Гермиона открыла глаза, и её поразила внезапная мысль: она ослепла! Несложно было поддаться этому страху — тьма кругом была непроницаемая. Она попыталась поднести к лицу руку, но не смогла. Тело было слабым, как будто лишенным всех мышц. Никогда еще Гермионе не приходилось ощущать себя беспомощной тряпичной куклой, и от этого ей снова стало страшно. До тошноты. Она с трудом повернула голову, несколько раз моргнула, одновременно с этим шевеля пальцами. Наконец глаза начали различать движение, а ещё через пару секунд она смогла подтянуть непослушную руку к груди и сжать грубую ткань, которой была укрыта.

Так, Гермиона, успокойся. Вспомни, где ты. Сосредоточься и вспомни.

Мысли оказались такими же безвольными, как и тело. Они нехотя заворочались в голове — Гермиона почти слышала скрип, с которым это происходило. Она не понимала, почему ей так сложно вспомнить, где она и, что ещё важнее, почему она в таком беспомощном состоянии? Гермиона никогда не страдала провалами в памяти, поэтому сейчас чувствовала, как её душит паника. Она сделала несколько судорожных вдохов и поскребла ногтями по коже, туго обтягивающей ключицы. Эта слабая боль эхом отдалась во всем теле, а указательный палец задел свежий саднящий порез на шее. Горло вновь сдавила невидимая сила, а в мозгу, разгоняя все прочие, вспыхнули две мысли: 

Забыв о сковывающей её секунду назад слабости, Гермиона рывком поднялась, однако почти тут же рухнула обратно на своё удивительно мягкое ложе. В глазах опять потемнело, пришлось потратить несколько драгоценных мгновений на то, чтобы прийти в себя. И всё это время в голове безостановочно стучало: 

«Гарри! Рон! Гарри! Рон! Гаррирон!»

 Воспоминания блеклыми картинками нехотя возвращались к ней: промозглый тёмный лес, грубые чужие руки, до хруста сжимающие её плечи, смрадный запах крови и пота, окутавший Гермиону, — кажется, она ощущала его на себе и сейчас — и, наконец, перемещение в особняк Малфоев.

Гермиона опустила горячие веки, оживляя в памяти то, что происходило потом: к ней вновь вернулся тот ужас, который захватил её, когда егеря, а затем и семья Малфоев узнали их, узнали Гарри! Нет, только не это, НЕТ! Её мелко затрясло, руку, комкающую ворот какой-то незнакомой одежды, свело судорогой. Она вспомнила перекошенное злобой безумное лицо Беллатрисы, почувствовала боль, которая раздирала её тело раз за разом... Беллатриса хотела узнать, откуда у них меч Гриффиндора... Она была в ярости, боль от её Круциатуса была нестерпимой... Гермиона боялась, что не выдержит, боялась, что пытки заставят её рассказать всё, и в этот критический момент её разум предпочел отключиться — никак иначе этот провал в памяти не объяснить.

И вот она лежит в кромешной темноте, укрытая каким-то жёстким покрывалом, слабая, беспомощная, горячая, а её друзья... Мерлин всемогущий, где они?! Где Рон и Гарри, что с ними?! Отгоняя новый приступ паники, Гермиона попыталась подняться, на этот раз медленно, опираясь на трясущиеся локти. Привыкшие к темноте глаза с трудом различали неясные темные силуэты — кажется, это были какие-то предметы мебели. Краем глаза заметив движение, она резко повернула голову, так, что виски сдавило почти невыносимо! Проморгавшись, Гермиона поняла, что увидела лишь собственное неясное отражение в зеркале.

Что это, какая-то комната? И она, судя по всему, лежит на не самой шикарной, но всё же кровати. Это никак не состыковывалось с тем, что происходило с Гермионой до того, как она отключилась. Не могла ведь Беллатриса, вдоволь насладившись пытками, бережно уложить свою пленницу в постель? От этой безумной мысли у Гермионы вырвался истерический смешок — первый и единственный пока звук, прорезавший гнетущую тишину тёмной комнаты. От него стало не по себе, будто этот нервный визг издал кто-то другой, незримо присутствующий в комнате. И это накрыло её очередной волной неприятного липкого страха, забивающегося в каждую пору.

Гермиона закрыла глаза и глубоко вдохнула, так, что от прохладного воздуха защипало в носу. Ей необходимо было успокоиться. Успокоиться и выбираться отсюда... где бы она ни находилась! Гермиона напрягла слух, но до её ушей долетал лишь тихий шелест собственного дыхания. Подобная неприятная, обезоруживающая тишина иногда настигала их с Гарри в лесу. В какой-то момент всё живое умолкало, даже ветер прекращал шуршать листвой, и тогда Гермионе бывало трудно отделаться от чувства, что вот-вот произойдет что-то непоправимо-ужасное.

Сейчас чувство было иное. Как будто что-то непоправимо-ужасное 

. И от этого хотелось кричать, выть, от этого чувства хотелось убежать и зарыться поглубже. Гермиона гнала от себя плохие мысли, но они, словно отвратительные насекомые, лезли обратно, заполняя её голову своими скользскими вертлявыми телами.

Нет, нет, нет! С Гарри и Роном ничего не случилось, они где-то здесь, возможно, за стеной!

Успокаивая себя, Гермиона села, спустила ступни с постели и почти тут же отдернула: ледяной пол обжег нежную кожу. Рассмотреть себя у Гермионы не было возможности, поэтому она на ощупь определила, что на ней какая-то жесткая не то рубашка, не то роба, доходящая до середины бедра. Её собственная одежда и обувь пропали. Вскочив на ноги и на этот раз проигнорировав неприятное ощущение, она резко ощупала себя и, немного помешкав, запустила руку под непонятное одеяние, опустившееся в положении стоя почти до колен. Нащупав трусы, Гермиона с облегчением выдохнула: похоже, тот, кто её раздевал, не зашел слишком далеко.

С минуту она стояла на месте, поджимая замерзшие ноги и растерянно озиралась. Как будто ждала, что кто-то бросится на неё из темноты. Однако комната оставалась всё такой же безучастной к судьбе своей гостьи. Гермиона прочистила горло.

Как же жалко, как испуганно звучал её голос! Даже этого короткого выкрика хватило на то, чтобы услышать в нем обреченность, окунуться в неё с головой. Гермиона обхватила себя руками, зажмурилась и закусила губы — лишь бы не расплакаться от накатившей на нее беспомощности! Ей просто нужно выбраться отсюда. Любыми способами.

Она сделала пару шагов от кровати, силясь рассмотреть перед собой дверь, однако вокруг было слишком темно. Еще пара шагов с вытянутыми перед собой руками — и вот пальцы нащупали шершавую каменную кладку. Гермиона осторожно двинулась вдоль стены, едва касаясь её, и очень скоро — комната явно была небольшой — нашла дверь. Отыскав ручку, Гермиона без особой надежды попыталась её повернуть: заперто. Она заперта. Неизвестно где, неизвестно как долго. Разве что личности её тюремщиков — не загадка. Горло сдавило от мысли о Малфоях и Беллатрисе Лестрендж.

— Сволочи, — прошептала Гермиона, утыкаясь лбом в прохладную гладкую дверь и сглатывая подступившие слезы. Как ни хотелось ей сохранить самообладание, она чувствовала, что близка к тому, чтобы сползти на пол, подтянуть к себе колени и разреветься.

— Нет, — едва слышно, но твердо произнесла она. А потом резко ударила кулаком в дверь. — Нет, я не сломаюсь, вы поняли? — она почти кричала, надеясь, что в голосе не слышна окутывающая её всё плотнее паника.

В этот момент у неё за спиной раздался громкий треск, будто кто-то резко разодрал плотную материю. Гермиона вздрогнула и прижалась спиной к двери. В нескольких шагах перед ней стоял домовик с небольшим огарком свечи, слабо освещающим пространство вокруг. Вторая рука существа была занята небольшим подносом. Приглядевшись, Гермиона поняла, что на нем какая-то еда и стакан с водой.

Пока она раздумывала, что сказать внезапному пришельцу, он деловито обошел кровать и поставил поднос на небольшую тумбу, которая обнаружилась справа. В темноте было довольно сложно определить, какого домовик пола, поэтому Гермиона просто громко откашлялась в попытке привлечь к себе внимание. Безрезультатно. Тогда она медленно шагнула к домовику, водружавшему свечу рядом с едой, словно боялась его спугнуть.

— Простите... Умоляю, скажите, где я?

Домовик боязливо глянул на неё и тут же отвернулся. Гермиона передернула плечами, на миг ощутив себя прокаженной, однако решила предпринять еще одну попытку наладить диалог.

— Прошу вас, не молчите! Мне нужно знать, где я. Это Малфой-мэнор?

Домовик отшатнулся от приближавшейся к нему Гермионы, будто от неё смердело. Это её покоробило.

— Вам приказали не разговаривать со мной, верно? — спросила она, стараясь скрыть раздражение. — Вы можете хотя бы кивнуть?

Домовик втянул голову в плечи, старательно отводя глаза. Гермиона чуть не топнула ногой от досады. В голову пришла неуместная мысль о том, что она когда-то собиралась освобождать этих несчастных существ. Впрочем, это помогло ей немного успокоиться, раздражение сменилось острой неприятной жалостью.

— Умоляю вас, кивните! Это особняк Малфоев?

Огромные выпученные глаза, в которых дрожало неровное пламя свечи, смотрели на неё с неподдельным ужасом. Гермиона подумала, что домовик, должно быть, напуган примерно так же, как и она. Одна лишь разница: он живет в этом страхе всю свою жизнь. Поэтому Гермиона постаралась смягчить выражение лица и даже выдавила некое подобие улыбки, опускаясь перед домовиком на колени.

— Пожалуйста! Не говорите со мной, только кивните, если это действительно Малфой-мэнор.

Кивок был настолько незначительным, что его легко было не заметить в таком слабо освещенном пространстве. Но Гермиона намертво впилась в лицо домовика глазами, поэтому от неё не ускользнуло это едва уловимое движение головы.

— Спасибо, — прошептала она, ощущая, что её снова начинают душить слезы. Она робко протянула руку к стоящему перед ней существу, но в этот миг домовик исчез с таким же резким треском, с каким появился несколько минут назад. Гермиона же осталась сидеть на коленях, комкая грубый подол своей робы. В глазах нестерпимо щипало от невыплаканных слез, но она боялась, что, если выпустить на волю хотя бы одну каплю, уже не сможет остановиться.

С глубоким вздохом поднявшись с пола, она проковыляла к тумбе и без особого интереса рассмотрела то, что принес домовик. Классический набор узника: кусок хлеба, какая-то непонятная похлебка и вода. Есть Гермионе не хотелось, её ощутимо подташнивало, однако, немного помедлив, она все же попила воды. Вряд ли ее могли отравить: если бы захотели убить, давно сделали бы это. В голове мелькнула мысль о веритасеруме, но она отмела её. Трудно было поверить в то, что её переодели и уложили в какой-то комнате для того, чтобы после передышки продолжить допрос о мече Гриффиндора. Гермиона с горечью подумала, что Беллатриса наверняка нашла иной способ узнать правду.

Сейчас стоило думать о другом: как выбраться из этой комнаты. Внезапно её пронзила мысль, заставившая съежиться: домовик, который принес еду, наверняка доложит своим хозяевам, что их пленница уже очнулась! Это внушало почти неконтролируемый страх, и Гермиона усилием воли заставила себя выпрямиться и перестать нервно покусывать губы. Она не боится этих мерзких слизней, жалких прихлебателей Волдеморта! Пусть явятся сюда хоть всей своей отвратительной семейкой в полном составе — она не даст им увидеть свой страх!

Старательно внушая себе эти мысли, она опустилась на кровать, все ещё держа спину прямо, слишком прямо, до ломоты в пояснице. В конце концов, она не знала, как ей отсюда выбраться сейчас. Жалкого, умирающего огарка свечи, который принес домовик, вряд ли хватит на то, чтобы исследовать комнату. Поэтому ей оставалось только ждать, когда к ней пожалует кто-то из хозяев дома. И это, к её тщательно скрываемому ужасу, пришлось делать не так уж долго: через пару минут в комнате раздался скрип. Гермиона резко повернулась к двери и уставилась на мужскую фигуру в открывшемся проеме. В следующее мгновение, повинуясь невербальному заклинанию, вспыхнул магический свет на кончике палочки, освещая лицо вошедшего. Это был Люциус Малфой.

Глава 1

AllyBee

Чацкая

Natali Fisher

— Что с Гарри и Роном? Где они?
Люциус сделал пару шагов к ней, остановился совсем близко, поигрывая палочкой. Гермиона невольно отпрянула.
— Боюсь, вы уже никогда с ними не увидитесь, мисс Грейнджер. Ваши друзья мертвы.

Роулинг Джоан «Гарри Поттер»

Гарри Поттер

Гермиона Грейнджер/Драко Малфой

Гермиона Грейнджер

Драко Малфой

Люциус Малфой

Учебное пособие

ru-uchebnoe-posobie-allybee-beta-chackaya-beta-natali-fisher

Гермиона никогда не думала, что ей придется испытать ощущение загнанности в западню. Никогда не думала, что однажды будет чувствовать себя маленьким зверьком, угодившим в лапы хищника. Однако ухмылка, которую она увидела на лице вошедшего Люциуса Малфоя, подарила ей эти ощущения.

— Уже пришли в себя, мисс Грейнджер? — поинтересовался он будничным тоном, словно радушный хозяин, принимающий у себя дорогую гостью. Гермиона почувствовала, как по спине зазмеилась холодная капля пота, выступившая где-то в районе лопаток. Она непроизвольно вцепилась руками в покрывало, будто это могло ей как-то помочь не рухнуть в пропасть паники, на краю которой она балансировала.

Малфой тем временем приблизился, освещая палочкой тумбочку с нетронутой едой.

— Вы совсем не ели? Думаете, вас хотят отравить?

От псевдолюбезности в его голосе усилилась душившая Гермиону тошнота. Она резко и как-то нелепо мотнула головой, хотя за пару минут до этого решила, что будет смелой и не покажет своего страха. Сейчас же она выглядела как самая напуганная девочка на свете. Парализованная почти бесконтрольным животным ужасом настолько, что даже не в силах проронить ни звука.

— Ну же, мисс, если бы мы желали вашей смерти, вы бы давно уже перестали дышать, — голос Люциус источал доброту и понимание. Более того — картинно поёжившись, он палочкой разжёг огонь в камине. Гермиона шумно вдохнула и, пусть и с большой неохотой, в упор посмотрела на Малфоя.

— Что вам от меня нужно? — спросила она и тут же возненавидела свой голос, что прозвучал бесконечно жалко. Это явно не укрылось от Малфоя, который снова плотоядно осклабился, поворачиваясь к Гермионе. Его темный силуэт на фоне разгорающегося камина выглядел жутко.

— У меня есть на вас кое-какие планы, мисс Грейнджер. Поэтому я взял на себя смелость оставить вас в живых.

— А что… — Гермиона захлебнулась наполнившей рот слюной, закашлялась. Дурное предчувствие, которое она гнала от себя, вновь неприятно царапнуло изнутри.

Но она должна знать наверняка…

— Что с Гарри и Роном? Где они?

Люциус сделал пару шагов к ней, остановился совсем близко, поигрывая палочкой. Гермиона невольно отпрянула.

— Боюсь, вы уже никогда с ними не увидитесь, мисс Грейнджер. Ваши друзья мертвы.

Это слово как будто было сказано на незнакомом ей языке — Гермиона не сразу поняла его значение. Она уставилась на ухмыляющегося Люциуса Малфоя так, будто ждала, что сейчас он крикнет: «Попалась!» и рассмеётся. Но он продолжал изучать Гермиону своим холодным высокомерным взглядом и ждал её реакции. А она не знала, как реагировать. Потому что не верила в это слово.

О подобных вещах не сообщают вот так: безразлично, с надменной ухмылкой. Такие новости произносят прерывающимся шепотом, о них кричат в исступлении. Их вдалбливают в твоё сознание, тряся тебя за плечи или хлестая по щекам. Гермиона чувствовала, как в груди начинает скручиваться жесткий узел из противоречивых чувств: нарастающей паники, неверия, злости на этого мерзкого человека, стоящего перед ней с таким видом, как будто ничего не произошло.

Ей хотелось кинуться на него, ударить, накричать: что значит мертвы? Как он смеет лгать ей?! Этого не могло произойти! Просто не могло! Это…

— Вы лжете, — едва слышно прошипела она, глядя на Малфоя исподлобья. О, если бы она могла наносить увечья взглядом, она бы давно искромсала эту его нахальную физиономию!

— Жаль разочаровывать вас, но это правда. — В голос добавились стальные нотки: Люциус явно терял терпение, ему надоело быть приветливым. Наверное, его выворачивало от этого нелепого лицедейства не меньше, чем Гермиону.

Это стучало в ушах. Растекалось по артериям вместо крови. Переполняло и душило Гермиону, натуральным образом не давало ей вздохнуть. И это никак не хотело становиться правдой для неё — это просто не могло быть правдой! И, хотя её подсознание уже сопоставило все имеющиеся факты, сознание отказывалось их принимать. Этого просто не могло произойти. Гарри и Рон не могли умереть. Не могли! Она вцепилась в этот факт с таким остервенением, словно точно знала, что её друзья — бессмертные неуязвимые сверхсущества. И ей хотелось швырнуть это знание в отвратительное лицо Люциуса Малфоя, опровергнуть им ту глупость, которую он сказал.

— Этого не может быть, — прошептала Гермиона, хватаясь за остатки самообладания, стремительно покидающего её. Люциус хмыкнул и принялся прохаживаться по комнате, рассматривая обстановку, освещенную разгоревшимся в камине огнем. Как будто это не было частью его дома, и он оказался в этой комнате впервые. Хотя, возможно, так и было.

— Можете упрямиться сколько угодно, однако это не изменит свершившегося факта: несравненного мистера Поттера и никчемного мистера Уизли больше нет в живых.

И вот эти слова, вновь произнесенные безразличным тоном, брошенные в Гермиону, словно ничего не значащая вещь, сломали её. Она почувствовала, что резь в глазах стала нестерпимой, и наконец позволила слезам заструиться по лицу. У нее закружилась голова, однако вдохнуть всё ещё не получалось, потому что осознание произошедшего плотно сдавило горло. Как будто Люциус Малфой вцепился ей в глотку после того, как сообщил свою новость: «Ваши друзья мертвы».

Теперь эта мысль была единственным, что осталось в жизни Гермионы. Единственным, что у неё было и когда-либо будет. Она осознала это так четко, словно прочитала об этом в одной из многочисленных книг, занимавших столько её драгоценного времени. Времени, что она могла бы посвятить своим друзьям, которые теперь...

Гермиона упустила момент, в который начала громко, надрывно всхлипывать, судорожно хватая воздух приоткрытым ртом. Истерика просто накрыла её неумолимой лавиной. Глаза застелила пелена из слез: стоило сморгнуть их, как выступали новые. Силуэт расхаживающего по комнате Люциуса Малфоя размыло, можно было легко забыть о его присутствии. Впрочем, сейчас оно не волновало бы Гермиону, даже если бы Малфой-старший стоял в паре сантиметров от неё, даже если бы он сжимал её плечи и заглядывал в лицо.

Звуки собственных рыданий гулко отдавались в ушах, но доносились словно издалека. Внутри Гермионы в этот момент было пусто и тихо, оглушающе тихо. Только что-то невидимое и беззвучное целенаправленно разрушало её, отрывая кусок за куском.

Их нет, их больше нет, Гарри и Рон мертвы!

Хотелось захлебнуться этим фактом, умереть прямо сейчас, чтобы ни секунды не существовать в мире, в котором больше нет её лучших друзей. Гермиона продолжала рыдать, бездумно царапая свои щеки и шею, не замечая, что Малфой больше не расхаживает по комнате, а пристально смотрит на нее, изучает, словно огромное насекомое — с чуть брезгливым любопытством. Он ждал, когда она прекратит свою истерику, и едва сдерживался, чтобы не кинуть в девчонку оглушающее заклятие. Но нет, он должен быть терпеливым с ней.

— Когда вам надоест лить слезы, просто намекните, мисс Грейнджер, — бросил он, заметив, что рыдания стали тише, а всхлипы — немного реже.

Гермиона не успокаивалась — у нее просто не осталось больше сил плакать. Кажется, прошла целая вечность перед тем, как Гермиона издала последний всхлип и затихла. Теперь она сидела на кровати, опустив голову, сгорбив спину, и бездумно перебирала подол одеяния, которое на неё надели эти люди… Люди, которые убили её друзей! Прежде чем новая волна слез затопила её, Гермиона подняла пустой взгляд на Малфоя.

— Вам нужны подробности? — усмехнулся Люциус, приподнимая одну бровь. — Я мог бы даже показать вам свои воспоминания об этом знаменательном моменте, но не думаю, что вы захотите смотреть на это.

Гермиона почувствовала тотальное бессилие. Только это удержало её от того, чтобы броситься на Малфоя и разодрать это лицо с надменной ухмылкой. А он, судя по всему, наслаждался её горем: Гермиона наконец заметила это брезгливо-заинтересованное выражение.

— Если они… Тогда почему я жива? Почему я здесь?

Уголки тонких губ Малфоя чуть дрогнули — он явно ждал этого вопроса.

— Когда в мэноре появился Темный Лорд, началась, кхм… небольшая потасовка. И все как-то позабыли о вашем неподвижном теле. Вы, можно сказать, вовремя отключились.

Гермионе хотелось убить этого мерзкого человека уже просто за тон, которым он вещал — словно описывал увлекательный эпизод своего отпуска.

— А когда возмездие над бездарным выскочкой и его ещё более бездарным подпевалой и предателем крови было совершено, всех охватило такое ликование, что никому уже точно не было дела до маленькой грязнокровки, валяющейся на полу в стороне от общего… праздника.

Последнее слово было настолько неподходящим и гадким, что Гермиона едва снова не разрыдалась. Однако вновь подступившие слезы пришлось проглотить — она больше не должна показывать Малфою своей слабости! Гермиона с ненавистью посмотрела на стоящего перед ней человека, всеми силами желая ему подохнуть поскорее.

— Почему вы не убили меня, когда… обнаружили?

— Я смотрю, у вас нездоровая тяга к смерти, мисс Грейнджер, — язвительно парировал Малфой.

Он просто насмехается над ней! Да как он смеет?! Как может он вести себя так, когда её друзья…

Даже в мыслях возвращаться к этому не было сил. Искалеченное сознание против воли своей хозяйки уже выстраивало внутри неё стену из прочного, как гранит, отрицания.

— Отвечайте! — выкрикнула она, уже не пытаясь вытравить истеричные нотки из своего голоса.

Лицо Люциуса Малфоя на миг скривилось, выражая недоумение, однако почти сразу приняло жесткое и отталкивающее выражение. В два шага преодолев расстояние, бывшее между ним и Гермионой, он почти вплотную приблизил свое лицо к её.

— Если ещё раз я услышу в вашем голосе эти приказные нотки, обращенные в мой адрес, я заставлю вас горько пожалеть о том, что вы остались в живых!

Гермиона отстранилась, морщась от горьковатого запаха табака, исходящего от Малфоя. Ей хотелось придушить его, но вместе с тем стало невыносимо страшно. В его глазах была ярость, в глубине этих глаз блеснуло что-то такое, что не давало повода усомниться: этот человек говорит правду. И он действительно может заставить её страдать. Хотя Гермионе сложно было представить, что она сможет страдать сильнее, чем в данный момент.

Малфой еще пару секунд прожигал в лице Гермионы дыры, затем наконец-то отстранился. Ярость, скрытая на дне его глаз, снова была надежно замаскирована под надменным безразличием.

- Когда все успокоились и Темный Лорд с Беллой наконец-то покинули мой дом, - с нескрываемым раздражением, направленным на упомянутых людей, произнес Люциус, - я обнаружил вас, всё ещё пребывающую в спасительном обмороке. Поразмыслив, я решил, что вы можете мне кое в чем пригодиться, поэтому приказал домовикам перенести вас в спальню и избавиться от вашего уродливого магловского облачения.

Гермиону накрыло внезапное секундное облегчение: по крайней мере, её раздевал не этот ужасный человек, а несчастные домовики. Малфой, кажется, заметил, как она выдохнула.

— Вы, похоже, уже успели нарисовать себе парочку картин с тем, как кто-то измывается над вашим телом, пока вы без сознания?

Гермиона передернула плечами: у неё почти не было времени и сил на подобные мысли. Равно как и желания оправдываться сейчас перед Малфоем.

— Не волнуйтесь, — вкрадчиво произнес он, неприятно ухмыляясь, — я не из тех, кто способен воспользоваться чужой беспомощностью.

Гермионе захотелось расхохотаться Малфою в лицо, обозвать его жалким трусом и лицемером, припомнить ему то, как он подкинул дневник Тома Реддла маленькой беззащитной Джинни Уизли, но вместо этого она лишь упрямо сжала губы, чтобы в очередной раз не разрыдаться у него на глазах.

Ненадолго в комнате воцарилось молчание, нарушаемое лишь треском поленьев в камине. Этот звук немного успокаивал Гермиону, временно заполняя образовавшуюся внутри неё пустоту. Она невидящим взглядом уставилась на огонь, мысленно отгораживаясь от всего, что сейчас происходило вокруг. Как будто издалека до неё донесся ненавистный голос, который на этот раз звучал подчеркнуто деловито:

— Сейчас вы можете немного отдохнуть и поупиваться своим несчастьем и жалостью к себе, но с завтрашнего дня вы будете делать то, что я потребую.

Смысл его слов едва коснулся сознания Гермионы, проскользнув мимо. До неё дошло только одно: сейчас он оставит её в покое. Когда тяжелая дверь закрылась за Малфоем, она по-прежнему сидела в оцепенении и не моргая смотрела в огонь. Он необъяснимым образом приковывал к себе внимание, вызывал желание протянуть руку и спалить себя дотла. Лишь через пару минут до Гермионы дошло, что она снова одна в комнате. Мысль о том, что нужно что-то делать, трепыхнулась было на краю сознания, но тут же затихла. Вместо этого Гермиона забралась под жесткое покрывало на постели и моментально провалилась в сон.

Глава 2

Гермиона проснулась от того, что ей было невыносимо жарко. Она проснулась с гадкой головной болью, с сухостью во рту, абсолютно разбитая и не отдохнувшая. Скинув с себя тяжелое покрывало, она села в постели и стянула влажную от пота робу. Это слабо помогло — в комнате нечем было дышать. Виной тому, должно быть, стал горевший долгое время камин, в котором сейчас слабо мерцали дотлевающие угли.

Гермиона огляделась. В комнате уже не было так темно, в ней стоял мягкий удушливый полумрак. Свет едва просачивался сквозь тяжелые наглухо задернутые портьеры. Пошатываясь от головокружения, она приблизилась и осторожно заглянула за одну из штор. Она и не надеялась обнаружить за ней обычное окно, а за ним — серый пасмурный день! Отдернув портьеру, Гермиона уставилась сквозь мутное стекло на ухоженный сад, в глубине которого виднелся водоем. Прикинув расстояние до земли, она решила, что находится на третьем этаже. Попыталась открыть створку, чтобы впустить немного свежего воздуха: окно ожидаемо не поддалось. В сердцах стукнув по стеклу кулаком, она тут же отдернула руку: ребро ладони пронзило острой болью, на коже моментально появился уродливый красный ожог.

Гермиона зашипела, прижав поврежденную руку к груди, и сползла на пол. Легкие отказывались принимать спёртый воздух комнаты, пришлось сделать несколько глубоких вдохов, хотя от этого головокружение только усилилось. Чувствуя себя беспомощной мухой, намертво застрявшей в прочной паутине, она дала волю слезам. Сейчас она плакала не о Гарри с Роном — мысль о погибших друзьях ещё не успела завладеть её мозгом, а просто от тошнотворной жалости к самой себе.

Как это случилось? Когда вся её жизнь успела измениться столь кардинально? Что она сделала не так, где оступилась? За что она сейчас расплачивается тем, что сидит здесь полуобнаженная, липкая от пота, задыхающаяся и разбитая, лишенная всякой надежды на спасение? Может, Вселенная ошиблась? Может, она уготовила эту участь кому-то другому, кому-то плохому, подлому, ничтожному, и случайно вывалила все эти беды на голову доброй и честной Гермионы Грейнджер?

От безумной мысли, что она, возможно, несправедливо расплачивается за чьи-то чужие грехи, Гермионе стало только хуже. Рыдания постепенно переросли в истерику; забыв о саднящей ладони, она обхватила себя руками и завыла в голос, словно раненое животное. В таком состоянии она не способна была ставить эмоциональные блоки, поэтому образы лучших друзей, которых Гермиона уже никогда больше не увидит, всплыли в мыслях, причиняя ещё большую боль.

В комнате раздался громкий треск, и Гермиона вскрикнула от неожиданности, захлебнувшись очередным всхлипом. Перед ней появился вчерашний домовик. В руках он держал поднос с новой порцией еды и со стаканом воды. Только сейчас Гермиона заметила, что вчерашний нетронутый ужин исчез с тумбочки.

На секунду ей стало не по себе из-за того, что домовик застал её в таком виде — зареванной и практически голой, — но её почти сразу окутало безразличие. Почему-то испытывать стыдливость в его присутствии показалось ей глупым, хотя она и не относилась к домовикам как к безмозглым питомцам. Однако она заставила себя подняться, прикрыв обнаженную грудь, и накинуть неудобную робу. От этого снова стало гадко и жарко. Гермиона вздрогнула от отвращения и проследила взглядом за домовиком, который расставлял принесенный паёк на тумбе.

Подавив желание сорвать накопившуюся обиду и ненависть на несчастном, ни в чем не повинном существе, Гермиона попыталась улыбнуться домовику, как только поймала на себе его испуганный взгляд.

— Мне жаль, что вы видели это, — она неопределенно качнула головой в сторону окна, под которым домовик застал её, когда появился в комнате. —  Я хотела открыть окно, потому что здесь нечем дышать, но не смогла.

Она приподняла покалеченную руку, демонстрируя следствие своей неудачи. Домовик боязливо прижал огромные уши к голове. Сейчас, при свете дня, было ясно, что это мелкое костлявое существо, одетое в наволочку, явно мужского пола. Гермиона поспешно отбросила эту мысль, потому что в груди всколыхнулась новая волна стыдливости.

— Я хотела бы умыться, — тихо сказала она, стараясь, чтобы голос звучал мягче. — Здесь есть ванная?

Не дожидаясь ответа домовика, она обвела комнату беглым взглядом. Простая кровать, тумба справа от неё, камин, трюмо, в котором ночью Гермиона видела свое отражение,  в одном углу,  старый деревянный шкаф — в другом. Единственная дверь напротив окна, через которую вчера вошел Люциус Малфой, убила мелькнувшую было надежду на прохладный душ. В довершение всего она почувствовала, что хочет в туалет.

— Похоже, уборной для пленных не предусмотрено? — с горечью заметила Гермиона. Собственное желание не срывать злость на домовике начало сдавать перед натиском разрастающегося внутри гнева: сейчас она готова была броситься даже на это маленькое убогое существо, которое почему-то до сих пор не исчезло.

— Ну что ты стоишь тут и пялишься на меня? Иди, передай своим мерзким хозяевам, что я проснулась и готова к истязаниям! — Гермиона сорвалась на крик и почувствовала, как щиплет в носу и глазах. От жалкого вида домовика ей стало только хуже: на секунду ей захотелось схватить это маленькое тщедушное тельце и разорвать, лишь бы не видеть огромных, полных ужаса глаз.

— Убирайся, — выдавила она сквозь слезы, с остервенением царапая свои горячие щеки. Домовик, к её удивлению, вместо того чтобы с треском раствориться в воздухе, затряс головой.

— Я отведу мисс умыться, — испуганно пропищал он, прежде чем Гермиона успела ещё хоть что-то сказать. Вмиг позабыв о собственной ярости, она с болью в сердце уставилась на маленькую узловатую ручку, испещренную шрамами, которую с опаской протягивал ей домовик.

— Простите, — растерянно промямлила она, хватаясь за руку. В следующее мгновение они с громким треском аппарировали.  Перемещение в пространстве с помощью магии домовиков отличалось от того, к которому привыкла Гермиона: вместо ощущения, что тебя протаскивают через узкий шланг, возникало чувство, что тебя пытаются отжать, словно простыню, закручивая спиралью. Упав на колени в полутемной комнате и поразмыслив, Гермиона так и не смогла определить, какой способ отвратительнее.

— Мисс нужно умыться, — тихий писк справа от неё. Подняв голову, Гермиона уставилась на домовика, про себя дивясь тому, как он умудрялся каждую секунду выглядеть более напуганным, чем до этого.

Проигнорировав его слова, Гермиона оглядела помещение, в котором оказалась. Вряд ли это была ванная, которой пользовались Малфои: здесь было слишком мрачно и тесно. С низкого потолка свешивалась старая люстра с огарками свечей, которые, похоже, давно никто не зажигал. В стене напротив двери находилось узкое окно, через которое просачивался серый неяркий свет. В одной части ванной примостилась каменная раковина, в другой — что-то вроде большого корыта, над которым был закреплен душ.

Гермиона поёжилась: всё казалось каким-то грязным, склизким, давно не используемым. И как только такое помещение могло быть частью величественного Малфой-мэнора?

— Мне нужно в туалет, — бросила она, поворачиваясь к домовику. Тот испуганно затряс головой, чем немало взбесил и без того неуравновешенную Гермиону.

— Я не собираюсь мыться, пока не схожу… — она замялась, однако упрямо сжала кулаки. Поврежденная рука мигом напомнила о себе.

— Мне велено привести вас умыться, — залепетал домовик, пряча глаза.

— О, вот как? Тогда иди и передай тому, кто это велел, что мне нужно В ТУАЛЕТ!

Домовик отшатнулся от Гермионы и с громким треском исчез. Ощутив какое-то мрачное удовольствие от того, что она добилась своего, Гермиона подошла к раковине и уставилась в зеркало. В нем отражалась девушка с бледным лицом. Месяцы недоедания выделили на этом лице острые скулы, месяцы недосыпа наградили его темными кругами под большими карими глазами.

Гермиона устало провела рукой по взлохмаченным волосам и отвернулась. Видеть себя такой неопрятной было гадко. Впрочем, ей не помешало бы умыться. Гермиона потянулась к облупленному медному крану, когда дверь в ванную распахнулась. На пороге стоял Люциус Малфой, и он явно был в ярости. От вчерашней маски любезного хозяина не осталось и следа.

— В чем дело, мисс Грейнджер? — процедил он, запирая за собой дверь взмахом волшебной палочки. — Вы не в состоянии самостоятельно умыться?

Гермиона на секунду опешила и даже попятилась от Малфоя, однако что-то заставило её, пусть и с опозданием, вызывающе взглянуть ему в глаза.

— Ваш домовик отказался проводить меня в туалет. Или в семьях чистокровных волшебников его посещение не практикуется?

Она очень надеялась, что её слова прозвучали язвительно, а не жалко. По лицу Малфоя трудно было понять, какой они произвели на него эффект. Он лишь сильнее нахмурился, а потом резко подался вперед, больно впиваясь в руку Гермионы своими длинными пальцами. Она вскрикнула и попыталась вырваться, но ей нечего было противопоставить взрослому здоровому мужчине. Он молча выволок её из ванной в плохо освещенный коридор и протащил до расположенной рядом двери.

— У вас две минуты,— прошипел он, заталкивая Гермиону в крошечную уборную и захлопывая дверь у неё перед носом. Гермиона застыла, забыв о своей потребности. Руку, на которой уже проступили красные отметины от пальцев Люциуса, ломило от боли, в глазах снова защипало.

Да как смеет этот человек так обращаться с ней?!

Гермиону душила обида, хотелось выскочить наружу и залепить ему пощечину или вцепиться в его безупречное надменное лицо и расцарапать в кровь. Никто никогда не поднимал на неё руку, даже родители в воспитательных целях не заходили дальше выговоров. Впрочем, у них и не было особой нужды наказывать свою примерную дочь. А этот… наглый, мерзкий, почти незнакомый ей мужчина… Гермиона шумно вдохнула, потирая руку. Она ещё найдет способ отплатить ему за такое обращение!

— Вы закончили? — звук его голоса привел Гермиону в чувство. Спешно справив нужду, она дернула на себя дверь. Люциус попытался снова схватить её за руку, но она вовремя увернулась.

— Вам вовсе не обязательно всё время хватать меня и оставлять на мне синяки, — холодно заявила она. — Или вы думаете, что я вырвусь и убегу, не имея палочки?

Малфой смерил её испытующим взглядом. Вместо ожидаемого презрения Гермиона с удивлением заметила на его лице… заинтересованность?

— Не думайте, что я испытываю желание сопровождать вас в уборную всякий раз, когда вам приспичит, — Люциус подтолкнул Гермиону в сторону ванной. — Я создам для вас специальный порт-ключ.

Это заявление вызвало неприятную дрожь. Гермиона просто не успела подумать о том, в какой именно ситуации она оказалась. В её голове ещё не сформировалось это понимание: она теперь 

. И от этого действительно захотелось бежать, куда глаза глядят. Вот только бежать ей было некуда. На неё давили неровные каменные стены, а по пятам шел Люциус Малфой, которому хватило бы одного взмаха волшебной палочки, чтобы лишить её способности дышать — не то что бегать.

Когда они вошли в ванную и Малфой снова запер дверь, до Гермионы вдруг дошло, что он не собирается оставлять её здесь одну. Она уставилась на своего провожатого в надежде, что он додумается выйти, однако Люциус, кажется, не планировал покидать ванную: он прислонился к двери и обвел скучающим взглядом её убогий интерьер.

— Думаете, я стану мыться при вас? — спросила Гермиона, мысленно проклиная свой дрогнувший голос.

— Меня совершенно не волнует, как бы вам хотелось это сделать, — протянул Люциус. Он снова выглядел как человек, не способный на проявление ярких эмоций. Однако наигранность его безразличия выдавали глаза, в которых Гермиона уловила алчный блеск. И как будто только сейчас осознала, что она в данный момент заперта в ванной один на один со взрослым мужчиной, ожидать от которого можно чего угодно.

Гермиона сглотнула подступивший к горлу ком, лихорадочно оценивая обстановку. Малфой явно дал понять, что не намерен уходить, а она могла лишь умолять. От подобной перспективы во рту выступила кислая слюна, которую Гермионе на секунду захотелось сплюнуть Малфою в лицо. От злости на этого человека и унижения на глазах выступили предательские слёзы, поэтому Гермиона поспешно отвернулась и подошла к раковине.

Вода была настолько холодной, что через полминуты у неё начало ломить руки, но вместе с тем эта вода приносила хоть какое-то облегчение. Умывая лицо и шею, Гермиона старалась сделать так, чтобы ледяные капли попали также на липкие от пота спину и грудь. Она уже смирилась с тем, что ей не суждено принять ванну, а поддаваться Малфою Гермиона не собиралась. Чуть помешкав, сгорая от стыда, она ополоснула подмышки. Ей безумно хотелось нормально помыть голову, но о таком, кажется, не стоило даже и мечтать. В качестве компромисса несколько раз запустив мокрые руки в сбитые в колтун кудри, она наконец выключила воду и нехотя повернулась к Малфою.

— Я предполагал, что грязнокровки не слишком чистоплотны, но чтобы настолько, — он брезгливо поморщился, покручивая палочку изящными пальцами.

— Я не стану принимать ванну в вашем присутствии, — тихо заявила Гермиона. Она боялась, что если чуть повысит голос, то сорвется и расплачется.

— Вы кое-чего не поняли, мисс, — Люциус медленно оттолкнулся от двери. Гермиона невольно отступила на шаг, тут же разозлившись на свою трусливость. — Вам придется принять ванну. — Он подошел совсем близко и вдавил кончик палочки в выемку между её ключицами. Гермиона почувствовала, что её мутит от страха перед ним. — А также воспользоваться этим, — свободной рукой Малфой порылся в складках мантии и извлек опасную бритву. На долю секунды Гермионе показалось, что он собирается перерезать ей горло.

Однако почти сразу до нее дошло, чего Малфой хочет от неё 

. И от этого стало гадко.

— Я не хочу оставлять вас наедине с этой бритвой, потому что пока не уверен, что у вас не возникнет желания вскрыть себе вены.

—  Что?! — Гермиона захлебнулась от негодования.

— Ну, знаете, вы здесь, в моей власти, а ваши никчемные друзья мертвы. И не только эти два недоумка, с которыми вы появились здесь. Возможно, уже 

Эти слова проникли под кожу раньше, чем Гермиона успела сказать или сделать хоть что-то. Хотя, что она могла с этим сделать? Она просто стояла перед Люциусом, чувствуя себя совершенно голой, чувствуя, как горячие слезы сбегают по щекам, как соль стягивает обветренную кожу. Похоже, Малфоя не устраивал тот факт, что его пленница до сих пор не осознала горе, которое постигло её. И он, не скрывая удовольствия, разрушал сейчас хрупкую стену её спасительного отчуждения.

— Вы чудовище, — прошептала Гермиона, трясущейся рукой стирая с щеки влажную дорожку, оставленную слезами.

— Я лишь объясняю объективные причины того, почему не готов доверить вам бритву, — Малфой хищно осклабился, убирая палочку и протягивая бритву Гермионе. — Не удивлюсь, если вы никогда этим раньше не пользовались, — он на секунду перевел взгляд на подмышки Гермионы, заставляя её покраснеть от смущения. — Что ж, самое время начать.

— Зачем… — Гермиона сглотнула, пытаясь смочить пересохшее горло, — зачем это вам? — Неприятные догадки уже копошились в голове, но она надеялась, что, возможно…

— Я уже говорил вам, мисс Грейнджер, у меня есть на вас планы. И эти планы подразумевают отсутствие лишних волос на вашем теле. Везде. Другими словами, я имею в виду не только ваши ноги. — Малфой как будто вёл с ней светскую беседу о сортах вина или классической музыке. Гермиона же похолодела от ужаса, представив, какие именно планы могут подразумевать такое.

— Прошу вас… — совсем недавно она не собиралась его умолять, но сейчас готова была упасть перед Малфоем на колени и рыдать, только бы избежать уготованной им для нее участи.

— О, только не нужно опять лить слезы — я не из тех, кого этим можно пронять, — скривился он, всё-таки протискивая сложенную бритву в одну из рук Гермионы.

— Я… — она вдруг почувствовала жгучую волну гнева, прокатившуюся по телу, и гордо приподняла подбородок. — Я не обязана это делать!

— Не обязаны, — согласился Люциус, — но если вы этого не сделаете, я докажу вам, что владею Круциатусом не хуже Беллы.

Гермиона сглотнула. Что-то в его взгляде не оставляло сомнений: он будет пытать её, долго, жестоко и с удовольствием. А от воспоминаний о той боли, которую приносит заклятие, гордость Гермионы съёжилась и жалобно заскулила.

— Ну вот и славно, — усмехнулся Малфой, видя, что его жертва не собирается больше сопротивляться. —  Честно говоря, я не горю желанием созерцать, как вы будете делать это, поэтому пришлю к вам Крипси. Только не убейте его — найти приличного домовика нынче непросто.

Одарив Гермиону очередным надменным взглядом, Малфой направился к двери. Его силуэт расплылся из-за пелены выступивших на глазах слёз. В голове было слишком много мыслей, наслаивающихся друг на друга, но только когда дверь хлопнула, а шаги за ней стихли, Гермиона позволила себе всхлипнуть. Ей было мерзко и страшно. Хотелось соскользнуть на пол и выплакать хотя бы часть этого страха. Хотелось обхватить себя руками, чтобы хоть как-то унять дрожь.

Что-то выскользнуло из её ладони и с громким стуком упало на пол. Гермиона отсутствующим взглядом посмотрела на приоткрывшуюся от падения опасную бритву, лежащую перед ней.

«Только не убейте его…»

Господи! Это было в её руке! Перед глазами на миг снова возникла расплывающаяся спина неспешно удаляющегося Люциуса Малфоя. Гермиону затрясло сильнее от осознания того, что 

… Почему-то в голове не возникло ни одного сомнения в том, что она смогла бы сделать это… Заполучив его палочку, она бы придумала, как выбраться, она бы…

Поток бессвязных и бесполезных мыслей прервал громкий  треск: перед ней появился домовик с куском мыла и мочалкой в маленьких руках. Только сейчас до Гермионы дошло, что ей предстоит делать в присутствии этого существа. Однако его преисполненные ужасом глаза были более предпочтительными свидетелями её унижения, чем ледяные насмешливые глаза Малфоя.

— Я обещаю не делать с собой ничего плохого, поэтому… отвернись, хорошо?

Домовик помедлил, видимо прикидывая, не противоречит ли просьба Гермионы приказу его хозяина, потом порывисто закивал и отвернулся к двери. Гермиона вздохнула и скинула с себя робу.

Глава 3

Сложно осознать, насколько сильно тебе не хватало чего-то, пока ты это не получишь. Опустившись в горячую воду, довольно быстро заполнившую старую ванну, Гермиона на миг даже забыла о той ужасной ситуации, в которой она оказалась. Каждая клеточка в теле, измученном месяцами похода, казалось, затрепетала от этого великолепного ощущения.

Она готова была вечность провести в этой облупленной ванне, однако писклявый голос Крипси разрушил хрупкую идиллию.

— Хозяин сказал, у мисс есть двадцать минут.

— Он что, издевается? — вскрикнула Гермиона, расплескивая воду на пол.

— Если Крипси не поторопит мисс, ему придется наказать себя, — пропищал домовик, опять прижимая уши к голове.

Вот значит как. Гермиона тихо выругалась: чертов Люциус Малфой не ошибся с выбором оружия против неё. Она просто не могла позволить несчастному, лишенному воли существу пострадать из-за своей нерасторопности или упрямства. Пришлось мыться быстро и без удовольствия.

Мочалка была жесткой и неприятно царапала кожу, бесформенный кусок мыла, принесенный Крипси, отдавал чем-то тяжелым и неприятным, однако выбирать не приходилось, поэтому Гермиона смыла с себя пот и грязь, а затем с большим трудом распутала и помыла волосы. Осталась самая неприятная часть программы. Она в нерешительности уставилась на опасную бритву, которая всё ещё лежала на полу.

Раньше она никогда не пользовалась такой — для этих целей у нее был обычный магловский станок. Сейчас он, должно быть, всё ещё валялся в ванной на втором этаже в доме на площади Гриммо, 12. Станок был одной из немногих вещей, которые Гермиона безвозвратно потеряла в момент их поспешного бегства из фамильного особняка Блэков. Как же давно это было! Воспоминания заползли в расслабленный купанием мозг и больно обожгли её изнутри. Гермиона и не заметила, как на глаза навернулись непрошеные слезы. Мысли снова заполнили образы Гарри и Рона, а в ушах зазвучал надменный голос Люциуса Малфоя: 

«Ваши никчемные друзья мертвы. И не только эти два недоумка, с которыми вы появились здесь. Возможно, уже все ваши друзья мертвы».

— Ублюдок, — прошептала она, глотая слезы. — Мерзкий, никчемный…

— Мисс закончила? — Крипси не оборачивался, лишь слегка наклонил голову. Гермиона вздрогнула: она и забыла, что здесь домовик.

— Не совсем, — протянула она. Ей так не хотелось покидать тепло ванны, что, помедлив, она всё же попросила Крипси принести ей бритву. Он сделал это более чем тактично, так ни разу и не взглянув на Гермиону.

Попытки извлечь из куска мыла сколько-нибудь правдоподобную пену успехом не увенчались, поэтому Гермиона просто помазала этим мылом ноги. Даже на вид бритва была очень острой. Пару минут Гермиона зачарованно рассматривала поблескивающую сталь. Этот неясный блеск притягивал, провоцировал на прикосновение. Она почти надавила подушечками пальцев на острый край бритвы, но наваждение вовремя спало.

Боязливо проведя несколько раз от лодыжки к колену, Гермиона наконец приноровилась к непривычному инструменту. Результат превзошел её ожидания, и она даже залюбовалась на мгновение своими гладкими ногами, но почти тут же сникла, вспомнив, для кого она так старается. Ей всё ещё не хотелось думать о том, для чего Малфою понадобилось её брить, однако отогнать свои догадки – одна гаже другой – уже не получалось.

Гермиона сжималась от одной только мысли о том, что её могут принудить к…

Чтобы хоть как-то успокоиться, Гермиона пыталась убедить себя в том, что ни Малфой, ни кто-либо еще не стал бы делать ничего подобного с такой, как она, 

! Это ведь просто абсурдно, что помешанный на чистоте крови маг, да еще и женатый, захочет… этого с ней! Произнести слово «секс» даже в мыслях она не решалась. Гермиона, как и всякая нормальная девушка, планировала, что в первый раз ляжет в постель с любимым человеком, а никак не с толпой Пожирателей смерти! От этих тягостных мыслей ей снова захотелось плакать, но в этот момент Крипси начал переминаться с ноги на ногу и нервно поглядывать на Гермиону через плечо: время, отведенное его хозяином, было на исходе.

— Я скоро закончу, — пробормотала она и наспех побрила подмышки. Вода в ванне уже начала остывать, поэтому сидеть в ней и дальше было не шибко приятно, но это всё равно было намного лучше неизвестных «планов», о которых упомянул Люциус Малфой. От воспоминаний о нем и его брезгливо-надменном взгляде, а также от мыслей о том, что этот мужчина, возможно, собирается сделать с ней, Гермиону начало подташнивать. Она посмотрела на бритву в своих руках.

«Я не хочу оставлять вас наедине с этой бритвой, потому что пока не уверен, что у вас не возникнет желания вскрыть себе вены».

Чертов Малфой вряд ли серьезно беспокоился о ней, но его опасения уже не казались Гермионе такими уж возмутительно-абсурдными. То положение, в котором она оказалась сейчас… Оно было похоже на затянувшийся дурной сон. Несколько дней назад она была почти счастлива, наслаждаясь воссоединением их трио, вдохновленная разрушением медальона и поиском новых крестражей. И вот всё это в одночасье исчезло. Они проиграли. Вот так просто, без борьбы. Одна маленькая оплошность, и всё разрушено.

Бритва с гулким стуком приземлилась на дно ванны, а в следующую секунду этот и все прочие звуки потонули в громких всхлипах, перерастающих в истеричные рыдания. Гермиона обхватила себя трясущимися руками и заскулила в голос. Испуганный Крипси заметался по ванной, не зная, что ему предпринять. Однако очередной надрывный вскрик вынудил несчастного домовика с треском дезаппарировать. Гермиона не заметила этого. Сейчас она не заметила бы даже появления в ванной Волдеморта: она захлебывалась своим горем и теплой водой с примесью мыла.

Сразу все мысли и страхи, от которых она пыталась держаться подальше, которые не желала впускать в свой разум, обрушились на неё мощной лавиной. В голове мелькали образы Гарри, Рона, родителей, в данную минуту даже не подозревавших, что у них есть дочь, которая в беде. Гермиона плакала, не чувствуя ни холода, ни боли в горле, которое уже начало саднить. В этот момент ей хотелось умереть, умереть вместе с Гарри и Роном, в смерть которых она до сих пор отчаянно не могла поверить.

Дурной сон, пожалуйста, пусть это будет лишь дурной сон!

Дверь в ванную с громким стуком распахнулась. Это вырвало Гермиону из омута отчаяния, но даже глядя в разъяренное лицо Люциуса Малфоя, появившегося на пороге, она не смогла успокоиться — напротив, разрыдалась ещё пуще прежнего. Этот человек, этот ненавистный, отвратительный человек! Неужели он настолько презирает её происхождение, что готов унижать и мучить её, не давая ей умереть?

Гермиона как будто в замедленной съемке наблюдала за тем, как он входит в ванную, направляет на неё палочку и произносит "Круцио". У нее не было сил даже на то, чтобы прикрыться - не то что сопротивляться.

Учебное пособие

Содержание

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7-1

Глава 7-2

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Эпилог

Комментарии (0)