Чтобы восстановить кожу на шее Дэвида, потребуется много времени. Оставшиеся нейроиды могут синтезировать искусственную кровь из минералов в исходной воде и частиц в воздухе, но чем меньше они могут принять, тем медленнее идет процесс. Кровь собирается в небольшой пластине, похожей на ракушку, но черной, как черное дерево, и более твердой, чем все, к чему она когда-либо прикасалась. Как только будет произведено достаточное количество кожи и нейроидов, голову можно будет прикрепить к туловищу.

Прошло немало времени, прежде чем Элизабет смогла принимать пищу. Она ест аварийные пайки, хранящиеся в ее скафандре. Затем она ест лишайник, растущий на стене того места, которое, судя по всему, было кухней. Ее выбрасывает.

На следующий день она снова ест лишайник. Дэвид говорит ей, что, скорее всего, она умрет. Она соглашается, затем набирает полчашки крови, приготовленной на этой неделе, и раскладывает ее на плоской поверхности стола. За ночь она высыхает и образует кожу, прозрачную и легкую, как шелк.

Ее перестало тошнить от лишайника, но она чувствует, как кровь бьется в висках и кончиках пальцев, когда ест его.

Через некоторое время она обнаруживает панель на стене. Она поднимает голову Дэвида со стола и подносит его к панели, чтобы он мог ее прочитать. Он говорит ей, какие клавиши нажимать, и на следующей неделе на лишайнике вырастают плоды, круглые, размером с толстый апельсин. Внутри они похожи на хлеб, а на вкус напоминают лимонную грязь.

С помощью Дэвида она выучила несколько ключей и слов, а затем и предложения.

Затем она садится в кресло пилота и учится управлять кораблем, опираясь на пульт управления. На корабле царит жуткая тишина, как и на планете. Она задается вопросом, есть ли у них вообще музыка, или они вообще чем-то наслаждаются.

В темноте корабля она начинает вспоминать то, что, как ей казалось, она забыла. Ее детство предстает перед ним с предельной ясностью. Она рассказывает ему об этом. Странно слышать это из ее уст и совсем не так, как видеть глазами. Но они оба это знают.

"Возможно, когда разум достаточно бездействует, он начинает проникать в свои собственные глубины, хотя бы для того, чтобы отвлечься от... ну, небытия", - комментирует Дэвид.

"Как бы вы отвлеклись?" - спрашивает она.

Андроид прищуривает бровь. Его лицо все еще пепельное и поврежденное. "У меня тоже есть воспоминания, более обширные, чем у вас".

"Но ни одного конкретного пожелания", - замечает она, мягко отделяя мерцающую кожу от стола, где она сохла. "Ни о потере, ни о любви".

"Как я смогу отличить потерю от любви?" - спрашивает Дэвид.

Элизабет улыбается. "Ну и чей ум бездельничает?" - спрашивает она.

В области шеи и туловища Дэвида ощущается тепло. Поначалу это настораживает, как плохо переданная информация. А потом его озадачивает, когда он понимает, что его тело все еще находится в мешке, скомканном у подножия стены, на другом конце комнаты. Он смотрит на Шоу. Она все еще улыбается, сосредоточенно прикрепляя кожу к его шее, где будут расти хорды и еще больше нейроидов.

Он улыбается и не знает, откуда это. Он гадает, свобода это или воля.

После того как его голова была прикреплена, события развиваются удивительно быстро.

Шоу спит на мостике, свернувшись калачиком у стены рядом с креслом пилота. Она устроила себе гнездо из мягких материалов, собранных на других палубах, возможно, из одежды. Ее голова покоится на мягком валике из ткани.

На мгновение он боится, что застанет ее врасплох. Его шаг неуклюж, а нейроиды, видимые в глубокой ране на шее, пульсируют в темноте.

Она просыпается с тихим вздохом. "Дэвид", - говорит она.

Он опускается на колени рядом с ней. "Да", - говорит он.

"Ты идешь", - говорит она. Затем она обнимает его. Она держит его очень крепко. Тепло вернулось вместе с осознанием того, что оно никогда не уходило.

"Как я себя чувствую?" - спрашивает он.

"Живой", - говорит она. Некоторое время она не отпускает его, а когда отпускает, то некоторое время не смотрит на него.

Им не удалось покинуть далекую орбиту LV-223.

Шоу смотрит на поверхность с монитора, на котором она изображена в зелено-голубоватом цвете. "Там ничего нет", - говорит она.

"Ни животных, ни звуков, ни чувств", - вторит ему Дэвид. "Только смерть, грозная и совершенная смерть. Это прекрасно".

Дэвид наклоняет голову. "Одиночество кажется вам теплым?"

Шоу хмыкает. "Нет. Здесь довольно холодно".

Она растет, и Дэвиду кажется, что теперь он знает, что это такое. Она меняет его форму быстрее, чем он мог подумать. В какой-то момент ему кажется, что в этом есть какая-то поэзия и что новая кожа изменила и некоторые нейроиды. Но дело не в этом, говорит он себе. И это тоже новое - он может лгать себе - и цепляться за это.

Давид остается с ней, когда она ест. Он режет для нее фрукты. "Как ты думаешь, я свободен?" - спрашивает он.

Она смотрит вверх, и ее бровь приобретает особый изгиб. Дэвид знает этот изгиб. "Нет", - говорит она. "Но и я тоже. Я тоже была создана, помнишь? Теми уродами, которые хотели нас уничтожить".

"Может быть, вы были разочарованием".

Ее лицо ожесточается. "Ты часто так думаешь".

"Если бы это было не так, вы бы их уничтожили. Когда нашли их".

Она встает из-за стола и готовится выйти из комнаты, держа в руках тарелку с нарезанными фруктами. Ее щеки розовеют от напряженного гнева - такого же, какой испытывает он. "Я люблю тебя", - говорит он. И она замирает.

"Что?" В ее голосе прозвучали нотки, которых Дэвид никогда раньше не слышал.

"Это странное чувство. Я уже некоторое время пытаюсь его понять". Он по-прежнему сидит за столом. "Оно выросло из благодарности", - вспоминает он вслух. "И моей воображаемой коллекции различных форм вашей улыбки".

Элизабет выходит из комнаты.

Они мало разговаривали. Но она не выглядит сердитой. Им удалось покинуть орбиту, и они приближаются к следующей системе. Координаты родного мира Инженеров занесены в навигационные диски корабля, но Шоу не уверен, что они летят именно туда. Дэвид работает над этим.

"Я тоже хочу тебя", - предлагает он за одной трапезой, некоторое время спустя.

Она не реагирует так бурно, как в прошлый раз, но хмурится в любопытстве. "Хочешь

В его груди вспыхивает тепло, и он думает, что, возможно, испытывает некоторую овечьесть. "Детали... абстрактны, признаю. Скорее информативны, чем эффективны", - говорит он. "Но если бы я мог прижаться к вам и никогда не отпускать, я бы это сделал".

"При условии, что я тебе позволю".

Он кивает в сторону. Он не уверен, что думал об этом именно так. Но это правда, так кажется лучше. "А ты?"

Шоу на мгновение задумывается. "Я не уверен".

В груди Дэвида тепло поднимается до таких высот, что это невозможно описать. Феникс, думает он, вот-вот вырвется из него, чудовищный в каплях золотого солнечного света.

"Вы могли бы показать мне", - говорит он на следующий день.

Элизабет только что проснулась, и, как и каждый день, Дэвид ждет ее, сидя в нескольких футах от ее постели, прислонившись к стене. "Я все еще не уверен".

Слова сами по себе теплые, когда слетают с его губ. И все же они звучат одинаково. "Есть ли у вас способ стать уверенным?"

Сон еще не покинул ее лицо, и Дэвид тоже научился это понимать. В этот момент он видит ее насквозь. "В тебе что-то изменилось. Во мне ничего не изменилось", - говорит она. "То, что ты хочешь меня, ничего не меняет, Дэвид. Ты - не мир".

Он ищет ответа, но после целой минуты молчания уходит.

Он находится на одной из нижних палуб. Консоль в стене открыла несколько голографических файлов. Он читает их, когда она находит его. "Ты в порядке?" - тихо говорит она.

"Ты любишь меня. Я тебя не люблю", - говорит она. "Как правило, это не нормально".

"Это не хорошо, но я буду", - поправляет он. "Это чувство проявилось механически. Оно росло вместе с моей новой плотью и заставляло меня чувствовать себя по-новому. Я избавлюсь от него так же механически. Я изменю воспоминания, оттолкну шаблоны мыслей. Раздавлю его, пока ему не станет нечем дышать и некуда идти. Уничтожение через реорганизацию".

Она терпеливо слушает и, кажется, обижена некоторыми его словами. В основном он не лгал. "Думаю, я пришла к выводу, что мы на правильном пути", - говорит она. "Не хотите ли вы проверить это со мной?"

По дороге в навигационную комнату - комнату Элизабет - он рассказывает ей о том, что читал. Историю о короле или вожде, чья история началась с уничтожения всего, что он знал и чем владел. Он был один в мире, совершенно один, и так долго, что ему казалось, что он уничтожил и день, и ночь. Он забыл, что послужило причиной разрушения, которое привело его туда. В какой-то момент он снова смог процветать и взращивать новые формы жизни. И только когда он снова уничтожил их, он понял, что сам стал причиной первого разрушения. "Судя по тому, что я узнал об их риторике и стиле, это счастливая история, - говорит он.

Элизабет говорит: "Да пошли они".

Они действительно идут по курсу. Элизабет решает погрузиться в гиперсон. Дэвид перенастраивает его для нее, чтобы она получала достаточно воздуха и энергии. То, что тепло не исчезло, удивляет больше всего. Оно другое, да. Больше, сильнее. Оно потеряло свой якорь и бушует вокруг него. Он проводит ночи и дни, пытаясь привести все в порядок.

"Можно вас записать?" - спрашивает он.

Она улыбается. Они вернулись к улыбкам, и тепло снова стало копьем. "Почему?"

"Ты умрешь, а у меня не останется ничего, кроме моих желаний. Я бы хотел чего-нибудь. Образа или звука было бы достаточно".

Она делает паузу. "Я думала, с этим покончено. Желание", - говорит она. "Разрушение, механика, реорганизация. Все это".

"О, так и было", - говорит он, успокаивая, согревая, разворачивая, обволакивая. "Это просто... выкристаллизовалось в нечто другое".

Элизабет медленно кивает. "Мне очень жаль", - говорит она.

"Не стоит. Чувство не может быть разочарованием", - говорит он. "Я это усвоил".

Кажется, она задумалась, и когда он спрашивает, помнит ли она еще его просьбу, она отвечает: "Песня Джона Денвера, которая мне нравится, подойдет?".

Некоторые андроиды знают, что они могут чувствовать. Некоторые - нет.

Словарный запас

Глава 1

Входит доктор О'Коннелл. Новый андроид начал поглощать воду. Внутренние датчики сообщают, что самообслуживание и добыча минералов проходят нормально. "Он назвал себя?" - спрашивает она техника.

"Да. Уолтер, - говорит Триша.

"О, хорошо. Все еще дислабический".

Уолтер поднимает голову от бутылки с водой. "Моносиллабические имена обычно напоминают людям о киборгах первого поколения, для которых эти имена были выбраны, чтобы казаться более знакомыми. Более двух слогов, с другой стороны, вызовут впечатление отстраненности", - объясняет он.

Доктор О'Коннел улыбается. Медленно Уолтер имитирует ее в деталях, вплоть до изгиба губ и намека на нижние зубы. "Это замечательно", - говорит она. "Приятно познакомиться, Уолтер. Ваши глаза открыты слишком широко".

"Мои извинения", - говорит он. Он перестает улыбаться и поправляет веки.

"Нет необходимости. Мы обсудим с вами детали на доработке поведения".

Триша берет Уолтера за левую руку и подключает его к главному монитору. "Не могу дождаться", - говорит Уолтер, не отрывая глаз от своей руки. В голубоватом свете, исходящем от стен сенсорной стимуляции, его серая кожа кажется пепельной по сравнению со смуглой кожей Триши. Но к этому он тоже научится привыкать.

"Есть ли у нас какие-нибудь следы формирования эмоциональных путей в нейроидах?" - спрашивает она Тришу.

Триша морщит нос. "Немного. Но мы не можем этого избежать. Словарный запас отсутствует в языке, так что вреда не будет".

"Я прошу прощения, но я этого не понимаю", - говорит Уолтер.

"Люди испытывают эмоции. Искусственный интеллект, как и вы, тоже. Но наши системы регулирования не могут их правильно сдерживать", - говорит ему О'Коннел. "Поэтому проще было убрать словарь для них из вашего кода и ваших программ..."

"Это не мешает мне общаться с людьми и понимать их эмоции. Но это мешает мне понимать свои собственные, что снижает риск повреждения поведенческих путей", - заканчивает он, когда наконец находит эту информацию в своей заархивированной памяти. "Без нужных слов все чувства будут казаться мелкими глюками".

О'Коннел извиняюще улыбается. "Мы все еще надеемся найти способ все исправить".

"Не волнуйтесь. Не обижайтесь", - говорит Уолтер.

У Джейкоба было столько мелочей, о которых Дэниелс думала, что не помнит или даже не знает. Но когда она прикасается к ним сейчас, воспоминания словно вспыхивают огнем, и все возвращается стремительным потоком. Все начинается в индийском ресторане в Торонто, когда они еще учились, и заканчивается на ее веках, которые горят от слез. Все начинается с того момента, когда его мать не могла понять, почему ее имя заканчивается на "с", и заканчивается тем, что у нее дрожат кончики пальцев.

"Ты в порядке?" говорит Уолтер. Это несколько пугает ее, но она быстро приходит в себя, отчасти потому, что знает, что не сможет скрыть покрасневшие глаза и дрожащие губы.

Уолтер повторяет свой вопрос, но не входит. Дэниелс остается у кровати Джейкоба, стоя на коленях. "Я..." - начинает она. "Нет. Я не знаю. Да. Я буду".

"Горе - штука непростая, - вежливо говорит Уолтер.

Дэниелс моргает и вытирает щеки. "Что?"

"Горе. Андроидам бывает трудно с этим справиться".

Она хмурится. "У андроидов этого нет".

"Чтобы справиться с этим на людях, я имею в виду". Он заходит внутрь, садится на кровать, на кровать Джейкоба, и Дэниелс чувствует, как гнев все нарастает и нарастает. Но он никуда не девается, потому что ему некуда деваться, а Джейкоб ушел. "Я должен быть уверен, что ты сможешь адекватно выполнять свои обязанности. Но теперь, если я скажу это так, вы можете на меня накричать".

Смех, вырвавшийся из ее груди, удивляет ее. Она тоже все еще плачет. "Возможно", - соглашается она.

"И я знаю, что такое горе. То, что остается и проявляется после потери любимого человека. Воплощенное в популярной культуре в виде призраков", - перечисляет Уолтер. "Внезапное исчезновение источника смысла, большего, чем тот, которому можно придать значение".

Его тон клинический, но такой нарочито отстраненный, что это заставляет ее снова улыбнуться. "Я все еще могу ударить тебя".

Уолтер поднимает бровь, как бы пожимая плечами. "На самом деле можете, если хотите. Я не возражаю".

Она уже перестала плакать. Она поднимается на ноги и садится рядом с ним на кровать. "Почему ты здесь?"

Андроид смотрит на разбросанные вещи погибшего капитана. "Длительное воздействие воспоминаний на ранней стадии горя приводит к повышенному риску развития тяжелой депрессии в течение следующих шести недель. Я предлагаю вам сделать перерыв".

Дэниелс откидывает голову назад и смотрит в потолок до боли в глазах. Уолтер не отходит от нее, пока она не встает и не уходит.

Она оправдывается и покидает мостик во время совещания. Голоса других членов экипажа звучат слишком громко, потому что голос Джейкоба отсутствует. Отсек терраформирования кажется ей подходящим местом. Она проверяет, затягивает крышки и просматривает инвентарь, пока в голове не становится пусто. Уолтер находит ее в тот момент, когда она склонилась над монитором, ожидая появления отчета на экране. В этот момент она тоже начинает надеяться, что однажды ей удастся поспать.

Она знает ритм его шагов, более равномерный, чем у всех остальных, и гораздо более мягкий. "Пожалуйста, не спрашивай, все ли со мной в порядке".

Уолтер моргает и смотрит на нее. "Ты не в порядке".

Она качает головой и запускает пальцы в свои короткие волосы. "Я должна быть".

Он занимает место рядом с ее креслом и вместе с ней смотрит на мигающий курсор. Полоса загрузки медленно заполняется белым цветом. "Я понимаю, что есть предел комфорту и пониманию, которые я могу предложить", - говорит он.

"Вы не обязаны понимать. Наверное, мне кажется, что никто не понимает", - говорит она. "Особенно сейчас".

"На самом деле я могу симулировать эмпатию. Но параметры чрезвычайно строги. Я так и не нашел ситуации, в которой мне пришлось бы ее использовать".

Дэниелс отворачивается от экрана и смотрит на андроида. Его лицо почти не выражает лица. Есть намек на улыбку, но она не имеет ни малейшего представления, должна ли она там быть. "В какой ситуации? Я думал, что этот экипаж - ваше единственное задание, а мы бодрствуем всего несколько часов".

На лице Уолтера появляется некоторый интерес, но он остается слишком тусклым. "О, это часть программы - не сообщать эту информацию экипажу, с которым мы сейчас служим. Если экипаж считает, что я назначен только для них, они с большей вероятностью будут вкладываться в эмоциональную связь со мной".

Дэниелс откидывается назад. "Тогда зачем ты мне это говоришь?"

Уолтер поворачивается к ней. Белая полоса заполнилась, и можно применить изменения, которые она внесла, чтобы замкнуть слабый узел в вентиляции разведывательного грузовика. Сияние экрана освещает белки его глаз. "Потому что это отвлекает тебя", - говорит он. "По той же причине я ослабил свое воздействие, чтобы не требовать от вас эмоционального участия. Мне очень жаль, если это кажется манипуляцией".

На экране появляется запрос на подтверждение. "Это кажется манипуляцией", - говорит она. "Но, по крайней мере, мы оба это знаем".

Она подтверждает всплеск. Проходит мгновение. Компьютер сообщает, что слабый узел нейтрализован. "Я действительно хочу помочь", - говорит Уолтер.

Дэниелс внезапно очень устал, и это так приятно. "Я верю тебе", - тихо говорит она.

Уолтер находит ее после того, как она ушла от Орама. По его словам, ее опасения будут отражены в журнале. И, конечно, в итоге журнала может не оказаться, потому что не будет корабля.

"Вы действительно считаете, что мы в опасности?"

Ее гнев из-за потери Джейкоба стал еще глубже и сильнее, но от этого не легче. "Ты знаешь, что я прав. Мы должны проверить наличие патогенов, микробных форм жизни, возможных паразитов. Не говоря уже о животной жизни, которую стандарты могли не засечь", - перечисляет она. "Кстати говоря, нам также нужно откалибровать сенсоры. Мы должны были найти эту планету".

Уолтер стоит напротив нее в коридоре между B-60 и B-62. Свет горит, потому что обнаруживает тепло ее тела, но он выключен в обеих других секциях по обе стороны от них, заключая их в гроб света. "Возможно, произошел сбой. Или вы думаете о чем-то другом?"

Она прикусила губу и покачала головой. "Я думаю, если бы эта планета нам подходила, мы бы ее нашли".

"Что датчики были специально откалиброваны так, чтобы не засечь его?"

Она кивает. "Мы контролировали некоторые параметры. Но наши исследования основывались на картах Вейланд-Ютани. Целые системы были написаны на их основе". Она снова смотрит на Уолтера. "По крайней мере, хоть я и злюсь, но не грущу".

Уолтер наклоняет голову. "Ты все еще грустишь".

"Зачем ты это делаешь?" - спрашивает она.

"Это то, чем я занимаюсь".

"Быть полезным, в чем бы я ни нуждался. В способах, превышающих человеческие возможности, физические или интеллектуальные, но при этом не демонстрируя эти излишества и не стремясь слишком подражать людям".

"Вы думаете, что рабство включает в себя дружелюбие? Печальная мысль".

Уолтер смотрит влево, где мигает лампочка, указывающая на связь с Матерью. "Я должен напомнить вам, что это всего лишь симуляция, - говорит он с некоторой отстраненностью в голосе. "Я просто, так сказать, выполняю движения".

"Странно, что вы так говорите", - говорит она. Она больше не воспринимает это как манипуляцию. Манипуляция скрыла бы свою истинную цель. Уолтер откровенен так, что ей становится почти больно. Он не может чувствовать это сам, знает она. Но ей начинает казаться, что он чувствует это в ней.

"Это помогает?" спросил Уолтер. "Разговоры".

Горе, все зубы и клыки, возвращается к ней, когда она снова берется за дело. "Да". Ее глаза наполняются слезами. "Да, это так".

Уолтер тянется к маленькому карману своей униформы и достает крошечный носовой платок для нее, затем кивает и идет к пульту, чтобы узнать, что хочет мама.

Они собираются стартовать. Команда высадки собирается. Дэниелс должна присоединиться к ним, но пока она остается в комнате Джейкоба. Их комната.

Она налила себе стакан виски, но пить его нельзя, поэтому она держит его зажатым между ладонями. Слезы беззвучны. Она просто задается вопросом, когда перестала думать об этом как об их комнате, их постели, их жизни. И начала думать об этом как о его комнате, его постели, его жизни. И все же она не может ни спать, ни оставаться здесь. Слишком больно.

Два тихих стука в дверную коробку. "Войдите", - говорит она.

Входит Уолтер. "Погрузка груза завершена. Один из контуров охлаждения пришлось отремонтировать", - перечисляет он. "Капитан Орам готов к отлету. Офицер Фарис и сержант Халлетт просили меня проведать вас".

Дэниелс улыбается ему и качает головой. "Я не сломлена", - говорит она.

"Они не считают тебя таковым".

Она достает бутылку и наливает еще один стакан. "Да, это так. Особенно Орам".

Андроид смотрит на стакан, который она ему предлагает. Затем на окружающую обстановку. "Может, мне сесть с вами?" - спрашивает он.

Дэниелс прикасается к их бокалам и отпивает из своего. Уолтер наблюдает за ней, затем отпивает из своего бокала, его лицо остается невыразительным. "Тебе следовало бы спросить меня, не жжется ли она", - говорит он.

Она хмурится. "Я знаю, что он не горит. Ваши схемы извлекут из него кое-что, а остальное будет выведено в порошкообразном виде через мембрану вашей кожи", - говорит она. Уолтер смотрит на нее со странным выражением лица, похожего то ли на благоговение, то ли на удивление. "И вы снова это сделали". Она берет оба бокала и ставит их на место. Джек Теннесси почти закончил. "Напоминаю, что ты мне не друг".

"Тебе это нравится", - говорит Уолтер.

"Да. Тебе нравится, что мне это нравится?"

Комната вокруг них теперь почти пуста. Вещи Джейкоба лежат в коробках, и Дэниелс гадает, когда же она откроет их в следующий раз. Тем не менее андроид обводит взглядом каюту, словно в поисках ответа. "Полагаю, можно сказать, что я безразличен", - наконец говорит он.

Дэниелс качает головой. "Я не это имела в виду".

Уолтер поворачивается к ней и, кажется, изучает ее лицо, слегка нахмурившись. Дэниелс видит, как поворачиваются шестеренки, но, по ее мнению, она могла бы увидеть это в любом человеке. "Я готов умереть за вас", - говорит Уолтер. "Если на планете возникнут непредвиденные осложнения, скорее всего, это сделаю я. Если же нет, то ты умрешь первой, а я не буду стареть".

"И ты останешься со мной. Почему со мной?"

"Это мой долг". Уолтер улыбается в знак вежливого извинения. "Я знаю, это звучит бессердечно".

Дэниелс качает головой. "Нет. У вас есть долг перед всеми в этой команде. Мэгги, Лопе, всем нам. Зачем выделять меня? Почему я особенная?"

Уолтеру не нужно об этом думать. "Похоже, вы нуждаетесь в дружелюбии".

Дэниелс хмыкает. "Что, если я стану твоим другом? Что, если ты мне понравишься?"

Уолтер опускает глаза. Его руки неподвижно лежат на коленях. Он не имитирует расслабленность и выглядит скованным, но Дэниелс нравится, что он не имитирует человечность так сильно, как это было раньше с ней. "Я не знаю точно", - говорит он. "Но часть моего программирования направлена на то, чтобы ускользнуть от меня: это для спонтанности. Чтобы я мог удивляться, когда учусь, и в свою очередь учиться на этом удивлении".

"Что удивило вас в последнее время?"

Глаза Уолтера потухли, пока он рассматривал что-то внутри. "Я не могу сказать. Только ты".

Они сидят у огня в доме Давида. Дом кажется неподходящим словом. Дэниелс не спросил, являются ли тела снаружи выдолбленными телами умерших людей или это какие-то статуи, призванные изображать давно умерших богов.

Она смотрит, как Уолтер осматривает свою отрубленную руку. "Как скоро она отрастет?" - спрашивает она.

"Я не уверен. Этот кислотный компонент мне неизвестен. Я все еще анализирую его".

Она подталкивает скрюченную ветку в огонь. "Я бы хотела восстановить части тела. Восстановить Джейкоба. Возродить Мэгги".

Уолтер поднимает глаза. "Это невозможно", - говорит он. "У вас нет недостающих частей. На самом деле вы целые".

Она улыбается огню. Обернувшись, она видит, что Уолтер улыбается, глядя на свое запястье.

Прошедшее время неизвестно. Нож повредил нейроиды в задней части шеи.

Она все еще находится в его шее, где Дэвид оставил ее после третьего удара.

Среди первых нейроидных путей, которые возвращаются, - потребность заботиться о Дэниелсе. Уолтер подозревает, что это стало чем-то другим. Он не знает, когда это началось, но теперь он может думать, что это из-за повреждения основных нейроидов.

Словарный запас

Содержание

Глава 1

Глава 2

Комментарии (1)