Путь героя – суицид через стоицизм

Мы сидели в моей комнате. За окном уже вовсю стрекотали сверчки, солнце давно закатилось. Источником света нам служили лишь телевизор, приставка и геймпады. Игра наскучила, но в постель идти не хотелось. Тогда ко мне кошкой подкралась эта сумасбродная мысль. Рано или поздно она приходит к каждому человеку. С нее-то все и началось. Сидели мы молча, а потому я возьми и ляпни: 

Вопрос риторический. Мне думалось, он посмеется, скажет какую-нибудь глупость или нагромоздит псевдофилософской галиматьи. Но ничего конкретного.

– В получении дофамина! – бойко произнес друг, неистово мотая геймпадом.

Ответ застал врасплох. Мой палец завис над нужной кнопкой, но так и не опустился. Глухой бой барабанов в игре возвестил: раунд проигран.

– Ну смотри, смысл – понятие искусственное. Его придумали люди. На свою голову, хах, – сказал приятель, подбирая нового персонажа. – И к чему это привело?

– К попытке построить жизнь на иллюзорном явлении.

«А нет, вот и философская хрень».

– А причем тут дофамин? – я тоже выбрал нового персонажа и нажал старт.

– Дофамин – гормон счастья или радости. Вот ты делаешь, что нравится, выделяется дофамин. Ну или наоборот, если выделяется дофамин, тебе что-то нравится. Я не уверен, как там правильно. Короче, смысла в жизни нет. А есть только два способа жизнедеятельности. 

– Жить в кайф и жить не в кайф. Дофамин равно кайф. То есть, самоцель – получение дофамина. Иначе жизнь невыносима. А нахрен такая жизнь?

Я нахмурился. Разговор оборвался, только и слышно, как трещат кнопки. Не знаю, сколько еще мы так сидели, но каждый новый раунд приносил только поражение.

– Загрузился? – Он улыбнулся и хлопнул меня по плечу.

– Есть немного. Давай еще бой.

Я снова уставился в экран, выбрал любимого персонажа и нажал старт. Но друг положил геймпад на колени, внимательно посмотрел на меня и спросил:

– Вот тебе сейчас нравится играть?

– А зачем играешь тогда?

– Выбираю из двух зол меньшее.

Он глянул на постель и сказал:

– Понимаю. – Снова поднял джойстик и тоже нажал старт. Файтинг пошел по новой.

От всех этих разговоров стало как-то мутнее на душе, что ли. Дурацкое такое чувство. Как бы его описать? Будто что-то не так, все неправильно и хочется другого. Чего-то интересного. А мир вокруг сплошь серый, тошный. Не то, что по ту сторону экрана.

– Стать бы таким как он, – протянул я, имея ввиду моего героя.

– Желтым и пиксельным?

– Хочется быть… ну понимаешь.

– Нет. Вернее, не то, чтобы. Как бы тебе сказать. Вот смотришь сериал, аниме или книжку читаешь. И там такое творится. Персонаж всегда в центре событий, он со всем справляется, он…

«Хороший вопрос. Живет ли вымышленный герой в кайф? Зависит от жанра. Чаще всего протагонист страдает и лишается чего-то. Зрителю так интересней. Ну да, а какой смысл смотреть тогда? Если все будет хорошо и мило… Хотя и такие произведения есть. Повседневность какая-нибудь. Правда от повседневок меня воротит. Ее и тут хватает. И она ни разу не такая милая, как в аниме».

Видимо, мои размышления затянулись. Друг выключил игру и уставился на меня.

– Ну так что, хочешь быть героем? – спросил он, не выдержав паузы.

«Если сравнить. Герой страдает, постоянно и неумолимо. Зато какая у него жизнь. А тут что? Все те же страдания, только скучные и унылые. И без малейшего шанса на изменения».

– Ахахах, ну это ерунда! – Он хлопнул меня по коленке. Я отвел взгляд и цокнул. 

– В смысле? Кого начнем?

– По части героизма я – мастер! – Он гордо тыкнул в себя большим пальцем. – Будешь теперь моим учеником.

– Да пошел ты. Вали домой, короче. Пойду спать.

Я прошагал к постели, он к окну. Расстались молча. На утро разговор уже вылетел из головы. Но только не у него, нет. С этого момента я и стал учеником героя.

Ранним утром меня ждал привычный ритуал. Главное все сделать правильно. Я коснулся двери, в сердце закопошился мерзкий червячок, под ложечкой засосало. Перешагнул порог, вошел в класс. Пока все нормально. Мое место уже близко, шаг, второй, еще чуть-чуть. Так и тянет оглянуться, не подходит ли кто. Украдкой окинул взглядом комнату, вроде никого. Вот и парта, чистая, стул тоже, никаких тебе соплей, слюней, дерьма или мочи. Ничего не разрисовано, не расцарапано. Победа.

Я сел, повесил рюкзак на спинку, достал тетради. Выдохнул. Слава богу. Все обошлось. Раньше спокойно дойти до места не давали. А к старшим классам все как-то поутихло. Может им надоело или повзрослели. Но скорее просто школа вмешалась. Из-за последних случаев, всплывших на поверхность. Сейчас меня просто игнорируют. И хорошо. Куда лучше прежнего отношения.

Теперь главное не отсвечивать до конца дня, а там домой. И снова до ночи в приставку. Мерзкий червячок поутих, улегся и почти заснул. Но тут я услышал ее смех. В груди сразу екнуло. Сердечный lumbricina[1] проснулся, объявил тревогу, разбудил остальных из своего подотряда, и они дружно набросились на мой миокард[2]. Я не хотел поднимать взгляда, но глаза предали меня.

Сегодня она одета в белую рубашку и короткую черную юбку. Длинные черные волосы падают почти до задницы. Взгляд остановился на последней. Но тут моей радости пришел конец. К Лизе подошел ее парень. И положил руку прямо ей на ягодицу. Взор опустился сам собой.

– Привет! – отсалютовал друг, садясь на соседнюю парту.

– Здорова, – буркнул я, а у самого внутри аж кипит все.

– Начнем наш первый урок.

– Ага, математика, черт бы ее побрал.

Он посмотрел на меня, на доску, на девушку, которую я люблю и рассмеялся. 

– К черту математику! Я про наш урок.

– Геройский, разумеется.

Разом всплыл в памяти ночной разговор. И так погано мне сделалось. Вот и, что называется, подгорело.

– А нахер бы тебе не пойти. Учитель, блядь.

– Кто главный враг героя?

Мне порядком это надоело, но от него ведь не отвяжешься. К тому же, единственный друг все-таки. Пришлось ответить.

– Злодей какой-нибудь.

Шлеп! Аж голову откинуло и потемнело вокруг. Перед глазами круги пошли и звездочки полетели. Я схватился за парту, кое-как проморгался. По щеке румянцем разлилась боль. 

Все обернулись на мой крик. Меня аж к стулу приковало. Смотрят как на дурака, шепчутся чего-то, крутят у виска пальцем. Ну все, ритуал нарушен. Мне конец. Дрожь пошла по рукам. Под ложечкой опять засосало. С тройной силой. А он знай себе говорит:

– Привыкай. Это реальность в моем лице бьет тебя по лицу. Хм, – он задумался, – вот это каламбур вышел, хах. 

– Какой «хах» мать твою!? Мне сейчас такую реальность устроят. Пиздец!

– Отвечай на вопрос. Кто главный враг героя? 

Шлеп! Уже по другой щеке. В ушах зазвенело, во рту возник металлический привкус.

– Да ты совсем охренел!

Я вскочил. Вокруг стало тихо. Теперь точно хана. Вон уже двое, ее парень с братом, идут в мою сторону. Друг спрятался за мной. Хорош приятель.

– Давай, это наш шанс, – нашептывает он, берет мою руку и кладет ее на что-то холодное. 

Сердце стучит, все замедлилось, растеклось, как во сне, лиц не разобрать. Только две размытые фигуры идут ко мне через класс. Единственное, что вижу, четко так, ножку от стула. Ту самую, что испокон веков валялась на подоконнике.

– Ты че, дурак? – проскулил я однокласснику.

– Бей, – говорит он и сжимает мои пальцы на ножке.

– Да ты ебанулся в край, что ли?!

– Слышь! – кинул мне Саша, ее парень, посмотрел на меня, на ножку в моих трясущихся руках.

– Не понял, – это уже его брат, тот еще отморозок, – ты че, ударить нас хочешь?

Меня дрожь пробирает, слова забыл, и только крепче сжал кусок металла. 

– Ну че застыл, ушлепок? Бей. – Богдан подошел ближе. – Ну бей, или зассал? – Еще ближе. Взялся за ножку, вытянул из моих ладоней и замахнулся. Я схватился за голову. Услышал недовольное:

- Да не трогайте вы его.

Лиза подошла к нам. Мы встретились глазами. У нее красивые и холодные как небо. Полюбоваться ими не вышло, меня пнули в лодыжку. 

– Саша! – крикнула она недовольно. – Хотите, чтобы у меня проблемы были?

– Ладно, че с него взять. Дебил он, – отрезал тот, взял девушку за руку и повел в коридор. Брат ушел за ними. Я сел на место, закрыл лицо руками, чтобы не показывать слез.

«Вот как. Проблемы. Правильно все, она староста. Меня побьют, а ей разбираться».

Хотелось взвыть да народу полно. В моей ситуации одно остается, не сделать хуже. Но в этот раз такой ком к горлу подкатил, тихий скулеж вырвался наружу. На счастье, никто не обратил внимания.

– Вышло неплохо, – заключил «наставник», меня как ушатом холодной воды обдало, как третью пощечину зарядили.

– Неплохо?! – прошипел я сквозь слезы. – Неплохо?! – Внутри разожгли чан из горечи, обиды и ненависти.

– Молодец? Да меня чуть не избили!

В чем смысл жизни? Что значит быть героем? И при чем тут дофамин? Сложные вопросы, простые ответы, ужасные последствия. Таков путь Льдова Руслана. Ученика и в последствие героя, каким вы не захотите стать. Или захотите, но никогда в этом не признаетесь. А если все ж таки признаетесь, идти вам путем героя. И тогда, честно говоря, я вам не завидую.

Ученик героя

Урок 1. Главный враг героя. 
Часть I

Мы сидели в свидетельской комнате: я, отец и Вероника. Более разношерстную компашку, собранную в одном месте и с одной целью, еще поискать. Заходят как-то в бар школьник, взрослый мужик и смазливая студентка… Угадайте, чем закончилось. Присутствие последней мало удивляло. А вот отец теперь таскается со мной везде. 

Раньше этим занималась мать. Сейчас она в зале. Ролями они поменялись с той ночи, когда мы обратились в полицию. Хотя думаю, даже раньше. Как я сказал, что подрался. Словно бы прошел ритуал инициации. Теперь отец видит во мне своего сына, а не то недоразумение, которое непонятно как могло получится из его-то генетического материала. 

Вероника сидела напротив нас, закинув ногу на ногу и скрестив руки. Закрытая поза, сигнализирующая о нежелании общаться, стремлении отгородиться и защитится от внешнего мира. Такое положение рук и ног дает чувство комфорта и успокоения. Наши встречи не прошли даром.

Она вся являла собой черное пятно: деловые брюки, черная блузка с длинными рукавами, черные туфли. Лицо хоть и бледное, но и на нем, и в глазах застыла тень. Юная психолог такая с тех пор, как убили ее младшего брата. Вряд ли ее внешний облик сильно расходится с настоящими чувствами. Но я знал, что за этой раздавленной горем девушкой прячется моя соучастница.

– Кошелева Вероника Сергеевна, – провозгласил дубовым голосом вошедший пристав.

– Вас вызывают в зал суда для дачи показаний. Проследуйте со мной.

Она встала, подняла, наконец, голову. Мы встретились взглядом. Никаких кивков, морганий, улыбок. Просто секундный зрительный контакт подельников, у которых есть план. Но смотрящий со стороны ничего не заметит. Вероника повернулась к приставу, они вышли. Все без лишних сигналов, но мы оба знали, что делать.

Поглощённый этим, я, видимо, слишком долго молчал. Из-за чего отец хлопнул меня по плечу и выдал:

– Не волнуйся, сынок. Все нормально пройдет. Будь мужиком!

«Будь героем», – сказал мне друг перед первым слушаньем, вот точно также хлопнув по плечу. Но что значит быть героем? Бояться? Не бояться? Бояться, но храбриться? Смотреть страху в глаза? Вот только здесь никто не смотрит друг другу в глаза.

Тут вообще, все совсем не как в фильмах. Неприметное двухэтажное здание из серого кирпича за черным заборчиком. Внутри небольшой зал с жёлтыми стенами. Из мебели обычные черные офисные стулья, не менее заурядные офисные столы светлого дерева. Только судья сидел в нормальном, хоть и строгом, компьютерном кресле. Самих компьютеров всего два, зато целая куча проводов. Из изысков разве что стеклянный бокс вместо клетки.

И никаких тебе громких заявлений, рвущих душу речей, обличающих тирад. Никаких красавчиков адвокатов, мрачных полицейских, преступников с притягательной злодейской харизмой. Здесь у людей эмоции как отрубило. А общение исключительно скороговорками, нудным однотонным безжизненным голосом. Хотя «общение» слишком яркое слово. Так, обмен данными.

– Мама написала! – воскликнул отец, впившись в дребезжащий телефон. Я аж вздрогнул от неожиданности. – «Вероника Сергеевна тут такое устроила!» – прочитал он.

Я уронил лицо в ладони. Шумно и глубоко вдохнул, задержал дыхание, выдохнул. Вдохнул, выдохнул. Звук напоминал сломанный советский вентилятор. Все что оставалось, повторять речь. Прокручивать в голове сцену допроса.

– Нормально все, переживать не о чем. Ты же не виновен. А отморозка этого давно пора посадить!

«Худшее, что ты можешь сделать, это прокручивать все в голове», – отозвался в памяти голос друга.

«Ты привязываешься к тому, чего не существует. Это эволюционная ловушка нашего мозга. Пучковая зона коры надпочечников выделяет кортизол, гормон стресса. Поскольку ты заново прокручиваешь и прокручиваешь в голове одну и ту же сцену, будучи постоянно неуверенным в ее исходе, то расходуешь ресурсы мозга. Стресса при этом меньше не становится. И вот, вновь кортизол. Итог – вместо того, чтобы найти решение, ты просто насилуешь самого себя, причем ментально и физиологически».

«Не привязывайся к мыслям. Выбрасывай все, что неэффективно. Оставляй только полезное внутри себя».

Что полезно в суде, он мне тогда не ответил. Но если исходить от обратного. Проигрывать в голове сцену допроса без толку. Стресс тут скорее враг, чем помощник. Мысли – сплошной ворох кузнечиков под кислотой. Никакой концентрации. Сейчас раздумья только вредят. Все нужно выкинуть из сознания, как мусор. Пустая комната лучше захламленной.

«А что, если…? Стоп! Мусорная мысль!»

«Вдруг он… Стоп! Мусорная мысль!»

«Почему там был… Стоп. Мусорная мысль».

Я отсекал мысли одну за другой. Как головы гидры. Не знаю сколько времени так пролетело. Но вот пришли и за мной.

– Льдов Руслан Вячеславович, – черствым канцелярским тоном произнес пристав, и внутри меня тут же все оборвалось, рухнуло и опустело. – Вас вызывают в зал суда для дачи показаний. Проследуйте со мной.

Мы вышли из комнаты в тамбур, оттуда в зал суда. Я оглядел присутствующих. Мать впилась в нас тревожным взглядом. Среди еще десятка людей и Алмазов-старший с Сашей. Вероника сидела в задних рядах.

На остальных лицах одно и то же выражение: полной отрешенности от происходящего. Дзен стопроцентной концентрации.

Казалось, в этом представлении театра омертвелых кукол есть лишь два живых человека: я и Богдан. Стоит в «аквариуме», вжался ладонями в стекло, словно желая просочиться сквозь. Лицо багровое, в глазах молчаливая ярость. Каждое заседание он так. Однако с прошлого раза посмирнел. Не удивлюсь, если побывал в карцере.

Мое же состояние прошло долгий и тернистый путь эволюции от активной паники до пассивной тревоги. Вероника обучила меня разным приемам борьбы со стрессом. Но на первом слушании я не смог проронить и слова. Встал, раскрыл рот и застыл. Потом чуть не потерял сознание от страха. Меня вывели из здания суда, сославшись на чрезмерное психоэмоциональное напряжение. Сейчас лишь немного трясутся руки, прошибает пот, да шалит пульс. Победа в сравнении с тем случаем.

Мы остановился перед трибуной. Отец встал по правую руку от меня. Судья, осанистый мужчина лет тридцати пяти с короткой стрижкой, больше похожий на военного, даже не посмотрел на нас. Уткнулся в бумажки, переложил пару книгу, нашарил нужный листок и завел скороговоркой: 

– Льдов Руслан Вячеславович. Вы вызваны в суд для допроса в качестве свидетеля обвинения. Перед началом допроса я разъясняю вам ваши права и обязанности. Вы вправе отказаться свидетельствовать против самого себя, своей супруги и других близких родственников. Предупреждаю, что ваши показания могут быть использованы в качестве доказательств по уголовному делу, в том числе и в случае последующего отказа от этих показаний. Вы вправе давать показания на родном языке. Бесплатно пользоваться помощью переводчика. Ходатайствовать о применении мер безопасности… 

Воспользовавшись тем, что на меня не смотрят, закрыл глаза. Сделал глубокий вдох, попутно отсчитывая секунды загибанием пальцев. Один. Два. Три. Четыре. Остановился, задержал дыхание на семь секунд. Затем растянул выдох на восемь. Повторил еще раз. Открыл глаза. Сразу стало легче.

– …вам ясны ваши права?

– Возьмите подписку у секретаря, о том, что суд разъяснил ваши права.

Зашуршали документы, заскрипели ручки, росчерк – готово. 

– Первой задаст вопросы сторона обвинения. Потом сторона защиты. Прокурор, приступайте. 

Прокурор, милейшая девушка с длинной каштановой косой, открыла папку.

– Свидетель, вы знакомы с подсудимым. 

Я взглянул на Богдана. Тот метнул в меня свинцовый взгляд.

– Какие между вами отношения?

– Были ли между вами конфликты?

– Подвергались ли вы угрозам со стороны подсудимого?

– Подвергались ли вы насилию со стороны подсудимого?

Я промолчал. Перед глазами возникли все те сцены издевательств, тихих избиений и «дружеских» удушающих захватов. Сжал кулаки.

– Отвечайте на вопрос.

– Множество раз подвергался насилию со стороны подсудимого.

– Подвергались, хорошо…

– Опишите, как вы обнаружили тело потерпевшего? – Девушка читала строго по строчкам. Голос ее настолько же серый, насколько она красива. Чары, однако, быстро развеялись. Память любезно развернула перед глазами всю картину в мельчайших деталях.

– Я увидел тело Артема. Испугался, не знал, что делать. Подумал, что фото трупа пригодится полиции. Потом хотел позвонить в сто два. Но ощутил дурноту рядом с трупом и отошел на другую улицу. Достал телефон. Неожиданно на меня напал хулиган. Он хотел отобрать смартфон. Завязалась драка. Я несколько раз ударил и побежал. Дальше плохо все помню. В себя пришел уже на улице Есенина, 1. Мне позвонила мама. Я сообщил, где нахожусь, за мной приехали родители. Тогда я немного успокоился. Сообщил Богдану, что видел его, отправил ему фото трупа. После чего сразу же получил угрозы от подсудимого. Мне стало страшно за свою жизнь, и я попросил родителей отвезти меня в полицию.

– Свидетель, вы сказали, что обнаружил тело Кошелева.

«Интересно, какого Веронике слышать свою фамилию и слово «тело» рядом? Не говоря о том, что это тело – ее брат».

– Почему вы не вызвали скорую помощь?

– Я подумал, что он мертв.

– Почему вы решили, что он мертв? Какие, по-вашему, были признаки этого?

«Он – труп», – вспомнились слова друга в тот день.

– Артем лежал на спине. Не двигался. Глаза у него были открыты. Во рту пена. По его глазу ползала муха, а он никак не реагировал. Поэтому я решил, что он мертв.

– Почему вы решили, что это убийство, а не несчастный случай?

«Потому, что друг так сказал. Я подхватил, обвинил Богдана. А заднюю давить поздно. К тому же на виске у Артема был здоровый кровоподтёк от удара. Но если сейчас расскажу такую мелкую деталь, ко мне возникнут вопросики».

– Я видел, как Богдан ударил Артема, два раза в лицо. Артем упал. А потом Богдан поднял его и перенес тело до мусорки. 

«Это ложь, но кто сможет ее опровергнуть?». 

– Почему подсудимый ударил потерпевшего?

– Были ли до этого потерпевший и подсудимый знакомы? 

Девушка перелистнула страницу.

– А почему вы оказались в тот день на месте происшествия? Какое у вас там было дело?

– Ради фотографий, – выдал я давно подготовленный ответ. – В той части города есть красивый пруд. Я хотел сфотографировать его. Это мое хобби.

– Вы видели, как подсудимый курил до, во время, или после нападения?

«Это что-то новенькое».

– Не помните, или не видели?

– Не помню, – подтвердил я.

«Почему она спрашивает?».

– Ваша честь, у стороны обвинения больше нет вопросов.

– Хорошо. Сторона защиты, можете допросить свидетеля.

Поднялся адвокат Алмазовых. Лысый круглолицей мужчина, слегка полноватый, лет сорока на вид, с обильной, сползающей на шею щетиной. В темно-синем костюме и светло-голубой рубашке. На шее тяжелая золотая цепь. На пальцах внушительные перстни. Точно карикатурный бандит из девяностых. Только малинового пиджака не хватает, или какие они там носили?

– Ваша честь, уважаемые участники процесса. Сторона защиты находит слова свидетеля Льдова Руслана Вячеславовича, мягко говоря, малоубедительными. А говоря прямо, вносящими больше сумятицы, нежели ясности в наш случай.

Речь его была размеренной и четкой, весьма проникновенной. И что самое противное, уверенной. Он будто уже победил, а сейчас просто поясняет, почему.

– Прошу вашу честь и участников процесса обратить внимание на то, что свидетель называет потерпевшего по имени. Льдов, вы были знакомы с потерпевшим лично?

– Нет, я не был знаком с ним лично.

– Не были, – протянул он, потер щетину и подобрал со стола кипу листочков. – Тогда объясните, пожалуйста, откуда вы знаете имя потерпевшего?

Юрист перетасовал листочки, шепнул что-то своему помощнику, тощему мужику в серой рубахе. Тот выудил из папки какой-то документ.

– Спасибо, так вот. Вы утверждаете, Льдов, что услышали имя в новостях. Первая новость о гибели Кошелева вышла в эфир восемнадцатого мая, в девять вечера на местном телеканале. У нас имеется копия протокола допроса свидетеля от восемнадцатого мая, – он показал листочек судье и публике, – где написано: допрос начат в 17:00 и окончен в 20:00. Здесь вы уже называете потерпевшего по имени. Объясните, как вы узнали его за час до выхода новости?

«Знакомься, Кошелев Артем Сергеевич, 12 лет, не женат, характер мягкий. Был», – отозвались в памяти слова друга. Меня хватил приступ дрожи. В кишках копошился озорной чертик, завязывая требуху в красивые узелки. Накатила волной тошнота. Я плотно сомкнул зубы, закрыл рот ладонью.

– Руслан? – Хмурый отец наклонился ко мне.

– Свидетель? Вам плохо? – обратился ко мне судья. 

Ученик героя

Содержание

Урок 1. Главный враг героя. Часть I

Урок 1. Главный враг героя. Часть II

Комментарии (0)