— Билет в волшебную страну.

Анко рефлекторно подчинилась команде и опрокинула в себя миг назад пылавший чёрным жуткий коктейль из огневиски с абсентом. Где-то на границе сознания мелькнула мысль, что после — особенно учитывая, что в Анко уже плещется почти две токкури саке — будет плохо, но она оказалась погребена под лавиной жара, растёкшейся по горлу, венам, всему организму. В ушах нарастал мерный шум.

— С утра я точно об этом пожалею, — пробормотала Анко скорее себе, но Мадара услышал и насмешливо прищурился.

— Пожалеешь о том, что составила компанию основателям своей деревни? — он мотнул головой в сторону Второго, вроде бы даже адресовал свой посыл ему. — Молодёжь совсем уважение потеряла.

— Неправда! — возмутилась Анко, но тут же под смеющимся взглядом Учихи подумала, что в отношении него, в официальной хронике страшнейшего врага деревни за всю историю, заявление звучит порядком притянутым за уши. — Я лично уважаю вас, Мадара-сан, — сориентировавшись, заявила она. — У вас охрененный контроль чакры. Вот эту вот смесь, — кивнула в сторону бутылок на низком столе, — так поджечь, чтоб красиво погорела, но не дать выгореть к биджу драному… Эй, вы чего?! — Мадара расхохотался, и Анко с возмущением толкнула его в плечо. — Я что, не права?!

— Права, — признал Мадара, продолжая посмеиваться. — Но никогда прежде мою силу не измеряли способностью удержать красивое пламя на алкоголе.

— Между прочим, верно подмечено, — неожиданно подал голос Второй, оценивающе рассматривавший свой пустой стакан. По затуманившемуся, отрешённому взгляду Анко с удивлением поняла, что он пьян: не так, конечно, как Мадара или она сама, но всё же.

«Действительно гений, — восхищённо подумала Анко. — Так доработать Эдо Тенсей, чтобы заставить реагировать жертвенное тело…»

— С учётом силы Аматерасу, — продолжал тем временем вдумчиво и неспешно рассуждать Второй, — и того, насколько легко смесь абсента и огневиски должна гореть, контроль техники необходимо выверять до мелочей.

— Хм, — неопределённо прокомментировал Мадара, что в целом могло быть истолковано как согласие.

— Тренировались, а? — с улыбкой поддела его Анко. — Не спали ночами, отрабатывали приём, чтоб потом собутыльников удивлять?

В комнате громче сталкивающихся бокалов зазвенела тишина. Тобирама оторвался от созерцания стакана и поднял взгляд — посмотрел на Анко, как на потенциального пациента психушки. Брови Мадары внушительно медленно поползли вверх.

— Что вы так на меня смотрите? Любое дзюцу нужно тренировать, чтобы довести до совра… совер-р-ршенства, тьфу.

— Чтобы быть совращенством, тренироваться нужно действительно много, — протянул Мадара, блестя угольными глазами.

Его взгляд… завораживал. Что-то скручивал в глубине существа.

А ещё выдавал желание. Такие вещи Анко обычно подмечала на раз, а Мадара и не таился. Подавая вновь наполненный стакан с огневиски, он коснулся её руки чуть дольше, чем было бы случайностью. Его взгляд пожирал.

Все трое выпили, опустили стаканы обратно на стол, и Анко расслабленно потянулась. Каков долг хорошего шиноби? Делать всё ради селения, подчиняться приказам его главы. Что ж, в эту концепцию вполне вписывается «отдаться основателю деревни, будь на то его воля». Эта самая воля уже не просто витала в воздухе полунамёком, а была отчётливо заметна под одеждой.

Анко придвинулась ближе и развернулась к Мадаре лицом. Замерла на миг — и коснулась губами обветренных губ Учихи. Тот ответил без сомнения и заминки — без спешки, почти лениво поцеловал в ответ. Восхитительный. С колючей гривой и не менее колючим нравом.

Он надавил, заставляя отклонить голову, и прикоснулся губами к шее. Опустив руку Мадаре на колено, Анко покосилась на Второго — ожидала увидеть, как он встанет и уйдёт. Однако же нет: Тобирама оставался на месте, застывший, следящий… заинтересованный. С незнакомым блеском в алых глазах, в которых почти не осталось привычного льда.

Мысль шальная, но чем ками не шутят? Отстранившись от Мадары, Анко вплотную придвинулась к разделявшему их и Второго невысокому столику с выпивкой и закусками, перегнулась через него, вставая на четвереньки. На голень легла рука Мадары, изучающе двинулась выше. На миг прижмурившись в удовольствии, Анко выдохнула в лицо бывшему Хокаге:

— Тобирама-сама, а какие у воскрешённых Эдо Тенсей возможности по части занятий сексом?

До его лица считанные сантиметры — так и тянет играючи чмокнуть в нос, чтобы понаблюдать за реакцией. Позади Мадара хмыкнул и сжал бедро, но без неодобрения.

— С моими последними модификациями и знанием физиологии процесса они существуют, — бегло взглянув на Учиху, сообщил Второй совершенно серьёзно. — Это тело ограничено в плане чувствительности, однако не лишено её полностью. При правильной подаче чакры, запуске процессов, напряжении мышц…

— Да замолчи ты, Рикудо ради, — прошипел Мадара, оглаживая ягодицы Анко. — Просто делай.

Тобирама посмотрел на него с откровенным удивлением: шире распахнул глаза, взметнул бледные брови. Это выглядело столь очаровательно на всегда каменном лице Второго, что Анко не удержалась и подалась вперёд, поцеловала его в угол рта. Не почувствовав отторжения, осмелела — очертила кончиком языка засечки на его щеках, подбородке, прикусила нижнюю губу. Однако Тобирама продолжал бездействовать, только следил внимательно, анализировал происходящее, и Анко цыкнула: ничто не может приглушить его исследовательское начало, ну надо же…

Мадара дёрнул её обратно, заставил выпрямиться на коленях. Даже не думая сопротивляться, Анко завела назад руку и, нащупав лохматую гриву, потянула Мадару к себе, подставляя губы. Долгий, влажный поцелуй — Мадара не скрывал желания, он вообще не привык скрывать, чего хочет. Тихо обчистить личный тайник Альбуса с алкоголем — без проблем. Напоить старого врага и поговорить с ним, упрямо скрывающимся за кирпич-но-дзюцу, по душам — легко, ещё и Анко подбил поучаствовать. Трахнуть верную собутыльницу — о да-а…

Его руки — на поясе, тянут вверх свободную рубашку. Анко послушно выгнулась, выскальзывая из одежды плавно-грациозным движением истинной змеи. Она без белья и ничуть не стесняется, видя, как скользит по её телу взгляд Второго Хокаге — наоборот, улыбается искусительно и пошло. Её хватит на двоих, только бы сумели поделить. Мадара, кажется, делиться готов: сам ставит её так, чтобы Тобираме было лучше видно, скользит рукой по коже. Тобирама всё ещё просто наблюдает, считывает собственные реакции и ощущения, и его хочется расшевелить, раззадорить, а потому Анко томно стонет на особенно удачное прикосновение и вновь целует Мадару, сплетаясь языками. Он красивый, черноволосый Учиха с литыми мышцами под светлой шкурой и огнём во взгляде, венах. И Тобирама красивый тоже: необычной, захватывающей красотой айсберга, переливающегося в лучах солнца… или снежинки с её сложным узором, таким мелко-заковыристым, что не разобрать, если не приглядеться очень внимательно…

«Накрыло», — отстранённо констатировала Анко. Во время прошлых попоек после огневиски с абсентом её тоже уносило, но не так, как сегодня. Сейчас Анко ощущала себя словно выброшенной из собственного тела Шинтеншином Яманака: никаких мыслей, анализа, да даже осознание происходящего настойчиво ускользает.

«Да, вот так…» — Анко податлива в горячих руках, стягивающих с неё шорты. Можно закрыть глаза и отдаться: выполнить свою работу и, возможно, получить удовольствие в процессе. Собственное «Я» растворено, и «дóлжно» становится «хочу». Ей 

 извиваться и стонать. 

 целоваться жарко и чувственно. 

 член Мадары в руку, в рот, в себя… а после и Тобираму, что наблюдает со всё возрастающим вниманием. Те, кто воспитал, могут быть ею довольны.

И она сама насладится этим моментом, как минимум в мыслях. Ведь здесь и сейчас — основатель её деревни, который больше не враг, раз Первый Хокаге пожал ему руку и называет другом. Здесь — Второй Хокаге, который отодвинул в сторону столик и наконец подался вперёд, вкрадчивый, изучающий. Сел на колени перед ней, легко прикоснулся — и замер, проверяя ощущения. От его пальцев веяло льдом, и Анко непроизвольно зашипела. Тобирама поднял взгляд на её лицо, а когда коснулся в следующий раз: уже дольше, уверенней, — его рука была по-живому тепла, как и губы, обхватившие сосок.

— Мм!.. — шумно выдохнула Анко, в тот же миг увлечённая Мадарой в поцелуй. Он не торопился, он забавлялся, и его рука на нижних губах куноичи не двигалась — Анко потёрлась сама, выказывая нетерпение, сорвавшее усмешку Мадары.

Одно лишь портило: не покидающее стойкое ощущение чего-то неуловимо приятного и одновременно бесящего до скрипа зубов. Анко никак не могла ухватиться за чувство, раскрутить клубок: стук в висках дробил мысли, а мир вокруг был разукрашен радугой, складывался из калейдоскопа ярких осколков. Опустив взгляд, Анко едва не вскрикнула: ужаснулась кроваво-огненным волосам у своей груди, однако в следующий миг они вновь утратили цвет, мягкие волосы Тобирамы, щекочущие кожу. И всё же она дёрнулась, видимо, не удержала лицо — незамеченным это не прошло.

— То, о чём я думаю? — шепнул Мадара ей на ухо. — Глючит?

Что спорить, видит же: Шаринган вспыхивает в глазах и затухает, вот тебе и идеальный контроль чакры. «Это было до коктейля», — заметила себе Анко и, извернувшись, в отместку сильно укусила Мадару за шею, собрала языком кровь. Хищно улыбнулась — и склонилась к Тобираме, ловя его губы. Белое, алое… ксо-о, как же ему идёт!

Жар за спиной пропал, его заменили комфортно-тёплые руки Тобирамы, скользящие по коже. Он всё ещё не отдался моменту без остатка, продолжал анализировать — и это раздражало Анко, вызывало, а потому она потянулась снять с него одежду. Тобирама понял, разделся сам, только прищурился, когда Анко, помогая, как бы невзначай оставила длинные царапины у него на рёбрах. Те, впрочем, мгновенно затянулись: чёртова Эдо Тенсей.

— Скучный Сенджу… — протянул Мадара, однозначно подзуживая: его голос вибрировал от возбуждения и смеха. — Тебя даже такая искусница, как наша Анко-чан, не берёт… Или такое тебе не по нраву?

— Врежу, — клятвенно прошипел Тобирама, и Анко спешно поцеловала его в висок, опустилась к шее, ключицам, покрывая их поцелуями. Она чувствовала, что у него стоит, однако в ответных прикосновениях Второго не было жара — интерес, любопытство, причём скорее к новым возможностям Эдо Тенсей, чем процессу и эмоциям от него. Анко ощущала, что за этим — долгие ночи в лаборатории, холодные, одинокие…

Мадара вновь прижался сзади, теперь уже — кожа к коже. Его желание трахнуть её совершенно очевидно; хотя кто знает, может, у Учихи просто давно никого не было? Его волосы стелятся по коже, колются и щекочут. В самой мысли о том, что у Мадары банальный недотрах, есть что-то неправильное: как можно не хотеть его, огненного кота, не прячущего желаний? Как можно не хотеть Тобираму, белого волка с острым вниманием хищника в алеющих глазах?

— Мадара-са-а-ан… — в нарочно срывающийся, долгий стон Анко вложила просьбу, почти требование. Но с уважением: Мадара же.

— Какая нетерпеливая, — хриплая усмешка, острые зубы цапнули за ухо, и Анко крепче сжала пальцы в волосах Тобирамы. Он не отстранился, скользя мягким, влажным языком по её шее, сжимая полную грудь.

На миг представилось, что сказали бы так любящие её постебать друзья-джонины, узнай, с кем Анко и чем занимается в эту ночь… Но они не узнают. Не узнает вообще никто, от Анко уж точно. Разве что Тобирама и Мадара расскажут о том, как мирились, Первому Хокаге — брату и другу, теплоглазому богу с понимающей улыбкой, который, кажется, способен принять всё…

Мадара уже откровенно издевается, медленно проводя языком у неё за ухом, вжимаясь пахом в ягодицы. В отличие от него, Тобирама не дразнит, исследует с искренним любопытством. И это удивительно: так редко, скорее почти никогда, можно увидеть Второго с ослабленной маской. И за это — за то, какой он очаровательный, редкий, бело-пушистый, хочется сделать приятно.

Вывернуться из рук и скользнуть ниже одним движением — Мадара позволил, кажется, ему интересно, — коснуться члена сперва рукой, а после, облизнувшись, губами. Тобирама вздрогнул, довольно зашипел сквозь стиснутые зубы, однако тут же бросил короткий взгляд на Мадару: сложно расслабиться полностью, когда рядом старый противник, Анко понимает. Поэтому мурчит и берёт так глубоко, как только может, терпя и радуясь, когда алый взгляд возвращается к ней.

Потому что это красиво: белые волосы, кровавые глаза, тень румянца на щеках с росчерками старых шрамов. А ещё это испытание: сделать хорошо настолько, чтобы не думал ни о чём другом. Мадара хмыкает за спиной, когда опускается, чтобы коснуться губами выступающих позвонков. Уверенным движением заставляет раздвинуть шире бёдра и рукой направляет себя в неё, другой скользит по спине, но не выше: растрёпанный хвост Анко стиснул в кулаке Тобирама. Он вошёл во вкус, тихо порыкивает и прижмуривается. В настойчивом давлении ни капли заботы о ней, но пускай. С ней делали вещи похуже, тут Анко скорее даже нравится — из-за людей, что рядом.

Мадара двигается быстро, жёстко, и Тобирама в какой-то мере подхватывает его ритм — Анко стонет, вибрация идёт по горлу, и Тобираму встряхивает, как положено. Даже в этом теле такой неожиданно чувствительный — Анко буквально чует, как зреет у усмехнувшегося Мадары колкость на эту тему, а потому подаётся назад, умело сжимая его внутри. Мадара довольно рычит, наваливается сверху и впивается зубами в загривок — точно кот, зубастый хищник, по бокам скользит его колкая грива. Тобирама тянет Анко на себя, вновь толкается в горло.

Сквозь стоны, общие на троих, и невольные слёзы в уголках глаз Анко улыбается. Она знает, как заставить их кончить, и не раз. Когда отдохнут, даст поменяться местами, а после примет в себя обоих одновременно, если они захотят. Её этому учили, натаскивали… Ками-сама, да ведь она для этого создана! Если не самой природой, то точно — Конохой.

Впереди — целая ночь, а мир перед глазами кружится, вновь расходится вспышками калейдоскопа. Утром ей будет очень плохо, и точно вспомнится издёвка-предостережение кукольника больше не пить абсент, но то — утром. Сейчас же Анко плевать на всё, кроме мужчин, между которыми крепко зажата.

— Эй, Мадара-сан! Я вообще-то тут голая!

— Уймись, что я там не видел?

Выпьем?

Lutea

Лилитана Ана

Спин-офф к дилогии «Два мира». В центре истории — Митараши Анко, её чувства и вопросы, которые задают самой бедовой куноичи Конохи.

Naruto

Роулинг Джоан «Гарри Поттер»

Гарри Поттер

Мадара Учиха/Анко Митараши

Какаши Хатаке/Анко Митараши

Сасори/Анко Митараши

Мадара Учиха/Анко Митараши/Тобирама Сенджу

Вопросы

Дверь захлопнулась за ними. Щёлкнул замок, и ключ тотчас исчез в ловких руках.

— Душ? — нейтрально предложил Сасори.

— Было бы неплохо, — кивнула Анко, признавая необходимость освежиться после боя с Пожирателями Смерти. И приготовиться к новой схватке.

Она знала, зачем шла сюда, почему предпочла в этот вечер его компанию возможности насладиться чаепитием остального отряда в Тайной комнате. С тем, что задумано и нужно сделать, не сможет справиться никто, кроме неё: оказаться к кукловоду максимально близко, отвлечь его, усыпить бдительность — и ударить. Из всех шиноби, находящихся сейчас в Хогвартсе, Сасори — единственный потенциальный враг, и враг опасный, хитрый, непредсказуемый. От такого лучше избавиться, чем жить в ожидании подлости.

А потому можно и подыграть. Та оплата противоядия поцелуем, сегодняшний флирт в Министерстве и ласки в переулке перед стычкой с Пожирателями Смерти не оставляли сомнений в том, что Сасори заинтересован в её теле. И он получит, что хочет: Анко не жалко и привычно добиваться цели таким образом. На исходе ночи у противника не останется сил, чтобы отвести клинок от своего горла. Уж Анко об этом позаботится.

Попав на его территорию, Анко не могла не осмотреться осторожно, пряча взгляд под ресницами. Рабочий кабинет — просторное помещение, где много воздуха, а напротив входа арочное окно, выходящее на Чёрное озеро, сейчас, в ночной темноте, неразличимое. Мягко пылает камин, кресла перед ним старые, но уютные, глубокие, и Анко мимолётно прикидывает, как можно их использовать. Возле окна — большой письменный стол со стопками книг и пергаментов, а у стены второй, длинный, рабочий, на котором Анко уже раскладывали, когда она в полубеспамятстве вернулась от кентавров и обратилась за помощью к Сасори. По стенам тянутся стеллажи с книгами и флаконами, в которых какой только нет разноцветной дряни. Коллекцию зелий (и, конечно же, ядов) Сасори успел наварить будь здоров, а подписи — только для него, Анко ничего не разобрала в изящной вязи символов, не являвшихся ни иероглифами, ни латинскими буквами, ни даже рунами. Боковая дверь, ведущая в спальню, плотно закрыта и наверняка заперта.

Все эти наблюдения — миг, и Анко последовала за Сасори, уже снявшим пальто и бросившим в одно из кресел, поманившим её к боковой двери. В спальне кукловода она ещё не была, а потому сосредоточилась, готовясь подмечать все детали: это могло пригодиться позже при анализе.

Ведь оно же будет, «позже»? Провал Анко не предполагала, однако должна была учитывать его возможность.

В спальне ничего примечательного, всё просто и аккуратно разложено, что совершенно не вяжется с творческим хаосом на столах в кабинете. «Неужто предполагал, чем вечер кончится? Заранее припрятал все секреты?..»

— Сюда, — сказал Сасори и открыл перед ней дверь в ванную, пропустил вперёд.

— Ага, — скрывать, что наблюдает, привычно и легко, Анко держалась непринуждённо. — Какое полотенце можно взять?

— Я тебе дам, — Сасори нечитаемо улыбнулся. — После.

— Мм? — Анко шире распахнула глаза, вскинула брови.

— После того, как удостоверюсь, что у тебя на теле не припрятано никакого оружия, — буднично пояснил Сасори, всё так же бездушно улыбаясь.

Ах вот оно что… Прекрасно!

— Взаимно, — оскалившись, Анко встала вплотную к нему, слегка задевая грудью, плотно обтянутой серым атласом платья.

На лице кукловода не дрогнул ни единый мускул.

— Это честно, — сказал он, начиная расстёгивать рубашку.

От этих слов Анко внутренне дёрнулась. Честно? Это он говорит, Скорпион Красных Песков? С чего бы вообще?..

Это игра. Ничего больше.

Анко повела плечами, и бессменное пальто, прошедшее с ней сотни миссий, с шорохом упало на кафельный пол. В нём есть печати, оружие, вшитый в подкладку маленький нож — как раз то, что пригодится Анко для дела. Но сейчас не нужно даже думать о том, чтобы его достать. Зато удовлетворить паранойю кукловода стоит.

Как и позволить ему самому убедиться, что все подвохи выисканы и устранены. Поэтому Анко опустила ладони на его руки, отрывая от наполовину расстёгнутой рубашки, и положила себе на талию. Приглашающе улыбнулась.

Сасори воспринял это приглашение буквально: профессионально-скупыми движениями расстегнул платье и снял с Анко вместе с бельём, после чего внимательно изучил тело, все места, где можно спрятать оружие. Анко стояла смирно, по первому прикосновению-требованию показывала себя — это была часть действа, необходимая для перехода к следующему этапу. Когда, запустив руку ей в неаккуратно собранный хвост и окончательно его разрушив, Сасори извлёк пару маленьких лезвий, Анко лишь скользнула взглядом по ним и вновь выжидающе уставилась перед собой.

Его взгляд сделался ироничным, и Сасори шагнул в сторону от неё, вновь занявшись своей рубашкой. Проверку прошла, значит? Анко повернулась к нему и красноречиво вскинула брови, на что Сасори кивнул. Впрочем, прежде чем провести собственный осмотр, Анко дождалась, когда кукловод разденется: он не стал излишне трогать и перетряхивать её одежду, а пальто, самую подозрительную часть, вовсе проигнорировал, и Анко считала честным… решила, что может себе позволить ответить ему тем же. После внимательно изучила тело Сасори, подивилась хитрой конструкции держателей для сенбонов с заготовленными съёмными ампулами сразу для нескольких ядов, заинтересовалась полным отсутствием шрамов на коже — не может он быть настолько хорош, чтобы вообще не схватывать ран!

А ещё подмечала различия. Он совсем не такой, как Мадара и Тобирама — те мощные, крепкие, а Сасори иной породы: невысокий, поджарый и жилистый, высушенный жарким солнцем своей родины. И вместе с тем — удивительно светлокожий, но без веснушек, которые можно было бы ожидать у рыжего; и волосы гладкие, не солома-колючки, как обычно бывает у пустынных жителей. В нём вообще мало от родной пустыни, и Анко так и тянет сравнить его с Узумаки — лёгкими красноволосыми демонами, которых она видела за жизнь не очень много, но достаточно, чтобы проникнуться уважением. А ведь это интересная мысль, стоит обдумать.

— Пока ещё нет, — протянула Анко с бесовской улыбкой, отстраняясь. — Но надеюсь, что буду.

Мимолётная усмешка. Сасори взял её за запястье и подвёл к ванне, включил душ. Встав под него, отмечая, что воду кукольник выбрал едва ли не обжигающую, Анко потянула его к себе, приглашая встать рядом. В конце концов, вымыться стоит обоим, а оставлять другого без присмотра не хочет ни один из них.

Горячая кожа, горячий же душ. И Сасори горячий, когда забирается в ванну, прижимает Анко к себе и целует: глубоко и жадно, и вновь это почти насилие, как тогда, неделю назад, после похода Анко к кентаврам. Приятно и бесит — вот оно, то самое чувство, что мелькало в калейдоскопе после абсента, а Анко в тот раз не смогла ухватить, потому что была пьяна и сосредоточена лишь на том, чтобы доставить удовольствие. Ну а сейчас…

Сейчас можно впиться зубами в чужую губу, за что мгновенно получить рефлекторный тычок в болевую. Анко зашипела, но скорее довольно: вспышка боли встряхнула, мобилизировала, и сердце забилось в участившемся ритме. Кровавый оскал, алые капли осели на губах. Хочется больше его крови: брызги на руках, груди, волосах. Рваную рану на всю грудь и пальцы на судорожно бьющемся сердце… или аккуратный разрез на горле, из которого можно пить солоноватый нектар… или вовсе один чёткий удар сенбоном, проблеск удивления в чужом взгляде — и конец, за который её похвалят, отблагодарят.

Горячая вода бьёт по спине, шумит в ушах. Кажется, у неё лицо маньяка, потому что искры иронии в карих глазах Сасори пропадают во всплеске чего-то более тяжёлого, тягучего.

Они почти одного роста, и это чертовски непривычно и странно. Можно — глаза в глаза. Так интимно…

Горло сжимает стальная хватка, резкое движение назад буквально впечатывает в стену, холодную и скользкую от брызг. Стоять неудобно, ступни скользят по ванне, и Анко цепляется за руку Сасори, хрипя и стараясь удержать равновесие. Использовать чакру опасно, может счесть за попытку атаковать. Остро, опасно — офигенно!

Карие глаза совсем рядом, вода скатывается по слипшейся чёлке, ресницам.

— Правда хочешь сыграть в это? — вопрос абсолютно серьёзный. — Рискнёшь?

Анко чуть наклонила голову вбок; пальцы на её горле ослабли, давая ответить.

— Есть мнение, что у меня начисто отсутствует чувство самосохранения, — поговорила она хрипловато, но с улыбкой. Не смогла её удержать.

Сасори недоверчиво хмыкнул.

— Тогда ты была бы уже давно мертва. Разведчики без чувства самосохранения долго не живут.

— Да в нашем мире вообще мало кто долго живёт, — Анко облизнулась, пожирая его горящим взглядом. Она хотела играть, да-да, отчаянно хотела попробовать с ним!.. Потому что должна, конечно, не может существовать другой причины. — Поэтому я стараюсь брать от своей недолгой жизни всё.

Её ответ вызвал подобие настоящей улыбки на лице Сасори, обычно ограничивавшегося ядовитыми усмешками. Неожиданно. Он разжал пальцы, позволяя Анко встать самой, но не убрал совсем — провёл по её шее вверх, мазнул по мокрой щеке, скользнул по губам. Улыбаясь тоже, Анко приоткрыла рот и мягко прихватила пальцы зубами, дразнящее пощекотала языком.

Теперь и в глазах Сасори искры стали пламенем.

Больше никакой плавной отточенности жестов — движения стали резкими, когда он развернул Анко лицом к стене, почти толкнул даже, обвивая запястья нитями чакры, фиксируя. Опираться на скользкую стену неудобно, но это ничто по сравнению с жарким нетерпением, Сасори и её собственным, слившимся в единый порыв, накрывающий с оглушающим рокотом, с каким цунами обрушивается на берег. Сасори готов и явно не намерен ждать — сразу глубоко, сразу до вскрика. Хмыкает этой лёгкости, кусает за плечо, заставляя сжаться — а Анко только в радость, как и покрутить задницей, и подставить шею для новых укусов.

Толчки, поглаживания почти ласковые — и укус, тычок в болевую, сильные пальцы сжимают бёдра до синяков. Шум воды и стоны, вскрики. Анко не стесняется срывать голос, а вероятность того, что этот параноик не установил в своих апартаментах плотный слой заглушающих чар, ничтожно мала.

До «как следует вымыться» доходит лишь много позже, когда на теле брызги не только воды, но и спермы. Сасори тяжело дышит, прижавшись лбом к её затылку, одной рукой опираясь на стену, другой прижимая Анко к себе. Ей самой хорошо до истерики, ноги дрожат и подкашиваются, но это даже почти хорошо — наводит на мысль. Осторожно высвободиться из полуобъятий, развернуться и слегка надавить предплечьями на грудь, прося отстраниться. Опуститься перед ним на колени и тщательно вылизать, не касаясь всё ещё связанными руками, глядя снизу вверх на его лицо.

Ловя чувства. Ками-сама, и правда чувства, а не обычная круговерть масок! Сасори нравится, очень нравится видеть её такой, нравится её язык и то, как она ластится к его ногам, трётся щекой о живот. А Анко нравится кровь на собственном теле, расцветающие синяки и укусы, море раскалённой лавы внутри, которая не только его след — ещё и нечто другое. Настораживающее, несвойственное, что Анко на миссиях не испытывала, всегда играла.

— Ещё, — мурлыкнула она, жадно облизываясь.

— Сначала вымойся, — парировал Сасори негромко и расслабленно, явно борясь с желанием прикрыть глаза.

Анко на эту команду усмехнулась, прищурилась. Ну что ж, она сумеет вымыться так, чтобы у него сорвало крышу окончательно.

С сорванной крышей Сасори абсолютно шикарен — это Анко выяснила для себя однозначно. Броня на месте, как и жёсткость, вот только привычное безучастное равнодушие исчезло без следа, сметённое штормом желаний — вот это контроль у него, такое прятать ото всех! И его руки — ничего общего с нежностью в прикосновениях, но от этого особенно охуенно. Боль, кровь, нити чакры. Ксо-о!..

Кафельный пол ещё холоднее стены. Анко пришлось приложить усилия и, ловко перевернувшись и поменявшись местами, завалить на него Сасори, чтобы убедить теплолюбивого кукольника перебраться в место поуютней. Заодно удалось прихватить с собой одежду и притащить в его спальню, бросить возле кровати. В подкладке пальто — остро наточенный нож, и она ещё попробует вонзить его в горло Сасори. Потом. Пока же Анко в удовольствие потрахается с ним, будет кричать, наплевав на наставление-привычку быть тихой: с ним сдерживаться совершенно не хочется.

— Ты меня тоже. Знаешь, что это значит?

— Мы сможем прекрасно провести время, 

если тебе ещё раз вздумается попробовать меня убить.

— Тогда видеться мы будем довольно часто, Сасори.

Сыграем?

Скромная квартира на окраинах Конохи, пыль танцует в рассветных лучах. Тихий шорох, поскрипывание старой кровати, учащённое дыхание — но вот его ритм перебился полустоном, и всё стихло.

Судорожно глотнув ртом воздух, Анко облизнула сухие губы и перевернулась на бок, сжала бёдра. Пальцы, влажные и подрагивающие, она вытерла о край простыни и, сцепив руки в замок, уставилась в пространство. Ей было никак. Тело получило свою разрядку и провалилось в расслабленность — но не душа. Эта сука продолжала уныло подвывать.

Сигареты притупляли. После возвращения из мира волшебников Анко вернулась к старой привычке, в своё время брошенной после серии отповедей от Ибики на тему вреда курения для засад. Заботливый такой. Опять, вон, утянул её к себе в допросную и чихвостил, когда на днях заметил с папироской в зубах… На взгляд Анко, лучше курить, чем спиваться. Впрочем, не сказать, чтобы она не пробовала совмещать эти два прекрасных способа скоротать время в перерывах между миссиями.

Заставить себя выбраться из постели, вымыться под горячей водой, закинуть в желудок пару дайфуку, оставшихся после вчерашнего визита Куренай, повадившейся подкармливать подругу: её материнский инстинкт распространялся не только на новорождённого детёныша, который накануне почти три часа оглашал криками большую часть времени мёртвенно-тихую квартиру Анко. От воспоминаний Анко аж передёрнуло. Вот уж какой звук она точно не хотела бы на постоянной основе в своей жизни, так это грёбаный детский ор.

Лето в самом разгаре, на улице жарко, но отказаться от любимого пальто Анко даже не подумала: в нём всё самое необходимое, начиная с резинки и заканчивая запечатанным в фуин свитком со списком осведомителей и пометками, который Анко предпочитала держать близко к телу. К тому же это пальто уютное и в нём глубокие карманы, как раз для бутылки саке… «Рано, — одёрнула Анко себя. — Бухать с самого утра — это уже перебор».

И шумно вздохнула, прикрыв глаза. Перебором было как ни в чём не бывало ходить по этим улицам с хитаем на лбу, учитывая, что произошло.

Как она облажалась. Как проворонила момент, когда кукольник переметнулся на сторону врага. Как допустила мысль, что может позволить себе расслабиться в объятиях такого шиноби, как Сасори. «Он же сам и смеялся, что наивности во мне куда больше, чем положено иметь токубецу джонину. Скотина». Хотя нет, не скотина, а нормальный такой нукенин. А вот она — дура конченная.

Вокруг кипит жизнь, улица полна людей. Бездумно плывя в их потоке, Анко выудила из пачки сигарету и закурила, по ходу отметив, что имеет смысл пополнить запасы. Ей плевать на мамаш, неодобрительно косящихся и приказывающих детям не дышать «плохим дымом». Ей плевать на вежливое приветствие Хинаты, попавшейся навстречу. Ей плевать на мрачную тень, надвинувшуюся сбоку… А-а нет, блядь, плюнуть ей не позволят.

Чтобы пытаться вырваться из захвата Ибики, нужно быть мазохистом. Анко и попробовала, но сопротивление её мелкой тушки, из невеликого веса которой по меньшей мере пять кило — это пальто со всей его рассованной по карманам начинкой, было решительно пресечено твёрдой рукой и заявлением, что, если не перестанет брыкаться, её попросту вырубят и закинут на плечо. Ещё и такой позор Анко не хотела узнавать, поэтому позволила почти-шефу-в-общем-то-другу утащить себя… неожиданно не в допросную штаба АНБУ. В раменную.

— Я это не ем, — сообщила Анко, наморщив нос.

Ибики пожал плечами и пригрозил, что покормит с ложечки. Пояснение было исчерпывающе:

— Плотно, объёмно, калорийно. Кончай уже саке и печеньем питаться.

Откуда у него эта инфа, Ибики уточнять, разумеется, не стал, но, по счастью, не стал также и пытаться выяснить причины загула. Заботы его хватило ровно на то, чтобы сделать заказ и заплатить, после чего Ибики сослался на неотложные дела и свалил. Скормив подсунутую поваром порцию удачно заглянувшему Наруто, Анко вновь отправилась бродить по деревне.

Ноги сами принесли к сорок четвёртому тренировочному полигону. Анко почесала затылок и, махнув дежурившим на входе чунинам, перепрыгнула через высокие сетчатые ворота. Лес Смерти — такой знакомый, едва не родной полигон, место постоянных тренировок на протяжении стольких лет, что в администрации забили на выдачу единократных разрешений на пользование и просто внесли её в список «Допущены всегда». При этом навевает невольные ассоциации с Запретным лесом возле Хогвартса, на опушке которого проходили занятия по уходу за магическими существами, а в глубине — пикники. «Вот тут бы пледик хорошо смотрелся, — подумала Анко, выйдя на берег ручья. — Немного хавчика с кухни, пара бутылок и Сасо… ксо-о, нет! Нет!»

Ноги попросту подкосились, и она осела на землю. Перед глазами — пелена.

Не сразу, но Анко сумела взять себя в руки, ополоснула прохладной водой из ручья пылающее лицо и поднялась. Позже она обязательно напьётся, а пока стоит заняться делом, раз уж пришла на тренировочное поле: настроение у шиноби может быть сколь угодно говёным, но это не является поводом забрасывать работу над своими навыками и телом.

На моменте отработки огненных техник на пробегавших мимо зверюшках вспомнился Мадара. Его пылающий взгляд, сильные руки, колючая грива. То, как с ним во время алкопосиделки можно было с совершенно равной вероятностью заняться сексом или завести вдумчивый разговор о политике и отличиях подходов нынешних шиноби от современников Учихи. Это было хорошо… но недостаточно.

Анко с глухим рыком уничтожила к чертям собачьим несколько ближайших деревьев и, взметнув полами плаща, ушла с пепелища. К Джуби то, что только пару часов за полдень, она идёт бухать!

Одной скучно, непривычно, грустно. Хочется крепкого плеча, к которому можно привалиться, а ещё лучше — в умелых руках сенбон, который разукрасит её спину текстом-лекцией о том, как плохо много пить и чем лучше вместо алкоголя заправлять внутренний двигатель. Остановившись, — ещё не вышла из леса — Анко вынула из держателя кунай и приставила острие к бедру. Чуть подумав, нажала, отрешённо проследила за скатившейся вниз по ноге кровью. Жалкая попытка самоудовлетворения. Не кайфово.

Коноха продолжает жить и шуметь, Анко вновь плывёт в потоке, уже едва сдерживаясь от того, чтобы начать посылать брезгливых мамаш. Она ёбаный токубецу джонин с более чем полутысячью выполненных миссий! Она заработала право курить, если хочется, на улицах родной деревни, для которой столько сделала!

«На ловца и зверь бежит».

— А, Какаши… Тебе чего?

— Да так просто, поздороваться, — Копия состроил то самое невинно-рассеянное лицо, которое обычно берёг для своей команды, и улыбнулся сквозь маску. — С тех пор, как ты вернулась, мы же виделись только мельком.

— А ты хотел бы не мельком? — в лоб спросила Анко.

Какаши посерьёзнел за мгновение — точнее, перестал притворяться.

— Встретимся сегодня вечером у меня?

— Лучше у меня, а то наутро вся джонинская общага будет судачить, — по-деловому возразила Анко. Её собственные соседи были гражданские, кроме того, опытом наученные не совать нос в дела Анко.

— Хорошо. Принести, что обычно?

С пониманием кивнув, Какаши пошёл своей дорогой, а Анко сменила курс и направилась к магазину за алкоголем и сигаретами.

До вечера она кое-как сумела себя занять: взялась перечитывать «Приди, приди, рай!», уже в который, блядь, раз. Время тянулось мучительно медленно, саке на столике манило, и, когда в выжидающе распахнутое окно просунулась лохматая голова Какаши, Анко оказалась рядом в ту же секунду.

— Жратьки, — она требовательно вытянула руку, в которую получила увесистый пакет с данго, вагаси, дораяки и Рикудо знает чем ещё. «Подготовился», — хмыкнула Анко и строго добавила: — Маска.

Без возражений стянув с лица маску, Какаши пробрался в квартиру. Пока Анко вываливала на столик съестное, Копия растрепал волосы ещё сильней и принялся обводить внимательным взглядом комнату, совмещавшую функции гостиной и спальни. Слишком уж присматривался, по мнению Анко, и она поспешила отвлечь его, сунув рюмку.

Они выпили, и Анко прежде, чем вновь наполнить отёко, воздала должное сладкому: сам Какаши ел его не очень много, но выбирать умел как мало кто. Пустющий желудок этому обстоятельству обрадовался и стал принимать алкоголь более благосклонно, вторая рюмка уже не казалась глотком жидкого огня. На звон в ушах и то, как слегка повело в сторону, когда потянулась за данго, Анко не обратила внимания, только привычно и уверенно скорректировала движение. Какаши нахмурился.

— Так значит, Ибики прав? Ты опять на глюкозо-спиртовой диете?

— А вам что, девочки, больше заняться нечем, кроме как мой рацион обсуждать? — Анко откусила кусочек от данго и принялась жевать.

— Мы беспокоимся, — мягко сказал Какаши, неотрывно глядя на неё. — На миссии в другом мире с тобой что-то случилось, верно?

— Разумеется случилось. Я там 

 — этого вполне достаточно.

Она говорила резко, отрывисто, и Какаши понял, что лучше тему не развивать: всё равно Анко не признается, что тревожит. Ни один из них никогда не признавался.

Первую бутылку саке они допили в молчании. Уже взявшись за вторую, Анко решила, что хватит. С коротким вздохом отпустив горлышко, она опустила ладонь на ногу Какаши и повела выше, к паху. Копия быстро перехватил её руку; подняв на уровень лица, застыл — а затем ткнулся носом в ладонь, шумно втягивая в себя запах. Усмехнувшись, Анко с нажимом провела ладонью по его лбу, макушке, запутала пальцы в волосах и притянула Какаши к себе.

Поцелуй — медленный, сладкий, даже нежный. С привкусом карамели и пустотой внутри. Впрочем, это для неё: Какаши он распаляет, и Копия придвигается ближе, обнимает за талию, неспешно оглаживая бока под короткой юкатой. Груди касается, как хрупкого сокровища. Анко тянется перебраться к нему на колени, но Какаши легко подталкивает её, и Анко податливо откидывается на локти, позволяя ему самому развязать пояс и распахнуть её юкату. Пусть играет, целует, раз хочет — один из лучших шиноби страны, Шаринган Какаши, пугало для всех врагов Конохи; с ней — ласковый, как верный пёс, только что хвостом не виляет. Решил развлечь её сперва языком, ах хороший!.. Слишком мягкий.

Эта сладкая нежность почти болезненна, от неё скручивает желудок.

Желая избавиться от этого чувства, Анко требовательно впилась ногтями в его плечо — глубоко, до крови, однако не встретила понимания. Какаши только, на миг оторвавшись, боднул её руку, отодвигая, а после поцеловал пальцы. Прикрыв глаза, Анко упала на спину, приготовившись стонать и выгибаться.

Встретимся?

— На верхнем этаже, в комнате брата Сириуса.

Анко знала расположение комнат в штабе Ордена Феникса: просматривала составленные в прошлом году планы перед возвращением в мир магов — и без труда нашла ту, на которой висела табличка «Регулус Арктурус Блэк». Снять её после того, как занял комнату, Мадара не стал себя утруждать. Ведь и правда, это мелко, не стоит его внимания.

Отперев дверь невербальной Алохоморой, Анко проскользнула в комнату и сгрузила у кресла рюкзак, скинула на него пальто. «Сасори не переметнулся, — стучало в голове, — враг подчинил его ментальными техниками… Он погиб в бою, принял Аваду лично от Лорда…» Анко прикусила губу, впилась ногтями в ладони. Хотелось обхватить себя руками и…

Стук закрывшейся двери вырвал из мыслей.

— Вам нужен сосед? — спросила вместо ответа Анко, развернувшись. Она надеялась, что удержать лёгкое, игривое выражение лица удалось. — Я много места не занимаю, а ещё тёплая, совращенная и трахательная.

Мадара приподнял бровь, усмехнулся.

— От такого соседа глупо отказываться, — произнёс он и положил руку на ключ, торчавший в двери.

— А может, сперва смотаться за огневиски? — предложила Анко, глядя на поворачивающийся ключ.

— Зачем? Скорее всего, нам сегодня ещё предстоит работать. Кроме того, мне не нужно быть пьяным, чтобы хотеть тебя.

— А это и не для вас, — пробормотала Анко, чем вызвала вопросительный прищур Учихи, и быстро пояснила: — У меня диета. Глюкозо-спиртовая. Хорошая, между прочим.

— Не сомневаюсь, — у Мадары позабавленный вид, но в глазах мелькает огонёк заинтересованности.

Лучше отвлечь, ведь врать ему — гиблое дело. А потому, растянув губы в оскале, Анко без спешки стала раздеваться.

Это ведь так привычно и легко: потянуться, напоминая о собственной гибкости, повернуться по-разному, демонстрируя ничуть не ставшее хуже за месяцы расставания тело. Отойти к кровати, лечь на спину, с шальной улыбкой облизнуть пальцы, каждый по очереди совершенно блядским движением. Смотреть в глаза, касаясь себя, ведь всё это — для него.

Мадара — скала в море херни, где Анко тонет, и в нём может быть её спасение. Она ведь хочет спастись, так?..

В комнате запахло огнём: Мадаре нравится наблюдать, как она ласкает себя для него. Как кусает губы и часто, хрипло дышит, вскидывая бёдра. Выгибается, проникает в себя глубже — и смотрит на него. О, Анко умеет убедить отыметь себя!

И Мадара приближается, на ходу сбрасывая одежду, а Анко тихо поскуливает в нетерпении — своих пальцев так мало, нужен Учиха! Сразу и весь, чтобы заполнил, согрел, прогнал пустоту. Он прижимается, и Анко обхватывает его ногами, притягивая ещё ближе, отводит с его лица лохматую чёлку и удерживает взгляд. В нём нет ханжества и осуждения, которыми её в последнее время так охотно потчуют, и это едва ли не лучше всего остального. Его близость тоже хороша, но…

Чувства, вы, суки, где?! Это же Мадара, ненасытный огненный кот — как может ничто не шевелиться в душе на него?! Тело, вон, реагирует: горит под его руками, захлёбывается волнами удовольствия… Физиология. И осколки-дробь глубже впиваются в сердце.

Эта боль откровенно бесит. Она не подстёгивает, угнетает, и Анко решительно абстрагируется, сосредотачивается на ощущениях тела, на Мадаре. С ним можно долго целоваться, гладить, перебирать волосы — он охотно принимает ласку и, кажется, действительно рад снова быть с ней. К нему хочется ластиться, уютно урчать и кусаться исключительно играючи. И принять его в себя со сбившимся дыханием, выгнуться и прижаться, обвивая руками шею. И давить злые слёзы от того, какая тишина притаилась за оглушительным стуком сердца.

Не удержанное подрагивание плеч её выдало, и Мадара сразу остановился, заглянул в лицо.

— Да. Всё хорошо, — прошептала Анко, целуя его в губы. — Мне вас не хватало.

— Как будто без меня на тебя не стоит очередь, — протянул Мадара, подначивая, вырывая из провала.

— Стоит на меня у половины Конохи, — теперь Анко кусает взаправду, до крови раздирает его губу, на что Мадара только облизывается, этот кот.

— Совращенство, — усмехается он и переворачивается на спину, не отпуская от себя. Такой классный, игривый Учиха, умеющий улыбаться одними глазами с неожиданным теплом.

Упираясь руками ему в грудь, Анко вонзает когти, а после сгибается, длинными, жаркими прикосновениями языка слизывает кровь. На требовательный толчок бёдрами начинает двигаться сама, и думать о чувствах нет времени: телу так хорошо! Как же она благодарна Мадаре за это…

Раствориться, забыться, просто насладиться хорошим сексом. Не думать ни о чём.

На ритмичные движения, руку на волосах Мадара реагирует открыто и честно. Его не надо вскрывать, чтобы понять, как хорошо — сам покажет стоном, подхваченным ритмом, прикосновением к груди. В какой-то момент хочется попросить его выкрутить сосок, сжать запястья до хруста костей, уткнуть лицом в матрас, обездвижив, и выебать, как дешёвую шлюху… Но Анко сдерживает себя: Мадаре нравится так, жарко и чувственно, и просить его сделать совсем по-другому — рисковать сломать то, что есть между ними.

Поэтому — вскрикнуть, упасть на него, трясясь, бездумно улыбаясь. Постараться насладиться рукой в волосах, вначале мягко поглаживающей, почёсывающей затылок, затем уверенно направившей вниз. Согласиться на минет и сделать приятно, чтобы Мадара шумно дышал и жмурился, довольно рычал, но не пытался контролировать, направлять, давая Анко показать своё мастерство. Разочарованным этим решением он не остался.

Пока он переводил дыхание, Анко вытерла себя и его попавшимся полотенцем, а после тихо легла рядом. Приоткрыв глаза, Мадара перебрался на кровати повыше, на подушку, и притянул Анко к себе. Устроив голову на его плече, она расслабленно вздохнула, впервые за долгое время ощущая довольство.

— О чём? — уточнила Анко, потёрлась носом об его ключицу. — О том, в какую позу вы трахательную меня согнёте в следующий раз?

— Нет, — Мадара пошевелился, поднял её лицо за подбородок, заставляя встретиться взглядом. — О том, где и обо что ты успела так ебануться, чтобы при своём отряде и союзниках-магах заявлять, что будешь спать со мной.

— Во мне это и раньше было, вы просто не замечали, — проворчала Анко, выворачиваясь. Приятная истома развеивалась, обнажая привычную пустоту.

— Было, но не в таких масштабах, — парировал Мадара, позволяя ей отодвинуться и сесть, прислонившись к изголовью кровати. Сам приподнялся на локте, глядя в лицо. — Что произошло?

Стиснув зубы, Анко тихо зашипела. Чёрные глаза Учихи хуже топей в Стране Дождя; провалиться и увязнуть — раз плюнуть, поэтому она предпочла отвернуться.

— С чего это вы моими чувствами заинтересовались, а? Раньше вас занимало только тело, — она звонко хлопнула себя по бедру.

Мадара опустил горячую ладонь на покрасневшую от удара кожу, ощутимо сжал.

— А если скажу, что забочусь о тебе?

— С того, хотя бы, что мы с тобой интересно разговариваем, вместе пьём и трахаемся под настроение. Такая вот оригинальная дружба.

— Дружба? — Анко неподдельно удивилась, но тут же зло фыркнула: — Ага, у клиента с юдзё тоже дружба.

Вопросы

Содержание

Выпьем?

Сыграем?

Встретимся?

Поговорим?

Признаем?

Комментарии (0)