Туман окутывал его разум, как тяжёлое одеяло, сквозь которое не пробивался даже луч света. Воспоминания вспыхивали и исчезали, оставляя после себя привкус чего-то неуловимого, что он не мог объяснить. Как будто он пытался вспомнить сон, который ускользал с каждой секундой, превращаясь в клубок невнятных ощущений и образов.

Боль. Тепло. Холод. Ему казалось, что он знал, как это чувствовать, но теперь это казалось пустым и отчуждённым.Он ощупывал себя, пытаясь найти хоть что-то знакомое, что могло бы вернуть ему ощущение реальности. Но вокруг была только пустота, размытая и холодная, как след после чего-то важного, что он упустил.

Забыв о прошлом и будущем, он лишь молил, чтобы ему напомнили, что он был человеком. Это казалось единственным, за что можно было зацепиться в этом бесконечном падении. Быть человеком. Что это значит? Какие добродетели и грехи он должен помнить? Он пытался представить себя, вспомнить, каково это – быть самим собой, но тьма была слишком густой. Лица мелькали перед глазами, размытые, как силуэты в тумане, и он не мог вспомнить, кто они и что для него значили.

Каждая мысль была тяжела, словно чужая. Память становилась безжизненным эхом, застрявшим где-то глубоко внутри, но недоступным ему. Он был пустым сосудом, обтянутым плотью, но всё внутри него кричало: «Ты не должен забывать!» Забыть было бы проще, легче, это погасило бы ту едва тлеющую боль, которая удерживала его в этом мире. Но эта же боль, этот беззвучный крик о прошлом и добродетелях, которых он не мог вспомнить, не позволяли ему сдаться.

Сквозь пелену неведомого перед ним появилась фигура. Едва различимая, как будто сотканная из того же тумана, что окружал его. Она казалась ему знакомой, и сердце замерло, впервые ощутив хоть какую-то эмоцию. Не было возможности узнать, кто это, но что-то внутри подсказывало ему – это важно. Он протянул руку, но его пальцы прошли сквозь пустоту, как будто её и не было. И всё же, образ оставался. Короткий всполох эмоции — сожаление и страх — обжигал его изнутри, вызывая жгучую тоску по чему-то утраченному, чему-то, что он, возможно, сам вычеркнул из своей жизни.

«Не поднимай маску, — прошептал он самому себе, — она не твоя». Это не твоё место, не твоя жизнь, не твоя боль, не твои ошибки. Он знал, что не принадлежит этому миру, и каждый раз, когда это осознание приходило, сердце сжималось. И всё же что-то удерживало его. Он не мог просто уйти, не мог отказаться от этой тяготы. Было ощущение, что его душа завязана на что-то, что ему нужно вспомнить.

Небо над головой менялось, становясь то темнее, то светлее, но время не имело значения. В нём не было ни начала, ни конца. Он просто был. Просто существовал, без прошлого и без будущего, без настоящего. Единственным, что у него оставалось, было это непонимание, эта мрачная безысходность, в которой он блуждал. Что нужно сделать? Остаться? Уйти?

Он понимал, что был не один. Вдруг он услышал крик. Звук был тихим, словно доносился откуда-то издалека, но он заполнил его сознание, пронзая его. Сердце сжалось, и странное чувство нахлынуло на него. С чем он должен был бороться? От чего должен был защищаться? Его тело, казалось, знало больше, чем он сам. Оно желало бежать, скрыться. Мысль о том, что нужно защитить себя, сделать что-то, любой ценой что-то изменить, заставила его взмахнуть рукой, хотя он не понимал, зачем. Ему казалось, что он держит что-то в руке, как будто цепляется за последнюю нить, связывающую его с жизнью. Но что это была за нить?

Воспоминания — тени и смутные образы — захлестнули его, как волны. Ему казалось, что он тонет, погружается всё глубже в тьму, от которой невозможно было избавиться. Почему он здесь? Почему он чувствует всё это, не понимая, что это значит? Он осознал, что ему не радовались, что он был чужим в этом мире, и эта мысль разрывала его на части.

«Не смотри назад», — прошептал голос, но чей он был? Не его ли собственный, или кто-то иной шептал ему это когда-то давно? Голос был живым, тёплым, он отдавал чем-то знакомым, как будто был его последним напоминанием о прошлом.

Он хотел плакать. Слёзы лились по его щекам, не спрашивая разрешения. Это было странно, чуждо, и всё же нестерпимо больно. Что такое слёзы, и зачем они ему? Он не знал ответа, но не мог перестать. Боль затапливала его, и он опустился на колени, не в силах справиться с этой пустотой. Отчаяние, как тень, захлестнуло его, заполнив каждую клетку его тела. Он был так одинок, что не находил смысла в продолжении пути, в поиске ответов.

Тишина была прервана едва уловимым шорохом. Он вздрогнул, медленно подняв взгляд, и увидел худого юношу, который держал что-то перед лицом. Это была ветка, странная и сухая, не соответствующая этому миру. И всё же она казалась юноше важной, как будто она могла защитить его от всех страхов и бед. Слабый огонёк, теплота — он почувствовал, что этот ребёнок нуждался в защите, что был ещё один, кому уготовано страдать.

Огонёк в его груди зажегся сильнее. Он не знал, что заставило его подойти ближе, но не мог остановиться.

Его тело двигалось, как по чужой воле, и он чувствовал, что под ногами не просто земля, а зыбкая основа, похожая на грязь, в которой каждый шаг дается с трудом. В сердце всё так же горела тоска, но теперь она приобрела некую цельность. Эта странная встреча, этот ребёнок – это было важно. Он знал, что должен защитить его, даже если не понимал, от чего и почему. Мелькнула мысль: «Не повторить ошибку». Слово «ошибка» зазвенело, отзываясь в его груди, но осталось непонятым. Он не знал, что значит это слово, но нутро подсказывало, что оно наполнено болью.

Мальчик стоял неподвижно, сжимая ветку и устремив взгляд куда-то вдаль, словно смотрел на что-то, чего взрослый не мог видеть. Его лицо казалось одновременно полным страха и упрямства, и это выражение заставило незнакомца ощутить прилив новой, до сих пор неизведанной решимости. Что-то в этом ребёнке напоминало ему о забытом, как тень из прошлого. «Может, я тоже когда-то был таким?» – мелькнуло в голове, и от этой мысли возникла тёплая, тоскливая боль.

Он не знал, как заговорить, как выразить свои чувства, и, возможно, не знал даже, зачем это нужно. Они оба замерли в пространстве без времени, наполненном напряжённой тишиной. И всё же каждый миг этой тишины пронизывал душу сквозным холодом, словно этот мир отвергал и его, и ребёнка. Он чувствовал, что их обоих тяготило присутствие здесь. Они были чужими для этой земли, но теперь только он мог протянуть руку и защитить того, кто был ещё более уязвим.

– Почему ты здесь? – вдруг прошептал он, не узнав собственный голос. Голос был приглушённым, хриплым, будто не использованным годами.

Юноша вздрогнул, как будто пробудился от сна, и медленно повернул голову. В его глазах, в которых блеснул отблеск неясной надежды, застыла дикая смесь упрямства и страха. Он казался одиноким, как ласточка, сбившаяся с пути в буре.

– Я... я искал выход, – прошептал ребёнок, и этот ответ проколол чужака насквозь, как острая игла.

Слова маленького человека вдруг разожгли что-то в его груди. Он знал, что значит искать выход, и знал, каково это – чувствовать, что его нет. Сотни образов пронеслись перед глазами – образы, как тени, как фантомы. Словно он искал выход, но постоянно возвращался в одну и ту же точку. Как будто что-то удерживало его, не позволяя покинуть круг, и так длилось бесконечно. И теперь это желание, стремление найти выход вдруг обретало смысл.

– Не бойся, – сказал он, подходя ближе и касаясь плеча юноши. – Я с тобой.

Слова прозвучали тяжело и холодно, но он вложил в них всю ту силу, что оставалась в душе. Мальчик молча кивнул, и в этот момент что-то в их взглядах соединилось. Две души, затерянные в бездне, нашли друг друга. Чужак понимал, что это соединение должно было быть лишь на короткий миг, но ему казалось, что этот миг длился вечность.

Едва заметный свет замаячил впереди, и его мерцание притягивало их, как маяк, дающий слабую надежду. Это был не просто свет; он казался им проявлением чего-то более значимого, чем просто светоч в пустоте. Этот свет звал их к себе, обещая ответы или хотя бы успокоение. Но чем ближе они подходили, тем больше росла тревога.

В сердце чужака что-то холодело, он начал понимать, что за этим светом может не быть ничего хорошего, а может, и вовсе не быть никакой реальности.

Но мальчик уже сделал шаг вперёд, и он вынужден был последовать. Этот момент, когда нужно было выбирать между спасением и отчаянием, был как удар молнии – он понимал, что если не сделает этот шаг сейчас, больше никогда не сможет двигаться вперёд.

Вокруг вновь сгущалась тьма, как будто свет, казавшийся так близко, был всего лишь миражом. Страх пронзал его, заставляя сжимать кулаки. «Если ты решишь жить, – повторил он слова, которые звучали в его голове, – забудь о себе, но не забывай о своём мире». Мальчик, не отрывая взгляда, смотрел вперёд, и на его лице, исчерченном тонкими линиями ужаса и храбрости, можно было прочесть твёрдое решение. Решение идти до конца, не отступать, даже если это приведёт их к гибели.

Он протянул руку и почувствовал, как пальцы ребёнка сомкнулись вокруг его ладони. Они были холодными, но в этом прикосновении было больше жизни, чем во всех воспоминаниях, которые некогда терзали его. Это было настоящее.

Ссылка на исходную публикацию - https://ficbook.net/readfic/12491577

Пролог

Сумеречный Мотылёк

Одно дело умереть, совсем другое навсегда.

Мосян Тунсю «Магистр дьявольского культа» (Основатель тёмного пути)

Мосян Тунсю «Благословение небожителей»

Безликий Бай

Умереть? Прям насмерть?

ru-umeret-pryam-nasmert-sumerechnyi-motylek

Умереть? Прям насмерть?

Комментарии (0)