У Итадори больше никого кроме Сукуны нет.

Все, кого она могла назвать семьёй, все, кого она любила, все, кому она посвятила жизнь, оставили в её сердце глубокий ожог. Всё, что она любила раньше — больше не имело смысла.

Надо было слушать. Надо было смотреть.

Надо было подчиниться. Послушай она Сукуна, отдай она ему тело — это было бы не так больно. Послушай она Сукуну, не привяжись к другим шаманам — это было бы не так больно.

И ни у кого бы не было проблем.

Внутри неё Сукуна. Он ощущается как что-то опасное, что-то давящее, что-то, от чего в груди всегда пылает адское пламя и то, от чего несёт гарью преисподней. Словно все кошмары выбрались из-под земли и обрели голос.

От таких подарков Юджи обычно пряталась под одеяло. Закутывалась так глубоко, как только могла, не смея вглядываться в чернильную тьму ночи, всхлипывала и звала дедушку.

Сукуна — это не просто ночной кошмар. Это обретший реальное воплощение ужас, что испортил и отравил ей жизнь, 

а ещё дважды воскресил.

Это могло бы быть мило. Это могло бы быть чудесно. Он мог бы о ней заботится…

Но Итадори знала. Сукуна любит только себя. Только о себе и заботится.

Но у Итадори никого кроме Сукуны нет. Больше нет.

Всё, что она делает после очередного хренового подарка Сукуны — жизнь на удивление штука поганая, — так это ворует себе одежду. Щеголять голой жопой по улицам — не лучшая идея. Это понимала даже она.

Одежда не сидит. Чужая одежда, стащенная у какой-то домохозяйки, ей явно не по размеру. Больше подходит для крупного в габаритах мужика.

Ей приходится подвязывать одежду, завязывать лишние узлы, заправлять слишком большую рубашку в слишком большие штаны и делать вид, что у неё всё точно в полном порядке. Наверное, отсутствие хоть какой-то обуви на ногах не слишком помогает этому, но Итадори всё равно.

Хранители правопорядка до неё не докапываются. У людей полно своих проблем, а какая-то оборванка их не слишком интересует.

Оставаться здесь, в Токио — идея отвратительная. Токио заселено магами, — самыми ублюдочными ублюдками, наполненными ублюдочностью — которые считают её мертвой, а ещё проклятьями, что удивительно честны в своей ненависти к людям и в жажде их всех сожрать. Сейчас второе Юджи импонирует больше.

Ложь во благо — одна из худших форм лжи.

Зачем? Зачем было давать надежду, если она должна умереть?

… Ах, ну да. Сукуна в ней должен бесследно исчезнуть, умереть. И тогда мир будет спасён. Точно, как она могла об этом забыть.

Итадори просто окончательно понимает — в ней никогда не видели человека, сколько бы не общались. Для всех посвященных она просто вместилище древнего зла, избавиться от которого не смогли даже после его смерти. Просто удачно подошедшая для этой цели девчонка, избавиться от которой проще, чем от Сукуны.

Наверное, он об этом знал. Ну он точно умнее самой Юджи.

Юджи отряхивается и придирчиво рассматривает себя в выкинутом, треснутом зеркале. Не так уж и плохо, как думалось.

Только в пустых золотистых глазах то и дело пробегают алые искры скуки и безумия, не её искры. Глаза Юджи — это глаза дохлой рыбы, такие же пустые, некрасивые и стеклянные, но в них бегают алые искры чужой жизни, 

прохожих это пугает больше всего.

Сукуна обычно не вмешивается. Лишь иногда на щеке появляется рот или открывается вторая пара глаз — шрамы под её собственными глазами выглядят на удивление эстетично, — чтобы осмотреть мир вокруг, не полагаясь на обзор Юджи. Скучно ли ему, одиноко ли ему, но он изучает этот мир, оторвавшись от опостылевших и ненавистных магов.

Он этого хотел? Хотел жить без магов?

Юджи всё равно на самом деле. Внутри неё адское пламя Сукуны и бездна собственных эмоций, куда рухнули все надежды, мечты и привязанности, с концами обрываясь. Чужие эмоции не позволяли ей кануть в лету, цепляясь обломанными ногтями хоть за что-то, чужие эмоции заставляли её вперед.

Юджи усмехается. Усмешка пустая, кривая, как будто печальный клоун старается показаться счастливым, хотя внутри он глубоко опустошен.

Юджи почти смешно, но смеха, почему-то, не выходит. Наверное, потому что ей всё равно.

Она не останется в Токио, кишащим магами.

Юджи Токио покидает. Вот так, пешком, без еды, воды и денег.

И о, надеется на себя она не может. Юджи слаба, Юджи на деле бесполезна, Юджи забыла, что она не может быть обычным человеком. Юджи за свою глупость заплатила.

Юджи надеется на себя не может.

У Юджи никого кроме Сукуны и не было.

Никого, кроме

Queen Lis

А Юджи смешно-смешно-смешно. А Юджи больно-больно-больно.

Сукуна — последний маяк в этом мире, удерживающий от падения за грань. Что-то, за что Юджи готова цепляться до последнего, ведь без него внутри станет пусто-пусто-пусто.

Jujutsu Kaisen

Тоджи Фушигуро

Сукуна Рёмен

fem!Юджи Итадори

Кэндзяку

Семья

Сукуна никогда не забывает ей напомнить, что она глупая, но это, пожалуй, самое мягкое из его замечаний, которое коснулось её ушей. Сукуна никогда не забывает напомнить, что она никто, что у неё нет места в этом мире.

Юджи улыбается пустой улыбкой и пожимает плечами.

Бездна внутри живёт ровно под рёбрами и туда падают все эмоции, на которые способен Сукуна. Её эмоции как будто существуют за пределами этой вселенной, но если бы они были, если бы сердце не было так обожжено, Юджи уверена — она бы горела, плавилась в пламени обиды, горечи и боли. Она бы перегорела, стала пеплом.

Она бы горела до тех пор, пока та самая «душа» не сгорела, пока внутренности не расплавились, пока она не сдалась бы. Но внутри неё бездна. И в эту бездну падают все оскорбления и старания Сукуны, туда же падают его советы.

В бездну падает всё и ничего от туда не возвращается.

— Какая же ты идиотка. — Он даже закатил глаз.

Юджи купила зеркало специально, чтобы смотреть на удивительные метаморфозы на своём лице. Надо сказать, что Сукуна и не пытался скрывать свои эмоции, он во всю использовал её лицо и можно было насладиться подвижной мимикой древнего зла. Скрывать эмоции — скучно. И глупо.

И Юджи тоже скучная и глупая.

Сукуна терпеть не мог скуку. Но Юджи терпеть приходилось.

У Юджи никаких проблем со скоростью и выносливостью нет. Она без каких-либо проблем пересекает расстояние от Токио до Синдзюку, под аккомпанемент язвительных комментариев древнего зла. Ей было бы почти весело, но эмоции для неё вещь непозволительной роскоши и невыносимой боли.

Юджи научилась воровать. Ничего сложного для «бывшего» мага и для человека, который превышает любые физические данные человека. Ничего сложного для человека, который умирал два раза.

Научиться водить — дело другое. Учить её некому, взять транспорт не от куда. Взламывать машины и мотоциклы она, к своему сожалению, не умеет. За украденное её совесть не мучала, та сгнила в пустотах бездны, словно её никогда и не было. Совестью даже и не воняет. Такому событию грех не порадоваться.

Да какие моральные ценности, когда тебя выкинули как использованную куклу, благо, хоть какую-никакую могилу сделали? Юджи уж точно не ожидала последние мгновения своей второй жизни увидеть на лицах близких отвращения и презрение.

Бедняжки, были вынуждены общаться с сосудом Сукуны. Психологическая травма на всю жизнь.

Юджи фыркает и тянется. Кости хрустят, но никаких следов прошлой деятельности. Все шрамы на девичьем теле исчезли, кости ни капли не болели, словно не их дробили в пыль, словно не их ломали. Физическая боль впервые не преследовала Юджи.

Какая бы медицина у магов не была, какой бы талантливой не была Сёко, но всю боль и все раны она убрать не могла. Боль — это обычное состояние магов. Раны по долгому затягивали, кости ломались и трещали от нагрузок. Боль — это обычная жизнь магов. А Юджи впервые не преследует эти ноющие и режущие ощущения.

Боль покинула её, когда она «перестала быть магом».

Она по прежнему использует проклятую энергию, по прежнему всё видит и по прежнему встречает проклятья. Те ползут за ней, за Сукуной и ведут охоту за концентратором чистого, неограниченного ни в чём зла… Кроме Юджи. Единственный ограничитель зла — глупая девчонка с выжженной внутри пустой бездной.

Юджи уверена — Сукуну это бесит.

Она поправляет лямки украденного рюкзака и ухмыляется. Она не видит смысла выпускать Сукуну или отпускать его, ведь тогда у неё никого не останется. Всё что у неё есть — искренне ненавидящий её и всех остальных Король Проклятий, что ждёт свободы уже долгую тысячу лет.

Вернее, ждут частицы его души. А сам Сукуна пробудился не так уж и давно по сравнению с десятком веков.

Их положение — темница для обоих. Юджи больше не на кого положиться, кроме Сукуны, а у Сукуны больше нет других сосудов. Они были в ловушке друг друга.

Сукуна исходит пылающей ненавистью.

— Идиотка. — Припечатывает Сукуна, смотря прямо в зеркало.

— Это я уже слышала. — Позитивно хмыкает Юджи, но никаких положительных эмоций в ней нет. Их просто нет.

— А мне и придумать нечего. Я правду сказала. — Сукуна оскалился.

Зубы его острые, такими пальцы откусить легко. Юджи не по наслышке знала, как сильно и больно он может укусить. Единственная разница — оторвать ей палец он не желал, в отличии от других неудачливых магов.

Юджи определённо глупая. Хотя бы потому что цепляется за Короля Проклятий.

Глупая

— Малышка, — Он смотрит почти насмешливо.

Юджи шипит и поправляет кепку. Для японки она была удивительно высокой, а пустой взгляд явно отбивал последние сомнения в возрасте Итадори. Но этот мужчина — воспоминания яркими болезненными вспышками выжигают сечатку глаза — всё равно её так звал. Почти раздражало. Юджи даже скрежетнула зубами.

— Я не ребёнок. — Она пожимает плечами.

Мужчина был чертовски похож на Мегуми. Разгорающееся пламя боли в обоженном сердце успокаивает лишь одно — значительные различия в них. Мегуми — человек-кирпич. Вечно холодный с виду человек. Этот же так просто усмехается, смотрит с тёплой насмешкой.

И на Сукуну он тоже не похож.

— Ты на десяток лет младше меня. — Он хмыкает.

Это точно не мог быть Мегуми. Нет, он был спокойным, но лицо его оставалось подвижным. Шрам на губе и прическа тоже не были похожи.

Юджи делает вдох и выдох.

Это не Мегуми. От этой мысли пламя боли затухает, словно его никогда и не было и сердце восстанавливает привычное сердцебиение. Всю память нужно было оставить в прошлом, ничего кроме проблем это не принесёт. Будет лишь одним из рычагов давления для Сукуны, в попытках выбраться в реальный мир.

— И это делает меня малышкой?

Убойная логика, не поспоришь даже.

Они приглядываются друг к другу. Общаются, засматривают друг к другу в глаза и хмыкают синхронно. В глазах друг друга они видят то самое горькое разочарование миром магов, что опустошило чашу их жизни. Им обоим знакома эта боль непринятия и этот гнев, когда от тебя отказываются 

— Ты сосуд Сукуны? — Полуутвердительно спрашивает он.

Юджи согласно кивает и на её щеке вновь образовывается рот. Эти метаморфозы Юджи даже нравились, общаться ей до недавнего времени было не с кем, а так хоть кто-то над ухом говорит. Да, ей определенно не хватало немного музыки и телефона, дабы разбавить свои пешие путешествия.

— Идиотка. Опять сдохнешь — воскрешать не буду. — Сколько злости он вложил в свои слова.

Обязательно воскресит, куда он денется? Он может сказать всё что угодно, но потом из кожи вон вылезти, чтобы выжить. Сукуна чем-то напоминал напыщенного павлина, вроде красивый, гордый, а из клюва всегда вылетает всякая мерзкая хуйня.

— Меня зовут Фушигуро Тодзи. — Так просто представляется, как будто они ещё не выросли из подгузников и знакомятся на детской площадке.

Юджи вздрагивает на его фамилии и кусает себя за щеку изнутри.

Мне не больно. Мне не больно. Не больно!

— Убийца магов. — Информирует её Сукуна.

Откуда такую информацию знает Сукуна, она спрашивать не стала. Он бы всё равно ей не ответил на вопрос, да и узнать эту информацию он по разному. Может, просто подслушал или прочитал что-то, на что сама Юджи внимание не обратила.

Юджи себя знает. Если бы не Сукуна — у неё в голове было бы совсем пусто. Не хватает только перекати поля.

Тодзи махает рукой и приглашает её в ближайшую забегаловку. Юджи усмехается и понимает, что Сукуна такую еду никогда не видел и попробовать не мог. За то время что они делят одно тело — Юджи ни разу не ела Фаст-фуд.

Однажды, возможно, она поделится своим телом и он сможет попробовать такое изобретение людей на вкус. Но сейчас он будет только смотреть.

Фушигуро Мегуми — человек-кирпич, убежденный, что он обязательно должен выжить. Фушигуро Тодзи — разбитый жизнью человек, в глазах которого таится и боль, и вина

Он такой же как и Юджи. Они захлебнулись в своём разочаровании, утонули в нём и опустошили себя. Был ли способен Тодзи на эмоции? Или он как и Юджи, загнал их подальше?

Ей не известно о чём думал этот человек.

Зато она знала, что Тодзи её не оттолкнёт. Её не пугали риски, она не боялась смерти и она же разочаровалась в магах также, как и он.

Сосуд Сукуны, которую использовали как куклу и выбросили, и убийца магов, отвергнутый собственным кланом и такой же выброшенный — опасная парочка, стоящая друг друга.

Вернее их не двое. Трое.

Сукуна довольно скалился, предвкушая веселье.

Фушигуро Тодзи

Терри Пратчетт. Мрачный Жнец.

У Итадори внутри бездна.

В этой бездне пропадает всё, но в данный момент свой путь совершает острая курица в хрустящей панировке. Еда падает сквозь острые колья рёбер, скрываясь там, куда упала сама Итадори.

Итадори устало вздыхает, откидываясь на стуле и вытягивает ноги под столом.

Ему некогда возиться с сосудом Сукуны. Но Итадори вовсе не обижается. Ком обиды, что пытался подняться вверх, к горлу, пропал в пустоте, так и не преодолев даже половины пути. Итадори не чувствует ничего.

Она свела пальцы вместе.

— Су-кун, хочешь попробовать фаст фуд?

Пока Тодзи выполнял в этом городе работу, Итадори поправляя кепку на своих неровно стриженных волосах, занимая место в забегаловке. Скука уже показала свои острые зубы, чуя уязвимую добычу.

Сукуна злится. Его ярость стремительным потоком заполняет кровеносные сосуды адским пламенем, заставляя её невольно усмехнуться. С пустыми стекляшками глаз, мешками и шрамами под глазами — это выглядело жутко.

А может дело в проклятой энергии, что переполняет её тело?

«Су-кун» звучит почти как «Сукуна». Но он четко ощущает приставку и сокращение, явно мечтая разорвать её тушку на несколько частей. Это почти смешно.

— Нахуй пошла, засранка, — Рычит король проклятий.

— Звучит как приглашение! — Она хихикает.

На женском теле расцветают чёрные линии шёлка, оттеняя и без того ужасно бледную, тонкую кожу. Глаза наливаются плачущим, ярко алым светом, пока под ними раскрываются шрамы. Две пары алых глаз впились в еду на подносе…

Он не ел человеческую еду целую тысячу лет… И насладиться благами жизни ему не позволяла девчонка, в которой от бабы — одно название и сиськи.

Но теперь белобрысого нет в поле зрения.

Он делает первый укус…

Отвратительно пухлые губы (такие он хотел целовать, а не иметь), растянулись в довольной ухмылке.

— Насколько полезными же бывают люди.

Он доволен. Доволен, что времена изменились и его наскучившая эра давно стёрла о себе следы. Новый мир — новое веселье. Новые поводы удовлетворить себя.

Они меняются быстро. Вспышка ярости тонет в абсолютном безразличии девчонки

— Я сказала только попробовать! — буднично щебечет она.

 не заметили. Ни как у девчонки внезапно появились и также внезапно исчезли чёрные линии на теле, ни как у неё глаза налились чистым, алым светом. Абсолютно ни-че-го.

Она бы засмеялась, если бы могла. Обязательно засмеялась.

— Ты на куклу похожа, засранка.

Она медленно моргает, ощущая, как на щеке двигается чужой рот. Сейчас это даже кажется приятным.

— Что? Тогда приглашение на твой хуй отменяется? — и даром, что его пока нет. — Хотя прыгать на мифическом члене старого деда как-то не очень.

Она, наконец, умолкает, переводя взгляд на свои обгрызанные ногти. Следить за ними никогда особого желания не было, а сейчас ему даже появиться неоткуда. Всё, что у неё есть — это Сукуна Рёмен, у которого нет тела, и Фушигуро Тодзи — ебанутый убийца магов, что вертел мир чародеев на хую.

Смысла следить за собой нет. Она лучше лишний раз сдерет с себя кожу — это повеселее будет.

Сукуна в этом согласен. Он всегда за, когда дело доходит до экзекуции.

Отсюда её забирает Тодзи.

Итадори недовольно поправляет кепку.

Фастфуд и Сукуна

— Можешь звать меня мамой, — мило улыбается мужчина.

Юджи сейчас вообще ничего не чувствует.

Она проводит пальцами по нижнему веку, словно смахивая несуществующую слезу от трогательного воссоединения и смотрит на него кукольно-пустыми глазами.

— Мама, ты такая красивая… — вздыхает Юджи, прикладывая ладонь к груди. — Жаль, что меня сдали в дет.дом.

Кэндзяку смеётся от души.

В голове у неё смеётся демон, — или бог, тут как посмотреть, — а вот самой Юджи совсем не смешно. Нет, ей вообще никак.

Абсолютно в-с-ё р-а-в-н-о.

Смех Сукуны стихает, переходя в пекущее раздражение.

Всё лучше, чем давиться болью или глотать более ненужные воспоминания, оставившие лишь горький осадок.

Но Сукуна бесится от пришедшей к Юджи апатии, сквозь толстый слой которой перестают проникать какие-либо эмоции, принадлежащие лично ей. Сейчас она ощущает только его чувства, которыми он, кстати, щедро делится.

— Кстати… — она щёлкнула пальцами. — Странная мама, непонятная. Мам, а мам! Почему у тебя член?

Не то, чтобы ей действительно было интересно.

В конце концов она ждёт возвращения 

, который должен был принести что-то 

. Наверняка что-то, что могло бы понравиться Сукуне, да.

— Ах, ты ещё маленькая для таких слов, — улыбается Кэндзяку нежно-нежно, приторно-сладко.

Треплет её неровно остриженные волосы, словно ему не было плевать. Словно он действительно был её матерью, которая встречала дочь из школы и каждый день спрашивала: «как дела?».

От этого сахара зубы у Юджи скрипят.

— Мам, а почему ты мужик?

— Что б ты спросила, — он развёл руками.

— Я буду не против, если ты уйдёшь за хлебом ещё лет на… Навсегда, к примеру.

Общение с матерью определённо в планы Юджи не входило… Зато входило в планы Сукуны.

Ссылка на исходную публикацию - https://ficbook.net/readfic/10613727

Семья

Содержание

Никого, кроме

Глупая

Фушигуро Тодзи

Фастфуд и Сукуна

Мама

Комментарии (0)