

Вечерняя прогулка традиционно становится камнем преткновения для друзей: одни рвутся на склон, другие в ресторан на мастер-класс по лепке вареников, а третьи просто хотят побродить по заснеженным тропинкам, слушая тишину. Яся не включается в спор, потому что сейчас не хочется быть в компании, не хочется быть где-либо вообще — всё равно это закончится смешками невпопад и неловкими улыбками, потому что мысли слишком далеко.

Дом пустеет быстро и незаметно, давая пространство тишине и собственным размышлениям: немного отстранённым поначалу, но набирающим обороты с каждой мыслью. Ярослава никогда не сомневалась в том, что Дима был не зря, но даже не надеялась, что он может вернуться в её жизнь. Пусть маленьким путешествием, пусть ненадолго ожившей картинкой из воспоминаний — Яся не представляла его совсем в своём сегодняшнем, оставила в прошлом.

Расставание было по обыкновению болезненным, но серьёзным и взвешенным. Наверное, самый неприятный тип разрыва — это покидать человека, которого ты действительно любишь, которого готов принимать и выбирать: сегодня и завтра. Иногда обстоятельства оказываются выше чувств, и эта история не стала исключением. Яся никогда не жалела, ведь она выбрала себя, своё будущее, престижное образование, работу…

А теперь внутри покалывает от горечи утраты и болит. Не смертельно, но всё же саднит и тянет сердце потяжелевшим камнем куда-то вниз. Теперь ядовито-хищные улыбки сомнений заполоняют голову. Это хуже, чем придумывать достойный ответ через десять лет после прошедшего диалога; это поиск возможностей, в которых уже нет смысла. Ярослава утопает в горьких «а если» и «вдруг». Никакого сослагательного наклонения, конечно, ему нет места, потому что время утекло песком сквозь пальцы, и сказанные слова уже нельзя забрать обратно, спрятать поглубже и оставить при себе. Хотя сейчас — хочется отмотать назад и не произносить.

Не зная, зачем, Яся бредёт к коттеджу соседей: не то в поисках утешения, не то от скуки, чтоб не грызть себя неприятными мыслями. Дверь открывают сразу, принимают с улыбками и радостью, хотя до назначенного времени встречи ещё пара часов. Несмотря ни на что, Эмиль провожает гостью внутрь и предлагает выпивку. Яся отказывается, не желая смазывать алкоголем, возможно, последние часы Димы в её жизни. При расставании моменты, проведённые вместе, не ощущались заключительными аккордами — было слишком много дел и забот, поэтому их мало, они порой звеняще-пустые: хочется заполнить брешь и оставить себе на потом больше тепла.

Дима спускается через пару минут, сонный и растрёпанный, старается одновременно улыбнуться и зевнуть. Эмиль почти сразу после этого уходит на кухню, обещая вскоре вернуться: как фрилансер, он почти всегда должен быть на связи, пусть и в глуши. Остальные по словам парня спят — у них тихий час, как в детском саду, после дороги и заселения. Яся спокойно отпускает соседа и беззастенчиво рассматривает Диму, подмечая мелкие детали, которые изменились: украшения, длина волос. Однако взгляд остаётся по-прежнему открытым, жесты — спокойными и уверенными. Наверное, в эту пробивную уверенность однажды влюбилась Яся, чувствуя себя за пресловутой каменной стеной. Найти человека, который создаёт и буквально символизирует безопасность, это огромная удача — Яся всегда была везучей.

Молчать спокойно, даже так — находясь на соседних стульях, всё равно 

. Масленников явно недавно проснулся, измотанный ранним заселением и знакомством с обилием новых людей. Яся не настаивает на разговорах, но теперь смотрит неотрывно, не скрываясь и не стесняясь посторонних взглядов. Дима взгляды принимает, отвечает улыбками и почти незаметными касаниями ладоней. Это отзывается каким-то сухим теплом, будто прикосновения к нагретому песку на пляже, и это тоже безопасно, спокойно, по родному.

— Пойдём, — говорит парень в какой-то момент, протягивает Ясе руку. Она сплетает пальцы, гладит выученные наизусть шрамы и костяшки, к которым когда-то прижималась разомкнутыми губами.

Дима ведёт Ярославу наверх по лестнице, приоткрывает неприметную дверь. Девушка непонимающе щурится и улыбается, обернувшись на парня: ждёт пояснений. Масленников плотно закрывает дверь и садится на заправленную постель.

— У нас с ребятами есть традиция. Если мы едем куда-то вместе: отдыхать или работать, везде должно быть безопасное пространство. Полина пафосно называет это комнаткой искренности, — Дима хмыкает и взглядом приглашает Ясю сесть рядышком. Девушка скромничает и занимает небольшой уголок, но Дима усмехается и тянет Ярославу за рукав ближе к себе.

— То есть за её пределами можно врать?

— Не совсем так. Тут можно ругаться без обид, высказывать всё, что накопилось. За пределами этой комнаты можно умалчивать, но если зашёл — выкладывай.

— Хочешь поговорить, не умалчивая? — понимающе кивает Яся и садится рядом с Димой. Он без слов кивает и кусает губы в нерешительности. — Давай начнём с простого. Как твоё самочувствие, здоровье?

— Не ври, что помнишь, — внезапно огрызается Масленников, нахмурившись. Ярослава оборачивается с улыбкой немного снисходительной.

— Я до сих пор дружу с твоей мамой, о чём-то напоминает она. Но я бы помнила в любом случае, Дим.

Сложно забыть, сколько слёз было пролито в самый несладкий период их жизни. Путь был долгим и тернистым, но они проходили его вместе, и бюрократическая стена пала перед напором Диминой семьи и его самого — была и операция на сердце, и долгое восстановление.

Масленников, очевидно, изумлён: вскидывает брови и распахивает глаза, удивлённо приоткрывает рот и тут же захлопывает.

— С мамой? Зачем? Почему?

— Ты не ответил на один мой вопрос, а сам задал три. Ладно, — ухмыляется девушка и подкладывает под спину подушку, готовясь к долгим объяснениям. — Да, я общаюсь с твоей мамой. Поначалу я хотела просто знать, что ты в порядке, не тревожа тебя. Мы просто переписывались, со временем перешли на долгие звонки — уже не тебя обсуждали, а просто говорили о жизни. Потом я решила, что не хочу терять этот контакт. Она мне присылает классные рецепты, рассказывает про себя, иногда про тебя и Артёма.

— И ведь она ни слова мне не сказала. Партизанка, — хмыкает Дима и улыбается своим мыслям. — Самочувствие, кстати, в порядке.

— Я сама её попросила. Не хотела казаться сталкером.

— Ладно, баш на баш. «Ноготочки Выхино» — это я, — Дима даже заливается румянцем. Ярослава искренне смеётся, запрокинув голову.

— Ты следил за моей жизнью с фейковой страницы мастера по маникюру?

— Я выложил туда несколько фотографий каких-то ногтей, чтоб не вызывать подозрений, и в один момент мне даже написала клиентка. Говорит, запишите на четверг, — Масленников подхватывает смех, пряча лицо за ладонями.

— Нет, честно признался, что подсматриваю за бывшей. Она поржала и пожелала удачи.

— Ужасно, — заключает Яся, отсмеявшись.

— Мы ведь обоюдно договорились, что раз уж мы расходимся, то с концами.

— И оба нарушили договорённость, — Ярослава задумчиво трёт шею. Дима мягко приобнимает девушку за плечи и глубоко вдыхает запах, уткнувшись носом в её макушку. — Ты привёл меня сюда, чтобы признаться в этом грандиозном обмане?

— Я сам не знаю, о чём хотел поговорить. Хотел просто честно. Не притворяясь старыми друзьями, не утаивая обид, — Яся прячет нос в сгибе Диминой шеи, чуть развернув корпус, и улыбается.

— Всё ещё обижаешься, да?

Конечно, в этой истории есть место обидам. Обоснованным и не очень, тем, которые жгутся огнём, и почти затёртым временем, тусклым. Ярослава не чувствует этого, ей обижаться не на что — Дима любил её, Дима её отпустил, ни на чём не настаивая. Пожелал счастья на прощание и поцеловал так нежно, что воспоминание об этом прощальном поцелуе до сих пор заставляют всё внутри волнительно перевернуться. И виноватой Яся себя не чувствует тоже — она предлагала какие-то обходные пути, чтоб избежать разлуки; это было их общее решение. Тогда оно казалось правильным. Неизбежным, болезненным, но правильным. И казалось таким до сегодняшнего дня.

— За сердце своё, — хмыкает Дима, — разбитое. Если бы ты знала, сколько раз я пытался купить билеты к тебе. Каждый раз что-то шло не так: срывалась бронь, на карте заканчивались деньги, рейс отменялся…

— Так было правильно, Дим, — тихо говорит Яся, всё ещё в чужую кожу, и Масленников вздрагивает от щекотки, но не отстраняется.

— Я знаю. Знаю, малышка, — Дима кивает и прижимает Ярославу ближе к себе. Девушка задерживает дыхание, надеясь, что вместе с этим замрёт и время. — Как ты всегда умудрялась быть мудрее меня?

— Не всегда, — Яся ухмыляется.

— Согласен, ты могла тоже создать аккаунт ноготочков, а не общаться с моей мамой, — Дима коротко хихикает и приникает мелкими поцелуями к волосам Ярославы. Девушка жмурится от нежности и тоски. — Надолго ты в Москве?

Вопрос застаёт врасплох и не даёт вволю насладиться трепетностью момента. Ярослава не думала, что придётся говорить об этом, Ярослава вообще не думала наперёд. Сразу, как столкнулась со светлыми глазами, забыла о «завтра», оставив себе «сейчас». Вопрос звучит так, будто Дима размышляет о каком-то призрачном будущем, возможно, тоже хочет продлить мгновение.

— Насовсем, — признаётся Яся после недолгого молчания.

— А. Понятно, — произнесённое шёпотом слово почти тонет в тишине комнаты, но Ярослава ощущает его кожей: по шее разбегаются мурашки от чужого дыхания. Девушка прячется в объятиях и закрывает глаза, пропитываясь родным запахом. — Я думаю, Полина будет ревновать, если мы продолжим общаться 

— Значит, не продолжим, — смиренно соглашается Яся, прислушиваясь к сердцебиению Димы: сбивчивый стук явно пытается сказать что-то, но девушка не знает азбуку Морзе. — Жалеешь, что встретились? — Дима мотает головой и отстраняется, чтоб взять Ясю за подбородок и поцеловать в нос.

Было очевидно, что целибат не будет хранить никто, но сердце Ярославы неизменно занимала работа. По взглядам Полины и тому, насколько ей было дискомфортно после объятий Яси и Димы, тоже многое становится ясно. Некоторые незаживающие раны болят так, что эта боль становится неотъемлемой частью тебя. Так случилось и с потерей Димы: боль этой разлуки стала вечным незримым спутником. Ярослава умеет с ней жить, и ей всё равно сча́стливо и спокойно, даже если нельзя больше касаться и ловить взгляды. Можно довольствоваться тем, что Дима не остался забытой страницей: это пока ещё не дописанная глава.

1. сейчас: только как прежде любя

sluchaynaya

retrouvailles – «встреча после разлуки», слово используется для выражения радости, испытываемой от встречи после долгой разлуки с человеком или расставания с любыми местами.

Видеоблогеры

Команда Димы Масленникова

Дима Масленников/ОЖП

Дима Масленников/Полина Савекина

retrouvailles

Ярослава подаёт грант на обучение за рубежом втихаря, не сказав даже самым близким, потому что уверенность в положительном исходе нулевая. Когда на электронную почту приходит письмо с подтверждением, девушка ещё полдня проводит в странном подвешенном состоянии: вот так из-за одного сообщения жизнь может перевернуться с ног на голову. Это скорее волнительно, чем радостно — весь восторг меркнет под гнётом беспокойства. Неизвестно, как отреагируют родители и Дима, неизвестно, что вообще дальше. Собирать вещи, радовать семью, направлять письмо с отказом в ответ?

Отказ это, конечно, крайняя мера, на которую Яся идти не хочет. Такой шанс выпадает раз в жизни, если вообще выпадает, и было бы глупо отдавать собственную мечту в чужие руки — конкурс на грант невероятный. В странных мыслях девушка проводит остаток дня, механически занимается привычными делами: наводит порядок, готовит ужин и с час отмокает в горячей ванне, разглядывая пузырьки пены. Вода не очищает мысли, но немного успокаивает.

От Димы невозможно ничего скрыть, и странное волнение девушки тот замечает практически сразу, как возвращается домой с работы. Яся безрадостно ковыряет вилкой салат и вяло улыбается в ответ на все вопросы. Масленников старается Ярославу разговорить, предлагает посмотреть любимое кино под сырки с чаем, но Яся отмахивается и говорит, что сегодня не хочется. Это на неё не похоже совсем — обычно Ярослава всегда согласна на уютные чаепития, практически при любых обстоятельствах. Дима начинает волноваться тоже, но виду не подаёт и не давит. Пытается сформулировать какой-нибудь план, как помягче намекнуть, что он готов принять и услышать всё, но это не пригождается.

Разговорить Ясю удаётся ближе к ночи, когда темнота создаёт впечатление иллюзорной безопасности. Ярослава долго кусает пальцы и прячет взгляд, не зная, как начать, и в итоге просто протягивает парню телефон с открытым письмом от зарубежного университета. Пока глаза Димы бегают по строчкам, Яся готовится к худшему развитию событий, но Масленников улыбается всё шире и шире с каждой секундой.

— С ума сойти, малышка! Это просто невероятно! — Дима набрасывается на Ярославу с объятиями, повалив растерянную девушку на ворох декоративных подушек, и целует куда попадёт — в сомкнутые веки, ямочки на щеках, подбородок и нахмуренный лоб. — Я так тобой горжусь.

— Спасибо, — полу-вопросительно мямлит Яся, не осознавая пока собственного счастья. Она предполагала, что Дима расстроится — это ведь означает неизбежную разлуку.

— Я слышал, что в Великобритании самое лучшее образование в сфере общественных наук, — мечтательно вздыхает парень, откидываясь обратно. — Это круто. Я в шоке, но это круто.

— Но мне ведь придётся уехать… Грант на три года как минимум, — голос Ярославы затихает с каждым словом, как затухает и печальный взгляд.

Масленников приподнимается на локтях, выбираясь из подушечного плена, и вскидывает бровь. На лоб Димы падает прядь чёлки, которую Яся мягко убирает кончиками пальцев. Дима льнёт за рукой и целует девушку прямо в центр ладони, заставляя глупо хихикнуть.

— Малышка, ты заслуживаешь получить самое лучшее образование и, возможно, работу. Ты ведь не будешь отказываться просто из-за меня? Мы сможем поддерживать связь, иногда будешь прилетать ты, потом — я. Мы… мы справимся, — голос у парня уже не такой уверенный; видно, как серьёзно он задумывается над произнесённым. Ярослава понимающе хмыкает, уловив изменения в чужом голосе.

— Уверен? — Яся укладывает голову на плечо Диме и вздыхает. Тот автоматически чмокает девушку в макушку и долго молчит, размышляя.

— Нет, я не уверен, — честно признаётся Масленников после минуты гнетущей тишины. Девушка грустно изламывает губы и кивает: она тоже.

— Мы можем уехать вместе, — жалостливым голосом произносит Ярослава, глядя на замок из собственных пальцев. Дима, хмыкнув, отрицательно качает головой.

— Ты знаешь, Ясь, что держит меня здесь.

— Но я не готова к отношениям на расстоянии. Я не справлюсь, — с обжигающим жжением по щеке прокатывается первая слеза, и девушка не стыдится слёз — она знает, к чему ведёт этот разговор.

Всё закончится вот-вот, это 

. Без закрытия занавеса и оглушительных аплодисментов, без подаренных зрителями цветов — всё закончится тихо и мирно. Если не сегодня, то завтра.

— Не плачь, глупая, мы же не прощаемся уже сейчас. Иди сюда, — Дима притягивает Ясю к себе и прижимает крепко, уверенно. Ярослава отвечает на объятия и поглаживает парня, мыслями уносясь далеко от их квартирки. Куда-то в сторону Великобритании. — Я всё обдумаю, мы поговорим об этом завтра. Утро вечера мудренее, правильно?

— Угу, — Ярослава кивает и старается ладонями запомнить на ощупь каждый выступающий позвонок, заклеймить в кожу острые лопатки и клавесин рёбер.

Если это — не любовь, то любви Яся не хочет.

Губы у Димы тёплые, и каждое касание уверенное, согревающее разумным огнём. Будто стихия поддалась и стала домашним зверьком; они свои чувства приручили и защитили. Электричеству похоти не понять этого огня осознанной, ясной любви.

Однажды безумная гонка за остротой впечатлений вдруг прекращается. На первое место выходят желание оберегать и потребность в том, чтоб быть защищённой: Ярослава до Димы не верила, что так бывает. Было по-всякому: горячо, будто раскалённая лава, было быстро и ярко выстрелом пистолета, было мягко и мутно — будто во сне. И это всё не то.

Яся не думает ни о чём, когда идёт на свет чужих глаз; даже если это ловушка, даже если назавтра станет в тысячу раз больнее. Сегодня нельзя не раствориться друг в друге без сожалений.

      В машине настолько тихо, что от каждого удара особенно тяжёлых капель по стеклу приходится напуганно вздрагивать. Ярослава чувствовала себя абсолютно уверенной в принятом решении, пока не села в одну машину рядом с Димой. От Масленникова дребезжащими волнами расходится беспокойство и обида, помноженные на пронзительную тоску. Парень старается не подавать вида: храбрится изо всех сил и сохраняет приклеенной к губам ободряющую улыбку. Даже будучи в отчаянии, он поддерживает Ясю — её тянет горько расплакаться, прижаться к Диме и попросить никуда-никуда не отпускать.

Это было бы глупо, поэтому Яся молчит и сохраняет пионерскую дистанцию.

Последнее время Дима был отстранённым и вовлечённым одновременно: помогал с документами и сбором вещей, ездил к родителям Ярославы, но дома неизменно отворачивался носом к стене и отмалчивался. Берёг свою боль внутри, и 

хранила б нас беда, как мы её храним

. Девушка не требовала внимания и привычных утренних объятий, старалась отгородиться так же, как это делал Масленников. Он правильно отучал себя от Яси заблаговременно, но это не отменяет того, что и сейчас больно, особенно когда на горизонте маячит здание аэропорта.

Аэропорт — вечно взведённая воронка, которая засасывает всех безжалостно и быстро, не давясь. Здание видит встречи и разлуки, слёзы и улыбки, поцелуи и ругань. Яся не думала, что когда-либо станет очередным объектом, который аэропорт будет изучать под микроскопом подобно подопытной крысе, но её прощальные объятия состоятся здесь — выбора нет. От неизбежности наступающего на пятки по коже пробегает неприятный холодок, но на вопросительный взгляд отца девушка отмахивается: прохладно.

Холод идёт не снаружи, а изнутри, пробирает до самых костей и натягивает мышцы, будто в ожидании прыжка. Ярослава старается настроить себя на лучшее, отключить мысли и заполнить голову чем-то тёплым. Родители беспечно болтают над ухом, разряжая накалённую обстановку.

Дима хранит молчание; возможно, не находит сил и слов, но поддерживает улыбками и жестами — подаёт ладонь на лестницах, несёт тяжёлый чемодан и старается стереть из взгляда вселенскую печаль. Яся смотрит глубже и всё видит настолько отчётливо, будто смотрит в зеркало — их эмоции, пусть и разделённые на двоих, сильны настолько, что подкашиваются коленки.

Девушке страшно, будто она шагает с края в непроглядный омут: что будет дальше? Действительно ли решение переехать в поисках лучшей жизни такое уж удачное? Когда напротив Яся видит любимые глаза, сомнения прошибают током вдоль позвоночника, но отступать нельзя, не хочется, уже не получится.

Лямки рюкзака на плече напоминают, что всё происходящее — никакой не сон и не плод воспалённой фантазии. Яся на самом деле покидает всё и всех, что знала вдоль и поперёк и любила безоглядно. Понимает, что справится с жизненными трудностями, открытым остаётся вопрос: это свобода или одиночество?

Родители Ярославы всегда были достаточно понимающими, чтоб не задавать лишних вопросов и обходиться без неловких комментариев, сегодняшний день — не исключение. Мама, поиграв бровями и нарочито громко откашлявшись, зовёт отца выпить кофе, пока до посадки достаточно времени. На самом деле времени ничтожно мало, но родители прекрасно знают, что они с Ясей расстаются не навсегда. В отличие от Димы. Парень понимает всё сразу, быстро прощается с родителями и оборачивается на девушку в ожидании чего-то.

Яся срывается первой: переходит от тихих всхлипов на жалкие, задушенные рыдания, не сводя взгляда с Димы. От происходящего вечно крепкий стержень парня как будто надламывается с громким треском, уверенность испаряется так стремительно, будто её и не было вовсе — никогда. Масленников притягивает девушку к себе и обнимает крепко, убаюкивает в своих руках. Ярославе страшно совсем по-детски, будто под кроватью — невиданные монстры.

Подвергнуть сомнению всю прошлую жизнь — значит, начать сомневаться в себе и привычных устоях жизни. Яся всегда любила выходить из зоны комфорта, но бросить всю жизнь — это чересчур даже для неё. Возможно, впереди неудачи, потеря обожаемого контроля над происходящим, перемены во всём, даже в стиле одежды, потому что в университете обязательная форма.

На самом деле это всё к лучшему, это возможность реализовать потенциал; но как же мучительно больно разжимать лихорадочно дрожащие пальцы, чтоб отпустить самого родного человека в другую жизнь, уже чужую.

— Ты мне обещала, что мы будем жить своей жизнью. Без звонков и сообщений. Ясь, будет ужасно сложно, тебе и мне, но держи нос по ветру, малышка, — голос Димы тонет в окружающем шуме. — Ты справишься. И я тоже.

Ясю раздражает, что все не могут хотя бы на минутку заткнуться.

— Долгие проводы — лишние слёзы, родной. Всё будет хорошо, — Ярославе кажется, что все конечности свело болезненной судорогой от падения в ледяную воду: сделать хотя бы шаг и разомкнуть объятия не получается, мышцы будто режет острым ножом.

Дима отступает первым. Мягко целует Ярославу в солёные от слёз губы и уходит. Внутри у девушки всё взрывается столпом искр от нежности и щемящей, пробивной тоски поцелуя — непривычно горького для них. Отчаяние укрывает с головой душащим покрывалом, пока Дима уходит, ни разу не обернувшись. Ярославе становится до чёртиков страшно, будто она — брошенный посреди огромного торгового центра ребёнок; беспомощный зверёк в огромном жестоком мире. Ярославе больно.

Ярослава улыбается сквозь слёзы, гордо распрямляет спину — они действительно справятся, без сомнений. Нужно лишь дать боли время, чтоб немного утихнуть. Родители возвращаются не сразу, дают побыть наедине с собственными мыслями, и Яся благодарно улыбается обоим. Папа протягивает дочери картонную чашку, под крышечкой которой обнаруживается сангрия. Ярослава хихикает, делая первый глоток.

— Хочешь поговорить об этом? — мягко спрашивает мама, касаясь плеча девушки.

— Нет, ма. Я справлюсь, — Яся продолжает смотреть через стекло на улицу, с которой давно скрылся Дима, и улыбается. Чувствует его любовь и теперь, расставшись; красная нить, тянущаяся от мизинца к мизинцу, не обрывается.

2. тогда: вместе не встречать нам рассветы

Наутро после ужина у соседей, который едва не перетёк в завтрак, Ярослава обнаруживает себя на диванчике в гостиной — удивительно, что ей вообще хватило сил на то, чтоб добраться до соседнего домика. После выматывающих танцев и долгих разговоров впору было уснуть прямо лицом в чужой пол, как это едва не сделал Сударь, но его растолкали и отправили в спальню. Все мышцы приятно и сладко тянет; прошедшие дни были наполнены слишком неспешными прогулками, поэтому теперь любая физическая активность мгновенно даёт о себе знать. Яся звучно зевает и встаёт с диванчика, чтоб пойти умыться. Дом снова погружен в звенящую тишину, хоть солнце и высоко — из гостей она ушла одной из первых, поэтому неудивительно, что остальные по-прежнему спят. Ярославе нравится, что даже в большой компании она может побыть одна хотя бы по утрам, иначе социальная батарейка давно бы села.

На ярко-голубом небе не виднеется ни одного облачка, Ярослава как ребёнок радуется солнечному дню, пусть смотреть в окно без преувеличений больно. Блестящий снег отражает лучи солнца, и глаза режет от яркости, но отрываться не хочется. Пусть исследования трубят, что погода и настроение не связаны, Яся готова драться на мечах, чтоб доказать обратное.

Книга, взятая с собой среди кучи вещей, идёт с трудом, строчки перед глазами пляшут и играют в чехарду, солнце отвлекает — чтение приходится отложить до лучших времён и заняться прекрасным ничем. Ярослава долго вздыхает у холодильника, где нет ничего сладкого к чаю. Девушка вынуждена подняться с нагретого места и пойти по коридору с выключенным светом на ощупь в поисках одежды для похода в магазин — это уже не похоже на «ничего», это дело, и лицо Яси само по себе воплощает грустный смайлик. Пока девушка выбирает между двумя практически одинаковыми свитерами, в дверь тихонько стучат.

— Кто там? — спрашивает девушка, не обнаружив глазка на светлом дереве двери.

— Дима, — отвечает весьма бодрый голос.

Ярослава открывает дверь и, практически сразу, руки для объятий — Масленников с радостью отвечает и греет замёрзший нос о кожу девушки, ледяные ладони прижимает к её спине. Яся морщится от неприятного холода, но терпит со снисходительной ухмылкой, пока Масленников не отойдёт сам. Когда он отстраняется, девушка деловито отряхивает чужую шапку от крупных снежинок.

— Чего-то хотел или просто так пришёл? Ребята ещё спят, — в качестве подтверждения своих слов девушка отходит вглубь домика, чтоб Дима смог зайти тоже и убедиться — пусто. Масленников мотает головой и немного нервно мнёт ручки пластикового пакета.

— Да я… Блин, глупо вышло, я пошёл в магазин утром, задумался и по привычке купил твои любимые сырки. На, — парень протягивает пакет с неловкой улыбкой, в которой виднеется «

прости, я не хотел, оно само»

— С варёной сгущёнкой? — с детским восхищением спрашивает Яся и тут же вскрывает одну из упаковок. На кухне остывает чай, но возвращаться за ним неохота.

— С варёной сгущёнкой, — подтверждает Дима со вздохом. — А Поля кокосовые любит, — добавляет Масленников совсем тихо, но не даёт возможности переспросить и встряхивается. — Вечером праздник в честь дня рождения курорта, вы пойдёте?

— Конечно, — с энтузиазмом и набитым ртом отвечает Яся. Дима умилённо лыбится. — Можем вместе пойти. В смысле 

 вместе, — тут же исправляется Ярослава. — Встретимся у беседки и пойдём.

— Тогда до вечера? — с проблеском надежды в голосе спрашивает Дима. Яся мягко кивает и вновь приподнимается на носочки, чтоб обнять Масленникова. Сейчас, без взгляда Полины, можно ведь: никто не будет ревновать. Заставить себя не лезть обниматься при каждой возможности не получается, Ярослава почти не корит себя.

Каждое объятие будто подключает девушку к огромной электростанции, генерирующей радость. Приятное, нежащее тепло разливается по всему телу, до самых кончиков пальцев, вынуждая мечтательно улыбаться и вздыхать. Ярослава помнит, что несколько лет назад было так же, все болезни и невзгоды можно было лечить одними объятиями; ничего не изменилось настолько, что даже подумать страшно. Вряд ли это привычка или «мышечная память» — сердце вряд ли бы помнило всё так долго.

Ярослава думает, что могла бы запросто влюбиться в Диму заново. Несмотря на то, что сейчас их общение скорее неловкое, чем тёплое, как было прежде, он всё равно вызывает весьма определённые тёплые чувства. Становится волнительно, потому что теперь — 

; время их любви давно прошло и стало приятным воспоминанием. Просыпается Саша, и Яся отвлекается от волнующих размышлений на обычную болтовню про погоду и прошедший вечер у соседей. Снова становится спокойно, как и должно быть.

      Когда все жители горнолыжного курорта умело распределены по домикам и гостиничным номерам, невозможно даже на долю предположить, насколько их много. Теперь сотни людей муравьями стекаются к центральной площади, где установлена немного кривая сцена с вырвиглазным задником; компании Ярославы и Димы тоже подходят к этому месту и с любопытством озираются, стараясь не расцеплять цепочку из сплетённых пальцев — в таком месиве из разномастного народа ничего не стоит потеряться. По площади разбросаны палатки с напитками и едой, как на новогодней ярмарке, голос из громкоговорителя приглашает всех желающих присоединиться к празднику, яркие гирлянды мягко мерцают на фоне чёрного зимнего неба — солнце давно зашло.

Яся легко смеётся чьей-то шутке, прячет замёрзшие руки в карманы длинного утеплённого пальто и прислушивается к разговорам друзей. Происходящее почему-то напоминает ей посвящение в студенты, которое проходило с такой же кособокой сценой и нелепым гимном на фоне, и настроение было тогда аналогичное — предвкушающее, восторженное. Тогда, правда, у них в термосе вместо чая был коньячок, разделённый на всех, а теперь все эмоции совершенно  искренние.

Неподалёку прогуливается пара с золотистым ретривером, и Ярослава бросает своих друзей, чтоб броситься на собаку. Жизнь в другой стране не позволяет заводить питомцев, потому что нет никакой уверенности в послезавтрашем дне. В завтрашнем есть, а дальше — пустота и неизвестность. Теперь по возвращении в Москву Яся обещает себе задуматься над собакой, но пока на её коленях стоит передними лапами восторженный пёс и подставляет уши, чтоб почесали. Хозяева улыбаются немного устало; наверняка такую красивую собаку просят погладить сто раз в день, и это их утомляет. Ясе совсем не стыдно, потому что пёсель лижет её щёку и виляет хвостом, пока его не тянут за поводок со скомканными извинениями.

Дима держится на расстоянии, выглядит потерянным и растроенным: Ярослава с добрых полчаса борется с собой, но в итоге всё же подходит, чтоб поинтересоваться, что случилось. Масленников с ходу жалуется на внезапную простуду Поли, из-за которой та целый день не вылезала из постели и отказалась приходить на праздник. Дима говорит, что чувствует себя не в своей тарелке, но не уточняет, почему. Яся не давит и просто предлагает держаться рядышком, чтоб было спокойнее. Тихое «спасибо» утопает в первом взрыве аплодисментов и одобрительных выкриков: на сцену выходит ведущий вечера.

Ярослава понимает, что начинается настоящая зимняя вакханалия, когда ведущий объявляет первый конкурс, и все её друзья наперегонки бегут к сцене, чтоб поучаствовать. Девушка думает, что это тупо, но весело, поэтому припускает следом и взбегает по ступенькам настолько быстро, насколько вообще может человек. Ей ужасно неловко оказаться на одной сцене с пятилетками, но азарт и возможность выиграть приз побеждают. Остаётся победить её команде, потому что на одном энтузиазме далеко не уедешь.

Они предлагают дурацкие рифмы, угадывают названия фильмов по смайликам и сражаются в снежной битве — для этого организаторы даже построили настоящие укрытия и подготовили несчетные запасы снежков. Ребятам весело до хрипоты, до детского повизгивания, и Яся чувствует себя десятилетним ребёнком — тогда она ходила с бабушкой на праздник в честь Пасхи и рисовала зайца на скорость, чтоб выиграть кулич с глазурью — настоящая роскошь. Конкурсы тогда были менее масштабные, но настолько же впечатляющие, и победить хотелось не меньше. Ведущий в костюме скомороха тогда объявил дополнительный раунд и сказал нарисовать красивое яйцо, а Ясе послышалось «лицо», и она замучила несчастного парнишку вопросом: «А можно Ваше?». Он почему-то отказывался.

Когда в лёгких начинает печь от смеха и мороза, команда ребят берёт перерыв и даёт возможность остальным поучаствовать в конкурсах. Ярослава рассматривает с друзьями немногочисленные призы — купоны на следующее посещение горнолыжного курорта, брендированные термо-кружки и вязаные шарфы. Они решают подзарядиться горячим шоколадом и отстаивают долгую очередь к фургончику, где бедный продавец уже не первый час буквально зашивается. Зато даже брутальные мужчины отходят от кассы довольные, со стаканчиками, над которыми возвышаются горы зефирок.

После уничтожения сладких запасов компания, не сговариваясь, потихоньку разбредается кто куда — одни идут к выставке ледяных скульптур, другие решают вернуться в дом, а третьи просто падают мешками костей на лавочки и отказываются вставать до завтра. Ярослава изучает афишу мероприятия и подмечает, что через полчаса начнётся фейерверк — она ещё не настолько стара, чтоб пропускать всё веселье (настолько, но она никому никогда в этом не признается).

— Пойдём места занимать, там салют будет, — Дима будто читает мысли или прослеживает направление взгляда, берёт Ясю за холодную ладонь и тянет в сторону моста.

Наверняка маленький мостик с коваными перилами будет до отказа забит туристами, жадными до впечатлений, но пока там никого нет, и Дима с Ясей радостно устраиваются прямо по центру. По обледенелой речушке в свете жёлтых гирлянд катаются на коньках дети, усталые родители сидят на качелях на бережке и приглядывают за отпрысками. Ярослава наблюдает за этим всем с высоты моста и улыбается. Ощущение беспросветного счастья не покидает ни на минуту; чувство, будто здесь сбывается самая заветная мечта: зимняя сказка с яркими огнями, чужая тёплая рука в собственном карманее пальто, привкус горячего шоколада на губах и не стихающая внутри радость.

Яся смотрит на Димин профиль, когда мост заполняется зеваками, Яся смотрит Диме в глаза, когда мелькает первый яркий всполох фейерверка. Ярко-красный вырисовывает острые черты лица Масленникова, будто умелый скульптор высекает их из камня. Ярослава любуется, не в силах оторваться: ни один салют планеты не может сравниться с ясными огоньками в родных глазах. Дима улыбается, сплетая свои пальцы с пальцами девушки, улыбается до ямочек и морщинок у глаз — у Яси разрывается от нежности сердце. Сейчас Масленников такой родной и незнакомый одновременно, хочется заново изучить все его привычки, стать частью его личной Вселенной, не отпускать.

Неизвестно, кто тянется за поцелуем первым; как будто они одновременно делают полшага вперёд и встречаются губами. Ярослава едва не скулит от мягкости каждого касания, тает забытым на столе кубиком льда — пусть вокруг и мороз. По ушам бьют залпы фейерверков, но вместо них Яся слышит чужое дыхание, сбивчивое, заполошное. Дима держит лицо девушки в своих ладонях, согревая теплом, гладит кожу и спускается к укрытой шарфом шее кончиками пальцев. Яся отчаянно цепляется за чужую куртку и надеется обнаружить в своих ладонях маховик времени, чтоб целую вечность отматывать к началу этого поцелуя и проживать его вновь и вновь.

Дима отстраняется, поцеловав Ясю в кончик носа напоследок, и отчаянно жмурится спустя несколько секунд горького осознания случившегося:

— Мы, кажется, сделали большую глупость, — Ярослава не отрицает и не соглашается. Ей этот поцелуй был нужен больше воздуха, и она физически не может хотя бы заставить себя сожалеть.

— Когда расстались, — тихонько заключает Яся и пытается отойти, но скопившаяся толпа всё ещё не рассосалась — приходится жаться друг к другу и прятать глаза.

— Малышка, — по дрогнувшему голосу Димы понятно, насколько ему больно. Ярослава хочет забрать себе всю боль и растворить её в темноте этой ночи, но не может.

— Извини, — Ярослава пожимает плечами и старается хоть немного отстраниться в давке. Когда залпы стихают вместе с щелчками затворов чужих камер, толпа разбредается; девушка с облегчением вздыхает и отходит на достаточное расстояние.

Мероприятие заканчивается вручением главного приза и музыкальным выступлением, но Ярославе присутствовать на празднике жизни не особо хочется — она бредёт к домику, по пути присоединяясь к Эмилю. Тот раскрасневшийся и счастливый, показывает фотографии фейерверка с почти севшего телефона. Яся кивает невпопад и отказывается от приглашения на чай.

      В доме шумно, друзья, пришедшие раньше и взведённые всеобщим восторгом, раскладывают еду и достают бокалы. Яся старается аккуратно отмазаться, выслушивает чужие негодования и наконец заходит в свою относительно тихую комнату. Окна зашторены, и приятный полумрак разгружает голову. Когда телефон гудит первым звонком, Ярослава трёт мокрые волосы полотенцем и безучастно смотрит какое-то реалити по небольшому телевизору. На второй звонок приходится ответить, и девушка искренне надеется, что никто из друзей не решил всё-таки заставить её спуститься.

На экране неизвестный номер.

— Ясь, это Дима. Зайди к нам, пожалуйста, это важно.

У Ярославы внутри всё тихонько опускается. Ей бесконечно не хочется выяснять отношения, больше не хочется извиняться за то, за что ничуть не стыдно. Яся никогда не хотела становиться разлучницей и причиной конфликтов, но Яся всем существом с первого дня тянулась к Диме — это попросту не лечится. Так вышло, больше сказать нечего. Наспех спрятав мокрые волосы под ворот свитера, Яся покидает дом.

В домике у соседей гораздо тише, ребята наверняка устали, поэтому некоторые сидят перед телевизором в гостиной, а остальных не видно — либо спят, либо готовятся ко сну. Ярослава здоровается с теми, кого ещё не видела, и ищет взглядом Диму.

— Диман на втором, — подсказывает Сударь, не отрываясь от «Поля чудес» — потрясающий выбор для человека, который буквально вчера доказывал, что он молод духом и телом.

Пусть их дома практически одинаковые, Ярославе интересно наблюдать за тем, как организовано пространство, из-за приоткрытых дверей кое-где виднеется жуткий бардак, а кто-то будто даже покрывало не расправлял. Из «комнатки искренности» (Ясе это название тоже понравилось) доносятся всхлипы, и девушка молится всем богам, чтоб ей было не туда. Дверь приоткрывается, и оттуда выглядывает Дима.

— Заходи, — тихо говорит Масленников и буквально заталкивает Ясю внутрь, чтоб никто, видимо, ничего не подслушал и не заметил.

Ярослава спотыкается о брошенный у порога тапок и едва не пропахивает носом ковёр, но Дима её ловит и сажает на кровать напротив плачущей Полины. Если Яся раньше думала, что в её жизни было что-то неловкое, то это не идёт ни в какое сравнение с происходящим сейчас. Она не представляет, что делать, поэтому лишь вытаскивает сырые волосы из-под ворота и старается распутать пальцами. Ждёт, что Дима скажет что-нибудь первым.

— Сколько времени впустую потрачено, — всхлипывает Поля. Масленников вздыхает и устало трёт лицо руками. — Дим, выйди, а?

— Говорю, уйди, чаю хоть сделай. Минут пятнадцать без тебя проживём, — строго произносит Полина и указывает на дверь. Дима пожимает плечами и покидает комнату, озираясь на девушек. Ярославе становится ещё хуже, чем было до этого — теперь они остались наедине, и Полина с ней подерётся. Или нет, обольёт кислотой. Или обвинит во всех смертных грехах. Или, что самое ужасное, будет плакаться ей в плечо — Ярослава такое ненавидит, потому что совершенно не умеет успокаивать, тем более чужих малознакомых людей.

— Э-э, что случилось? — Яся решает начать сама, потому что Полина продолжает хныкать и явно не планирует разговаривать.

— Вы с Димой друг другу кто?

— Очень давние бывшие, — честно отвечает Ярослава, стараясь не смотреть на раскрасневшееся лицо девушки и слипшиеся от слёз ресницы. — Почему ты плачешь?

Можно сразу спросить о поцелуе с Димой, — вдруг Полина в курсе, — но если он пытался этот факт утаить, получится совсем неловко, после такого только вешаться прямо посреди этой комнаты на собственных трусах — лифчика на Ясе нет. Хотя можно и на джинсах, но их она у подружки взяла поносить, будет некрасиво.

— Да блядь, — Поля собирается, глубоко дышит и вытирает лицо, будто сама злится на себя за проявление чувств. — Ты знаешь, как он на тебя смотрит?

Это льстит, конечно — смотрит наверняка как-то по-особенному, но на глазах собственной девушки — это уже не льстит, это сериал на «Домашнем».

— Могу представить, — юлит Яся.

— Он на меня никогда, даже при знакомстве, так не смотрел. Это обидно.

— Понимаю, — это пиздёж чистой воды, если Ярослава не чувствовала себя самой лучшей и желанной в отношениях, сразу сбегала. Наверное, было бы уместно попытаться прикоснуться к Поле, но Яся эти жалкие попытки в утешение терпеть не может, аж противно.

— Ничё ты не понимаешь, — Полина шмыгает носом и остервенело скидывает с себя клетчатый плед. — Я вообще не про то. Короче, у вас сейчас что-то есть? Было? Может быть?

— Э-э-э, ну… Вы встречаетесь, поэтому нет, — дайте Оскар этой богине, лжёт и не краснеет. Полина насмешливо поднимает бровь и хмыкает.

— Ладно, тебя Боженька за пиздёж накажет, — девушка не выглядит оскорблённой и удивлённой.

— А тебя за матюки, — ответно огрызается Яся, но не обижается совсем — Бога всё равно нет.

— Короче, мне неинтересно быть «временной», я не собираюсь быть не самой лучшей и не самой любимой, — Ярослава заторможенно кивает в ответ — такое она одобряет, но пока не понимает, к чему клонит Полина. — Плакала, потому что за проёбанное время обидно. Встречаться с кем-то в двадцать шесть, чтоб просто повстречаться, это хуйня.

— Я думала тебе лет двадцать, — ляпает зачем-то Ярослава.

— Предположим, что это комплимент. Если у тебя будут возможности и желание, все дела, великодушно отдаю тебе Масленникова, счастья вам, здоровья, чтоб бесы не дёргали. В смысле я хочу с ним расстаться, но не хочу, чтоб ты думала, что ты виновата. Ты, конечно, виновата, но по-хорошему — у меня глаза открылись.

— Э-э… Ты внатуре веришь в бога? — пожелание про бесов впечатляет девушку до глубины души.

— Если бы верила, ты бы сейчас оскорбила мои чувства, — фыркает Полина. — Больше тебе нечего сказать?

— Ну, ты… Блядь, вообще нечего, — признаётся Яся. Поля смеётся — какая быстрая смена эмоций, вот кому нужен Оскар.

Дима стоит в дверях с подносом — откуда у него поднос? — с чашками и глупо хлопает глазами, видя, как Полина хохочет.

— Ты двадцать минут назад плакала, — без вопросительной интонации произносит Масленников и ставит поднос на маленький столик. Яся хмыкает и берёт чашку, почти залпом осушая — надеется, что чай какой-нибудь успокаивающий. Либо из чего-нибудь запрещённого, тогда всё произошедшее можно будет списать на изменённое состояние сознания. Иначе объяснить поведение Поли и вообще всё, что творится, не получится.

— Дим, хочешь, расстанемся? — Дима зависает окончательно и замирает на полпути к своей чашке. — Неправильно сформулировалась, вопроса быть не должно. Дим, давай расстанемся.

— Вы оба такие многословные, просто пиздец. Одного поля ягоды, что называется. Ладно, оставляю вас наедине, там «Поле чудес» ещё не кончилось, — Полина упархивает бабочкой из комнаты в тишине, только у Димы нос посвистывает.

— И что ты ей сказала?.. — оживает Масленников, наконец выпрямляясь. Чай взять не решается — так и облиться недолго. Яся оскорблённо вскидывается:

— Я? Вообще ничего! Ты сам меня позвал!

— Она плакала! — беспомощно возмущается парень. — Я думал, ей кто-то сказал из ребят после салюта.

— И решил устроить очную ставку, молодец. Поля не дура, я думаю, она и так догадалась, либо не стала сдавать информатора. Она сама всё решила, я не имею к этому отношения.

— Боишься взять на себя ответственность за уже второе моё расставание? — Дима хмыкает и откидывается на спину, пялясь в потолок.

— А чё второе-то? — не может срастить девушка, старательно хмурит брови и смотрит на распластавшегося по покрывалу Масленникова.

— Дим, иди к чёрту, — говорит Яся с улыбкой и плюхается тоже. — Я правда ничего не говорила, фразы две только родила за весь разговор.

— Не в твоём стиле, согласен. Оправдана, — Масленников уже откровенно смеётся, и Ярослава хочет надуться, но от пережитого стресса тоже заливается смехом. — И что теперь? — спрашивает Дима спустя несколько минут.

Ярослава противится мыслям, которые тут же заполняют голову, и отрицает то, что это какой-то метафоричный «зелёный свет» — всё происходящее слишком неправильно, неестественно, стремительно. И хочется, и колется, как говорится, и матушка не велит.

— В душе не ебу, — отвечает Яся. Дима тянется обнять девушку, но она отстраняется с недовольным пыхтением. — Отстань.

— Пару часов назад ты была сговорчивее, — бурчит Масленников, но понятливо отодвигается и кладёт между ними рулет из пледа. Ярослава оставляет реплику без комментариев, но запоминает для записнушки обид. — Ладно, иди тогда к себе. Завтра поговорим на эту тему.

Яся не спорит и через пять минут уже открывает дверь в свой домик, чтоб с пустой головой нырнуть в шумный ужин под вино — вот теперь оно необходимо.

3. сейчас: слёзы девочки твоей

Отношения в самом их расцвете — это всегда сказка с шоколадом в карамели, посыпанным сахаром: всё идёт до того сладко, что аж противно и жопка слипается. У Димы с Ясей долгий конфетно-букетный период, они не могут отлипнуть друг от друга с поцелуями и объятиями, потому что до этого боялись подступиться, а теперь, что называется, дорвались. История затягивается, сохраняется даже после того, как пара съезжается; однако всякой сказке приходит конец. И Шарль Перро никогда не рассказывал на последних страницах, что прекрасный принц может ставить в холодильник пустую сковородку, чтоб не мыть, и в крысу накрывать крышечкой, а принцесса может угробить любимый фикус принца, потому что ей лень его поливать.

retrouvailles

Содержание

1. сейчас: только как прежде любя

2. тогда: вместе не встречать нам рассветы

3. сейчас: слёзы девочки твоей

4. тогда: я злой человек, я твой человек

5. сейчас: так надо

6. тогда: наши пути не выходили за рамки танцев

7. сейчас: пой мне ещё

эпилог. иначе всё это зря

Комментарии (0)