– Ну и я такой ей говорю: «Крошка, хочешь покататься на моем гиппогрифе?»

– Почему на гиппогрифе, Блейзи? – издевательски протянул Нотт. – У него копыта?

– У него яйца под хвостом! – ввернул кто-то противным фальцетом и загоготал собственной шутке. Хохот подхватили остальные. Драко поморщился.

– Ни хрена ты не понимаешь, Тео, – слуховая память не подвела, про копыта острил-таки Теодор, – он у меня взлетает с места!

– И падает камнем вниз! – фыркнул Нотт, присутствующие взвыли, а Драко снова поморщился.

– За Теодора Нотта, который ни хрена не понимает в хренах! – обладателя противного фальцета Малфою идентифицировать не хотелось. Гадость. Кучка озабоченных идиотов. Драко плотнее задернул полог своей кровати и для верности наложил заглушающее. Не было сил слушать рассказы о постельных подвигах рядом и не совсем рядом живущих. И почему он думал, что общая гостиная на полтора десятка человек – не так отвратительно, как общая гостиная на целый факультет?

Обновленное Министерство признало прошлый учебный год недействительным и всех желающих получить образование заставило осваивать материал повторно. Никто (никто!) заранее не задумался о неразберихе с первым курсом. Мелких оказалось вдвое больше, чем обычно: одиннадцатилетки, получившие свое законное первое письмо, двенадцатилетние маглорожденные, которым учиться бы на втором курсе, да вот в прошлом году таких не привечали, и «второгодники». Из-за количества мелкоты старших не расселяли по факультетам – смысл, если на шестой вернулись пятнадцать студентов (этих разместили неподалеку от гостиной Хаффлпаффа), а на седьмой – четырнадцать (им выделили жилье по соседству с Трелони в Северной башне). Объединение ранее враждующих студентов должно было поспособствовать продвижению идей политиков, вставших у руля.

Первого сентября героиня Второй Магической вышла к кафедре и провозгласила: «Давайте забудем прошлое и начнем с чистого листа», ее речь подхватил нервный, потеющий министерский чиновник, зачитав по бумажке: «Какая разница, чистокровный вы или маглорожденный и на какой стороне воевали, если все мы хотим одного и того же – мирного будущего и процветания. Живите в мире, любите и помогайте друг другу».

И все как начали любить! Рейвенкловцы и хаффлпаффки, гриффиндорцы и рейвенкловки, слизеринцы и… слизеринки, гриффиндорки, рейвенкловки, хаффлпаффки бросились друг другу в объятия. К Рождеству студенты некогда противоборствующих факультетов чуть ли не срослись, что означало постоянное присутствие посторонних в спальнях – когда объятия размыкались, вовлеченные, забыв прежние обиды, собирались чисто женскими и чисто мужскими компаниями, чтобы обсудить дела постельные.

Не то чтобы Драко были чужды мысли о сексе, просто… для него эти мысли до сих пор оставались мыслями. В теории он поднаторел, слушая разные россказни, да и литературы перевернул немало, а что до перехода к практике, ну… это был деликатный вопрос. Когда-то давно… почти в прошлой жизни (Драко так называл все, что было до Волдеморта), Блейзу удалось посеять в нем зерна сомнения в собственной мужественности. Знаете, вся эта странная ритуалистика между мальчиками с писаньем на брудершафт и совместным принятием душа… Блейз увидел член Драко, присвистнул и сказал: «Да, приятель, не повезло тебе. Как же ты этим сможешь ведьме-то засадить?» Существенных отличий между своим членом и членом Забини Драко не нашел, но в то, что с ним что-то не так, поверил безоговорочно – в конце концов, Блейз воспитывался собственной матерью и с младых ногтей знал толк в сексе. Малфой, не будь дурак, нагреб соответствующих журналов из коллекции отца (отец наивно полагал, что коллекция тайная, только вот Драко услышал о ней от мамы). Но и журналы не помогли понять, в чем проблема.

Разговор матери с миссис Паркинсон досыпал игл дикобраза в зелье Неуверенности наследника всея малфоизма. К слову, бдение за портьерой в желтом салоне Нарциссы, когда у той были гости, являлось одним их самых любимых и одним из самых познавательных занятий Драко в детстве. Первым желанием после того, как он выбрался из-за портьеры в 

 день, было наложить на себя Обливиэйт. Вторым, впрочем, тоже. И даже десятым. Обычно невозмутимая мама, прыснув по-девичьи и склонившись к уху миссис Паркинсон, сообщила доверительным тоном, что у Люциуса проблемы с выдержкой и она сильно переживает, не будет ли таких проблем у сына, ведь это не иначе как последствия (Драко счел это чем-то, что должно было быть родовым проклятием) Инбридингуса. То ли он неправильно запомнил название, то ли неверно определил категорию, но за шесть лет нигде о таком проклятии информации не нашел. А вот о том, что такое выдержка, – нашел. И решил, что необходимо разобраться с этим раньше, чем он останется наедине с ведьмой. В голове все еще звенел оскорбительный смех, которым разразились обе дамы. Лучше заавадиться, чем представлять, что некто вот так вот – подхихикивая – говорит о нем… Малфои не могут быть в чем-то плохи, Малфои – идеальны. Эта сентенция вступала в конфликт с той, что его отец… ну… проклят. Да, проклят. Драко договорился с собой, что Люциус – исключение из правил, ведь любое правило нуждается в исключении.

Умение договариваться с собой было вторым по полезности качеством Малфоев после идеальности. В двенадцать Драко еще не знал, что вскоре отец с грохотом падет со своего пьедестала в глазах единственного сына. Сейчас Люциусу светил только один пьедестал – среди скульптурных портретов покойных Малфоев, и светил очень скоро, если он продолжит проводить все свое свободное время в обществе запасов огневиски. Думать об отце Драко не любил. Поэтому решил не портить себе и без того отсутствующее предпраздничное настроение.

Мысли о проклятии было не настолько легко отогнать, как мысли о Люциусе. Малфой так и не придумал, как узнать, распространяется проклятие на него или не распространяется и что это за проклятие такое. Если уж в семейной библиотеке ничего нет, то, наверное, нет нигде.

Хорошо было, когда вера в доброго волшебника, приносящего подарки к Рождеству, еще жила в душе. Жаль, в детстве Драко отдавал предпочтение материальным ценностям, и ему ни разу не пришло в голову попросить у Санты ответы на свои вопросы. Впрочем, вопросы тоже нужно задавать правильные. Один из них внезапно возник в малфоевской голове. Может ли в школьной библиотеке быть то, чего не нашлось в домашней? В прежней библиотеке – однозначно нет, а сейчас… Сейчас библиотеку Хогвартса дополняли тома из коллекций сочувствовавших Волдеморту семей. Что, если заглянуть в обновленную Запретную секцию? У него с позапрошлой недели лежит разрешение от Слагхорна. Профессор раздал такие всем семикурсникам для работы над эссе, но тема была знакома Драко, и дополнительная литература не понадобилась.

Ждать до утра не было мочи, а после подслушанного разговора однокурсников сон не шел. Драко набросил на себя дезиллюминационное, призвал с тумбочки рулон нового пергамента, проверил, на месте ли перо (даже пижамную куртку эльфы оснащали специальной петлей – вдруг молодому хозяину нужно будет что-то срочно законспектировать), выскользнул из-под полога и отправился навстречу знаниям.

– И он такой – ах, а потом сделал вот так языком, и я увидела небо в алмазах.

Гермиона фыркнула в ладонь. Впрочем, вряд ли ее услышали бы через плотную завесу.

– Один раз сделал, и ты сразу увидела? – по хрипотце Гермиона узнала Лаванду, ее писклявый голос изменился после «знакомства» с Сивым.

– Ну не сразу, он еще член вставил под каким-то особенным углом.

Гермиона попыталась представить этого гуттаперчевого мальчика.

– Особенным углом? – кто-то по ту сторону завесы забавлялся диалогом вечных подружек не меньше Гермионы. Похоже, в их спальне снова зависала Паркинсон.

– Особенным, – не дала сбить себя с мысли Патил (то ли Парвати, то ли Падма – Гермиона не различала их голоса). – Невероятным.

Воображение снова подбросило картинку: член, свернутый на манер ленты Мебиуса. Логическое продолжение гуттаперчевого мальчика.

– Углы бывают острыми, прямыми и тупыми, – последнее слово Паркинсон выделила, чтобы никто из участниц разговора не смог сделать вид, что не понял намека. – Про невероятные никогда не слышала.

– Мне тебя жаль, – сухо уронила какая-то-Патил. – Но ничего, ты еще молода, всё впереди, – и совсем другим тоном, до идиотизма восторженным, закончила: – Лав, ты-то в курсе, как это бывает? Аж искры из глаз посыпались!

Гермиона снова фыркнула.

– Меня и с меньшего ведет, – снова раздался хриплый голос Браун. Благо в мае было не полнолуние, потому изменившийся голос и пищевые пристрастия стали единственными последствиями контакта с оборотнем. Ан нет, не единственными – раньше, чем Лаванда заговорила, Гермиона уже знала, в какую степь ту понесет: – Забини так пахнет, что от одного его запаха у меня в животе все переворачивается.

«Одороаддикция», – подумала Гермиона и уткнулась в книгу, теряя к разговору всякий интерес.

– Попроси у мадам Помфри зелье от расстройства желудка, – хохотнула Панси.

– Паркинсон, у тебя классический недотрах. Найди кого-нибудь ебабельного и сразу станешь зайкой, – пропел тонкий девичий голосок.

Просто арррр! Все вокруг помешались на сексе. Нет, Гермиона прекрасно понимала, отчего это происходит, и могла научно обосновать. Их взрослевшее во время войны поколение с упоением наверстывало упущенное, но превращение смешанного факультета в бордель все равно бесило. Невозможность отсеять правду от надуманного в болтовне однокурсниц бесила тоже.

Гермиона, несмотря на устоявшееся мнение о ней, вовсе не была ханжой. И исключением из правил тоже не была. Еще летом она решила, что настало время познать границы своей сексуальности, и подошла к вопросу со всей ответственностью и скрупулезностью. Постигать азы она начала с Роном, но Рона ее исследовательские порывы не обрадовали. Гермиона считала, что проявила недюжинные мягкость и терпение, показывая партнеру, что, куда и как, партнер же почему-то ее стараний не оценил, а желание изучить возможности собственного тела счел и вовсе бредом. Его уязвляло то, что якобы любящая девушка не изображала оргазмы и обмороки от не слишком удачных попыток доставить ей удовольствие. Грейнджер снова продемонстрировала чудеса понимания и попросила всего лишь пронаблюдать за ее собственными действиями – проставить галочки в записях, пока она сама постарается доставить себе удовольствие. Когда Рон с оскорбительным смехом сказал ей: «Серьезно, Миона, даже в постели ты действуешь по конспекту?», ее терпению – ее ангельскому терпению! – пришел конец, и она продолжила свои изыскания уже одна. Пока что в теории, заглатывая максимальное количество литературы по интересующему вопросу – от Фрейда и Юнга до Джонсон и Мастерса, от классики эротического романа вроде «Опасных связей» де Ланкло до бульварных писулек, где героиня получает множественный оргазм от вида пениса, который должен давать гордому герою-носителю крен вперед при ходьбе. Вся эта библиотека сексологии приехала с ней в Хогвартс в бисерной сумочке, и изучалась в свободное от учебы время. Смысла помочь себе расслабиться Гермиона не видела, потому что не была уверена в успехе. Ни звезд, ни неба в алмазах ей не мерещилось, а разливающееся по телу тепло с эпицентром внизу живота никогда не заканчивалось фейерверком. Или она этот момент упускала. Все ее попытки пронаблюдать, как нарастает возбуждение, заканчивались либо тем, что у нее пропадал настрой, либо тем, что она терялась в ощущениях.

Гермиона улыбнулась смешной мыслишке: вспомнить бы детство и попросить у Санта-Клауса решение задачи. А что? Взрослый подарок для взрослой девочки. Взрослая девочка, конечно, могла посетить на Рождественских каникулах секс-шоп и приобрести соответствующий инвентарь, но она все еще стеснялась заходить в такие магазины. Оставался вариант трансфигурации, но как трансфигурировать то, о функционале чего имеешь очень смутное представление, и что будет, если обратная трансфигурация произойдет в самый неподходящий момент? Гермионе внезапно стало интересно, существуют ли магические секс-шопы и волшебная эротическая литература? Пожалуй, вопрос существования литературы интересовал больше. Может ли такая литература отыскаться в школе? Обновленная школьная библиотека заметно отличалась от старой. Желание узнать зачесалось, как прыщ на заднице. А что, если посетить библиотеку сейчас? Еще на шестом курсе она нашла способ проникать в Запретную секцию без бумажек, да и разрешений у нее скопилось около пятнадцати штук. Треп девчонок прогнал сон полностью, ночь перед Рождеством – время чудес. Вдруг Санта выполнит ее желание?

Гермиона набросила мантию-невидимку, которую выклянчила у Гарри, отказавшегося возвращаться в Хогвартс, развернула карту Мародеров, которую тот отдал почти добровольно. Отсутствие препятствий по дороге в библиотеку вызвало приятное удовлетворение. Удовлетворение сменилось ужасом, когда она уперлась глазами в конечную точку путешествия: в святая святых Гермионы Грейнджер топтался Драко Малфой!

Пробуждение

Velena

Rudik

Гермиона Грейнджер хочет познать свое тело и увидеть небо в алмазах, а Драко Малфой тяготится невинностью и хочет понять, что с ним не так.

Роулинг Джоан «Гарри Поттер»

Гарри Поттер

Гермиона Грейнджер/Драко Малфой

Взрослый подарок взрослой девочке

ru-vzroslyi-podarok-vzrosloi-devochke-velena-beta-rudik

– Малфой, не двигайся, – тишину библиотеки прорезал пронзительный голос, который являлся Драко в кошмарах. Впрочем, предупреждение было излишним, Драко отказала как мелкая, так и крупная моторика вместе с риторическими навыками при мысли, что заучка Грейнджер застала его в запретной секции с такой книгой в руках. Даже врожденная слизеринистость скукожилась от ужаса и уползла куда-то вглубь, милостиво разрешая Драко выкручиваться самостоятельно. Разрешение! Точно. Первый поворот шарнира в мозгах сопровождался диким скрипом, второй же пошел как по маслу. У него есть разрешение, а она-то сама что делает здесь в такой час?

– А у меня есть пятнадцать! – парировала зубрилка, выходя из тени в свет Люмоса и привычно вздергивая подбородок. – Будем разрешениями мериться? Акцио книга!

Находись Драко в своем уме, точно воспользовался бы моментом, когда палочка героической героини была занята манящими чарами, но он слишком отвлекся на фантазию, в которой на заклинание откликнулись все книги библиотеки и погребли под собой Грейнджер, и на ужас от осознания, что сейчас она увидит обложку и все про него поймет. «Тпру, отставить панику!» – осадил себя Малфой. Нужно всего лишь дождаться, когда адская ведьма переведет взгляд на обложку, погасить свой Люмос, в кромешной темноте сделать бросок вперед через стол и вырвать фолиант из цепких рук гр... маглорожденной. Ха, одного нервного подергивания хватило, чтобы палочка однокурсницы снова устремилась Драко аккурат в солнечное сплетение.

– Нокс, – пробормотал он, надеясь, что темнота не позволит любопытствующей прочитать название.

– Инкарцеро, – выпалила Грейнджер в этот же момент, и руки Драко оказались прижаты к бокам веревками.

– Ты не имеешь права! – змеи с семейного герба и отцовские златошеие лебеди (предшественники белых павлинов) гордились бы его шипением.

– Сейчас выясним, имею или нет, – спокойно ответила совершенно не впечатленная его навыками однокурсница и вместо ожидаемого «Люмос» пробормотала сложную формулу, трансфигурируя один из дорогущих листов пергамента в банку и наполняя ее теплым и ярким огнем.

Свет залил весь закуток.

Малфой настолько увлекся волшебством, что забыл возмутиться по поводу связанных рук и порчи имущества.

– Если ты меня не развяжешь… – исправился он тотчас.

– То что? Твой отец узнает об этом? – фыркнула Грейнджер, и Драко живенько вспомнил все свои фантазии с ее участием, коих после происшествия на третьем курсе было немало.

– Не смей говорить о моем отце! – рассвирепел он пуще прежнего, но его рычание возымело тот же эффект, что и парселтанг. Глаза в-каждой-заднице-занозы впились в название книги.

– Малфой… ты?.. Ой, прости, – Драко захотелось провалиться сквозь все этажи Хогвартса и утонуть в Черном озере, потому что на лице Гермионы Грейнджер появилась – черт бы ее побрал! – жалость. Мысли о том, что ей тоже зверски неловко, что бы она там ни надумала себе из-за книги, только самую чуточку примирили его с судьбой. – Погоди! – ее взгляд изменился и стал высверливать в лице Драко дыру. – Ты, остолоп, собираешься кого-то проклясть или опоить зельем?

Как же он хотел обнаружить, что уснул, или найти маховик времени, вернуться на час назад и никогда-никогда не покидать своей постели. Дернул же черт прогуляться до библиотеки!

– В Азкабан невозможно захотеть, тупица гриффиндорская, а из этой сентенции выплывает следующая: никого и ничем опаивать я не собирался. И проклинать не собирался, тролль дубинкой тебя раздолбай!

Его попытка оскорбления тоже пропала втуне.

– Значит, проблемы у тебя.

Мерлин, неужели она не может просто заткнуться?!

– Малфой, есть разные способы лечения эректильной дисфункции. Я ознакомилась с магловскими, но должны существовать и магические. Ты еще молод, ситуация не безнадежна. Нужно выяснить причину. Для начала можно провести простейший тест на иннервацию полового члена, установить, происходит ли ночная эрекция…

Слова «член» и «эрекция» в женских устах выключили опцию восприятия остальной информации и заставили работать вполне конкретную область мозга, отвечающую за воображение. Осознание, к чему она ведет, вошло в голову с опозданием.

– Грейнджер, – завопил он, – ты считаешь меня импотентом?

– Нарушители в библиотеке! – раздался неподалеку скрипучий голос Филча, и лестница заскрипела ему в тон.

Не успел Драко моргнуть, как они оба – Драко Малфой и Гермиона Грейнджер, совершенно неожиданно оккупировавшая его бедра, – оказались накрыты плотной прохладной тканью. Каким-то волшебным образом перед тем, как нагло усесться к нему на колени, девчонка успела погасить огонь и обогнуть стол.

– Что ты… – возмутился он.

– Тсс, – Грейнджер приложила палец к его губам, выдохнула в лицо чем-то мятно-медовым и прижалась еще плотнее. Драко взмолился основателям, чтобы гребаная гриффиндорка не ерзала, потому что, сдвинься она хоть на дюйм в сторону, сама наерзает свидетельство того, что он не импотент. Основатели, очевидно, ополчились против него, потому что Грейнджер именно так и сделала.

– О, – снова сладко выдохнула она, чем усугубила ситуацию.

Драко так отвлекся на дискомфорт в паху, что не заметил, как шаги Филча удалились от их укрытия.

– Зачем тебе эта книга, – зашептала Грейнджер на ухо, – если… – она многозначительно замолчала.

– Мантия-невидимка? – увильнул от ответа Драко. – Откуда у тебя такая дорогая вещь?

– Не то чтобы я не могла себе купить мантию-невидимку, но эта принадлежит Гарри, – схватила наживку униженная и оскорбленная, забывая о своем вопросе.

– Не хочешь меня развязать? У меня руки затекли. А сейчас еще и ноги затекут – ты не перышко, – включил Драко капризную версию себя.

– Прости, – так же быстро, как прыгнула к нему на колени, Грейнджер шмыгнула назад на стул напротив Драко, походя стянув мантию и бросив контрзаклинание, а затем снова стала колдовать над огнем в банке.

– Так книга тебе зачем? – снова спросила неугомонная.

– Грейнджер, мы с тобой не друзья, не приятели даже, с чего такой интерес к моим проблемам… – начиная возмущенную тираду, Драко не осознавал, что дает ей ответ. Идиот! Как есть идиот! Почему не сообразил сказать, что не для себя искал?

– Малфой, во-первых, извини, что заподозрила в нечистом… – она смотрела так, будто задумала какое-то ГАВНЭ, и это пугало. – Знаю, так поступать было лицемерно с моей стороны, – ага, видимо, вспомнила свою прочувствованную речь про «забыть старое и жить с чистого листа», – но… если тебя что-то беспокоит, могу помочь. Правда, я больше интересовалась магловской литературой на эту тему.

– У маглов тоже есть проклятия и зелья, провоцирующие половое бессилие? – не удержался от вопроса Драко и яростно прикусил язык. Да что с ним такое?!

– Что? Нет. Но половое бессилие бывает и у маглов. Я… много читала, – Малфой проявил крайнюю степень сдержанности и не расхохотался после этой фразы, а Грейнджер тем временем набрала в легкие воздух и закончила: – Восполняла пробелы образования. Пока что осилила около ста пятидесяти томов – от научных работ по сексологии от специалистов с мировым именем до легкого чтива.

Сто пятьдесят томов! Дыхание перехватило, и это позволило смеху не вырваться наружу. Драко искусно спрятал свое ошеломление и выдал едкое:

– Оу, зубрилка решила получить ликбез на тему секса.

– Что-то вроде того, – не поддалась на провокацию «зубрилка» и не дала ему времени съязвить про заучивание названий поз Камасутры. – Не все перешли к практике лет в четырнадцать. Я вот только летом…

Разговор принимал какой-то уж слишком интимный оборот.

– С чего ты взяла, что я в четырнадцать лет… – от негодования голос прозвучал отвратительно визгливо.

– Панси, – сухо уронила собеседница, будто это имя должно было что-то объяснить.

– Панси? – переспросил Драко.

– Панси, – подтвердила Грейнджер, и он взорвался:

– Да при чем тут Панси? Грейнджер, я не был с Панси ни в четырнадцать, ни в семнадцать, я вообще ни с кем не… Черт!

– Ой, – Гермиона ведь правильно расслышала? Драко Малфой – девственник? Нет, она понимала, что парень перед ней – не воплощение влажной девичьей мечты: тощий, угловатый, бледный как инфери, похож то ли на крысеныша, то ли на крольчонка (Гермиона загордилась, что даже мысленно смогла отвергнуть сравнение с хорьком – долой стереотипы!), но… девственник?!

Малфой шумно втянул воздух, и кончик его носа задергался. Точно крольчонок. Или все-таки крысенок? Для определенности не хватало информации о длине… хвоста. Грейнджер покраснела от этой мысли и снова вернулась к разглядыванию однокурсника. Она никогда не разглядывала Малфоя целенаправленно – знала его как бледное, невзрачное, пучеглазое длинное нечто с визгливым голосом и в дорогой одежде, и этого было достаточно. А в нем, оказывается, пряталось что-то этакое… вызывающее желание обнять и погладить по жиденьким, тонким волосам. Ну или усесться к нему на колени снова и вдохнуть запах чистоты. Чертовски приятно, когда парень пахнет чистотой, а не потными ногами. Объяснить свою внезапную заинтересованность c точки зрения логики Гермиона не смогла бы. Ну как не смогла бы… Ее всю жизнь тянуло к жалк… нуждающимся: на Крама она обратила внимание, когда заметила, как тому некомфортно барахтаться в иноязычной среде с толпой навязчивых поклонниц, пора ее увлечения Гарри совпала с периодом, когда тот был наиболее уязвим, Рон... ну Рон тоже был всегда чуть-чуть несчастненьким.

– Не нужно меня жалеть, – зашипел то ли крысеныш, то ли крольчонок, по-своему трактуя ее изучающий взгляд.

– А есть повод для жалости? Мы вроде бы выяснили, что у тебя нет проблем с эрекцией. Стоп! – Гермиона сопоставила название книги с последней информацией, которую предоставил Малфой. – Но ты до сих пор ни с кем…

– Это не твое дело, – взревел предмет грейнджеровского интереса.

– Малфой, – проговорила она своим лучшим дипломатическим тоном, – все честно. Ты теперь знаешь, какую науку я добавила в список изучаемых, я знаю, что у тебя ни с кем ничего не было. Считай это взаимной гарантией, что наш разговор не выйдет за пределы библиотеки.

– Хорошо. Тогда расходимся и забываем, что встречались, – неожиданно легко согласился Малфой. Подозрительно легко…

Все-таки у Гермионы не было уверенности, что чертова хо… слизе… («Нет ярлыкам!» – воззвала к себе она) Малфоя сдержит ее осведомленность, к тому же ее снедало любопытство, зачем ему книга о проклятиях и зельях, вызывающих половую слабость.

– Поскольку между нами отсутствует доверие, предлагаю подписать соглашение, что все обсуждаемое здесь сегодня не выйдет за пределы библиотеки и останется между нами.

– И в какое слово предлагаешь выстроить прыщи на твоем лбу?

– Или на твоем, – парировала ядовито. – Фраза «не умеет держать язык за зубами» поместится?!

Малфой внимательно посмотрел на ее лицо, медленно изучил лоб, щеки, нос, съехал глазами к губам и почему-то сглотнул.

– Поместится, – резюмировал он.

– По рукам, – это было метафорой. Не собиралась же Гермиона Грейнджер в самом деле касаться Драко Малфоя.

Тот ответил нервной кривой усмешкой. В его белесых глазах разлилось облегчение. Видимо, не она одна здесь считала взаимные откровения недостаточным основанием для доверия.

Но раз уж они нашли способ доверять друг другу, грех не воспользоваться случаем.

– Хорошо. Я заколдую пергамент, – Гермиона выхватила еще один лист из рулона, стараясь не показывать, как ее восхищает выделка, – а ты скажешь мне, что делал здесь ночью.

– Ты искал определенную информацию. Мы теперь оба знаем, о чем я читаю в свободное время. Вдруг я смогу помочь, – Малфой задумался, поэтому Гермиона удвоила напор. – И заметь, в отличие от тебя, я не пытаюсь отрицать свой интерес, как перепуганная малолетка.

На мгновение Гермионе показалось, что она перегнула.

– Ты сама сказала, что всосала библиотеку магловской литературы, меня интересует магическая.

Ага. Значит, волшебники тоже пишут и читают такие книги.

– Может, у тебя и перо есть? – прервала она прессинг.

Драко отцепил от петли на внутренней стороне рукава перо отцовского павлина, заколдованное под самопись, и, светясь от самодовольства, торжественно протянул Грейнджер.

– В отличие от некоторых, я привык всегда быть во всеоружии. Вдруг понадобится что-то срочно записать.

Реальность Гермионы Грейнджер пошла трещинами и развалилась на куски. Драко Малфой, намыливаясь посетить библиотеку ночью по личному вопросу, запасся пергаментом и пером! Среди своих многочисленных знакомых так поступала только она сама. И – что за невезение – именно сегодня не захватила любимый блокнот с заметками! Ей нечем утереть хо… Малфою нос.

– И совсем не в отличие, просто… – черт, она чуть не проговорилась про карту и увиденное на ней, – просто спешила сбежать от разговора девчонок и оставила блокнот на кровати.

– У вас тоже обсуждают?

– Еще как! Небо в алмазах, все дела…

– Небо в алмазах? – удивился Драко.

– Эвфемизм к оргазму. Ну, я думаю, что эвфемизм, – засмущалась Гермиона и в свою очередь прикусила язык.

– Оу, кажется, я разжился новым компроматом на Гермиону Грейнджер.

Гермиона Грейнджер посмотрела на Драко Малфоя взглядом василиска.

– И не боюсь признать, – отчеканила, как на уроке. – А вот ты ведешь себя…

– Что ты хочешь, чтобы я признал? Я не импотент! – грохнул Малфой кулаком по столу, вспомнил, что где-то неподалеку бродит Филч, и притих.

– Но какая-то проблема интимного характера у тебя есть, – подтолкнула к откровениям Гермиона.

– Да не знаю я, – снова вспылил парень. – Просто когда-то давно подслушал разговор матери, и теперь…

Гермиона едва ли не умирала от любопытства. О чем таком интересном могла говорить с другими ведьмами Нарцисса Малфой, что ее инфериподобный сын, вспоминая об этом, превращается по цвету в помидор?

– Твое второе имя? – резко спросила она.

– Люциус, – опешил от смены темы слизеринец.

– Я, Гермиона Джин Грейнджер, обещаю, что ничто услышанное мной сегодня, 24 декабря 1998 года, в Запретной секции библиотеки от Драко Люциуса Малфоя не будет пересказано третьим лицам нарочно или случайно и не будет передано в виде воспоминаний, – озвучила она то, что записала.

Драко одобрительно фыркнул, и Гермиона продолжила:

– Я, Драко Люциус Малфой, обещаю, что ничто услышанное мной сегодня, 24 декабря 1998 года, в Запретной секции библиотеки от Гермионы Джин Грейнджер не будет пересказано третьим лицам нарочно или случайно и не будет передано в виде воспоминаний.

– Допиши в обоих случаях про легилименцию, – решил перестраховаться Малфой.

– Зубрилка не умеет прятать мысли? – Гермионе показалось, или кто-то интересный, как одежная моль, решил с ней пофлиртовать? – Акцио перо и пергамент.

– И показано добровольно с помощью легилименции, – закончил Драко, размашисто подписался и передал перо назад, Гермиона залюбовалась его подписью и поставила свою. Вынув палочку, она пробормотала формулу заговора собственного авторства так, чтобы Малфой не разобрал слов и не увидел движение, но уловил и опознал чары неразглашения по вспышке магии.

– А теперь говори! – подняла взгляд на Драко.

– О чем? – отвел глаза он.

Возбуждение

Кабинет нашелся почти случайно – кто знал, что между классом Заклинаний и залом Наказаний прячется еще одна комнатушка? Решительность, с которой Гермиона протащила Драко по коридору, стала убывать, и она, чтобы скрыть нервозность, занялась тем, что умела хорошо – наложением защитных чар. Это и в самом деле была нужная и полезная работа: видеть еще раз Филча и миссис Норрис этой ночью не хотелось.

Драко, теребя пальцем уголок договора, рассеянно слушал бубнеж Грейнджер. Кажется, она решила оградить кабинет от любого вторжения. Прозвучал хитрый Коллопортус, и… ловушка захлопнулась. Не то чтобы он стремился к побегу, но сердце гулко застучало о грудину.

Закончив с защитой, Грейнджер обернулась и внимательно осмотрела помещение. Обстоятельная. Драко сложно было понять, восхищает его это качество или пугает.

Только бы она не превратила их будущее любовное гнездышко в учебный центр!

– Чего стоишь? Я что, должна сама все обустраивать?

И правда. Почему-то в голову Драко мысль про участие в преобразовании комнаты не пришла. Он небрежно взмахнул палочкой и убрал вековую пыль со всех поверхностей, а затем превратил старую ветхую парту в мягчайшую перину. Грейнджер фыркнула и пробормотала что-то неразборчивое про неженок и чистюль, а потом лихим движением трансфигурировала стулья в подушки разного размера и разбросала их вокруг.

Спрашивать, нужна ли им кровать, Драко застеснялся. Тем временем его будущая партнерша повернулась к центру комнаты и наколдовала огонь. Волшебство было настолько красивым, что Малфой залип, а когда банка увеличилась в размерах и превратилась в нечто вроде портативного камина, и вовсе впал в ступор.

Уместно ли признать вслух наличие таланта у девушки, с которой собираешься заняться сексом?

– Офигительно, – он смог! Драко загордился собой.

Гермиона улыбнулась, и отблески теплого огня заплясали у нее в глазах. Это завораживало.

– И ты красивая, – второй комплимент выскользнул как по маслу.

– Спасибо, – потупилась Грейнджер и опустилась на подушку возле импровизированного камина. Умиротворенная улыбка снова сменилась на ее лице строгим учительским выражением.

– Я тут подумала, что будет дико вот так вот взять и раздеться друг перед другом.

Драко мысленно согласился: раздеться было дико, а вот раздеть он был бы не против.

– Поэтому, – ох уж эти макгоналловские интонации, – предлагаю начать с того, что не так уж и страшно обнажить перед представителем другого пола.

Малфой еще не до конца понял ее задумку, когда со щелчком грейнджеровских пальцев верх его лучшей шелковой пижамы просто… исчез. Как и ее бесформенные фланелевые штаны. Увидев обнаженные по самое некуда девичьи ноги, он передумал бурчать о стоимости пижамы.

– Через пятнадцать минут исчезнет остальное, – огорошила ведьма.

С Малфоем приключился когнитивный диссонанс: перспектива так скоро обнажиться перед Грейнджер ужасала, а перспектива увидеть наконец абсолютно голую живую и теплую женщину – наоборот.

Гермиона же находилась в крайнем удивлении. Торс Драко оказался вовсе не таким костлявым, как она ожидала. Нет, он был костлявым, и косточки у него были по-девичьи тонкими, но между бледной тонкой кожей и косточками присутствовал мышечный каркас. Очень приятный глазу мышечный каркас. Согласно тезаурусу Лаванды Драко Малфой выглядел съедобно, Патил использовала бы термин «ебабельно», по Гермиониным же критериям Малфоя можно было не только обнять и плакать, но и просто обнять. Что она и сделала, притянув его голову к своей груди. Ну... чтобы руки занять.

Тот несмело обнял ее в ответ.

Все это было так неуклюже! Неужели он ждет от нее указаний?

Сначала она действительно собиралась изложить весь план: пятнадцать минут на разогрев; потом… разрядить Драко; во время рефрактерного периода попросить его помощи в ее собственном исследовании; а потом уже потренировать его выдержку. Стратегию этой части Гермиона тоже прикинула. Но перед глазами всплыла строчка из какой-то из прочитанных книг: мужчины в большинстве своем предпочитают вести в сексе, а не быть ведомыми. И вместо того чтобы вывалить на белобрысую малфоевскую голову подробную программу грядущего процесса, она почти робко спросила:

– Будем целоваться или как?

Лежать головой на мягкой, упругой девичьей груди было удобно и приятно, но предложение Драко встретил на ура – целоваться он умел и любил, хоть давно и не практиковался. Он набросился на губы Грейнджер с азартом и воодушевлением, но властная ведьмища тут же перехватила инициативу. Некоторое время они тем и занимались, что, фигурально выражаясь, пытались перетянуть одеяло. Это не приносило удовольствия ни одному из них, и Драко со звонким чмоком отстранился.

– Можно все-таки я буду целовать тебя, – попросил, заглядывая в затуманенные карие глаза.

Грейнджер сориентировалась и стала принимать поцелуй. Вот тут-то Малфою и снесло крышу: он сминал ее губы, гладил, покусывал, зализывал языком, затем, вовсе ошалевший, стал целовать все, до чего дотягивался. Грейнджер взяла его руки и положила себе на грудь. Драко тотчас отвлекся от кожи под губами в пользу того, что ощупывали руки. Ему даже стало немного стыдно, что они так долго висели плетьми. Маленькие ладошки, накрывшие кисти его рук, доходчиво показали, как нужно действовать (неужели Уизел на этом срезался? Да с такой училкой можно стать богом секса!). Рукам было чертовски приятно, вот только в штанах стало совершенно невозможно находиться. Его собственные яйца взбунтовались против его же члена и подталкивали снизу, побуждая к решительным действиям.

Гермионе нравилось происходящее.

Драко Малфой оказался неожиданно эмпатичным и трогательно чувствительным. Он не игнорировал подсказки, считывал реакции и пылко отвечал на каждое прикосновение. А как он целовался!.. Никто не целовал Гермиону так. Возможно, оттого, что парни обычно не пытались оспаривать ее доминирующую роль. Пожалуй, зря Малфой боится заработать репутацию плохого любовника, задатки у него что надо. Например, местечко чуть выше пульсирующей венки на ее шее он нашел сам. И то, что ей нравится, когда соски щиплют и скручивают, выяснил методом… щипа и скручивания. А еще он смешно всхлипывал, когда она прихватывала зубами мочку его уха, и еще часто громко дышал, когда царапала его соски, и еще выглядел восхитительно беспомощным, и еще волосы у него оказались очень-очень мягкими. Гермиона так увлеклась каталогизацией получаемых сведений, что совсем забыла про отложенное на пятнадцать минут колдовство, и исчезновение своей кофты осознала по звуку, который издал Драко. Он перестал пожирать кожу на шее и стал пожирать ее грудь глазами.

Захотелось прикрыться, но Гермиона не позволила себе проявление такой слабости – гриффиндорка она или нет? Глупо отступать теперь. Но чтобы двигаться вперед согласно намеченному плану, нужно было как-то вывести Драко из каталепсии.

С некоторой задержкой Гермиона осмыслила, что Малфой тоже наг как при рождении. Настал момент истины. Сейчас станет понятно, что с ним не так. Может, и хорошо, что он зациклился на ее груди. Гермиона осторожно придвинулась, скосила глаза вниз и… собрала в кулак всю свою (да-да!) выдержку, чтобы не прыснуть. Нет, ничего такого… просто тонкий длинный член Драко венчала огромная головка, что делало его похожим на… молодой мухомор. Впрочем, мухомор был логическим продолжением бледной поганки Драко Малфоя.

Гермиона подняла голову и встретилась с встревоженным взглядом. Значит, Малфой насмотрелся на ее вторичные половые признаки и поймал ее на разглядывании собственных первичных.

– Все с тобой в порядке, Малфой. Ну разве что… он немного похож на гриб, – чего ей стоило оставаться серьезной, знала только она.

– На гриб? – малфоевские брови взлетели вверх и спрятались под волосами.

– Вообще-то мужской половой орган и похож на гриб, – решила она спрятаться за лекцией от странности момента. – Никогда не слышал название Phallus impudicus? Это переводится как…

– Фаллос нескромный. Я не твои безмозглые питомцы, Грейнджер, – Гермиону осадили, а ей стало приятно. Что с ней не так? Но любой, кому доводилось разговаривать с умным человеком, смог бы ее понять.

– Другие его названия… – она замолчала, обнаружив искомое в памяти: что «веселка обыкновенная», что «сморчок вонючий» не прозвучало бы комплиментом, а ведь Гермиона просто хотела отойти от сравнения с мухомором. – У него есть и другие названия, – исправилась она и увела разговор в сторону. – Так что нормальный у тебя член. Без каких-либо существенных отклонений. Средний.

– У Малфоев не бывает ничего среднего! – Драко почувствовал себя таким обиженным, словно она на его глазах ощипала отцовского павлина.

– Хорошо, пусть будет больше среднего, – великодушно согласилась Грейнджер, осторожно приблизила руку к предмету пристального внимания и спросила:

Драко кивнул, не особенно понимая, на что дает добро.

– Он и в самом деле длинный, – сообщила всезнайка, медленно проводя по всему члену вверх и вниз, вверх и вниз, – а то, что головка большая, должно быть здорово, ведь это самый чувствительный участок, – иллюстрируя свои слова, она осторожно обвела пальцем контур, и Драко взвыл.

– Больно? – отдернула она палец.

Ничего вразумительного ответить он не смог. И Грейнджер продолжила свое увлекательное исследование.

– Грейнджер, как мы… если я сейчас… – Драко удавалось озвучить только часть вертящегося в голове. А потом его артикуляционный аппарат перестал контролироваться мозгом. Он смог из себя исторгнуть только короткое и растерянное:

Спазмы, прокатившиеся по телу, превратили его в нечто такое же бескостное, как рука Поттера на втором курсе.

– Потому что было бы зверством заставлять тебя держаться, когда ты так перевозбужден, – раздалось слева с интонациями «гриффиндорская зубрилка на всех уроках».

Драко фыркнул и устало растянулся на перине. С этого ракурса ему открывался отличный вид. Грейнджер ловко наложила очищающее на свои руки и его живот. Он лениво отметил, что нисколечко не испугался ее палочки. Странные дела происходят на свете. Удивляться тоже было лень. Драко сибаритствовал с огромным удовольствием. Можно было представить себя султаном наедине с одалиской. Скорее всего, потенциальной одалиске его фантазия не понравилась бы.

– Пока ты… восстанавливаешь силы, я бы хотела… – этот тон был полной противоположностью тому, которым она говорила совсем недавно. А еще Грейнджер обняла себя руками, мешая Драко наслаждаться картинкой. – Ты бы не мог понаблюдать… Я никогда… ни перед кем… вот с Роном собиралась, но тот отказался.

Мямлящая Грейнджер не нравилась Малфою – рядом с самоуверенной было спокойнее. Он почувствовал, что должен сделать что-то, чтобы вернуть ей всю ее самоуверенность. Вялый мозг не совсем улавливал, о чем она лепечет, и Драко решил действовать по наитию. Он сел, сцапал Грейнджер поперек туловища и откинулся обратно на перину. Ее грудь – ее офигенная грудь, которую он тискал только сквозь кофту, – оказалась в его руках. Он повторил все те движения, что показывала Грейнджер и еще кое-что от себя. Салазар, а ведь на ней вообще нет одежды! – дошло до Драко. Сентенция нуждалась в подтверждении, и руки храбро отправились ее проверять. В этот момент мозг дал очередной сбой, и тело стало действовать на одних рефлексах.

– Я сама! – негодующе зашипела Грейнджер, и Драко опешил, снова  повторяя свой вопрос:

Пальцы замерли на ее животе, но им очень хотелось спуститься ниже.

Ее пальцы легли поверх пальцев Драко и потянули вниз. Внизу было тепло и влажно. Это не стало неожиданностью (Драко читал о женской анатомии и физиологии), неожиданностью стала собственная реакция. Он полагал, будет противно, а все оказалось с точностью до наоборот. Особенно оживленно отреагировала определенная часть тела.

– Здесь, – Грейнджер надавила на подушечки пальцев Драко, чтоб он повторил ее движение, и коротко скомандовала: – Продолжай!

Драко и продолжал. Пока не заметил, что ее пальцы находятся совсем рядом и погружаются… погружаются в глубину, которую он сам еще не исследовал. Непорядок! Отстранив их, он повторил ее движение.

– Да, так, – получив высочайшее одобрение, Малфой воодушевился. Теперь его большой палец потирал твердую горошинку, а указательный и средний погружались во влажное естество. Он так увлекся, что не сразу среагировал на вопрос:

– На мне есть красные пятна?

Как ответить правильно? Красные пятна – это некрасиво, но тут наверняка кроется другое. Она ведь говорила… Точно! Записи в ее блокноте. Драко выключился, когда она стала показывать выписанные в столбик этапы возбуждения.

Он должен уделать Уизли – ворвалась в голову не новая, но здравая мысль.

– Дыхание у тебя поверхностное, пульс учащенный, пятен не вижу, но тут мало света, – концентрация давалась сложно, под пальцами вздрагивала Грейнджер, ее бедра неритмично дергались, а ее чертовы пальцы теперь теребили ее же соски – что за неугомонная! Драко определенно не хватало еще пары-тройки конечностей.

– Не надо, я сам, – он занял грудью вторую руку и губы. Теперь ему не было видно лица партнерши, и он не мог продолжать свой отчет, но это и к лучшему, вряд ли у Драко получилось бы выдавить из себя что-то связное. От совокупности происходящего он едва не кончил, не прикасаясь к себе.

Мышцы ее влагалища сжались, и она резко выдохнула. Малфой испугался, что сделал что-то не так. Грейнджер лежала и не шевелилась, а ее ничего не выражающий взгляд был устремлен в потолок.

– Ты не умерла?! Ты не можешь так поступить со мной! – заистерил он, картинки будущего в Азкабане заполонили его воображение, нет – не было никакого будущего, за убийство героини войны его приговорят к поцелую дементора, и дело с концом...

– Уф, – выдохнула Грейнджер.

– Уф, – выдохнул Драко, искренне надеясь, что его истерика осталась вне внимания. Неудобно-то как!

Взрослый подарок взрослой девочке

Содержание

Пробуждение

Возбуждение

Оргазм

Удовлетворение

Комментарии (0)