Сестра была приемной, но они поклялись заботиться друг о друге, несмотря ни на что, так что они были как родные. Семья, которую ты выбрал, иногда стоила больше, чем та, которую тебе дали.

Не то чтобы Жон знал, никогда их не встречал, но в приюте его выбрали исключительно для того, чтобы он усердно трудился в Стеклянном Единороге, и потому что приемная мать и жестокие сестры считали, что он «вырастет симпатичным и станет привлекательным для покупателей».

Тогда он еще не знал, что это значит.

Синдер уже работала там — предвестие того, какой должна была стать его жизнь, — и они вдвоем быстро поняли, что остались одни в семье, которой не было до них никакого дела. Две горошины в стручке.

Поначалу Синдер так не считала. Он был чужаком, тем, кому нельзя доверять, и кто мог причинить ей боль, как и все остальные. И только когда Жон по ошибке пролил немного сока на новое платье матроны, все изменилось. Его безжалостно избили ниже шеи, чтобы не было видно, и он побежал к единственному человеку, который не придирался к нему, чтобы поплакаться об этом.

То, что сопливый младший брат плачет на тебя, Синдер не нравилось и было непонятным, но она не отталкивала его, потому что его рыдания не давали покоя матроне и ее истиннорожденным дочерям. Они считали это отвратительным и поэтому оставляли Синдер разбираться с ним, добавляя заботу о Жоне к и без того огромному списку обязанностей Синдер.

Какое-то время она обижалась на него за это, но потом поняла, какую уникальную возможность она получила. Заставляя работу казаться тяжелее, чем она есть, она могла выкраивать время для отдыха под видом «заботы о Жоне». Вскоре он стал для нее живым щитом от более суровых обязанностей, и с этого момента в ней постепенно зародилась эгоистичная привязанность, особенно когда она приучила его вести себя так, будто он нуждается в большем уходе, чтобы выиграть больше свободного времени.

Он не был любим ею, но был полезен, чтобы выкраивать время у матроны и ее дочерей. Он служил определенной цели. Он был инструментом, возможно, даже первым ее инструментом, и таким образом он стал чем-то особенным. Чем-то, что нужно ревностно охранять и беречь от других.

Настоящая привязанность пришла только тогда, когда Жон полностью запечатлел ее в своем детском сознании, поняв, что она единственная, кому не все равно — даже если в тот момент ей было абсолютно все равно. Ее безразличие было все же лучше, чем активная жестокость всех остальных, и он по-детски решил, что она его любит.

Жон тут же решил, что любит ее в ответ, и стал ходить за ней по пятам, делать все, что она просит, и стараться произвести на нее впечатление. Он делал все, что хотела Синдер, и старался изо всех сил, чтобы она от него не избавилась.

При этом он становился еще более полезным для нее, еще менее обременительным, и Синдер постепенно и подсознательно смягчалась рядом с ним. Он был полезен, послушен, заботился о ней и даже делился с ней вещами. Более того, он слушал и восхищался ею. Даже поклонялся ей. Для молодой девушки, у которой ничего не было и которая жаждала всего, это было нечто редкое и особенное.

Так, Синдер, сама не понимая, что делает, решила, что Жон принадлежит ей. Он был ее, и она сказала ему об этом однажды, когда излагала условия их родственных отношений. Он должен принадлежать ей, быть ее братом (только ее, ничьим другим) и делать все, что она скажет, а она в свою очередь будет заботиться о нем. Синдер требовала от него абсолютного послушания с той уверенностью, с какой ребенок требует от родителей купить ему то, что он хочет.

И Жон бросился в ее объятия и заявил, о своей любви к ней.

Он был скорее инструментом, чем братом.

Но с годами, он стал становиться еще более лучшим инструментом, потом ценным инструментом, потом полезным приспешником, а потом и бесценным активом. Когда Синдер вошла в Санктум, он стал ее учеником. Тот, кого она учила после школы, передавая ему уроки своих учителей и Роудса.

Потому что, по ее словам, «если ты хочешь быть мне полезен, ты должен уметь сражаться. Не разочаровывай меня!»

Три простых слова. Не разочаруй Синдер.

Они испугали его больше, чем он сам понимал. Что еще ему оставалось делать, кроме как изнурять свое молодое и изможденное до предела тело? Он сражался с ней, как одержимый мальчишка, в спаррингах и изнурял себя тренировками, борясь за каждый клочок комплимента и каждое положительное замечание от сестры, которую он обожал. Синдер была для него всем, и, медленно и неохотно, он тоже стал чем-то для нее.

От полезного к ценному, от ценного к бесценному, от удобного к комфортному. Из человека, которого она воспринимала как инструмент, он превратился в того, кому она доверяла, кто прикроет ее, когда она прогуляет работу по дому, а позже расскажет обо всем, чего она захочет. Кого-то, с кем можно поделиться идеями, того, кто одобрит, того, кто будет ловить каждое ее слово, того, кто бы поверил в ее способность достичь своих желаний.

И желания эти были довольно мрачными.

— Сила — это все, — сказала она ему, и Жон — на тот момент ему было тринадцать, а ей пятнадцать — без вопросов качнул головой вверх-вниз. — Мы без власти, Жон, а значит, не можем определять свои судьбы!

— Например, как богатым людям все сходит с рук или как большие мальчики издеваются над маленькими?

Синдер радовалась, когда он понимал. А он понимал, потому что вместе с ней находился в самом низу лестницы. Над ними постоянно издевались истинные дочери их приемной матери. Трудно было не понять этого, хотя Жон не столько заботился о власти, сколько о том, чтобы удержать любимую старшую сестренку.

— Вот почему я должна быть могущественной. И поэтому ты должен мне помочь — потому что я использую эту силу, чтобы никто больше не причинил нам вреда!

Амбициозная, страстная, решительная.

Жону оставалось только восхищаться стремлением сестры.

— Что мне нужно сделать? — спросил он.

— Мне нужно знать, со мной ли ты, младший брат. Мне нужно знать, пойдешь ли ты за мной, несмотря ни на что!

— Конечно, пойду. Я люблю тебя.

— Любовь может измени…

Жон покачал головой. — Моя — нет. Никогда. Ты моя старшая сестренка. Я останусь с тобой навсегда.

— Ммм. — Синдер удовлетворенно проурчала. Собственнически. — И ты мой брат. 

 Ты принадлежишь мне. Всегда помни об этом!

Жон был не настолько глуп, чтобы не понять, что ее слова — это плохой знак. Это точно были красные флаги. И то, что его сердце заколотилось, когда она это сказала, тоже было красным флагом. Никому и никогда он не был нужен. Но Синдер он был нужен. Синдер нуждалась в нем и злилась, когда кто-то с ним разговаривал.

Для нежеланного ребенка это чувство собственничества было самым близким к любви.

— Я твой, — пообещал он. — Я всегда буду твоим младшим братом.

— Тогда вот что мне нужно, чтобы ты сделал…

Оглядываясь назад, он, вероятно, должен был сделать что-то, чтобы остановить ее.

Почему, он не знал. Жон ненавидел матрону так же сильно, как и она, и не пролил ни слезинки по ее дочерям — его приемным сестрам, — которые тоже погибли в огне. А они точно погибли в огне.

Определенно. Это была история, которую он унесет с собой в могилу, и которую он рассказывал полиции и охотникам, плача в грудь своей сестры.

Слезы были настоящими, даже если их причина не совпадала с тем, во что верили власти.

Он плакал не о своей погибшей второй семье, а о том, что Синдер пришлось совершить нечто столь злое, чтобы спасти их. Именно в этот момент, не когда Синдер убила, а когда она так слабо отреагировала на это, Жон понял, что его сестра — плохой человек.

Синдер Фолл была ужасной, социопатической, собственнической, жестокой и, возможно, откровенно злой.

Но это не имело значения, потому что она была его сестрой.

Жон улыбнулся, когда закрылась дверь и раздалось знакомое, «Я дома!» от Синдер.

— С возвращением, — ответил он, зная, что она расстроится, если он этого не сделает.

Синдер надулась, ведя себя так, словно все это было для его блага, хотя он знал, что она хочет знать, что он здесь. Один раз, когда он не ответил, уйдя за продуктами, она прижала его к стене и потребовала узнать, где он был, по возвращении. В ее глазах читалось безумие.

Различные фрукты и овощи, рассыпавшиеся по полу, ответили на это и немного смутили ее, но она все равно сказала ему, что он должен оставить записку или написать ей, прежде чем куда-то идти. Чтобы она не подумала, что он замышляет недоброе.

Его старшая сестра была немного помешана на контроле.

Ну… сказать «немного» было преуменьшением. Синдер была помешана на контроле и ненавидела, когда случалось то, что она не планировала. Это был один из многих недостатков ее характера, с которым Жону приходилось мириться.

— Я готовлю твое любимое блюдо, — сказал он, показывая ей сковороду. Там бурлило острое карри. — Очень острое.

— Ммм. — Подбородок Синдер уперся в его плечо, когда она заглянула туда. — Не могу дождаться.

— Ты можешь накрыть на стол?

Синдер закатила глаза, но все же пошла и сделала это. Они обналичили наследство, очень, очень неохотно оформленное на их имена. Их даже не было в завещаниях, настолько они были ненавистны. Матрона оставила их ни с чем.

К счастью, судья решил, что это крайний случай, и сказал, что им нужна поддержка, поэтому некоторые пожелания покойной были отменены. В качестве оправдания было сказано, что матрона, вероятно, просто забыла обновить свое завещание, чтобы включить их в него. В конце концов, она их приютила, так что, очевидно, любила их и обязательно включила бы в завещание, если бы у нее была такая возможность.

В старшем возрасте, будучи подростками, они смогли купить себе жилье на страховые деньги от потери единорога и чувствовали себя вполне комфортно. Жон взял на себя готовку, уборку, стирку одежды, покупку продуктов и присмотр за домом, а Синдер занималась…

Ну, Синдер была занята работой над «накоплением силы», она присматривала за ним, защищала его и становилась все сильнее — плюс она учила его всему, чему научилась в Санктуме. Это уравновешивало чашу весов.

Кроме того, ему нравилось заботиться о ней. Синдер столько раз защищала и утешала его, что ему было приятно видеть, как озаряется ее лицо, когда он готовит для нее еду. Ему было приятно видеть, как она расслабляется и отдыхает, ведь это случалось с ней так редко. Она всегда что-то затевала.

Не все из этого было законным или морально правильным.

Очень мало, на самом деле.

Но все это должно было как-то улучшить их жизнь, в этом никогда не было сомнений. Каждое умение, которому она училась, она передавала ему, и каждым полученным преимуществом она немедленно делилась с ним.

— …чтобы ты мог лучше служить мне, — всегда говорила она.

И все же иногда она учила его только для того, чтобы он мог защитить себя. Хотя, если бы он спросил, она непременно сказала бы что-нибудь о том, что он будет бесполезен для нее мертвым и что она просто защищает свои инвестиции.

— Я нашла того, кто наделит нас невероятной силой, — сказала она ему, когда они ужинали. — Она, возможно, самая могущественная из всех, кого я когда-либо встречала.

— Как ты с ней познакомилась?

— Оказывается, Директор Хейвена тайно является одним из ее агентов.

— Тот самый Леонардо? Ты всегда говорила, что он выглядит слишком кротким для своей работы.

— Да. — Синдер оживилась, довольная тем, что он вспомнил, и еще больше довольная тем, что он напомнил ей, что она снова оказалась права. — Хмхмхм. Не хочу говорить, что я же говорила, но, тем не менее, я же говорила.

Жон улыбнулся. Синдер непременно хотелось сказать: «Я же говорила», и она использовала для этого любую возможность.

— Ты как всегда потрясающая, сестренка.

— Хмм. Так и есть. Нет, подожди, не отвлекай меня. В общем, выяснилось, что он узнал о нашем маленьком 

 со Стеклянным Единорогом и передал этой женщине, и она хочет нас завербовать. Меня, — добавила она, — Но я дала понять, что мы — комплексная сделка, и она согласилась взять и тебя.

Разумеется, не спрашивая его.

Синдер хотела как лучше, но могла быть забывчивой, когда ей это было выгодно. А ей часто было выгодно «забыть» спросить его мнение, прежде чем подписать договор. С другой стороны, тот факт, что она потребовала от этой персоны включить его в список, показывал, что ей не все равно. Просто она полагала, что знает, что для него лучше.

— И что же эта персона хочет, чтобы мы сделали?

— Ох, ну, знаешь. Ничего слишком безумного. — Синдер смотрела в сторону, пока ела. — Кстати, карри просто 

. Ты опробовал какие-то новые специи?

Глаз Жона дернулся. — Синдер…

— Ну, вкус замечательный.

Жон вздохнул. Он знал, к чему это приведет. — Мне не понравится то, что ты собираешься сказать. Не так ли?

— В зависимости, — подстраховалась она.

— От того, насколько тебе нравится Вейл.

— Вейл? Я никогда не был там так что… думаю, я нейтрален. А что?

— Без причины. Просто так. Вообще-то, да. Но Вейл — ужасное место, как мне рассказывали. Очень скучное. Не думаю, что кто-то будет скучать по нему.

— Почему кто-то будет скучать?

— Ох, ну знаешь, потому что, возможно, наша миссия заключается в том, чтобы… поставить людей в такое положение, чтобы они скучали по Вейлу.

Жон попытался собрать все воедино. — Что?

— Не реагируй слишком ос…

— Я не слишком остро реагирую! — закричал он и показал на себя. — Это вполне разумная реакция на то, что ты только что сказала! Даже сдержанная реакция! Что значит «уничтожить»? Обрушить экономику? Или уничтожить их репутацию?

— Скорее, уничтожение из-за того, что Гримм нагрянет и все умрут.

Жон вскинул руки вверх.

Глава 1

Coeur Al'Aran

WildD

Жон любил свою приемную старшую сестру, очень любил. Он только хотел бы, чтобы она была не такой... ну... злой. Тем не менее, Синдер спасла его от жестокой приемной матери и поклялась заботиться о нем, так что он не может ее бросить. Может быть, в перерывах между всем этим «уничтожением мира» он сможет убедить ее быть хорошим человеком. Она спасла его, так что его братский долг - спасти ее в ответ.

RWBY

Жон Арк

Синдер Фолл

Сестринский Комплекс

ru-sestrinskii-kompleks-coeur-alaran-perevodchik-wildd

Вейл был… ну, в общем, это был город.

Жон не был уверен, чего он ожидал, приехав в него вместе с Синдер. В его голове крутились мысли о том, что ему предстоит увидеть новую страну, но, если не считать нескольких отличий в одежде и стиле зданий, город был практически таким же, как и Мистраль. Те же аэропорты, те же люди, тот же процесс регистрации.

Однако скука не означает, что его необходимо уничтожить! Жон ухватился за эту мысль, когда охрана аэропорта спросила его о цели визита. 

Не говори разрушение Вейла. Не говори разрушение Вейла.

— Каникулы, — сказала Синдер.

— И вы террористы? — спросил мужчина, явно не ожидая реального ответа на этот глупый вопрос.

— Да, — ответил Жон, слегка истерично. — Но мы здесь не для работы.

Мужчина странно посмотрел на него поверх своего планшета. Синдер рассмеялась, ткнула Жона локтем в живот и отчитала его за то, что он считает себя смешным. — Простите, сэр. Он считает себя уморительным и не понимает, когда нужно шутить, а когда нет.

— Хмм. Тогда вы не будете возражать, если мы проверим ваш багаж?

Через полчаса Жон и Синдер вышли из аэропорта с небольшими чемоданами. Очевидно, они не взяли с собой ничего запрещенного, в основном потому, что вся эта история с «уничтожением Вейла» должна была произойти еще нескоро, но также и потому, что, когда она произойдет, они явно не стали бы ввозить ужасающее оружие через аэропорт.

— Прости, сестренка, — сказал он, немного смутившись.

— Не волнуйся, ты просто нервничаешь. — Синдер, как обычно, нашла для него оправдание. Она не терпела ошибок, но его ошибки всегда объяснялись нервами, так она утверждала. — Я уже говорила тебе, что волноваться не стоит.

— Просто я не думаю, что мне хочется разруш…

Синдер прикрыла его губы одним пальцем. — Зуд к разрушениям мучает меня ве-е-есь день.

— В-Верно. Ну, я просто не в восторге от этого плана.

— План еще не скоро осуществится, — они оба сделали ударение на этом слове, которое, как подозревал Жон, станет их маленьким кодом для обозначения нынешнего стремления Синдер уничтожить целое королевство без какой-либо другой причины, кроме как для того, чтобы улучшить свое положение. — Как я уже сказала, мы здесь не для этого.

— И почему мы здесь? Ты что-то говорила о том, чтобы подобрать… эм… работника.

— Приспешника. Не работника.

— Работникам платят. Приспешники — расходный материал.

Жон застонал. Разве его сестра могла бы быть менее злой? Или хотя бы не говорить об этом так открыто? Разумеется, она не собирается рассказывать новому потенциальному приспешнику о том, что он расходник, так что в какой-то мере это было признаком того, насколько она ему доверяет, и не пытается скрыть это. Но все же иногда ему хотелось, чтобы она скрывала от него некоторые вещи, хотя бы для того, чтобы он не беспокоился о ней так сильно.

И он знал, что в ней есть доброта. Это проявлялось, по крайней мере, раз в год, когда она придумывала ужасное оправдание пищевой отраве в виде праздничного торта, и потом в течение нескольких последующих дней, когда он валялся в постели, больной как собака. Конечно, он мог бы и не есть испеченное ею оружие массового поражения, но это была домашняя еда его сестры. Он не мог допустить, чтобы её старания пропали даром.

Синдер поймала такси и доставила их в отель, где они поселились в одноместном номере и спрятали одежду в шкаф. В номере стояла двуспальная кровать, и в этом не было ничего необычного для них. В детстве он прижимался к ней во время кошмаров, и хотя сейчас у них отдельные комнаты, так было не всегда. Матрона в Стеклянном Единороге не считала, что из-за них стоит терять две комнаты и две кровати.

— Итак, — сказал Жон, наслаждаясь видом из окна, расположенного на много этажей выше. — Кто этот наш новый друг? — Он не обратил внимания на то, что Синдер тут же поправила его. Он не собирался называть кого-то приспешником, черт побери. — И откуда ты знаешь, что в Вейле есть кто-то, кого можно завербовать? Немного странно, что ты просто знаешь.

— Это потому, что я гений.

— Я знаю, что ты гений, но быть гением не значит быть всезнающей. — Как обычно, он выдал свое недоверие за комплимент, и она хорошо на него отреагировала. — Твой новый… угх… работодатель направил тебя в нужное русло?

— В некотором роде. Я сказала, что мне нужно найти двух человек для создания команды в Хейвене, и спросила, есть ли у нее какие-нибудь предложения. Я ничего не ожидала, — сказала она, закатив глаза, — Но оказалось, что у тех, кто на нее работает, связи немного лучше, чем у нас. Пока что, — подчеркнула она, потемнев глазами. — Скоро я покажу этому высокомерному засранцу, кто здесь главный.

— Артур Уоттс. Он один из людей нашего нового работодателя.

— Нашего работодателя? — спросил Жон. — Я не помню, чтобы подписывался.

— Это потому, что я сделала это за тебя, — сказала она, не понимая, к чему он клонит. — Что касается Артура, то он просто глупец, у которого есть своя фишка на плече. Высокомерный до предела, и он из тех, кто опускает других, если это помогает ему чувствовать себя лучше. Жалкий.

Он понимал, почему это так бесит Синдер. Хотя она отчаянно жаждала силы и готова была заплатить за нее почти любую цену, ее не устраивала ложная сила, полученная за счет того, что окружающие ее люди становились слабее. Это должна быть личная сила, рост в каком-то смысле. И никогда — по такой ничтожной причине, как желание покрасоваться.

— Я буду иметь в виду, чтобы избегать его.

— Так и делай, — сказала она, кивнув в его сторону. — Я не допущу, чтобы он думал, что мог бы причинить мне вред через тебя.

— Конечно, нет, — насмешливо ответила она. — Я бы убила его прежде, чем он приблизится к тебе.

Жон неловко улыбнулся. Хотя ему было приятно осознавать, что она заботится о нем настолько, что готова пойти на убийство их нового босса — королевы зла на Ремнанте — в случае, если он окажется в опасности, он действительно не хотел этого. Заставить ее убить этого парня, чтобы защитить его, означало бы нанести серьезный удар по его планам превратить сестру в доброго и законопослушного члена общества.

— Тогда я буду держаться от него подальше. Есть еще кто-нибудь, о ком мне следует знать.

— Тириан Каллоуз. Фавн, хвост скорпиона, хроническая нелюбовь к ношению рубашки. Он маньяк — абсолютно сумасшедший. Думает, что Салем — божество или что-то в этом роде. Он сойдет с ума, если поймает тебя, когда ты скажешь о ней что-нибудь плохое.

— Тогда я буду говорить только хорошее.

— Нет! — Синдер обернулась к нему; ее глаза были расширены от паники. — Я не хочу, чтобы он думал, что ты с ним единомышленник. Он втянет тебя в свою безумную религию и развратит твой разум. Держись от него подальше!

— Х… Хорошо. Кто-нибудь еще?

— Хейзел Рейнарт. Огромный мужчина, не менее семи футов ростом и сложен как кирпич. Он… — Синдер запнулась. — Он странный…

— Не вписывается, насколько я могу судить. Не интересуется делом, не любит причинять людям боль, в основном вменяем, насколько я знаю.

— Значит, с ним безопасно общаться?

— Да. — Глаза Синдер сузились. — Но не принимай ничего, что он тебе даст! Он вводит в себя прах, чтобы стать сильнее, и я не хочу, чтобы мой брат подсел на вещества. Понятно?

— Да, Синдер. — рассмеялся Жон. — Я не собираюсь подсаживаться на наркотики.

— Хорошо. Хорошо. Я знаю, что ты умнее. Ты один из немногих людей на Ремнанте, с которыми я могу иметь дело. Не заблуждайся, Жон, мы им не ровня. Они глупцы. Один — эгоцентричный болван, другой — фанатичный псих, а последний — жаждущий мести идиот. Они все готовы броситься навстречу смерти, чтобы достичь своих мелких целей. Мы, — сказала она, указывая на него, — Другие. Мы лучше. Для нас не существует победы, в которой мы оба не останемся в живых.

Теперь это была идея, которую он мог поддержать. Жон протянул руку. — Вместе до конца.

Синдер улыбнулась и взяла ее. — Да. Вместе.

Они провели ночь в отеле, чтобы отоспаться от последствий перелета. Жон проснулся, когда Синдер выскользнула из его цепких объятий и как можно тише направилась в душ. Она всегда двигалась бесшумно — привычка, возникшая из-за необходимости ходить на цыпочках в Стеклянном Единороге, чтобы не потревожить матрону.

Привычка Жона притворяться спящим, пока она не уйдет, проистекала в основном из того, что в молодости он не хотел ее расстраивать, заставая за этим. В его детском сознании это была игра, в которой она старалась не разбудить его, а он старался не выдать себя бодрствованием. Даже если в этом уже не было необходимости, они все равно играли в нее.

Кроме того, Синдер вставала рано, а он любил поспать.

Детские психологи, к которым они попали после смерти приемной матери, вряд ли одобрили бы это, но тогда они никогда не знали всей правды. Посещение психотерапии было компромиссом, который им навязали за то, что они жили одни. Синдер ненавидела это, а Жон, только что пособничавший в убийстве матроны и ее дочерей, хотя бы тем, что промолчал, когда Синдер рассказала ему об этом, очевидно, тоже не был с ними откровенен.

Синдер подсказывала ему, что говорить, и он был достаточно предан ей, чтобы не отступать. В конце концов терапевты решили, что они здоровы настолько, насколько это возможно для подростков, потерявших мать. Периодические проверки их жилищных условий, чтобы убедиться, что они не живут в запустении, прекратились, как только Синдер исполнилось семнадцать, и оказалось, что они более чем способны позаботиться о себе сами.

Бывали моменты, когда Жон задумывался, не стоило ли ему быть с ними более откровенным; не об убийствах, конечно, — он бы скорее умер, чем позволил отнять у него Синдер. Скорее о своих проблемах, о жажде контроля со стороны Синдер. Оглядываясь назад, можно сказать, что ее ужасное детство сыграло в этом не последнюю роль, и он мало что сделал, чтобы помочь ей исправить ситуацию. Он лишь подпитывал ее, служа живым доказательством того, что контроль и власть обеспечили ей любящего младшего брата.

«Ради нее я должен стать лучше»

, подумал он, приподнимаясь в постели. 

«Я должен помочь направить ее в нужное русло, но не давить на нее слишком сильно. Я не могу ее потерять.»

Через пятнадцать минут Синдер вышла из душа в ужасно пушистом гостиничном халате, в котором она выглядела так, будто ее съел белый медведь. Подойдя к комоду, она села и откинула мокрые волосы назад. — Ты можешь высушить и расчесать мои волосы?

— Ты такая беспомощная…

Синдер нахмурилась, но потом, когда он устроился позади нее, расплылась в довольной улыбке. Он взял в руки ее волосы и фен, который, кажется, в каждом отеле оставляют в номере, и принялся за работу, стараясь использовать низкую температуру, чтобы не повредить волосы. Синдер это не волновало, а вот его волновало.

— Ты всегда был одержим моими волосами, — поддразнила она.

— Я был ребенком. И дело было не в твоих волосах; я был одержим желанием угодить тебе и думал, что буду нравиться тебе больше, если буду расчесывать твои волосы.

— Хмхмхм. — Синдер хихикнула. — Я ненавидела это в то время. Я позволяла тебе только потому, что ты был маленьким плаксой, и я думала, что это заставит тебя замолчать. Ты все время дергал их. — Он больше так не делал. Он мягко и плавно провел руками по ее волосам, и Синдер закрыла глаза, расслабившись. — Хммм. Ты стал намного лучше.

— Может быть, когда-нибудь я сделаю женщину счастливой.

— У тебя уже есть женщина, которую ты делаешь счастливой.

Жон ухмыльнулся. — Я имел в виду жену. Или сначала девушку.

— Хмф. — Синдер приоткрыла один глаз, чтобы посмотреть на зеркало, зная, что в нем отражается он сам. — Как будто я позволю какой-нибудь старой шлюхе вонзить в тебя свои когти. Мне и так нелегко пришлось с той сучкой в Мистрале, которая решила, что сможет пробраться к твоему счастью.

— Синдер, она пригласила меня на школьные танцы.

— Точно! Золотоискательница в школе. Представь, насколько хуже она будет во взрослой жизни. Поверь мне, Жон. Я знаю, что для тебя лучше, и эта сучка — не то, что нужно. Я найду тебе кого-нибудь, достойного твоего времени и внимания, но ты не должен соглашаться на что-то меньшее, чем совершенство.

— Да, Синдер, — сказал он, закатывая глаза и возвращаясь к расчесыванию ее волос. — Почему бы тебе не рассказать мне о человеке, которого мы хотим завербовать сегодня?

— Хм. Хорошая идея. По всей видимости, ходят слухи о бездомной девушке, обладающей Проявлением, основанным на галлюцинациях. На нее было заведено множество полицейских протоколов, но пока ничего не подтвердилось. Уоттс, — Синдер произнесла его имя с презрением, — Смог перехватить и спрятать эти сообщения и передать их мне.

— Проявление галлюцинаций?

— Некая иллюзорная способность заставлять человека видеть, чувствовать и слышать то, что она хочет. Невероятная способность, которая поможет нам обмануть любого, кого мы захотим. — Синдер беззлобно хихикнула. — И эта глупая девчонка тратит ее на то, чтобы шарить по карманам, чтобы прокормить себя. Никакого воображения!

— Синдер, эта глупая девчонка — бездомная сирота.

Синдер с сомнением посмотрела на него в зеркало. — И что?

— Синдер, мы тоже были бездомными сиротами.

— Мне кажется, что ты пытаешься донести до меня какую-то сомнительную мысль…

Жону захотелось вскинуть руки вверх. Синдер всегда была такой; она даже не специально тупила. Она искренне не понимала, что он хочет сказать. В такие моменты он задумывался, не была ли Синдер злой или просто невежественной. А потом она вышла и заговорила о том, чтобы убить всех в Вейле, чтобы угодить своему новому «мастеру», и эти вопросы отпали.

— Я просто не знаю, смогу ли я спокойно относиться к тому, что кто-то находится в таком же положении, как и мы, — объяснил он, заплетая ее волосы в косу. Синдер нравились прямые волосы, но она никогда не жаловалась, когда он заплетал их. — Эта девушка могла бы быть на нашем месте, Синдер. Разве ты этого не видишь? И ты собираешься сделать ее своей рабыней.

— Ох, Жон. — Синдер вздохнула и закатила глаза. — Я не собираюсь делать ее своей рабыней, Жон.

— Нет. Я сделаю из нее нашу рабыню. — Потому что, конечно же, это было главным в ее мыслях. — И я хочу, чтобы ты знал: сколько бы приспешников у нас ни было, и как бы мне ни пришлось их облагодетельствовать, чтобы завоевать их безграничную преданность, они никогда не будут для меня так важны, как ты. Ты — мой брат. А они — всего лишь пешки.

— Синдер. Они будут более лояльны, если мы будем относиться к ним с уважением…

— Брат. — Ее голос был резким. Жестким. — Я знаю, о чем ты просишь, и говорю тебе, что это неосуществимо. Лояльность — вещь гибкая, она всегда гибкая. Если мы возьмем этого человека и дадим ему все, чего он только пожелает, он станет самодовольным и начнет смотреть, как далеко он может зайти. Нам нужны верные слуги, а не друзья. Преданность легче всего завоевать через страх, а не через любовь. Ты это знаешь. Посмотри, как далеко любовь завела нас двоих. Мы были брошены своими семьями и подобраны жестокой матерью, которая использовала нас как рабов!

— Но я люблю тебя, — прошептал он. — И ты любишь меня. Правда?

Синдер повернулась на сиденье и притянула его к себе. Одной рукой она обхватила его спину, а другой — голову, притянув его лицо к своей шее и поглаживая его волосы.

— Конечно, люблю, — прошептала она. — Но разве это не является достаточным доказательством того, что я говорю? Нам потребовались годы, чтобы сблизиться настолько. Любовь сильнее страха, но на ее создание уходят годы. А у нас нет этих лет. Это тоже слабость.

— Да, — Синдер улыбнулась, покачивая его на руках. — Да, ты — слабость, как и я для тебя. Но ты также и сила. Не забывай об этом. Ты уникальный и особенный, и мне не нужен другой такой же. Ты мой, а я твоя. — Это прозвучало как собственническое рычание. — Я не позволю никому думать, что он может обладать тобой так же, как я.

Его сестра была психопаткой. Или социопаткой. А возможно ли быть и тем, и другим? Жон вздохнул и оставил этот вопрос. Возможно, так он сможет помочь ей стать лучше.       Поначалу Синдер воспринимала его как обузу, и сейчас она вела себя так же по отношению к их будущему товарищу по команде. Жон мог бы вмешаться и проследить, чтобы Синдер не была так строга с ней, и тогда Синдер научилась бы относиться к людям с достоинством и уважением.

— Я закончил с твоими волосами.

— Прими душ, пока я подберу для тебя одежду.

— Мне это хорошо известно. У меня ужасные воспоминания о твоем вкусе в одежде. — Синдер подняла его и повела к туалету в отеле, затем втолкнула внутрь и закрыла дверь. Ее голос прозвучал сквозь дерево. — Я не позволю людям смеяться над тобой за твоей спиной. Ты наденешь то, что я тебе подберу, и будешь выглядеть в этом чертовски хорошо!

Сейчас в Вейле, как и в Мистрале, были школьные каникулы, поэтому здесь бродило гораздо больше детей их возраста. Жон был не из тех, кто подходит и заговаривает с незнакомцами даже дома, и уж точно не хотел заводить друзей в Вейле, зная, что в итоге приготовила для них Синдер.

— Так как же нам найти эту случайную бездомную девушку? У тебя есть план?

Глава 2

Синдер одновременно и любила, и ненавидела иметь дело с другими людьми. Признаться, это было парадоксально: как бы ни нравилось ей манипулировать другими и заставлять их выполнять ее приказы, она одновременно презирала людей и необходимость находиться рядом с ними.

Люди были эгоистичны, трусливы, слабы и ничтожны. Они цеплялись друг за друга и пели такие красивые слова о любви, товариществе и сотрудничестве, но при первой же возможности предавали друг друга. Ни одна жертва не была слишком велика, когда дело касалось улучшения их собственной жизни, будь то эксплуатация кого-то ради денег или измена супругу ради более красивого коллеги на работе.

Она бы не ненавидела их так сильно, если бы они были честными, как она сама, но они никогда не были такими. Они лгали и утверждали, что они «хорошие люди», так же как ее покойная приемная мать притворялась, что она великодушная женщина, взявшая на воспитание двух сирот. Так же, как Роудс притворялся хорошим человеком, обучая ее, чтобы хоть как-то компенсировать свою вину за то, что не сделал абсолютно ничего, чтобы помочь ей и Жону, когда они подвергались насилию.

Хей «Джуниор» Шонг был не более и не менее хорошим человеком, чем те, с кем она имела дело раньше. Поначалу он пытался отмахнуться от них, считая, что они не стоят его времени, но деньги рассудили, и он впустил их в дом, как только она сунула ему под нос щедрую сумму льен. Сердечность, с которой он угостил их, была завуалированным оскорблением, но таким мелким, что она почувствовала себя победителем, приняв и выпив напиток с ухмылкой на лице. Это он хотел насолить людям вдвое моложе себя, и она возвысилась над ним.

— Я здесь в поисках информации об интересующем нас человеке. Бездомная девочка с зелеными волосами, красными глазами и загорелой кожей. Мне нужно, чтобы твои люди нашли ее для меня.

— Похоже, за этим кроется какая-то история.

— Вовсе нет. Мне просто очень интересна жизнь случайной уличной бродяжки. — Синдер позволила своему сарказму повиснуть в воздухе и наблюдала, как мужчина хмурится. — Тебе не нужны мои доводы, чтобы выполнить эту работу, Шонг. Я плачу, ты делаешь, и мы все расходимся счастливыми.

— Найти одну бездомную девочку в Вейле может быть непросто.

Сестринский Комплекс

Содержание

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Комментарии (0)